Ближе на еще один шаг.


Дейзи


— Расскажи о своем детстве, — говорю я, поглаживая живот Картера. Моя голова опирается на его плечо, его рука обернута вокруг меня, а другая покоится на моем бедре. Такие близкие объятия. Мы обнаженные и обнимаемся. Я люблю это.

— Нет, ты не хочешь этого слышать, — он пальцем гладит мою кожу.

— Если бы не хотела, то не спрашивала. Давай, я хочу узнать о тебе больше.

После долгого вздоха он говорит:

— Снежинка, нечего рассказывать. Мои родители умерли от передозировки. Не самый лучший пример, и так как дядя Чак был единственным живым родственником, он стал моим опекуном. Он не скрывал свою ненависть к этой ситуации, из-за чего жизнь становилась хуже. Мы либо часто ссорились, либо не разговаривали друг с другом. Я получил аттестат, а затем отправился в кулинарную школу. К сожалению, я был зависим от него, у меня не было средств оплатить ее, и именно поэтому я обязан ему сейчас. Ты с настоящим долбаным победителем, Снежинка.

Я могу быть наивной, но я вижу в его речи сарказм.

— Почему ты так строго относишься к себе? Ты так много можешь сделать для себя.

— Да, — он раздраженно смеется. — Так что? Что я могу сделать для себя?

— Ну, у тебя есть свое место. Ты знаешь, что правильно, а что нет. Ты защитник, хотя у тебя и не было хороших родителей, чтобы научить этому. У тебя есть стремления и мечты. Ты знаешь, кем хочешь быть. Это все очень важно.

— Ты так просто видишь хорошее. Ты когда-нибудь замечала плохое?

— Нет, — признаю я. — Живя с бабушкой в нашем собственном маленьком мире, я была защищена не только от внешнего мира, но и от всего плохого. Я провела почти всю жизнь, не зная ничего, кроме счастья. Но потом у моей бабушки случился инсульт, и все изменилось. Я сняла розовые очки и увидела мир таким, какой он есть беспокойное общество, в котором есть правильное и неправильное. Я просто выбрала замечать больше положительного, а не наоборот.

— Девушка, у которой стакан наполовину полный.

Я целую его грудь.

— Я просто благодарна, что есть стакан, которым могу воспользоваться.

— Оптимистка по жизни. Слишком плохо, что ты с пессимистом.

— Это хороший баланс, — вспоминая то, что он сказал о своем дяде, я спрашиваю:

— Тебе нравится «Дорогая жизнь»?

Я слышу его тихий смех.

— Разве похоже, что мне нравится? Я это делаю не из-за желания, а потому что должен.

— Так если ты там, почему бы не воспользоваться этим?

— Потому что я не такой человек. Не тот, кто молча следует указаниям, и никогда таким не был. Кроме кулинарной школы. Меня бесит все, что касается программы. Говорить о чувствах, записывать все это дерьмо, показывать грязное белье. Я ненавижу каждую часть. Я очень закрытый человек. У меня не было легкой жизни. У меня много потрясений и глубоких шрамов, поэтому мне тяжело смотреть на жизнь, как ты. В ней было слишком много плохого.

— Ты никогда не узнаешь, пока не попытаешься, — предлагаю я, желая, чтобы Картер мог что-то извлечь из программы.

Он сжимает меня, целуя в макушку.

— Знаю, Дейзи. Я должен бороться всю свою жизнь, ничего не дается легко и, к сожалению, ни одна программа не поможет.

Мое сердце болит за него, зная, что он изо дня в день борется. Зная, что независимо от того, что он делает, у него нет никого, кто бы поддержал. Человек, который должен был показать ему любовь и поддержку, заставлял его почувствовать себя обузой в таком раннем возрасте. Это просто убивает меня.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — говорит он.

— О чем ты хочешь поговорить?

Он продолжает поглаживать мою кожу, выигрывая время для другой темы.

— Хм… я твой тип?

— Что? — я хихикаю.

— Парень твоей мечты, я соответствую этому образу? Я тот, кого ты представляла?

— Хочешь правду?

— Скажи.

Рисуя круги на животе, я рассказываю ему о своем идеальном человеке.

— Я выросла, смотря с бабушкой мюзиклы и старые шоу, такие как «Я люблю Люси» и «Шоу Дик Ван Дайка». Я была влюблена в мужчин, которые могли петь и танцевать. Я думала, было бы здорово сочетать твои темные ботинки с докерами78. Я думала, у моего идеала будут зачесанные назад волосы, голос, как у Бинга Кросби79, с танцевальным очарованием Фреда Астера80, и немного наглой походкой Джина Келли. Я думала, идеальный человек найдет путь в мое сердце с помощью танца, песни и унесет меня на какое-нибудь бродвейское шоу.

— Итак, ты искала старую душу с талантом в утраченном искусстве.

— Вроде того, — отвечаю я. — В итоге я встретила задумчивого мужчину на мотоцикле, со скрытым талантом бога и способностью защищать меня любой ценой.

Наклоняясь к моему уху, он шепчет:

— Ты кое-что забываешь.

— Твои убийственные темные глаза?

— Как насчет убийственного пениса?

— Картер! — я снова краснею и думаю, что он этого и добивался. Несмотря на то, что слово «пенис» смущает меня, учитывая, что мы сегодня сделали, он прав. Это было убийственно. Никогда не думала, что секс будет ощущаться так хорошо. Я не буду сравнивать это с бабочками и розами, потому что когда он впервые вошел в меня, это был не самый лучший момент в моей жизни. Но потом, как только я расслабилась, все было просто волшебно. Это единственный способ описать это. Нереально волшебно.

— Что? Разве это не так? У этих танцующих мужиков был такой же убийственный член, как у меня?

— Боже мой, — я краснею еще больше, если это вообще возможно. — Я никогда не думала об этом.

— Никогда?

— Нет, — я качаю головой.

— Эй, — он отодвигает меня, чтобы посмотреть в глаза. — Мой пенис — это первый пенис, который ты видела?

Я кусаю губу.

— Я видела в учебнике по анатомии, который был у моей бабушки, но это была иллюстрация. Так что думаю, что да, ты первый пенис во всем.

Широко улыбаясь, он переворачивает меня, поэтому я лежу на нем, наблюдая его игривый взгляд.

— Мне нравится быть твоим первым пенисом. Чтобы ты знала, они не все такие красивые. На некоторых есть бородавки.

— Правда? — я съеживаюсь.

— Ага, и много волос. Пенисы различаются, особенно с южным другом-мошонкой. У меня хороший набор, Снежинка, тебе повезло. Есть и больные члены.

— Откуда ты знаешь? Где ты смотришь на пенисы? Ты часто это делаешь, чтобы сравнить?

— Нет, — он смеется. — Я часто посещаю тренажерный зал, и у мужчин они болтаются, особенно у стариков. Морщинистые яйца старика — не самый лучший вид.

Я не хочу говорить о старых мужских яйцах, это вызывает во мне рвотные позывы. Картер мне очень нравится, но глядя на его яйца, которые казались милыми, это смущает меня. Мое внимание привлекает кое-что другое.

— Ты ходишь в спортзал? Вот почему твои руки накачанные?

Он вопросительно приподнимает бровь.

— Ты так думаешь?

А как иначе? Его бицепсы выделяются в облегающих рубашках. Его грудь широкая и большая настолько, что он мог бы легко поднять меня. У него тело, которое я никогда не ожидала увидеть под его кожаной курткой. Но видя это тело каждый день, я бы мгла умереть счастливой. Если это имеет смысл. Разве нет? Ух!

— Ты и так это знаешь, поэтому хватит напрашиваться на комплименты.

— Я бы не отказался услышать, как ты это говоришь, Снежинка. Парню нужно, чтобы его эго тешили время от времени.

Я закатываю глаза.

— О, Картер, ты такой накачанный. У тебя такие большие мышцы, как у Мистера Пропера.

— Лысый уборщик? — спрашивает он с отвращением.

— Да, он может быть сексуальным.

— Ты хочешь потереть эту гладкую голову? Потянуть за его серьгу?

— У него есть серьга? — для меня это новость. Я не могу представить это.

— Да, у суровых крутых парней есть серьги.

Поворачиваясь, смотрю на его уши, они не проколоты.

— У тебя нет серьги, — говорю я.

— Нет, я скорее задумчивый, чем суровый. Но я могу стать таким, если понадобится ударить по лицу. Я не против драк.

— Ну, — я смотрю на него. — Ты когда-нибудь бил кого-нибудь? Или тебя?

Его взгляд смягчается, и он заправляет прядь за ухо.

— Хочешь правду? — я киваю. — Хорошо, да, часто. Я даже не могу посчитать количество раз, особенно когда стал старше. Меня били одноклассники, друзья, отец, дядя, случайные придурки. Я научился защищаться слишком быстро.

— Твой дядя и папа били тебя? — он просто пожимает плечами в ответ, и это разбивает мое сердце. Я не понимаю, как взрослый человек может поднять руку на ребенка. Это вне моего понимания. Поэтому он часто такой отстраненный и агрессивный?

Обхватив его лицо, я нежно целую его в губы.

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить это.

— Как я уже сказал, моя жизнь была битвой. Я привык к этому. Не надо волноваться из-за этого, — прежде чем я могу сказать еще, он переворачивает меня, прижимая к матрасу. — Хватит этого печального дерьма, я не могу дождаться, чтобы попробовать тебя снова.

— Опять? — недоверчиво спрашиваю я.

— Да, Снежинка. Ты не девушка на один раз. Ты другая.

Он улыбается мне, и я принимаю все, что касается этого человека. Он такой искренний, честный — идеальное сочетание милого и мужского. Присоединиться к «Дорогой жизни» было одним из лучших решений. Чувствую, будто пелена спала с моих глаз, и я могу увидеть больше в своем будущем. У меня теперь есть любимая сестра, новые друзья и прямо сейчас я чувствую себя живой в объятьях Картера. Никогда не думала, что так будет. Никогда не думала, что встречу его. Он не был тем, кого я представляла в качестве своего идеала, но все же это кажется таким… правильным.

День за днем, маленькие шаги, которые я делаю, чтобы быть этой женщиной в зеркале, все это доказывает мое существование, один маленький шаг за раз.


Картер


Стоя в одних боксерах и переворачивая свой фирменный французский тост, я думаю о прошлой ночи. Черт, я буду думать о прошлой ночи еще долго.

В Дейзи есть все: невинность с заинтересованностью, чистота с грешностью, застенчивость с любопытством.

Как ее руки перемещались по моим мышцам, было чертовски чувственно, и ее желание, которое подталкивало ее к действиям, несмотря на неуверенность.

Ее взгляд, надутые губы, разметавшиеся по моей подушке волосы. Черт возьми, чертовски красиво.

Трудно держать руки при себе, нужно дать ей перерыв, знаю, что ей будет больно, но я хочу ее снова и снова. Впуская меня, она делала меня своим. Я был потерян. Я все еще такой.

Смотрю на кровать, и мне нравится то, что я вижу ее обнаженное тело, прикрытое простыней, у меня появилось желание сорвать эту чертову ткань, из-под которой видны ее маленькие ноги. Боже, я хочу разбудить ее. Я хочу погрузиться между ее ног и разбудить ее самым лучшим способом, своим языком в ее невероятной сладкой киске.

Говоря о желании. Черт, прошлой ночью я трахал ее языком три раза, не в состоянии держаться. И тогда же был ее «минет», когда она поцеловала кончик моего члена, потому что боялась «получить в глаз», и дразнила меня, двигая рукой вверх и вниз по моей длине. После пяти минут ее прикосновений и поцелуев, я взял ее за руку, крепко сжал член и показал, как это сделать. Она боялась причинить мне боль после прошлого раза, когда думала, что мой член — это какая-то болтающаяся штука, за которую можно схватиться. Я понимаю ее сомнения, поэтому показал, как правильно надо это сделать, и после этого сильно кончил. Она была такой решительной и настойчивой. После того, как я кончил, она кричала так громко, что мои соседи, скорее всего, слышали ее. Она сказала, что никогда раньше не думала, что это может «брызгаться». Не буду лгать, так получилось благодаря ей.

Все из-за ее невинности. Черт, это одна из тех вещей, что мне в ней нравится.

Мое внимание привлекает шорох. Отодвигая шторы, заглядывает Дейзи и осматривает комнату. Ее волосы в беспорядке после ночи и раннего утра.

— Чем так хорошо пахнет? — говорит она сексуальным голосом.

— Французский тост. Будешь?

Она быстро садится на кровать и простынь собирается вокруг ее талии, что дает мне прекрасный вид, из-за которого я твердый все утро. Она поднимает руки над головой и потягивается, наслаждаясь утренним солнцем.

Я отворачиваюсь, иначе французские тосты сгорят, завтрак будет испорчен, а я никогда не порчу еду. Прежде чем снова посмотреть на нее и сделать шаг, она надевает мою рубашку и подворачивает рукава.

Когда она встает с кровати, я смотрю на подол своей рубашки, доходящий до верхней части ее бедер. Ее светлые волосы развеваются с каждым шагом в мою сторону. До боли прекрасно.

Она идет, покачивая бедрами.

— Ты пялишься.

Посмотрев на нее, я киваю и возвращаюсь к французскому тосту.

— Трудно этого не делать, — погладив стойку рядом с плитой, говорю: — Садись, красавица. Составь мне компанию, пока я заканчиваю готовить завтрак.

Она прыгает и визжит.

— Она холодная.

— Вот что происходит, когда ты ходишь, как какая-то сексуальная бесстыдница.

— Эй, — она игриво хлопает меня по руке. — Это не так. Ты тоже голый.

Выпятив губу, смотрю на свои боксеры.

— Извини. Я не голый, как и ты. Но могу это исправить, если ты этого хочешь.

— Ни за что. Мне слишком больно.

Больно? Черт.

Уменьшив огонь на плите, я встаю между ног Дейзи и, положив руки на ее бедра, нежно глажу их.

— Я сделал тебе больно прошлой ночью, Дейзи?

— О нет. Я не это имела в виду, — она смущенно улыбается. — Я имею в виду то, что раньше внутри меня не было посторонних предметов.

— Мой член таковым не является, — я смеюсь.

— В моей вагине, — говорит она.

— То, как ты стонала прошлой ночью, я бы сказал, что она больше не считает мой член посторонним предметом.

Она краснеет и хватается за щеки, спрашивая шепотом:

— Я действительно стонала?

Я наклоняюсь и тоже говорю шепотом.

— Да, и это было сексуально.

Она подвигается, закинув руки на мою шею. Ее тело, ее аромат, ее чистота. Это дает мне возможность дышать. Эта женщина с таким большим потенциалом, со столькими возможностями хочет быть со мной.

Желая ощутить ее кожу, я скольжу руками под ее рубашку к животу, когда мои пальцы достигают ее груди. Я оставляю долгие, томные поцелуи на ее шее, наслаждаясь ее запахом.

— Я не могу получить достаточно…

Мои слова прерываются звоном ключей у моей входной двери и присутствием кого-то в моей квартире. Какого хрена?

Я поворачиваюсь и вижу заходящую Сашу с чемоданом в руке. Ее длинные темные волосы завязаны в узел, на длинных ногах узкие джинсы, и ее классическая белая футболка с таким вырезом, что можно увидеть ложбинку.

Какого черта она здесь забыла?

— О? — замечая нас, она краснеет. — Извини. Я не знала, что могу чему-то помешать.

— Какого черта ты здесь делаешь, Саша? — чувствую, как Дейзи напрягается в моих объятиях.

— Я… — она осматривается, беспокойно двигая руками. Это не та Саша, которую я знаю. Она всегда была уверена в себе и не вела себя так, как сейчас. — Ну, я вернулась.

Прикрывая Дейзи, я спрашиваю:

— Почему я должен хотеть твоего возвращения?

Вытаскивая конверт из своего заднего кармана, она подходит к кухонной стойке, и я замечаю, что на ней не так много косметики и, судя по отсутствию темных кругов под глазами, она наконец-то снова начала спать.

— Вот, — она кладет конверт на столешницу, на мгновение осматривая мою грудь.

— Здесь твои деньги вместе с арендной платой за те месяцы, когда меня не было.

Бл*дь, она сейчас серьезно? Я не знаю, что должен чувствовать в этот момент. Я никогда не хотел видеть ее снова, но не могу отрицать, что темное облако, которое было надо мной с тех пор, как она ушла, исчезает, и я чувствую небольшой проблеск надежды.

Я вижу много наличных, когда открываю конверт. Я не собираюсь считать, потому что и так знаю сколько там.

— Это шутка? — спрашиваю я. Ее руки в задних карманах, отчего ее грудь кажется больше. Слышу, как Дейзи прыгает со столешницы и идет в спальню, предоставляя немного уединения с Сашей, поэтому мне не нужно объяснять ей все это дерьмо.

Она качает головой.

— Это не шутка. Это твои деньги. Я же сказала, что надеялась когда-нибудь вернуть их. Просто не ожидала, что получится так быстро, — оглядываясь через плечо, она смотрит на Дейзи, которая бегает по комнате. — Картер, я вернулась, потому что я никогда не переставала тебя любить.

Какого черта?

Она просто взрывает мой мозг. Убираю французские тосты с плиты, иначе сожгу квартиру, пока попытаюсь понять, что сейчас происходит.

— Почему ты взяла деньги, Саша?

Она опускает глаза, прислонившись к столешнице.

— Это для моего папы. У него были проблемы с плохими людьми, и они собирались забрать у него все, если он не заплатит. У него было десять тысяч долларов, и он должен был заплатить в тот день, когда я ушла. Я не сказала тебе, чтобы ты не пытался помочь. Я боялась, что ты можешь пострадать, если о тебе узнают. Я бы не пережила этого, поэтому оставила короткую записку. Мой папа быстро вернул деньги, продав некоторые акции, которые стали активны. Извини, что не сказала, но я была напугана. Я не хотела, чтобы ты был в опасности, как мой папа, — подходя ближе, она кладет руку мне на грудь, глядя своими темно-зелеными глазами. — Я люблю тебя, Картер. Мне жаль, что я не говорила этого раньше, но я говорю это сейчас.

Эти три слова. Никто мне их не говорил. Ни мои родители, ни дядя, ни девушки. Но от нее они звучат так просто, и почему-то это отдается неприятной горечью.

Мой взгляд отрывается от Саши, когда я замечаю движение у двери. Вспышка светлых волос, покидающих квартиру.

Дейзи.

Черт! Дейзи.

Как я мог забыть о Дейзи? Отодвигаясь от Саши, в одних боксерах, я бегу к двери и спускаюсь по лестнице, догоняя ее. Она идет быстро, но я догоняю ее, прежде чем она покинет здание. Спасибо за мое едва прикрытое тело.

— Дейзи, куда ты идешь? — я хватаю ее за руку, останавливая. Разворачиваю лицом к себе, на меня будто падает тонна кирпичей, когда замечаю ее слезы. Я не могу видеть эти красивые глаза такими.

— Картер, отпусти, меня.

— Нет. Мы еще не завтракали, — мы еще не завтракали? Это лучшее, что ты мог сказать? Я обвиняю в этом Сашу за ее появление.

Своими тонкими, маленькими пальцами она вытирает слезы и пытается сделать смелое лицо, пока бешено стучит мое сердце.

— Я не вернусь туда, чтобы позавтракать с тобой.

— Дейзи…

— Картер, нет. Я не сравниваю. У меня даже нет шанса, и я не собираюсь притворяться, что это так. У нее есть все, чего нет у меня. У вас есть история. История вашей любви. Я не собираюсь вставать между вами. И даже если я попытаюсь, — она запинается. — Я никогда не выиграю против нее.

— Это не соревнование, Дейзи.

Это не соревнование, потому что Дейзи стала для меня всем.

Она качает головой.

— Нет, это не так, потому что я не собираюсь бегать.

Она поворачивается, чтобы снова уйти, но я останавливаю ее.

— Не уходи от меня, это еще не конец, Дейзи.

— Это случилось в ту минуту, когда она вернулась в твою жизнь. Я не глупая, Картер. Я видела, как ты смотрел на нее, как твои глаза загорелись, когда она коснулась тебя. Между вами что-то есть, и я не собираюсь наблюдать за этим, — она тянет прядь своих волос и смотрит наверх, пока слезы падают на лицо. — Мне не стоило с тобой связываться.

Я могу принять все, что она говорила раньше. Я не согласен, но могу это принять. Но сказать, что она никогда не должна была со мной связываться? Это чертовски больно. Я тоже так думал, но теперь я очень хочу, чтобы она не верила в это. Хочу, чтобы она была моей.

— Я воспользовалась возможностью, потому что встретила парня, от которого не могла оторвать взгляд, — она трясет головой в неверии. — И посмотри на меня. Во вчерашней одежде, со спутанными волосами, с обувью в руке наблюдаю, как мой парень воссоединяется со своей бывшей девушкой, — останавливаясь, она сердито смотрит сквозь густые светлые волосы. — Это было по-настоящему, Картер? Это так? Или ты просто использовал меня, как сказал твой дядя?

Она прикалывается надо мной? Это было по-настоящему? Я никогда не чувствовал себя таким живым, пока она была в моих руках. Все в наших отношениях было настоящим. Как она может этого не видеть?

Может быть, потому что я придурок с девушкой, которая ждет меня наверху, и не способный двух слов связать.

Она кивает, сжимая губы.

— Так я и думала, — что? Нет. — Увидимся позже, Картер.

— Дейзи.

— Нет, — она кричит, ее слова звучат, как рыдания. — Я чувствую себя разбитой, Картер. Я только начала принимать себя, пытаясь поверить, что я женщина, которую ты видел. Кем-то подходящей. С потенциалом. Теперь я просто чувствую себя глупо. Я так быстро отдала свое сердце, чтобы его разбили, — она плачет еще больше, делая мне больно. — И прошлая ночь, боже, прошлая ночь была просто… — она делает паузу. — Это было по-настоящему для меня, Картер. Настолько, что я подумала, просто, может быть, ты тот человек, с которым я должна быть, — она грустно усмехается. — Думаю, век живи, век учись, — вздыхая, она прижимает свои вещи и поворачивается к двери, глядя через плечо: — Это было по-настоящему для меня. Мне просто жаль, что для тебя это было не так.

Меня будто заточили в камень, пока я стою и наблюдаю, как она медленно уходит, но я не могу двигаться. Почему я не иду за ней? Почему не останавливаю? Почему не кричу, что для меня это было тоже по-настоящему?

Потому что впервые в жизни я напуган. Самая чистая и настоящая красота, с которой я когда-либо сталкивался, отдала мне свое сердце, а я просто уничтожил его. Я не хотел этого. Это все застало меня врасплох.

Встретиться со своими страхами.

Я думал, что мой страх ничего из себя не представляет, когда на самом деле, мой настоящий страх — это научиться любить.

И любовь, которую я хотел, только что покинула здание.


Джейс


— Когда через несколько недель мы закончим нашу программу, я на самом деле хочу, чтобы вы поразмышляли о своих достижениях, мыслях и чувствах, которые вы испытали, познавая что-то новое и исследуя новые сферы вашей обычной жизни. Вы узнали о себе то, чего не знали раньше? Вы нашли в своем теле силу, о которой не знали? Ваша душа связывалась с другим так, как вы не ожидали? Размышление. Сегодня вы ничего не будете делать, кроме размышлений и оценки вашего прогресса, — Марлен как обычно сидит на своем столе и осматривает комнату. — За эти последние несколько недель вы должны были узнать ваши пределы, они должны были помочь вам скорбеть и расти. Даже в собственном ритме вы должны чувствовать разницу в вашем привычном отношении к жизни. Наблюдайте и оценивайте, потому что следующей задачей, с которой вы столкнетесь, будет принятие. Что это значит?

Несколько человек поднимают руки, но она жестом показывает их опустить.

— Я не хочу, чтобы вы отвечали. Я хочу, чтобы вы подумали над этим. Что такое принятие для вас?

Ненавижу такие вопросы. Что такое принятие? Ну, согласно словарю Вебстера…

На самом деле, что мы должны сказать?

— Я вижу много пустых взглядов. Позвольте мне направить вас, — Марлен кружит по комнате, продолжая: — Как группа, мы связаны через эту программу, принимая задачи и пытаясь выполнить большинство из них, отталкиваясь от основного списка в ожидании следующего вызова. Но кто-нибудь из вас сидел и действительно оценивал, откуда вы пришли, как далеко вы прошли это новое путешествие, какую работу проделали и чего достигли? Уверена, что такие есть. Но предполагаю, что восемьдесят процентов из вас этого не сделали. И это нормально, вы были вовлечены в это в определенный момент, и теперь нужно притормозить.

К счастью, в углу экрана на iPad я вижу Холлин. Она одета в штаны для йоги и облегающую рубашку с длинными рукавами. Все, что я хочу сделать — это прыгнуть через экран, схватить ее и обнимать. Ненавижу, что я сейчас так далеко. Снова, я не могу все контролировать.

— Я хочу, чтобы вы подумали о том, кем вы были перед тем, как пришли в программу, и кто вы сейчас. Пришло время принять прошлое, то, что оно дало вам, уроки, которые вы усвоили, и начать принимать новых вас.

Разделяясь на наши группы, я заметил, что Картер не сидит рядом с Дейзи. И Дейзи, я никогда не видел, чтобы она выглядела такой подавленной. Что, черт возьми, сделал этот мудак?

— Где Картер? — спрашиваю я.

Дейзи смотрит вниз на ноги, поэтому отвечает Холлин.

— Не уверена. Сегодня вечером он не появлялся.

— Дейзи, — я не продолжаю, пока она не посмотрит в мою сторону. Как только наши взгляды встречаются, я спрашиваю: — Ты в порядке?

Я замечаю ее дрожащие губы, когда она качает головой, нет. Черт.

— Что происходит?

Холлин отвечает за нее.

— Бывшая Картера вернулась в город. Это была не очень приятная встреча для Дейзи.

— Черт, — я тру лицо. — Прости, Дейзи.

Она пожимает плечами и кротко отвечает:

— Я не боролась. Было понятно, что между ними что-то есть, — она вздыхает. — Я действительно не хочу об этом говорить.

— Понятно, — я смотрю на Холлин, чтобы понять ее и говорю: — Давайте просто напишем наши письма и подумаем, как сказала Марлен. Дейзи, мы здесь, если тебе надо поговорить. Не считай это неудачей, а скорее мотивацией в том направлении, в котором ты идешь. Ты знаешь, как связаться со мной.

— Спасибо, Джейс, — она быстро вытирает слезу и достает свои письменные принадлежности. Она прижимает к себе ноги и начинает писать письмо, пока слезы текут по ее лицу. Это просто убивает меня.

— Холлин, перезвонишь мне?

— Конечно.

Она не успевает отключить iPad, прежде чем позвонить мне на мобильный. Как только отвечаю на звонок, говорю:

— Я, нахрен, убью его.

— Встань в очередь.

— Какого черта произошло?

— Я еще не в курсе всех подробностей. Но знаю, что Дейзи провела ночь у Картера и, когда она проснулась, Саша вернулась в квартиру, отдала Картеру деньги, которые забрала у него, сказала, что любит его и хочет вернуться.

— О, да ладно. И что он сделал?

— Когда она ушла, он все-таки пошел за ней. Но когда она спросила, было ли у них все по-настоящему, он не ответил.

— Ага, я убью его.

— Я просто не понимаю, — говорит Холлин. — Я знаю Картера уже определенное время и каждый раз, когда он рядом с Дейзи, я вижу трепет в его взгляде. Рядом с ней он другой человек. Как будто он наконец-то нашел счастье. Я не понимаю, почему он не ответил ей.

— Может, у него до сих пор чувства к Саше?

— Возможно, — Холлин вздыхает. — Я чувствую себя так паршиво из-за нее. Аманда сказала, что Дейзи слонялась по дому и даже не подходила к своему рабочему столу, а это причина для беспокойства.

— Ей нужно развеяться. Думаешь, она захочет тоже прийти на игру? Я могу это организовать. Она когда-нибудь была за пределами штата? Может, это именно то, что ей нужно.

— Ты сделаешь это?

— Разумеется. Она друг, Холлин. Я забочусь о друзьях. Узнай все детали, и я достану билеты.

— Ты потрясающий, — она останавливается. — Эй, а как прошла твоя встреча с адвокатами? Ты не говорил об этом.

Она имеет в виду кошмарную встречу? Ту, когда мои адвокаты сказали, что есть пятьдесят процентов, что это усыновление может быть отменено? Ту, где казалось, что стены давят со всех сторон, пока я практически задыхался.

— Не самая удачная встреча. В принципе, у Ребекки большие шансы. Я без понятия, что делать.

— И разговор с ней не работает?

— Не особо. Даже если бы попытался нормально поговорить с ней, я взрываюсь каждый раз, когда она рядом. С ней невозможно сохранять спокойствие.

— Это понятно. Я бы хотела что-нибудь сделать.

— Просто будь здесь, детка. Это все, что я прошу.

— Я могу это сделать. Эй, Марлен начинает собирать письма, мне лучше написать свое. Позвони мне вечером, чтобы узнать подробности. Я обязательно поговорю с Дейзи перед отъездом.

— Ладно, звучит хорошо.

Телефон замолчал, и я почувствовал себя одиноко в моей пустой квартире. Я немного путешествовал из-за бейсбола и всегда был одиноким в плане личной жизни. Но я хотел семью, и это часть боли из-за потери Хоуп. Мне было легче, что у нее есть семья, которую она заслуживает, но я не смог ее оставить, чтобы заполнить пустоту в моей душе. Моя жизнь изменилась с появлением Холлин. Я увидел, каково это — быть с кем-то, о ком можно заботиться.

Будет ли она той, кого я смогу назвать своей? Я чертовски надеюсь, потому что я влюбился в нее. Я так сильно влюбился в нее.


***


Дорогая Жизнь,

Я стала смелее и пыталась быть позитивной, но я чувствую болезненное состояние из-за идеи пойти на игру Джейса. Я в ужасе.

Так много воспоминаний и эмоций, так много вины. Может ли Эрик сейчас видеть меня? Что он думает о Джейсе? Он одобряет? Он хотел, чтобы я нашла утешение у кого-то другого? Если бы мы поменялись ролями, я не знаю, смогла ли радоваться тому, что Эрик двигается дальше? Я всегда была очень ревнивым человеком.

Почему я не могу быть как те люди, которые живут и никогда не сталкиваются с неудачами? Или почему я не та, кто справляется с ними? Ты бросила мне вызов, но я не уверена, что я достаточно сильна, чтобы это преодолеть. Как мне найти свою силу?

Помоги мне, жизнь. Помогите мне принять эту потерю. Пожалуйста, помогите мне это сделать. Я просто хочу, чтобы это больное чувство наконец-то прошло.

Пожалуйста.

Искренне, Холлин.


***


Дорогая жизнь,

Тебе когда-нибудь нравилась девушка? Мне нет, пока не появилась Саша. Ты когда-нибудь слышала песню Girl Crush от Little Big Town? Уверена, что да. Я слышала ее по радио и не могла думать ни о чем другом.

Как поется в песне, я хочу утопиться в ее духах. Мне нужны ее длинные черные волосы. Я так сильно хочу знать, каково это — быть ею, потому что у нее есть все.

У нее есть Картер.

Я знаю, что решила уйти и, казалось, что это логично, учитывая их историю, но я не ожидала, что буду чувствовать себя настолько жалко и отчаянно, чтобы быть кем-то другим.

И я ненавижу это в себе. Я не хочу быть другим человеком. Я хочу быть собой. Эта жизнь, которую я стараюсь прожить, пытаясь развиваться, не должна быть сосредоточена на одном человеке и его сердце. Это должны быть я и бьющийся орган в моей груди.

Во время этой программы, которую я провела с Картером, я узнавала жизнь с ним. Ну, с меня хватит. Я хочу жить для себя. Я хочу знать, каково это ходить в кинотеатр. Как стоять на вершине горы, где ветер — мой единственный друг. Я хочу начать карьеру. Я хочу иметь свое собственное место. Я хочу ходить голой в своей квартире только потому, что могу.

И я хочу, чтобы моя жизнь вращалась вокруг моей страсти, а не человека, которым я увлечена.

Эта девушка в зеркале не исчезнет. У нее все еще есть немного сил для борьбы.

С уважением, Дейзи.


***


Дорогая жизнь,

Мы с моим лучшим другом не разговариваем.

Я едва общаюсь с девушкой, в которую влюбился.

Моя бейсбольная карьера отошла на второй план.

С каждым днем мне все сложнее дышать.

И у меня есть одна обязанность — дать Хоуп возможность иметь семью и, судя по всему, я проваливаюсь с треском.

Если принимать мое прошлое и будущее, то я в полном дерьме.

Могу ли я это пропустить, ничего не принимать и начать все сначала? Возможно, сейчас это лучший вариант.

Джейс.


***


Картер Кроуфорд: Не присутствовал на встрече. Болеет, судя по справке от врача. Надеюсь на его скорое возвращение. Быстро обсудив материалы, я предложила ему помощь в принятии. Он повесил трубку, прежде чем я успела попрощаться. Я не вижу в нем никаких перемен. Не уверена в том, что он изменится.

Марлен.


Шаг 7: Принятие


Картер

Холодное стекло прижимается к моим пальцам. Бутылка, из которой я пью последние несколько часов, присоединяется на пол к ее друзьям в коллекцию «а не пойти б всему на хер». И есть еще кусочки сильно переоцененной бумаги с изображением Бенджамина Франклина.

Деньги. Вот что вращается вокруг этого мира. Алчность. Грязные деньги. Такие сжигающие, разрушающие, украденные вещи могут либо сделать лучше твою жизнь, либо разрушить ее.

Я ненавижу себя, сидя с двадцатью тысячами долларов, которые стали моим счастливым билетом. Готов поспорить, что каждый последний цент Саша отдавала мне, надеясь все потерять. Я хотел, чтобы у меня все забрали, потому что это уже произошло, и с тем же успехом могут покончить с остальной моей дерьмовой жизнью.

Я позволил ей уйти, даже не пытаясь вернуть ее. Я позволил ей слушать Сашу, когда она говорила о своей любви ко мне, не отвергая ее. Я позволил ей смотреть, как Саша касается меня и прижимается, вторгаясь в мое пространство. А потом я просто позволил ей уйти из моей жизни, потому что я долбанный трус.

Мне не составило труда выгнать Сашу из квартиры после этого. Несмотря на то, что я чувствовал к ней в прошлом, именно там и остались эти чувства — в прошлом. Ничто не сравнится с тем, когда я с Дейзи. Она изменила меня, превратила в другого человека, который на самом деле заботится о чем-то, кроме стремления освободиться от моего дяди.

С Дейзи казалось, будто моя жизнь заиграла музыкой с яркими красками в виде чертовых танцующих стеганых жилетов и отвратительных водолазок.

Теперь мир стал скучным, тоскливым и серым. И изнуряющая боль в моей груди, из-за которой я сдался в попытке двигаться к своим целям.

И «Дорогая жизнь»? Ага, чертова программа. Попросить помощи у врача — друга Фитси, написать записку было просто, и было пыткой слушать Марлен, пытающейся научить меня по телефону. У этой сучки есть сиськи, и она думает, что может спасти всех. Новость, Марлен: некоторые люди не заслуживают спасения.

И знаете, некоторые люди не хотят быть спасенными. Не могут.

Я не могу понять, почему с бутылкой виски в одной руке и ключом к моей свободе в другой, я так и не пробился через стеклянный потолок моего заключения.

Я не был на работе несколько дней, игнорируя моего дядю каждый раз, когда он звонил, чтобы узнать, почему я не появлялся. В его голосовых сообщениях много угроз, на которые мне плевать, потому что у меня есть ключ к моей свободе. Деньги.

Мое тело немеет от каждого глотка, когда янтарная жидкость обжигает мое горло, что помогает ненадолго унять боль в моем теле.

Помойка. Эта квартира такая дыра. Был один человек, которому нравилось это, потому что она могла видеть хорошее во всем. Она видела в этом свободу. Я вижу это как тюрьму из одиночества в окружении своих демонов. Моя кровать была для нее самым удобным местом для сна. Для меня это прямоугольник жалости. Моя кухня была местом, где она видела меня в своей стихии. Для меня это постыдный храм, где я разбил сердце единственному человеку, о котором когда-либо заботился.

Поднеся бутылку к губам и откинувшись назад, я вздрагиваю от грохота кулаков по входной двери, из-за чего проливаю виски на рубашку.

— Бл*дь, — бормочу я, ставлю бутылку на журнальный столик, поглядывая в сторону двери. Кое-кто пожалеет, что побеспокоил меня.

Шатаясь, я иду к двери, и как только открываю ее, мое лицо встречается с кулаком, из-за чего я отлетаю назад, приземлившись на задницу. Дезориентированный, я пытаюсь понять, что только что произошло, когда вижу своего дядю с трясущимся кулаком.

— Вставай.

— Пошел ты, — плюю я, чувствуя вкус крови во рту.

Качая головой, он закрывает дверь и смотрит на меня.

— Забавно, как иногда я могу ошибаться в людях.

— Что это значит? — я трогаю челюсть. Нет, не сломана, просто охренеть как болит. Если бы я не был в таком состоянии, я бы двинул ему в ответ, показывая, что он не может больше мной управлять.

— Когда ты пришел в мой дом с одним жалким чемоданом, но с надеждой во взгляде, я подумал, что ты действительно станешь кем-то, — взмахнув рукой, он продолжает: — Думаю, я был не прав. Ты такой же жалкий, как и твой отец, без будущего и стремлений.

— Иди нахер. У меня есть стремления, — я держусь за стену, когда встаю. Пользуясь моментом, чтобы ответить правильно, я продолжаю: — Я хочу гораздо больше, чем эта свалка, но ты сдерживаешь меня, заставляя расплачиваться с этим рабством.

— Нет, сынок, это ты себя сдерживаешь.

— Не называй меня сынок. Ты не заслужил этого права.

— Какого черта нет? Ты не голодал, тебе было где спать, и я дал тебе возможность следовать за своими интересами. Я дал тебе чертовски много, чего не скажешь о твоем отце.

— Да, с долбаным чувством вины и кучей долговых расписок.

— В жизни ничего не дается просто так, Картер. Ты должен работать для этого. Возможно, я не знал, что я делаю, воспитывая не своего ребенка, но я сделал все возможное, чтобы ты знал цену труду. А знаешь, почему? Потому что я не хотел, чтобы ты закончил, как мой брат-наркоман, для которого единственной радостью была игла. Я все испортил? Разумеется. Я винил тебя в недостатке моей свободы? Часто. Но я не буду извиняться за то, что заставлял тебя работать. За то, что никогда не давал тебе ничего бесплатно, потому что теперь ты знаешь цену своего труда. Ты знаешь, как держаться на плаву, — оглядываясь, он говорит: — Ну, я так думал.

Сбитый с толку, я иду к дивану и пытаюсь собраться с мыслями. Всю жизнь он вызывал во мне отвращение, разрушал мою жизнь из-за того, что я испортил его. И да, возможно, его методы имели смысл, чтобы сделать из меня человека, но черт, я не могу нормально мыслить из-за выпивки.

— Ты не мог проявить немного сострадания? Немного понимания к маленькому мальчику, который потерял своих родителей? ― спрашиваю я.

— Я не знаю этой эмоции, Картер. Мой отец был алкоголиком, и я не знал свою мать. Во мне нет сострадания.

— Мне было страшно, — мягко говорю. — Я потерял все, что знал, и мне пришлось жить с человеком, которого я боялся, и который не хотел иметь со мной ничего общего. Каждую ночь я ложился спать и прятался в шкафу в страхе, что ты сделаешь со мной что-нибудь из-за своего непостоянного характера. И когда я стал старше и сильнее, чтобы держать себя в руках, ты превратил меня в озлобленного человека. Ты говоришь о ценностях и правилах, но где ценность в проявлении человечности? — я указываю на него, делая акцент на словах. — Ты мог бы не просто принимать меня, но и проявить немного доброты, интереса и любви.

Опираясь рукой о столешницу, он кивает, не глядя на меня.

— Я мог бы, — тихо говорит он. — Но я не такой человек, и не боюсь в этом признаться, — он смотрит на меня. — Но ты такой. Та девушка, с которой ты был, она ведь много значит для тебя?

— Так и было, — признаюсь, чувствуя горечь.

— Было, — он сжимает губы. — Из-за меня? Из-за того, что я сказал?

Я хочу сказать да, но знаю, что это не правда.

— Нет, это из-за меня, — я останавливаюсь. — И, возможно, немного из-за тебя. Я сломал ее. Я не могу никого впустить, потому что я озлобленный пессимист. — Я тот человек, которого ты создал. — Вроде тебя.

— Ты тот, кем хочешь быть, Картер. Это мой выбор быть таким, жить в одиночестве, управлять рестораном и никогда не покидать пределы своей стихии. Но ты не должен. У тебя есть потенциал. Думаешь, зачем я отправил тебя в программу «Дорогая жизнь»?

— Ты хотел, чтобы до конца жизни я был гребаным поваром. Хотел вернуть потраченные на меня деньги.

— Нет, — он качает головой. — Меня не волнуют деньги. Я никогда не собирался их брать, но я хотел, чтобы ты работал и узнал цену деньгам. Что касается работы, тебе нужно было знать, что значит работать на кого-то, знать, что ты не божий дар и эксперт во всем. Для смирения необходим долгий путь, Картер, — жизнь рушится на миллион частей от этой мысли. — Я отправил тебя на эту программу, потому что видел в твоих глазах темноту, которая была у твоего отца. Меня это испугало. Ты балансировал на грани и мог потерять потенциал, который я вижу в тебе. Я не мог убедить тебя в этом, поэтому принял меры.

— Я не могу… — пальцами перебираю свои спутанные волосы. — Какого хрена ты ничего не сказал?

— Потому что ты делаешь все по-своему, упрямец, и не слышишь меня. Как я и сказал, я никогда раньше не воспитывал детей и уверен, что был не лучшим примером. Я не знал, что делаю. Тебе повезло, что ты был одет и накормлен. Но я заботился о тебе, Картер, до сих пор.

— Поэтому ты пришел ко мне домой и долбанул мне в челюсть?

— Это называется вдолбить данную мысль тебе в голову. Я понимаю это буквально, — я вижу маленькую ухмылку, и впервые вспоминаю, как мой дядя шутит со мной.

Это странно.

— И что теперь? — спрашиваю я, смущенный всем разговором. — Мы пожимаем друг другу руки и становимся лучшими друзьями?

— Нет, если я смогу помочь, — он смеется и смотрит на диван, где лежат деньги. — Твое добро?

— Ага. Я собирался заплатить тебе, как только подниму свою задницу с дивана.

Он кивает.

— Видимо, я не должен чувствовать себя виноватым из-за того, что уволил тебя.

— Ты меня уволил? — спрашиваю, не слишком удивляясь.

— Да, я не терплю криков и представлений в моем ресторане, и я, черт возьми, не делаю поблажки из-за родственных связей. За дверью вся твоя хрень в коричневой коробке вместе с последней зарплатой.

Как будто меня ударили, я сижу на диване и пытаюсь думать о том, что, черт возьми, я собираюсь делать. Да, у меня есть двадцать тысяч долларов, но все из них принадлежат не мне.

— Слушай. Это тот момент, перекресток, где ты можешь решить — следовать по стопам отца или, наконец, воспользоваться тем, чему я тебя научил, и сделать что-то для себя. Ты не должен мне деньги. Ты должен только показать, что что-то делаешь со своей жизнью. Не знаю, заслужил ли я это, но хочу, чтобы ты заставил меня гордиться. Воспользуйся деньгами, чтобы обрести свободу.

Потерев лоб, я не понимаю, как мне это воспринимать. Обрести свободу. Я хотел этого с тех пор, как поднял кухонный нож, но я чувствовал себя подавленным человеком, который теперь освободился. И когда у меня есть это, я не знаю, в каком направлении двигаться, потому что единственное, что я очень хочу, больше не присутствует на этой картине.


Холлин


— Ух ты, посмотри на этот кактус, — Дейзи смотрит в окно такси, пока водитель рассказывает факты об Аризоне. Вы знали, официальным символом Аризоны является галстук «боло»? Да, я тоже. Но теперь знаю.

Что я еще узнала во время этой поездки:

Дейзи потеряла девственность с Картером ночью накануне их расставания.

Картер — типичный мужчина с боязнью обязательств.

И я не хочу быть здесь.

Вы можете изменить взгляд на некоторые вещи, если проведете время с кем-то, кто не покидает пределы города, в котором живет.

Я чувствую подступающую тошноту, несмотря на то, как часто говорила себе, что сегодня буду веселиться.

— Холлин, спасибо, что пригласила меня. Мне необходимо было сменить обстановку.

— От него ничего не слышно? — она качает головой, и ее счастливое настроение пропадает из-за одного простого вопроса. Хорошая работа, Холлин. Видимо, несчастье любит компанию. — Никто не видел его в ресторане. Он там не появлялся.

— И его не было на встрече. Думаешь, с ним все нормально?

Теперь она волнуется. Я и правда хороший друг.

— Если исходить из того, как хорошо я его знаю, то уверена, что он нашел утешение на дне бутылки.

— Мне это не нравится, — говорит Дейзи и смотрит в окно. — Мне это совсем не нравится. Это кажется огромной тратой времени и очень бессмысленно. Каким образом выпивка помогает?

— Она помогает забыться, — рассеянно говорю я. — Иногда люди не знают, как справиться с поворотами жизни, как на американских горках, поэтому мы молча обращаемся к нашим порокам за поддержкой: много едим, выпиваем или употребляем наркотики. Нет никакого фактического объяснения для этих действий. Только возможность ненадолго притупить боль в наших истерзанных и хрупких душах.

— Ты этим занималась, когда умер Эрик? Напивалась?

Из меня вырывается сардонический смех, когда я смотрю вперед на стадион.

— Да, Дейзи, я напивалась. Я много пила. Настолько, что однажды ночью мне пришлось промывать желудок. Мама и Аманда на протяжении месяцев заботились обо мне. Они следили за тем, чтобы я ходила на работу, а после забирали. Они наблюдали за каждым моим шагом, чтобы я не бросила все и не позволила своей жизни пойти под откос, — черт. Почему мне всегда так плохо, когда я говорю об этом? — Боль бывает разных форм и размеров и влияет на нас по-разному.

— Вы хотите выйти у главного входа или есть специальный, так как вы друзья мистера Барнса? — спрашивает водитель такси Сэнди.

Я отвечаю грустным тоном:

— У главного. Спасибо, Сэнди.

Я беру сумку и жду, пока машина остановится. Как только мы благодарим Сэнди и выходим из ее Форд Эксплорер, я сталкиваюсь со звуками и запахами спортивного события. Шумные болельщики, продавцы еды, взволнованные дети и персонал стадиона. Все готовятся к игре, ожидая за кирпичными и каменными стенами.

Я молча продвигаюсь к билетной кассе, надеясь, что Дейзи не отстает. Я забираю билеты, прохожу через ворота и нахожу наши места рядом с полем около скамейки запасных. Обслуживающий персонал тщательно подготавливают поле, игроки растягиваются и разминаются, а болельщики выпрашивают автографы. Недалеко от скамейки запасных стоит Джейс, держит перчатку у бедра и тянет за края бейсболки, разговаривая с одним из своих тренеров.

До этого момента я никогда не понимала, что Джейс профессионально играет в бейсбол. Я знаю его за пределами стадиона, и теперь, видя его в форме и уверенным в своей стихии, напоминает мне о другом человеке.

Эрике.

Как он держится.

Как он выглядит в бейсболке.

Как он шутит, бросая мяч.

Меня накрывают эмоции от воспоминаний.

Первое, что привлекло меня в Эрике — его ухмылка. Когда он стоял рядом, бросая мяч. Его сексуальная уверенность. Его опьяняющий запах. Глубокий голос, говорящий мое имя.

Холлин. Холлин. Холлин.

— Эй, Холлин. Ты в порядке? — Дейзи трясет меня за руку. — Извини, если я была грубой в такси. Все хорошо? Сейчас ты выглядишь как призрак.

Я смотрю на Джейса и вижу направленный на меня обеспокоенный взгляд. Сейчас у меня есть два варианта — сражаться или сбежать. Когда воспоминания подступают к горлу, у меня есть только один вариант.

Я еще не готова.

Я не могу это сделать.

Слишком рано.

— Холлин, ты куда? — зовет Дейзи.

Я не останавливаюсь. Я сбегаю. Врезаюсь в человека, который несет поднос с начос, и продолжаю уходить в прошлое, оставляя позади свое будущее.


Джейс


— Три промаха и два удара. Не лучший результат, Джейс.

Репортеры толпятся у моего шкафчика, кругом микрофоны, камеры ярко мигают у моего лица. Тренер проходит рядом с понимающим взглядом. Черт, я и сам знаю, что это не самый лучший результат.

— Просто отрабатываю удары, я буду готов к открытию сезона, — даю им общий ответ.

Я не собираюсь объясняться перед этими пиявками из СМИ, когда женщина, которую я хотел видеть поддерживающей меня на трибунах, убежала еще до первого броска. Я не собираюсь рассказывать им, что я влюбился в женщину, с которой никогда не смогу быть, потому что она всегда будет любить своего покойного мужа. Как бы я ни старался, сколько бы ее не поддерживал, ни одно мое действие или слово не сможет что-либо изменить. Нет смысла пытаться помочь двигаться дальше тем, кто этого не хочет. Даже если вы отдали им свое сердце.

Черт, она просто забрала его.

— Можем ли мы ждать от вас еще один сезон «Новичок года»? — спрашивает один из репортеров.

Я стягиваю полотенце с головы на плечи.

— Я не могу предсказать, что произойдет в этом сезоне. Все, что я знаю, это мой режим тренировок, моя связь с командой, и в последний год я сосредоточен на улучшении навыков игры.

Последнее утверждение — полная чушь, но им не надо знать об этом.

— Значит, улучшение навыков, — говорит репортер. Разумеется, они не могли не зацепиться за это. — А это связано с тем, что вы отдали своего ребенка на воспитание другой семье?

Какого черта?

Ища в толпе человека, который задал вопрос, я спрашиваю:

— Где, черт возьми, вы получили эту информацию?

Мужчина справа нервно оглядывается по сторонам из-за моей реакции.

— У меня есть источники.

Отодвигая репортеров, я хватаю его за воротник рубашки и смотрю на него.

— Какие, бл*дь, источники?

— Джейс, — тренер подбегает ко мне и оттаскивает от репортера, который поправляет свой галстук и ухмыляется.

— Я приму это как «да», — предполагает репортер.

— Уберите его отсюда, — кричу я, когда тренер и несколько игроков уводят меня.

— Барнс, закрой свой чертов рот и иди в мой кабинет.

Не лучший мой день, не лучший результат, не лучший темперамент.

Еще один штраф и угроза отправить меня обратно в младшую лигу. Спустя два часа я забираю сумку из машины и иду в свою квартиру. Если бы я не переживал весь этот кошмар, тренер привел бы в действия свои слова. Его терпение на исходе. Весь этот день был не таким, как я планировал. Я не ожидал, что буду так плохо играть, что практически прибью репортера о стену раздевалки и вернусь домой в одиночестве. И все-таки это произошло.

Когда я иду по темной дороге в сторону квартиры, замечаю знакомую фигуру, которая сидит у моей двери.

Холлин.

Она свернулась клубком, прижав к себе ноги, ее волосы обрамляют лицо, и она выглядит побежденной. Она не может быть на игре, но может после этого вернуться в мою временную квартиру. Я хочу быть мужчиной, в котором она нуждается, тем, кто обнимет и поймет, но я сейчас не в том состоянии. Сейчас я обеспокоен, зол и желаю напиться.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, ища ключ от дома. — Где Дейзи?

От моего голоса она подпрыгивает и, заправляя прядь волос за ухо, встает.

— С ней все в порядке, не волнуйся, — она вздыхает. — Я хочу извиниться.

— За что? За то, что дала мне ощущение, что ты действительно хочешь двигаться дальше? Что, возможно, есть хоть немного надежды на отношения между нами? Что, возможно, ты можешь влюбиться в меня, так же как я влюбился в тебя?

— Джейс… — на мгновение ее дрожащий голос ослабляет мою злость.

— Холлин, почему ты ушла?

Она смотрит на меня мокрыми от слез глазами.

— Это было слишком сложно для меня.

— Ага, ну такова жизнь, Холлин, — разочарованный, я хватаюсь за затылок и смотрю на нее. — Жизнь — это не какая-то прогулка в парке, где можно загадывать желания на одуванчиках. Жизнь — это работа. Жизнь — это путь из побед и поражений. Успехов и неудач. Опыта и новых возможностей. Ты не сможешь что-либо изменить, пока сидишь и ожидаешь других результатов.

— Я пытаюсь, — плачет она.

— Ты говоришь, что пытаешься, Холлин. Но теперь это просто пустые слова, — сокращая расстояние между нами, я указываю ей на грудь и говорю: — Чтобы расти, тебе нужно попробовать отсюда, — я касаюсь ее сердца, а затем головы. — И отсюда. Ты не должна делать вид. Ты должна на самом деле хотеть этого. Ты должна хотеть измениться. Ты должна хотеть отпустить. Я не вижу, что ты на самом деле хочешь попытаться. И да, это моя вина, что пытался подтолкнуть тебя, когда ты не была готова. Я беру вину на себя. Но я больше не могу идти по этому пути. Если сегодняшний день не пример, то я не знаю, что это.

— Ты тоже не отпускаешь, Джейс, — говорит она, подняв подбородок. —Ты говоришь о переменах, об изменениях в нашей жизни, но ты до сих пор так и не пришел к Хоуп, несмотря на приглашения от Джун и Алекс. Ты даже не можешь говорить о ней. Ты не можешь говорить со мной о переменах в жизни, когда ты тоже стоишь на месте.

— Нет, — я качаю головой. — Не переводи стрелки на меня.

— Какого черта нет? Мы с самого начала были вместе. Будь честным, Джейс, да? Разве это не был девиз наших отношений? Ну, я буду честной. Ты тоже не двигаешься дальше. Каждый день ты все дальше и дальше погружаешься в яму скорби и жалости. Если бы ты действительно был заинтересован в изменении ситуации, ты бы уже это сделал.

— Холлин, не хочу быть мудаком, но я совсем недавно отказался от своего ребенка. Ты скорбишь почти два года.

Отступая назад, она складывает руки на груди.

— Не хочешь быть мудаком? Так вот, новость — только мудак скажет такое. Иди ты нахрен за то, что осуждаешь меня в период скорби. Ты решил отказаться от своей дочери, а у меня не было выбора в этом вопросе, когда Эрика забрали у меня.

— Я не хотел отказываться от нее, — кричу я, вероятно, разбудив всех соседей. — Ты не думаешь, что это было самое трудное решение в моей жизни?

Вздохнув, она опускает руки и искренне отвечает.

— Я знаю, что это было тяжело, Джейс. Извини.

— Черт, — сдавшись, я сажусь на пол спиной к стене. Холлин присоединяется ко мне. — И здесь мы должны работать над принятием. Я уверен, что мы оба вернулись на первый шаг. Скорбь, — я беру ее за руку и целую, прежде чем положить ее обратно на колени. — Мы больше не можем делать это вместе.

— Что? — она резко поворачивается в мою сторону. — Джейс, это всего лишь небольшой спор. Мы друг друга поддержка.

Так ли? Или, возможно, это все, кем мы когда-либо будем. Она влюблена в другого и, вероятно, никогда не полюбит меня. Я хотел большего, но я не могу продолжать терпеть эту боль. Мне лучше быть одному.

— И я буду радоваться за тебя со стороны, но мы не можем больше контактировать. Мы должны помогать друг другу, чтобы подняться, а происходит все наоборот. Мне нужны отношения, к которым ты не готова, а твое нежелание ежедневно убивает меня. Мы сейчас токсичны друг для друга, Холлин. Это вредно для нас.

— Ты не можешь оставить меня, Джейс. Я не могу этого сделать.

Повернувшись к ней, я провожу рукой по ее щеке и вытираю слезу.

— Ты сильнее, чем думаешь, Холлин. Ты контролируешь исход своего будущего, а не кто-то другой. Используй силу, которая у тебя появилась за последние несколько месяцев. Собери огонь, из-за которого ты сгорела, и преврати это в нечто большее. Холлин, докажи свое существование.

Я прижимаю ее к себе. Наклоняясь вперед, целую ее в щеку, в последний раз вдыхаю ее запах и отодвигаюсь.

— Знай, что хоть и издалека, но я твой самый большой болельщик. Прими свое прошлое, оставь Эрика рядом, но не позволяй ему удерживать тебя от твоего будущего, — я смотрю на нее и запоминаю этот момент, зная, что мы, вероятно, больше никогда не будем говорить. — Боже, я люблю тебя, Холлин. Мне жаль, что у нас не было времени, — я печально улыбаюсь. — Может быть, в другой жизни.

В последний раз я прижимаюсь губами к ее, поклявшись, что это тот момент, который изменит ход всей моей жизни. Она права. Я не двигаюсь дальше. Мне страшно. Я не ничего не делаю, чтобы измениться. Но это конец.

Черт, я потерял ее, и это повлияло на мою игру. Это повлияло на каждую часть моей жизни. Но я должен быть ангелом-хранителем для Хоуп. Я должен убедиться, что она получает лучшее, потому что заслуживает это. Я должен быть лучше для нее, и она это получит. Пришло время двигаться вперед. Пришло время доказать мое существование.


Дейзи


— Еще чаю?

— Конечно, — бабушка наливает мне еще одну чашку дрожащими, обветренными руками и передает мне молоко и сахар. — Спасибо бабушка.

— Без проблем, — она откусывает еще одно печенье Snickerdoodle81, которое я приготовила. — Ты действительно научилась хорошо печь. Оно восхитительно.

— Я училась у лучшей.

— О, дорогая, — она машет рукой перед лицом. — Ты льстишь мне, — откусив еще, она спрашивает: — Из-за чего у тебя такое мрачное настроение? Ты обычно улыбаешься и рассказываешь о тканях, которые нашла по скидке.

— Не лучшая неделя, — это, наверное, преуменьшение. Я чувствую, что новые отношения, которые у меня появились, рухнули. Мне пришлось несколько раз звонить Холлин, чтобы узнать, что с ней все в порядке после того, как она сбежала со стадиона. Надеюсь, я больше не увижу тот взгляд боли и разочарования на лице Джейса. Он выглядел еще хуже, чем в первый день, когда мы встретились.

Признаться, полет обратно в Денвер был немного пугающим, но я смогла пройти через аэропорт… благодаря работнику авиакомпании.

— Это имеет отношение к Картеру? — и теперь он. Картер, тот, кого я смогла полюбить. Какой я была глупой и наивной.

— Да, — я сажусь. — Я действительно не хочу об этом говорить. Давай просто скажем, что ничего не получилось.

Похлопывая меня по руке, она говорит:

— Мне очень жаль это слышать, дорогая. Знаешь, я здесь, если ты захочешь об этом поговорить.

— Знаю, — останавливаясь, я набираюсь смелости, чтобы поговорить с ней о реальной причине, по которой пришла сегодня. — Могу я задать тебе вопрос, бабушка? — я размешиваю свой чай, чувствуя тревогу из-за последующего вопроса.

— Ты можешь спрашивать, о чем угодно. Хочешь поговорить об удовольствии без последствий?

— Ни за что, — я смеюсь. — Не обижайся, бабушка, но я не хочу говорить с тобой об этом. Никогда.

— Справедливо, — она поднимает руки. — Но я могу рассказать, если ты когда-нибудь захочешь. Я очень разбираюсь в этой теме.

— Это то, чего внучка никогда не должна знать, — мы смеемся, что вызывает у нее кашель. — Ты в порядке?

— Да, дорогая. Теперь задавай свой вопрос, пока я не покрылась паутиной от ожидания.

— Ладно, просто знай, я не хочу ранить твои чувства этим вопросом.

— О, я знаю, что ты никогда не сделаешь это нарочно. Продолжай.

— Мне просто интересно, почему ты держала меня в безопасности всю жизнь. Почему мы никогда не были за пределами города? Почему я была настолько изолирована, из-за чего у меня не было друзей? — я вздрагиваю, ненавидя себя за неблагодарность. Эта женщина дала мне все. А я здесь спрашиваю ее о методах воспитания, но только с целью, чтобы двигаться дальше. Мне нужно знать причину.

Выглянув в окно, она пьет чай, а глубокие морщины на ее щеках напоминают мне о ее возрасте.

— Я когда-нибудь рассказывала тебе про день, когда не стало твоего деда?

— Хм, не помню. Только то, что он был психически болен и его госпитализировали.

— Верно. Но я не сказала, что у него было посттравматическое стрессовое расстройство. Он воевал во Вьетнаме. Он ушел помогать счастливым, гордым и любящим. Вернулся он уже совершенно другим человеком. Это был не Гарольд, за которого я вышла замуж. У него был измученный взгляд, он был рассеянным, и никогда полностью не вникал в происходящее. С каждым днем его настроение все чаще менялось настолько, что мне приходилось закрываться в ванной, потому что он относился к дому как к военной зоне, не понимая, где находится. В итоге, мне пришлось обратиться за помощью, и тогда он отправился в больницу… на один день.

— На один день? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Он решил, что этого достаточно и на следующий день повесился в нашем доме. Я пришла домой и нашла его мертвым. Он оставил записку, в которой говорилось, что мир — ужасный, жестокий, полный ненависти, в котором он больше не хотел жить.

— О боже, бабушка. Я не знала.

— Мало кто знает. Я была физически и эмоционально подавлена, и впала в глубокую депрессию. Я похоронила себя в одиночестве, не желая видеть мир, который забрал моего Гарольда, — она смотрит на меня со слезами на глазах. — И потом появилась ты. Ты была маленьким лучиком солнечного света в моей жизни, а я не знала, что мне нужно. Ты была яркой и веселой. Это вернуло прежнюю меня, и я не хотела это потерять. Поэтому я держала тебя рядом. Это было неправильно? Держать тебя в уединении от внешнего мира? Да, но могла бы я сделать это снова? Конечно. Дело в том, что, если бы я потеряла тебя в этом мире, я бы потеряла себя. Это было эгоистично с моей стороны, но это был единственный способ, который я знала, хватаясь за радость, которая появилась благодаря тебе.

— Бабушка, — я чувствую подступающие слезы. — Что изменилось?

Она вытирает глаза дрожащими руками.

— Ты теперь взрослая. Ты стойко и мужественно справилась с моим инсультом, поэтому я знаю, что ты должна жить так, как хочешь ты, а не я, — коснувшись моей щеки, она добавляет: — И посмотри на себя, моя красавица. Это происходит, и ты сталкиваешься с тем, что может предложить этот мир: с хорошим, плохим и уродливым.

— Я доказываю свое существование, — шепчу изумленно.

— Так и есть, дорогая.

Размышляя о последних нескольких месяцах, я считаю, что все, чего я достигла к этому моменту: у меня появились друзья. Я внутренне изменилась, смогла сделать определенные вещи и узнать что-то новое, даже если они не отличаются разнообразием. И главное, я испытала единственную эмоцию, которая бывает у каждого: любовь. Пусть это было недолго, но у меня это было, и я должна гордиться собой. Но я думаю, что для меня должно быть что-то еще.

Немного неуверенно, я спрашиваю:

— Бабушка, как ты думаешь, я способна совершать великие дела?

— Я думаю, ты способна на большее, чем просто великие дела, дорогая. Я думаю, ты застряла в бассейне и едва почувствовала воду. Впереди будет много чего, и я не могу дождаться того, чтобы увидеть, как ты используешь свой потенциал.

Бабушка не первая, кто думает, что у меня есть потенциал. Картер сказал то же самое. Может, пора и мне поверить в это.

— Спасибо, — я встаю, ополаскивая свою пустую чашку в раковине.

— Какой у тебя план? — спрашивает бабушка.

— Мой план?

— Да, что ты будешь делать после «Дорогой жизни»?

Поворачиваясь к ней, я вытираю чашку и пожимаю плечами.

— Не уверена, но я готова это выяснить.


***


Дорогая жизнь,

Его слова снова и снова звучат в моей голове. Он любит меня. И когда он сказал эти три прекрасных слова, все, о чем я могла думать: как сильно его люблю. Но я не могла этого сказать. Что-то меня останавливало.

Сначала мне казалось, что это вина за любовь к другому мужчине, но после множества бессонных ночей, когда я думала о нем и о его голосе в моей голове, я поняла, что не вина сдерживает меня, а только я.

Как я могу быть с другим человеком, который отдал мне всю душу, если до сих пор живу в прошлом? Я не могу.

Я не могу двигаться вперед, пока держусь за прошлое.

Принять прошлое — это больше, чем просто сказать, нужно действовать. Я просыпаюсь каждое утро и провожу время в ванной, в которой все еще находится зубная щетка Эрика. В шкафу до сих пор хранится его одежда. Я нахожусь в квартире, в которой присутствует напоминание о человеке, которого я потеряла. Человек, который никогда не вернется и не полюбит меня снова.

То, что должно быть комфортным убежищем, является угнетающим напоминанием о том, что у меня было.

Больше нет. Теперь я двигаюсь вперед. Я не могу жить в таком состоянии. Я уже потеряла Эрика и не хочу потерять Джейса.

Искренне, Холлин.


***


Дорогая жизнь,

Где начинается мир?

С образования, работы, путешествий?

Есть так много вариантов и направлений. Что, если я выберу неправильный путь и упущу возможность начать что-то новое?

После разговора с бабушкой, я смогла положить конец ее рассуждениям о том, чтобы защищать меня всю жизнь, и теперь я готова сделать следующий шаг. Не знаю, что будет, но уверена, что рада этому.

Если бы я только могла пройти через это с Картером. Это займет некоторое время, но шрамы заживут и сделают тебя сильнее. Нужно извлекать уроки из неудачного опыта.

Как ни странно, я рада, что у меня появился жизненный опыт. Посмотри на меня, я взрослая!

С уважением, Дейзи.


***


Дорогая жизнь,

Если ты пытаешься меня сломать, ты проделываешь чертовски хорошую работу.

Тебе же хуже, но я сильнее, чем ты думаешь. Я не хочу испытывать тебя, но ты должна стараться лучше. Да, я мог бы показать какие-то слабые места, но я уверяю тебя, что становлюсь сильнее.

Пришло время сделать правильный выбор, по-настоящему встретиться со своими страхами, принять прошлое и стать счастливым. Пришло время исправить сломанное.

Джейс.


***


Дорогая жизнь,

Ты очуметь, какая запутанная.

Картер.


Шаг 8: Жить


Дейзи

— Хочешь кусочек?

Испуганный бурундук переводит взгляд от моего полусъеденного сникерса на меня, затем снова на батончик, и когда я думаю, что он собирается броситься на меня, чтобы забрать его, он прыгает вниз в кусты.

— Осторожно, дружище, — кричу я. — Вода еще холодная.

Выглядывая за выступ, я не вижу бурундука, а только кристально чистую горную воду, в которую недавно по ошибке окунула свой носок, предполагая, что немного всплеска было бы неплохо, и не думая, что вода все еще очень холодная. Фух, Дейзи, высота и все такое.

Ага, век живи, век учись.

И блин, я живу.

Сидя на скале, я держу руки за спиной, скрестив ноги, и наклоняюсь, наслаждаясь ветром, развевающий мои волосы и, откинув голову, вдыхаю свежий горный воздух.

Это мой второй поход с небольшой туристической группой. Хотя это и сложно, но полезно. К счастью, всю мою жизнь, прогулки с бабушкой держали меня в форме. Что еще хорошего? Эта небольшая группа тоже любит уединение, и так как мы ходим по безопасным местам, я могу спокойно наслаждаться красотой, без необходимости разговаривать. Горы стали моей новой зависимостью. Это успокаивает и умиротворяет. Это так волнительно, добраться до места назначения, с целью увидеть лесные просторы и оценить этот прекрасный в своем несовершенстве мир.

Это лучшая часть, потому что я могу очистить свой разум и сосредоточиться на настоящем. Я будто в состоянии медитации и сфокусирована на одном: моем назначении и активном путешествии, чтобы добраться туда.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, закрываю глаза и позволяю этой природе говорить вокруг меня.

Тишина.


Холлин


Я сижу в шкафу, скрестив ноги. Волнение нарастает, горло сжимается, когда я в последний раз прикасаюсь к лежащей вокруг меня одежде Эрика. Меня снова съедает чувство скорби.

Меня окружает запах его вещей: рубашек, брюк, обуви, спортивных штанов и рабочих футболок.

Я держу одну из моих любимых футболок с именем Джона Элвея82. Сколько воспоминаний с ней связано. По воскресеньям он надевал эту футболку, пил пиво с приятелями, усаживал меня на колени, обхватывая руками мою талию. Во время игры он шептал мне на ухо, говорил, какая я красивая и как он будет праздновать со мной победу Бронкс. Просыпаясь по понедельникам, я надевала ее, пока готовила для нас кофе, ожидая, когда он выйдет без рубашки и с кофе в руке, показывая свой дьявольский взгляд, будто собирается съесть меня прямо на кухне. И так было часто по утрам понедельника, когда на мне была надета эта футболка.

И рубашка, из-за которой его подкалывали друзья, и про которую Эрик говорил, что только настоящие мужчины носят фиолетовый. Он был в ней, когда сделал мне предложение. Или когда мы вернулись домой, он сорвал с нее все пуговицы в пылу страсти и был похож на сексуальную версию Тарзана. Я все еще вижу, как он прыгал на диване и с криком разрывал рубашку, когда я сказала «да», чтобы все услышали. И хотя она была бесполезной, он сохранил ее, потому что для него это было напоминанием о самом лучшем дне в его жизни.

Еще одна слеза скатывается по щеке.

И его футболка стажера, которую он носил с гордостью, потому что быть государственным служащим было важно для него. В его семье были полицейские и пожарные, и он также хотел помогать людям. И прекрасно с этим справлялся. Это было жизненно важно для него. Еще до того, как он закончил обучение, он всегда помогал другим, например, покупал лимонад и с детьми раздавал напитки для посетителей парка. Или помогал людям, у которых спустило шину на обочине дороги. Он всегда был благосклонным и хотел следовать примеру старших.

Ложась обратно к его вещам, я окружаю себя Эриком, скучая по его прикосновениям, его глубокому голосу, опьяняющей улыбке. Еще одно объятие, еще один поцелуй, еще одно признание в любви. Если бы я знала, что это будет в последний раз, я бы сделала все намного лучше и никогда не отпускала.

Его любимая песня Unchained Melody группы The Righteous Brothers играет на повторе, он пел мне ее, когда у него было игривое настроение. Стоя на коленях и сжимая руки перед собой, он пел: «Мне нужна твоя любовь», как в сцене из «Лучшего стрелка»83, но вместо слов «Ты потерял это чувство», он пел серенаду своим ужасным голосом, заставляя меня хихикать, когда хватал за талию, и вынуждал танцевать с ним по квартире, пока песня не заканчивалась. Неудивительно, что я так сильно любила этого человека.

— Я жаждал твоего прикосновения, — слова эхом отдаются в моей голове. Они звучат так правильно. Как я хотела, практически голодала от одного прикосновения, чувствуя его грубую челюсть рядом с моей, и его сильные руки, обнимающие меня.

— Я скучаю по тебе, — я плачу в его футболку, зарываясь головой в его пиджаки.

Это. Больно. Это будет намного сложнее, чем я думала. Задыхаясь от слез, которые текут по моему лицу, я дрожащими руками беру мешок для мусора и бросаю туда одежду Эрика. Я всхлипываю от боли, вдыхая запах и прощаясь. Все это разрывает меня и причиняет боль, но я пытаюсь двигаться вперед.

Ты двигаешься вперед, ты работаешь над своим новым будущим.

Я повторяю эти слова снова и снова в своей голове, убеждая, что поступаю правильно.


Джейс


— Почему ты не пришел поговорить со мной? — спрашиваю я Итана, сидящего в ванне с ледяной водой и смотрящего на телефон. Несмотря на его возраст, его колени находятся в напряжении от приседаний, поэтому данная процедура ему необходима.

Он не смотрит на меня, когда отвечает:

— Я не мог. Черт, я просто не мог.

— Почему нет? Ты думал, что ничего не изменится, если ты не расскажешь, и будешь жить как раньше?

Отодвинув телефон в сторону, он трет лоб.

— Я не знаю, о чем я думал, чувак. Я облажался. Я думал своим членом. Извини. Несмотря на решение Ребекки, я должен был сказать тебе.

— Ты чертовски прав, что должен был сказать мне. Черт, чувак. Я сидел и плакал из-за того, что она собирается сделать, а ты ничего не сказал.

Говорить с ним обо всей этой хрени после долгой игры — последнее, что я хочу, но первый шаг к исцелению — это прощение. Я должен найти это глубоко внутри себя, чтобы простить его, потому что, черт, я хочу двигаться дальше. Мне нужно двигаться дальше.

— Она просила меня ничего не говорить.

— Ты знаешь ее несколько месяцев, а меня не первый год. И как она стала важнее? Ты единственный брат, который у меня был.

— Черт, — он трет руками лицо. — Мне жаль, Джейс. Я не знаю, что еще сказать. Будь у меня еще один шанс, я бы не вел себя как тряпка и рассказал бы все, вместо того чтобы прятаться в надежде, что ты никогда не узнаешь.

Я не воспринимаю его извинение, как хотел. Не из-за того, что оно было не искренним, а потому что прощать — намного сложнее, чем я ожидал. Нельзя просто извиниться и получить прощение. Я все еще зол и расстроен.

— Итан, ты до сих пор думаешь, что у нее должно быть право вернуть ребенка, которого она отдала? Дело не во мне и не в тебе. Дело в маленькой девочке, у которой появился дом с любящей семьей. Да, она маленькая, но ты считаешь, что будет правильно забрать ее оттуда, отдать родной матери, которая в будущем может передумать и снова от нее отказаться? Не важно, эмоционально или физически? Речь о Хоуп. Думаешь, у меня есть шанс переубедить ее?

Глядя на меня, Итан кивает.

— Да, я думаю, у тебя есть шанс, чувак. Мне не нравится женщина, которой она стала, когда впервые пришла за Хоуп. Кодекс братьев и все такое. Просто нужно найти подход.

Так теперь он снял очки, покрытые похотью?

— Ты поможешь мне? — спрашиваю я в надежде. Мой друг вернулся?

С добротой во взгляде, он кивает.

— Да, я помогу тебе.


Картер


— Дай мне ручку. Я не могу тратить на это весь день.

— Держи, — я поворачиваюсь к человеку, помогающему нам. — Не могли бы вы дать нам минуту?

Стоя у своего стола, он кивает.

— Без проблем.

— Что такое? — спрашивает дядя Чак, когда уходит Джимми. — Тебе лучше отбросить сомнения.

— Речь не об этом, — не знаю, как подойти к теме, поэтому просто выдаю: — Ты же не собираешься держать это над моей головой? Как и все остальное? Ты не будешь пытаться позже поменяться?

Сидя в кресле, дядя Чак крутит ручку в руке и смотрит на меня вверх-вниз.

— Струсил?

— Нет, — да, но я ни в коем случае не собираюсь в этом признаваться. Все происходящее чувствуется странно, немного неудобно и по большей части нереально, учитывая драму, которая так долго существовала между нами.

— Не обманывай меня, мальчик. Я вижу, что это страх, и он прямо там, — он указывает ручкой на мои глаза. — Это страх, — наклонившись вперед, он спрашивает: — Что тебя сдерживает? Возможная неудача? — я не отвечаю, не хочу признавать, что он меня раскусил. — Неудача — это часть жизни. Без неудачи ты никогда не научишься, и есть вероятность ошибиться, когда ты пытаешься что-то сделать. Ну и что? Если не получится, ты попробуешь что-то другое. Из-за боязни не воплотить эту идею в жизнь, не отказывайся от такой возможности

Впервые в моей жизни кто-то, кроме Дейзи, верит в меня. Я вижу это в его глазах. Он решил сделать это для меня. Я так долго сидел в стороне в ожидании шанса и этой возможности, что, когда это наконец-то случилось, мне необходима уверенность от одного человека, который привел меня к реальности и сказал мечтать о большем.

И по его же словам, это то, что он делает прямо сейчас. Он говорит мечтать о большем.

Ну бл*дь… Он говорит мне, нет, он поддерживает меня, чтобы доказать мое существование.

Если это не удар между ног, то я не знаю, что это.


Дейзи


— Думаю, это последняя, — Мэтт стоит и вытирает лоб. — Дейзи, не хочу быть мудаком, но не думаю, что у человека должно быть столько коробок для рабочих принадлежностей.

Заходя в маленькую гостиную, я улыбаюсь.

— Никогда не знаешь, когда к тебе придет вдохновение. Ты должен быть готов, Мэтт.

— У тебя целая коробка с надписью «войлочная ткань».

— Да, и когда я сделаю для тебя на Рождество качественный флаг с эмблемой Бронкс, ты будешь благодарен, что принес сюда эту коробку.

— Ловлю на слове, — он смотрит на меня с улыбкой и обнимает Аманду.

— Дейзи, ты уверена?

Я никогда еще не была настолько уверена.

— Да. Пришло время отдохнуть от нашего трио.

— Слова, которые ненавистны каждому, — дразнит Мэтт, получая шутливый шлепок от Аманды.

— Серьезно, все в порядке?

— Есть только один способ узнать, — взяв вязаную подушку, я бросаю ее в Аманду. — А теперь помоги мне разобрать все это, я не могу жить в таком бардаке.

— Ага, и я уверена, что нам обещали пиццу, — говорит она, уперев руку в бок.

— Да, я помню, что это было частью договора, — говорит Мэтт. — И я чувствую слабость после того, как все это поднимал. Меня нужно накормить и напоить.

Закатив глаза, я опускаю коробку, чтобы открыть ее и достать свой телефон.

— Пицца с колбасой и перцем всех устраивает?

— И грибы, — добавляет Мэтт.

— И немного хлебных палочек, — говорит Аманда.

— Эй, — я указываю телефоном на нее. — Они не были частью договора.

— Не было и трех лестничных пролетов. Возьми хлебные палочки, — говорит она шутливо, но непреклонно.

— Ладно.

— О, — Мэтт плюхается на диван моей бабушки, который мы привезли со склада. — Закажи ее в пиццерии «Папа Джонс»84 Пейтона Мэннинга.

— Почему? — я вопросительно приподнимаю бровь.

— Это сделает ее особенной от мысли, что я заказываю в пиццерии, одобренной Пейтоном Мэннингом.

— Это смешно, — я останавливаюсь. — Но я это уважаю.

— Это моя девочка, — Мэтт смеется. — Я хорошо тебя обучил, — он обращается к Аманде, которая разбирает вещи, пока я заказываю пиццу. — Милая, мы уже можем отправить ее в реальный мир. У нее есть все необходимое.

Саркастически, Аманда отвечает:

— Используя Пейтона Мэннинга в качестве шкалы приемлемых вещей? Да, она готова к реальному миру.

Черт, а она права.

Чертовски верно, я готова.


Холлин


Еще немного, еще несколько минут.

Я считаю минуты, пока часы не дойдут до четырех тридцати. Они должны быть здесь, но опаздывают. Мне просто нужно немного больше времени, чтобы побыть с ним в последний раз.

Качаясь взад-вперед, я держусь руками за голову, позволяя моему телу погрузиться в него.

Четыре тридцать два. Еще две минуты я могу быть с ним. На две минуты больше, чем я предполагала. Следующие две минуты могут изменить мое решение.

Я не могу это сделать. Не могу отпустить.

Я слышу стук в дверь. Нет.

Я чувствую подступающую тошноту и слезы.

Пора.

Подняв подбородок и распрямив плечи, я в последний раз вдыхаю запах и иду к двери, неуверенно открывая ее дрожащей рукой.

— Холлин? — приветливо спрашивает мужчина, в сопровождении своего мужа.

Грег и Джереми. Вчера они связались со мной, чтобы посмотреть диван Эрика. Они только что вступили в брак и пытаются обжить свою квартиру. Раскладное кресло Эрика — именно то, что они искали для своей гостиной, и, по их словам, оно прекрасно будет сочетаться с остальной мебелью.

Когда я вчера выставила объявление на «Крейгслист»85, то не ожидала получить отклик так быстро. Я надеялась провести в нем несколько ночей, несколько дней, представляя, как он лежал и пил пиво за просмотром игры. Но в скором времени это не останется в моей памяти, как и все остальное.

Глубокий вдох. Шаг за шагом.

— Да. Вы, должно быть, Джереми и Грег. Пожалуйста, проходите.

Взмахнув рукой, я приглашаю двух мужчин в свой дом.

— Джер, оно идеальное, — говорит Грег, глядя на кресло. — У нас будет много споров из-за него.

— Ну, уж нет, — Джереми по-доброму машет пальцем своему мужу. — Это мое кресло. Ты обещал его мне, когда мы приобрели диван у пожилой женщины, живущей недалеко от нас. Это мое кресло.

Качая головой, Грег поворачивается ко мне с улыбкой.

— Могу сказать, что мы будем любить его.

Сжав губы, я чувствую жжение в глазах и стараюсь сдерживаться, но эмоции берут верх.

— Извините, — я вытираю глаза.

— Вы в порядке? — спрашивает Джереми, нежно прикасаясь своей рукой к моей.

— Да, просто тяжелый день. Кресло принадлежало моему покойному мужу.

— О, боже, не думаю, что мы можем забрать его у тебя, — Грэг подходит ко мне.

— Нет, — я качаю головой. — Так надо. Я пытаюсь двигаться вперед. Это один из этапов. Пожалуйста, заберите его и любите, как это делал мой муж. Когда сидите на нем, удостоверьтесь, что болеете за Бронкс, — я шучу, несмотря на падающие слезы.

— Я и не думал болеть за какую-либо другую команду, — Джереми обнимает меня, успокаивая мое разбитое сердце.


Картер


— Чувак, ты издеваешься надо мной с этим сэндвичем? — Фитси разговаривает с набитым ртом, когда соус капает с его губ.

— Ты о чем? — я вытираю руки и жду вердикта.

— Я сейчас умру от такого вкуса, но не могу остановиться это есть. Кто знал, что мясной рулет может быть таким чертовски хорошим, — он снова откусывает и стонет, когда жует. — Этот мой любимый.

— Лучше, чем сэндвич в Черную пятницу?

Это более-менее похоже, так как в нем есть фарш из индейки, яблоки, сельдерей, начинка с клюквенным соусом и жареная зеленая фасоль.

— О, черт. Я забыл про Черную пятницу, — он раздумывает, глядя на огромный сэндвич. — Я не знаю, чувак. Там халапеньо и бекон. Но Черная пятница, как День Благодарения между двумя поджаренными булочками, — подняв руки, он говорит: — Я не могу решить. Мне все нравятся.

Есть еще один, про который я не сказал, потому что как только сделаю это, он назовет меня дебилом, а я не готов к этому. Но он будет фаворитом на Черную пятницу. Напоминает Breaking Bad в «Запрете» — мясной рулет с клюквой, апельсиновым мармеладом и овсяными хлопьями. У меня ушло много времени на улучшение рецепта, прежде чем решить, что это будет справедливо для нее.

— Так и есть, — говорит Фитси, снова с набитым ртом. — Это охренительно.

— Правда? — спрашиваю я.

Неужели так и есть?

— Да, чувак. Я так считал еще до того, как попробовал. Просто хотел получить бесплатную еду. Я верил в тебя и не упустил бы возможность инвестировать в твое будущее.

— Так ты заставил меня сделать все это для тебя просто так?

— Не просто так. Теперь мне не нужно беспокоиться об ужине.

Я качаю головой.

— Ты мудак.

Подняв брови, он хлопает себя по губам.

— И здесь я планировал дать тебе пять тысяч долларов.

— Ты все еще можешь оставаться мудаком и дать мне деньги, — ухмыляюсь я.

— Не знаю, нравится ли мне эта новая сторона тебя, — Фитси указывает на меня пальцем.

— Что за сторона?

— Без депрессии, с надеждой на будущее. Слишком много улыбаешься. Это не может быть из-за той программы. Ты наконец-то снова сошелся с той девушкой и не сказал мне?

— Нет, — повернувшись к раковине, начинаю мыть посуду. Я полон решимости сделать это. — Еще нет, но скоро.


Джейс


Я вытираю руки о бедра в сотый раз, ткань моих бейсбольных шорт начинает раздражать мою кожу. Раздевалка пустая, остальная часть команды на тренировке, отрабатывает удары. Когда я беру несколько мячей из корзины рядом со скамейкой запасных, тренер урезал мне перерыв, чтобы собрать все мое дерьмо, как он выразился. Он понимал меня все это время, и я уверен, что он снова готов сделать меня шортстопом и вернуть к нормальной игре.

Я хочу снова дышать.

Но для этого мне нужно сделать несколько вещей, и одна из них — увидеть ее сегодня.

Страх съедает меня живьем, когда я сижу, сгорбившись, рядом со своим шкафчиком. Боль снова возвращается.

Я слышу звуки шагов в коридоре и голос Эрла, нашего менеджера клуба, эхом отдается, когда они подходят. Все. Я приготовил свою речь и собрал все свое мужество.

Когда дверь открывается, я встаю, снимаю бейсболку и вижу Джун и Алекс, которая следует за ней с коляской.

Мой желудок ухает вниз, сердце колотится, а во рту все пересохло. Да, вся влага в моем теле подступает к моим глазам.

— Джейс, я так рада тебя видеть, — вместо того, чтобы пожать мне руку, она сразу крепко обнимает, положив голову на мою грудь, унося меня в мир комфорта. Это как материнское объятие.

— Привет, Джун. Я тоже рад тебя видеть. Ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, ночью Хоуп спала лучше. Это было очень неплохо для мешков под глазами, — шутит она.

— Уверен в этом, — глядя на Алекс, я подхожу к ней, и она с любовью обнимает меня. — Алекс, ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, — смотря на мою форму, она спрашивает: — Готов к игре? Для этих ударов нужен небольшой подъем, — она подмигивает мне, и я подхватываю ее игривый настрой.

— Да, сегодня утром были хорошие результаты. Я готов, — глядя на коляску, я спрашиваю: — Как она?

— Прекрасно. Хочешь подержать ее?

Вот зачем они здесь, чтобы я мог лучше привыкнуть к дыре в моей душе и быть уверенным в решении, которое принял.

Сглотнув, я киваю, снова вытирая руки о шорты.

Обойдя коляску, Джун расстегивает застежку и тянется вниз. Когда она поднимается, я вижу в ней крошечную девочку с ярко-красным бантом в волосах и…

Черт, мое сердце перестает биться. Волна онемения поднимается по моим ногам, и из меня вырываются слезы, которые я сдерживал.

В руках Джун прекрасная маленькая Хоуп в футболке с надписью: «Джейс Барнс».

— Господи, — бормочу я, подходя ближе на шатких ногах. — Она так прекрасна.

— Вот так, — Джун протягивает ее, и я обнимаю ее дрожащими руками.

Отодвинув одну из кушеток, я сажусь и смотрю на Хоуп, ее взгляд вызывает у меня слезы, которые падают на ее футболку.

— Привет, прекрасная леди, — она улыбается мне и издает самый красивый звук, который я когда-либо слышал. — У тебя замечательные мамы, знаешь это? — я смотрю на плачущих Алекс и Джун, которые фотографируют нас на свой телефон. Я касаюсь пальцем ее крошечной руки, она плотно сжимает ее, и от этого по мне будто бы проходит молния прямо к моему сердцу. — У тебя крепкая хватка, сладкая горошинка.

— Может быть, она тоже будет играть, — говорит Алекс. — С такими генами.

— Возможно, — я улыбаюсь. — Она такая жизнерадостная и счастливая. — Хоуп улыбается и смотрит на мою бейсболку. — Хочешь надеть ее? — я снимаю ее и осторожно надеваю ей на голову. Она слишком большая для нее, но она все еще выглядит самой красивой маленькой девочкой.

— Это такой особенный момент для нас, — говорит Джун, вытирая слезы счастья со своих щек. — Мы хотим, чтобы она поддерживала отношения с тобой, Джейс. И с Ребеккой тоже. Мы семья.

Семья.

Моя грудь сжимается от мысли, что я тоже буду являться частью этого. Семья — это то, чего я хотел больше всего в детстве. Засыпая в своей холодной постели, я задавался вопросом: наступит ли такой день, когда меня кто-нибудь усыновит. Надеясь и умоляя, что однажды у меня будут любящие родители. Я так хотел этого, и теперь я это получаю.

— Вы действительно хотите, чтобы я был частью вашей жизни? Разве это не будет странно для Хоуп?

— Нет, если мы сделаем все правильно, — Алекс подходит и присаживается рядом. — Джейс, ты ее родной отец, и если ты хочешь участвовать в жизни Хоуп, то и мы хотим. То же самое с Ребеккой. Вы оба совершили самую бескорыстную вещь — вы принесли радость в нашу жизнь, вы дали нам Хоуп.

Я не могу не видеть двойной смысл в этом предложении. Вы дали нам Хоуп86. Но они не знают, что это именно они дали мне надежду.


Дейзи


— Готово! — я поднимаю руки и подпрыгиваю, оглядывая свое творение.

Я это сделала. У меня получилось.

— Давай посмотрим, — говорит Мэри Фрэн, когда она наклоняется над стойкой, чтобы проверить приготовленный мной банановый торт.

Последние несколько дней я работала в своей арендованной квартире над идеальным рецептом, чтобы продемонстрировать на интервью с местным пекарем, Мэри Фрэн, владеющей Squeeze Bundt, и которая находится рядом со стадионом «Колорадо майнерс». Мэтт говорил, что команда всегда заказывает у Мэри Фрэн, и они думают, чтобы поставить мини-киоск Squeeze Bundt на стадионе во время игр.

Когда при разговоре она сказала, что ей нужна помощь, у меня не было проблем упомянуть имя Мэтта. Я хотела сделать все сама, но я не настолько гордая, чтобы не воспользоваться преимуществом. Денег моего отца не хватит надолго, и работа — последний шаг, чтобы стать уверенной и самодостаточной женщиной, которую я видела в зеркале.

— Расскажи, что ты приготовила?

С радостью.

Подвинув тарелку к ней, я кручу ее, чтобы она могла увидеть со всех сторон и рассказать ей что внутри.

— Это мой банановый торт. Он состоит из банановой основы для торта, шоколадной крошки и клубникой внутри, с ванильной и шоколадной глазурью, с дробленными орехами, взбитыми сливками и вишней, — я передаю ей вилку. — Наслаждайтесь.

— Я впечатлена, Дейзи. Ты сама придумала этот рецепт?

— Моя бабушка и я любили выпекать торты. Мы попробовали каждый рецепт, который находили, а потом придумывали свой собственный. Этот был один из моих любимых.

Она кивает и погружает свою вилку во влажный — да, я сказала влажный — торт. Я жду ее реакции, затаив дыхание и по моим венам проходит адреналин. Ей это понравится, я не сомневаюсь. Вопрос в том, понравится ли настолько, чтобы нанять меня?

Когда она жует, ее глаза на мгновение закрываются, и я воспринимаю это как хороший знак. Практически отскакивая от стен, я прижимаю руки к груди.

— Что скажете?

Она опускает вилку и улыбается.

— Когда ты сможешь начать?

— Правда? — я визжу и бросаюсь к ней с объятиями. — Вы серьезно? — я трясу бедную женщину, пока обнимаю ее.

Она гладит мои плечи, отодвигается и смеется.

— Да. У тебя есть именно то, что я ищу. Возможно, нам придется поработать над нашим личным пространством, но я думаю, что ты идеально подходишь для этой работы.

— О боже, это так волнительно. Бабушка упадет от восторга, когда я ей скажу. Когда я могу начать?

— Я задала тебе тот же вопрос, — нотки юмора в ее голосе успокаивают меня, и думаю, мы поладим.

— В любое время. Я всегда свободна, — я сейчас настолько нетерпелива, но мне все равно, потому что это моя первая работа. Моя первая работа. Ух, мне будут платить, за то, что я буду печь весь день. Как мне так повезло?

Если это не доказывает мое существование, тогда я не знаю, что это.

В такие моменты я хочу, чтобы у меня все еще был мой друг.

Хотела бы я поделиться этим с Картером.


Холлин


Держа вино в одной руке, а телефон в другой, мой разум говорит сделать одно, а сердце совсем другое. Я подпираю ногами недавно приобретенные книги по сестринскому делу, занятия по которому начнутся летом, и нажимаю на кнопку, когда его голос заполняет мою темную полупустую квартиру.

— Привет, Тростинка, я уже забираю пиццу. Буду дома через десять минут. Тебе лучше быть голой, ты обещала мне вечеринку с пиццей. Люблю тебя.

Слезы.

Я опускаю голову на спинку дивана.

— Помнишь тот день, когда ты хотела оставить немецкую овчарку, которую я нашел на поле? Ты назвала его кобелем. Жаль, что мы его не оставили. Коб был бы прекрасным дополнением к нашей маленькой семье, даже если его газы могли убить.

Его глубокий голос… этот голос, по которому я так скучаю. Он помогал уснуть, когда мне было плохо. Или помогал что-то делать. Не важно, в спальне или где-либо еще, шепот этих красивых губ помогал мне.

— Тростинка, можешь сегодня приготовить ужин? Я опоздаю. Жареный сыр и суп звучит отлично. P. S. Мне понадобятся обнимашки. Я очень соскучился.

Я смотрю в потолок. Больше слез. Я пытаюсь перевести дыхание.

Я очень скучаю по тебе.

— Я тоже очень по тебе скучаю, Эрик, — моя губа дрожит, когда я прослушиваю его последнее сообщение, единственное, которое снова и снова разбивает мое сердце.

— Я сожалею о нашей ссоре, Тростинка. Пожалуйста, не злись на меня. Когда вернусь, я хочу поговорить. Знай, что я люблю тебя всем сердцем.

Мне так тяжело дышать.

— Я всегда буду любить тебя всем сердцем, Эрик, — говорю я между всхлипываниями. — Но я должна жить, — думая о Джейсе, я продолжаю: — Ты всегда говорил, что хочешь, чтобы я была счастлива, несмотря ни на что. Ну, на какое-то время Джейс сделал меня счастливой. Я была слишком напугана, чтобы впустить его. Думаю, я готова сделать это сейчас, — я выхожу из приложения и нажимаю на него. Каждое приложение на моем телефоне начинает танцевать с небольшим «X» в верхнем правом углу. — Часть меня думает, что именно ты привел Джейса ко мне, чтобы помочь преодолеть последнее препятствие. Тот факт, что ты сделал это в бейсбольной форме, не остался незамеченным.

Глубоко вздохнув, я смотрю на его урну, которая стоит на камине. Набравшись сил, я говорю:

— Я готова снова жить, но, пожалуйста, Эрик, знай, что ты навсегда останешься в моем сердце. И когда придет мое время, тебе лучше ждать меня, бросая мяч с этой сексуальной ухмылкой на лице, — задыхаясь от рыданий, я смотрю на телефон. — Я так тебя люблю, Эрик. Навсегда, — и на последнем выдохе, я нажимаю X в приложении, удаляя его голос навсегда.

Все вокруг меня исчезает. Я раздала почти всю его одежду, кроме трех вещей, от которых я не могла избавиться, и его футболка была одной из них. Я выставила на «Крейгслист» все, что было для людей, которые хотят начать все сначала. Его голосовые сообщения, теперь как далекая память.

Мое сердце разбито, но тяжесть падет с моих плеч. Пора. Время сделать что-то новое в жизни.

Вытирая слезы, я привожу свой план в действие. После двух гудков, он отвечает.

— Холлин, что случилось?

Глубоко вздохнув, я говорю:

— Мэтт, мне нужна услуга.


Картер


Я много пережил в своей жизни. Мои родители были наркоманами и умерли из-за передозировки. Мне пришлось переехать к дяде, который, как я думал, обижал меня всю жизнь. Его нестандартный способ воспитания и избавление от него. Все это кажется ерундой по сравнению с тем, что я собираюсь сделать дальше.

Я поправляю свою кожаную куртку и не хочу больше тратить время зря. Я стучусь в дверь, надеясь, что ее нет дома.

Спустя несколько секунд Аманда открывает дверь, и да, я не удивляюсь, когда вижу ее хмурый взгляд.

— Дейзи здесь больше не живет. И даже если бы она была здесь, я бы не впустила тебя.

Подобного приветствия я ожидал. Чего я не ожидал, так это то, что Дейзи живет в другом месте. Я чувствую небольшую гордость. Она делает это. Она живет. Черт, я бы хотел быть там, чтобы увидеть, как она переезжает на свою первую квартиру.

— Справедливо, — отвечаю я недовольной Аманде. — Мы можем поговорить?

— Почему я должна хотеть говорить с тобой? Ты знаешь, что сделал с этой девочкой? Ты разбил ей сердце… ты, ты... придурок.

И да, я вижу в этом взаимосвязь. Но, несмотря на оскорбление, смысл в том, что это убивает меня. Я разбил ей сердце. Разбил сердце моей Снежинки, и это разрушает меня, потому что она заслуживает лучше, чем это, особенно от меня.

— Послушай, Аманда. Я знаю, что я тебе не нравлюсь…

— Ты сам этого добился.

Вздохнув, я продолжаю:

— Я тоже себе не нравлюсь.

— Ну, — она прислоняется к дверной раме, скрестив руки на груди. — По крайней мере, у нас есть что-то общее.

— Думаю, у нас гораздо больше общего, чем ты думаешь, — глубокого вдохнув, я продолжаю. — Я люблю ее, Аманда. Мне потребовалось немного времени, чтобы понять это, потому что, как ты выразилась, я — придурок, но я знаю это и хочу что-то с этим сделать.

Мне это нужно.

— Что насчет той длинноногой девушки? Где она?

— Далеко от меня, насколько это возможно. С ней ничего не было, с тех пор как я встретил Дейзи. С ней все закончено.

— Как я могу тебе верить?

Я знал, что она спросит что-то подобное, поэтому я достаю из заднего кармана меню и протягиваю ей, указывая на верхний сэндвич.

— Вот.

Аманде хватает несколько минут, чтобы просмотреть, и я вижу, как она неплохо скрывает эмоции. Я знаю это, потому что ее губа слегка дрожит, но в остальном она сохраняет спокойствие.

— Ладно, что ты хочешь от меня?

Только то, на что я надеюсь.

— Мне нужно снова приглашение на свадьбу.

Она сжимает губы, обдумывая, после чего кивает:

— Я думаю, это можно устроить.


Джейс


— Она здесь? — спрашиваю я Итана, который только что вышел из корпоративной квартиры, перед тем как принял душ после игры, в которой мы одержали победу. Три удара из четырех и хоум-ран подняли мое настроение и дали надежду на следующий этап. Я просто надеюсь, что это будет так же хорошо, как и игра.

— Да, — Итан смотрит в сторону двери и трет затылок. — Я не знаю, мужик. Я не знаю, сработает ли это.

— Должно сработать, — я наклоняюсь к Итану, чтобы Джун и Алекс, стоящие недалеко от меня, не могли меня услышать. — Это наш единственный шанс убедиться, что Джун и Алекс под защитой.

— Ладно. Удачи.

Он по-братски хлопает меня по плечу и отходит, чтобы я мог зайти в комнату.

Будь спокойным, не кричи, и что бы она ни говорила, будь благоразумным. Крики ни к чему не приведут.

Сжав руки, я захожу. Открыв дверь, я замечаю великолепный вид на стадион, ухоженную столовую и Ребекку, сидящую на одном из высоких стульев. Выражение ее лица меняется, когда она видит меня.

Оглядываясь, она спрашивает:

— Что ты здесь делаешь?

Вот, Джейс. Ты можешь справиться с этим.

Я спокойно спрашиваю:

— Могу присесть?

— Конечно… — говорит она скептически.

— Могу я задать вопрос?

— Думаю, да.

Положив руки на стол, я говорю спокойным тоном.

— Когда ты пришла ко мне домой, чтобы сообщать о беременности и о том, что не собираешься оставлять ребенка, что тогда происходило в твоей голове?

— Что ты имеешь в виду? — она отодвигается, откинувшись назад и скрестив руки. Уже начинает обороняться.

— С чего ты решила, что я твой единственный вариант?

Она пожимает плечами и смотрит в пол.

— Я не знаю. Думаю, я была не в лучшем состоянии. Я не была уверена, что смогу обеспечить ребенка. Я не готова была стать мамой. Я хотела все-таки доучиться, чтобы не быть барменом до конца своей жизни. Для меня это было слишком много.

Я киваю.

— Я могу это понять. Наличие ребенка — большая ответственность, и если ты полностью не вкладываешься в его воспитание, то оказываешь ему плохую услугу. Нужно быть действительно морально готовым для ребенка, потому что это один из лучших подарков для него, которые ты можешь дать, помимо любви.

— Я согласна. Поэтому я пошла к тебе, потому что знала, что не готова к этому.

— Это было очень смело с твоей стороны, — добавлю я. — Могу я задать другой вопрос?

— Разумеется, — сейчас она садится, принимая более расслабленную позу.

— Что с того времени изменилось? Ты начала учиться? Ты нашла новое место для жилья? Ты обратилась к психологу, чтобы быть готовой для Хоуп?

— Ну… нет, но, — она делает паузу и думает об этом. — Теперь у меня есть Итан.

Стиснув зубы, я сдерживаю вспышку ярости из-за упоминания имени моего лучшего друга.

— Он хороший парень.

— Так и есть.

— Но Итан зарабатывает тем же, чем и я. Сейчас все в порядке, потому что мы все еще в Аризоне на весенних тренировочных играх, но через несколько дней мы открываем сезон в Колорадо. Если ты вернешь Хоуп, как ты будешь заботиться о ней, если придется вернуться на работу? Ты готова сама заботиться о ребенке, пока Итан будет в отъезде?

— Мы можем нанять няню для помощи, — отвечает Ребекка.

Сохраняй спокойствие. Сохраняй чертово спокойствие.

— У меня была такая же идея, — говорю я. — Если бы я собирался оставить Хоуп, я бы нанял няню на полный рабочий день, которая оставалась бы с ней, пока меня нет из-за игр, тренировок или интервью. Это было бы идеально, да? — я останавливаюсь, потому что действительно хочу, чтобы она обдумала сказанное. — Но я бы не воспитывал ее. Я был бы незнакомцем, который видит ее, пока она спит по ночам. И мне не кажется это идеальным вариантом. Ребекка, я вырос без родителей, поэтому знаю, каково это, когда рядом никого нет. Я не хотел этого для нашего ребенка, и не хочу сейчас. А ты? Ты хочешь, чтобы она росла с отсутствующими родителями?

Она смотрит на поле, когда одинокая слеза скатывается по ее щеке, и она быстро вытирает ее. Раньше мы были друзьями. Сейчас это не так.

— Нет, конечно, я не хочу этого, Джейс. Я не была готова тогда, и не готова сейчас, но я чувствую себя виноватой. Я вынашивала ее девять месяцев, была в ужасе и обижена, чувствуя себя виноватой из-за этого. Разве не все женщины хотят своих детей? Что со мной не так, если я ее не хочу? — она отворачивается, и я чувствую, как она борется с тяжестью вины. Я прошел через это. И я не знаю ответа на ее вопрос. Даже после того, как у меня было всего два с половиной месяца, чтобы справиться с шоком, я просто знал, что не являюсь лучшим вариантом. Глубоко вздохнув, она поворачивается ко мне и говорит: — Я сказала тебе о ней в надежде, что у меня все еще будет шанс увидеть ее и, разобравшись со своими проблемами, я смогла бы участвовать в ее жизни. Я не думала, что ты бросишь ее, отдав кому-то другому.

— Я не бросил ее, Ребекка. Я неделями искал, просматривал профили, пытался найти подходящий дом. Идеальный дом. Я отправил ее к любящей паре. Джун и Алекс — замечательные женщины с золотыми сердцами и были рождены, чтобы стать матерями. Они взяли этого маленького ребенка и дали ей дом.

— Но она все еще моя дочь.

— Да, и как ее мать, ты должна видеть ценность в подарке, который мы ей дарим. Мы даем ей шанс вырасти в самой доброй и любящей среде, которую мы когда-либо могли ей дать. А знаешь, какая самая лучшая часть в этом?

— Какая? — она вытирает еще одну слезу.

— Алекс и Джун хотят, чтобы мы были в ее жизни.

— Что? — Ребекка поднимается, положив руки на стол.

— Да, они очень хотят открытого усыновления, которое включает права на посещение.

— Со мной тоже?

Я киваю. Ребекка поменяет свое решение. Просто еще немного.

— С тобой тоже. Они понимают жертву, которую мы оба принесли. Хотя Джун и Алекс будут родителями Хоуп, мы можем быть рядом с ними, поддерживая и помогая любым возможным способом. Они хотят, чтобы мы были частью семьи. Семьей можно быть не только по крови.

— Быть частью семьи, — шепчет она. — Они готовы сделать это?

— Почему бы тебе не спросить их? — не желая терять время, я открываю дверь, когда Джун и Алекс заходят вместе с Хоуп.

Ребекка рукой закрывает рот от шока, дрожит, когда встает, чтобы поприветствовать Джун и Алекс.

— Привет, Ребекка, меня зовут Джун, — она подходит ближе и без предупреждения обнимает Ребекку своим классическим объятием. — Я хочу сказать огромное спасибо за храбрость, которую ты проявила за последние несколько месяцев. Ты дала нам больше, чем мы могли просить.

Немного нерешительно Ребекка обнимает Джун.

— Ты действительно хочешь, чтобы я была в вашей жизни?

Джун отодвигается от Ребекки и держит ее на расстоянии вытянутой руки.

— Мы хотим, чтобы вы оба участвовали в этом. Нужна команда, чтобы вырастить ребенка. Почему бы не сделать это вместе?

Следующий час проходит в разговорах о Хоуп, о первых месяцах ее жизни и о ее маленьких проявляющихся чертах характера. Наша маленькая группа из Джун, Алекс, Ребекки, Итана и меня — необычная компания людей с одним общим интересом: дать Хоуп лучшую жизнь. Видя обещания на лицах каждого, я догадываюсь, что так оно и будет.

Семья, наконец-то.


Холлин


— Мне нужны Cracker Jacks87. Я не могу ничего делать без них.

— Ты их не хочешь, — говорит Аманда, не позволяя подняться мне с моего места. — Они застрянут в твоих зубах, а это не очень приятно.

— Тогда пиво. Дай мне пиво.

— Никакого пива, — она дает мне бутылку с водой. — У тебя будет ужасное дыхание, а это никому не надо.

— Как вода избавит меня от нервного состояния?

— Представь, что это водка. Немного воображения поможет, — Аманда смотрит на поле и стучит ногой. — Боже, почему так долго? Это пытка.

— Пытка? Как будто тебе это надо. Ты здесь только ради поездки.

— Верно, но я должна смотреть, и это все так же меня нервирует.

— Это так далеко от правды, — как только я собираюсь объяснить разницу, толпа радостно кричит, и игроки бегут в сторону скамейки запасных.

— Боже мой, они идут, они идут, — кричит Аманда, поднимая меня за руку со своего места, и начинает подпрыгивать.

— Ты можешь не говорить, что они идут? Звучит так, будто вся команда вместе эякулирует88.

— Фу, не надо опошлять. О, смотри, вот он, — она указывает на Джейса, который использует эластичную ленту, чтобы растянуть свои подколенные сухожилия. — Посмотри на эти сильные руки, держащие огромную резинку. Ух, ты. Ты занималась сексом с этими руками.

— Заткнись, — я толкаю Аманду. — Ты можешь не говорить это вслух? Мне не нужно, чтобы весь стадион слышал о моих сексуальных контактах.

— Не называй это сексуальными контактами, — поднимая руку, она кричит: — Эй, Джейс.

Я быстро закрываю ей рот рукой.

— Какого черта ты делаешь?

Отрывая мою руку от своего лица, она отвечает:

— Позволяю этому произойти. Честно, о чем ты думала, когда взяла меня с собой?

— Я не знаю. Что ты будешь сидеть тихо и просто оказывать моральную поддержку?

Она качает головой и хлопает меня по щеке.

— О, милая Холлин, когда это было в моем стиле? Я во все вмешиваюсь, — с еще одним похлопыванием по щеке она кричит: — Эй, Джейс. Смотри сюда.

Мы сидим на уровне поля, вдоль нижней стены, которая граничит с краем поля на первой базовой линии. Эти места мы получили благодаря Мэтту, потому что без него это было бы невозможно. Одно из преимуществ быть лучшим другом Аманды. Вероятно, сейчас это ее единственное преимущество.

— Ты прекратишь это делать?

— Никогда. Джейс! Джейс Барнс. Эй. Хватит растягиваться и посмотри сюда.

— О, боже мой! — мои щеки краснеют, мой желудок сжимается каждый раз, когда она свистит. — Это так унизительно.

— Да что же должна сделать девушка, чтобы привлечь внимание парня? Снять свой топ? Мэтта это бы не обрадовало, — она щелкает пальцем. — Я поняла, — почему я чувствую, что мне не понравится то, что она скажет дальше? — Джейс! Джейс Барнс. Здесь Холлин хочет с тобой поговорить.

Я сижу, закрыв лицо руками, и выглядываю, чтобы увидеть, как Джейс поворачивает голову от упоминания моего имени. Когда замечает меня, он бросает ленту и резко встает. Его тренер о чем-то спрашивает, но Джейс отмахивается от него, хлопает по плечу и идет к нам.

— Вставай, вставай, — Аманда агрессивно дергает меня, пытаясь поднять меня с места.

С неохотой я встаю, желая, чтобы это было на моих условиях, но, похоже, у Аманды другие планы. Я могла и догадаться.

Хотя мне нравится то, что я вижу: его высокий рост, совершенное тело, показывающее силу с каждым шагом. Его бейсболка опущена, потому что ему так нравится. Легкая щетина, а эта форма… в ней он выглядит идеально, демонстрируя косые мышцы живота и мускулистые ноги. Боже, он такой сексуальный.

Он улыбается, когда подходит ко мне и сокращает расстояние между нами. Толпа сходит с ума, но я не обращаю на это внимание, сосредоточившись только на нем.

— Привет, — он ухмыляется, и эта новая улыбка крадет мое сердце. — Что ты здесь делаешь?

Я тренировалась, репетировала этот момент, но теперь, когда это происходит, я не знаю, что сказать.

— Ну, ты такой невероятный, — говорит Аманда рядом со мной, когда я сжимаю руки. — Она приехала, чтобы сказать о своей любви к тебе.

Ладно, все должно было быть не так. Джейс вопросительно поднимает бровь, и я поворачиваюсь к Аманде, сияющей от гордости, слегка толкаю ее на стул, чтобы она не влезала в наш разговор.

— Не хочешь объяснить, что она имеет в виду? — его улыбка чертовски заразительна. Как мне сказать, что я сделала и чего достигла? Почему я считала это хорошей идеей? Ну... великие жесты всегда прекрасны. — Холлин, мы тратим время.

— Да, ладно, — я подхожу к нему и беру за руки, надеясь, что люди нас не заметят. — Помнишь, ты сказал, что мы токсичны друг для друга? — он кивает. — Я так не думаю. На самом деле, мне кажется, что мы встретились по какой-то причине, например, это была судьба. Мне нужен был кто-то, кто поможет пробиться через темную дыру, в которой я похоронила себя, а тебе нужно плечо, на которое можно опереться. Сначала я не видела и не принимала происходящее между нами, потому что была напугана, чувствовала вину и считала, что не смогу снова полюбить. Но когда ты ушел, я поняла, что потеряла еще одну любовь в своей жизни, тогда я и решила отпустить тебя, — он сжимает мои руки, чтобы я продолжала. — Джейс, для меня это был переломный момент, потому что я знала, что хочу и нуждаюсь в тебе, но сначала должна была уйти от прошлого, чтобы быть с тобой. Жить. Если бы я хотела позволить своему сердцу влюбиться в другого мужчину, я бы не делала это наполовину. Я хотела быть полностью готовой.

Глядя на меня, он спрашивает:

— И как, ты готова?

Отвечая на его яркую улыбку, я киваю.

— Готова, Джейс. — я тянусь к его лицу, и он крепко меня обнимает. — Я люблю тебя, Джейс, всем сердцем. Я люблю тебя.

— Музыка для моих чертовых ушей, — прижимаясь губами к моим, он целует меня. Разумеется, толпа вокруг радостно кричит, а несколько фанаток издают звуки неодобрения, но я приму это как комплимент. Прежде чем уйти, он спрашивает: — Знаешь, что ты только что сделала? Новости на ближайшие несколько недель.

Пожимая плечами, я говорю:

— Пусть болтают.

Я снова его целую, но он останавливает меня, заставляя смотреть на него.

— Холлин, мне надо знать, ты останешься на всю игру?

— Я останусь для всего.

И я это и имею в виду… для всего.

Его улыбка пробуждает во мне страсть, любовь, желание — это те чувства, которые, как я думала, уже забыла. И все это для человека, который помог мне вернуть себя и снова найти любовь.

— Хорошо, — он смотрит в мои глаза и говорит: — Я люблю тебя, Холлин, очень сильно. Похоже, нам потребовалось немного больше времени.

— Иногда нам всем нужно немного больше времени, чтобы доказать свое существование.

— Думаю да, но черт, оно того стоило.

Снова прижимаясь ближе, он целует меня, игнорируя посвистывания от игроков своей команды, тренера, зовущего его со скамейки запасных, и болельщиков, выкрикивающих имя Джейса.

В этот момент существуют только он, я и начало нашей новой жизни.


Дейзи


— Только сестры, пожалуйста, — говорит фотограф, указывая своей камерой.

— Это мы, — Аманда берет меня за руку и ведет к прекрасному горному фону рядом с нами.

Свадьба похожа на сказку. Аманда такая красивая, что невозможно не смотреть на нее. Взгляд Мэтта, когда он увидел ее, идущей по проходу, бесценен. Он выглядел как самый счастливый человек на планете, таким искренним и довольным. Я никогда не забуду этот момент, который заставил мое маленькое романтичное сердце биться быстрее.

— Осторожно, я не хочу наступить на твое платье, — говорю Аманде, которая дергает меня.

— Ой, кого это волнует? Мэтт уже наступил на него как минимум десять раз. Теперь подойди поближе и улыбнись. Это важный момент, который я хочу навсегда запомнить.

С букетами в руках, мы соприкасаемся головами и обнимаем другу друга за талию.

Когда бабушка переехала в дом престарелых, я не знала, как буду жить самостоятельно, но Аманда стала моим ангелом-хранителем, направляя меня, убедила в том, что у меня есть шанс увидеть мир.

На эмоциях я говорю:

— Спасибо за все, Аманда. Ты не представляешь, как много для меня значит — быть твоей сестрой.

— Ты пытаешься заставить меня плакать?

— Нет, — я смеюсь, — я просто хочу, чтобы ты знала, как важна для меня.

— Ты тоже много значишь для меня, Дейзи. Я так рада, что в этот день ты рядом, — она смотрит позади меня, на мгновение выражение ее лица меняется, прежде чем снова вернуть взгляд в мою сторону. Обнимая меня, она говорит: — Я люблю тебя, помни об этом, когда обернешься.

— Что? — спрашиваю недоуменно. Но вместо ответа она разворачивает меня, и я сталкиваюсь с Картером.

Картер!

Картер в черном костюме, белой рубашке и черном узком галстуке. Его одежда как будто нарисована на его коже. Его волосы стильно зачесаны в сторону. У него легкая щетина и эти темные глаза буквально пожирают меня живьем. Чувства, от которых, как думала, я избавилась, снова вернулись из-за одного взгляда.

Наклонившись через плечо, Аманда говорит мне на ухо:

— Просто выслушай его.

— Что? — я поворачиваюсь к Аманде, чтобы спросить еще, но не успеваю, поскольку Картер уже стоит передо мной.

— Привет, Снежинка.

Застигнутая врасплох, я не знаю, что еще сказать, поэтому просто говорю первое, что приходит на ум:

— Почему ты здесь? Твое приглашение отменили.

— Аманда снова пригласила меня.

— Нет, она этого не делала, она бы этого не сделала, — я поворачиваюсь к Аманде, которая пытается подслушать. — Ты бы этого не сделала, так ведь?

— Я, вроде как, сделала, — чувство вины написано на ее лице.

— Почему? Зачем…

— Дейзи, мы можем отойти куда-нибудь и поговорить?

Взглянув на Картера, я качаю головой.

Загрузка...