Джудит

Глава 8

К концу дня если Джудит и хотелось думать о чем-то меньше всего, так это о любви. Еле передвигая ноги, она брела от одного страждущего к другому. А сколько их было вокруг? Не счесть. За прошлые сутки Веллингтон только убитыми потерял пять тысяч человек, а раненых приносили с поля всю ночь. Казалось, этот поток боли и горя никогда не кончится. Ближе к полудню небо потемнело и в считанные минуты осветилось зазубренными языками молний. «Гром такой же оглушительный, как и вчерашняя канонада», — подумала Джудит, застыв на мгновение у шатра и с грустью глядя на сплошные потоки дождя.

Ливень продолжался весь день. Вскоре Джудит промокли до нитки, но ей было не до того. Обозы с ранеными отправлялись в Брюссель весь день. А к вечеру, когда Джудит накрывали брезентом раненого на повозке, ее кто-то нерешительно окликнул. — Чарли! — С радостью она подняла голову. С ее полос капала вода. — Благодарение Богу, вы живы!

— Да, — ответил он, покраснев до кончиков полос, и продолжил заикаясь: — Мм… мисс Давен… мм… Джуди… мм… мой кузен… мой кузен послал меня за вами. Он сейчас в Ватерлоо, со штабом. Туда перебазировалась армия. Мы должны ехать немедленно.

Джудит устало спрыгнула с повозки. Что рассказал ему Маркус?

— А это далеко?

— Нет, всего несколько миль. Армия заняла позицию, перекрыв путь на Брюссель, Военных действий из-за грозы сегодня не было.

— Я еще должна найти мою лошадь с повозкой.

— Я это уже сделал. Маркус объяснил мне, где ее найти. — Чарли явно избегал встречаться с ней взглядом. — Он сказан, что вы… в общем, примите мои поздравления.

— О Чарли, это так трудно объяснить, особенно сейчас, — проговорила она, беря его за руку. — Я даже не знаю, смогу ли вам когда-либо объяснить и можно ли это объяснить вообще. Все случилось так быстро и неожиданно.

— В Брюсселе вы и не думали о…

— Нет-нет, — перебила она Чарли, заметив, что он подозревает ее в том, что они с Маркусом, скрывая свои отношения, просто дурачили его. — Нет, Все произошло совершенно неожиданно. Я не знаю, могу ли просить вас понять это, когда сама ничего не понимаю.

Чарли помог ей забраться в повозку.

— Я привязал своего коня сзади к повозке и сяду рядом с вами. Здесь есть брезент, мы им укроемся.

Джудит взяла вожжи. Они спрятались под брезентом, хотя к тому времени промокли так, что это уже никакого значения не имело. С минуту помолчав, Чарли вдруг выпалил:

— Мой кузен никогда просто так ничего не делает. Почему он ни с того ни с сего вдруг решил жениться, причем прямо во время сражения? Я думал, что люди так влюбляются только в романах.

Джудит улыбнулась и похлопала его по руке.

— Знаете, как говорят: иногда правда диковиннее любого вымысла.

Настоящую правду воспринять Чарли просто не в силах — всепоглощающую страсть, взаимное влечение, борьбу характеров, чрезмерное чувство собственного достоинства и чести… и, конечно, невероятное стечение обстоятельств.

Армия Веллингтона, перекрыв Наполеону дорогу на Брюссель, остановилась у деревушки Ватерлоо. От огня противника англичан защищала гряда невысоких холмов. Позиция была хорошей, достаточно надежной, и, когда Джудит в сопровождении Чарли вошла в строение, где расположился штаб, Веллингтон пребывал в приятном расположении духа. В камине горел огонь, и возле него теснились промокшие люди. В воздухе пахло мокрой шерстью.

— Если Блюхер, как обещал, пришлет на подмогу корпус, мы останемся здесь, где стоим, — провозгласил герцог, перегнувшись через стол с сервированными для ужина приборами. — А, леди Керрингтон, я уже слышал о ваших подвигах в полевом лазарете Катр-Бра. — Вместо приветствия он помахал ей косточкой бараньей котлеты. — Идите к огню и обсушитесь. Керрингтон поехал осмотреть позиции. Бонн укрылся вон за тем холмом.

Джудит плюхнулась на скамейку за столом. Она была так измочалена, что добраться до огня не было сил. Чарли пробормотал извинения и отправился под дождем в свой полк. Кто-то поставил перед Джудит кружку с вином, и она приложилась к ней. Ее присутствие здесь было абсолютно естественным. В полевом госпитале рядом с ней работали несколько женщин, жены младших офицеров. В этом не было ничего удивительного, ведь они привыкли всюду следовать за своими мужьями.

Маркус вошел через несколько минут. Он стряхнул с плаща воду и бросил на ларь мокрую бобровую шапку.

— Дождь льет как из ведра. На дороге грязь непролазная, не говоря уже о поле — там вообще болото.

Он увидел жену и быстро подошел к столу.

— Как ты?

— Промокла, — устало улыбнулась она. — А так все нормально. Вот только бы еще кружечку вина.

— Не торопись. — Он дотянулся до бутылки и наполнил ее кружку. — Усталость и вино образуют дьявольскую комбинацию. Ты что-нибудь поела?

— Еще нет. И вряд ли буду — слишком устала.

— Ты должна поесть. А потом я провожу тебя в комнату, где ты сможешь переодеться и отдохнуть.

Джудит вертела на вилке холодную баранью котлету и прислушивалась к разговору. Маркус сел рядом, и голова ее тут же бессильно опустилась ему на плечо. Он обнял жену. В этой теплой комнате, переполненной людьми, одежда Джудит слегка подсохла. Сама она сонно потягивала вино, пытаясь в том, что слышит, уловить какой-то смысл. Похоже, сейчас все зависело от пруссаков, пришлют ли они на подмогу корпус. Если нет, то у французов перед Веллингтоном будет угрожающее численное преимущество.

Напряжение присутствующих было столь велико, что передалось и Джудит. Она наотрез отказалась идти с Маркусом в комнату, которую он нашел для нее в доме напротив. А в три часа ночи ввалился посыльный с донесением, которого все так ждали. На рассвете два корпуса прусской армии двинутся от Вавра, чтобы атаковать правый фланг Наполеона.

— Это в два раза лучше, чем то, на что мы надеялись! — воскликнул Питер Уэлби.

Маркус невозмутимо изучал карту.

— От Вавра до Ватерлоо десять миль. Сейчас ливень, дороги развезло. Двигаться они будут очень медленно. Думаю, прусские корпуса прибудут на место не раньше полудня.

— Если французы атакуют раньше, нам необходимо продержаться до этого времени, — сказал герцог.

Появилась надежда, даже некоторая уверенность. Все стали разбредаться кто куда, чтобы урвать хоть несколько часов отдыха перед боем.

— Джудит, вставай.

Она охотно повиновалась и. поплелась за Маркусом. Они вышли на дождь и, увязая в грязи, пересекли двор.

Это был небольшой домик. В комнате на земляном полу спали люди. Стараясь ни на кого не наступить, Джудит осторожно следовала за Маркусом, а он, приложив палец к губам, подвел ее к шаткой лестнице. На чердаке пахло яблоками и сеном. Посередине лежал веревочный матрас с застеленным поверх одеялом. Джудит показалось, что ничего шикарнее у нее в жизни не было.

— А французы знают о прусской атаке? — спросила она и совершенно без сил упала на матрас.

— По нашим расчетам, нет. — Маркус наклонился, чтобы снять с нее сапоги. — Наполеон думает, что прусская армия отступает до Льежа. Я надеюсь, что мы застанем французов врасплох… Джудит, ты собираешься спать в мокрой одежде?

— Конечно, нет. Как и ты, — ответила она, путаясь в пуговицах и крючках. — Только руки у меня распухли.

— Разреши, я тебе помогу.

Он расстегнул пуговицы, а затем стянул блузку с плеч Джудит и, снимая, коснулся ее грудей. Моментально соски выпукло обозначились под тонким батистом сорочки. Маркус медленно положил на них ладони. Завороженно глядя на мужа, она облизнула губы. По ставням барабанил дождь, внизу во сне вскрикнул какой-то офицер, ножны его сабли загремели по полу.

С неожиданной торопливостью Маркус снял с нее всю одежду. Глаза Джудит горели, но, когда он коснулся ее наготы, она была холодной.

— Залезай под одеяло, — хрипло прошептал он. Джудит повиновалась. Свернувшись под теплой шерстью, она смотрела, как он сбрасывает с себя одежду. Приподняв край одеяла, она дала Маркусу скользнуть к ней и сразу же тесно, всем телом, прижалась к его телу. Вскоре Джудит стало жарко, и, сладостно содрогаясь, она раскрылась его горячей ищущей ласке. Ее язык ласкал шею Маркуса. Но это было недолго — его рот прижался к ее рту. Их языки соперничали друг с другом, исполняли причудливый танец, закручивая мужчину и женщину дикой спиралью страсти, в которой не существовало ничего, кроме их соединенных тел и неистового, безумного желания.

— Люби меня, — прошептала Джудит. — Сейчас. Это должно быть сейчас.

Она лежала с закрытыми глазами, только ресницы подрагивали. Но когда он взглянул на нее, бахрома ресниц приподнялась, открывая огромные золотисто-карие, увлажненные страстью глаза рыси.

— Люби меня, — снова прошептала Джудит.

С легким вздохом он проник в ее горячую сердцевину, ощущая гибкость ее тела, касаясь губами ее влажных висков, целуя заветные уголки ее губ. Он был в самом центре ее существа. Она тихо вскрикнула и крепче обняла его, но он вдруг покинул ее, и только тогда тело Маркуса взорвалось и раскололось на мелкие кусочки.

Страсть была утолена. Они лежали сплетенные. Джудит погрузилась в глубокий сон, и Маркус чувствовал биение ее сердца. «Почему я все же вышел из нее? — подумал он, прежде чем заснуть. — Ведь теперь она моя жена. У нее должны быть дети, мои дети. Нет, надо смотреть правде в глаза. Я ничего о ней не знаю, а значит, ни о каком доверии пока не может быть и речи».

Просыпался он медленно, почувствовав на себе ее нежные руки, которые лениво изучали каждый дюйм его тела. В его симфонию страсти она искусно вплетала новые мелодичные темы и исполняла их с удивительным для дебютантки мастерством.

А через неплотно закрытые ставни проглядывало пасмурное небо субботнего утра 18 июня 1815 года, Ливень прекратился, и птицы на деревьях щебетали свою вечную, как мир, песню.

Джудит вытянулась под одеялом, чувствуя себя хорошо отдохнувшей. Тепло, сухо, и самое лучшее для нее сейчас было бы провести на этом чердаке с Маркусом весь день. Но ее муж уже откинул одеяло.

— Ты должен идти? — спросила она с нежной зовущей улыбкой.

— Да, должен. — Он наклонился поцеловать ее. — Но ты оставайся здесь и спи. Я разузнаю насчет завтрака.

Он встал, потянулся и подошел к окну. Посмотрев немного через щель в ставне, он вернулся к постели, потрогал ее одежду и поморщился:

— Все еще мокрое. Лежи под одеялом, я отнесу твою одежду подсушиться.

— И что, ты развесишь мое белье прямо перед носом у солдат?

— Не время сейчас и не место для таких деликатностей, — заметил он. — Лежи и никуда не выходи.

— Слушаюсь, сэр, — пробормотала Джудит, натягивая на голову одеяло. — Без одежды у меня не так уж много возможностей.

Он засмеялся и вышел. Его шаги гулко отозвались на деревянной лестнице.

Джудит проспала примерно час. Разбудил ее топот ног и звук сигнальной трубы. Помедлив с минуту, она подскочила к окну, распахнула ставни и посмотрела во двор. Там, как обычно, суетливо шлепали по лужам лошади и люди. Снова прозвучал горн, и сердце Джудит сжалось от страха и от какого-то неведомого ей восторженного предчувствия.

Маркус с ее одеждой и корзинкой с едой в руках с шумом распахнул дверь.

— Ты уже встала? Хорошо, — отрывисто произнес он, поглощенный своими мыслями, и поставил корзинку на пол, а белье бросил на постель. — Твоя одежда наконец-то сухая. Здесь кофе, хлеб и джем. А теперь я должен идти.

— Что случилось? — Натянув одеяло на плечи, она села на кровать.

— Французы начали наступление. Мы…

Разрыв снаряда сотряс воздух, и на секунду воцарилась жуткая тишина.

— Мы вышли навстречу. — Его губы скривились в грустной усмешке. — Не знаю, когда вернусь. Но ты жди меня здесь.

— А где ты будешь?

— С Веллингтоном.

— На поле?

— Конечно! Позиции меняются каждую минуту.

Ее сердце сжалось. Джудит впервые подумала, чти он может погибнуть.

Маркус наклонился, взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза:

— Я вернусь за тобой, дорогая. Будь здесь.

— Не уходи. Так сразу.

Джудит положила руку ни плечо мужа, Выражение его лица смягчилось.

— Не надо бояться.

— Я вовсе… не за себя… а за тебя, — нерешительно произнесла она. — Мне бы хотелось быть рядом с тобой.

— Это невозможно, рысь. И ты это знаешь, — Он нежно очертил пальцем контур ее подбородка.

— Ответь мне на один вопрос.

Она не знала, почему вдруг задала этот вопрос именно сейчас. Не время и не место было для подобных разговори». Но почему-то именно сейчас, после этой ночи, ей отчаянно хотелось знать ответ.

Он ждал.

— Почему ты ночью вдруг вышел из меня?

Ожидая отпета, Джудит пристально смотрела па нею. Тогда, охваченная страстью, она почувствовала какое-то разочарование, будто потеряла что-то, неизвестно, важное или нет, но потеряла. Теперь, при свете дня, Джудит понимала, что все правильно, что сейчас она вовсе не готова к беременности, ведь еще ничего не решено с Грейсмером. И прежде чем стать отцом их ребенка, муж должен будет знать о жене все. Чувствовал ли нечто подобное Маркус? Или это было совсем другое?

Маркус тоже внимательно смотрел на Джудит, как будто хотел заглянуть в самую глубину ее души. У Джудит мороз пошел по коже, словно она уже заглянула в пропасть, где скрывалось что-то темное и ужасное.

Вдруг Маркус повернулся и направился к двери. Взялся за ручку и, не оборачиваясь, сказал:

— Я отвечу вопросом на вопрос. А ты тогда, в гостинице, прежде чем совершить свой театральный выход, знала, кто находится там внизу, в баре?

Стало тихо, очень тихо. Она ничего ему не ответила, и Маркус ушел.

»Ах, вот как! Он считает, что я заманила его в ловушку, вынудила жениться. — Холодная тошнота подступила к ее горлу. — Конечно, он не хочет иметь детей от женщины, способной на такое. Как же он должен меня ненавидеть! Ненавидеть и презирать. То есть, с его точки зрения, я, видимо, жена ему только формально. А телом и душой я для него просто шлюха».

Во рту стало почему-то сухо и горько, в висках застучало. «А почему я не опровергла его предположение? Да, действительно, почему я не взорвалась? Ведь таким подозрением он оскорбил меня. Как он только мог подумать такое?»

Но Джудит знала, почему молча проглотила этот его вопрос. Потому что, в сущности, он прав. Маркус думает, что она вышла за него из-за денег и положения в обществе? Так оно и есть. И какое имеет значение, что она понятия не имела, кто там сидит в этом баре, когда решила спуститься вниз, Она воспользовалась ситуацией и тем, что у него обостренное чувство чести. И почему, собственно, после этого Маркусу не смотреть на нее, как на лживую, расчетливую мошенницу?

Джудит всю трясло, когда она одевалась в свои мятые, покоробившиеся одежды. Солнечный луч попал на кольцо, что болталось на ее пальце, и оно блеснуло.

Хорошо. Как только они с Себастьяном завершат то, что должны сделать, как только Себастьян получит то, что положено ему по праву рождения, как только Грейсмер будет повержен, а их отец отмщен, она немедленно сообщит Маркусу, что их связывали незаконные узы. Джудит отпустит его на свободу. Но до тех пор Маркусу придется участвовать в маскараде брата и сестры Давенпорт. Джудит с грустным цинизмом усмехнулась: «Вся моя жизнь — сплошной маскарад».

Она вышла во двор и огляделась, не зная, куда пойти. Орудия били теперь не переставая. Вновь стати прибывать раненые.

Джудит направилась к небольшому холму. Увидев с его вершины место сражения, она в ужасе застыла. Это было поле, четко огороженное по периметру живой изгородью. И вот на этих нескольких десятках гектаров сошлись две огромные армии. На ветру развевались знамена, трубили трубы. Пехота Веллингтона атаковала каре французов. А те неслись вперед на конях, круша все на своем пути. Но вот линия пехоты преклонила колено и прицелилась из мушкетов. Грянул залп — первого ряда кавалеристов как не бывало. Всех скосило наповал.

Отсюда, с высоты, все было похоже на пьесу абсурда, поставленную каким-то сумасшедшим режиссером. А что должны были чувствовать те, кто исполнял в этой сцепе роли, кто бросил свои жизни в эту мясорубку? Невозможно было поверить, что здесь существует какой-то план, какая-то разумная стратегия, — как с той, так и с другой стороны. Но наверное, должны быть. И Маркус где-то там, в этом месиве.

Джудит возвратилась во двор и занялась ранеными. После полудня она снова поднялась на холм. Атаки прусских поиск на фланги Наполеона дали свои результаты, хотя Джудит этого, разумеется, не знала. Но она заметила, что французы отходят, хотя и не всем флангом. Джудит показалось, что ядра сейчас расколют землю пополам.

И вдруг все стихло. Наступила жуткая, гнетущая, какая-то неземная тишина. Пороховой дым рассеялся, и она увидела, как французские гренадеры начали наступление на высоту. Их колонна уверенно двигалась вперед, и казалось, что остановить ее не может ничто на свете. Возгласы «Да здравствует император Наполеон!» достигали

неба.

Неожиданно, в шесть часов вечера, словно из-под земли, выросли скрывающиеся доселе за холмом отряды британской гвардейской пехоты и открыли по гренадерам массированный огонь. Французы падали, как кегли, целыми рядами. А из тыла, над головами пехотинцев, били пушки. Обнажив сабли, с дикими криками первобытных воинов гвардейцы ринулись в атаку. И случилось невероятное. Ряды наполеоновской императорской гвардии, его последняя надежда на победу.

эти закаленные в десятилетних походах и овеянные славой гренадеры, дрогнули, сломались. Преследуемые британцами, гренадеры побежали.

Джудит медленно повернулась и спустилась с холма, все еще не веря тому, что увидела.

Веллингтон и Блюхер одержали победу в сражении при Ватерлоо. Во дворе штаба все ликовали. Цена этой победы была ужасной, убитых и раненых было не счесть, но к заходу солнца стало ясно: Наполеон разгромлен, полностью и окончательно. Прусские войска двинулись преследовать убегающих французов, оставив обескровленных британцев зализывать раны и подсчитывать потери.

Маркус въехал во двор ближе к полуночи. Он сопровождал Веллингтона на его встрече с Блюхером. Два полководца крепко обнялись и расцеловались; Блюхер подвел итог дня, произнеся на корявом французском:

— Неплохо сработано.

»Да, — подумал Маркус, — значение сегодняшней победы переоценить трудно. Наконец-то в Европе наступит мир».

Он искал жену и наконец увидел ее в углу двора, склонившуюся над носилками. Джудит тоже увидела его, выпрямилась, поправила волосы. У Маркуса защемило сердце. Все подозрения, вся горечь, с какой они сегодня утром расстались, — все исчезло. Он хотел прикоснуться к ней, хотя бы только прикоснуться.

— Ты жив! — радостно воскликнула она, когда Маркус подошел к ней.

Но смотрела Джудит на него с каким-то грустным пониманием.

Ему захотелось сейчас поцеловать жену и этим поцелуем стереть грусть с ее глаз и нервную дрожь с уголков рта. Для Маркуса сейчас вдруг все потеряло смысл. Все, кроме того, что вот его жена стоит перед ним.

— Да, жив, и я вернулся, — ответил он и заключил Джудит в объятия.

Прикоснувшись губами к ее ресницам, чувствуя их легкий трепет, он добавил:

— Как видишь, моя рысь, жив и здоров.

Закрыв глаза, она прижалась к мужу. И, совершенно обессиленная, застыла, слушая глухие удары его сердца.