Джудит

Глава 27

Маркус возвращался на Беркли-сквер пешком.

Пока неясно, что заставило Джудит связаться с Грейсмером, но очевидно одно; неприятностей ей каким-то образом избежать удалось, и, судя по всему, вполне успешно. Скорее всего Джудит пришлось разыграть перед кавалером свой очередной спектакль.

Но прежде всего, какого черта она вообще имеет дело с Грейсмером? Совершенно непонятно. Конфликт наш давно уже улажен. Нет, здесь что-то не то. Непонятно, зачем она поддерживает знакомство с Грейсмером. И больше того, соглашается поужинать с ним тет-а-тет. Почему?

И снова в душе Маркуса зашевелился клубок сомнений и подозрений.

»А ведь я совсем не знаю Джудит. И узнаю ли когда-нибудь? Неужели она связалась с Грейсмером для того, чтобы сделать мне больно? Но если это так, почему же покинула своего кавалера, и, видимо, против его воли? Она ожидала чего-то другого. Чего же? Неужели моя простодушная жена рассчитывала, что приглашение на интимный ужин тет-а-тет — это совершенно безобидное предложение? В это невозможно поверить. Уж в чем-чем, а в простодушии Джудит упрекнуть никак нельзя. Разве ее можно купить на такую дешевку? Хорошо, а если Грейсмер убедил ее, что ужин не интимный, а в компании с кем-то, кто хорошо ей знаком? И когда она обнаружила правду…»

Эта версия была более правдоподобной, и Маркус немного успокоился. Но тут же вспомнил, как она утром лгала ему о вечеринке с приятельницами.

Когда Маркус подходил к дому, Джудит стояла у окна своей спальни и смотрела на площадь. Она ждала его. То, что ложью и наветами Грейсмер мог испоганить репутацию любого человека, ей хорошо известно. Он был способен на все, на любую подлость. И все же в этот вечер она заглянула в бездну такого злодейства, какого прежде не знала. Одно дело — рандеву при свечах, а другое — привести Джудит в публичный дом… Это мог придумать настоящий дьявол. Скорее всего дело обстоит так: жена Маркуса нужна Грейсмеру, чтобы нанести удар самому Маркусу. Графу захотелось его унизить, и. разумеется, публично.

Она стояла у окна, скрестив руки на груди, чувствуя но всем теле слабость после жестокой рвоты. Какие бы пели Грейсмер ни преследовал, планы его она разрушила. И это главное. Из одного ее, даже добровольного, присутствия вместе с Грейсмером в таком месте большого скандала не сделаешь.

Джудит собиралась рассказать Маркусу все. Если он услышит это из ее уст, то будет предупрежден. А предупрежден — значит, вооружен. Мысль о том, чем она при этом рискует, заставила Джудит передернуться от ужаса.

Маркус уже скрылся из виду. Сейчас он поднимается по ступенькам прямо под ее окнами.

Стоя на верхней площадке лестницы, Джудит ждала, когда он войдет в холл. Как только Маркус открыл дверь, они ринулась вниз.

— Маркус, мне надо с тобой поговорить! Горечь и досада, казалось, сдавливали его со всех сторон. Маркус пристально посмотрел на жену. Она была бледна, заметно напряжена, но, насколько он мог судить, в полном порядке.

— Хорошо провела вечер? — без улыбки спросил он, передавая плащ и перчатки Грегсону, решив сделать вид, что ему ничего не известно.

Джудит покачала головой:

— Не могли бы мы пройти в библиотеку? Мне надо с тобой серьезно поговорить.

»Неужели Джудит хочет мне что-то сказать?» От надежды у него потеплело на сердце.

— Обязательно в библиотеку?

— Думаю, что да.

Услышать ее признание Маркусу хотелось сейчас больше всего на свете. Ничего еще прежде он так не желал в своей жизни. Старая змея недоверия вновь победно свернулась на прежнем месте, и изгнать эту змею способна только искренность жены. Но поскольку полностью Маркус в этом уверен не был, он на всякий случай решил продолжать игру.

— О, дорогая, — недоуменно улыбнулся он. — Разве этот разговор не может подождать до утра?

— Думаю, что нет.

— Хорошо.

Джудит пошла впереди. Свечи в библиотеке уже погасли, но огонь в камине еще горел. Она зажгла несколько свечей, пока Маркус подбрасывал в огонь поленья.

— Может быть, вначале слегка разогреться? Просто для страховки. — Он указал на графинчик па буфете.

— Пожалуй, да. Налей бокал портвейна и мне. Маркус наполнил два бокала, глядя, как Джудит, грея руки, наклонилась над огнем. Локоны ее при этом засияли золотом.

— Мне надо кое в чем признаться, — проговорила наконец она и побледнела еще сильнее. — Боюсь, что ты будешь очень и очень огорчен.

Она хочет сказать ему правду.

Пытаясь скрыть радость, он произнес ровным голосом:

— Итак, подготовила ты меня уже достаточно. Говори же. — Хорошо. — Она поставила бокал и обхватила руками себя за плечи. — Это связано с Грейсмером.

Она сделала паузу, но Маркус не проронил ни слова и, потягивая портвейн, ждал. Довольно спокойно Джудит рассказала ему, как играла с Грейсмером в пикет, какие были ставки и куда граф привел ее провести с ним вечер.

— Он замыслил организовать какой-то скандал с целью унизить тебя, сейчас я в этом почти уверена, — закончила она. — Я должна была тебе сказать… предупредить тебя. Я бы не перенесла, если бы ты услышал об этом от кого-то другого.

Джудит замолчала и принялась нервно теребить край юбки.

— Ты что же, сразу поняла, куда он тебя привел? — спокойно спросил Маркус, не сводя с нее глаз.

Джудит кивнула:

— Когда мы были детьми, то некоторое время нам приходилось жить в подобных заведениях, но это уже другая история.

— Ты мне обязательно когда-нибудь об этом расскажешь, — мягко улыбнулся он. — Но, насколько я понимаю, ты там пробыла недолго.

— Нет. Я насыпала себе в вино сухую горчицу. Это действует безотказно. Мне приходилось проделывать такое прежде, чтобы выпутаться из щекотливых ситуаций. Думаю, скандала из этого графу сотворить не удастся.

Ах, так вот почему граф Грейсмер пребывал в таком мрачном расположении духа! Вопреки всему Маркусу вдруг захотелось смеяться.

— Тебя рвало?

— Еще как… Горчица работает отлично. Изматывает, правда, и довольно сильно. У меня до сих пор во всем теле слабость и бьет озноб.

Тут Маркус задал свои самый главный вопрос:

— Могу я поинтересоваться, почему вопреки нашему соглашению держаться от Грейсмера подальше ты все же с ним связалась?

Джудит закусила губу:

— Вот этого я пока сказать не могу…

— Боже мой, Джудит, сколько же у тебя оболочек? Больше, чем у луковицы одежек. Каждый раз, когда я думаю, что снял наконец последнюю, под ней обнаруживается еще одна. И, уверен, не последняя. Можно ли когда-нибудь докопаться до истинной Джудит?

— Я уверена, ты ни разу в жизни ни одной луковицы не очистил.

— При чем тут это?

— Я знаю, что Марту у тебя увел Грейсмер. — Маркус затаил дыхание. — Это Грейсмер сам сказал мне, объясняя, почему ты так враждебно к нему настроен. Я хотела…

Джудит сделала паузу, бросив на него быстрый взгляд. Его лицо оставалось бесстрастным.

— Я хотела узнать кое-что насчет Марты, — выговорила наконец она. — Ведь ты ничего о ней не рассказывал… И ты еще в Катр-Бра сказал, что не хочешь ничего говорить, сказал, что она была моей противоположностью во всех смыслах, и я хотела знать, какая же все-таки она была. Это превратилось у меня в навязчивую идею.

Некоторое время Маркус смотрел на жену молча, не в силах ничего произнести.

»Женское любопытство?! И это все? То есть Джудит просто захотелось узнать, какой была ее предшественница? Что-то очень уж просто для такой сложной натуры, как Джудит. Хотя, с другой стороны, это вполне объяснимо. Ведь я был непреклонен во всем, что касалось обсуждения моего прошлого».

— Маркус, мне никогда не нравился Грейсмер, — продолжила Джудит, потому что тот молчал; ей приходилось соображать очень быстро, и полуправда легко слетала с ее языка: — Я и не собиралась ему доверять. Вот почему взяла с собой горчицу. Но я не думала, что может получиться что-то плохое из того, что некоторое время продолжу с ним знакомство, чтобы удовлетворить свое любопытство. Он играл со мной. Я это знала. Но думала, что сумею сыграть так, чтобы не было никаких серьезных последствий. Я бы только выяснила, что хотела, и это все. А уж о том, чтобы причинить тебе боль… об этом не могло быть и речи. Я… как мне убедить тебя в этом?

С минуту Маркус пристально смотрел на жену, затем медленно кивнул:

— Я тебе верю. И все же, он удовлетворил твое любопытство?

Джудит покачала головой:

— На это не было времени. Как только я увидела, что он задумал на сегодняшний вечер, то немедленно решила уехать, и как можно скорее.

Маркус повернулся к огню и швырнул туда еще полено. А потом заговорил, и голос его звучал, как на военном совете:

— То, что Марта влюбилась в Грейсмера, правда. Если бы я был более внимательным, этого бы никогда не случилось. Я ведь вырос вместе с ней. Земли ее семьи граничили с нашими, и само собой разумелось, наверное, еще с тех пор, когда мы лежали в колыбельках, что они объединятся. Этот план я никогда сомнению не подвергал, но и не видел причин, почему именно из-за этого должен оказывать Марте какие-то знаки внимания. Я развлекался тогда, как развлекались все богатые юноши моего возраста. А в Марте я и девушки-то особо не видел. Так, серая мышка, вот и все.

Он посмотрел на Джудит, которая сейчас порозовела и была на удивление хороша, несмотря на превратности сегодняшнего вечера.

— Ты и Марта — это все равно что кусок мела и сыра, — усмехнувшись, изрек он. — И внутри, и снаружи. Марта, мягкая как воск, легко поддающаяся влиянию. Превосходная жертва для такого негодяя, как Грейсмер, чьи карманы всегда пусты и который проводит всю жизнь, лавируя между толпой кредиторов и тюремной камерой. Но у него безупречное происхождение, соответствующая экипировка и антураж, к тому же медоточивый язык. Конечно, когда надо. Они сбежали, а я остался с табличкой на груди: «Отвергнутый жених».

Маркус повернулся спиной и пристально вгляделся в огонь. В памяти начали всплывать различные эпизоды, да так живо, как будто это было вчера.

— Отец Марты серьезно болел, а братьев у нее не было. И мне, обманутому жениху, выпала обязанность отправиться за ними в погоню и привезти назад Марту, прежде чем они обвенчаются. Я нашел их очень быстро. Грейсмер и не думал торопиться выполнять формальности.

Когда я вошел к ним, она была сломлена, только что-то несвязно бормотала. Вскоре выяснилось, что негодяй изнасиловал ее сразу после побега. Видимо, для того, чтобы закрепить победу и сделать ее необратимой. Полностью выбитой из колеи и, возможно, уже беременной, Марте ничего не оставалось, как выйти за него

замуж. Я же разорвал нашу помолвку, стараясь сделать это по возможности изящнее.

Последнюю фразу Маркус произнес так же спокойно, как и все предыдущие, хотя все в нем сейчас клокотало. Это была ярость, застарелая ярость, с какой он набросился тогда на Бернара Мелвилла и выпорол его хлыстом почти до полусмерти.

— А девять месяцев спустя Марта умерла при ролах. Ребенок родился мертвым. Грейсмер завладел всем ее состоянием.

кроме поместья, того, что граничило с нами, которое ее отец завещал племяннику, не желая, чтобы оно досталось Грейсмеру. Сколько живу, столько буду ему благодарен, что избавил меня от такого соседа.

Маркус посмотрел на жену. В глазах Джудит прочитать ничего не удалось.

— Я удовлетворил твое любопытство, рысь?

Джудит кивнула. Она, конечно, свое любопытство выдумала, вынуждена была выдумать. Но сейчас верила, что это было ей очень необходимо. И Маркусу тоже. Он сейчас облегчил душу. Да и ей легче, потому что он поверил.

— Не знаю почему, но мне очень хотелось это знать, — проговорила она. — Ведь это было давно?

— Да. Тебе тогда не было и двенадцати, — сухо ответил Маркус.

— Ты по-прежнему зол на меня? — Джудит внимательно смотрела на него. — О, ты имеешь на это полное право.

Маркус нахмурился. Ее признание смешало все его сомнения в одну кучу.

— Нет, я не сержусь. Ты дала вовлечь себя в очень опасную аферу, но довольно чисто из нее выпуталась. Просто я разочарован, что ты раньше не задала мне этих вопросов. Зато теперь между нами все ясно до конца.

»Какое там до конца? — подумала Джудит, ощутив в его голосе горечь. — О чем сейчас спрашивать, если я лгу и буду продолжать лгать?»

— А что делать, если Грейсмер все-таки решится раздуть скандал? — спросила она, чтобы сменить тему.

Лицо Маркуса снова стало суровым.

— Он не сделает этого.

— Но как ты можешь быть уверен в этом?

— Моя дорогая Джудит, прошу не сомневаться в этом. Поверь мне, с Грейсмером я могу справиться.

Джудит посмотрела на его застывшее лицо, на решительные складки в уголках рта, на его глаза, наконец, и все сомнения, если такие и были, сразу же отпали. Маркус справится не только с Грейсмером, но и с любым, кто рискнет вмешаться в его жизнь.

— Тебе надо в постель, — неожиданно мягко произнес он. — Вечер, который ты провела — особенно то время, у умывальника, — измотает любого.

Маркус, наверное, представил сейчас себе эту сцену, потому что невольно улыбнулся. Ему стало почти жаль Грейсмера. Он протянул Джудит бокал и миролюбиво сказал:

— Будь умницей и допей свой портвейн. Это тебя согреет.

Ответная улыбка Джудит была слабой и вымученной. Она послушно выпила портвейн, и ей действительно стало лучше.

— А теперь наверх. — Маркус принял у нее бокал. — Я поднимусь позднее, когда ты уляжешься в постель.

— Меня надо будет сегодня убаюкать, — жалобно проговорила она.

Маркус крепко обнял ее.

— Я буду с тобой всю ночь. Иди. — Он уткнулся носом в ее благоухающие волосы. — Я приду сразу же, как только Милли поможет тебе переодеться.

И он не выпускал Джудит из объятий всю ночь. Спала она очень тихо, ей снились воздушные шары, большие и маленькие. Они летали среди какого-то неясного тревожного хаоса и громко лопались.