Глава 17

Аня

— Черт, здесь вообще дороги есть?! — Дима ругается, пытаясь припарковаться как можно ближе к воротам. Из-за дождей дорогу совсем размыло и только благодаря внедорожнику Димы мы быстро добрались до дома родителей. Правда столько бурчания и ругани, когда мы пробирались сквозь грязь и лужи, я не слышала за всю свою жизнь. Пока я выбираюсь с сыном из машины, Дима уже открывает багажник, чтобы достать вещи Тимы. Смотрю на него и не могу удержаться от ехидной улыбочки. Он чуть ли не под микроскопом изучал, что я складываю в сумки. В итоге набрали столько вещей, игрушек и прочих безделушек, что Тима может смело поделиться ими с целым детским садиком. Ну кто ж виноват, что Дима решил, что без любимых игрушек Тимочка будет скучать. И теперь этот несносный мужчина пытается удержать все это добро и не рухнуть с ним в грязную лужу рядом с машиной.

Замечаю, как в доме шелохнулась занавеска и через пару минут ворота открываются. Ко мне навстречу выбегают братья. Я немного зависаю, глядя на моих сорванцов. За несколько месяцев они очень сильно вытянулись, скоро будут выше меня. Подбегают к Диме и спасают его от неминуемого позора купания в грязи, забрав несколько сумок.

И вот таким шумным табором мы вваливаемся в дом. В прихожей тесно, и мы постоянно сталкиваемся, пытаясь разобраться в этом бардаке из сумок, вещей и обуви. Когда наконец-то вырываемся в зал, ко мне тут же подбегает мама. Она протягивает руки к Тиме, чтобы взять его на руки. Но тот сначала куксится и не хочет к ней идти. Поворачивает ко мне головку, и обиженно нахохлившись, хватается за воротник.

— Ну вот видишь, я же говорил, Тима не захочет тут без нас оставаться, — Дима шепчет мне на ухо торжествующе. Но как раз в этот момент Тима успокаивается и с опаской, но все же идет на руки к маме.

Дима недовольно цокает и начинает осматриваться. В прошлый раз он толком и не разглядел мое жилье, ему было не до этого. А сейчас он внимательно смотрит на деревянный скрипучий пол, на стены со старыми обоями. Его взгляд останавливается на мебели. Всю мебель в доме делал отец своими руками и, несмотря на время, она до сих пор в очень хорошем состоянии.

— Так, а что у вас за отопление, — Дима подходит к батареям, трогает их и тут же одергивает руку.

— Так это, углем топлю, печка у нас, — отчим настороженно смотрит на Диму, видимо сам не ожидал, что будет такой допрос с пристрастием.

— Печка? — Дима смотрит на меня с ужасом, — а если дым пойдет? Угореть же можно.

По все его позе и выражению лица вижу, что он готов схватить нас в охапку и нестись отсюда без оглядки.

— Да нет, не переживайте. Печка не в жилом помещении, в пристройке. И ночью я встаю и топлю. Иногда вон сыновья помогают. Так что всегда будет тепло, и опасности никакой.

Дима хмурится еще больше. — А ванная у вас где?

Олег Андреевич вздыхает, — Пойдемте, все вам покажу, — делает рукой приглашающий жест и ведет Диму показывать остальные помещения.

— Какой он у тебя заботливый, так о сыне переживает. Совсем как твой отец. Он тоже всегда очень переживал, чтобы вам удобно было.

— Да, папа у нас был самый лучший, — невольно вздыхаю, как, впрочем, и всегда при воспоминании о моем отце. Я думала, что лучше отца чем мой папа уже быть не может. Но глядя на Диму понимаю, что он вполне может оспорить это звание. Конечно, когда у него появится семья и свои дети. С горечью вздыхаю, потому что Тиме с отцом совсем не повезло. Мама тем временем активно налаживает контакт со своим внуком и ласково разглядывает его.

— Хороший он у тебя и спокойный такой. И богатырь, весь в своего папу, — на этих словах грудь болезненно сжимают стальные тиски.

— Вот смотри, глазки, как у папы, и руки такие же сильные. Богатырь будет, как Димочка.

Поворачиваю голову и вижу, что в проеме стоит Дима и внимательно смотрит на нас. Мне становится ужасно стыдно. Видимо наступил момент, когда я во всем должна сознаться. Медлить уже нельзя, и так завралась по уши. Набираю в грудь побольше воздуха и прикрыв глаза готовлюсь к долгой и нелегкой тираде.

— Нет, мам, не похож совсем. Он не может быть…

— Тебе мать сказала похож, значит похож, — меня вдруг прерывает резкий голос Димы. — Лишь бы поспорить.

— Ооо, это она всегда любила, — смеется мама, — ну такая болтушка всегда была, хоть кого заболтает.

— А у вас есть фото Ани в детстве?

— Есть, конечно. Муж любил фотографировать и много снимков распечатал. Сейчас принесу альбом.

Мама бежит за альбомом, а я в недоумении смотрю на Диму.

— Тебе зачем мои детские фотки?

— Ну надо же чем-то время скоротать. Хочу увидеть тебя в одних трусиках.

На этом двусмысленном заявлении я вспыхиваю и не знаю куда себя деть от пристального и изучающего взгляда. Меня спасает мама, которая возвращается обратно со старым фотоальбомом в руках. Отец бережно вклеивал в него наши фотографии и ставил дату под каждой. Под некоторыми даже оставлял забавные подписи.

Они усаживаются на наш ветхий и местами уже сильно ободранный диван и кажется полностью забывают о моем присутствии. Мама увлеченно комментирует каждое фото. Ее взгляд становится особенно нежным, когда она показывает фотографии с нашим папой. В какой-то момент вижу, как меняется лицо Димы. Ну, конечно. Когда он еще увидит фото со мной на горшке и с цветком в руке.

Через два часа мы выезжаем, и успеваем как раз вовремя к посадке на самолет.

Я миллион раз поблагодарила Бога за свой терпеливый характер, иначе запустила бы в Диму чем-нибудь тяжелым. Всю дорогу он беспрерывно спрашивал достаточно ли у меня теплых вещей, выяснял сколько у меня денег и взяла ли я карту города. Спорить с этим упрямцем бессмысленно. Все должен держать под полным контролем. Название гостиницы, и даже номер где я буду проживать он заранее узнал и записал в телефоне. Хотя не удивлюсь, если он все уже выучил наизусть, включая телефон Сергея и его ассистентки, которая будет непосредственно курировать мою работу.

— Каждый вечер чтобы звонила.

— Хорошо, перед прогулкой буду тебе звонить.

— Не понял. Какой прогулкой? — Дима хмурится и грозно смотрит на меня.

— Ну как какой. Я же днем буду работать. Время посмотреть город будет только вечером. Но в Питере много ночных музеев. Я уже все посмотрела…

— Какие ночные музеи!? Ты что придумала!? Ты хоть понимаешь, что там может быть опасно ночью? Чтобы после шести вечера в гостинице сидела, поняла?! Буду звонить и проверять.

Вздыхаю, понимая, что спорить бесполезно, лучше сейчас согласиться. А там война план покажет.

— Ладно, Дим, мне на регистратуру идти пора, — смотрю на него, и вдруг такая щемящая тоска грудь сдавливает. Умом понимаю, что максимум на неделю расстаёмся, но ничего с собой поделать не могу. И в глазах Димы вижу отражение своей грусти, к которой примешались тревога и беспокойство.

— Давай, беги, — ласково обнимает меня и прижимает к себе. Чувствую его дыхание около своего уха, и прижимаюсь к нему еще сильнее. Он не торопится меня отпустить, но время неумолимо летит вперед и мне приходится вынырнуть из его теплых объятий в холодный воздух аэропорта. Бегу на регистратуру, чтобы уже через несколько часов приземлиться в городе, который мечтала посетить сколько себя помню.

Питер встречает меня пронизывающим ветром и холодом. Низкие облака давят своей свинцовой тяжестью. Пока добираюсь в гостиницу на такси с удовольствием разглядываю улицы. Каждое здание — это практически памятник культуры. Старинные улочки уходят вглубь между домами. Вижу, как на остановках стоят люди в теплой одежде и ежатся от холода. С жадностью разглядывая город через окно машины, не замечаю, как такси подъезжает к гостинице. Мне даже становится жаль, что поездка заняла так мало времени. Расплатившись с таксистом выхожу и беру свой чемодан. Взяла с собой только самое необходимое, несколько блузок, пару брюк, и одно коктейльное платье. Мне сказали, что оно пригодится, так как в последний день будет небольшой фуршет, и я должна буду там быть в качестве устного переводчика. Дима долго ворчал, увидев, что я складываю это платье в чемодан. Оно видите ли слишком открытое, и я могу в нем простудиться. И вообще, переводчик, по его мнению, может и в деловом костюме на фуршете быть, работа все-таки. Я тогда просто выставила Диму из своей комнаты, громко захлопнув дверью перед его недовольным лицом. А потому что надоел со своими указаниями и бурчанием.

Сейчас, вспоминая его нахмуренное лицо, я невольно вздыхаю. Прошло всего несколько часов, а мне уже не хватает сына, и этого несносного и вредного, но самого доброго и заботливого мужчину на свете. Ставлю чемодан на кровать и открываю его, чтобы развесить все вещи в шкафу. Несколько секунд не моргая смотрю вглубь чемодана и начинаю громко хохотать. На самом верху, прямо над моим красивым коктейльным платьем лежат аккуратно сложенные вязаные гамаши с начесом.

Загрузка...