Договор с дьяволом

10.

На этот раз приглашение на ужин исходило от Ники. Оно насторожило его еще больше, чем «повестка», присланная ее дядей. Оно было передано к тому же через более симпатичного посланца — Робина.

— Сестренка зовет вас сегодня на ужин, — выпалил он прямо с порога. — И я тоже.

Кейн даже не спросил, известно ли об этом их дяде. Мысль о предложении Томпсона неотступно преследовала его уже несколько дней. Кем бы ни был Томпсон, это предложение было сделано без всякой задней мысли, и Кейну опять доставалась отвратительная роль шпиона и предателя. Из Кейна не мог выйти хороший обманщик. Даже скрываясь от закона, он открыто бросал ему вызов.

К тому же, черт возьми, было и искушение поддаться соблазну. В первый раз в своей жизни Кейн получил предложение завести свою собственность, хоть это и было не совсем то, что бы он предпочел, будь у него выбор. Но стоило ему на мгновение представить, что он согласится, перед ним вставал призрак исчезнувших полицейских, и он знал, что никогда не сможет в этом участвовать. И потом, он никогда не сможет купить себе свободу ценой жизни Дэйви.

Но, взглянув на Робина, он понял, что у него нет явной причины отказываться от приглашения на ужин, хотя все в нем протестовало против такого сближения с семьей Томпсон.

Да, но ему все же нужно обнаружить местонахождение Логовища. И больше всего он надеялся на Ники и Робина.

Робин нетерпеливо переминался с ноги на ногу в ожидании ответа.

— Передай сестре, что я с удовольствием приду, — солгал Кейн. Он не хотел задерживать мальчика, но все же спросил:

— Как твой ястреб?

Робин улыбнулся:

— Он начинает немножко посвистывать и поел вчера хорошо. Я сегодня опять иду на охоту. Пошли вместе? — с надеждой предложил он.

— У меня нет ружья.

— Ничего. Энди может одолжить вам свое для охоты.

Кейну больно было видеть в глазах Робина нетерпеливое ожидание. Зря он принес мальчику ястребенка. Чем больше восхищения вызовет он у Робина, тем сильнее тот разочаруется, когда обнаружит, что Кейн использовал его, чтобы погубить его дядю, самого Робина, да и, возможно, его сестру.

— Вряд ли, — произнес Кейн более резко, чем намеревался.

Улыбка исчезла с лица Робина.

— Я не люблю охотиться, — объяснил Кейн, немного смягчив тон. — За мной самим слишком долго охотились.

— А-а, — Робин, разумеется, его не понял. Быть объектом охоты, видимо, казалось ему веселым приключением, а не безрадостной жизнью, полной лишений и постоянного страха. Кейну вспомнились два года, которые он провел как беглец — вечно на ходу, питаясь как попало, без крыши над головой. Он вспомнил, какая безнадежность нахлынула на него, когда его лошадь уже просто не могла скакать дальше и его, беспомощного, окружил отряд полицейских.

Ничего замечательного не было ни в наручниках, которые до крови стерли ему кожу, ни в кандалах, которые надевали на него, когда вели в зал суда и обратно. И пребывание в камере вряд ли можно было назвать веселым, а смерть на виселице — приключением.

Если бы можно было объяснить это Робину. Мальчик, не разобравшись, шел прямиком по той же дорожке, что и он.

Ему хотелось вправить мальчишке мозги, объяснить все как есть. Но это невозможно. Он должен вбить это ему в голову постепенно, все время пытаясь вытянуть из него информацию.

— В котором часу ужин? — спросил он.

Робин несмело улыбнулся. Его восторг, видимо, утих, наткнувшись на резкий ответ Кейна.

— В шесть, — сказал мальчик, продолжая стоять в нерешительности и явно не желая уходить.

Кейн мысленно сосчитал дни, оставшиеся у него до смерти Дэйви, еще раз выругал Мастерса и остановил мальчика, собравшегося было уйти.

— Может, вместо охоты, — сказал он, — нам пойти на рыбалку? Я — неплохой рыболов.

Робин с готовностью кивнул:

— Завтра?

Чувствуя себя презренным лжецом и злодеем, Кейн выдавил из себя улыбку:

— Пойдет.

— Увидимся вечером. Посмотрите на Дьявола, — с надеждой предложил Робин.

При этом имени Кейн вздрогнул.

— Как у него дела?

— Сидит на насесте, который вы принесли, — с готовностью ответил Робин.

— Ты раздобыл перчатку, как я тебе сказал?

— Ага, — радостно кивнул Робин. — В магазине нашлась перчатка для езды верхом — толстая такая.

— Да, она должна подойти, — сказал Кейн.

— А когда можно начать учить его охотиться?

— Может, уже пора, — ответил Кейн. — Тебе надо будет посадить его на привязь.

— Вы мне покажете, как это сделать?

— Я скоро отсюда уеду.

— Дядя Нат сказал, что вы, может быть, останетесь. Я слышал, как он говорил с Митчем.

— Он сказал «может быть», Робин. У меня есть… другие дела.

— Вы останетесь. Знаю, что останетесь, — сказал Робин и, не успел Кейн и рта раскрыть, повернулся и убежал…

* * *

…Ники посмотрела на себя в зеркало и не сразу поверила, что это ее отражение. Она и в самом деле хорошенькая.

Хуанита нашла для нее платье и помогла подогнать по фигуре. Бедра и грудь у Хуаниты были шире, чем у нее, но талия такая же тонкая. Ники очень понравился густой синий цвет, а перешитое платье подчеркивало ее стройную фигуру.

Хуанита уложила волосы Ники, в которых появился золотой блеск, и приколола ей за ухо синий цветок. С помощью косметики она немного оттенила девушке веки и нанесла на ее смуглые от загара щеки легкий румянец. Ники, никогда раньше не обращавшая особого внимания на свою внешность и, как правило, привыкшая расчесывать волосы пятерней, была приятно удивлена и совершенно растеряна. Она думает, что выглядит неплохо, но что подумает Кейн? Он, наверное, привык общаться с более… опытными женщинами. Более привлекательными женщинами.

Но, когда она вышла из спальни в гостиную, дядя широко раскрыл глаза от удивления и поднялся ей навстречу. Раньше он этого никогда не делал.

— Ты замечательно выглядишь, Ники, — сказал он.

Ее окутало теплое чувство.

— Спасибо, — робко поблагодарила она.

— Это ты? — воскликнул Робин, шаловливо прищурившись. — Это правда ты, сестренка?

— Нет, — ответила она, — это твоя злая мачеха, которая заставит тебя разбирать золу, если ты будешь себя плохо вести.

Он расплылся в довольной улыбке.

— Держу пари, Дьявол тоже решит, что ты хорошенькая.

— Мужчина или ястреб? — добродушно поддразнил дядя. Он редко бывал в таком хорошем расположении духа. Ники знала, что он обрадовался ее предложению.

— Оба, — сказал Робин, внезапно вспыхнув. Он не привык делать комплименты — не больше, чем Ники привыкла их слушать.

Ники, покусывая губы, надеялась, что он окажется прав. Она пошла на кухню посмотреть, как готовится цыпленок в собственном соку. Она уже успела поджарить картошку и испечь печенье и яблочный пирог.

Она опустила глаза на платье. Брюки, конечно, гораздо удобнее. И потом, она чувствовала себя не так, как раньше, — ей было немного не по себе. Она боялась. Попросту боялась. Боялась, что он… позабавится, увидев ее новый наряд, или она наступит себе на подол и запутается в юбках. Она боялась увидеть его — и не увидеть тоже боялась.

Но она с нетерпением ждала предстоящей встречи. Другая часть ее существа помимо ее воли надеялась, мечтала, жаждала любви, поцелуев, страсти.

Ей хотелось быть желанной — пускай даже для бандита. Она впервые поняла свою мать, поняла, почему та готова была последовать за мужем на край света, ведя одного ребенка за руку, а другого нося под сердцем.

Ники была на кухне, когда услышала стук в дверь, а затем — мужские голоса. Голоса Кейна О'Брайена и дяди. Они сегодня будут ужинать вчетвером. Митч, который часто ел вместе с ними, уехал из Логовища по какому-то делу.

Голос ее дяди был густым и сильным. Уж не померещились ли ей, подумала она, эти приступы боли. Может, и в самом деле, как он утверждал, они были вызваны неподходящей пищей. Она расправила складки на платье, словно хотела избавиться от чувства неловкости, потом дотронулась до цветка в волосах. Ей показалось странным, даже смешным, что она строит из себя даму. А что, если Кейн посмеется над ней? Она не вынесет насмешки в его глазах. Или, хуже того, жалости.

Она вдруг почувствовала желание спрятаться на кухне или проскользнуть в свою комнату и вылезти в окно.

— Ники?

Отвернувшись от плиты, она увидела стоявшего в дверях Робина.

— Пришел Дьявол.

Дьявол. Она терпеть не может это имя. Оно ему не подходит.

— Вот возьми, — сказала она. — Отнеси это на стол.

— Это не мужское дело.

— Это твое дело, если ты хочешь есть, — возразила она.

— У меня болит рука, — заныл он. Он впервые пожаловался на руку, и она поняла, что он просто не хочет, чтобы Дьявол видел, что Робин занимается «не мужским делом». В его представлении тот, кто стреляет из ружья, не должен помогать по хозяйству.

— Если ты смог подстрелить кролика, — сказала она, — то сможешь и тарелку принести.

— Ну, сестренка.

— И у меня тоже болит рука, — сказала она.

— Но…

— Но пока ты тут со мной споришь, твой Дьявол умрет с голоду.

— Посмотрим, что с ним будет, когда он тебя увидит, — подмигнул ей Робин и выскочил за дверь.

— Робин!

Он нехотя вернулся и взял тарелку.

Ники подождала, когда он исчезнет, и, закусив губу, переложила цыпленка на блюдо, а потом направилась в гостиную. Кейн стоял, прислонившись спиной к стене, со стаканом в руке, не отрывая взгляда от принесенной Робином еды. Но вот, почувствовав ее присутствие, он поднял глаза. Ники увидела, как по его лицу пробежала тень удивления, сменившегося затем одобрительным выражением, напоминавшим ленивое удовольствие. Его искривленный рот сложился в улыбку, и борозда на щеке сделалась еще глубже.

Отставив стакан, он подскочил к ней и, взяв у нее из рук блюдо, поставил его на стол. Ники хотела наградить Робина торжествующим взглядом, но не могла оторвать глаз от Кейна. В глубине его глаз не таилось ни насмешки, ни жалости. Наоборот, в них тлел огонек, которого она там раньше не видела.

— Мисс Томпсон, — сказал он. — Вы очень… хорошенькая.

Она почувствовала, как ее сердце затрепетало. Не столько от этих слов, сколько от искреннего восхищения в его взгляде.

— Спасибо, — ответила она и, повернувшись, заспешила обратно на кухню, ища там убежища, чтобы скрыть румянец на щеках. Почему рядом с ним она всегда так уязвима? Почему не может просто принять комплимент? От волнения у нее перехватило горло.

Робина, после того как он увидел, что его кумир взял у нее блюдо, уже не надо было уговаривать помочь накрыть на стол, а Ники тем временем вышла поставить пирог на печь, чтобы тот не остыл. Услышав в соседней комнате голоса, она прислонилась к стене и на минуту прислушалась, наслаждаясь звуком глубокого, твердого голоса Кейна О'Брайена.

Он расспрашивал о Логовище. Может, он и в самом деле решил остаться. Тогда он не пустится в бега. В Логовище безопасно. Здесь просто… одиноко. Пожалуйста, молила она, обращаясь к тому, кто мог услышать ее мольбы. Пожалуйста, пусть он останется. Но тут она вспомнила о своем брате, о том, что ему нужно отсюда уехать.

Стояла ли когда-нибудь ее мать перед подобным выбором?

Ники была в отчаянии оттого, что матери нет в живых и она не может задать ей этих вопросов. Она вспомнила мягкость и нежность мамы, произносимые шепотом слова и нежные прикосновения, которыми обменивались ее родители. Она вспомнила, как горевал отец, когда матери не стало. И все же он продолжал жить вне закона, оставив после себя двух сирот. Она горячо любила его, но так и не смогла ему этого простить.

И как это ее угораздило влюбиться в такого же человека, как ее отец?

Ее руки сжались в кулаки. Робин важнее всего. Робин. Помни об этом.

— Сестренка, — Робин вернулся на кухню. — Мы тебя ждем.

Она кивнула и вытерла руки полотенцем.

Помни о Робине, повторяла она себе, направляясь к своему главному искушению.

* * *

Кейн попытался скрыть удивление. Николь Томпсон не просто хорошенькая, она очаровательная. Цвет платья подчеркивал золотистый блеск ее кудряшек, а полевой цветочек за ухом идеально подходил к ее узкому мальчишескому лицу. Ее глаза казались огромными, а на щеках играл румянец — то ли от косметики, то ли от жара духовки. Если она наложила румяна, то сделала это очень искусно.

Он уже успел разглядеть ее красивую фигуру. Даже мужская одежда не смогла полностью скрыть ее стройное тело, а его руки помогли ему в этом удостовериться. Но платье подчеркивало каждый изгиб; в особенности ее тонкую талию, которую ему сразу же захотелось обхватить руками и притянуть Ники к себе. Но больше всего возбуждала ее неуверенность в себе, то, что она не догадывалась, какое в нем вызывает желание. Кейн редко смущался, но сейчас его охватила робость и отчаяние от того, что Ники ради него так расстаралась.

Он знал, что Нат Томпсон неотступно следит за выражением его лица, и Кейн попытался не проявить своего интереса, своего чуткого отклика на все, что касалось Николь Томпсон. Когда она так быстро исчезла, он попробовал переключить внимание на свою цель и вытянуть из Ната Томпсона какую-нибудь информацию.

С лица этого человека не сходила чертовски самодовольная улыбка. По какой-то неведомой Кейну причине его, очевидно, избрали наследником, и он, по-видимому, был прав, полагая, что эта должность подразумевает и Николь Томпсон. Какое отношение имеет дядя к ее сегодняшнему преображению? Он вдруг разозлился на Ната Томпсона.

— Расскажите мне еще что-нибудь про Логовище, — попросил он после того, как Николь вышла из комнаты. — Насколько здесь безопасно?

— Размышляете над моим предложением?

— Может быть, — ответил Кейн. — Но ведь кто-то же должен знать, где находится Логовище. Проводники, например. И те, кто торгует с индейцами, и те, кто поставляет сюда товары. Как можно быть уверенным в том, что они не заговорят?

Нат пожал плечами:

— Во-первых, у меня на них кое-что есть. Во-вторых, я хорошо плачу. И они должны помнить еще одно, — продолжал Нат. — Это место нравится некоторым опасным людям. Они вряд ли обрадуются, если полиция его обнаружит…

— А индейцы? Что, если они заключат договор?

— Я имею дело с ренегатами, которые терпеть не могут армию. Большинство из них сами в розыске.

— А военные?

Нат улыбнулся:

— Здесь они не имеют власти над штатскими.

— А снабжение?

Нат улыбнулся еще шире:

— Если вы решите остаться, я поделюсь с вами некоторыми нашими секретами. Вас заинтересовало мое предложение?

— А кого бы оно не заинтересовало? — ответил Кейн. — Но почему я?

— Как я уже сказал, вы умеете работать головой. Как сейчас, например. Вместо того чтобы сразу согласиться, вы задаете вопросы. Вы хотите со всех сторон оценить ситуацию. Другой бы на вашем месте, не раздумывая, ухватился за такую возможность — стать управляющим в Логовище.

Кейн немного помешкал.

— Заманчивое предложение.

— Но?

— Я вам уже говорил. Мне не сидится на месте. Не знаю, смогу ли я несколько месяцев кряду торчать в этой долине, не говоря уже о нескольких годах.

— Во всем есть свои преимущества, Дьявол, — заметил Томпсон.

В этот момент в комнату вошла Ники, и Кейн вскочил на ноги. Томпсон и Робин с удивлением воззрились на него.

— Это меня в армии вышколили, — объяснил он, ожидая, когда Ники, не отрывавшая от него взгляда, сядет. Между ними словно пробежал электрический разряд, которому не помешало присутствие ни дяди, ни Робина. Медленно опускаясь на стул вслед за Ники, Кейн почувствовал дрожь во всем теле. — Одна из привычек офицера и джентльмена, — усмехаясь, добавил он.

Но Николь, судя по всему, это польстило, и по ее жилам разлилась теплая волна удовольствия.

Робин поморщился при виде этой сцены. Томпсон, в отличие от него, выглядел довольным.

— Чему еще вы научились в армии?

— Держаться в тени и не высовываться, — ответил Кейн с улыбкой. К сожалению, он слишком поздно усвоил это правило.

— А тактике? — Томпсон, очевидно, еще не закончил его прощупывать.

— Моего мнения никто не спрашивал, — ответил О'Брайен. — Я был скорее пушечным мясом.

— Нужно быть чертовски хорошим тактиком, чтобы так долго продержаться в Техасе. Сколько на вашем счету ограблений?

— Я не считал, — ответил Кейн.

— Сколько у вас было человек?

Его еще никто так не допрашивал. Шерифу Бену Мастерсу далеко до Томпсона. Но, с другой стороны, Мастерса интересовал не Дьявол, а только Логовище.

Кейн пожал плечами:

— Когда как.

Он взял с тарелки кусочек цыпленка. Нежное мясо таяло во рту. Он перевел взгляд на Ники. Нат Томпсон усмехнулся.

— В Логовище, определенно, есть свои преимущества, — произнес он, приступая к еде. Допрос, по крайней мере на время, закончился.

Больше во время ужина они почти не разговаривали, но Кейн не раз замечал направленный в его сторону взгляд Ники. Ему тоже стоило большого труда не смотреть на нее. Его не покидало ощущение, что Томпсон подметил эту его слабость и забавляется ею.

Яблочный пирог получился отменный, но Кейн к нему едва прикоснулся. Каждый кусок застревал у него в горле. Глаза Ники блестели, улыбка манила и завлекала. В ней была прямота, особенно в ее поцелуе и даже в робости, порожденной отсутствием опыта. Ее поцелуй был дьявольски откровенным. Он до сих пор помнил его. Чувствовал на своих губах. Жаждал почувствовать снова.

Проглотив последний кусок, Нат Томпсон окинул его изучающим взглядом.

— Коль скоро моя племянница сегодня в платье, я попросил Энди приготовить для вас коляску, — сказал он. — Хочу предложить вам после ужина подышать свежим воздухом.

Кейн колебался. Видит бог, глоток свежего воздуха ему не помешает. Он хотел бы вдохнуть все небо. Вдвоем с Ники. Но ему необходимо остаться одному. Ему важно подумать, а делать это в присутствии Ники он не способен. Им снова играют. Проклятый Томпсон использует свою племянницу как приманку, чтобы поймать желанную добычу. Он только недоумевал, почему. Почему выбрали его?

Несмотря на объяснения Ната Томпсона, он все же пребывал в замешательстве. Все эти годы Томпсон сам управлял Логовищем. Зачем же менять установленный порядок? Зачем использовать дорогого ему человека, чтобы добиться своего? И то и другое казалось Кейну бессмыслицей.

Его замешательство было настолько очевидным, что Ники поднялась со стула, и румянец на ее щеках чуть сгустился.

— Я не смогу поехать, дядя Нат, — сказала она. — Мне нужно прибраться на кухне и…

— Чепуха, — перебил Томпсон, глядя на Кейна. — Это все подождет.

Кейн сообразил, что его замешательство приняли за нежелание ехать. Ники, которая за ужином постоянно встречалась с ним глазами, теперь отвела взгляд в сторону и избегала смотреть на него. Он снова ее обидел? Снова унизил? Его распирало от гнева. Из всех, кто вовлечен в эту грязную игру, она и Робин — самые неискушенные и пострадают больше всех.

Его невольная и все возрастающая симпатия к Нату Томпсону мгновенно улетучилась. Вот уж чего он не может сделать, так это унизить Ники в присутствии ее близких.

— Вы правы, — обратился он к Томпсону. — Прогулка в коляске — это как раз то, что нужно.

Ники, наполовину поднявшаяся со стула, замерла и, повернувшись, снова посмотрела прямо ему в глаза.

— Вы вовсе не обязаны меня сопровождать, — отрезала она. — Да я и не хочу никуда ехать.

— Прошу вас, — сказал он. Он уже забыл, когда он в последний раз произносил эти слова. Голос его прозвучал хрипло.

Она вдруг смешалась, и взгляд ее сделался неуверенным. Сердце его еще больше сжалось. Затаив дыхание, он ждал ее ответа. Ее согласия. Он стремился стереть обиду, которую она всеми силами старалась не показать на своем лице, хотел, чтобы она снова гордо вскинула опущенную голову. Кейн хорошо знал, что такое оскорбленное самолюбие, как оно пожирает человека изнутри. Кому-кому, а уж ему-то это известно.

Что будет с ее самолюбием, когда она узнает, что ты только использовал ее, чтобы погубить ее дядю?

Проклятие, сейчас нельзя об этом думать. На него пристально смотрят три пары глаз.

Кейн встал и, подойдя к Ники, протянул ей руку. Чуть помедлив, она приняла ее, но смущение ее не исчезло. Он почувствовал, как напряжены ее тонкие пальцы. Ее рука в его ладони казалась такой маленькой, хрупкой, неспособной нажать на курок. Он напомнил себе, что она на самом деле сильнее, чем кажется, что эта нежная рука держала оружие, из которого был убит человек. Ему не верилось, что это нежное, очаровательное существо — та самая женщина, которая на его глазах убила человека.

— Пойдемте, — произнес он, чувствуя, как обольстительно звучит его голос, зная, что его самого соблазняют.

Они сделали несколько шагов и оказались у двери. Она взялась за ручку. На ее лице еще осталось сомнение, в глазах застыл вопрос.

— Да, я хочу, — услышал Кейн свой тихий голос, такой тихий, что вряд ли кто-нибудь еще его расслышал. Он не это хотел сказать. Он хотел сказать, что хочет ее сопровождать. Но и эти его слова были правдой. Ее рука шевельнулась, их пальцы сплелись. Доверительный жест. Он почувствовал еще большую горечь. Еще большее желание. Еще большее влечение.

Еще большее отвращение к самому себе.

По дороге на конюшню Энди они не произнесли ни слова. В этом не было необходимости. В воздухе витали непроизнесенные слова, непогашенные искры и необъяснимые чувства.

Коляска была уже готова. Более того, Энди показал ему лежавшее сзади ружье. Интересно, подумал Кейн, что думает кузнец об этой перемене правил. Но лицо Энди было непроницаемо, и к тому же Кейн не знал, в самом ли деле это его так интересует. Ему казалось, что в этих плотно сжатых губах таится неодобрение. Интересно, знает ли кузнец о предложении Томпсона?

Кейн помог Ники подняться в коляску и задержал ее руку в своей. От их рук шел жар.

Услышав кашель Энди, Кейн нехотя выпустил руку девушки и сел на место кучера. Он старался не думать о том, что она находится в нескольких дюймах от него. Но это было чертовски трудно — от нее пахло цветами. Между ними что-то происходило. Он попытался сосредоточиться на мыслях о коляске. Раньше он этого экипажа не видел — вероятно, он хранился в глубине сарая. В Логовище мало развлечений — вот и этой нелепой черной с красным коляской, вытащенной неизвестно откуда, наверное, очень редко пользовались. Кейн взмахнул поводьями, и лошади тронулись с места.

Он направился к реке, подальше от домов. Ему не хотелось, чтобы гости о них сплетничали, хотя он знал, что новости, вероятно, обойдут Логовище за несколько минут. Все поймут, что он ухаживает за неприступной племянницей Ната Томпсона с разрешения самого Томпсона.

Кейн снова дернул поводья, и кони побежали быстрее по направлению к ручью и деревьям, туда, где в Логовище можно было найти хоть немного уединения.

Логовище? Да ведь оно как две капли воды похоже на лагерь для военнопленных у янки.

— Кейн?

Она произнесла его имя очень тихо, и ему пришло в голову, что она в первый раз назвала его по имени. И впервые его собственное имя не вызвало у него ненависти. Слетевшее с ее губ, произнесенное ее голосом, оно прозвучало даже нежно. Не как имя убийцы.

Он повернулся к ней. При свете полной луны хорошо было видно ее лицо. И ему показалось, что оно само светится призывным светом.

— Простите, что дядя… вынудил вас…

— Он ни к чему меня не вынуждал, — возразил Кейн. — Я колебался, потому что я для вас неподходящий кавалер. У меня нет будущего, Ники. Вы заслуживаете лучшего.

Воцарилось молчание. Он не знал, приняла она это объяснение или нет. Но они в молчании ехали по колее, служившей, по-видимому, для доставки припасов. Он несколько раз подстегнул лошадей, делая вид, что весь поглощен своим занятием. На самом деле он думал только о том, что она рядом. Боже, как ему хотелось заключить ее в объятия.

Она легонько дернула его за рукав, и он поглядел на нее. Она указала на небольшую рощицу на берегу ручья, и он повернул туда, хотя коляска подпрыгивала и скрипела. Доехав до рощицы, он остановил лошадей. Она, не дожидаясь помощи, выпрыгнула из коляски, и ему ничего не оставалось, как следовать за ней. И обругать себя лжецом. Он же мог остаться в коляске, в безопасности. В безопасности от нее, от того, что, как он знал, должно было произойти.

Они спустились к ручью.

Он посмотрел на серебристый диск луны, на звезды, словно пыль, рассыпанные по небу. И перевел взгляд на Ники. Она стояла в тени деревьев, такая милая и одинокая. Он не двигался, вспоминая, как впервые увидел ее и какой она была после того, как выстрелила в Янси. Она готова была себя защитить, вся в шипах и колючках. Все это лишь мишура, видимость, как и большая часть его собственного образа. Они оба запутались, она — не по своей вине, он — из-за собственных ошибок. Но он увидел в ней отражение своего одиночества, одиночества, в котором он так долго не хотел себе признаться и которое теперь вопило во весь голос.

Наклонившись, он прислонился щекой к ее волосам. От них веяло ароматом чистоты и сладости. На мгновение одиночество отпустило его.

Они оба молчали. Он отметил про себя, что в этом отношении она не похожа на большинство женщин. Она довольна молчанием, ей достаточно просто быть с ним. Он глубоко вздохнул, чувствуя себя на седьмом небе.

Он ощущал ее дыхание, слышал биение сердца. Ее тело, словно растаяв, прильнуло к нему и приняло его форму. Ее пальцы, проскользнув между его пальцами, нежно, но крепко обхватили их. И когда она подняла к нему голову, на лице ее было вопросительное и удивленное выражение.

— Я не знала, — тихо произнесла она, — что могу чувствовать себя так… Так, как сейчас.

Она не могла найти подходящих слов, и ему тоже ничего не приходило в голову. Они просто принадлежали друг другу. Хотя трудно сказать, ведь он раньше никому и ничему не принадлежал. Но он знал, что между ними происходит что-то необычное, эта буря эмоций, эти удивительные ощущения уюта, предвкушения и…

Его мысли спутались. Она поднялась на цыпочки и приблизила к нему лицо. Их губы встретились, и вся его осторожность, весь здравый смысл полетели в тартарары. Сейчас для него существовала только эта восхитительная женщина, доверчиво прильнувшая к нему, дарящая неземное наслаждение своим поцелуем.