До встречи... (СИ)

11

Давид целует меня, и в этом поцелуе нет ничего нежного. Наш поцелуй такой интенсивный, будто это то, чего мы оба хотели долгое время.

Совсем не похож на тот, что мы разделили прежде. Его язык изучает меня, а губы пожирают. Я отвечаю ему с той же интенсивность, и обнимаю его за шею, сильнее притягивая к себе.

Руки Давида блуждают по моему телу, и как только он забирается ко мне под футболку, я дергаюсь и ойкаю ему в губы.

— Твои пальцы просто ледяные. — говорю я ему в губы, пока пытаюсь поймать свое дыхание. Я по-прежнему крепко обнимаю его и утыкаюсь виском ему в щеку. Мне нравится эта близость, и я не хочу его отпускать.

Давид ничего не говорит, но вытаскивает руки и теперь прижимает меня к себе за талию. Он задыхается, так же как и я. Понятия не имею, сколько мы так простояли, прежде чем он медленно отстранился, бросая на меня свой фирменный взгляд.

Не знаю, как так получилось, но Давид волнует меня намного сильнее, чем я думала, и этот поцелуй сделал все только хуже.

— Не смог удержаться — наконец говорит он мне, когда отходит на несколько шагов и склоняет голову, изучая меня. Я чувствую, как горят мои щеки. Я молча смотрю на него в ответ. Я испытываю смущение под таким пристальным взглядом.

— Ты собираешься продолжать? — спрашивает Давид и кивает в сторону стены, на которой я рисовала, когда молчание между нами становится неловким. Я неуклюже оглядываюсь на стену. — Ты здорово рисуешь. Знаешь, — он продолжает смотреть на меня не отрываясь, я снова ловлю его взгляд. В этих бледно-голубых глазах можно утонуть, если не быть осторожной. — ты только и делаешь, что удивляешь меня с тех пор как я тебя заметил. — он смотрит на меня ожидая, что я продолжу, но я не могу. Я стесняюсь.

— Я продолжу, когда ты займешься своими делами. Или уйдешь. — говорю я и неуклюже делаю шаг назад. Разворачиваюсь и начинаю перекладывать кисточки, прислушиваюсь к его движениям, но он, кажется, продолжает просто стоять. Смотрю на него через плечо.

Давид усмехается — Я планирую остаться здесь, и увидеть как ты закончишь. — он наконец обращает свое внимание на стену — Получается очень красиво, должен сказать, что это прекрасная идея — он прищуривается, когда осматривает меня, замечая, что я определенно не планирую продолжать при нем свою работу. — Знаешь, если это было какое-то таинство, то должен признаться, что я его нарушил. На самом деле, я здесь достаточно давно, просто ты была так увлечена процессом, что не услышала меня. Я тоже не решался тебя прервать. Ты совсем другая когда рисуешь. — он дарит мне свою фирменную полуулыбку и я краснею. Ему нравится то, что я рисую, и он просто стоял и наблюдал за процессом, в то время как человек, который назывался моим парнем не видя ни одной моей работы обозвал её мазней.

Стоит ли говорить что прямо сейчас я еще раз убедилась в том, что сделала правильный выбор порвав с Антоном. — Давай, детка, продолжай. Я бы хотел тебе помочь, но творческая жилка в нашей семье досталась другим. — он протягивает руку, хватает меня за запястье и притягивает к себе. В этом движение не было никакой нежности, но мне так это понравилось.

Я опускаю глаза на наши руки и снова замечаю его татуировку. Протягиваю руку и касаюсь её пальцами. Она удивительная и кажется мне довольно глубокой. Намного глубже, чем просто рисунок. Я провожу пальцами по каждой линии, и кажется, Давид не дышит. Поднимаю на него глаза, он не улыбается, с прищуром следит за моими движениями.

— Кто сделал твою татуировку?

— Тёмыч, но он всего лишь нарисовал, потому что я никогда не сделал бы что-то прекрасное. Он очень точно изобразил то, что было в моей голове — говорит Давид и опускает рукав своей толстовки, словно пытается от меня закрыться. — Так, что на счет тебя? такое ощущение, будто ты стесняешься того, что рисуешь.

— Я действительно стесняюсь. Мне не по себе, когда кто-то смотрит на то, как я работаю — почти шепчу я. Он усмехается.

— Хочешь сказать, что просто прячешь такой талант? Серьезно? — я чувствую в его голосе осуждение и смотрю на него в упор. Он ничего обо мне не знает, как он может осуждать меня. — Жизнь чертовски странная штука, знаешь — продолжает он, не давая мне возможности что-либо ему сказать. — Ника учиться в музыкальном. Ну, она потрясающе играет на гитаре. Когда она сказала, что хотела бы связать свою жизнь с музыкой мы с братьями стали работать над тем, что бы у неё это получилось. Мы многое сделали, чтобы этот потрясающий талант не превратился в обычное хобби, когда она за праздничным столом развлекает своих друзей, которые просят чтобы она сыграла одну из любимых песен. — он шумно выдыхает и я вижу в его взгляде что-то странное — У твоего отца достаточно денег, чтобы подарить тебе весь мир живописи. — он дарит мне полуулыбку. — А ты рисуешь в одиночестве, и краснеешь, как будто это что-то ужасное.

— Отец меня не поддерживает — бросаю я прежде, чем успеваю подумать. Он кажется совсем не удивлен. Его красивые брови лишь на мгновение взлетают вверх, а потом снова опускаются. Он больше ничего не говорит, он разворачивается и направляется к тем коробкам, что принес ранее и несет их за обновленную барную стойку. Я выдыхаю и решаю продолжить работу.

Когда напряжение между нами спадает, я почти заканчиваю, и слышу, как Давид вздыхает за моей спиной. Когда я оборачиваюсь, наши взгляды встречаются, но лишь на мгновение. Потом он разглядывает то, что я успела сделать. Единственное, что осталось это верх и для этого мне понадобиться стремянка и Аня. Потому, что я боюсь высоты, и когда заберусь на нее, Ане придется меня держать. Не меня, стремянку, но лишь для моего спокойствия.

— Я уже говорил, что у тебя здорово получается — повторяется Давид и смотрит на меня. — Идем, я отвезу тебя домой. Или ты на машине? — он приподнимает бровь.

Я машу головой — Нет, вообще-то нет. — у меня нет машины, да и водительских прав пока нет. Мне семнадцать, но я решаю не озвучивать это вслух.

— Надеюсь, ты любишь мотоциклы — улыбается он и подмигивает мне. А потом отходит, заканчивая свои дела. Конечно, я люблю мотоциклы, но только в том случае, когда они стоят на парковке или проносятся мимо меня в потоке других машин. Не тогда, когда я сижу на нем. Хотя не могу с уверенностью это утверждать.

Когда я заканчиваю, Давид уже выжидающе стоит, и смотрит на меня, скрестив руки на груди. Он у самой двери и не спускает с меня глаз. Я даже слышу, как он несколько раз прочищает горло, как бы поторапливая меня. Он думает, что я трушу, отчасти это правда, но не в том, чтобы ехать на мотоцикле. В этом плане у меня нет никакого опыта, поэтому мне трудно судить боюсь ли я. Мне страшно, или скорее волнительно от того, что я буду ехать на мотоцикле с Давидом.

Я останавливаюсь на секунду, чтобы прислушаться к себе, но испытываюсь так много эмоций, что не могу их описать.

Когда мы, наконец, выходим, Давид ведет меня к парковке, к своему мотоциклу, и я приятно удивлена. Не то, чтобы я разбиралась в мотоциклах, просто этот не выглядит как похожий на какой-то подростковый мопед. Хотя это было именно то, что я представила, когда Давид упомянул мотоцикл.

Я удивляюсь, когда он вытаскивает откуда-то для меня шлем и заботливо его надевает на меня, помогая спрятать волосы и разобраться с застежками.

Смотрю на него в упор, пораженная такими контрастами. В одно мгновение, он грубо хватает меня за запястье, в другое мгновение с невероятной нежность помогает надевать шлем. И с такой же нежностью держит за руки, объясняя, куда я должна поставить ноги и каким образом держаться за него.

Мы усаживаемся, и я обхватываю его за талию, сцепив руки в замок на его груди. Он усмехается, я чувствую вибрацию в его груди, когда кладет свою, по — прежнему ледяную, руку на мои сцепленные и слегка сжимает.