Дитя минувшего

2 Глава, где меня душит во сне учительница биологии

Ловким движением деда завязал узел и отрезал лишнюю нитку. Ножницы щелкнули в воздухе, и я очнулась от воспоминаний, посмотрев на дедушку. Его очки оказались на голове, вместо ободка, а рюкзак у меня в руках.

– Принимайте работу!

– Спасибо, – постаралась сделать голос более радостным, чтобы не беспокоить деда и продолжила смотреть программу по телевизору. Люди стояли вокруг стола и отгадывали слово, а за это им дарили подарки. Кто-то в ответ пел песни или танцевал, даже приносил подарки ведущему.

– Не переживай на счет своих ведений, наверняка ты забыла пить чай с успокоительным отваром, перенервничала в школе, вот и все. Я завтра вернусь с работы и зайду по пути к знахарке, возьму еще пучков полыни и её успокоительных трав. А ты не переживай.

Я кивнула, но внутри что-то продолжала скрести. Что-то рвалось из меня, пробужденное касанием Вовы, желало свободы.

В тишине скрип кровати оказался звоном. Матрас прогнулся, и дедушка подошел прямиком к телевизору, закрыв экран.

– Я смотрю, деда. Отойди, пожалуйста.

Руки дедушки согнулись в локтях, над небольшим пузиком. В своей рубашке в большую клетку и штанах цвета хаки он начал раскачиваться из бока в бок, словно танцуя «маленьких утят» и приговаривая:

– Тра-та-та, тара-та.

Шевелил бедрами, слегка приседая и все напротив телевизора, не оставляя шанса смотреть куда-то кроме него. Он был таким родным и радостным, что вся грусть развеялась, заставив меня громко засмеяться и выставить руки в примирительном жесте:

– Я поняла, деда! Все, ты хороший танцор, только не смеши больше.

– Вот и правильно, – он выпрямился, улыбнувшись. – Пошли, проводишь меня на работу. А завтра вместе попьем чаек, а то мне тоже, еще те лешие видятся вместо начальства.

С широкой улыбкой я проводила дедушку до двери, помогла собрать сумку с продуктами. Он уходил на ночную смену, в свою хижину лесничего, совсем рядом с домом.

– Ты ночью придешь на перерыв? Еды у тебя мало, а я что-нибудь приготовлю.

– Приду, только ты не подрывайся, спи спокойно, – в его старческих, бледных глазках скользнуло что-то тревожное, а может мне показалось. – Дом запри на ночь. Обязательно.

– Помню-помню, не переживай. Можешь спокойно идти на работу.

Деда одобрительно положил руку мне на плечо, улыбнулся. В глазах плескались искорки озорства. Всегда удивлялась как тело могло меняться, запечатывая в себе молодую, рвущуюся свершать дела душу. Так ведь и душа понимала, какие дела хотела совершать только к старости, а тело уже не позволяло. Так деда всегда говорил.

– Давай, моя хорошая. Я пошел.

И с легким дуновением ветра он растворился на пороге. Ушел по тропинке в лес.

Проводив дедушку, я приготовила ужин и выпила успокаивающий чай. За печкой что-то зачертыхалось. Мне вдруг захотелось посмотреть, убедиться, что это домовой, а не мои фантазии, но обеспокоенный взгляд дедушки пронесся перед глазами. Не зная куда себя деть и изнывая от догадок, я даже не помыла кружку, взяла сладкий коржик и вышла проветриться перед сном.

Мне всегда нравилось море. Оно было в паре шагов от нас, холодное, неподвижное. Разлилось совсем рядом, как что-то постоянное. Неизменное. Как образ вечной жизни, где время было не властно. Там не было прошлого и будущего. Там было только настоящее.

Пробираясь через колючие ветви, я вышла на полянку, выстланную камнями. Это была небольшая возвышенность, о которую храбро бились волны, но всегда проигрывали и превращались в брызги. Море пенилось под моими ногами, когда я села на большой камень, позволяя ветру остудить мои разгоряченные щеки и заплести очередную косичку. Соленые капли радостно встретили меня, как старого друга, и рассыпались в воздухе снопом синих искр.

Мы были давно знакомы. Дедушка водил меня на море с рождения, после того как родители погибли и меня передали ему на воспитание. Но я этого не помню. А как хотелось бы. Возможно, из-за того, что я не знаю своих истоков, я не могу совладать с настоящим и вечно спотыкаюсь, говорю не впопад. Не зря меня не принимали одноклассники, обзывали медведем из чащи.

Раздался хлопающий звук крыльев и на соседний камень неожиданно приземлилась птица. Листья и мелкие камешки разлетелись в стороны.

– Здравствуй, – я склонила голову перед вороном, что важно посмотрел в мою сторону, а потом отвернулся к морю, – давно я тебя не видела.

Ворон молчал.

Он часто прилетал на этот камень, падкий на бесплатные коржики, и словно давний друг выслушивал мои мысли, а иногда просто сидел на расстоянии, позволяя мне молчать. Так и в этот раз он чуть раздобрел, когда я отломила хлебный коржик и подкинула ворону кусочек. В тишине разбивались волны и мое волнение.

– Ты видел своих родителей?

На мой вопрос ворон склонил голову набок, словно не понял вопроса, а в его клюве застыл хлебный кусочек.

– Я имею ввиду не сейчас, а вообще. Наверняка у тебя есть родители. Они и у меня есть, но я их не видела. Они погибли.

Ворон молчаливо переступил с лапки на лапку и опять посмотрел на меня в ожидании. Вот же голодная птица. Пришлось подкинуть ему еще кусочек коржика и печально посмотреть на море, где зеленые волны бились о камни, яро желая что-то рассказать.

– А знаешь, мне бы очень хотелось перенестись в прошлое и хоть на минутку увидеть их. Познакомиться. Какая она, моя семья? Не смотри на меня осуждающе, но я бы отдала все, чтобы обрести родителей. Чтобы у меня была семья. Суета перед Новым годом, где каждый приготовил подарки, но прячет их друг от друга. Завтраки по утрам, когда еще помнишь свой сон и рассказываешь обо всех местах, которые посетил этой ночью.

Прохладные брызги от огромной волны лизнули мои ноги. Я посмотрела на потемневшее небо, где собирались тучи и облегченно вздохнула. Погода чувствовала меня. Она менялась и словно готовилась к чему-то.

– Ладно, мне пора, но я завтра приду. Ты тоже будешь? – как бы кивнув самой себе я решила, что он тоже придет, и отдала то, что осталось от коржика, – до свидания, птичка.

Ворон дернул клювом, словно сморщившись от слова «птичка» и я засмеялась.

Добраться до дома не составило труда, хвойный лес я знала как свою комнату, там также иногда можно было найти что-то неожиданное, типа засохшей пачки творога со сметаной, но опасности в этом не было. И людей тут было мало, ведь дом находился в отдалении от поселка.

Дома я разложила еду в контейнеры для дедушки, закрыла входную дверь и легла спать. За печкой больше никто не шумел. Сны были странными. Тамара Петровна стояла в кабинете, в одной руке держала банку, наполненную желтой жидкостью, а вторую протянула к столу. Ножнички и пилочки сами делали ей маникюр, подтачивая когти как по мановению волшебной палочки.

Затем кабинет сменился коридором. Школьников не было, только Вова стоял у стены и вычерчивал что-то восковыми мелками на стене. Я не подошла, но стена стала ближе, позволив разглядеть странные буквы. Как только Вова дорисовал последнюю, они затрепетали и, окутанные туманом, начали меняться, приобретая знакомый вид. Я наконец составила слово. Почти произнесла его у себя в сознании, как вдруг чужое дыхание обожгло ухо, повторив за мной:

– Лгунья.

Резко развернулась, встретившись в плотную с Тамарой Петровной. Старуха схватила меня за горло, впечатав в стену. Душила. Я пыталась вырваться, но чем больше хотела скинуть руки, тем сильнее понимала, что не могу пошевелиться. От нехватки воздуха потемнело в глазах, а затем…

Я моргнула и очнулась в кровати.

Тело оцепенело. Пот скатывался по вискам. Я попыталась подняться, но могла только двигать глазами в разные стороны, судорожно ища выход. Темнота стала привычной, и я разглядела пустую комнату, только луна просачивалась через окно, освещая красный ковер.

Сердце замерло. В темноте стояла фигура, прислонившись лбом к оконному стеклу. Кто-то похожий на Тамару Петровну был рядом с моим окном и шептал что-то невнятно. Шепот резонировал в голове. Вдруг, фигура начала меняться. Руки вытянулись, кожа потемнела, а глаза засветились зеленым огнем. Она превратилась в тень и тонкой струйкой проникла через открытое на проветривание окно.

Медленно тень стала собираться в единое целое, но уже посреди комнаты. По глухому удару в глубине дома я поняла, что вместе с ней кто-то пробрался в дом. Лоскуты тени сплелись и изуродованная, вытянутая Тамара Петровна, встала в полный рост. Дерганными, но невероятно точными движениями она подошла к моей кровати и нависла над лицом. Черные волосы-черви коснулись меня.

Я попыталась кричать, но смогла лишь промычать.

– Теперь ты не станешь притворяться, Воронова! – проскрежетала Тамара Петровна и забралась на кровать, придавливая мою грудную клетку, – Где ты его прячешь? Где амулет?!

Я замычала в ответ, а её когти сомкнулись на моей шее. По громким звукам я поняла, что кто-то обыскивал дом, переворачивая и громя все вокруг. Прошло пару секунд, но для меня они тянулись вечность.

Из соседней комнаты раздался крик:

– Здесь пусто!

– Где домашка, Воронова?! – меня тряхнули, и я наконец смогла вздохнуть, – Ты думала, что можешь спрятать её от меня?

Суетливыми, мелкими шажками кто-то оказался напротив моей комнаты. Вошел внутрь. Все произошло так быстро, что я не заметила, как Вова в странной, плетенной из веток одежде начал обыскивать мою комнату.

Они что-то говорили, требовали от меня, а я лишь дрожала, замерев от ужаса. Не верила, что моя классная учительница, женщина шестидесяти лет сейчас могла сидеть на моей груди толстым грузом и душить меня! Не могло же это быть из-за отсутствия домашки?

– Либо ты скажешь нам, где амулет, либо сгоришь вместе со своим домом! Признавайся!

Но я молчала. Тогда Вова достал спичку, и с пугающей улыбкой, словно мне в наказание, бросил её на шторы, выбежав на кухню. Огонь за секунду поглотил легкую ткань и перебросился на деревянный потолок. Запах гари заполнил комнату, и спустя мгновение раздался выстрел.

Он громко бахнул над моей головой, и Тамара Петровна отлетела в стену, свалившись с меня.

– Миша, вставай! – это был дедушка. – Быстрее. Бегом сюда!

Получив словесный пинок, я перевернулась с кровати, интуитивно прикрыла лицо рукавом ночной сорочки и побежали к выходу. Огонь уже перекинулся в коридор, где на полу валялась входная дверь, снятая с петель. Воздух распалял огонь, когда деда подхватил меня под локоть. В одной руке он держал ружье, второй тащил меня к выходу. В дальнем конце кухни, из-за печки, высунулось испуганное лохматое тельце.

Позади раздался свирепый рык:

– Не дай им уйти!

Сильная рука дедушки дернулась. Посреди дыма я заметила Вову, загородившего нам проход к выходу. Ну в какого же монстра превратилась моя первая любовь?! Я видела его будто впервые, без любовного наваждения, разглядывая зверя, что выгнулся в спине и был готов кинуться в нашу сторону. За мгновение до этого твердая рука толкнула меня в соседнюю комнату – спальню дедушки. Я упала на пол, откашливаясь.

Дверной замок щелкнул. Деда с горящими от адреналина глазами перетащил комод к двери, подперев её, и тут же раздался толчок. Вова ломился к нам, злобно рыча.

– Деда, – я лишь смогла простонать, тут же откашливаясь от гари.

Огонь еще не перешел в эту комнату, но дым покрывал пеленой глаза.

– Я тут, хорошая моя, я тут, – он неожиданно оказался рядом, поднимая меня с колен, взял мое лицо в руки, – посмотри на меня и послушай. Миша! Посмотри на меня.

Я выполнила просьбу.

– Они пришли за тобой, а не за мной. Поэтому ты сейчас побежишь далеко-далеко, а я их отвлеку. Слышишь?

– Я не понимаю…

– Я всегда знал, что ты особенная, еще с того момента, как нашел на своем пороге. Той зимней ночью ты изменила мою жизнь.

Я ловила лишь обрывки фраз:

– Нашел?

– Да, я нашел тебя как новогодний подарок. И у тебя есть семья, которая все сможет объяснить! Я уверен в этом. И ты такая особенная именно в них. И ты обязана их найти, уж они справятся с тем, что у меня не получилось. Поняла? Найди свою семью!

Глаза деды бешено забегали, остановившись на чем-то сбоку от нас.

Он отпустил мои руки и со всего размаху разбил старое окно ружьем. Маленький, сморщенный под гнетом лет, он вдруг превратился в настоящего богатыря, защищая то, что ему было дорого. Убрал осколки и протянул руку ко мне.

Я лишь ошарашенно посмотрела, вздрагивая от ударов, пока кто-то пытался выбить дверь.

– Ты должна бежать!

Я отрицательно закачала головой, попятившись:

– Не понимаю.

– Моя миссия временная – оберегать. Ты должна спастись, а я их задержу.

Огонь уже перебрался на стены, раздуваемый новым потоком ветра.

– Нет, я не… – и я закашлялась. Не успела осознать свою слабость, как деда какой-то невероятной силой поднял меня и вытолкнул через окно. Я рухнула на траву с громким шлепком. Подняла голову. Все впереди кружилось. Гарь душила. Огромный столб дыма поднимался в воздух, огонь освещал поляну и откидывал зловещие тени. Словно аленький цветок он поглощал своими лепестками наши стены.

Я поднялась, встретившись со взглядом дедушки. Он улыбнулся, но в старческих глазах стояли слезы. Тени забегали вокруг него, а ружье в руках щелкнуло.

Перезарядка.

Я хотела. Я до жути хотела кинуться в горящий дом, чтобы вытащить дедушку, но что-то меня сковало. Какая-то волна давно сдерживаемого, древнего ужаса охватила тело. Я вдруг вспомнила всполохи огня, крики матери, хлопанье крыльев и чью-то безмолвную мольбу. Кто-то молил спасти меня из этого кошмара, и я сделала шаг назад. Это был давно забытый страх, и я поддалась ему как трусиха.

Из полыхающего дома выбежал Вова и остановился на пороге, тяжело дыша в своей сгорбленной позе.

В глазах стояли слезы, я попятилась назад, развернулась и сломя голову побежала во тьму. Тени отделились от деревьев и рванули за мной. Я слышала хруст веток, быстрые толчки о землю, от чего она тряслась, и дыхание за спиной. Чьи-то пальцы хватали меня за сорочку, но я вырывалась. Они цеплялись острыми когтями-лезвиями за голые ноги, но я бежала. Меня сопровождало хлопанье крыльев.

В какой-то момент раздался свист. Громкий, пронизывающий все вокруг он звучал из глубин земли и сотрясал воздух. Казалось, что небо разверзлось. Точно хлыст он ударил у меня за спиной и черные тени вдруг растворились, чего-то испугавшись. А свист смешался с шепотом ветра и растворился вокруг, как будто его никогда и не существовало.

Теперь чей-то суетливый, ломанный топот преследовал меня.

Силы покидали, сердце иссохло в груди, но вдруг впереди появилась поляна. Выбежав на неё, я обернулась, встретившись со своим преследователем. Вова Палкин… Но от моей первой любви ничего не осталось, он превратился в горбатую, обтянутую серой кожей фигуру, одежда из веток прикрывала его торс, а на голове был венок из листьев, сплетенных с белыми взлохмаченными волосами.

Морок спал и я видела его насквозь, будто в моей голове произошел окончательный сбой матрицы и я больше не видела обычный мир, я взирала сквозь него на мрачные и пугающие тайны.

Вова вышел из тени, громко заревев. Человеческого в нем не осталось. Я поняла это, когда он кинулся в мою сторону, раскинув длинные руки. От смертельных объятий я бросилась в бок. Больно пропахала землю носом, прокатившись по ней. Под рукой оказался камень, мои пальцы сами сжали его, схватившись как за спасательный круг. Я заставила себя подняться. Размахнулась и со всей силы кинула булыжник.

Вова рассмеялся, ловко увернувшись. За один шаг он оказался рядом, цепкие пальцы сжали мое плечо и отшвырнул к дереву. Я была косточкой, которой хотели поиграть перед тем, как обглодать.

Дерево хрустнуло от удара, и я безмолвной тряпочкой скатилась по стволу, беспомощными глазами уставившись на небо. Звезд не было. Земля в очередной раз сотряслась от разбега Вовы. Я даже не смогла внутренне сжаться, настолько меня поглотила усталость, но зверь пролетел мимо.

Откуда-то с неба с громким криком огромный ворон камнем бросился на Вову, вцепился когтями в его лицо и заставил противника завизжать, словно его опрыскали кислотой. Вова отталкивал ворона, хватал за крылья, но тот продолжал с новой силой цепляться и рвать когтями.

Это был мой ворон. И сейчас он был в опасности.

Без сил я поднялась по стволу, замычав от острой боли в локте. Совсем рядом стояло такое же дерево, с торчащим из него куском обломанной ветки.

Мой взгляд перешел с дерева на ворона, Вова уже вырвал ему несколько толстых перьев, хорошенько потрепав. Ему оставалось не долго.

На весь лес неожиданно разнесся голос, отражаясь эхом о стволы деревьев, и я удивленно поняла, что это был мой голос:

– Эй, Вова!

Он скинул ворона с себя, грубо хватая за крыло. Ворон упал рядом, прямо на камень, взлететь не получилось и он громко закаркал. Смотрел на меня и молил почти вслух:

«Беги!»

– Не зря говорят, что жизнь зла, полюбишь и козла, Вова! Я даже не удивлена, что в пятнадцать лет ты оказался горбатым кем-то, – Вова отвлекся от соперника, искоса посмотрев в мою сторону, а ворон закричал отчаяннее, – ты из-за горба поймать меня не смог? Мешает бегать? Так иди и схвати меня, индюк, я никуда не денусь!

С громким рычанием Вова рванул в мою сторону, его руки раскрылись. Сердце молоточком било по вискам, отсчитывая вместе со мной бег.

Один.

Два.

Три.

Вова был совсем рядом, и я оттолкнулась от дерева, упав на сырую землю. Он даже не успел удивиться, как насадился на острый кусок ветки прямо грудью. Это было странное и пугающее зрелище. Я пронзила его в самое сердце, но не так, как хотела в школе. Раздался мучительный вопль, и Вова взорвался снопом искр. Рассыпался, растворившись в воздухе невесомыми хлопьями пепла.

Он исчез.

Измотанная, я перевернулась на спину, направив последний взгляд на небо. Звезды наконец-то выглянули, касаясь меня своим светом. Где-то вокруг и при этом нигде раздавалось карканье, расплывчатое, далекое, уносящее на своих волнах в черное нечто.

Я потеряла сознание.