Дикий кoт

ГЛАВА 12

Опускаю голову на колени, обхватываю ноги и расслабляю пальцы ног, наслаждаясь растяжкой мышц после нашей последней трехчасовой танцевальной тренировки перед матчем в эти выходные. Наша следующая игра — «Футбол в понедельник вечером»[xxi] против команды, которой мы проиграли чемпионат в прошлом году. Поэтому телеканалы раздувают из этого событие. Это всегда приводит мисс Кассабиан в состояние волнения. Она занималась чирлидингом двадцать лет, и определенно упустила свое призвание. В другой жизни из нее получился бы отличный сержант.

Она стоит рядом со мной и ждет, пока все выйдут.

— Вы планируете пойти домой сегодня вечером, мисс Синклер?

Чувство вины гложет меня, но поднимаюсь и надеваю угги.

— Простите, мисс Кассабиан. Меня немного беспокоит мой квадрицепс, поэтому хотела убедиться, что действительно его растянула, — беру с пола свою сумку для танцев и накидываю толстовку поверх майки. — Увидимся в понедельник.

— Ты собираешься встретиться со своим хоккеистом-ухажером? — она следует за мной, выключая свет и запирая дверь.

— Мисс К, вы слишком много внимания уделяете «Хроникам Кройдона». У меня нет нового ухажера. А если бы и был, он бы сейчас играл в предсезонном матче.

В матче, на который он, возможно, пригласил меня. Не то чтобы чувствовала себя виноватой за то, что пропустила его. Имею в виду, что не могу пропустить тренировку группы поддержки из-за этого. Нам разрешено пропускать только столько тренировок, чтобы не быть отстраненными от игры. Но в этом сезоне не пропустила ни одной. Наверное, могла бы попросить опоздать на эту тренировку, если бы действительно хотела.

— Как скажешь, дорогая. Но я бы на твоем месте проверила свой телефон. Игра закончилась. Команда проиграла, — добавляет она.

Сажусь в машину и делаю то, что она сказала. Достаю телефон и гуглю «Революцию». Кросс забил один раз. Джейс Кингстон забил один раз. Но Эстон пропустил три шайбы. Так что они проиграли с разницей в одно очко. Проклятье. Не хотела бы оказаться на месте Линди, когда Эстон вернется домой сегодня вечером.

И на месте Беллами тоже не хотелось бы оказаться. Кросс и Арес, вероятно, оба в паршивом настроении, если они хоть немного похожи на мою семью. Отец никогда не умел спокойно относиться к потерям. Он не срывался на нас или что-то в этом роде, но определенно злился на себя за проигрыши. Мама была так счастлива, когда он вышел на пенсию в прошлом году.

Не раздумывая, сворачиваю в сторону родительского дома, а не к нашему пентхаусу. Вскоре после этого я уже возле их подъездной дорожки. Не забыв громко постучать, прежде чем войти, потому что есть старая семейная история о том, как дедушку и бабушку застали голыми на их кухне. И никому не нужно повторение этой истории.

Стучу еще раз, чтобы убедиться, а затем вхожу.

— Мам… — зову я.

— На кухне, — отвечает она, и папа высовывает голову из своего кабинета.

— Привет, Эви. Не знал, что ты заглянешь к нам сегодня.

— Привет, папочка. Мне нужно кое о чем поговорить с мамой, — останавливаюсь возле него и целую в щеку, а затем возвращаюсь на кухню. — Привет, мам. Привет, тетя Нэт.

— Привет, ребенок, — тетя Нэтти похлопывает по сиденью рядом с собой, а затем сжимает меня, когда сажусь.

Мама берет с полки еще одну кружку и добавляет в нее пакетик чая, после чего наливает горячую воду из чайника и ставит его передо мной.

— Я как раз готовила нам по чашке чая. Хочешь?

— Он же не без кофеина, верно?

— Доченька, ты меня вообще знаешь? Единственное, что было плохо в беременности всеми вами, — это отказ от кофеина. И это был единственный раз в жизни, когда я собиралась это сделать. А теперь устраивайся поудобнее и расскажи мне, почему ты здесь.

— Нужна ли мне причина? — добавляю несколько ложек сахара и делаю глоток чая.

Тетя Нэтти смеется.

— Да. Ты забываешь, что когда-то мы были в твоем возрасте.

Мама улыбается.

— Ну, ты употребляешь кофеин, так что, по крайней мере, знаю, что ты не беременна.

— Мама, — задыхаюсь я. — Правда?

Она и Нэтти хихикают за своими чашками.

— Ладно, чтобы забеременеть, мне нужно было бы заниматься сексом, а этого не происходит. Так что нет, можно с уверенностью сказать, что я не беременна, — решаю добавить еще одну ложку сахара, затем оглядываю ее шкафчики. — У вас есть какие-нибудь сладости?

— Серьезно… ты вообще знаешь свою мать? — Нэтти притворяется шокированной.

Мама достает из морозилки упаковку мятного мороженого с шоколадной крошкой и берет три ложки.

— Мороженое и горячий чай? — спрашиваю, когда она протягивает ложки, и мы стучим ими друг о друга, как всегда, прежде чем приступить к трапезе. — Почему бы и нет?

Насытившись мятной вкуснятиной, смотрю через стойку на то, как они обе терпеливо ждут, пока выложу все начистоту.

— Что вы двое задумали?

— Я думаю над своей следующей книгой и хотела получить совет твоей мамы. Твоя очередь. Как его зовут? Что он сделал? И могу ли использовать это в своей следующей истории?

— Почему это обязательно должен быть парень? — жалобно протестую я.

— Ты сидишь у меня на кухне и ешь мороженое из коробки в субботу вечером, вместо того чтобы гулять с девочками, — говорит мама, и тетя Нэтти кивает в знак согласия.

— Ладно. Это Кросс, — говорю им двоим и запихиваю в рот еще одну ложку.

— О… хоккеист? — Нэтти поворачивает голову к маме. — Отец-одиночка?

— Да, это он, — соглашается мама, и я ударяю по столешнице.

— Какого черта, мам? Ты рассказала всей семье?

— Нет, — протестует она, но по виноватому выражению ее лица понимаю, что она это сделала. — Ладно, хорошо. Я могла упомянуть об этом Нэт, а Амелия и Кэйрис уже знали.

Нэтти поднимает ложку.

— Я сказала Сабрине и Кэтрин.

— Бабушка знает? — задыхаюсь я. — Это определение всей семьи, мама.

— В свое оправдание скажу, что твой брат пришел со своим грязным бельем на стирку и упомянул, что Кросс с детьми был у тебя в квартире на игре «Королей» на прошлой неделе, и я была так взволнована.

— И пьяна, — добавляет Нэтти. — Это было на прошлой неделе, когда мы пили «Маргариту» во время книжного клуба.

Отлично. Книжный клуб — это когда моя мама и все мои тети собираются вместе, чтобы сделать вид, что они говорят о книгах, но на самом деле они говорят о сексе и тестируют новый рецепт коктейля, который одна из них увидела в Instagram[xxii] на той неделе.

И обо говорили они мне.

— Так и было, — соглашается мама, опускаю руки на столешницу и упираюсь в них лбом.

— Как ты думаешь, может, мы могли бы сосредоточиться на настоящем? — бормочу я, опираясь на руки. — Вы ведь не подмешивали текилу в чай, верно?

— Нет, дорогая. В чай добавляют виски.

Моя мама, дамы и господа.

Она не всегда была такой сумасшедшей. Возможно, это частично моя вина. Может, пятая часть моей вины, если мы разделим ее безумие между детьми.

Поднимаю глаза, не отрывая головы от рук, и смотрю на этих женщин. Моя мама и моя тетя. Две женщины, которые вышли замуж за профессиональных спортсменов. Квотербеков на вершине своей карьеры. И у обеих отвратительно счастливые браки. По крайней мере, если судить по тому, сколько у каждой из них детей и сколько раз их заставали за непотребными занятиями с мужьями во время семейных отпусков. Но все же не так плохо, как дедушка и бабушка.

Мои глаза могут никогда не восстановиться, а я даже не видела этого.

— Мне очень нравится этот парень. Он слушает, что я говорю. Действительно слушает, а не просто делает вид, что обращает внимание, разглядывая мои сиськи. Он джентльмен. И его дети, он так хорошо относится к своим детям, и заходит в магазин с кофе, чтобы увидеть меня на несколько минут после тренировки. Это всего несколько минут, но я жду этого каждый день. И он не давит. Совсем не давит. Как будто настолько уверен, что это произойдет, когда должно произойти, что не беспокоится об этом. Почему я не могу быть такой же? — спрашиваю, расстроенная до невозможности. — Я сильно влюбляюсь, и я в ужасе.

Наконец признаю это и вонзаюсь в мороженое, ожидая, что кто-то из них выдаст мне жемчужины мудрости. Но они ничего не говорят. Ничего. Ни единого слова. Они обе просто смотрят.

— Ну что? Разве вы не собираетесь сказать мне, что веду себя глупо?

— Ты думаешь, что ведешь себя глупо? — спрашивает Нэтти. — Я так не думаю. Думаю, ты нервничаешь, и это вполне логично, потому что для тебя это другой тип отношений.

— Что тебя пугает, Эверли? — спрашивает мама, и пытаюсь придумать, как сформулировать ответ.

— Я встречалась со спортсменом раньше…

— Прекрати, — прерывает меня Нэтти. — То, что два человека — спортсмены, не означает, что у них есть хоть что-то общее, кроме того, что они занимаются спортом. Не надо объединять этого человека с бывшем, который был спортсменом, только потому, что они оба занимаются спортом.

— Милая, — мама опускает ложку в раковину и обходит стойку, чтобы сесть рядом со мной. — Твоя тетя пытается сказать, что то, что ты делаешь, несправедливо. Да, некоторые спортсмены — придурки и ужасные бойфренды. Возможно, они ужасные мужья и вообще паршивые мужчины. Но на каждого плохого спортсмена найдется хороший, как твой отец и твои дяди. Эти мужчины относятся к нам с огромным уважением, дорогая. Мы для них равные, партнеры. Твой отец двадцать четыре года ставил меня выше всего на свете. Никогда не сомневалась в нем и никогда не жалела о своем решении позволить себе полюбить его.

Тетя Нэтти направляет на меня свою ложку.

— Хороший человек — это хороший человек, Эви. Неважно, какую профессию он выбрал. Но хочу, чтобы ты помнила об этом. Работа спортсмена требует иного, чем работа учителя или юриста. Часы работы другие. Поездки могут быть ужасными. Пресса навязчива. А болельщики думают, что они принадлежат им. Есть много причин, по которым не стоит вступать в отношения со спортсменом.

Нэт протягивает руку через стойку и берет меня за руку.

— Но ты родилась в футбольной династии. Ты знаешь эти подводные камни. И готова поспорить, что они не имеют никакого отношения к твоему страху.

— Не имеют, — ворчу, уже зная, что они правы.

Моя голова знает это. Моему сердцу еще нужно разобраться в этом.

— А если он причинит тебе боль, дядя Сэм может заставить его исчезнуть, — добавляет Нэтти, и мама смеется.

— Забудь о Сэме. Вот кого он должен бояться, так это Амелию.

Они обе ошибаются.

Это я.

Я та, кого Кросс должен бояться.

Думаю, что именно я могу причинить ему наибольшую боль, если не смогу преодолеть свои страхи.

— Дорогая, отношения — это страшно. Но ты моя бесстрашная девочка. Страх никогда не останавливал тебя раньше. Позволишь ли ты ему сейчас?

Иногда мне хочется быть хорошим близнецом.

Бесстрашие переоценивают.

КРОСС:

Ты собираешься подойти к двери?

ЗОЛУШКА:

О чем ты говоришь?

КРОСС:

Ты уже тридцать минут припаркована перед моим домом. Либо тебя что-то тревожит, либо ты прощупываешь почву для ограбления. А поскольку твоя квартира стоит двух моих домов, думаю, что это первое.

ЗОЛУШКА:

Формально место принадлежит Линди. Так что, возможно, присматриваю дом, чтобы ограбить. Моя задница отлично смотрелась бы в одном из этих костюмов взломщиков.

КРОСС:

Лучше всего она смотрелась бы поднятой в воздух, ярко-красная и покрытая отпечатками моих рук. Но для этого нужно, чтобы ты зашла в дом.

ЗОЛУШКА:

Это обещание?

КРОСС:

Тридцать минут, Золушка. Заходи в дом. Расскажи мне, что у тебя на уме. А дальше мы посмотрим.

ЗОЛУШКА:

Идет дождь.

КРОСС:

Похоже, это наша тема.

ЗОЛУШКА:

Твоя подъездная дорожка длиной в милю.

КРОСС:

Четверть мили[xxiii].

Тебе нужен зонтик?

Это просто смешно. Я натягиваю капюшон толстовки на голову и бегу к двери Кросса, не сбавляя скорости, пока не оказываюсь под крышей широкого крыльца, промокшая до костей, когда Кросс выходит на улицу. Он все еще одет после игры и выглядит хорошо. Чертовски хорошо. Дорогие черные брюки и отглаженная белая рубашка подчеркивают каждую сексуальную черточку, но именно поношенная бейсбольная кепка, расстегнутый воротник и закатанные рукава, демонстрирующие шикарные руки, напоминают мне, что это мой Кросс. Даже приведя себя в порядок, этот мужчина хочет, чтобы ему было удобно. На нем даже часы с толстым кожаным ремешком, и он совершенно не понимает, что именно полный чертов комплект Кросса Уайлдера делает с простыми смертными вроде меня.

— Что происходит, Эверли?

— Ты когда-нибудь делал что-то, в чем был уверен, что причинит тебе боль? — спрашиваю, чувствуя, как моя грудь вздымается от адреналина.

— Это ты мне скажи. Ты собираешься сказать мне, что не можешь этого сделать? — спрашивает он, и я понимаю, что я вся на взводе.

Он этого не заслуживает.

Я качаю головой.

— Спасибо, блять, — он в два шага пересекает крыльцо и хватает меня за затылок. — Мне нужно, чтобы ты сказала мне, что хочешь этого, детка.

Глаза Кросса устремлены на меня. Его темные зрачки, расширенные от желания, посылают острые, сладостные разряды сердечной боли через меня.

Мы можем уничтожить друг друга, но не собираюсь сдаваться без боя.

Сжимаю в кулак переднюю часть его рубашки и поднимаю подбородок.

— Я хочу этого, и ты мне нужен.

Слова едва успевают слететь с моих губ, как его сильные руки обхватывают меня. Мозолистые ладони Кросса скользят под мою старую поношенную толстовку «Королей» и обжигают мою разгоряченную кожу, прежде чем он поднимает меня с ног и обвивает мои ноги вокруг своей талии.

— Ты так чертовски нужна мне, Эверли. Ты моя, детка. Моя, чтобы заботиться о тебе. Защищать. И я буду говорить тебе об этом столько раз, сколько тебе нужно услышать.

Его слова — бальзам на все края моей израненной и истерзанной души. Той, что разбилась так сильно, что я не была уверена, что когда-нибудь смогу решиться на этот шаг. Они смягчают страх, который не хочет исчезать, но, кажется, всегда затихает в его присутствии.

Кросс обходит дом сбоку, пока мы не скрываемся на задней стороне крыльца, и усаживает нас в шезлонг, достаточно большой для трех человек.

Я стягиваю с него кепку и провожу пальцами по его темным волосам.

— Не хочешь зайти внутрь?

— Мне нравится дождь, — это все, что он говорит, прежде чем притянуть мое лицо к своему и захватить мой рот в поцелуе, который чувствую повсюду. — Дети спят. Арес ушел, а Беллами ночует у Кейтлин. Дом в нашем распоряжении.

Дождь бьет по крыше над нами и играет самую красивую мелодию, ударяясь об озеро вдалеке. Яркая луна освещает Кросса ровно настолько, чтобы я могла видеть, как его ониксовые глаза изучают каждый сантиметр моего лица.

— Не хочешь рассказать мне, почему ты просидела перед моим домом тридцать минут?

— Есть другие вещи, которые я бы предпочла делать.

Прижимаюсь губами к уголку его рта и наслаждаюсь прикосновением его рук к моей голой коже под толстовкой. Его руки медленно проходят вверх и вниз по моей грудной клетке. Он не заходит дальше пояса моих танцевальных шорт или нижней части спортивного бюстгальтера. Каждое мучительное поглаживание затрудняет способность мыслить.

— Эверли…

— Я не доверяю легко, Кросс. Мне причинили боль. И, прежде чем ты спросишь, нет, не хочу говорить об этом сейчас. Но ты… Как будто мое сердце знает, что могу доверять тебе. И если это имеет хоть какой-то смысл, мой мозг тоже это знает. Но, черт, страх все еще здесь. Страх громче, чем все остальное.

— Детка, тебе нечего бояться. Не меня. Никогда. Я не тот парень.

Его рука пробирается по моим ребрам еще дальше, и вздрагиваю от его прикосновения.

— Я не люблю быть уязвимой, а ты заставляешь меня чувствовать это. Не уверена, что смогу собрать все кусочки воедино после тебя.

— Тогда хорошо, что я никогда тебя не отпущу, — его язык скользит по моим губам, и я стону, когда он проникает внутрь моего рта. — Моя, Эверли.

Вдалеке гремит гром после вспышки молнии, а вокруг нас льет дождь, укутывая нас в наш маленький кусочек мира. Я выгибаюсь навстречу его прикосновениям, и Кросс наконец просовывает руку под мой лифчик. Его грубая ладонь обхватывает мою грудь, и эти восхитительно мозолистые пальцы сжимают мой сосок, заставляя меня сгорать от желания. Жаждать большего.

— Кросс… — встаю, чтобы расположить свои ноги по обе стороны от его коленей, отчаянно желая почувствовать его.

Обхватываю руками его голову, пальцами перебираю его волосы, а наши языки переплетаются, борясь за контроль.

Наконец-то… наконец-то, он отстраняется и срывает с меня толстовку.

Мои волосы волнами спадают вниз, и Кросс резко вдыхает.

— Я чертовски люблю твои волосы, Золушка.

Смеюсь над нелепым использованием этого прозвища и играю с верхней пуговицей его рубашки, пока не расстегиваю каждую из них и прижимаю ладони к его груди.

— Я мечтала о тебе голым с июля, Кросс. На тебе слишком много одежды.

Тихий смех Кросса заставляет меня улыбнуться.

— По крайней мере, я одет. А что, черт возьми, на тебе?

— Танцевальные шорты и спортивный лифчик. Это то, в чем я тренируюсь.

— Блять, детка. Мои боксеры прикрывают больше, чем это, — его руки пробегают по моим бедрам, он прикусывает мою нижнюю губу и тянет. — У тебя есть трусики под ними?

Одна рука скользит от моего бедра в шорты и под стринги. Я уже собираюсь сказать, что, наверное, он получил ответ, когда его пальцы пробираются к моему насквозь промокшему центру. Его ладонь прижимается к моему клитору, посылая меня по спирали сквозь бурю.

— Чертовски мокрая. — его глаза находят мои и удерживают в плену, пока он дразнит мой вход. — Эта киска нуждается во мне? — рычит он.

— Я представляла тебя каждый раз, когда удовлетворяла себя в течение нескольких месяцев, Кросс, — провожу губами по его челюсти, пока не касаюсь уха. — Ты уже владеешь этой киской.

Он откидывает голову на спинку кресла и стонет, проталкивая в меня один палец. Затем другой.

— Блять, Эверли…

Его грубый большой палец делает круги вокруг моего клитора, дразня меня, пока я провожу языком по его шее и прикусываю его плечо. Так чертовски близко к тому, чтобы улететь.

Прохладные мурашки покрывают мою кожу, когда пальцы Кросса изгибаются, чтобы попасть в точку глубоко внутри и надавливает на мой клитор. Моя вселенная сужается до нас двоих, запертых в этом моменте.

Моя сердцевина сжимается, а тело загорается.

Кросс прильнул к моему рту.

— Ты будешь хорошей девочкой и кончишь для меня, Эверли?

Киваю головой и теряюсь в потрескивающем жаре, пляшущем в его темных глазах.

— Ты должна вести себя тихо, детка. Ты можешь быть тихой?

С моих губ срывается хныканье и Кросс прижимается своим ртом к моему, проглатывая мой стон. Соблазнительность его поцелуя и то, как он умеет прикасаться ко мне, отправляют меня за грань.

Он вынимает пальцы и снова хнычу от внезапной потери, все еще находясь в полном блаженстве. Он проводит пальцами по моим губам, и я втягиваю их в рот, языком обводя его пальцы, прежде чем он поцелует меня.

— Такая хорошая, блять, девочка.

Кросс отстраняется и откидывается на спинку сиденья, а затем со злобной ухмылкой обхватывает мои бедра и скользит ими к своему лицу.

— Кросс…

— Ш-ш-ш… только попробую на вкус, — стягивает с меня шорты и стринги, и я осторожно выбираюсь из них, и тут же стону от восхитительного удовольствия, которое доставляет мне рот Кросса Уайлдера.

— Такая красивая киска, Эверли.

Святое дерьмо, не думала, что могу еще больше возбудиться.

Срываю с себя лифчик и бросаю его на пол, затем хватаюсь за спинку кресла и пытаюсь перевести дыхание.

К черту. Мне не нужно дышать.

Кросс проводит языком по моей киске, словно это его любимый десерт. Затем… О боже… его щетина… его язык. Его гребаные пальцы.

Он рычит напротив моих складок, посылая вибрации через мою сердцевину, и думаю, что могу кончить снова.

Откидываю голову назад, отчаянно пытаясь оставаться тихой.

Оставаться запертыми в нашем личном мире, где ничто другое не может нас достать.

Я должна быть в ужасе от того, насколько мокрая, но когда его губы обхватывают мой клитор и он вводит два пальца в мою киску и… черт возьми… еще один в мою попку, я теряю способность думать, или заботиться о чем-либо, или дышать.

Дыхание переоценено.

Все мое тело превращается в один гигантский электрический импульс, сильнее любого удара молнии.

— Дай мне еще один, Эверли.

Темнота застилает мои глаза. И когда мне кажется, что больше не выдержу… кажется могу умереть от недостатка кислорода, его зубы наконец скребут по моему пульсирующему клитору, и я взрываюсь.

Бездыханная.

Бесшумная.

Совершенно потерянная и вдруг странно обретенная, когда смотрю в его глаза, испытывая новую потребность.