Десять причин никогда не быть с тобой

Причина десятая. Принуждение. Маркус

Десять лет назад

Маркус:

«Я был слишком беспечен», — корил себя он, пока ещё стойко выдерживая накатывающие на Джэйн волны вожделения. Любовное зелье — самое опасное женское оружие, и ему не следовало забывать о такой угрозе! Теперь уже было поздно, и всё, что он мог — это лишь пытаться ослабить последствия. Маркус дал Джэйн немного снотворного, чтобы выгадать время. Крохотная отсрочка перед неизменным финалом. Любовное зелье никогда не давало сбоев, а уж поверить, что Найиль (а Маркус не сомневался в причастности матери) могла как-то напортачить, и вовсе было невозможно. Это Нэриэл мог действовать порывисто, порой совершая нелепые ошибки, тогда как матушка всегда долго готовилась, но наносила точный удар. И даже сейчас в её плане не было изъяна. Не успей он вмешаться и увести Джэйн с праздника, та прилюдно опозорила бы себя, но и без того, Маркус оказывался в очень щекотливом положении. Его откровенно толкали на безумие. Но разве мог он просто воспользоваться своей ученицей? Даже не будь между ними истинной связи, Маркус никогда бы так не поступил, что бы там матушка не думала. Впрочем, его бы не удивило, если бы та просчитала и это. В любом случае, они уже поклялись на крови, хотя он и думал сделать это несколько позже, когда у Джэйн появятся не только чувства, но и осознанность.

Он остановился возле двери Саманты и осторожно постучал. Ему не ответили. Он постучал чуть громче, но в комнате оставалось тихо. Маркус невольно нахмурился. Саманта обычно любила засидеться за полночь с книгой, могли ли она в праздник решить лечь пораньше? Слишком подозрительно!

Чувствуя всё нарастающее беспокойство, он толкнул дверь, но та не поддалась. Сестра никогда не закрывалась. Что-то тут точно было не так. Маркус надавил сильнее, применяя магию: замок слетел и дверь, наконец, открылась. В комнате было темно и тихо. Похоже, им предстоит непростой разговор, но сейчас он не мог тратить время на догадки. Маркус зажёг магический шар и торопливо подошёл к столу. Отодвинув книги и порывшись в свитках и записях, он отыскал украшенную цветами тетрадь с записями Илларии. Затем, не мешкая, Маркус поторопился на кухню и, только поставив котелок, принялся листать пожелтевшие страницы. Зелье невидимости, зелье забвения, зелье, насылающее кошмары и зелье, заставляющее говорить истину — всё это они с Самантой уже пробовали сделать. Блистательные рецепты с великолепным результатом. Маркус перевернул очередную страницу. Та немного отличалась от прочих — два неосторожных пятна красовались на краю.

— Зелье для чтения воспоминаний предмета, — прочитал Маркус и нехорошее предчувствие кольнуло его, но он отодвинул тревожащую мысль на второй план. Сейчас было важнее другое. Пролистав ещё с десяток страниц, Маркус, наконец, нашёл нужную. Любовное зелье. Он внимательно изучил рецепт и закрутился по кухне. Перебирая банки, коробки и свёртки, Маркус облегчённо вздохнул, когда понял, что ему хватает ингредиентов.

Работа была кропотливой и тонкой, требующей предельного внимания и точно выверенного соотношения. Однако, наблюдая за изменением цвета, запаха и текстуры создаваемого зелья, Маркус прикидывал в уме всевозможные варианты изменений. Он пытался найти возможность смягчить ужасающий побочный эффект, но отметал все приходящие в голову идеи. Сложный состав зелья был слишком нестабильным, и любое несоответствие могло и вовсе его испортить. Маркус наблюдал за тем, как бурлящая жидкость стремительно выцветала, пока не стала совершенно прозрачной, словно обычная вода. Всё вышло идеально.

На краю сознания уже царапали неясные образы лёгких сновидений Джэйн — она вот-вот должна была проснуться. Маркус торопливо налил в чашку приготовленное зелье и поставил ту на поднос. Вынужденная мера. Пока он не выяснит все риски, придётся поддерживать у Джэйн состояние безумной влюблённости, как бы ужасно то ни было. Но для начала стоило выяснить, каково это проснуться после любовного напитка. Маркус поставил вторую чашку и вылил в неё остатки, а затем залпом выпил обжигающее зелье. Мир перед глазами сразу помутнел, а сознание притупилось. Внутри медленно, подобно лаве в кратере начавшего просыпаться вулкана, разгоралось пламя. Нужно поспешить…

Голова трещала, будто кто-то бил по ней палкой изнутри. Тело казалось тяжелым, чужим и неспокойным, а нервы чуть ли не звенели от невероятного натяжения. Сознание будто заволокло непроглядным туманом, в котором с каждым мгновением стремительно росло тупое, бессмысленное и беспощадное раздражение. Едва различимый звук — дыхания кого-то оказавшегося рядом — рождал безумные, дикие желания. Наброситься, сжать руки на тонкой шее и сдавить так сильно, чтобы больше никогда не слышать этого!

Маркус не спешил открыть глаза, всё больше прислушиваясь к себе. Сердце билось неровным толчками, будто он только что убегал от чудовища, разгорячённая кровь обжигала жилы внезапной болезненной яростью. Ему нужно было куда-то её выплеснуть, пока та не сожгла его изнутри. Он сорвался с кровати и бросился в уборную. Не раздумывая, Маркус вылил на себя ушат холодной воды, но не испытал ни секунды облегчения. Напротив, он ощутил ещё большую злобу. Его раздражало буквально всё: стук капель воды, стекавшей по столику, слепящий солнечный луч, пробившийся через мутное стекло и угодивший в зеркало, мурашки, побежавшие по коже. Ярость кипела внутри подобно бурлящему котлу, обещая в любое мгновение перелиться через край. Она требовала выхода, неважно какого. Казалось, достаточно обрушиться на стены и крушить их, превращая в каменную крошку, и тогда это мерзкое чувство бесконечной ненависти ко всему, наконец, оставит его. Маркус уже занёс руки, когда в его воспалённом мозгу прозвучал нежный голосок.

— Где же он? Почему оставил меня?

Она проснулась, и её сознание всё так же плыло в сладком мареве наведённых чар. Новая порция зелья прекрасно действовала, тогда как Маркус едва мог контролировать себя. Его терзали противоречивые желания: растерзать хозяйку отвратительного голоса и защитить ту любой ценой, даже от самого себя!

— Мне нельзя её видеть, — прошептал себе под нос Маркус и бросился к зеркалу. Нервно рисуя символы, он с трудом сдерживал клокочущие внутри чувства. Нервы были на пределе, так что руки чуть заметно тряслись от невероятного напряжения. И вот уже лёгкая дымка затянула зеркальную гладь, и Маркус нырнул в неё, словно в омут.

Он вывалился в подвале собственного дома, прежде чем ярость и гнев вырвались наружу. Стены превращались в пыль, потолок вибрировал и осыпался, пол под ногами трескался и ходил ходуном. Казалось, ещё немного и под ним разверзнется пропасть, или же его придавит обрушившийся свод. Но вдруг во кромешной тьме молнией пробежало пламя, и всё вокруг загорелось. Огонь охватил и всего Маркуса, но вместо жуткой боли, он ощущал, как мышцы тела расслабляются, а сознание очищается. Ярость сгорала, превращаясь в болезненное чувство вины. Маркус знал, кто его спас и понимал почему, но это лишь усиливало появившуюся во рту горечь. Он чуть не подвел не только себя и Джэйн, но и саламандр.

«Ты с ума сошёл? — Мордочка Саларс вспыхнула прямо перед его носом. — Как ты умудрился довести себя до такого состояния?»

— Любовное зелье, — хрипло ответил Маркус.

Взгляд саламандры скользнул по нему, а затем огонь, всё ещё окружавший его, стал злее. Он щипал и больно покусывал кожу, обещая оставить пузырящиеся ожоги.

— Я просчитался, — виновато прошептал Маркус. — И глупо попался в ловушку.

Огоньки на гребне Саларс из оранжевых стали тёмно-красными. Она явно была озадачена, что, впрочем, не помешало ей высказать своё неодобрение:

«Я ведь предупреждала, что искажение истинной связи не пройдет без последствий!»

«Думаешь, узнай Найиль или Нэриэл, что я с ней связан, их бы это остановило?» — перешёл он на мысленную речь.

«Нет, но вам было бы легче это преодолеть». — Саларс была непреклонна.

Слова саламандры звучали укором, и Маркус невольно задумался: что, если открыться Джэйн сейчас? Смогут ли они противостоять той ненависти, что неизбежно появится после зелья? Он вспомнил своё утро и вновь взглянул на Саларс.

«Мне нужна будет твоя помощь. Я уверен, что есть способ уменьшить ярость и гнев. Вчера мне это не удалось, но испробованы не все варианты!»

«И что же ты хочешь? Я ничего не понимаю в волшебных зельях!»

«Я не могу проверять это на ней!» — Он с надеждой воззрился на саламандру.

«Если ты будешь ходить весь в ожогах — вини только себя!» — буркнула она.

Пламя последний раз прокатилось по его телу, а затем погасло, оставив Маркуса наедине с темнотой. Он медленно побрел наверх, по пути пытаясь вспомнить, оставался ли тёплый плащ в закутке перед выходом на кухню. Выходить нагим на свет ему совсем не хотелось. К счастью, плащ оказался на месте, и, завернувшись в него, Маркус выбрался из подвала, а затем и беспрепятственно добрался до своего кабинета. В спальню пока он вернуться не мог: одурманенная Джэйн всё ещё торчала там. Она с неподдельным интересом изучала обстановку. Ей нравилась незатейливая мебель, собранная им самостоятельно, тонкое шерстяное покрывало с вышитыми саламандрами и мягкий ковёр цвета пламени. Она успела заправить кровать и теперь бродила по комнате то и дело остановилась, чтобы что-то рассмотреть повнимательнее.

Маркус ощутил внезапный порыв увезти её, спрятать куда-то, где никто и никогда не сможет их потревожить. Что если отправиться в тот закрытый мир, встретиться с родителями и, наконец, всё объяснить? Эта идея завладела им полностью. Он готов был действовать, но внезапно в дверь кабинета постучали.

«Саманта!» — мгновенно понял Маркус и недоброе предчувствие холодной волной пробежалось внутри.

— Минутку, — попросил он и спешно принялся одеваться. Благо, шкаф с официальной одеждой находился в кабинете и здесь было всё от рубашек до башмаков.

Едва ли прошла и половина минуты, как Маркус уже открывал дверь. Сердце его ёкнуло, едва он увидел сестру. Она была сама не своя. Её трясло, словно в лихорадке, лицо побледнело, а губы, казалось, и вовсе потеряли цвет. И даже зрачки расширились настолько, что с трудом можно было заметить тонкий ободок голубой радужки.

— Брат… — Её голос дрожал и звучал хрипло. — Прости…

Саманта неловко пошатнулась и опасно накренилась в бок. Маркус успел подхватить её, затем осторожно, ничего не спрашивая, помог добраться до кресла. Она завалилась туда, совершенно обессиленная. И что только довело её до такого жуткого состояния? Догадки были, но Маркус не спешил их озвучивать, решив прежде позаботиться:

— Заварить тебе чай или сделать целебный отвар?

Она мотнула головой и вцепилась руками в подлокотники. Маркус ощущал исходящий от сестры ужас и отчаяние, но не торопил её с рассказом. Что бы там ни было, оно уже произошло. Он пододвинул ближе соседнее кресло и уселся напротив, как делал всегда во время их уроков.

— Ты можешь всё мне рассказать, я не стану тебя ругать или осуждать, — мягко произнёс Маркус, желая хоть немного успокоить её.

— Я… — снова заговорила Саманта и тут же осеклась, а её глаза вдруг начали наполняться слезами. — Я тебя не послушалась… — Она всхлипнула, а её голос стал безжизненным и слабым. — Решила проследить, пойдёт ли Найиль на бал…

— Ты всё-таки пробралась в цитадель, — тяжело вздохнув, продолжил за неё Маркус. Он видел матушку на празднике, но им не довелось даже переглянуться. Правда, теперь Маркус понимал, что то было совсем не случайностью.

— Да, — одними губами произнесла Саманта, а затем, снова всхлипнув, зашептала: — я прочитала о тайном ходе в записках Илларии и воспользовалась им. Мне казалось, так меня не смогут обнаружить. Я обходила все защитные чары, но…

— Вы всё равно встретились, — решил помочь ей Маркус. Ему было больно видеть, как трясётся его сестра, но он пока не мог понять причину столь ужасного состояния.

Саманта кивнула и зажмурилась. Слёзы совсем заволокли её глаза, тонкими струями полосуя скулы.

— Я смогла увидеть зеркало, — сдавленно проговорила она. — И оно… я… я не знаю, что это такое! — Её голос предательски сорвался.

Маркус напряжённо ждал, пытаясь унять растущую тревогу. Он не хотел ещё больше беспокоить Джэйн, она и так уже начала искать его по всему дому. Нужно было занять её чем-то, чтобы та ненароком не ворвалась в кабинет. Например, отправить на прогулку в сад…

— Оно… правда не отражает… и чем-то похоже на Врата… — Саманта с трудом выдавливала из себя короткие фразы. — И там кто-то есть… Нечто тёмное и…

Её плечи задрожали сильнее, раздался новый всхлип, и сестра спрятала плачущее лицо в руки.

— Я не хотела… Я не знала… — шептала она сквозь рыдания. — Я… всего лишь… оттолкнула её!

Дальше вырывались лишь несвязные слова, из которых почти ничего невозможно было понять.

— Ты встретилась с матушкой, — уцепился за то, что ещё успел понять Маркус. — И вы, конечно, поссорились?

Саманта кивнула, продолжая заливаться слезами. А ему не оставалось ничего, кроме как пытаться угадать, что же случилось.

— Она пыталась использовать магию против тебя?

Снова кивок.

— И ты себя только защищала?..

— Да, — судорожно выдохнула Саманта, а затем отняла от рук голову и показала залитые слезами глаза: — Это было всего лишь отталкивающее заклятье! Но это зеркало… Оно поглотило её!!!

Маркус недоуменно уставился на сестру. Что за безумие?

— Она просто исчезла! — выплюнула она, а затем забормотала скороговоркой, почти захлёбываясь от душивших её слёз. — Я пыталась туда войти следом, но оно… Оно начало говорить! И это был не голос мамы! Оно сказало, что, если я хочу её вернуть, то должна начать служить ему!

Сердце ёкнуло, и яркий сон, некогда виденный Джэйн, вновь появился перед внутренним взором. Тогда казалось, что матушка не в себе. Ведь едва ли разумный человек будет смеяться перед туманной гладью, но теперь её поведение приобретало смысл.

— И что оно попросило тебя сделать? — задал Маркус новый вопрос. Он старался не поддаваться раздираемым внутри чувствам. Ему нужен был трезвый рассудок, чтобы во всём разобраться.

— Я струсила и убежала… За дверь… Я думала, может, мама решила напугать меня. Но когда я заглянула в комнату снова… там всё заволокло чёрным дымом и… Оно сказало, что запомнило меня и найдёт!

— Не волнуйся! — Маркус резко поднялся. — Я не дам тебя в обиду! А теперь подожди меня немного…

Он быстро спустился на кухню и отыскал снотворное. Оставалось чуть меньше половины флакона, но этого должно было хватить. Вылив зелье в кружку, Маркус вернулся в кабинет.

— Тебе нужно успокоиться, — мягко сказал он и протянул снотворное.

— А вдруг оно придёт за мной во сне? — Она всё ещё была чрезмерно напугана.

— Я накрою твою комнату дополнительными защитными чарами, — пообещал он, и Саманта неохотно приняла кружку. После того, как зелье было выпито, Маркус помог сестре добраться до её спальни, а затем провозился ещё добрых полчаса, выстраивая сложную сеть из магических заклинаний.

Джэйн давно успела замерзнуть и проголодаться. Он мысленно отправил её на кухню: придётся ей довольствоваться яблоками, пока у него неотложные дела.

Цитадель встретила Маркуса холодом и звенящей тишиной. Странное ощущение, будто он очутился на кладбище не покидало его. Промерзшие полутёмные коридоры сменялись пустынными анфиладами комнат, в которых всё будто застыло, заледенело и умерло. По пути ему не встретилось даже паучка или решившей перезимовать мухи. И в то же время Маркус совершенно не чувствовал магии. Ни следа защитного заклятья или простого бытового. Если бы он никогда не был здесь прежде, то решил бы, что попал в заброшенный старый замок. Пустой и всеми забытый.

Добравшись до верхних этажей, Маркус направился к спальне матери. Дверь была не заперта. Внутри его встретила всё та же неживая обстановка. Идеально убранная кровать, кресло, развёрнутое к окну, одинокий шкаф, тулящийся в углу, мёртвый вычищенный очаг, и то самое зеркало в старинной оправе. Маркус подошёл к нему ближе, рассматривая странный узор из символов и как будто бы знакомых рун. Оно выглядело таинственным, но при этом вполне обычным. Маркус видел отражение противоположный стены, а, подойдя ближе, с минуту смотрел на самого себя. Он даже провёл пальцем по зеркальной глади, оставляя чуть заметный след. И ничего.

Задумавшись, Маркус присел у каминной решётки. Вытащив из кармана приготовленную ветошь, он прищёлкнул пальцами, вызывая магическую искру. Ветошь тут же вспыхнула и быстро занялась.

«Саларс!» — позвал Маркус, и саламандра тут же откликнулась. Её огненная мордочка появилась в пламени. Саларс внимательно огляделась. Её цепкий взгляд сразу же остановился на зеркале. Она долго и пристально его изучала, прежде чем вынесла вердикт:

«Я чувствую отголоски тьмы».

«Демоны?» — предположил Маркус, но саламандра покачала горящей головой:

«Что-то другое… очень древнее. Мне самой не доводилось такое встречать, но… память пламени помнит».

«Что ж, раз это что-то тёмное, значит, открывается кровью», — хмыкнул Маркус и вновь подошёл к зеркалу. Внимательно оглядев оправу, он заметил несколько остроконечных завитков. Маркус коснулся одного из них, и вязкое тошнотворное ощущение отозвалось в его теле, будто предупреждение. Однако оно его не остановило. Он, полоснув острым краем по пальцу, рассёк небольшую царапину. На металл упали первые капли крови, зеркальная гладь чуть помутнела, но в следующую секунду Маркуса отбросило в другой конец комнаты.

— Почему? — Он повернулся к Саларс и только затем поднялся.

«Не знаю… — Она была озадачена не меньше. — Поднеси меня ближе».

Маркус отправил к саламандре магический шар, и та, забравшись на него, подплыла к зеркалу. Зеркальная гладь стремительно стала темнеть, а внутри неё что-то зашевелилось. Саларс подлетела почти вплотную, продолжая всматриваться в клубящуюся темноту. Но стоило одной из искр её пламени случайно коснуться оправы, шар с треском лопнул, а саламандру снесло обратно к камину.

«Ты в порядке?» — Маркус подбежал к ней.

Огонь саламандры стал совсем слабым и тусклым, словно у догорающего уголька. Маркус вытащил из кармана ещё немного ветоши и поджёг её, после чего отправил разгорающуюся ткань к Саларс. Оказавшись в родной стихии, саламандра стала понемногу приходить в себя. Огненная кожа начала медленно разгораться, светлея и пульсируя. В то время как зеркало вновь вернуло себе обычный вид, словно ничего только что не происходило. Кожа Саларс, наконец, заискрилась, и её голос вновь ворвался в сознание Маркуса:

«На нём печать, — сообщила она, кидая горестный взгляд на зеркало. — Оплаченная жизнью».

— Жизнью?.. — Сердце Маркуса застыло в груди. Матушка? Но зачем!!!

«Больше я ничего сказать не могу, — печально сообщила Саларс. — Разве что подтвердить уже очевидное. Эта вещь вышла из Тёмных чертогов».

Всё внутри Маркуса болезненно сжалось, однако вместо печали в нём росла решимость:

«Тогда эту гадость стоит туда и вернуть!»

«В Тёмный чертог не попасть тому, кого коснулась божественная искра. Боюсь, тут мы бессильны», — скорбно закончила Саларс, и её пламя затрепетало, собираясь вот-вот погаснуть.

— Но мы не можем просто оставить зеркало здесь! Оно слишком опасно! — не отступал Маркус. Он хотел как можно быстрее избавиться от этой вещи. Лучше всего разбить и разбросать по мирам настолько крохотные осколки, чтобы те никому уже могли никому навредить!

«Тогда спрячь его», — предложила Саларс, после чего исчезла в догорающем пламени.

Маркус внял её совету. Зеркало переехало в самый дальний закуток огромного подвала Дома Пламенных Роз, где и было дополнительно запечатано сильными охранными заклинаниями. Но несмотря на все меры предосторожности, Маркус не собирался заканчивать с его изучением. Ему необходимо было выяснить истину!

Дни летели быстрее ветра, хотя каждый из них был подобен маленькому сражению. Маркус продолжал исследовать любовное зелье и, в конце концов, его эксперименты увенчались небольшим успехом. Неконтролируемая ненависть вместе с желанием разрушить и растерзать всё, что попадалось на пути, стали утихать. И хотя полностью возникающее раздражение убрать не получилось, его удалось значительно притупить. Вот только он потратил на поиск слишком много времени, и благоприятный момент был упущен. Вскоре после Долгой Ночи выяснилось, что Джэйн забеременела, и Маркус, опасаясь за её состояние, вынужден был действовать мягче. Каждый день он совсем по чуть-чуть изменял состав зелья, надеясь, что так удастся добиться более безболезненного и плавного «пробуждения».

Но если с любовным зельем какое-то решение было найдено, то со старинным зеркалом всё оказалось значительно сложнее. Сначала Маркус очень обрадовался, когда зелье оживления памяти предмета сработало. В туманных образах он смог увидеть и улыбающуюся безумной улыбкой матушку, уходящую в туманную гладь, необычно гневного Нэриэла, пытающегося сломать кованую оправу, худенькую и болезненную Илларию, со слезами на глазах гладящую острые завитки, и ещё с полсотни незнакомцев, среди которых встречались не только люди, но и представители других народов — утончённые эльфы, бородатые гномы, озорные русалки, грозные драконы, коварные вампиры, и ещё множество иных. Кто-то любовался перед необычным зеркалом, считая его просто красивым предметом роскоши, а кто-то, как Найиль, поддался влиянию, но были и те, кому хватало и одной встречи с ним, чтобы угодить в ловушку.

Маркус догадывался, что, если бы не пламя саламандр, он бы и сам вряд ли устоял. Как и всякий тёмный артефакт, зеркало очень чутко реагировало на чувства. Всякий раз, когда Маркус спускался в подвал проверить очередную идею и обновить охранные заклинания, он замечал, как меняется отражение. В дни, когда он был спокоен и умиротворён, это было самое обычное зеркало, но едва сознания касалась тревога, поверхность мутнела, а стоило разгореться азарту, как появлялся густой непроглядный дым. Порой тот бывал сизым, но хватало и толики раздражения, чтобы тот потемнел.

В конечном счёте Маркус остановился на всё том же зелье памяти предметов, которое он всячески пытался усовершенствовать. Ему надо было не только видеть, но и слышать, а ещё лучше ощущать и понимать. Спустя почти полгода, он, наконец, смог «услышать» Илларию. Зелье будто вытянуло её сознание из зеркала, и Маркус нырнул в него, как в омут.

«Зачем только брат привёз мне зеркало?» — сокрушалась она, придирчиво глядя на своё отражение.

Чрезмерно худая и бледная, Иллария лишь отдалённо напоминала матушку. Пожалуй, их роднили лишь чёрные смолистые волосы, да голубые глаза. Вот только у Илларии они были настолько светлыми, что цвет угадывался лишь у ободка. Высокие скулы и узкие тонкие губы делали её лицо неприветливым и немного отталкивающим. Вдобавок ей явно не свойственно было улыбаться. Хмурая и сосредоточенная, в свои двадцать она напоминала сварливую вечно недовольную женщину, а не пышущую юностью и свежестью девушку.

«Будто я какая-то красавица, чтобы любоваться собой!» — фыркнула Иллария отражению, и внезапно её черты в отражении переменились. Кожа немного порозовела, глаза и губы стали ярче, в волосах появился характерный здоровой блеск.

«А если бы ты выглядела так?»

Иллария удивлённо моргнула. Это какая-то иллюзия? Она нахмурилась и протянула руку к отражению. То на мгновение подёрнулось рябью, будто водная гладь озера от небольшого ветерка. Но отражение не поменялось, а новый вопрос сам собой возник в сознании.

«Для кого ты хочешь быть такой?»

Ей сразу стало неловко, а щеки покрылись красноватыми пятнами, сделав настоящую Илларию ещё более непривлекательной. В её в мыслях мелькнул образ молодого Нэриэла — отважного балагура и всеобщего любимца. Казалось, он мог найти общий язык с кем угодно, даже с самым нелюдимым человеком, и делал это так просто и легко, что в пору было думать о каком-то новом волшебном даре. На прошлом празднике Урожая Нэриэл, заметив, что она грустит одна, прячась за полупустым прилавком с зельями собственного приготовления, подошёл к ней и пригласил на танец. Он весело шутил и был так мил и обходителен, что сердце Илларии дрогнуло. Конечно, она видела, что Нэриэл относился подобным образом ко всем молодым волшебницам, и сразу после неё он задорно плясал с юной аптекаршей, а затем устроил шуточную дуэль со своим другом и ещё одним волшебником за право потанцевать с самой Джойс Редиан — главной красоткой Волшебного города. Вот уж с кем ей, Илларии, никогда не сравниться в очаровании и умении держать себя.

«Ты можешь его заполучить», — ворвалась в её сознание новая мысль и заставила забеспокоиться.

«Я? Да как я могу?» — Сомнения терзали Илларию. Она вглядывалась в отражение, и то с каждой минутой нравилось ей всё меньше и меньше. Преображённый облик напоминал ей разрисованную куклу с ярмарки — бездушную и созданную для того, чтобы усадить её на полку и любоваться. Но она ведь не сможет просто сидеть!

«Красота — это ведь не только правильные и привлекательные черты лица, но и то, что находится внутри! Он слишком общительный, ему будет со мной скучно», — признавала Иллария и отступала. Вот только подбрасываемые осторожно новые идеи, исходящие от зеркала, подобно яду из корня маниоки медленно и в то же время неизбежно поражали сознание. Однако то, что вчера ещё казалось безумием, превращалось в вероятную возможность, а затем и в обыденность. Пока и вовсе не настал момент, когда зеркало превратилось в лучшего друга, чьи советы никогда не подводил. Не важно, как и каким способом, но желаемое осуществлялось.

Но всё рухнуло, когда появилась она. Юная Джелита Редиан — дерзкая, наглая и совершенно беспринципная. Её яркий дебют состоялся на празднике Долгого дня, на который Иллария не смогла попасть из-за преждевременных и сложных родов. Пятая дочь далась ей очень тяжело, две недели лекари возились, чтобы поставить её на ноги. И пока она пыталась прийти в себя, дочери наперебой рассказывали о сумасбродных выходках Джелиты. За один вечер та умудрилась очаровать почти всех волшебников мужского пола, что прибыли на праздник, вызвать больше двух десятков драк и поединков, и заставить всех попавшихся «на крючок» творить всякие глупости. И всё это могло бы и вовсе не коснуться Илларии, если бы старшая дочь, тщетно пытавшаяся спасти от одержимости новой Редиан своего возлюбленного, не забыла о своих домашних обязанностях. Ежедневный «специальный» чай для Нэриэла никто не приготовил, и действие зелье закончилось…

«Что же мне теперь делать?» — Иллария рыдала перед зеркалом. Рядом надрывалась маленькая Найиль, но никто не спешил к ней подойти.

«Приведи его ко мне».

Это было непросто. Нэриэл, старательно избегая её, неуклонно требовал лишь развода.

— Отец тоже попался на удочку Редиан! — негодовала старшая дочь. — Говорят, он собрался на испытания только потому, что эта стерва заявила, что выйдет за того, кто пройдёт дальше всех!

«Помоги! Заставь его возненавидеть эту мерзкую девицу!» — снова заливалась слезами Иллария у зеркала, слыша неизменное:

«Приведи его…»

И она привела. Солгала, что согласна на развод, но надо обсудить детали. Стоило только Нэриэлу отразиться в зеркале, как комнату мгновенно заволокло тёмным едким дымом, который быстро начал распространяться, буквально выливаясь из поверхности. Пол стремительно темнел, подбираясь к ногам Нэриэла, но тот этого даже не замечал. Он деловито расхаживал по комнате и не скрывал нетерпения.

— Давай уже не будем тянуть время. Прямо сейчас составим разводный магический контракт, и, наконец, покончим с этим.

Однако Иллария совсем не торопилась: она внимательно следила за тем, как медленно продвигается по комнате, выбравшаяся из зеркала тьма. И вот та лизнула высокий сапог, а затем от тёмного дыма вдруг отделился странный чёрный сгусток и набросился на Нэриэла. Тот успел лишь вскрикнуть, но его вопль заглушил внезапно раздавшийся взрыв…

Теперь Маркус понимал, почему тело Илларии так и не нашли. С Нэриэлом оказалось немного сложнее. Достучаться до его сознания так и не удалось, но те немногие воспоминания, что удалось собрать из зеркала, свидетельствовали о ещё более жутком явлении. Какая-та странная тёмная сущность пряталась в его теле. Она вечно жаждала крови, толкая Нэриэла на совершенно дикие и ужасные поступки. Все те, кто бесследно исчезал из Волшебного города, в итоге оказывались пожертвованы зеркалу, которое с каждой поглощённой жизнью становилось всё более могущественным. В то же время странная сущность, будто паразит, безжалостно пожирала изнутри Нэриэла. Возможно, если бы Найиль не забрала зеркало с собой, то его личность окончательно пала гораздо раньше. Теперь становились понятны все противоречия в поведении Нэриэла. До появления Джэйн, ему нередко удавалось противостоять подселившемуся внутри злу, но возращение наследницы Редианов окончательно помутило ему разум. Как, впрочем, и Найиль. Она выросла с мечтой непременно отомстить за смерть матери, и потому коварному зеркалу легко удалось её подчинить своей воле. Маркусу всё ещё было больно осознавать, что он не успел спасти мать. Он понял всё слишком поздно, и теперь приходилось разбираться с последствиями.

По слухам выходило, будто Найиль решила вернуться в тот мир, в котором жила все прошлые годы, и Маркус решил воспользоваться ситуацией, подбросив новости о тоске по дочери.

— Вообще-то я не горю желанием становиться Брэйт! — Сестре эта идея совсем не понравилась.

— Кому-то из нас всё равно придётся возложить на себя эту ношу, — не отступал Маркус.

— Я лучше буду возрождать Майэрсов!

— Имение Майэрсов сожжено, все артефакты и книги вывезены Нэриэлом. Тебе нужен дом, а цитадель всё равно пустует…

— Я никогда не вернусь туда! — оборвала его Саманта, вновь становясь неестественно бледной. — Никогда! Это невозможно! Я понимаю, что у тебя теперь семья, но… ты ведь это скрываешь. Почему?

— Для безопасности Джэйн.

— И кто ей угрожает? — В голосе Саманты появились ядовитые нотки. — Матери нет, деда тоже, зеркало под твоим контролем. К чему эти тайны?

Её правдивые слова били, словно стрелы, точно в цель. Ему давно стоило во всём разобраться, но каждый раз находилась очередная веская причина, чтобы повременить.

— Не забывай, Джэйн всё ещё под действием зелья. Она едва ли соображает, что с ней сейчас происходит.

— И что? Думаешь, хоть кто-то в здравом уме подумает, что это ты её таким напоил? — продолжила наседать Саманта. — Да, скорее, все решат, что она что-то напутала, а ты взял на себя всю ответственность!

— Это несправедливо! — возразил Маркус. — Пусть поступки Джэйн порой бывают весьма сомнительными, порочить её имя, да ещё гнусной ложью — уже слишком!

— У тебя вот-вот родится ребёнок, ты и его планируешь скрывать? — Сестра всё не унималась. — Для его безопасности, верно?

Маркус не мог ответить на этот вопрос. Он прекрасно понимал, что сам ставит себя в глупое положение, которое только усугубляется от его молчания, но внутреннее чутье подсказывало, что торопиться не стоило. До испытаний ещё было время, а до тех пор они могли спокойно жить без лишних слухов.

Впрочем, кое-о-чём Маркус не говорил даже сестре, и именно это обстоятельство сдерживало его. Ребёнок был не один. Вероятно, в том повинен эффект от двойного употребления любовного зелья, или же судьба так решила всё расставить по своим местам. Всякий раз думая об этом, Маркус вспомнил ироничных смех последней горгульи на Алой Аллее и понимал, почему она всё же его пропустила. План матушки, а точнее зеркала, трещал по швам. Малышей было трое. И каждый довольно быстро проявил характерные черты наследника Трёх основателей. А уж после рождения вообще не осталось никаких сомнений. Так, единственная девочка, постоянно пихавшая братьев и материнский живот, вызывала тем не менее безотчётное умиление, даже несмотря на то, что растолкала всех, чтобы непременно появиться на свет самой первой, как и полагается настоящей Редиан. Один из мальчишек отличался поразительным спокойствием. И Маркус, когда тот родился, сразу отметил его рассудительный, вдумчивый взгляд типичного Майэрса. Тогда как второй малыш постоянно пытался спрятаться и часто вёл себя слишком боязливо. Сразу после рождения он выглядел совсем щуплым и хилым, по сравнению с пышущими здоровьем братом и сестрой, и постоянно цеплял какие-то недомогания, но, встречаясь с трудностями, никогда не хныкал и стойко терпел все выпавшие на его долю неприятности, как и ожидалось от будущего Брэйта.

Управиться сразу с тремя малышами было очень непросто, и Маркусу на время пришлось отложить исследования зеркала и больше времени уделять Джэйн. Медленно, и очень осторожно он начал изменять рецепт её ежедневного зелья. Пора было выходить из дурмана любовных чар. И вместе с тем, желая как можно мягче преодолеть этот этап, Маркус принялся постепенно убирать воздвигнутый защитный барьер в сознании. Теперь Джэйн могла считывать его поверхностные мысли и чувства, и каждый раз приходила от того в восторг. Маркус и сам разделял эту радость, начиная ощущать всю полноту единения истинной пары. Однако эта робкая и пока ещё хрупкая семейная идиллия была безжалостно сметена одним холодным осенним утром.

Маркус по обыкновению поднялся рано, когда предрассветные сумерки только начинали разгонять ночную мглу. В это благостное время тишины и покоя он занимался приготовлением зелья. Малыши должны были вот-вот проснуться, и Маркус старался успеть закончить с рутинным делом, прежде чем дневные заботы окончательно поглотят его. Он уменьшил количество крупноцветковый горянки, и добавил чуть больше ползучего тимьяна. Сначала следовало убрать излишнее влечение и добиться спокойствия.

И вот в момент, когда зелье пора было снимать с огня, его настигла внезапная волна ненависти. Она обрушилась на сознание подобно смертоносной лавине, сметая всё на своём пути. Руки дрогнули, и Маркус едва не пролил подготовленное зелье. И лишь невероятная воля, выработанная годами, позволила ему не поддаться этому потоку и перенести котелок на стол. В мыслях мгновенно воцарился невероятный хаос, словно сотню разноцветных шариков разом перемешали и бросили на пол, и те принялись кружить и катиться кто куда. Маркус тщетно пытался поймать хоть одну, чтобы зацепиться хоть за что-то в этом обезумевшем океане обуреваемых им чувств, но терпел в том одно поражение за другим. Он ненавидел всё! Тонкий аромат зелья, поднимающийся над котелком, в тот миг казался отвратительным зловонием, потрескивание поленьев в очаге, было подобно мерзкому скрежету, приглушённый свет парящего под потолком магического шара раздражал глаза и даже собственное дыхание, слишком громкое и неровное, вызывало невероятную злость. Маркус ощутил себя натянутой до предела тетивой, которую кто-то ради развлечения решил дёрнуть, и теперь она, издавая непрерывный гул, вибрировала.

Детский плач вспорол царящую в доме тишину, словно нож разрезающий холст. Малышка Джис, как всегда, проснулась самой первой и теперь требовала к себе внимания. Именно мысль о необходимости позаботиться о детях и стала тем якорем, который позволил Маркусу выплыть из пучины диких чувств. Он резко закрыл своё сознание от Джэйн и поспешил в детскую.

Поднявшись на второй этаж, Маркус услышал грохот. Джэйн, не справляясь с свалившимся на неё безумием, похоже, начала крушить мебель. Однако шум привлёк внимание и Саманты. Сестра показалась на лестнице, ведущей на мансарду. После рождения детей было решено, что она пока погостит в бывшей комнате Джэйн.

— Что случилось?

Маркус не спешил дать ответ, его разрывало между плачем дочери и присоединившихся сыновей, и тем ужасом, что творился с Джэйн.

— Ты… — наконец, смог выдавить из себя он. — Можешь сварить сильное снотворное?

Саманта уставилась на него в полном недоумении.

— Пожалуйста… — Его просьба потонула в звоне стекла. Джэйн добралась до ванной комнаты и, увидев себя в отражении, с яростным воплем снесла зеркало.

— Что… с ней? — Сестра опасливо начала озираться.

Вот только Маркус снова промолчал. Ему нужно было подумать, всё взвесить и понять — как могла случиться столь чудовищная ошибка⁈ Меняя пелёнки, он перебирал в голове ингредиенты зелья: горянка, тимьян, вечерняя примула, ягоды бузины, несколько листков дамианы. Маркус не спешил заменять их, лишь уменьшал количество, тогда как щепотки амаранта и руты становились всё весомее. Он испытывал этот рецепт на себе неоднократно и вполне был доволен результатом. На утро вместо безумия его ожидало лёгкое раздражение, какое встречалось у всякого, кому доводилось проснуться в дурном настроении. Вот только полученное достижение будто бы оказалось иллюзией. Он словно бы перепутал что-то, других разумных объяснений не находилось. Впрочем, и этот вариант едва ли был состоятелен. Но пока Маркус тщетно искал ответ, в коридоре внезапно разгорелся скандал.

Хлопнула дверь, да так что сердце невольно подпрыгнуло в груди. А затем голос Джэйн сотряс весь дом:

— ГДЕ ОН?

Маркус собрался уже выйти, но резко остановился перед дверью детской. Он вспомнил о последствиях, и как бы трусливо с его стороны это ни было, понимал, как важно выждать время. Сейчас им встречаться совсем нельзя! Дом Пламенных Роз едва ли выдержал бы их битву, а то, что Джэйн не сможет контролировать магию, сомневаться не приходилось.

— Твой муж велел дать тебе снотворного. — Саманта говорила тихо, но внятно. Однако в её интонациях слышалась осторожность.

— Кто? — Джэйн даже взвизгнула. — МУЖ⁈

— Да, муж. Если мне не веришь, посмотри на своё предплечье, на нём выжжена его печать. — Сестра стойко держалась, не позволяя повысить голос.

Послышалась странная возня, а после дом дрогнул от нового крика:

— ДА КАК ОН ПОСМЕЛ!

— Он? — всё-таки не выдержала и усмехнулась Саманта. — Если бы ты не брала бокалы на балу у всяких незнакомцев, ему бы и не пришлось! Он спас тебя от позора!

— Что за ерунда⁈ — продолжала неистовствовать Джэйн.

Маркус осторожно прислушался к её мыслям, боясь невольно потревожить своим присутствием. Образы и обрывки воспоминаний кружились в диком хороводе — Джэйн была слишком зла, чтобы в них разобраться. Гнев и ярость туманили голову, а нарастающая ненависть вот-вот грозилась обрушиться на Саманту. Та же, будто специально, только добавляла масла в огонь.

— Тебя опоили любовный зельем! — в сердцах бросила сестра. — И, если бы не брат, тебя бы использовали так же, как когда-то Джелиту! Ты хоть раз интересовалась историей своей семьи?

Однако Джэйн из всего этого спича взволновало только одно:

— Брат?

— Пф-ф, — фыркнула Саманта. — Ты либо слепая, либо совсем глупая. Неужели ты совсем не замечаешь сходства?

Маркус, всё так же стоя у двери, горько усмехнулся. Джэйн и правда не видела, точнее, не хотела видеть. Для неё любая женщина воспринималась как угроза, а потому в детали она не вникала. И пусть её и восхищал облик Саманты, зависть и ревность не давали возникнуть даже подобной мысли.

— Брат, значит, — процедила Джэйн, но это было лишь затишье перед новой бурей. — Тогда пора искоренить ваше поганое семейство!

Маркус с трудом заставил себя устоять на месте. Он чувствовал, как вихрь магии закручивался внутри Джэйн и вот-вот должен был вырваться наружу, но тот оказался резко остановлен. Внезапный болезненный удар. Тело обмякло, а сознание полетело во тьму. Маркус рванул ручку двери и замер на месте от увиденного. Шлейф тёмного заклинания дымкой вился у рук Саманты, в то время как сестра, похоже, и сама не совсем поняла, как подобное произошло. Она испуганно взглянула на Маркуса, но ему пока было не до неё. Он подбежал к Джэйн и склонился над ней. Быстрая проверка, и сердце, грохотавшее внутри, начало понемногу замедлять свой бег. Просто обморок. Поднимавшийся стихийный поток магии сработал как защита и позволил обойтись без серьёзных последствий.

— Брат… — рядом раздался голос Саманты, тот был слаб и полон ужаса. А затем сестра внезапно бухнулась на колени. — Брат! Я не хотела! Я… не знаю, что на меня нашло!

Он бросил на неё короткий взгляд. Она и в самом деле была сама не своя. В глазах появились слёзы, тело била мелкая дрожь.

— Это оно… — хрипло прошептала Саманта. — Приказало мне…

Маркус нахмурился и принялся мысленно проверять защитные чары подвала, но не обнаружил и следа бреши. Однако неприятное чувство, будто он что-то упустил из виду царапнуло сознание.

— Я не хотела… — повторила упавшим голосом сестра. — Но оно… преследовало меня!

— Преследовало? — озадаченно переспросил Маркус и поднял обмякшую Джэйн на руки.

— Это… трудно… объяснить… — Голос Саманты прерывался, будто ей было сложно говорить.

— Придётся попробовать, но лучше не здесь и не в такой ужасной позе. Отправляйся в кабинет, там и продолжим, — велел Маркус, а сам отправился в спальню. Ему решительно не хотелось, чтобы Джэйн очнулась до того, как он во всём разберётся, как и снова сражаться с неконтролируемой ненавистью. Верить Саманте пока было нельзя, потому пришлось использовать сдерживающие заклинания.

Маркус осторожно уложил Джэйн на покосившуюся из-за сломанной ножки кровать, а после соткал магический полог, которым накрыл половину комнаты. Он старался не отвлекаться, хотя это было непросто. Спальня выглядела так, будто в ней побывал ураган. Дверцы шкафа сорваны с петель, часть полок сломана, балдахин над кроватью содран и валялся грудой тряпья у входа в ванную, повсюду валялась одежда, осколки стекла, растерзанные книги и поломанные украшения. Видя, что Джэйн сотворила со своей шкатулкой — некогда главной ценностью, Маркус тяжело вздохнул. Новая истерика подобно грозовой туче нависла над Домом Пламенных Роз. Джэйн очень любила эти украшения и будет сильно жалеть, если их не удаться восстановить. Впрочем, сейчас было не время беспокоиться о досадных мелочах, и Маркус резко развернулся и поспешил в кабинет.

Сестра сидела, сгорбившись, в одном из кресел. Её плечи всё ещё вздрагивали, но не от душивших слёз, как сначала показалось, а от внутреннего напряжения. Маркус не стал садиться за стол. Это бы увеличило между ними дистанцию, а он рассчитывал на откровенный разговор. Если, конечно, тот был возможен. Пододвинув свой стул, Маркус сел напротив, так близко, что их колени едва не соприкасались друг с другом. Саманта несмело подняла на него свои покрасневшие и затуманенные от слёз глаза.

— Расскажи всё, что знаешь, без недомолвок и честно, — взяв сестру за руки, попросил он. — Пожалуйста, это очень важно! Я вовсе не держу на тебя зла!

— Правда? — Последние слова явно её удивили.

— Правда, — подтвердил Маркус и сильнее сжал хрупкие ладони сестры. Они слегка подрагивали в его крепких руках. Саманта не пыталась вырваться, но в то же время никак не могла собраться, чтобы начать говорить, потому он слегка подтолкнул её: — Ты спускалась в подвал?

— Нет. — Сестра покачала головой, а затем, вздрогнув, прохрипела: — Но оно… звало меня…

Маркус кивнул. Пока ничто не выбивалось из уже известных ему сведений.

— Я правда сопротивлялась! — внезапно Саманта повысила голос и вновь занервничала: — Брат, ты ведь мне веришь?

— Верю. — Он подкрепил свои слова мягким пожатием. — Как именно зеркало звало тебя?

— Голосом Найиль… — всхлипнув, призналась она и, задрожав ещё сильнее, судорожно зашептала: — Иногда это случилось, когда я просто причёсывалась у обычного зеркала, или же появлялось в отражении кружки с водой, а ещё… — Саманта беспокойно обернулась, будто опасалась, что кто-то мог начать следить за ними.

К счастью, в кабинете не было ни воды, ни зеркал, и она несмело продолжила:

— Она стала мне сниться… И всё так же называла меня бесполезным ничтожеством и обвиняла в том, что я, такая неблагодарная, не хочу её спасти!

— И что же от тебя требовалось?

— Я должна была привести к зеркалу Джэйн, но… я сразу сказала ей, что это невозможно! Ты охранял её, словно верный дракон доверенную ему принцессу! Но Найиль продолжала настаивать… Она сводила меня с ума!

Саманта вдруг замотала головой, будто желала что-то из неё вытрясти.

— Оно снова атакует тебя? — спросил Маркус и осторожно начал прощупывать магический след. Однако никакого возмущения или силы обнаружить не удалось.

— Я уже не знаю! — запричитала сестра и, вырвав свои руки, ухватилась за голову. — Оно будто поселилось во мне!

Однако Маркус наклонился к ней и мягко взял за запястья. Он попытался вновь поймать взгляд сестры, но та зажмурилась так сильно, будто хотела вдавить глазные яблоки внутрь черепа.

— Позволь мне увидеть, открой сознание… — прошептал Маркус свою просьбу, но это вызвало ещё большее сопротивление. Теперь уже Саманта пыталась вырваться из его захвата и отчаянно крутила локтями. Она хныкала и рычала, а затем даже начала брыкаться. Болезненный удар сначала прилетел Маркусу по колену, а следом и по бедру, но это не заставило ослабить хватки. Напротив, руки крепко вцепились в запястья сестры, и та, будто почувствовав его настойчивость, внезапно открыла глаза и прошипела не своим голосом:

— Ну смотри!

Маркус дрогнул: он мгновенно узнал интонации матушки, но в следующий миг его сознание наполнилось кружащимися образами. Бледная Саманта закручивала волосы в пучок у запотевшего зеркала, но стоило ей только пройтись по поверхности рукой, как крик вырвался из её горла. В отражении на неё с усмешкой взирала Найиль! Матушкино лицо ощеривалось в жутком оскале в кружке с водой, кривилось в лунном свете на стене, хмурилось в окне и проявлялось на страницах книг. От неё и в самом деле не было никакого спасения.

— Как ты можешь быть такой жалкой? — презрительно фыркала Найиль. — Бесполезное создание! Как будто я много прошу!

«Нет! Нет! Выйди из моей головы!» — звенели, подобно колоколам, мысли Саманты. Она действительно боролась.

— Ты ведь не думаешь, что сможешь просто перетерпеть? — продолжала ухмыляться Найиль. — Я буду преследовать тебя вечно, пока ты не сделаешь то, что должна!

Увы, это был не обман. Образ Найиль появлялся на любой поверхности и принимался запугивать и требовать подчинения с феноменальной настойчивостью. Матушкино лицо глядело с потолка, косилось из каждого угла, хмурилось на полу и совершенно не давало покоя. Все попытки закрыть глаза и не смотреть проваливались: Найиль проникала и в ту самую испещрённую блуждающими пятнами темноту.

Переворошив с десяток похожих на бред воспоминаний, Маркус всё больше сочувствовал сестре. И почему только она не обратилась за помощью? Однако, стоило ему об этом подумать, как сознание Саманты откликнулось, показав то, каким она видела его. Вечно занятой, усталый и опекающий Джэйн, а затем и малышей. Ей не было место подле него, во всяком случае, она так считала. Возможно, если бы они воспитывались вместе, такого бы не случилось, и Саманта больше доверяла бы ему, а не ощущала бы себя чужой и лишней. Ведь именно это чувство и стало брешью в её защите.

Преследующий её голос вынудил частично поменять содержание банок с порошками и травами для зелий. И теперь Маркус только мог догадываться, каким именно зельем он старательно опаивал Джэйн. Но не менее странно было и то, что ему никак не удавалось обнаружить связь с зеркалом. Если матушка и Иллария напрямую смотрелись в него, как, впрочем, и Нэриэл на первых порах, пока тот самый сгусток не смог подселиться в его сознание, то с Самантой оно поступило ещё хитрее. Чувство вины и сложные взаимоотношения с матерью — тонкая игра, достойная демона высшего уровня.

Маркус прервал контакт и освободил, наконец, руки сестры.

— Если то снотворное, что ты сварила не яд, лучше используй сама. Мне нужно немного времени, чтобы со всем разобраться, — мягко произнёс он, прежде чем отдалился.

Саманта послушно кивнула и бросила на него взгляд украдкой с явной надеждой.

— Я по-прежнему ни в чём тебя не виню, — поднимаясь, повторил Маркус. — Но попрошу пока не встречаться Джэйн.

Он вышел из кабинета и вновь направился на кухню. Тусклый огонь ещё догорал в очаге. Маркус подкинул полено и вызвал Саларс. Кому-то нужно было приглядеть и детьми. Он не стал вдаваться в подробности и тратить время на длительный рассказ, тем более что саламандры никак не могли помочь ему с зеркалом. Оно отторгало не только их самих, но и силу огня.

Маркус видел лишь одно решение: снова спрятать зеркало. Вот только теперь его выбор пал на закрытый мир, где хватало пустующих островов, на которые никто не совался уже долгие годы. Те земли назывались Проклятыми из-за безжизненной почвы и слишком сильных водных и воздушных течений. Кроме демонов, едва ли кто-то мог пробраться в это место. Маркус заточил зеркало в одной из пещер и оставил послание на случай, если нагрянет кто-то из агни. Это дело могло подождать, во всякое случае до тех пор, пока он не восстановит мир в своей семье.

Однако по возвращению его ждало огромное разочарование. Перебирая травы, которые перемешала сестра, Маркус с ужасом осознал, что долгое время поил Джэйн не просто любовным зельем, но и по капле взращивал внутри ненависть, которая медленно отравляющим всё её существо. Против такого состава его экспериментальная разработка ничего не стоила. Он, конечно, попытался хоть что-то исправить. Боясь вновь угодить в ловушку, теперь Маркус проверял каждый ингредиент. Нюхая и пробуя на вкус, он с особой осторожностью добавлял травы и порошки, и всё равно не был доволен результатом. Ненависть, казалось, уже срослась с сознанием Джэйн, но главный кошмар наступил, когда настало время кормления. Она наотрез отказалась подходить к сыновьям, испытывая к ним что-то близкое к отвращению. К дочери, впрочем, Джэйн отнеслась с поразительным равнодушием. Материнский инстинкт и та радость, что ещё недавно она ощущала, испарились без следа. Теперь дети её раздражали, и Джэйн с трудом пересилила себя, чтобы покормить хотя бы малышку. Маркус с болью в сердце внимал её мыслям. Она желала сбежать, каждая секунда в ставшем вмиг ненавистном доме доводила до бешенства. Они промучились целый день, пока Маркус пытался хоть как-то повлиять на неё зельями или заклинаниями, но всё было тщетно. Он больше не мог удерживать её, и потому позволил ей уйти. Она исчезла под покровом ночи, но на утро вновь появилась на пороге.

— Отдай мне мою дочь! — потребовала Джэйн, и Маркус, всё так же избегая личной встречи, спустил малышку к входным дверям, а потом долго смотрел в след удаляющемуся силуэту в плаще. Она уходила, и он с болью понимал, что, вероятно, это единственное, что им оставалось. Время. Нужно было время, чтобы чувства притупились, а зелье растратило свою чудовищную силу.

Лишь одно утешало Маркуса: Саманта понемногу восстанавливалась. В её сознании больше не появлялось голосов, хотя чувство вины давило ещё сильнее. Она помогала Маркусу с мальчишками и даже немного прониклась к одному из них, самому слабому. Только благодаря сестре тот, ища мать, словно потерявшийся щенок, переставал хныкать, хоть что-то ел и кое-как засыпал.

— Брат, — начала Саманта спустя неделю после ухода Джэйн. — Я тут подумала и решила. Думаю, я готова взять на себя ответственность и восстановить дом Брэйтов. Если ты, конечно, не против, я бы забрала малыша с собой в цитадель.

— Представишь его своим сыном? — Как бы ни старался Маркус, ему никак не удавалось убрать горечь из своего голоса.

— Зачем? Пусть так и будет племянником. Мать сбежала, у отца слишком много забот.

Маркус нехотя кивнул. Он не хотел взваливать на сестру никаких сложных обязанностей, но не стал противиться её желаниям. Тем более что они звучали вполне искренне.

— Только, пожалуйста, если хоть что-то будет тебя тревожить…

— Я сообщу сразу же, — договорила она за него, а затем, потупившись, добавила: — Прости… меня за всё…

Маркус тяжело вздохнул. Краем сознания он осторожно проверил Джэйн. Та развлекала себя изучением фамильного замка. Не самое худшее занятие, чтобы развеяться от зимней скуки.

— Здесь нет твоей вины, и, возможно, разделить малышей будет правильно, — ответил он, вспоминая о зеркале.

Он наведывался на остров трижды и пока не обнаружил ничего необычного. Зеркало больше не казалось зловещим, будто то, что прежде жило внутри него внезапно исчезло Зеркальная гладь помутнела и слегка потрескалась, словно пролежала без ухода не одну сотню лет. Кованая оправа чуть потемнела и покрылась зелёным налётом. Казалось, ещё немного и на нём начнёт расти мох или плесень.

Сегодня Маркус так же собирался побывать в закрытом мире, только в этот раз он рассчитывал немного задержаться и показать необычное зеркало кому-то из демонов. Должен же хоть кто-то знать, что это такое! Однако, появившись на острове, Маркус сразу почувствовал неладное. Сеть заклинаний, которыми он укрыл пещеру, была разорвана. Причём весьма искусно, будто работал настоящий мастер. Но в закрытом мире не было волшебников! Маркус бросился внутрь пещеры и замер на месте. Зеркало исчезло…