— Конечно же отдаст. Такой наш уговор, — сказал, отсмеявшись. — В клетке убьют твоего Молота. Сазонов-старший… Не молодой ведь человек, всякое может случиться. Вдруг сердце потери сына не выдержит? Кто знает? И вот тогда, Глеб отдаст мне завод, а я ему — тебя.
До слуха донеслись чьи-то противные, надоедливые поскуливания, резко переходящие в рыдания. За ними дальнейшие слова Шаламова померкли. А он сам превратился в размытое, светлое пятно в чернильном полумраке.
Хлопнула дверь. Они со Стасом вышли.
Зажав рот ладонью, я ревела. Раскачиваясь из стороны в сторону как безумная, выла от боли и бессилия. Как дикое животное, обезумевшее в неволе.
Воспоминания раздирали изнутри. Терзали, когтили душу, как коршуны добычу. Такие яркие, красочные, как будто все это происходило сейчас, наяву.
Я снова впервые столкнулась взглядом с глазами Влада. Впервые оказалась в его руках, почувствовала губы на своих, растерявшись от нахлынувших эмоций.
Вновь ощутила, как лечу в пропасть. Вновь коснулась своей душой к его — истерзанной, кровоточащей от незаживающих ран, нанесенных самыми родными людьми и им самим. Ранимой, отчаянно храброй и отважной. Сильной. Светлой и чистой, вопреки всему.
И спрятанной под годами наращиваемой броней озлобленности, которую я снова и снова пыталась пробить, чтоб излечить раны своей любовью. Огромной, безумной, всеобъемлющей. Такой, какую я и представить себе не могла. Такой, как и его ко мне.
Мы слились воедино, проросли друг в друга, так что не оторваться. Мы такими счастливыми были…
В моей маленькой квартирке, подаренной доброй женщиной, ставшей мамой моей маме, а мне — доброй бабушкой.
Под ясным небом Доминиканы, в таких же голубых, как оно, водах океана. В райском месте, так похожем на нашу любовь, если б можно было придать ей физическую форму.
Господи, зачем? Заче-е-ем, мы оттуда вернулись? Почему не остались там, сбежав ото всех?
Ты знаешь, почему!
Потому, что, как оказалось, Глебу нужны не только деньги. Ему нужна и я. И он все равно бы нашел способ.
— Ублю-у-удок! — завыла я охрипшим от рыданий голосом.
Саданула кулаком в стену, как Влад обдирая кожу с костяшек. Больно. Очень. Рука теперь пульсирует и пылает огнем. Как и опухшее от слез лицо, заложенный нос и тяжелая, словно налитая свинцом, голова.
Наверное, я уснула. Точнее провалилась в вязкое, зыбкое небытие, обессилев от рыданий. Организм просто отключился, чтоб сберечь свои силы. Глупый! Зачем они мне? Чтоб выжить?
Так я не смогу жить без Влада! Даже если не пленницей — не смогу! Не смогу, да и не захочу!
Но ведь он говорил про какой-то план! Почему, ну почему я не выспросила подробностей? Сейчас бы знала хоть что-то…
Несколько дней. Владу нужно было несколько дней. Это могло быть, как два, так и пять, десять. Но, какая разница, если один намек на опасность для меня, и Влад сделает что угодно, лишь бы только спасти, уберечь. Плевать какой ценой!
Вновь шаги за дверью. И вновь я вжалась в стену, только сейчас почувствовав, насколько она холодная и насколько я замерзла в этом сыром подвале.
Вошел Стас с металлической миской в руках и бутылкой воды. Поставил и то, и другое возле меня и отошел. Встал, поставив ноги на ширину плеч, скрестил руки и выжидающе уставился на меня.
От запаха какого-то жирного варева затошнило. Но я и виду не подала. Вообще не двинулась, только старалась дышать медленно, но неглубоко. Не хватало еще начать корчиться от сухих спазмов перед прихвостнем этого мерзавца Шаламова.
— Жри давай, — не выдержал Стас, — или насильно в глотку залью.
— Что, уточнения насчет моего товарного вида не поступало?! — такого я от себя не ожидала.
А вот прилетевший в ответ удар был вполне себе предсказуем. Скула взорвалась невыносимой болью, из носа хлынула кровь. Снаружи и внутрь, в горло, заставляя раскашляться.
Стас ухватил одной рукой меня за волосы на макушке, зажав голову между предплечий. Стиснул нос, и от боли в глазах потемнело и хлынули слезы. А когда я открыла рот хватануть воздуха, в губы вжался металл и в горло полилась мерзкая горячая жижа. Я захлебнулась, закашлялась, конвульсивно дергаясь в жестоких руках.
Он отпустил, оттолкнул так, что я врезалась в стенку. Отшвырнул миску, расплескивая по полу остатки.
А потом молча вышел.
Сунув в горло пальцы, я выблевала попавшие туда крохи. От напряжения кровь из носа хлынула сильнее. Я осторожно зажала ноздри, и, пытаясь как можно медленнее дышать ртом, облокотилась головой о стену и закрыла глаза.
Больно. Но это ничего. Мама же выдержала, значит и я тоже смогу. Мама… Мамочка, Богдан и Леша. Я же скорее всего больше никогда их не увижу. Какого им будет, что им скажут обо мне вообще? Что, если Богдан копать начнет?
Сердце мучительно сжималось от боли, от тоски по семье, от страха за них. Слезы застилали глаза, но я не давала себе волю. Зачем-то стараясь не дать ухудшиться состоянию.
Когда остановилась кровь, все же умылась водой из бутылки, прополоскала рот, пытаясь хоть немного избавиться от вкуса крови. Выпила остатки.
Сняв с пояса толстовку, надела ее на себя в попытке хоть немного унять дрожь, с которой будто бы сроднилась за… Сколько же прошло времени?
Шаламов сказал «Доброе утро!». Да и по ощущениям, я спала довольно долго. Потом истерика и снова провал. Значит, с момента, как меня похитили, прошло чуть меньше дня.
А у Влада осталось чуть больше до того, как…
Нет! Не-е-ет! Я не выдержу! Не выдержу, если его убьют.
Я разрыдалась. У слез был металлический вкус крови.