Дай мне шанс

Глава 26

До ночи осталось недолго, а пока открывшийся пейзаж переливался всеми оттенками зеленого и сверкал под небом сотней вариаций голубого. Туман поднимался от холмов, от пышных пастбищ и прятался в глубины скалистых ущелий, где текли ручейки и реки, бормотавшие что-то на своем языке и стремившиеся к далекому морю.

День был теплым, но уже близился вечер, и солнце начало садиться, а потом быстро похолодало, и подул холодный ветер. Скоро они услышат его свист и завывания, аккомпанирующие скрипу старых деревьев, сгибающихся под натиском бури. Гид Сэнди, Колин, мог отличить каждую птицу, которая подавала голос ночью, а также любую из тех, что пели днем, различал он и всех живых существ, бегавших по холмам и долинам, разбирался и в бесконечном разнообразии кустов, трав и деревьев, поселившихся в этих местах.

Они неторопливо прогуливались по горам, направляясь к дому, Колин рассказывал какой-то анекдот, а Сэнди хохотала.

— Так, — сказал он, надвигая шляпу на уши, его глаза пылали словно угли в теплом очаге, — собака архитектора идет к груде костей, аккуратно их складывает, получается что-то вроде Эйфелевой башни, а потом возвращается к своему хозяину за похвалой. Фантастика, говорят одни. Потом собака математика идет к костям, выкладывает их в прямую линию, считает и возвращается к хозяину за похвалой. Удивительно, говорят другие. Потом собака голливудского продюсера идет к костям, стирает их в порошок, нюхает, трахает двух других собак и требует комиссионных.

Сэнди смеялась до тех пор, пока он не обратил к ней вполне серьезное лицо.

— Ты как будто знакома с той собакой, — заметил он.

Давясь смехом, Сэнди призналась:

— Держу пари, я знаю владельца. Скажи мне, сколько времени ты провел в Голливуде?

— Двадцать шесть лет, — ответил он. — Я был агентом, потом продюсером, потом работал на студиях. А потом получил свободу.

Сэнди усмехнулась:

— Но почему ты ни разу об этом не упоминал? Я и подумать не могла…

— Хвалиться тем, что был продюсером в Голливуде, все равно что хвастаться лихорадкой. Колин скривился. — Нет особых причин сообщать кому-то, кем я был в прежней жизни. Впрочем, в мое время там было больше таланта и терпимости по сравнению с нынешним днем. Сегодня во главе угла — сделка. Кто наварит больше бабок. Поскольку там я ничего не мог изменить, я отбыл свой срок и приехал сюда, чтобы залатать свою израненную душу.

— Значит, ты знал Теда Форгона? — поинтересовалась она, вынимая из кармана теплые наушники.

— Конечно, — кивнул Колин. — Он уже тогда был одним из крупных воротил, но я не помню, чтобы у меня с ним возникали совместные дела.

— Тебе повезло, — заметила Сэнди.

В процессе их долгих и частых бесед в минувшие две недели он наслушался о Теде Форгоне.

Дальше они шли молча, потом начали спускаться по склону холма к маленькому серому каменному замку, в окнах которого пылали оранжевые огни, а шотландские флаги реяли на башенках. Они подошли к двери, щеки Сэнди раскраснелись от холода, а глаза горели от ветра и радости.

— Ох, Сэнди, как раз вовремя, — всплеснула руками Оливия, когда они внесли за собой в большой холл облако холодного воздуха. Холл был вымощен плитами, в огромном французском старинном камине трещали поленья и ревел огонь. Оливия, симпатичная жена Колина, держа в руках телефонную трубку, пыталась ею отогнать кота, который инспектировал стол. — Тебе звонят, дорогая, — сказала она Сэнди.

Сердце Сэнди екнуло.

— Отнести в твою комнату, или ты поговоришь здесь? — спросила Оливия.

Сэнди застыла. Никто не знал, что она здесь, но один-единственный человек на свете мог заподозрить, где она прячется. Ожидала ли она, что он разыщет ее? Да нет, это была абсурдная мысль, и она уже сказала Оливии и Колину, что вернется в Лондон в конце недели.

— Так что? — снова спросила Оливия, целуя вошедшего мужа.

— Кто это?

Оливия улыбнулась:

— Это Том.

Сэнди стиснула трубку обеими руками, наблюдая, как Оливия с Колином проследовали на кухню. Когда дверь за ними закрылась, она еще помедлила. Этого звонка она боялась и очень ждала с тех самых пор, как приехала сюда. Вдруг ей показалось, она не знает, что сказать, хотя сто раз репетировала. Но конечно, все «домашние заготовки» сейчас полетят к черту.

— Привет, — наконец произнесла Сэнди.

— Хорошенький привет, — сказал Том, — я уже начал думать, что ты не хочешь со мной разговаривать.

— Я просто сгорала от желания поговорить с тобой, — призналась она.

— Приятно слышать. С тобой все о’кей?

— Да. А как ты?

Он сделал паузу.

— Мне нужен друг.

Губы Сэнди задрожали в улыбке, но она их покрепче стиснула.

— Ты увидишься со мной, если я приеду?

Глаза Сэнди закрылись от избытка чувств, охвативших ее.

— Где ты? — выдохнула она.

— В Хитроу. Я могу прилететь к тебе завтра.

— Тогда я скажу Колину и Оливии, чтобы они ждали.

Перед самым завтраком Сэнди наконец увидела автомобиль, въезжающий в узкий кривой переулок. Она уверяла себя, что готова к встрече, но была слишком возбуждена. Ей придется нелегко, но она знала это.

Когда она спустилась по широкой дубовой лестнице в холл, Колин, сидя за столом, разбирал документы.

— Он приехал, — сообщила Сэнди.

Колин поднял на нее глаза и улыбнулся.

— Все будет прекрасно, — пообещал он.

Сэнди кивнула, с трудом проталкивая возникший в горле комок, и улыбнулась самой своей смелой улыбкой. Он прав, конечно, но не терять храбрость духа так трудно, даже несмотря на те огромные перемены, которые произошли в ней. Она теперь поняла, почему Том так часто уезжал в этот горный уголок Шотландии.

Колин и Оливия помогали ему в самые суровые и отчаянные моменты после смерти Рейчел, поддерживая своей внутренней силой и бесконечной добротой. Они никогда не называли себя целителями и не любили, чтобы на них навешивали такой ярлык, им нравилось думать о себе как о друзьях. Но они были намного больше, чем просто друзья. Они смотрели на мир и видели в нем то, чего не видели другие, они обогащали душу и вдохновляли разум так, что невозможно было уйти отсюда, не поднявшись на новую ступень познания себя и мира.

Они видели все, из чего состоит жизнь, и хорошее, и плохое, ведь оценка жизни человеком зависит от меры его храбрости. Они никогда не проповедовали и не давали советов, не требовали никакой особенной близости к Богу, они просто приглашали друзей и друзей этих друзей и встречали их с открытым сердцем, без всяких церемоний, предлагая стать частью спокойствия и уединения этого дикого пейзажа.

Возможно, две недели недостаточно долгий срок, чтобы свершились все перемены, которых бы хотелось Сэнди. Но она была уверена, что основные все-таки произошли, и они помогут ей теперь жить намного полнее и бесстрашнее, чем прежде. Она лишь теперь начинала понимать, почему так тщетно и отчаянно добивалась Майкла, этот жалкий поиск любви был порожден собственными комплексами и дефицитом собственного достоинства. Она нуждалась в Майкле, но когда Том помог ей занять свое место в этом мире, она все увидела по-другому. До сих пор Сэнди никак не расценивала ни себя, ни свои успехи, она не понимала вообще, кто она такая, в чем особенность ее личности. Она знала только гнев и горечь, жалость к себе и негодование, направленное на тех, кто отказывался признавать и принимать ее. Она сама смотрела на себя как на человека, не заслуживающего уважения, и только сама могла что-либо в этом изменить.

Сэнди в последний раз бросила взгляд в зеркало — джинсы, длинный свитер. Она открыла дверь, и порыв ледяного ветра метнулся мимо нее к камину. А потом она увидела Тома и побежала к нему навстречу.

— Эй, посмотрите-ка на нее! — закричал он, подхватывая ее на руки и кружа. — Ты выглядишь здорово! Холодная погода, очевидно, тебе на пользу.

— Неужели я снова вижу тебя. — Она крепко обняла его и заглянула в его смеющееся лицо. — Я с трудом верю, что ты приехал.

— Так здорово обнаружить тебя здесь, — признался он. — Ты еще побудешь?

— Я уезжаю в конце недели. — Она обвила рукой его талию, и они направились к дому. — Я думала о тебе так много, я так боялась за тебя, я боялась, что ты никогда не вернешься, а значит, никогда не простишь меня. Но теперь ты — здесь, и я намерена сообщить, что ни капли не жалею о том, что сделала.

— Хорошо, я рад это слышать, — сказал он, — ты спасла мою жизнь, и я не хочу, чтобы ты об этом жалела.

Ее глаза искрились, она никак не могла от него оторваться.

— Ты проголодался? Оливия приготовила суп. Догадайся, кто пек хлеб сегодня утром?

— Не может быть, — не поверил Том.

— Должна же я была что-то делать, я так нервничала. — Сэнди отпустила его и побежала вперед. — Они ждут нас, — обернулась она. — Колин угрожал выставить бутылку самого лучшего вина, если ты приедешь.

Прежде чем он смог ответить, дверь открылась и вышла Оливия.

— Том Чамберс! — воскликнула она и протянула ему свои пухлые руки. — Тебя не было слишком долго, и мы хотим знать, что произошло в Колумбии. О, ты так прекрасно выглядишь, если бы Колин знал, как я на тебя реагирую, он бы никогда не пустил тебя на порог.

— Нет большего дурака, чем старый дурак, так ведь? — заметил Колин, отодвигая жену, чтобы пожать Тому руку. — Приветствую тебя, мой друг, рад тебя видеть.

Том засмеялся:

— Надо же, какое совпадение! Но после колумбийской и калифорнийской жары я тут отморожу свою задницу.

— Колин, ты не даешь ему пройти, — заворчала Оливия, отталкивая мужа.

— У тебя есть с собой багаж? — поинтересовался Колин.

— Ничего, что можно назвать этим словом.

Сэнди удержала улыбку на лице, но настроение упало. Совершенно ясно, Том не собирался здесь задерживаться.

— Я надеюсь, ты проголодался, — заметила Оливия. — Мы все готовились к твоему приезду. И если ты в силах рассказать нам о Колумбии, Колин может откопать свое лучшее вино прямо сейчас. Или вы хотите побыть вдвоем, без всякой компании? — добавила она, глядя на Сэнди.

Том тоже взглянул на нее.

— О нет, — произнесла она, краснея, — давайте все вместе сядем за стол. Потом, может быть, мы с тобой пойдем прогуляться, — сказала она Тому.

— Мне нравится такой вариант. — Том снова обнял Сэнди. — Так где же суп? Я проголодался.

Солнце светило ярко, но все еще было ужасно холодно, когда они поднялись по огромным серым валунам, загромождавшим дорожку, вверх, над стремительно несущейся рекой. Сэнди вполне уютно чувствовала себя в длинной куртке с наушниками и шерстяных перчатках. Том ощущал себя не хуже в симпатичной старой ушанке Колина и его куртке на меховой подкладке. Поскольку он завязал уши под подбородком и наглухо застегнулся, Сэнди не могла смотреть на него без смеха. Она не могла толком расслышать, что он говорит из-за рева воды, но это не имело значения, она знала дорогу к пещере, куда ходила много раз с Колином и Оливией.

Когда наконец они дошли до цели, то испытали долгожданное облегчение — резкий ветер уже не дул и не так громко ревела река. Вид отсюда открывался великолепный, прямо внизу распласталась долина с елями, над ней — снежные вершины, и над всем этим — потрясающе голубое небо. И на целые мили — ничего, что указывало бы на присутствие человека. Всматриваясь в эту красоту, Сэнди теряла чувство времени и ощущала тихую радость, напитывалась ею.

— Знаешь, — сказал Том, — это одно из моих самых любимых мест на земле.

— М-м-м… — ответила она, положив голову ему на плечо, — я тебя понимаю. Стоя здесь, начинаешь осознавать, какие мы маленькие и несовершенные? Да? Или как краток наш миг на земле, в то время как эти горы, этот пейзаж будут всегда?

Он улыбнулся и обнял ее.

— Давай сядем, — предложил он и вынул из рюкзака одеяло и термос с кофе, который приготовила Оливия.

— Я налью, — проговорила она.

Они уютно устроились возле скалы, грея руки о бока кружек, пещера обнимала их, словно огромная раковина. За ее пределами выл ветер, а внутри пахло сыростью, землей и покоем.

— Не хочется, чтобы сюда пришел кто-то еще, — заметила Сэнди, наблюдая, как птицы купаются в воздушных потоках. — Но было бы неплохо, если бы какая-нибудь волшебная камера сфотографировала нас здесь сейчас. — Она порывисто обернулась к нему. — Мы, по крайней мере ты — такие смешные.

Том улыбнулся и отхлебнул кофе.

Она последовала его примеру.

— Расскажи мне про Эллен, — попросила она через некоторое время. — Кажется, она уже дома, ее выписали, но в остальном? Она пришла в себя?

— Знаешь, — он задумался, — я не понимал, как обстоят дела, пока Майкл не сказал мне, что она, кажется, восстанавливается. По крайней мере физически, но, я думаю, им многое предстоит еще на других фронтах. Майкл говорил, что ночами ее мучают кошмары, будто машина перевернулась и она потеряла малыша, и еще — она постоянно видит мертвого Криса. Эллен побаивается выходить из дома, по крайней мере без Майкла. Ее родители все еще там, но собираются домой на следующей неделе.

— А как Клода?

— Она останется. Похоже, она планирует полгода проводить в Англии, с дочерью и внуками, а шесть месяцев — в Лос-Анджелесе, с Майклом, Эллен и двумя моими крестниками.

Сэнди повернулась к нему.

Он поиграл бровями, потягивая кофе.

— Поздравляю, — сказала она. — Я полагаю, второй — Робби?

Он кивнул.

— Хотя вряд ли Мичелл про это известно.

— Не думаю, чтобы с этим возникли проблемы, — заметила Сэнди. — Кстати, а как они назвали младенца?

— Коннор. Такой симпатичный парень. Ничего не делает, только плачет и спит, ну еще очень мило пукает, к невероятному восторгу Робби.

Сэнди засмеялась.

— Печально слышать, что Эллен никак не отойдет. — Она вздохнула. — Этого, конечно, следовало ожидать.

— Майкл говорит, что ты все видела.

Сэнди кивнула.

— Большей частью. — Она опустила веки. — Это было ужасно. Я в жизни так не боялась, поэтому даже не могу представить, чем это было для нее. Только Бог помог ей выйти из этого кошмара живой. И младенцу, разумеется. — Поставив кружку, Сэнди уткнулась подбородком в колени. — Я спрашивала себя: что ты чувствовал, когда ребенок оказался не твоим? Ты хотел бы, чтобы он был твой?

Он сухо усмехнулся.

— Какая-то часть меня — да, — признался он. — Но я рад за Майкла и Эллен, что это не так. — Он вздохнул. — Если я когда-либо соберусь заиметь ребенка, то пусть его матерью не будет чужая жена.

Сэнди быстро увела мысли от опасной темы.

— Что ты дальше будешь делать? — спросил он, отхлебывая кофе.

— Я? — удивленно переспросила она. — Возвращаюсь в Лондон в пятницу, где, могу себе представить, меня ждет гора дел, а потом начну думать о будущем.

— О? — заинтригованно проговорил Том.

— Скажи-ка, — попросила она, — вы с Майклом приняли какое-то решение насчет фильма?

— Несомненно, — кивнул он. — Майкл собирается продолжать.

Она шумно выдохнула, изображая невероятное облегчение.

— Прости, — сказала она, — я знаю, ты не хочешь говорить о деньгах, но все люди, которые нам так много дали…

— Все о’кей, — успокоил Том. — Это я должен просить прощения. Я тогда был слеп. Конечно, есть некоторые осложнения, но все должно уладиться, — продолжал он. — Например, следует поставить Теда Форгона на место, разбираться с кучей судебных процессов. Правда, Майкл смотрит в будущее с оптимизмом. — Том сделал паузу, ожидая, чтобы Сэнди взглянула на него. — Я знаю, что ты сделала с акциями, — тихо сказал он. — Ты отдала их Эллен, чтобы она смогла голосовать вместе с Майклом, значит, ты помогала спасать детей и, возможно, отчасти спасла свою карьеру. Поэтому, поверь, я действительно сожалею, что так вел себя с тобой.

Сэнди сложила губы бантиком и посмотрела вдаль.

— Да не была я такой благородной, — призналась она. — Эллен не говорила тебе насчет условия, которое прилагалось к тем акциям?

Он нахмурился и покачал головой.

— Она должна была сказать Майклу, что младенец его. Другими словами… — Она замолчала. — В общем, ты понимаешь, о чем я, — закончила Сэнди.

Том взял ее за подбородок и заглянул в глаза.

— Не будь слишком строга к себе, — мягко посоветовал он.

Чувствуя, как ее сердце переворачивается, Сэнди улыбнулась и отвернулась. Потом, желая скрыть свое смущение, взяла кружку и отпила большой глоток кофе.

— Так ты почувствовала пользу от времени, проведенного здесь?

— Пользу? — Она засмеялась. — Я теперь совершенно другой человек, правда, не знаю, на сколько меня хватит и как поведет себя величие духа, когда я спущусь с гор в Лондон. Это одному Богу известно. Я бы с удовольствием приезжала сюда раз в месяц, если не раз в неделю. Интересно, не проводят ли они сеансы по телефону?

— Поверь, Колин и Оливия многому научились, так что ты продержишься гораздо дольше, чем думаешь.

Казалось, он не убедил ее. Сэнди по-прежнему сидела, уткнувшись щекой в колени, и молча смотрела на него. Ей хотелось знать, можно ли расспросить о смерти Сальвадора Молины и о чувстве мести. Даже Колин и Оливия не сумели убедить его, и вот теперь Молина мертв. О его убийстве было много разноречивых сообщений, и Сэнди не терпелось выяснить, что же случилось на самом деле.

Она наконец спросила, и жесткое выражение появилось на его лице.

— Я знаю, я должен мучиться из-за того, что сделал, но это неправда. Я отстрелил ему яйца, я стоял и смотрел, как он истекает кровью, бьется, орет, но ни секунды не чувствовал раскаяния. Если бы мне предоставилась вторая попытка, — он пожал плечами, — я мог бы даже убить его.

— Я рада, что это ты оставил кому-то другому, — прокомментировала Сэнди. — Может быть, я не права, но вряд ли это облегчило бы твою дальнейшую жизнь.

— Возможно, — согласился Том.

Она хотела спросить его о Рейчел, о том, изменила ли что-то смерть Молины и Галеано, но, вероятно, еще слишком рано, и он сам не понял до конца.

— А что ты будешь делать дальше? — в свою очередь, поинтересовалась она. — Продолжишь работу над фильмом?

Он покачал головой:

— Не я. Я оставил все свои записи Эллен, и она может переписать конец, работая дома, возле мальчиков, а Майкл введет другого исполнительного продюсера.

— А ты? — настаивала она, боясь услышать ответ.

— Я? Скажем так: я отчаливаю.

— Куда же? — спросила она напряженно.

Он глубоко вдохнул.

— Хорошо, я заказал билет на самолет, рейс на Карачи, завтра ночью. Мичелл и Кэвэн все еще в афганских лагерях для беженцев, и я собираюсь навестить их. Потом хочу отдохнуть, побывать в экзотических странах, заодно приобщусь к их культуре. Будут ли это индонезийские острова или острова Южного моря, пока не знаю. Решу по дороге.

Сэнди все еще улыбалась, но она боялась заговорить, опасаясь, что голос может задрожать. Разве не этого она ожидала? Разве не этого боялась? Значит, ничего не остается, как принять свершившийся факт.

— А что ты будешь делать в Лондоне? — спросил он.

— Ах это? — Ее глаза просияли. — Сначала я должна буду поговорить с Майклом, потому что, независимо от того, какой бы замечательной, и великой, и всепрощающей я ни чувствовала себя здесь, я не могу забыть про Теда Форгона.

Он засмеялся:

— Да? Ну и что?

— Я вижу два пути. Мы можем выпихнуть этого старпера из всех проектов, голосовать против него, не принимать никаких его предложений. Признаюсь тебе честно, я с удовольствием понаблюдаю, как у него изо рта пойдет пена и он начнет крутиться волчком. А может, мы вообще сможем заставить его отказаться от «Уорлд уайд». Для этого нам, конечно, понадобится поддержка инвесторов, но это реально. Мы поговорим с адвокатами компании, чтобы сделать все законно.

Он захохотал.

— Ты не просто женщина, ты стоишь мессы, Сэнди Полл, — заявил он.

— Постарайся не забывать об этом, — мрачно предупредила она его.

Она вспомнила о его надвигающемся отъезде и о будущем, которое уже разводило их в разные стороны. Ужасная тоска затопила ее. Она отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лицо, и попробовала сказать себе: «Не все так плохо, как кажется», — но боль из сердца не уходила.

В конце концов она первая нарушила молчание, хотя ей понадобилось несколько попыток, чтобы протолкнуть слова через боль, чтобы они прозвучали достаточно громко и он бы их услышал.

— Я знаю… знаю, ты не любишь меня, — наконец вытолкнула она, — но я надеюсь, мы можем оставаться друзьями.

Она ждала, пряча глаза, упершись взглядом в землю и едва осмеливаясь дышать. Секунды тикали. Потом она почувствовала, как его рука коснулась ее и развернула.

— Я тоже, — прошептал он.

Он не отрывал от нее внимательного взгляда, и она смотрела ему в глаза и чувствовала океан слез, поднимающийся из самого сердца. Потом Сэнди смеялась, как глупо он выглядит в этой шапке, а слезы текли у нее из глаз. О Боже, он действительно очень… он невероятный, особенный человек, и это было намного тяжелее, чем она ожидала.

Он улыбнулся и ждал, когда она снова на него посмотрит, потом наклонился и накрыл ее губы своими. Ее рот задрожал, рыдание вырвалось из груди. Но все о’кей. Все в порядке. Она знает, что он не любит ее и она поступает правильно, надеясь, что придет день и кто-то все равно полюбит.