Держи меня крепче

Глава 28

Дима

— Давыдов! Быстро! Ко мне! В кабинет! — Елена Захаровна рявкает мне таким командным тоном, что все, кто был рядом, втягивают голову в плечи и стараются испариться из зоны ее видимости в доли секунды. Потому что знают, что попасть под горячую руку Елены Захаровны — это намного хуже, чем попасть под едущий каток. Разница только в одном — после катка еще есть шанс выжить. Меня ее гнев всегда обходил стороной, потому что каким бы разгильдяем я не был, но работу свою знал хорошо. Но последний месяц я методично и изощренно испытывал терпение всего персонала клиники и ее лично. И видимо настал предел даже для такого железного терпения, как у Захаровны. Молча захожу в ее кабинет и закрываю за собой дверь. Захаровна стоит за своим столом и опирается о него руками. Смотрит на меня немигающим взглядом, поджав губы. На столе разбросаны листы бумаги, что нетипично для такой аккуратистки, как она.

— Ну ка быстро сел, — кивком указывает мне на стул, и я молча выполняю ее приказ. Понимаю, что разговор будет непростым и набираю полные легкие воздуха, внутренне готовясь услышать не самые лицеприятные вещи о себе. Не знаю почему, но именно сейчас невольно вспоминаю, как несколько месяцев назад также зашел в кабинет и застал на этом самом стуле Аню. Она тогда представляла из себя жалкое зрелище со сгорбленной спиной и взглядом побитой собаки. Невольно ухмыляюсь. Наверное, сейчас я выгляжу ненамного лучше, чем она в тот день. Но что неизменно, так это Елена Захаровна, которой приходится всегда быть по ту сторону стола и пытаться достучаться до таких непутевых как мы.

— Давыдов, что с тобой? Ты совсем берега попутал? Ходишь по больнице и кошмаришь весь персонал. Санитарок уже до слез довел, они видят тебя и уносят ноги, чтобы не дай Бог ты их не заметил.

— Да потому что курицы тупые, не могут…

— А ну рот закрыл. Я каждую санитарку, каждого врача лично проверяю, прежде чем к нам взять. Нет здесь тупых куриц, Димочка, — Елена Захаровна резко выдыхает, и наклонив голову, постукивает подушечками пальцев по столу.

— Ладно наши врачи, внутри мы конфликт замнем как ни будь. И то не факт, если кто в Защиту труда пойдет. А поводов уже предостаточно, Димочка. Каждый день жалобы выслушиваю и всеми правдами, и неправдами успокаиваю коллег. Но есть кое-что похуже. На тебя сегодня поступила жалоба. От мужа нашей роженицы, Васильевой Ирины.

— Это от того хлюпика, который все роды у меня под ногами мешался?

— В смысле мешался? У них были партнерские роды, он имел право быть рядом. И они это заранее с нами обговорили. А ты что сделал?

— И что я такого ужасного сделал?

— Ты выпихнул его из родильного зала, еще и нахамил напоследок.

— Да потому что достал. Каждую минуту лез под руку, советы мне давал. Мне?! Если у его жены слабая родовая деятельность, кто виноват? Я и так делал все что мог. И вообще, нечего мужику на родах быть. Ему это зачем? Сидел бы, как все нормальные мужики, в коридоре и ждал своего часа.

— А это Дима вообще не твое собачье дело. Это было их решение. А ты им испортил самое важное событие в жизни.

Елена Захаровна устало выдыхает и наконец то садится в свое кресло. Трет свои виски, и я вижу, что темные круги под глазами становятся отчетливее. Лоб разрезают морщинки, и теперь она мне кажется на лет десять старше. У нее и без меня проблем всегда хватает, а тут еще я со своим не самым покладистым характером. Раньше я всегда мужественно терпел, когда под рукой крутился какой-нибудь озабоченный папаша и раздавал мне советы. А в тот раз не сдержался. Нервы сдали и я, взяв его за лацканы одежды, выставил за пределы палаты. К счастью после этого ребенок родился быстро, и мне не пришлось долго слушать его ругань за дверью. Но, конечно, признать свою вину я не могу, хотя бы из природной вредности.

— Ой, да ладно. Еще нарожают.

— Хорошо. А вот что с его жалобой будем делать?

— Выкинь в мусорку.

— Да не получится, Димочка. Он жалобу не мне написал. Он в Министерство не поленился съездить. Вот, письмо официальное. Приедут с проверкой теперь.

Хмуро смотрю на письмо и до меня плавно доходит весь смысл и пипец происходящего.

— Ты понимаешь, что тебе как минимум могут выговор влепить за профнепригодность? А как максимум отобрать диплом, и ты вообще врачом не сможешь работать.

— Да, ладно, ну подумаешь чуть переборщил.

— Дима, они персонал будут расспрашивать. Возможно пациентов. Ты уверен, что все в один голос тебя защищать будут? Ты за последнее время и с персоналом, и с пациентами — со всеми ругался.

— Не ругался я ни с кем. Ну приходилось иногда объяснять, как работу свою делать…

— Так, Дима, все! Мое терпение закончилось. С завтрашнего дня ты отстранен до окончания разбирательства. Я попробую замять это дело, но тебе пока лучше не отсвечивать, только хуже будет для всех.

— Елена Захаровна, я.… — а что я? И не знаю, что сказать. Правильно все она сказала, крыть мне нечем.

— Ты когда в отпуске был в последний раз?

— Год, два назад… или…

— Вот именно. Отдохни с месяц. А то уже на людей стал бросаться. Так выгоришь, и совсем не захочешь в профессию возвращаться. А несмотря ни на что врач то ты один из лучших. И Дим… не знаю, что уж у тебя случилось… Разберись уже со своей жизнью.

Елена Захаровна как всегда проницательно и точно бьет в самое яблочко. За столько лет руководящей должности, да еще на таком ответственном участке, она научилась безошибочно считывать и понимать людей.

— Я тут постараюсь все уладить, связи все-таки есть какие никакие. А ты за это время постарайся наладить свои отношения с Аней, на тебя смотреть страшно.

Вздрагиваю и с удивлением смотрю на нее. Я и слова не говорил о том, что у нас отношения с Аней. Да что там, я даже не рассказывал, что приютил ее у себя.

— Что смотришь, глаза выпучил. Я в тот день видела, как Аня на скамейке сидела и плакала. Думала уже к себе ее забрать, а потом домой отправить. Только ты меня опередил. Видела я тогда, как ты ее в машину к себе посадил. А потом тебя как подменили — на человека стал похож, улыбаться стал. На работе больше не задерживался. Тут гением не надо быть, чтобы сложить два плюс два.

С удивлением смотрю на нее, вот ведь кого никогда вокруг пальца не обведешь.

— Обидел я ее, — с горьким вздохом признаюсь ей. Наговорил лишнего, не простит она меня.

— Простит, если любит. Так уж женское сердце устроено. Ты главное скажи — ты сам то ее любишь?

— Люблю, — отвечаю без малейшей паузы и замираю в шоке. Первый раз произношу это слово вслух. И только сейчас, когда оно срывается с моих губ, я понимаю, что хочу сказать его еще много и много раз. И чтобы при этом смотреть в глаза Ани и видеть в них отражение своих чувств.

— Ну тогда что стоишь. Борись за нее. Девушка то она хорошая. Ну да, обожглась по молодости. Но не сдалась, не испугалась. Такая как она никогда не предаст и не бросит. А в жизни всякое ведь бывает, Дима.

Киваю и молча выхожу из кабинета. Иду по коридору дальше и вижу, как из-за угла выходит, а потом резко поворачивается и убегает наша стажерка. Да уж, навел я тут страху. Последний месяц, как Аня ушла, все пошло кувырком. Сначала пытался держаться и даже уговорил себя, что все к лучшему, что старая жизнь меня более чем устраивала. Что ничего нет лучше, чем вернуться ночью с работы, поесть наспех приготовленный из полуфабрикатов ужин, и завалиться спать. Чтобы с утра снова повторить весь этот круг сначала. И так до бесконечности. Не нужно ни о ком заботиться, не нужно думать о ежедневных бытовых проблемах. Все прекрасно. Все настолько прекрасно, что хочется выть. Каждый день, подъезжая домой, все выглядывал Антонину Михайловну. Пару раз видел ее и подходил поздороваться. Спрашивал, как там Аня, но ответ всегда был лаконичным — С ней все хорошо.

Так шел день за днем, и я незаметно для себя стал срываться. Мне до тошноты в горле было тоскливо. Днем я забивал голову мыслями о работе, ругался и препирался со всеми, а ночью наступал мой персональный ад. Несколько раз я порывался среди ночи вскочить и пойти к Антонине Михайловне. Хотел заставить ее сказать мне адрес Ани, хотел мчаться к ней, упасть в ноги и умолять не выгонять меня. Останавливал себя уже в коридоре и стонал как раненый зверь, понимая глупость всех своих порывов. Разве она простит меня после всего, что я наговорил ей. Но самое главное, я до спазма в кишках боялся услышать, что наши отношения были ошибкой, и что я им не нужен. Я покрывался холодным противным потом при одной мысли, что Аня разочарована во мне, и что жалеет о наших с ней отношениях. Возможно, она также как мои отец и брат считает, что я неудачник и лучше бы не появлялся в ее жизни.

Сажусь в машину и завожу мотор. Пока еду прокручиваю в голове слова, сказанные Еленой Захаровной. Но фоном всех моих мыслей громко, словно набатом, звучит одно единственно слово — Люблю. Неожиданно все становится кристально ясно и понятно. Аня нужна мне. Нужна как воздух, которым я дышу. Я очень даже не уверен, что ей нужен такой кретин как я. Но я же гребаный эгоист. Я вдруг явственно понимаю, что заберу ее себе, хочет она того, или нет. Елена Захаровна права, мне в жизни выпал шанс, причем не знаю за какие уж такие заслуги. И я сам своими руками отказался от него.

Стою на светофоре пока горит красный свет и в этот момент слышу, как звонит мой телефон. Смотрю на него мельком. Когда я за рулем, то стараюсь не отвечать на звонки. Но имя, которое высветилось на дисплее не дает мне возможности не ответить. Слишком редко этот абонент звонит мне.