Дикий кoт

ГЛАВА 21

Поездка на машине до дома Кросса проходит в молчании. К счастью, Беллами сегодня ночует в кампусе вместе с Кейтлин, а Арес добирался до стадиона на своей машине, так что он мог пропустить ужин после и заняться тем, чем занимается, когда его нет дома. У нас с ним есть договоренность «не спрашивай, не говори». Пока что это работает. Остались только Кросс, я и дети, которые отрубились во время короткой поездки от моих родителей до их дома.

Штормовое небо выглядит зловеще, что чертовски уместно, потому что напряжение в машине такое, что его можно разрезать тупым ножом для масла. Неловкое молчание продолжается и после того, как машина припаркована. Кросс берет Керриган, а я — Джекса. Мы заносим их обоих в дом, переодеваем и укладываем спать.

Керриган засыпает без проблем, но Джекс требует бутылочку и объятия, прежде чем позволить мне уложить его, и даже тогда я не хочу его отпускать. Потому что, как только я это сделаю, мне придется иметь дело с его папой. И я не знаю, как к этому относиться. Страх борется с гневом, и я не знаю, что победит.

Кросс наблюдает за мной из открытого дверного проема Джекса, не говоря ни слова, пока я укачиваю его сына, впитывая его сладкий детский запах. Пытаюсь насладиться спокойной невинностью, прежде чем вокруг нас разразится буря, бушующая внутри и снаружи.

Убедившись, что он уснул, укладываю его в кроватку и иду за Кроссом в спальню. Он сидит на кровати, положив голову на руки, когда вхожу, и у меня сводит живот, когда я подхожу к нему.

— Кросс…

— Не надо, Эверли, — мягко говорит он в ответ, но в его тоне нельзя не заметить гнев. Гнев, который я не привыкла от него слышать. — Ты когда-нибудь собиралась мне сказать?

— Что рассказать? — обхватываю себя руками, защищаясь.

— Кит Долан? — он смотрит на меня, и его ониксовые глаза пылают жаром тысячи выжженных солнц. Его гнев настолько ядреный, что мне приходится отвести взгляд, чтобы не обжечься. — Я знаю его. Я играю против него в конце недели. Как ты могла не сказать мне, что это он?

— Что? — отступаю назад, чувствуя жгучую пощечину от его слов на своей коже. — Как я могла не сказать тебе? Ты ведь шутишь, да?

Он выглядит совершенно разбитым, когда его глаза встречаются с моими.

— Обещаю тебе, детка, в этом нет ничего смешного для меня. Я хочу убить его. Голыми руками, блять, убить его.

— Дело не в тебе, Кросс. И никогда не было. Я не сказала тебе, кто он, потому что не хотела, чтобы ты или кто-то еще знал. И то, что ты только что сказал, — моя причина номер один, по которой держу это в тайне. Если ты убьешь его, или причинишь ему боль. Или сделаешь какую-нибудь глупость… Если ты сделаешь что-нибудь из этого, это разрушит твою жизнь. Это может разрушить жизнь детей. И мне придется пройти через ад, снова открывая себя для всего этого. Оно того не стоит. Он не стоит этого. Зато стоишь ты. И я не позволю тебе попасть в беду из-за меня.

Кросс проводит руками по волосам, дергая их, очевидно, разочарование пожирает его заживо.

— Я всегда буду защищать тебя. Тебя и детей. Вы мой мир. Убедиться, что вы в безопасности, всегда… всегда будет моим приоритетом номер один. А этот кусок дерьма заставил тебя чувствовать себя небезопасно. Он воспользовался тобой. Он…

— Не надо, — протягиваю дрожащую руку, останавливая его. — Не говори этого. Я знаю, что он сделал, Кросс. Я жила с этим. Я смирилась с этим. Я живу дальше. Ты не можешь злиться на меня, потому что теперь ты знаешь, кто он такой.

Я игнорирую все остальное, что он сказал. Гораздо проще сейчас злиться на него, а не чувствовать себя обиженной, испуганной или виноватой, хотя я и так чувствую все эти вещи, скатанные в один большой, уродливый черный шар боли и горя.

— Правда, Эверли? Справилась ли ты с этим? — Кросс встает и двигается передо мной, но у него хватает ума не прикасаться ко мне.

Пока нет.

Не сейчас.

— Да. Я справилась с этим. Я год разговаривала с психотерапевтом, Кросс. Я справилась с этим. Возможно, не так, как ты хочешь. Но я с этим справилась. И действительно не могу поверить, что мы спорим об этом, — я так зла, что могу закричать, заплакать или ударить что-нибудь.

Любой из этих вариантов сейчас подходит.

— Тогда почему он до сих пор разгуливает на свободе, детка? Почему ты не обратилась в полицию? Как ты могла не выдвинуть обвинения? — кричит он на меня.

Действительно кричит, и я на секунду зажмуриваюсь, прежде чем гнев расцветает, и я даю отпор.

— Нет. Ты не можешь решать, как мне с этим справляться. Тебя там не было, — огрызаюсь я, мой желудок бурлит и угрожает вызвать в памяти все, что сегодня съела. — Это случилось не с тобой. Это случилось со мной. Я не хочу, чтобы об этом узнал весь мир. Я не хочу рассказывать своей семье. Я не хочу, чтобы отец и братья смотрели на меня по-другому. Я не хочу, чтобы люди жалели меня. Или чтобы какой-нибудь тролль в социальных сетях задумался, не вру ли я и не пытаюсь ли привлечь к себе внимание. Я сама выбираю, что мне делать. И я справилась с этим так, как хотела.

Кросс перемещается в мое пространство и нежно берет мое лицо в свои руки.

— Детка… что бы ты сделала, если бы кто-то причинил Керриган такую же боль, как он причинил тебе? Разве ты не хотела бы, чтобы его арестовали? Обвинили? Осудили? Разве ты не хотела бы убедиться, что он больше никогда не сможет сделать то же самое с кем-то еще? Каждый день, когда этот ублюдок на свободе, это еще один день, когда он может причинить вред кому-то еще.

— Удар ниже пояса, Кросс. Да. Я бы хотела, чтобы любой, кто причинил ей боль, был наказан. Я бы хотела, чтобы его бросили в тюрьму, а ключ выбросили. Но я не твоя дочь, — кричу я в ответ.

Глаза Кросса вспыхивают, прежде чем он рычит на меня:

— Нет. Ты любовь всей моей жизни. И я не могу исправить это за тебя. Но позволь мне сделать это.

— Это не твоя работа — исправлять меня, Кросс— я хватаю сумочку и достаю ключи.

— Что ты делаешь? — Кросс обходит меня, загораживая дверь в спальню, и я делаю шаг в сторону мимо него. — Не делай этого, Эверли. Не убегай.

— Я не собираюсь стоять здесь и терпеть это. Я не позволю тебе кричать на меня из-за того, что я не могу контролировать.

— Ты все контролируешь, Эверли. Все. Ты можешь сделать так, чтобы он больше никогда так не поступал.

Я хватаюсь за ручку двери и жду, когда он сдвинется с места, но он не делает этого.

— Ты обещала мне двадцать четыре часа назад, что не будешь убегать. Больше никаких побегов… помнишь?

— Подвинься, Кросс, — предупреждаю я и дергаю дверь.

— Эверли… не делай этого, — его голос разрывает последние нити моей души.

— Я не могу этого сделать, Кросс, — я обхожу его, затем торопливо спускаюсь по ступенькам и прохожу через парадную дверь, захлопывая ее за собой. Я сбегаю с крыльца и на долю секунды замираю, соображая, что делаю, прежде чем небеса разверзаются и накрывают меня холодным ливнем.

Я смотрю в темное беззвездное небо, и в горле у меня поднимается крик. Он смешивается со всхлипом, и мои колени грозят подкоситься, а слезы смешиваются с дождем и льются по лицу. Блять.

Злиться гораздо проще.

Бежать проще.

Но я люблю его.

Кросс стоит того, чтобы быть сильнее.

Он стоит работы.

Он стоит борьбы.

Он стоит всего, а я просто снова сбежала.

Я стою, застыв на месте, и понимаю, что только что совершила самую большую ошибку в своей жизни.

Когда за ней захлопывается входная дверь, я понимаю, что должен остановить ее. Она ни за что не уйдет без боя. Я быстро спускаюсь по ступенькам и распахиваю дверь как раз вовремя, чтобы услышать гортанный, полный боли крик, вырвавшийся из ее горла.

Мне так хочется броситься к ней, но я жду.

Ей это необходимо.

Поэтому я двигаюсь медленно, а не спешу.

Мягко, вместо того чтобы давить.

В общем, противоположность тому, что я только что сделал.

Я шепчу ее имя:

— Эверли… детка.

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, ее великолепные щеки красные и покрыты слезами, так как шторм обрушивается на нас обоих. Эверли прикусывает губу, и усталая, грустная улыбка украшает ее великолепное лицо.

— Ты погнался за мной… — плачет она.

— Я всегда буду гнаться за тобой, детка. Я всегда найду тебя. И я всегда приведу тебя домой. Ко мне и детям. Ты моя навсегда, Эверли Синклер.

— А ты — мой дом, Кросс Уайлдер, — она проводит руками по мокрым от дождя волосам и смеется. — У нас есть наша фишка с дождем, не так ли?

Я обнимаю ее и целую в макушку.

— Он смывает все, и мы можем начать все с чистого листа.

— Я не думаю, что смогу пойти в полицию, Кросс. Не хочу, чтобы все узнали, что со мной случилось, — икота вырывается из ее крошечного тела, а с губ срывается еще один всхлип.

Мое сердце сжимается при звуке того, как моя девочка ломается на моих глазах.

— Ты не должна делать ничего, чего не хочешь, Эверли. Никогда больше. Я обещаю что не буду давить.

Она вцепилась в меня, как в спасательный круг, удерживающий ее голову над водой. Как будто я единственное, что удерживает ее вместе, и клянусь, что бы там ни было в этой чертовой вселенной, которая позволила этому случиться с ней, я все исправлю.

Подхватываю ее на руки и несу в дом, затем провожаю наверх и включаю горячую воду в душе, после чего мы оба оказываемся внутри, полностью одетые.

— Кросс, — шипит она.

— Ты замерзла, детка. Позволь мне позаботиться о тебе. Пожалуйста…

Ее глаза смягчаются, и она молча кивает.

Я осторожно снимаю с нее одежду, затем делаю то же самое с собой.

В этом нет ничего сексуального. Это о про заботу о ней.

Эверли выполняет все действия, поднимает руки и поворачивается, чтобы я помыл ей волосы.

Она не говорит. Не плачет.

После этого заворачиваю ее в полотенце и укладываю в нашу кровать. Она сворачивается вокруг меня и мгновенно закрывает глаза. Моя великолепная девочка в безопасности, спит, укутанная в мои объятия, и я больше никогда не позволю ничему причинить ей боль. Даже мне.

В этот момент начинаю продумывать план.

И только когда слышу Ареса, спустя несколько часов, я привожу его в действие.

Секретные мысли Эверли

Никогда не говорите, что у вас что-то не получается. Скажите, что вы еще этого не сделали. Это важно.