Остаток лета пролетел, как один миг. Влад пропадал в офисе успешно, судя по поселившемуся в нем спокойствию, осваивая тонкости контроля и управления многопрофильным бизнесом. Глеб ни разу за минувшие два с половиной месяца не потревожил меня. Подозреваю, что причиной стало то, что у него были проблемы поважнее, а именно изменившаяся расстановка сил. Теперь он, а не Влад, был тем, кто создает проблемы и кем недоволен отец. Вспомнить хотя бы Нелли. Влад обмолвился как-то, что общая сумма «компенсации морального ущерба» длиною в шесть нулей.
Именно такова цена прощения за избитую дочку.
В медиа полным ходом шло восстановление репутации Влада. Из черной тучи, лишь иногда омрачавшей своим появлением сияющий небосклон жизни четы Сазоновых, он стал превращаться чуть ли не в еще одно солнце на нем. А как же — сын богатого отца, оступившись в юности, отдал пять лет жизни, пытаясь искупить свою вину.
И, хоть это ревью, было чуть ли не единственным правдивым среди себе подобных, меня все равно передергивало. Ведь организовано-то все было отнюдь не ради Влада. Но затем, что б дополнительно обелить и без того белоснежную репутацию верхушки пищевой цепи холдинга тем, что не является заслугой ее старого состава.
Но мне все равно было бы безразлично и это, если б не знала, точнее, не ощущала, что чувствовал Влад. Каких титанических моральных усилий ему стоило не подавать вида, насколько отвратителен этот спектакль. Пусть и по иным причинам.
Мысль, что без меня ему бы не пришлось всего этого делать, не была абсолютно невыносимой лишь от понимания, каким образом бы сложилась его судьба тогда. Судьба сломленного, озлобленного и растерянного человека, продолжившего путь саморазрушения, начатый чуть ли не с детства.
Что до меня… Идеально сверстанный сайт работал как дорогие часы, а программа продавалась как горячие пирожки. Появились уже и первые отзывы о результатах. Хорошие отзывы.
Количество рекламных запросов росло. Целые дни теперь я занималась разгребанием почты и съемками для постов. Если так пойдет и дальше, то скоро мне можно будет открыть магазин со спортивной одеждой и питанием, купальниками, бельем, а также забыть о кухне, ведь чуть ли не все столичные компании, разрабатывающие и доставляющие мега полезные ежедневные рационы дрались за возможность бесплатно доставлять мне свою продукцию.
Успех? Разумеется. Но какой ценой? Ведь как ни старайся не выносить сор из избы, что-то да показывать нужно, иначе додумают за тебя, что принесет проблемы не только мне. А этого допустить нельзя.
Когда была с Глебом, мне так нравилось все это внимание. Теперь же я бы с радостью сбежала от него. Но Влад был категорически против, чтоб я «похерила проделанную работу из-за глупостей», да и… Будучи постоянной девушкой кого-то, вроде Сазонова, никуда от сплетен не деться. Даже если сесть дома.
— …я не попрусь туда! Мне плевать, кто и что подумает, — отрывок фразы долетел снаружи моей небольшой студии, гордо именуемой офисом.
Помещение в небольшом бизнес-центре состояло из двух комнат. В одной размещался гардероб, туалетный столик и обеденная зона, в другой — сама студия с несколькими фотозонами и оборудованием.
Влад почти ворвался внутрь. Без пиджака, в расстегнутой на несколько пуговиц белой рубашке, взъерошенными волосами и тем выражением лица, по которому очевидно, что что-то случилось.
Фотограф — высокий, худой молодой человек по имени Иван, испуганно воззрился на того. Они встречались и раньше, а как же, ведь я хотела сотрудничать с ним постоянно. Исключительный талант, профессионализм и приятный характер превращали нашу работу в приятные дружеские посиделки без потери продуктивности и с результатом, превосходившим ожидания. Ведь быть красивой в жизни и на фото и видео не одно и то же.
Но Иван как-то обронил при Владе, что я — его Муза. И хоть тот, к счастью, ограничился лишь гневным, прожигающим взглядом — ну не мог Влад врезать за такое парню вдвое меньше себя, боялся его фотограф до сих пор.
Потому сейчас парень, стрельнув в меня умоляющим взглядом карих глаз, уточнил, не хочу ли я на сегодня закончить и, получив утвердительный ответ, ретировался, обменявшись рукопожатием с Владом.
— А чего это он такой пуганый? — спросил Влад, поцеловав меня и с удовольствием огладив затянутые в очередной костюмчик, годный только для фото, бедра.
— Ты виноват, — чувствуя, как все вылетает из головы от желания, полыхающего в сером взгляде, промурлыкала я.
— Пусть скажет спасибо, что все еще работает со своей Музой.
— Вла-ад, он не хотел сказать ничего плохого, наоборот, это был комплимент, — в сотый раз уточнила я. — И ему двадцать, у него есть девушка, и он не в моем вкусе. Мы просто ра-бо-та-ем.
— Угу. Ты думаешь, я не вижу, как он на тебя смотрит?
— На меня, по-твоему, так смотрят абсолютно все мужчины, — я прижалась к его груди. Выправила из-за пояса рубашку и забралась под нее руками.
— Расскажи лучше, куда это ты «не попрешься»?
— Да так, — отмахнулся мужчина, запуская пальцы мне в волосы, — очередная благотворительная херня, в которой от благотворительности одно название и на которую надо пойти.
— Очередная? Не помню, чтоб мы ходили хоть на одну, — вечерами и на выходных мы либо не вылезали из кровати, либо гуляли по городу, либо уезжали за город. Короче, никаких мероприятий не посещали.
— Я отмазывался. Не хочу, чтоб тебе приходилось сталкиваться с Глебом и изображать, что вы… Как же это? Остались друзьями. А один не поеду.
— Влад, Глеб мне безразличен! — я уперлась в него взглядом. — Неужели ты думаешь, что я…
— … что ты его боишься? — перебил он. — Да, думаю. Из-за меня!
— О, господи! — стряхнув его руки, я прошлась по студии. Вдох-выдох. Посчитать до десяти.
— Да не боюсь я его, Влад. Именно потому, что у меня есть ты — не боюсь!
«За себя не боюсь. А за тебя всегда буду», — вслух я этого не произнесла.
— Да, ну? — он приблизился, — Думаешь, я не замечаю, как ты смотришь, когда прихожу домой? Не хватает только вопроса: милый, тебя не обижали сегодня? Ты не набил морду брату?
Просто отлично!
— Влад, — я положила ладони ему на грудь, — мне больно от того, что тебе приходится терпеть всю эту нездоровую фигню только потому, что твоя женщина — бывшая беспринципного мерзавца, который не побрезгует низкой местью. Будь все иначе…
— …я бы сдох в клетке, — горько выплюнул. — года через два или три максимум. И был бы рад этому, потому, что до тебя жизнь была дерьмовым существованием, лишиться которого — единственное доступное счастье для такого отброса. До сих пор я не знаю, с какого хера ты со мной… А теперь посмотри на меня!
Отошел, покрутился, раскинув руки. Мол, зацени дорогие шмотки, стильную стрижку и ауру успеха. Пропитанную осязаемой горечью.
— У меня крутая работа, обеспеченное будущее. Кто-то ради такого всю жизнь пашет и не получает, а у меня оно по праву рождения. Но я был слишком тупым, чтоб им воспользоваться.
— Это не так.
— Это так, Настя! — он не повысил голоса.
А все равно казалось, что орет, обдирая горло. В ярости не на меня. На себя. Всегда не себя.
— Но мне было сильно плохо. Обидно, твою мать! Кому-то пробивать башкой двери нормально, а мне войти в услужливо открытую — нет.
Внутри закручивался ураган. Из мыслей, слов, чувств, боли. Я не знала, не могла решить, что сказать. Грудь будто сжали металлические обручи. Даже дышать было трудно.
— Ты наделал ошибок Влад, — подошла, взяла его руки своими, переплетая пальцы.
Такие холодные. Как и мои.
— Это правда, — стараясь не содрогнуться от невыносимой боли и отчаяния, плескавшегося в серых глазах, начала я. — Попал в неприятности. Фатальный несчастный случай отнял у тебя пять лет жизни. Вот только другой на твоем месте вырос бы в озлобленного морального урода. Ненавидящего всех, в общем, и женщин, в частности, например. Из-за той, что вырастила тебя, вымещая злость на мужа на ребенке.
— Ее можно понять.
— Понять? — заорала я. — Понять, блядь, можно было бы, если б она подала на развод. Или если б, например, Святослав грозился отнять Глеба, и она осталась ради него, а к тебе отнеслась по-человечески. Как к маленькому ребенку, который, вдруг ты не знаешь, не виноват в том, что творил его отец!
Влад до скрипа сжал зубы. Осязаемая мука, написанная на его лице, доламывала мой и так трещащий по швам самоконтроль.
— Но, нет же, не-ет. Эта примитивная, меркантильная тварь, гребаное ничтожество ни за что бы не рискнула остаться без бабла.
Меня знобило от выплеснувшейся, наконец, ярости, сдерживаемой месяцами.
— А если тебе нужен пример человека, которому было проще войти в «услужливо открытую дверь», то ты всегда можешь вспомнить Глеба. Хороший парень, м?
По щекам побежали слезы. Злые, обжигающие. Я стирала их кулаком, размазывая макияж.
Влад привлек меня к своей рвано вздымающейся груди.
— Если б я поступил иначе, то может был бы с тобой, — прохрипел мне в волосы, — Вместо него. И тебе не пришлось бы тянуть меня со дна. Видеть все это дерьмо. Бояться.
— Влад, я люблю тебя, — кое-как сглотнув комок в горле, я взглянула в его лицо. — Люблю то, каким человеком ты стал вопреки всему.
Как-то получилось, что сказала ему только сейчас. Что люблю. Казалось, впервые я полностью осознала, что именно эти слова на самом деле значат. Стало противно от того, сколько всего я путала с ней — с любовью.
— Знаю. И когда-нибудь стану этого достоин.
Влад поцеловал меня в соленые губы, и почти сразу завибрировал его телефон.
— Ответь.
— Это отец, — мужчина взглянул на экран.
— Скажи, что мы придем, — сладко улыбнулась я.
Закатив глаза, он так и сделал.