Дар времени

Глава 31

Джинни

2001, Иллинойс

Я стояла как вкопанная, уставившись на фотографию в рамке у себя в руке. Я почувствовала пульсацию в ушах, в то время как мое сердце бешено забилось. Ощутила каждую вену в своем теле. Как будто почувствовала, как кровь проходит через каждую артерию.

Этого не может быть. Слишком много совпадений. Я вспомнила, как Гризз попросил меня дать Мими второе имя — Рут. После того, как Томми рассказал мне о раннем детстве Гризза, я подозревала, что, возможно, Рут было именем его младшей сестры, хоть и не могла этого утверждать. У меня также не было доказательств, что он рос во Флориде.

Но я знала, что он очень любил ротвейлеров и у него был бар под названием «Разор». У меня голова пошла кругом.

— Что случилось, дитя мое? Ты выглядишь так, будто увидела призрака, — сказала сестра Мэри Кэтрин, наблюдая за мной.

Она подвела меня за локоть к удобному креслу. Я села, не отводя глаз от снимка.

— Сестра Агнес, где находится Мейкон Гров? — Мой голос дрогнул.

— О, он был настолько мал, что его, вероятно, уже поглотил какой-нибудь большой город. Это местечко в самом центре Флориды. Ничего, кроме апельсиновых рощ, насколько хватало глаз, — ответила она.

К этому моменту моя рука уже тряслась, и сестра Мэри Кэтрин выхватила у меня фотографию, пока я ее не уронила.

— Гвиневра?

Я судорожно сглотнула и глубоко вздохнула.

— Я бы хотела вернуться после того, как сестра Агнес вздремнет, и задать ей несколько вопросов об этой фотографии. То есть, если вы считаете, что это уместно и если она сможет вспомнить.

— Я тебя слышу, знаешь ли? — послышался слабый голос со стороны кровати. — И хоть я слепа и немощна, но даже сейчас смогу назвать тебе номер своей первой машины. Кажется, я совсем не устала. — Я ощутила, что ее невидящие глаза уставились в мою сторону. — Что ты хотела узнать о Рути и Разоре?

Я подняла глаза на сестру Мэри Кэтрин. Она кивнула, чтобы я продолжала.

— Все. Пожалуйста, сестра. Расскажите мне все, что о них помните и почему этот снимок до сих пор у вас.

— Что ж, началась эта история не с Рути и Разора. Она началась с другого ребенка. Маленького мальчика. — Мое сердце ухнуло вниз. Сестра Агнес выпрямилась. — Шел тысяча девятьсот сорок седьмой, мне тогда было всего двадцать два. На войне я потеряла мужа и бесцельно скиталась по родственникам в надежде найти себя. Тогда я была совершенно потеряна. Я гостила у пожилой тетушки, которая жила недалеко от Мейкон Гров. Она жила в какой-то глуши, но достаточно близко, чтобы ее разыскал мужчина, у жены которого начались схватки. Моя тетя слыла хорошей повитухой, и она была ближе, чем больница, поэтому, когда он появился у неё на пороге, она собрала необходимые принадлежности и взяла меня с собой.

Сестра замолчала и попросила у сестры Мэри Кэтрин воды. Сделав глоток, она продолжила:

— Это было печальное зрелище. Поистине печальное. Этот маленький домик посреди зарослей апельсинов. К тому времени, как мы туда добрались, несчастная женщина была почти в бреду от боли. Я так и не поняла, почему этот мужчина просто не отвез ее в больницу. Как бы то ни было, она родила прекрасного мальчика. Он был крупным. Появился и заорал во всю глотку. Тетя передала его мне обмыть, и я отнесла его на кухню. Как сейчас вижу его маленькое кругленькое личико.

Я сглотнула и задумалась, могла ли она описывать новорожденного Гризза. Голова у меня наполнилась звуком собственной пульсирующей крови. Я заметила, что выражение лица сестры Агнес стало тоскливым.

— Когда отнесла его обратно к матери, я услышала, как моя тетя говорила мужу женщины, что обеспокоена. Кровотечение у роженицы было сильнее обычного, и тетя считала, что ее нужно отвезти в больницу. Мужчина поехал до ближайшего соседа, чтобы вызвать скорую помощь. Я полагаю, мы рассчитывали на то, что скорая помощь должна приехать быстрее, чем, если бы мы попытались погрузить её в машину и повезли сами. Моя тетя позже сказала мне, что это было неважно. Кровопотеря у нее была настолько быстрой и тяжелой, что сомнительно, что её могли спасти.

Святая сестра тяжело вздохнула.

— Пока мужа не было, мать пришла в сознание и попросила ребенка. Мы положили малыша ей на руки и смотрели, как она зацеловывала его крошечную головку и тихо разговаривала с ним. Потом она подняла глаза на мою тетю и, с трудом превозмогая свою слабость, сказала нам, что хочет, чтобы хоть кто-нибудь знал правду о ее младенце.

Я выпрямилась в кресле. Голос сестры Агнес был как наркотик. Я не могла дождаться следующих слов, вслушиваясь в каждый слог, в малейшие изменения интонации ее голоса, в каждую деталь. Мое сердце так громко колотилось, что я была уверена, святые сестры слышат его стук в моей груди.

— Она рассказала нам, что выросла в маленьком городишке в предгорьях Голубого хребта. С первого класса она была влюблена в одного мальчика. Они собирались пожениться, когда его призвали на фронт в последние дни Второй мировой войны. Ту самую, на которой я и потеряла своего мужа. Она осталась одна и обнаружила, что беременна. — Сестра Агнес вздохнула. — Проживала она с пожилым дядей, омерзительным стариком, который, не колеблясь, выгнал бы ее на улицу. Она писала жениху, но ответа так и не получила. Ни она, ни его семья ничего не знали о его местонахождении, и вскоре её беременность была бы заметна. Ну, в те времена у порядочных девушек не было внебрачных отношений. По крайней мере, не должно было быть. Ей было стыдно и неловко. Оглядываясь назад, она жалела, что не осталась там, даже рискуя быть опозоренной. Жалела, что не призналась его родителям, что носит ребенка их сына. Когда мужчина, ставший позже её мужем, оказался проездом через её город в составе бригады лесорубов и проявил интерес, она ухватилась за эту возможность. Даже после того, как она объяснила свое положение, ему было все равно. Я могла его понять. Она была настоящей красавицей. Она уехала с ним и больше не вернулась.

Я не могла поверить своим ушам. Я знала, что настоящая мать Гризза умерла при родах и что человек, который воспитывал его, не был его биологическим отцом. Может ли быть так, что сестра Агнес рассказывала мне о матери Гризза? Что, если я слушаю историю его появления на свет?

— Откуда взялась фотография Рути и Разора, которую должны были сделать спустя много лет после рождения этого ребенка? — Я едва ли не подпрыгивала в своем кресле от нетерпения.

— Я до этого доберусь, дитя, — мягко сказала сестра Агнес. — Поведав нам историю, она поцеловала своего малыша и на последнем издыхании велела передать ее мужу, как она хотела бы назвать ребенка. Однако попросила нас не говорить ему, почему именно так. Она хотела, чтобы его имя было девичьей фамилией её матери. Это была бы единственная связь с ее домом и семьей, которую она оставляла своему мальчику. Она умерла, держа его на руках. Той ночью я засыпала в слезах.

— После этого я ещё на какое-то время осталась у тети и иногда заезжала в дом на окраине, чтобы проведать того мальчика. Наконец, определившись со своим призванием, я уехала от тети, но попросила ее продолжать навещать эту семью. В течение какого-то времени она так и делала. Я помню, как получила письмо от нее, в котором говорилось, что малыш вырос в крепкого карапуза с самыми яркими зелеными глазами, которые она когда-либо видела. Ярче, чем самая зеленая трава весеннего утра.

Гризз. Я ахнула, и сестра Мэри Кэтрин посмотрела на меня глазами, полными беспокойства. Я почтительно склонила голову.

— Простите, сестра Агнес. Пожалуйста, продолжайте.

— Так вот, еще моя тетя писала, что у нее плохое предчувствие — ей казалось, что, возможно, ребенку не уделялось достаточно внимания, но она выразила надежду, что все изменится к лучшему, когда мужчина, наконец, женится снова. Моя тетя умерла, и в тот дом я больше не возвращалась. — Она сделала паузу. — То есть, до тысяча девятьсот пятьдесят шестого года.

— К тому времени я уже присоединилась к католической церкви, постриглась в монахини, и проживала в разных штатах. Вернувшись во Флориду, я решила навестить этот домишко в Мейкон Гров. Тогда-то я и наткнулась на Рути с Разором, играющих на лужайке перед домом. Я помню, как на меня зарычал Разор, когда я приблизилась, но маленькая Рути шикнула на него. Я спросила, дома ли ее мать, и она ответила, что та на заднем дворе. Я спросила, с кем она здесь живет, и девочка сказала, что у нее есть папа и брат. Мне хотелось узнать, был ли ее брат тем ребенком, который появился при мне на свет несколько лет назад. Я спросила, как его зовут, но Рути называла его просто братом. Она была прелестным ребенком, но в ее глазах затаилась какая-то печаль и отчуждённость. И только когда я стала расспрашивать ее о брате, ее маленькое личико просияло.

— Поскольку камера всегда была со мной, я стала фотографировать, как они играют на лужайке. Затем ее мать, которая оказалась не слишком-то приятной женщиной, выскочила из-за угла дома и велела мне не лезть не в свои дела. Я попыталась объяснить, что когда-то бывала в этом доме, и просто хотела проверить, как поживает эта семья. Она ответила мне такими словами, какие не подобает слышать монахине и ребенку, и спросила, зачем мне нужно было фотографировать ее ребенка? Извинившись, я пообещала непременно прислать ей фотографию после того, как проявлю пленку, если она оставит мне свой адрес. Что я и сделала. Это была фотография, похожая на ту, что ты держишь. Я отправила ее по почте, как только проявила пленку.

Сестра тяжело вздохнула. Я поняла, что рассказ ее утомил, но мне хотелось, чтобы сестра закончила. Как будто чувствуя мое отчаяние, она продолжила с грустью в голосе:

— Короче говоря, вскоре после этого меня отправили в Индию. Много, много лет спустя, вернувшись в штаты, я вновь оказалась в Мейкон Гров. Я разыскала домишко, но все следы семьи давно исчезли. Расспросив жителей города, я узнала, что эта семья внезапно собралась и покинула город, никому не сообщив. — Сестра покачала головой. — Рути и Разор с тех пор находятся на моем столе для неотвеченных молитв. Мне кажется, они для меня единственная связующая ниточка с малышом, которого я когда-то приняла. У него не было зеленых глаз, когда я держала его на руках сразу после его рождения, но, несмотря на это, они меня преследовали. Думаю, я жила воспоминаниями, которые принадлежали моей тете. Этот малыш, маленькая девочка и ее собака, они все оставили след в моей душе, который не исчезнет. Они, безусловно, одна из моих молитв без ответа.

Прошло несколько минут молчания, когда до меня дошел смысл её слов. Я ждала, что пожилая монахиня продолжит, но услышала тихое сопение и поняла, что она уснула. Я повернулась к сестре Мэри Кэтрин:

— Сестра, я могу вернуться после того, как она проснется?

— Конечно, Гвиневра. Могу я спросить зачем? — поинтересовалась она, в то время как мы выходили рука об руку из комнаты сестры Агнес.

Я остановилась и взглянула в ее умное, изборожденное морщинками лицо.

— Затем, что я не совсем уверена, но думаю, что вы сможете добавить фотографию Рути и Разора в ящик к услышанным молитвам сестры Агнес.