Глава 23

— Почему ты считаешь, что не должен стать наследником отца?

Байрони вошла вслед за мужем в гостиную и плотно закрыла за собой дверь. Он выглядел совершенно отрешенным. Она повторила свой вопрос.

— Десять лет назад отец выбросил меня с плантации и из своей жизни.

— Дать бренди, Брент?

— Да.

Она подала ему хорошую порцию и отвернулась, чтобы снять накидку и шляпку.

— Почему он так поступил? — спросила она мужа.

— Потому что застал меня в постели со своей женой.

Байрони словно ударили кулаком в живот. Она недоверчиво посмотрела в глаза Бренту.

— Что? — пролепетала она.

Брент рассмеялся.

— Мне было восемнадцать лет, а Лорел двадцать два. Она хотела меня — и получила. Отец появился, разумеется, совершенно неожиданно. — Брент машинально потер пальцем шрам на щеке.

Значит, отец его наказал, подумала Байрони. Десять лет, говорила ей Мэгги, десять лет он был предоставлен самому себе.

— Но тебе же было всего восемнадцать лет! А как он поступил с твоей мачехой? Тоже прогнал?

Брент рассмеялся, размахивая письмом.

— В этом-то и есть вся ирония, дорогая. В восемнадцать лет я был настолько щепетилен, что принял на себя ответственность за происшедшее. Возможно, не надо было этого делать. Для отца так было бы лучше.

В конце концов он, несчастный, понял, что она вышла за него замуж только из-за денег и его положения. Он отдал мне плантацию — Уэйкхерст и сделал меня опекуном Лорел. Иными словами, теперь всеми деньгами распоряжаюсь я. Не представляю, что она при этом чувствует, — А как же с твоим братом, Дрю?

— Отец оставил ему большую сумму денег, а кроме того, что-то ему досталось после смерти матери.

Сейчас Дрю двадцать шесть лет, он художник. Живет холостяком недалеко от главного дома. Когда меня десять лет назад выгнали из дому, Дрю уезжал в Париж учиться живописи. Фактически единственной связью с домом было случайное письмо от брата. Один Бог знает, что он теперь думает обо всем этом.

Брент внезапно умолк, допил бренди и опустился в кресло.

— Байрони, я должен ехать. Без меня адвокаты не смогут ничего оформить.

Байрони в глубоком раздумье кусала нижнюю губу.

— Значит, мы едем, — с готовностью проговорила она.

Брент поднял густую бровь:

— Мы?

— Разумеется. Если, конечно, ты не намерен возвращаться.

— У меня, по-видимому, нет выбора. Однако я хочу продать плантацию. — В голосе его прозвучала неуверенность.

— Целых восемнадцать лет это был твой дом, Брент.

Он вздохнул, взъерошив волосы.

— Да. Я солгал бы, если бы сказал, что не тосковал все эти годы. Это красивый, хороший дом, Байрони, к югу от Начиза, у самой Миссисипи, севернее границы с Луизианой. По-моему, мой дед построил его в 1784 году. Разумеется, под сильным испанским влиянием.

О проклятие!

— Что? Расскажи мне о нем побольше.

— Рабы. Когда я уезжал десять лет назад, в Уэйкхерсте жили больше пятисот негров.

— Боже мой, что же они делают? Это же целая армия!

— Большинство из них работают на хлопковых плантациях, с рассвета до темноты, остальные — ремесленники: кузнецы, лудильщики, каменщики, плотники, ну и, конечно, прислуга в доме — около тридцати бедняков, обслуживающих белых. Няня-негритянка Бас, старая и сморщенная, как чернослив, была мне второй матерью. Неграм в Уэйкхерсте жилось лучше, чем на других плантациях. Они ели два раза в день, имели нечто вроде больницы, и любые наказания ограничивались двенадцатью ударами плетки надсмотрщика, тоже раба, но более образованного. Если бы я остался, то, вероятно, не очень задумывался бы над этим. Видишь ли, это были образ жизни и экономическая необходимость. Но теперь… Я вряд ли смог терпеть это дальше. — Брент рассмеялся. — Теперь я «.масса», а ты, дорогая, «миссис».

— Освободи их, — сказала Байрони без всякого предисловия.

— Освободить? Они же неграмотные, забитые и все из-за белых. Может быть, ты и права. Что же касается милейшей Лорел…

— Я поняла, что милейшая Лорел наделена превосходным вкусом к мужчинам. Однако с ее стороны было не очень разумно соблазнять восемнадцатилетнего юношу.

И сделать таким подозрительным к женщинам.

Таким подозрительным ко мне.

Байрони не терпелось увидеть Лорел. Губы у нее сжались в тонкую линию.

— Ты, вероятно, права, но я и сам был хорош.

Впервые переспал с женщиной, когда мне было четырнадцать лет, а в семнадцать уже был грозой всей округи. Черт возьми, я спал даже с двумя негритянками.

Видишь ли, это делал буквально каждый мужчина, так было принято. Меня называли enfant terrible — несносный ребенок и хихикали за моей спиной. Думаю, до того рокового дня отец гордился мною. Теперь, Байрони, ты знаешь мое прошлое, по крайней мере видишь, как все началось.

Байрони широко улыбнулась:

— По пути в Начиз расскажешь мне подробности твоей жизни за последние десять лет. Не называли ли тебя «несносным мужчиной»?

— Некоторые называли. Но теперь это не имеет значения. Ты уверена, что хочешь поехать со мной, Байрони?

— Ты же обещал мне свадебное путешествие, помнишь?

— А как насчет кнута?

— Кнут — мой постоянный спутник, — подтвердила она. — Я очень сожалею о смерти твоего отца, Брент.

— Я тоже. Не знаю, почему он не написал мне перед смертью. Я обязательно бы съездил домой.

— Подозреваю, дело, вероятно, в гордости.

Брент повернулся и внимательно посмотрел на Байрони.

— Ты сообразительная, Байрони.

— Я же купила кнут!

* * *

Вечером следующего дня Хаммонды, одетые для официального визита, прибыли на ужин в дом Сэкстонов. Там уже были Хорас и Агата Ньютоны, а также Сент Моррис и Тони Доусон.

— Прекрасно выглядите, Байрони. — Чонси крепко обняла приятельницу и улыбнулась мужу озорной улыбкой. — Дел восхищен тем, что вы пришли.

Говорит, что забыл, как выглядит нормальная женщина. На кого я сейчас похожа!

— У тебя величественный вид, Чонси, — заметил Брент. — Настоящий клипер под парусами из голубого шелка.

— Не забывайте про кружева, Брент!

— Я сижу рядом с Тони? — обиженно спросил Сент Дела Сэкстона по пути в столовую.

— Простите, старина, но Тони может быть очень приятным собеседником, когда в ударе.

— Чонси родит в следующем месяце. Меня удивляет, зачем вы вообще меня пригласили.

— Она такая громадная, вот я и забыл, — заискивающе проговорил Дел и повернулся к Байрони, сидевшей справа. — Вам идет золотистый шелк, дорогая. Что же касается этого деревенского дурня, — продолжал он, указав движением брови на Брента, — то я просто удивлен, что его не прикончили. Я наслышан о вашей драке.

— Имело место некоторое расхождение во мнениях, — непринужденно заметил Брент. — Ничего бы не произошло, согласись тот парень со мной. По правде говоря, даже не помню, о чем, собственно, шла речь.

— Просто понадобилась хорошая драка ради самоутверждения в мужественности, — вполголоса объяснила Байрони Чонси и Агате.

Агата послала влюбленный взгляд мужу.

— Не так давно и Хорас напивался до чертиков и затевал свару.

— Бедный Сент, — заметила Байрони. — Не понимаю, как вам удается сохранять в неприкосновенности свой мужской образ. Судя по вашим габаритам, вряд ли кому-нибудь придет в голову подраться с вами.

— Добрые миссионеры говорили мне, что Бог все взвешивает на весах. Такой крупный парень, как я, ласков как ягненок. А такие, как Брент, постоянно стремятся самоутвердиться.

— Миссионеры? — переспросил Брент. — Где ты их, черт побери, отыскал?

— О, на маленьком острове Мауи. Он входит в Гавайский архипелаг в Тихом океане. Я был врачом на китобойном судне. Впервые приехав в главный город Мауи Лахаину, я решил пожить там некоторое время. Там идет постоянная борьба между миссионерами и моряками.

— Сент, я ничего об этом не знаю. Расскажи побольше. Со всеми кровавыми подробностями.

— Не сейчас, мой мальчик, потом. Здесь же дамы.

Байрони повернулась к Чонси, но та казалась погруженной в размышления. Отвлекла ее Агата.

— Дорогая, как назовете будущего принца или принцессу?

— Как насчет Борегар Сэкстон? — предложил Тони.

— Или Персиваль? — подхватил Брент. — По имени парня — моего бармена: не забывайте, что он будет наполовину англичанином.

— Действительно, — согласилась Чонси, озорно улыбаясь мужу, — мы не можем прийти к согласию в отношении имени. Дел все артачится и ничего не предлагает.

— В чем дело? — вмешался Сент. — Какое имя ты выбрал. Дел?

Делани покачал головой, спокойно продолжая есть жареного цыпленка.

— Это, кажется, имбирь? — спросил Брент. — Увидев подтверждающую улыбку Делани, он продолжил:

— Удивительно. Этот дом совершенно непредсказуем. Мне начинает нравиться, — повернулся Брент к жене, — когда вещи оказываются не такими, какими ожидаешь их увидеть.

— Они такими и будут, — невозмутимо заметила Байрони.

— Она хочет, чтобы я всегда был счастлив.

— Это она и хотела сказать, — вставила Агата.

Позднее, когда все гости расселись в гостиной Сэкстонов, Чонси внезапно вздрогнула и выронила из рук чашку с кофе.

— О Боже, — прошептала она, удрученно взглянув на мужа.

Сент, улыбаясь, поднялся со стула.

— Хорошо, что вы дождались окончания ужина, дорогая.

— Начинаются роды?

Агата рассмеялась, увидев смятенное лицо Дела.

Сент склонился над Чонси и своей огромной рукой ощупал ее живот. Почувствовав напряженность от начинавшейся схватки, он ласково похлопал ее по плечу.

— Давно начались боли, Чонси?

— С утра. До сих пор было не особенно больно.

— Чонси, — почти закричал Дел, — почему ты ничего не сказала? Господи, вот упрямица…

— Нет, Дел, если бы я сказала, ты паниковал бы весь день. — Началась очередная схватка, и она с болезненной улыбкой перевела дыхание. — Теперь, похоже, можешь начать.

— Никакой паники, — спокойно заметил Сент. — Пойдем наверх, дорогая? Да.., да. На месяц раньше… Это существо торопится увидеть мир.

— Погодите! Я могу чем-нибудь помочь?

— Дорогой Дел, по-моему, ты и так уже сделали достаточно, — ответил Сент. — Пригласил меня на ужин. Агата, может быть, вы пойдете с нами? Придется помочь Чонси переодеться в ночную рубашку.

Дел, рекомендую немного выпить. А остальные пусть его поддержат и не дадут унывать, хорошо?

Со стула вскочила Байрони.

— Я помогу вам.

— Нет, дорогая, оставайтесь здесь.

— Но…

— Байрони, — резко одернул жену Брент.

Она бросила на него озадаченный взгляд.

Делани помог Чонси встать и поддержал ее, когда она, стиснув зубы, согнулась от резкого приступа боли.

— Не беспокойся, любовь моя, я буду с тобой.

— Господи, — заметил Сент, — мне только не хватало мужа.

Тони, Байрони, Брент и Хорас остались в гостиной, переглядываясь между собой. Брент почувствовал у своего рукава руку Байрони.

— Может быть, все же пойти наверх? Ведь я все-таки женщина…

— У тебя же не было ребенка, — заметил Брент.

— Что ты понимаешь! — запальчиво воскликнула она, раздраженная его покровительственным тоном.

К ее крайнему удивлению, Брент побледнел.

— К сожалению, у меня очень мало опыта. Если бы я знал побольше, Джойс Морган осталась бы в живых. Но мне пришлось похоронить и ее, и ребенка.

— О чем это ты, Брент? — спросил Хорас, подавшись вперед в кресле.

— Это было довольно давно, — начал Брент. — В дебрях Колорадо. Я ехал верхом в Денвер и обогнал фургон. Лошадью правила совсем юная девушка. Бедняжка мучилась, была совсем одна, и у нее начались роды. — Брент остановился, чувствуя, что по его телу заструился пот. Он бессильно пожал плечами. — Вот и все. Я помогал, она пыталась справиться, но все наши усилия ни к чему не привели.

— Где же был ее муж? — спросила Байрони, чувствуя, как у нее пересохло горло.

— В Денвере, продавал скот. Когда я его разыскал, оказалось, что он ввязался в какую-то драку и его убили. И это, пожалуй, было к лучшему. Иначе я сам вполне мог убить его. Ведь он оставил ее одну, зная, что срок вот-вот наступит и помочь ей будет некому.

К Бренту вернулась ярость, охватившая его тогда, ощущение крайней беспомощности, парализовавшее надолго его волю. Он не знал, что на лице его как в зеркале отразилась почти забытая боль. Он вскочил на ноги и принялся ходить по комнате.

— С Чонси все будет в порядке, — сказал он, взглянув на потолок.

— Разумеется, — согласился Хорас.

Брент помолчал и стер со лба пот. До него вдруг дошло, что именно этот случай был действительной причиной того, что он не хотел беременности Байрони.

Ведь она могла бы умереть. Он постарался забыть об этом событии, глубоко закопав молодую женщину и ее ребенка, и надеялся никогда не вспоминать о нем. Он взглянул на Байрони. Она сидела с опущенной головой, закрыв лицо руками.

Ко всеобщему облегчению, Тони заговорил о Дэвиде Бродерике:

— Он становится все более и более могущественным. Сказать, что Калифорния — страна больших возможностей, — не сказать ничего. Ведь Бродерик был хозяином одного из нью-йоркских салунов, а теперь стал сенатором Соединенных Штатов.

— Поосторожнее, Тони, — предостерег Хорас Ньютон, — он так могуществен, что, как я думаю, страна кишит его шпионами. Надеюсь, Делу не взбредет в голову выступить против него.

— Дел не дурак, — заметил Тони. — Наш дорогой мэр Гаррисон держит Дела в курсе, что осуществимо и что нет.

Послышался пронзительный крик.

Все застыли.

— Так, так, любимая, кричи, — говорил жене Дел, — кричи как можешь громче.

Чонси так сильно сжала кулаки, что пальцы ее побелели.

— Больно… — шептала она.

— Я знаю, — успокаивал Дел, глядя на Сента глазами, полными тревоги.

— Отойди на минуту в сторонку. Дел. Я поговорю с твоей женой.

Чонси его не отпускала, он отошел всего на два шага. Сент сел рядом с нею.

— Вы делаете все правильно, Чонси, — спокойно заговорил он. — Все хорошо. Ребенок небольшой, ведь он немного поторопился. Я ожидаю появления на свет вашего сына или дочери к полуночи. Кстати, ужин был превосходным. Я заметил, что вы съели немного.

Это хорошо.

— В полночь! — громко простонал Дел. — Еще целых три часа!

— Это ваш первый ребенок, — продолжал Сент, слегка поглаживая руку Чонси. — Теперь уже скоро.

А теперь дышите так, как я вас учил. Вот так, глубже, и не боритесь с болью. — Сент встал и отошел от кровати, чтобы еще раз вымыть руки в тазу с горячей водой, которую принесла Лин. — Давайте, — сказал он подходя к изножью кровати, — посмотрим, где теперь этот парень.

Чонси почувствовала его пальцы в тот самый момент, когда от новой схватки ей показалось, что ее разрывают на части.

— Дышите глубже, Чонси!

Примерно через час в гостиную вернулась Агата.

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказала она, оглядывая уставившихся на нее гостей. — С Чонси все в порядке. Жив и Делани, точнее, чуть живой. Хорас, налей-ка всем виски. Байрони, пойдемте со мной на минуточку. Мне нужно кое-что вам сказать.

Байрони последовала за Агатой из гостиной в вестибюль.

— С ней действительно все в порядке?

— Да, дорогая. Уверяю вас. Сент отвлекает ее разными смешными историями. Она улыбается, а вот бедный Делани выглядит как перед казнью. Я хотела сказать вам, что с облегчением услышала о вашем с Брентом отъезде из Сан-Франциско. В конце недели, да? — Байрони молча кивнула, и Агата продолжала:

— Все дело в Ирен, разумеется. Она сплетен не изобретает, но и не делает ничего, чтобы их пресекать.

Надо сказать, она не притворяется жертвой, но Сэлли Стивенсон со своей противной дочкой не унимаются.

Будьте уверены, за время вашего отсутствия мы с Чонси сделаем все для того, чтобы остановить отвратительные намеки и толки. Думаю, что к вашему возвращению все развеется. Как знать? Может быть, найдется какой-нибудь умный человек, который сумеет обуздать Пенелопу.

— Благодарю вас, Агата.

Пожилая женщина ласково улыбнулась и похлопала Байрони по руке:

— Все образуется, дорогая, увидите. Ну а теперь пойду наверх. Нельзя, чтобы роженицу окружали мужчины! Господи, что они понимают?

Чонси почувствовала, как пальцы Сента массировали ей живот.

— Подойдите к нам, Дел, почувствуйте своего ребенка.

Делани осторожно приложил к животу ладонь, ощутил начало схватки и содрогнулся.

— Неужели ты не можешь облегчить ей боль, Сент?

Сент покачал головой:

— Пока нет. Схватки нельзя ни замедлять, ни останавливать. Надо, чтобы ребенок родился как можно скорее. Когда придет время, я дам ей хлороформ.

Чонси снова закричала высоким, пронзительным голосом, от которого Делани пробрала дрожь.

— О Боже, — беспомощно простонал он.

— Похоже, мы дождались, — сказал Сент. — Ребенок пошел, Чонси. Тужьтесь, Чонси. Вот так.

Дел, помоги мне и не падай в обморок. Сейчас не время ее волновать.

Делани увидел светлую головку. Сент быстро отошел в сторону и с радостной улыбкой смотрел, как крошечная девочка выскользнула в ожидавшие ее отцовские руки.

— О Бог мой!

— Настоящая красавица, не правда ли? — Сент быстро обрезал пуповину. — А теперь, Дел, отдай ее Агате и Лин.

Делани Сэкстон чувствовал себя так, словно пробежал целую милю. Он стоял без движения, пока Сент, разговаривая с Чонси, обжимал ей живот, чтобы удалить плаценту, и поглядывал на Агату с Лин, которые, вымыв девочку, заворачивали ее в мягкое одеяло.

Часы внизу пробили двенадцать.

— Вы никогда не ошибаетесь, Сент? — слабо улыбнувшись, спросила Чонси.

— В отношении времени рождения младенцев — никогда. А теперь поговорите со своим несчастным мужем. У него такой вид, словно он готов испустить дух.

Но Чонси вместо этого обиженно посмотрела на Сента:

— Все забываю спросить, откуда у вас такое прозвище. А теперь-то вы, вероятно, вообще никогда этого не скажете.

Именно Сент понес Александру Аврору Сэкстон вниз, в гостиную, чтобы представить ее гостям.

* * *

— Я так рада, — говорила Байрони мужу, укладываясь рядом с ним в постель. — Такая красивая девочка. Вылитый Дел в женском образе.

— Роды у Чонси были короткими, — удивленно заметил Брент. — Разумеется, с нею были врач и муж, — добавил он, как ей показалось, с мелькнувшим в его глазах сожалением.

Он повернулся и обнял Байрони.

— Что я вижу? Молодая жена в ночной рубашке?

— Здесь холодно.

— Обещаю, очень скоро ты начнешь обливаться потом.

— Стало быть, жеребец готов оседлать свою кобылу?

Рука, гладившая затылок Байрони, замерла. «Я хочу наполнить ее своим семенем, — думал Брент. — И не могу». Он резко выпустил ее из объятий и повернулся на спину, подложив под голову руки.

— Что случилось? — спросила Байрони, поднявшись над мужем на локтях. — Или ты хочешь, чтобы кобыла оседлала жеребца?

— Я устал, — не глядя на жену, ответил Брент. — Давай спать. Завтра нас ждет много дел, если мы намерены выехать в пятницу в Новый Орлеан.

Она придвинулась к нему ближе, и он почувствовал грудью ее мягкую грудь. Брент скрипнул зубами.

— Нет, Байрони.

Байрони в замешательстве смотрела на мужа.

Потом поняла, в чем дело. Его охватывал ужас при мысли о том, что она могла забеременеть. Он боялся, что она может умереть и что в этом будет виноват он.

Она с облегчением осознала, что его желание не допустить ее беременности объяснялось его ужасным прошлым воспоминанием и ничем иным.

— Прекрасно, — тихо проговорила Байрони. Она медленно и нежно гладила пальцами его грудь. — Ты такой.., пушистый… — Брент не шелохнулся под ее рукой. Ее пальцы спустились ниже, и у него перехватило дыхание.

— Нет, Байрони. — Даже в собственных ушах его голос прозвучал как крик утопающего.

— Почему, Брент? Если тебя беспокоит, что я могу забеременеть, то знай, я согласна. Но почему я не могу доставить тебе удовольствие?

Пальцы Байрони плотно сомкнулись вокруг него, и, потрясенный, Брент затрепетал.

— Фелиция говорила мне, что это нравится мужчинам, — проговорила она, согревая своим дыханием его живот.

Он чувствовал, как ее длинные волосы щекотали ему грудь и пах, а потом понял, что она взяла его в рот, плотно обхватив губами. Брент едва не слетел с кровати.

Он застонал, выгибаясь вверх.

— Фелиция говорила также, что мужчины ужасно.., восприимчивы. Ты такой большой, Брент, такой теплый и твердый, мне нравится чувствовать тебя на ощупь и на вкус…

Брент запустил пальцы в ее волосы, думая о том, что вот-вот взорвется. Ее неопытность и явный интерес к тому, что она с ним делала, сочетались в опьяняющей комбинации.

— Байрони, — снова простонал он, — о Боже! — Стискивая зубы, Брент заставлял себя сдерживаться. Он весь пылал от страсти. — Перестань, Байрони, прекрати немедленно!

Грудь Брента напряженно поднималась и опускалась, когда он освободился от ее рта и положил ее на спину. Он чувствовал, как плотно прижимались ноги Байрони к его бедрам, как она затрепетала.

— Ты заставишь даже святого забыть обо всем на свете! — воскликнул Брент, погружаясь в ее маленькое теплое лоно.

Он уже не мог сдерживаться, и, когда захотел вырваться из нее, она плотно охватила бедрами его бока и выгнулась ему навстречу.

— Я ничего тебе не дарю, Байрони, — задыхаясь, говорил он, — ты ведь не проститутка, ты моя жена!

В его голосе звучала радость обладания, и, к своему удивлению, Байрони почувствовала, что ее тело отвечало ему. До этого момента она радовалась своей власти над ним. Теперь же вихрь судорожного наслаждения захватил ее. Она обхватила руками спину Брента, и когда его язык ворвался ей в рот, Байрони, не в силах сдерживаться, закричала. Он ловил ее тихие, страстные вопли, забыв свой страх, забыв обо всем, кроме нее, своей жены, кроме ее и своего блаженства.

— Удастся ли мне заставить нашего святого забыть о самом себе? — спросила вдруг Байрони.

Брент усмехнулся:

— Этого мы никогда не узнаем. Моя жена — сущее наказание.

— Неужели? — спросила она, покусывая подбородок Брента.

Его теплая рука легла на грудь Байрони.

— Верь мне, простому одурманенному человеку.

— Если будете жаловаться, сэр, я сброшу вас с себя!

— Лучше полюбуйтесь смиреннейшим, святейшим из живых самцов.

— Ха! Ты почти такой же смиренный и святой, как.., ну да ладно. Я должна кое о чем подумать.

Байрони услышала смешок в его голосе и улыбнулась. Она поцеловала Брента и, угнездившись у него под боком, сонным голосом проговорила:

— Завтра у нас столько дел, если мы едем в пятницу.

— Не могу поверить, — пробормотал Брент скорее сам себе, крепче обнимая Байрони, — меня соблазнила очень опытная маленькая леди.

— Вас соблазнила жена, сэр, — сонно отозвалась она.

Загрузка...