Что-то разбудило Лэйна, его глаза распахнулись, тело мгновенно напряглось. Не двигаясь, он посмотрел на часы на прикроватной тумбочке — начало третьего ночи.
Что его разбудило?
Он прислушался, но ничего не услышал, Лиззи тихо спала рядом, никто не ходил по коридору второго этажа Истерли, не скрипели открывающиеся двери, в коридоре была полнейшая тишина.
У него был соблазн повернуться на бок и опять заснуть, но нет. Он встал и подошел к окну.
«Сукин сын», — подумал он, как только взглянул вниз.
В саду снова кто-то был — в темноте, между фруктовыми деревьями, двигался человек от дома. В начале третьего ночи.
«Ради любви», — подумал Лейн, натягивая шорты и доставая свой пистолет из ящика стола. Кто-то определенно передвигался по саду, и он точно знал, что на этот раз не Гэрри МакАдамс.
Все фонари прекрасно светили с внутренней части дома, Лэйн и Лиззи знали это точно, поскольку плескались в бассейне перед тем, как пойти спать. Фонари работали просто отлично.
— Лейн? Ты куда?
Он спрятал пистолет за спину.
— Кто-то шастает в саду. Наверное, …я не уверен может это Джефф.
Лиззи стала подниматься с кровати.
— Нет, оставайся здесь.
— Может мне позвонить шерифу Рэмси?
— Я не хочу беспокоить его и его жену. Возможно это… Я не знаю. Но я справлюсь.
Лиззи встала и подошла к окну, когда он вышел в коридор. И если уж быть до конца честным, то Лейн уже много ночей не включал сигнализацию в доме, поэтому он не услышал тревожного звоночка, поскольку забыл включить эту чертовую вещь, снова, он спустился по лестнице особняка, который казалось пребывал в полной тишине.
В фойе он остановился, нахмурив брови. И направился в главную гостиную, следую на свежий ветерок.
Французские двери были широко открыты, прекрасный ночной ветерок обдувал дом, неся с собой ароматы ночного сада.
«Стоит проверь дом? Или проверь сначала снаружи», — задался он вопросом.
Неужели, если к ним забрался вор, он оставил свою лазейку открытой на глазах у всех?
«Черт побери», — ему следовало сказать Лиззи, чтобы она заперла дверь на замок.
Лейн быстро прошелся по комнатам, выискивая кого-то, кто бы пытался украсть серебро или портативную электронику или…
Когда он добрался до дальнего угла столовой, он замедлился… и остановился. Сквозь окна, он замерев смотрел куда-то вдаль, до конца не веря своим глазам.
Но именно в этот момент все понял.
Его мать в своей прозрачной белой ночной рубашке спускалась в сад, освещаемая со всех сторон фонарями с задней части особняка, делая ее неземной красоты и превращая в настоящую богиню.
Но… она была не одна.
Мужчина поднялся к ней навстречу по каменным ступенькам, он был широкоплеч и в рабочем комбинезоне, мужчина снял с голову свою кепку и с почтением приклонил перед ней голову.
Гэрри МакАдамс.
Они встретились на верху лестницы, ведущей к цветникам и статуям, и о-о, какими глазами этот южанин смотрел на маленькую В.Э. — с любовью и обожанием, которые отражались на его обветренном лице, превращая эмоции в стиль жизни, несмотря на одежду простолюдина.
Вытащив из-за спины, Гэрри протянул Маленьким В.Э. розу, и ее улыбка осветила все ее лицо. Она взяла ее и что-то сказала, и Лейну показалось, что у мужчины покрылись щеки румянцем, отчего он тут же вспомнил о всех безумно дорогих драгоценностях, которые дарил ей Уильям на день рождения или юбилей. Она принимала все от него и естественно их носила, но никогда не смотрела на них с таким восторгом.
И эта сцена была доказательством того, что любовь дарящего могла поднять ценность ничего… и отсутствие любви любой дорогой подарок мог сделать дермовым.
Лейн услышал, как по полу столовой неслись босые ноги, он оглянулся через плечо.
Лиззи была вся на эмоциях.
— Ты видишь это? Ты…
— Тсс. Давай сюда и молчи.
Лиззи встала у него за спиной, и они оба молча наблюдали, как Гэрри предложил Маленькой В.Э. руку, она с удовольствием приняла, а затем пара стала впускаться по ступенькам, двигаясь вперед по кирпичным дорожкам, вышагивая бок о бок.
— Похоже, они встречаются не первый раз, — прошептала Лиззи.
— Однозначно, нет, — ответил Лейн. — Не первый.
Через минуту Лэйн перевернул Лиззи к двери столовой, поцеловав ее в макушку, сказав:
— Давай дадим им уединение. Они заслужили его.