Джекс (ЛП)

Глава 4. У Джекса дома

Джекс яростно добивался, чтобы меня оставили ему в качестве рабыни на оба его выходных дня. Вместе с охранниками, которые должны были вернуть меня из комнат удовольствий в тюрьму, мы пришли к главному надзирателю, а тот, в свою очередь, привел одного из членов сената — пожилого, седовласого мужчину в типичном белом одеянии советника.

— Куда она денется? — возмущенно спрашивает Джекс. — Если ей удастся сбежать из города, она столкнется с суровыми условиями жизни в Аутленде. Ее тело не приспособлено к тому, чтобы выжить там.

Я стою в углу, окруженная охранниками, и чувствую себя животным — сенатор смотрит на меня с отвращением.

— А если она укроется у повстанцев?

— Она не отойдет от меня ни на шаг, — говорит Джекс. — Я хочу отомстить. Она убила моего брата. И поэтому я убью эту повстанческую дрянь. Так, как я того хочу, а для этого мне нужно время.

Моя спина покрывается мурашками. Джекс может чертовски убедительно играть свою роль.

— Обычно так не делается, — отвечает сенатор и добавляет с садистской усмешкой, — но если вы гарантируете, что Номер 13 через два дня будет мертва, можете забрать ее.

— Я гарантирую вам, что она больше никогда не вернется в эту тюрьму…

Транспорт для перевозки заключенных стоит в подземном гараже одного из самых высоких зданий города. Я знаю это, потому что раньше часто делала покупки в магазинах, расположенных на нижних этажах этого здания. Уайт-Сити, с его пятьюдесятью тысячами жителей и множеством высоток, в каждой из которых проживает от пятисот до тысячи человек, относительно небольшой, поэтому я часто чувствовала себя взаперти. Но с каким удовольствием я сейчас променяла бы свою узкую камеру на его узкие улочки.

Тюремный микроавтобус — одно из немногих транспортных средств в городе, он работает на водороде. За исключением нескольких высокопоставленных политиков, ни у кого из жителей города нет моторизованного транспорта. Воды очень мало, и залежи природного газа, из которого также можно получать водород, истощены. Но по городу легко можно передвигаться пешком или использовать педовехикл — своего рода велосипед, но большего размера и на трех колесах. В подземном гараже полно их.

Двое охранников вытаскивают меня из автобуса, Джекс выходит следом. Хотя я до сих пор голая, мне не холодно. Под куполом в любое время года сохраняется одинаковая температура — всегда приятно тепло, не важно, дождь ли в Аутленде, сильный ветер или снег. Под защитой города погода не играет роли.

Джекс, я и два охранника поднимаемся на лифте на последний, одиннадцатый, этаж. Скоро я увижу, как он живет.

Мы останавливаемся перед дверью № 1120. Один из охранников достает из своего чемоданчика кольцо серебристого цвета и надевает его мне на шею. Кольцо, толщиной в палец, плотно обхватывает ее, но не сдавливает.

Затем он набирает что-то на пульте управления на своем запястье.

— Что это за ошейник? — спрашивает Джекс.

Охранник закрывает чемоданчик и разворачивается, чтобы уйти.

— Просто мера безопасности. Сенатор настоял. Если рабыня покинет квартиру, автоматически получит смертельную инъекцию. Если кто-нибудь попытается снять кольцо, это так же спровоцирует укол.

Мое сердце замирает. Я осторожно дотрагиваюсь до металла и прячусь за спину Джекса, как будто он сможет меня защитить. Я слышала о таких кольцах для шеи — Марк участвовал в разработке, но я никогда раньше их не видела.

Даже Джекс на долю секунды теряет дар речи.

— Сенатор не доверяет мне?

Охранник чешет голову.

— Не принимайте на свой счет. Сейчас обстановка неспокойная — повстанцы очень активны. Через два дня мы заберем Номер 13 и вернем ее в тюрьму. — Он дьявольски улыбается, обнажая ровные зубы. — Задайте жару этой серве.

Джекс сжимает за спиной кулак и так же зловеще отвечает:

— Задам. — Затем он прощается с мужчинами.

Джекс смотрит в сканер на двери, который считывает сетчатку глаз, дверь открывается, и я попадаю в его царство. Но мне сейчас не до разглядывания — сейчас я могу думать только об этой штуковине у меня на шее. Я тяжело сглатываю и чувствую давление металла. Меня бросает то в жар, то в холод. Головокружение становится настолько сильным, что я теряю равновесие и цепляюсь за первый попавшийся предмет обстановки: большое черное кресло. В панике я хватаю ртом воздух, потому что чувствую удушье.

Как я теперь могу сбежать? И могла ли вообще? Джекс был прав, когда говорил, что мне некуда пойти и я не выживу в Аутленде, даже если туда доберусь.

Как только он закрывает за нами дверь, он издает проклятье и падает в кресло рядом со мной. Он закрывает глаза и откидывает голову, его лицо напряжено.

Мне хочется встряхнуть Джекса — он должен сказать мне, что мы теперь будем делать, но он просто сидит. На нем черная футболка, которая облегает тело, подчеркивая мускулы, чистые высокие военные ботинки и свежие серо-черные камуфляжные брюки. Не только форма одежды, но и положение создают у меня ощущение, что он всегда знает, как действовать, что всегда может найти решение проблемы. Он же боец, стратег!

— Джекс? — зову я тихо, едва смея говорить. Что, если мой голос активирует ошейник, и я получу смертельную инъекцию?

Не открывая глаз, он отвечает:

— Я надеялся с твоей помощью получить доступ к записям камер наблюдения в больнице. Мне нужно увидеть лицо того мужчины, я помню его не четко, был еще слишком не в себе для этого.

Так он поэтому привез меня к себе домой? Мне так сильно сдавливает грудь, что я снова начинаю задыхаться.

— Я всё равно не смогла бы попасть туда — они лишили меня права доступа. Они лишили меня всего. — Я потеряла всё: квартиру, личные вещи, жизнь.

Джекс открывает глаза.

— Черт, я так… — Он проводит рукой по лицу и встает. — Я просто не привык, что у меня в доме находится женщина или еще кто-нибудь, кроме братьев по оружию. Подожди, я принесу тебе что-нибудь из одежды, и потом мы найдем решение.

Какое решение? Моих или его проблем?

Сгорбившись, я иду через помещение в стиле лофт⁸. Здесь есть мини-кухня из нержавеющей стали, гарнитур мягкой мебели черного цвета, огромный экран на стене, а на противоположной стороне комнаты, перед панорамным окном, шкаф и белая лакированная кровать. Она настолько большая, что на ней могли бы комфортно спать четыре человека. В остальном квартира довольно пустая и холодная. Никаких фотографий. Есть ли у Джекса вообще семья? Друзья?

Я бросаю взгляд в окно, на город. Отсюда мне виден молочного цвета купол, простирающийся над домом. Он пропускает только фильтрованные солнечные лучи и мерцает голубоватым светом, но не позволяет увидеть ничего снаружи. По словам сената, Аутленд выглядит слишком ужасающе.

В центре города стоит башня с круглым верхом, здесь купол достигает своей максимальной высоты. Там находится база шаттлов — единственное место, через которое можно покинуть купол. Я снова вспоминаю нашу с Марком поездку в другой город. Во время двухчасового перелета — на автоматическом управлении, потому что маленькие корабли летают без пилотов — у нас не было возможности хотя бы раз взглянуть за борт, вместо этого нам показывали фильм. Как выглядит город снаружи? Всё ли до сих пор коричневое и выжженное, а почва и вода отравленные, как нам говорят школьные учебники?

Любители сенсаций просят об экскурсионных полетах, потому что многие хотят поглазеть на жителей Аутленда, но правление против. Я, конечно, не отказалась бы от одного такого полета, но не из жажды сенсации. Я всего лишь хотела бы узнать, возможна ли жизнь снаружи снова, по прошествии восьмидесяти лет. Радиоактивное излучение от взрыва бомбы уменьшается вдвое каждые тридцать лет, когда-нибудь природа восстановится. Надеюсь. Хотя это не имеет никакого отношения ко мне — так долго я не проживу.

Я снова глотаю слезы и дотрагиваюсь пальцами до металлического кольца на шее, но тут внезапно сзади на мое плечо ложится рука Джекса.

— Мы найдем способ снять его, — мягко говорит он. — И придумаем, как разобраться со всем остальным.

На моем лице ненадолго появляется улыбка. Мой большой, сильный солдат-мечтатель?

— Это тебе, ничего лучше я не нашел. — Он протягивает мне черную футболку. Она выглядит так же, как и та, что на нем. — Я не был готов принимать у себя женщину.

— Спасибо. — Я торопливо надеваю футболку на себя, радуясь, что могу прикрыться, хотя больше не стыжусь Джекса. В конце концов, он и так уже всё видел.

Футболка настолько большая, что скрывает мои бедра. Джекс осматривает меня, почесывая голову.

— Ты должна заказать себе что-нибудь из одежды. — Он берёт с круглого стеклянного столика планшет и передает его мне. — Закажи, что хочешь. Я оплачу.

— С-спасибо, — благодарю я с запинкой, потому что уже отвыкла от такого доброго отношения. На протяжении последних месяцев мне говорят только о том, что я должна делать, у меня нет права выбора.

Я беру из рук Джекса компьютер, нажимаю на черный, гладкий экран, и он загорается. Меня подмывает проверить свою почту, однако я справляюсь с соблазном. Мой аккаунт был удален. Я знаю это. Посмотреть и убедиться в этом, только причинить себе боль.

Я иду на страничку «C&M — Clothes and More⁹»— магазина, где я всегда заказывала себе одежду. Иногда, когда позволяло время, я заходила в магазин лично.

Я ищу удобную обувь, темно-синие брюки и две кофточки с короткими рукавами — всё по самой низкой цене, потому что мне не позволяет совесть, делать покупки за счет других.

— Я как-нибудь верну тебе деньги.

— Не глупи, — говорит Джекс, направляясь к кухонному гарнитуру. — Хотя… — Он бросает на меня озорной взгляд через плечо и подмигивает. — Я знаю, как ты могла бы отработать свой долг.

Мне сразу становится жарко. Этот мужчина не даст забыть!

Я вспоминаю, как он ласкал меня в дỳше, и от этого влагалище сжимается. Джекс ожидает, что здесь всё продолжится так же, как было в комнатах удовольствия?

Когда я выбираю нижнее белье, мои пальцы дрожат. Сначала я хотела взять закрытое, но теперь отваживаюсь на менее скромное, выбирая прозрачный материал бесстыже красного цвета.

После того, как складываю выбранные товары в виртуальную корзину, я подхожу к Джексу, чтобы он их оплатил. Когда Джекс видит общую сумму, он качает головой:

— Я всегда думал, что женщины стоят мужчинам прорву денег.

— Я не отношусь к таким расточительным женщинам, — хрипло отвечаю я. Ситуация такая непривычная для меня. Я — рабыня, нахожусь дома у Воина, который покупает мне одежду, словно я его жена.

Он с улыбкой прикладывает большой палец к полю оплаты. Сканер считывает его отпечаток, и через пару секунд я получаю подтверждение платежа. В нем указано: «Доставка в течение сорока минут». Магазин находится всего лишь на соседней улице.

Джекс открывает холодильник:

— Есть хочешь?

Я киваю:

— Еще как. — Я уже и забыла, когда в последний раз нормально ела. Перед шоу я была слишком взволнована, да и тюремные помои не слишком вкусные.

— Чего бы ты хотела? — Он достает запакованные готовые блюда с напечатанными на них названиями: тушеные овощи, жареная свинина, лазанья, рататуй…

— Лазанья — звучит неплохо, тысячу лет не ела ее. — Рот наполняется слюной, а желудок начинает урчать.

Джекс снимает защитную пленку и сует упаковку в магнетроник, а через минуту достает из него блюдо, от которого поднимает пар.

М-м-м, какой аромат! Томаты, макароны и специи.

Мы садимся рядом друг с другом на высокие стулья за своего рода барную стойку на кухне. Кроме дивана и кресла больше сидеть не на чем. Джекс ведёт себя не как хозяин, который принимает гостя. Он сидит, широко расставив ноги, его теплое бедро касается моей ноги. Он не отодвигается, когда соприкасается со мной, и я наслаждаюсь этим.

Пока мы едим из одной тарелки, и я смакую каждый кусочек, я рассматриваю квартиру. Здесь настолько чисто, словно вылизано, даже кровать заправлена. И я не могу не спросить:

— Кто покупает для тебя продукты, стирает вещи и убирается?

Джекс покрывается легким румянцем.

— Когда я на дежурстве, приходит Джимми и наводит в квартире порядок.

— Кто он? Его приставили к тебе люди из правления?

Джекс трет шею.

— Нет, я познакомился с ним в учебно-воспитательном центре. Я прихожу туда пару раз в месяц и тренирую детей.

Я ничего об этом не знала. И я еще много чего не знаю о Джексе.

— Здорово!

— Это была инициатива сената, — бормочет он, а его уши становятся еще краснее. Он стыдится? Это разрушает его образ жесткого солдата?

— Ты оказываешь Джимми большое доверие.

Джекс небрежно пожимает плечами:

— Что такого он может здесь натворить? У меня нет ничего ценного, чтобы украсть. И пока он хорошо выполняет свою работу и не тратит заработанные деньги на наркотики, он может оставаться.

Сенат рекомендует родителям тех немногочисленных детей, что у нас есть, отправлять их в эти учебные учреждения. Там режим может оказывать прямое влияние на них. Сенат, якобы, хочет помешать детям целыми днями сидеть перед экранами скринеров, шляться по улицам или тайком проникать в секс-бары. О последнем я действительно слышала. Уже четырнадцатилетние заказывают там себе напитки и лакомятся обслугой вместо закусок. Меня передергивает. Женщинам, что там работают, часто не остается ничего другого, кроме как предоставлять сексуальные услуги, чтобы хоть немного подзаработать. Сколько раз кто-нибудь из них обращался ко мне за помощью во время моих ночных дежурств в клинике, из-за того, что с ними грубо обошелся клиент. Большинство посетителей баров едва ли лучше, чем тот Воин по имени Блэр.

К лазанье Джекс преподносит мне фужер красного вина. Это лучшая марка города: Рэд Бьюти. Вино стоит дорого и, наравне с пивом, является едва ли не единственным алкогольным напитком класса люкс, потому что для выращивания винограда и хмеля у нас есть только одна небольшая посевная площадь. На полях выращивают в основном продовольственные культуры. Остальные напитки готовятся из спирта и синтетических добавок. Почти всё свободное место в городе отведено под производство продуктов питания, даже на всех крышах стоят теплицы.

С каждым куском и с каждым глотком, я чувствую этот проклятый ошейник, который напоминает мне о моем статусе.

— Как мы избавимся от этой штуковины?

Джекс наклоняется ко мне и осматривает ее, водя по ней пальцами. Я вздрагиваю, когда он касается моей кожи.

— Чтобы снять ее, нам нужен специалист. Я умею обращаться только с оружием. Но кроме сослуживцев, у меня мало связей в городе. Я не знаю, кому можно довериться и кто нам может помочь.

Мне на ум приходит только один человек, которому, не считая Джекса, я еще доверяю.

— Я могла бы спросить Марка. Насколько мне известно, несколько лет назад он отвечал за программирование.

Джекс поднимает брови:

— Марк Ламонт? Который участвовал в моей операции?

Я киваю.

— Я думал, он — врач.

— Да, но он частично превратил хобби в профессию. Если речь идет о программном обеспечении, ему нет равных.

Взгляд Джекса становится мрачным.

— Ты ему доверяешь?

— Думаю, да.

— Я имею в виду… Он создал эту чертову штуку!

Джекс сжимает губы так сильно, что они превращаются в тонкую линию.

— Это было много лет назад. Он нуждался в деньгах, а они хорошо платили, но теперь он работает только в клинике.

— Он был твоим любовником, верно? — спрашивает Джекс и отводит глаза.

— Мы встречались пару месяцев, ездили вместе в отпуск, но не совсем подходили друг другу как пара. Мы остались хорошими друзьями.

— Со сколькими мужчинами ты уже была вместе?

Почему его это интересует? Мое сердце трепетно бьется.

— За исключением Марка, я ни с кем не была в отношениях. — О других нескольких связях я не собираюсь ему рассказывать — я действительно спала только с Марком.

Джекс вздергивает подбородок и расправляет плечи. Он выглядит очень довольным. Такое возможно? Ах, я так плохо знаю его.

Прежде, чем этот Воин вошел в мою жизнь, у меня хотя и были интимные желания, но я никогда не проявляла их. Джекс распалил мой голод.

Я прочищаю горло, мое сердце стучит быстрее, и я заставляю себя спросить:

— Ты когда-нибудь был в отношениях?

Он мотает головой, ерзая на стуле. Похоже, эта тема ему неприятна.

— Никогда. Я немного завидую тебе.

На самом деле, нет повода завидовать мне.

— Но ты же можешь найти себе подружку… или мог бы.

— Моя работа не очень подходит для отношений.

Я так и думала.

Джекс собирает посуду и несет ее в мойку.

— Кроме того, я привык быть один. Мне не нужно ни перед кем отвечать, я не могу никого обидеть. Не думаю, что я подходящий человек для отношений.

Меня начинает подташнивать. Господи, я что, на что-то надеюсь? Джекс и я?

Он заметил, что у меня есть чувства к нему? И это был его способ сказать мне, что никакого «мы» быть не может, пока я не убедила себя в обратном? Да и чего можно хотеть от рабыни, обреченной насмерть?

Я потираю татуировку на плече, которая внезапно словно начинает гореть, а Джекс прислоняется к мойке и устремляет взгляд в пустоту. Когда раздается громкий звонок, я вздрагиваю.

— Так скоро! — Джекс торопится открыть дверь, и я слышу как он разговаривает, а затем он возвращается с большим пакетом. — Твой заказ.

— Ух ты, это было действительно быстро.

— Если хочешь принять душ, — говорит он и указывает на дверь рядом со шкафом в спальне, — ванная комната там. Я пока вздремну.

— С удовольствием. — Я забираю у него пакет и собираюсь уже пойти в ванную, как снова вспоминаю об ошейнике. На меня накатывает тошнота, а сердце пускается вскачь. Я стремительно подлетаю к нему:

— Считаешь, вода никак не повлияет на него?

— Вряд ли.

— Могу я связаться с Марком? Как думаешь? — Я хочу, наконец, избавиться от этой штуки.

Джекс кивает.

— Напиши, что он должен прийти сюда, но не говори, почему.

Я сделаю это сразу после душа.

* * *

Когда спустя полчаса я выхожу из ванной в новой одежде, Джекс спит. Он ничем не укрыт, и на нем только облегающие черные шорты. Одну руку он закинул за голову, так что бицепс четко выделяется. Лицо обращено ко мне, губы приоткрыты. Теперь, при дневном свете, я впервые могу основательно и без помех его рассмотреть: развитая мускулатура, кубики пресса, длинные, слегка покрытые волосами ноги, усеянная шрамами кожа. Порез есть даже на ухе, но особенно длинный шрам тянется через грудь.

Под густыми, длинными ресницами лежат тени. Три дня непрерывного дежурства почти без сна — за исключением нескольких часов со мной — такое может вынести только сильнейший Воин.

Кажется, что он спит глубоко — его лицо впервые полностью расслаблено. Он вообще очень изменился, с тех пор, как мы у него дома. Стал более спокойным и сдержанным. Это его мир, здесь ему не нужно притворяться. Но теперь сюда вторглась я.

Для Воинов нормально — всегда быть под наблюдением: на заданиях и в удовольствии. Меня это сводило бы с ума, но солдаты не знают другой жизни.

Наверное, мне тоже следует отдохнуть, но сначала я должна написать Марку. Я беру планшет, захожу в чат и понимаю, что не могу это сделать. Меня больше нет, все мои аккаунты удалены, сканировать большой палец бесполезно. Мне нужна помощь Джекса. Но он так спокойно спит, и ему необходим отдых.

Один час… жду, а потом разбужу его. Всё это время я смотрю в планшете книги его виртуальной библиотеки. Среди них много классики, но также есть труды о ведении боя и военной технике. Интересно, он все их прочел? Что он предпочитает, когда дома: читать или смотреть в экран скринера?

Потом я просматриваю медиатеку, испытывая соблазн включить его старые передачи. Лучшее от Джекса, так сказать. Но хочу ли я видеть, как он ласкает рабыню-брюнетку?

С тех пор, как мы здесь, он не сближался со мной физически. Неужели в комнатах удовольствия всё было только ради шоу? Я глубоко вздыхаю. Это казалось таким настоящим. Это и было по-настоящему! Я возбудила его, или, по крайней мере, мое тело. А сейчас я сижу одетая на диване, словно он боится, что всё повторится, если он будет видеть меня голой.

Сэм, как ты можешь думать о нем? О вас?

Я должна выпутаться из этой чертовски паршивой ситуации. И Джекс хочет мне помочь. Это больше, чем я когда-либо мечтала.

Я медленно подхожу к кровати и осторожно опускаюсь на нее. Может, я смогу приложить его большой палец к экрану, чтобы написать Марку? Тогда мне не нужно будет его будить.

Держа планшет рядом с его рукой, я осторожно отгибаю большой палец Джекса. И тут его рука бросается вперед и хватает меня за запястье, сжимая его так сильно, что я вскрикиваю и роняю планшет на матрас.

Даже во сне инстинкты не оставляют Джекса. Когда он узнаёт меня, сразу отпускает.

— Не делай так больше, — рычит он и садится.

— И-извини, мне нужно было войти в чат, чтобы написать Марку, но я не хотела тебя будить. — В моих ушах шумит адреналин. Я снова забыла, кем на самом деле является Джекс.

Он проводит рукой сквозь волосы, приводя их в еще больший беспорядок. Заспанный и взъерошенный — он выглядит чертовски сексуально.

— Ты не виновата, — бормочет он. — Как я уже говорил, я не привык, чтобы рядом был кто-то ещё.

— Ты слишком долго оставался один. Может быть, пришло время изменить это.

— Может быть, — говорит он тихо, не глядя на меня. Он прикладывает большой палец к экрану, открывая доступ к чату.

Я смотрю на пустое белое поле.

— Что написать?

— В любом случае, ничего из того, что выдаст наши планы.

— Это понятно. — С ухмылкой я передаю планшет ему. — Пиши лучше ты. — Пусть он подумает. — Сообщение не будет настолько сильно бросаться в глаза, чем если его пришлю я.

«Это Джексон Картер», — набирает он после минутного размышления. — «Ваша бывшая коллега у меня. Может быть, вы хотите ее увидеть? Ее шея кажется мне очень привлекательной. На ней надето серебряное украшение».

Тяжело дыша, я смотрю на Джекса.

— Думаешь, это достаточно завуалированно?

— Надеюсь. — Он пишет свой адрес и нажимает «отправить». — Если твой Марк не глуп, он поймет, чего мы от него хотим.

— Он чертовски умен.

Джекс не одобрительно поднимает брови. Он… ревнует? Нет, я совершенно точно придумала себе это. Просто он не доверяет Марку.

Когда раздается тихий звук оповещения, мы оба смотрим в экран. Марк уже написал ответ: «Освобожусь через три часа».

— Хорошо. — Я ложусь на кровать рядом с Джексом, закрываю глаза и делаю глубокий вдох. — Надеюсь, сообщение не перехватят.

— А если и так, никто не запрещал мне принимать гостей. — Он кладет планшет на ночной столик.

Я незаметно вытираю взмокшие ладони о простыню. Надо надеяться, Марк снимет с меня эту штуковину.

— Могу я спросить у тебя кое-что о Седрике?

— Хм, — отзывается Джекс.

— Что именно произошло, когда вас обоих тяжело ранило осколками гранаты?

Джекс ложится на бок, поддерживая голову рукой. Ему обязательно ложиться так возбуждающе?

— Нам было поручено выследить повстанцев, у которых где-то под городом есть штаб-квартира. Но они постоянно меняют ее. Иногда нам удается поймать одного из них, но в большинстве случаев они успевают совершить самоубийство.

— Как ужасно…

— Это мой мир, малышка.

Я сглатываю.

— Ты что-нибудь чувствуешь, когда убиваешь человека?

Он ложится на спину и закрывает глаза. Слово за словом, Джекс начинает говорить:

— Так заведено уже давно. Так я был обучен. Жизнь повстанца или человека из Аутленда ничего не значит — они отбросы, в то время как горожан нужно защищать даже ценой жизни. — Он со вздохом набирает воздух в легкие. — До того, как Сед умер, я всей душой ненавидел людей с той стороны, это не выразить словами. С самого рождения меня готовили ненавидеть и уничтожать этих зараженных радиацией мутантов.

— Они отличаются от нас внешне? Ты видел когда-нибудь хоть одного? — Мое сердце несется галопом.

— Я убил несколько из них в заградительной зоне. Они выглядят так же, как мы. Может быть, менее ухоженные, но у них нет двух голов или трех рук. Проблема в их мозге: они похожи на зомби и питаются человеческим мясом.

Я закрываю рот рукой.

— О, боже!

— По крайней мере, нас этому учили. Седрик был другого мнения, он рассказывал, что поймал одну женщину из Аутленда. Ей удалось проникнуть в город и примкнуть к повстанцам.

Я резко сажусь.

— Он сдал ее властям?

— Нет, он отпустил ее, и я его за это едва не застрелил, хотя никогда ее не видел. Я был настолько предан режиму, — сказал он мрачно.

— Звучит так, словно сейчас ты поменял свое мнение.

— После смерти Седрика я не убил больше ни одного.

Он изменился…

— Что переубедило тебя?

В его взгляде заметно страдание:

— Мы с Седриком были двуяйцевыми близнецами¹⁰, но похожими, как ты знаешь. Мы происходим из одного искусственного оплодотворения, просто яйцеклетки имплантировали разным женщинам. Седрик родился на два года позднее меня. Уже в тренировочном лагере мы были неразлучны. И когда он попал в мое подразделение, я стал его наставником, мы всё прошли вместе. Но однажды я почувствовал, что он что-то утаивает. В последние дни перед смертью он был скрытным, отдалился от меня и от других солдат.

— Из-за этой женщины?

Со вздохом Джекс переворачивается на живот и опирается на локти.

— Я не знаю, он не успел рассказать мне. Он что-то знал, контактировал с повстанцами, и это не могло не отразиться на нем.

— Что он сделал? — Я наклоняюсь к Джексу и беру его за руку.

— Во время того задания, когда мы оба были тяжело ранены, он собирался перейти на сторону повстанцев.

От волнения я забываю, как дышать, и, замерев, жадно слушаю прерывистый рассказ Джекса.

— Сед хотел рассказать мне больше, а потом попрощаться со мной, но тут прямо рядом с нами взорвалась граната. Поэтому я уверен, что убить его в больнице распорядился кто-то из сената. О чем-то стало известно, и меня сводит с ума, что он не доверился мне до того, как стало слишком поздно.

— Раз вы так хорошо друг друга знали, он понимал, насколько ты поддерживаешь режим.

Джекс сжимает кулаки.

— Проклятье… да.

— Значит, смерть Седрика изменила твой взгляд на жизнь?

— Хм. — Он слегка расслабляется, но лицо всё еще перекошено. — Помогло то, что меня не бросили в бой сразу после выздоровления. Сначала я неделю провел на границе города, и там я не смог нажать на курок, когда увидел бегущего аутлендера.

— Он больше ничего тебе не рассказал?

— Рассказал, — тихо отвечает Джекс. Его взгляд вспыхивает, и он быстро отводит его. — Умирая у меня на руках, он прошептал: «Если выживешь, найди Джулиуса Петри».

— Кто это?

— Без понятия, но он не гражданин города, я проверял.

— Тогда, возможно, он один из повстанцев.

— Может быть.

— И больше он ни о чем не упомянул?

Джекс снова поворачивается на спину и устремляет взгляд в потолок.

— «То, что мы делаем — неправильно», — сказал он, хотя взрывом гранаты его едва не разорвало пополам. А еще: «Я смогу умереть спокойно только если буду знать, что мой брат на моей стороне».

— И как ты отреагировал?

— Я сказал: «Если ты умрешь, я отомщу за тебя, не важно, кто повинен в твоей смерти».

— Итак, Седрик действительно хотел перейти на другую сторону. Поэтому ты не стал ничего рассказывать в комнатах удовольствия.

— Да, но не только поэтому. За два дня до нападения я застал его, когда он закладывал в канал медикаменты. Он провез их контрабандой для повстанцев.

— И ты не расстрелял его.

— Конечно нет, он был для меня всем. В общем, я влип с ним по самые уши. Это лишь вопрос времени — когда выяснится, что я промолчал. Тогда я обречен.

— И всё же ты продолжил молчать.

Он со вздохом объясняет:

— Чтобы поговорить с тобой. Мне нужна была информация.

Которую я не могу ему предоставить. Из-за ошейника я не могу даже провести его в клинику, чтобы он посмотрел видео с камер наблюдения.

Я гляжу на свои пальцы, которыми мну простыни.

— Почему о контактах Седрика с повстанцами не узнала общественность?

— Мы — символ статуса, и на нас держится этот чертов город. Как мы после этого стали бы выглядеть?

— Люди перестали бы доверять своим героям. — Я мягко провожу рукой по спине Джекса. — Возможно, никто никогда не узнает, что ты не выдал своего брата. Но если ты поможешь мне, охотиться будут на нас обоих.

Он пожимает плечами.

— Всё, чего я хочу — отомстить. И я буду защищать тебя. Но у меня есть только одно это имя.

Я — часть его плана. И должна принять это, даже если это причиняет боль. Мне нужно отвлечься.

— Найди Джулиуса Петри… Может быть, здесь кроется отгадка?!

Я перегибаюсь через Джекса и беру с ночного столика планшет.

— Я уже вводил это имя в поисковую систему, но она выдает лишь комбинацию букв и цифр.

— Действительно. — На белом фоне экрана черным шрифтом светится: M13-3.

— М13… Что это может быть?

— Например, секретный язык. Код. Или… — Он нажимает на свой маленький компьютер на запястье, и на дисплее тут же появляется светящаяся трехмерная сетка координат.

— Что это за линии между квадратами?

— Это система тоннелей под городом. — Глаза Джекса расширяются. — Почему я раньше об этом не догадался? Это может означать квадрат сетки, точное местоположение и уровень! Поскольку мы, Воины, обычно остаемся на самом нижнем уровне города, у нас на карте есть только он, это тремя уровнями ниже. Кроме того, М13 находится в центре!

Получается, его «часы» — это карта.

— Может быть, там находится лагерь повстанцев.

Глаза Джекса горят.

— Я почти уверен в этом.

Внезапно во внешних областях карты вспыхивает порядка двадцати зеленых точек. Я указываю на одно из скоплений:

— Что это?

— Это Воины, которые как раз сейчас на задании. Мы носим чипы, чтобы не переубивать друг друга. — Он задумчиво трет шею. — Ты должна вырезать его, или они найдут меня.

Джекс поворачивается ко мне, и я зарываюсь пальцами в волосы, чтобы ощупать кожу под ними.

— Да, я чувствую его. Я принесу лазер.

— У меня лежит один в ванной. — Джекс встает, опережая меня, выходит за дверь и тут же возвращается с лазером-карандашом.

— Ты не принес обезболивающее…

Поймав его едва ли не укоризненный взгляд, я говорю с усмешкой:

— Ладно, большой, сильный Воин снова стиснет зубы.

Он растягивается на кровати, а я перевожу лазер в режим «резать».

— Я начинаю привыкать оперировать тебя.

Усмехаясь, он оглядывается через плечо:

— Я позволяю делать такие вещи только доктору Саманте Уолкер.

Мое сердце трепещет от этой двусмысленности, а пальцы начинают дрожать. Джекс серьезно усложняет мне задачу, постоянно выбивая меня из колеи. К счастью, чтобы достать мини-передатчик, нужно сделать всего лишь маленький надрез. Затем я закрою ранку.

При помощи лазера определенного вида я могла бы так же удалить свой рабский номер, но такие есть только в больнице. Вероятно, мне придется носить татуировку до конца моих дней.

— Уничтожить чип? — Я с интересом кручу между пальцами измазанный кровью маленький кусочек металла.

Джекс забирает его у меня и кладет на ночной столик.

— Нет, иначе пропадет сигнал, и за дверью сразу окажутся мои коллеги, чтобы проверить всё ли в порядке. Пока передатчик работает, сенат будет думать, что я с тобой здесь, хотя мы уже давно можем быть далеко.

Я сглатываю и хватаюсь за свой ошейник.

— Если Марк не знает, как безопасно снять эту штуковину, тебе придется идти одному. С опущенными плечами я встаю, чтобы вымыть в ванной руки. Внезапно на меня обрушивается такая тяжесть. Я не хотела бы, чтобы наши дорожки разошлись. Кроме Джекса у меня никого больше нет.

Когда я возвращаюсь, он смотрит на меня с мрачным выражением лица.

— Если что-то пойдет не так с ошейником или побегом, возможно, это последний раз, когда мы можем быть вместе. — Джекс берет меня за руку и тянет к себе на кровать.

Я знаю точно, что он имеет в виду, и поэтому со вздохом прижимаюсь к его голой груди.

— Тогда мы должны взять от этого всё самое лучшее.

— Самое лучшее лежит рядом со мной. — Он дарит мне один из своих проникновенных взглядов, от которого мне сразу становится жарко.

Джекс перекатывает меня на спину и нависает надо мной. Его губы приближаются, мой пульс растет.

О небо, я хочу Джекса так сильно, что это почти причиняет боль.

Я запускаю пальцы в его короткие волосы, наслаждаясь их мягкостью. А он тем временем проникает рукой мне под кофточку и гладит грудь.

Когда наши губы сливаются в поцелуе, у меня появляется ощущение, что я никогда не целовала другого мужчину. Поцелуй Джекса словно создан для меня, он заставляет всё во мне пылать и трепетать. Он словно эликсир жизни, которым я никогда не смогу насытиться.

Если мне придется вернуться в тюрьму, воспоминания о прикосновениях этого Воина будут поддерживать во мне жизнь и в то же время убивать меня тысячью смертей. Мне уже сейчас не хватает Джекса.

Его язык нетерпеливо разделяет мои губы, затем он целует мой подбородок, щеку, ухо.

— Ты действительно считаешь мою шею привлекательной? — спрашиваю я, затаив дыхание.

— В тебе всё привлекательно. — Джекс проскальзывает пальцами под лифчик. Большим пальцем он кружит вокруг соска, отчего тот сразу становится твердым. Одновременно в низ живота стреляют горящие импульсы. Когда я расстегиваю свои штаны, Джекс убирает мою руку.

— Встань перед кроватью и медленно разденься для меня.

От волнения мою кожу покалывает, словно в нее вгрызаются крошечные насекомые. Колени становятся мягкими, но я сползаю с кровати и встаю перед ней.

Первым делом я снимаю кофточку, под которой у меня красный бюстгальтер. Глаза Джекса округляются.

— Это ты тоже купила?

— В следующий раз лучше следи за тем, на что рабыни тратят твои деньги, — отвечаю я и скидываю обувь. За ней следуют штаны, открывая, наконец, полупрозрачные трусики.

— Паршивка, — бормочет он, проводя ладонью по рту. Я замечаю шевеление в его шортах, и там начинает расти огромная выпуклость. Джекс провокационно потирает член.

— Разденься полностью.

Я расстегиваю бюстгальтер, затем медленно снимаю трусики. Горящего взгляда Джекса достаточно, чтобы в грудях разлилось приятное томление.

— Теперь иди сюда.

— Ты много командуешь, — говорю я с улыбкой. Но я подчиняюсь, потому что хочу, наконец, почувствовать его. Я опускаюсь на четвереньки и ползу к Джексу.

— Сначала ты сделаешь то, что я скажу, — шепчет он, — а потом тебя ждет щедрая награда. Отдаешь и берешь.

— Я за то, чтобы сразу начать брать. — Я смело скольжу рукой ему в штаны и обхватываю член. Он горячо пульсирует у меня в ладони.

Джекс с рычанием бросает меня на спину.

— А ты вовсе не такая невинная, какой прикидываешься. Для скольких мужчин ты уже раздвигала ноги?

Конечно, я не хотела создавать неверное впечатление и надеялась, что Джексу понравится, если я залезу к нему в штаны, но ему, похоже, больше нравятся неопытные женщины.

— Я-я спала только с Марком. Раз десять, может быть.

— Десять раз? — Он морщит лоб и снисходительно ухмыляется. Ему идет даже эта высокомерная гримаса. — В самом деле?

— В самом деле, — выдыхаю я. С Марком я никогда не была такой развратной — понятия не имею, что Джекс делает со мной.

Он медленно раздвигает коленом мои ноги, открывая меня для себя. Мне кажется, я слышу хлюпающий звук. Боже, я что, уже такая влажная? Только потому, что Джекс нависает надо мной, как какой-то повелитель, и отдает приказы? По моим венам мчит адреналин. Скоро я узнаю, что такое быть одним целым с Джексом.

— Я не смогу медленно, не смогу сегодня сдерживаться, — шепчет он. — Это было вечность назад…

Вечность? Может быть, месяца три, и то он, несомненно, повеселился с той черноволосой рабыней. Кроме того, я его только вчера… Черт, Сэм, прекрати ревновать. Джекс не принадлежит тебе!

Он принадлежит народу. Сенату.

В сущности, он мой враг.

— Сэм, ты слышишь?

Вена на моей шее сильно пульсирует. Я опасаюсь боли, потому что Джекс выглядит огромным, — его член гораздо больше, чем у Марка, — с другой стороны, я с нетерпением жду, когда почувствую его в себе.

— Я знаю, что ты не сделаешь мне больно, — тихо говорю я и касаюсь рукой напряженного лица Джекса.

Он сжимает челюсти и закрывает глаза.

— Женщина… — рычит он. — Ты слишком хорошо обо мне думаешь.

Я тоже закрываю глаза и жду, что он возьмет меня одним жестким толчком, но внезапно он сгибает мои ноги в коленях, поджимает их к животу, и прижимается ртом к моему самому интимному месту.

От неожиданности я вскрикиваю. Джекс лижет меня жестко, так же, как вчера под душем, и сосет клитор.

Мои бедра сами собой поднимаются ему навстречу, влагалище сокращается, мой бешеный пульс отдается в клиторе. Боже, я становлюсь одержимой! Джекс вставляет в меня два пальца, раздвигает их и сгибает.

Что он делает? Это наслаждение… Он сводит меня с ума! Его язык танцует на моей самой чувствительной точке, его пальцы двигаются во мне.

Он заботится обо мне, совершенно точно, потому что на самом деле не хочет делать мне больно, он хочет подготовить меня.

— Ты достаточно мокрая, — рычит он и облизывает свои пальцы. Его взгляд сияет. Я чувствую запах своего желания, и он тоже — его ноздри раздуваются. Словно дикий зверь, лежит он между моих ног в засаде. Он снова склоняется надо мной и, разведя мои бедра в стороны, почти с болезненной нежностью целует лепестки половых губ.

Я хочу больше, хочу, чтобы это было жестче!

Внезапно Джекс рывком стягивает меня к краю кровати, так, что мои ноги свисают с нее, а сам наползает на меня, и член оказывается у меня перед лицом.

— А теперь ты сделай мокрым меня, чтобы я смог в тебя войти.

Я открываю рот, собираясь впустить его. От этого мое сердце бешено стучит. О небеса, я никогда не делала этого! Я никогда не осмеливалась спросить Марка, могу ли взять его в рот, а он никогда не делал такого рода приготовлений. Темно-красная головка находится прямо перед моими губами. Ее кожа натянута и блестит. Я осторожно касаюсь ее кончиком языка и ощущаю солоноватый вкус выступившей из нее капли. Я внимательно рассматриваю пенис: тонкие разветвления вен, шрам и толстый ствол.

Джекс входит в мой рот, наполняя его так, что я почти давлюсь. Он сразу же отступает, и я могу очертить член языком. Время от времени я слегка посасываю его, что каждый раз вызывает у Джекса стон.

— Ты действительно невинна, малышка, — шепчет он.

Мое сердце замирает.

— Это плохо? — спрашиваю я, когда он отодвигается.

Он берет член в руку, чтобы провести по моим губам яичками.

— Нет, это хорошо. Так я могу показать тебе, что мне нравится, и научить тебя всему, что тебе нужно уметь в сексе. Кроме того, мне нравится, когда женщина неопытна. Я люблю ее неуверенность и страхи. Это возбуждает меня.

Я сглатываю.

— Ты возбуждаешься, когда они тебя боятся? — Есть ли у него та же извращенная жилка, что и у Блэра?

— Я… мне сложно это описать. Я не хочу делать им больно на самом деле, но я люблю, когда они стонут, плачут и умоляют. От удовольствия. Только если им… только если тебе нравится то, что я с тобой делаю, мне тоже это нравится.

Я с облегчением выдыхаю.

— Я боюсь только твоего большого… — Я тут же прикусываю язык. Ну что я такое говорю!

Джекс скользит по мне вниз, и его лицо оказывается напротив моего. Он широко улыбается.

— Что ты хотела сказать?

— Ничего, — выдыхаю я. И почему он выглядит так сногсшибательно? Одна только его сексапильность уже оружие.

Он прищуривает глаза и легонько щипает меня за сосок, вызывая у меня стон. Легкая боль отдается прямо между ног.

— Не лги мне, — угрожающе шепчет Джекс мне в губы, но в его глазах я вижу блеск. — И я хочу, чтобы ты называла вещи своими именами.

Мое лицо вспыхивает. С Марком я никогда не говорила о своих желаниях. Лишь несколько раз я стыдливо занималась с ним сексом, потому что мне было любопытно, какого это — быть в интимной близости с мужчиной. А когда это не совсем оправдало мои ожидания, да еще и Марк не был фанатом физических отношений, мы ограничились объятиями.

С Джексом всё по-другому. С ним я могла бы и хотела бы сделать самые необычные вещи, хотя у нас еще не было близости. Может быть, он заразил меня болезнью, из-за которой становишься одержимой сексом?

Я прочищаю горло:

— Мне сложно говорить о таких вещах.

— Со мной ты можешь быть той, кто ты на самом деле, Сэм, — шепчет он и целует меня. Когда я чувствую прикосновение губ, у меня появляется желание смеяться и плакать одновременно.

Как же сильно я жажду отдаться, передать контроль в руки Джекса. Я хочу попробовать это. Потому что доверяю ему.

Он еще раз толкается ко мне бедрами. Я трусь носом о яички, втягиваю мужской мускусный запах и облизываю губы. Головка снова проникает мне в рот.

— Смочи ее слюной. Да-а-а… — В его груди вибрирует низкий стон, затем Джекс быстро отстраняется. Он снова располагается между моих ног, раздвигает их и приставляет головку ко входу в мое лоно.

Он медленно входит в меня, небольшими толчками.

— Ты такая узкая.

— Я не лгала тебе. Я действительно не часто… а-а-ах. — Головка проникает глубоко в меня. Ствол растягивает стенки влагалища и раздвигает половые губы. Всё напряжено. Но эта боль от растягивания быстро приводит меня на грань оргазма.

Глаза Джекса сверкают.

— Или у Марка был крошечный член?

— Джекс! — Он что, всегда говорит то, что думает? — В том то и дело, что ты больше среднего.

— И ты приспособишься к моему размеру. Всего лишь нужно, чтобы член оказывался в тебе почаще.

От его слов влагалище сжимается.

— Ты назначаешь мне терапию?

— Она пойдет на пользу нам обоим, верно? — говорит он и проводит языком по моей нижней губе. — Я массирую твое влагалище членом, а твое влагалище стенками массирует мой член.

— Если я выживу, можешь каждый день удовлетворять со мной свои желания.

Джекс тяжело выдыхает мне в рот.

— Не говори это.

— Что именно? Про удовлетворение или смерть? — Мое сердце замирает от волнения. Я не хочу сейчас плакать, я хочу отдаться Джексу.

— И то и другое. Ты даже представить себе не можешь, как сильно меня возбуждает, когда ты говоришь, что я могу утолить с тобой мою страсть. Ты выживешь, и я каждый день буду доставлять тебе столько удовольствия, на сколько у тебя хватит сил. — Он входит в меня глубже, и мои внутренние мышцы растягиваются сильнее. Наши взгляды сливаются. Я теряюсь в голубых глазах Джекса, мое тело словно поднимается над кроватью. Я будто парю в облаках, пока он растягивает меня изнутри и возносит на такие высоты, где я раньше не бывала.

Он начинает посасывать мою грудь, медленно толкаясь в меня, а я обхватываю его ногами и глажу руками спину.

— Джекс, — шепчу я беспомощно, царапая его ногтями. — Джекс… — Я достигаю оргазма в тот же момент, что и он. Когда я чувствую, как он изливается в меня, глядя на меня сияющими глазами, я уже едва могу пошевелиться. Я наслаждаюсь глубокими, медленными толчками, которые горячим медом разливаются между моих ног, стекают до самых кончиков пальцев и, возвращаясь, как приливная волна, ударяют мне в голову.

Мой первый оргазм от секса с мужчиной. Никогда бы не подумала, что это может быть таким потрясающим — быть настолько тесно связанной с кем-то и вместе достичь вершины. Думаю, что хотела бы испытать такое еще бессчетное количество раз.

Видя мою блаженную улыбку, Джекс, похоже, догадывается, о чем я думаю, потому что он говорит:

— Это было только начало, малышка, подожди, пока я вернусь в свою прежнюю форму.