Доводы нежных чувств

Глава 45

Даже в самых неудобных обстоятельствах всегда можно устроиться и жить спокойно. Девушки были рады тому, что ночные дежурства в госпитале и в медпункте получалось переложить на солдат. В их оправдание следовало уточнить: Адалин и Патриция любили свою работу. Они готовы были трудиться в поте лица столько, сколько потребуется. Но они попросту боялись оставаться одни ночью вне общежития. Адалин по понятным причинам опасалась больше всех. Логичным объяснением всего этого для себя и окружающих девушки выбрали заботу о малыше, что в общем-то и было правдой. Обе предпочитали бессонные ночи, вызванные громкими детскими криками, чем страхом перед незваными гостями.

Вечерами они по заведённой традиции встречались у медпункта, передавали дела дежурному и с Кевином на руках отправлялись домой. Из солидарности с подругой Пати вскоре тоже вернулась к военной форме и с досадой осознала, что ни капли не соскучилась по спадающим брюкам и огромной фуражке. Она долго не могла добиться от Адалин внятных объяснений по поводу смены гардероба, но, будучи барышней догадливой, хмурила брови всякий раз, когда рядом с ними оказывался подполковник Адамсон. Тот, в свою очередь, держался с достоинством, свойственным людям с завышенным самомнением, тогда как Адалин, завидев его издалека, спешила отойти подальше и не попадаться ему на глаза. В конце концов ей пришлось признаться и получить от подруги поток ворчливого порицания за то, что явилась к этому нахалу без сопровождения и похвалу за то, что сумела наконец постоять за себя.

Дни пролетали в вихре забот, но в один из вечеров привычная рутина разбилась о суровую реальность военного времени. Девушки уже выходили на крыльцо медпункта вместе с дежурным, когда с южной стороны послышался гул. Он нарастал и с каждой секундой разбавлялся новыми звуками. Теперь уже до слуха доносился шорох нестройных быстрых шагов. Кто-то кричал, другие стонали. Изредка можно было уловить нечто, похожее на хриплый смех. Адалин прижала к себе Кевина. Вместе с Патрицией они вбежали обратно в дом. Сумерки не давали глазу сфокусироваться ни на чём и через замутнённое окно не было видно, кто приближался к лагерю, а потому обеим пришло в голову наилучшее в данных обстоятельствах решение — спрятаться в ожидании надвигающейся угрозы. Пати уже открывала крышку люка, подзывая Адалин с малышом спуститься первыми. Звуки становились всё громче и отчётливее, и когда руки девушек уже похолодели от страха, а мелкая дрожь разлилась по всему телу, кто-то с грохотом дёрнул запертую дверь. Знакомый оглушительный бас, перемежаемый отборной руганью, раскатился по округе:

— Свои! Открывай!

Солдат, предусмотрительно заперший дверь медпункта, перевёл взволнованный взгляд на девушек. Пати махнула ему, чтобы поторопился, после чего парнишка отпер дверь и резво отскочил в сторону. В ту же секунду без лишних церемоний в дом ввалились несколько человек. Двое тащили носилки, на которых лежал третий. В первом — грязном и обросшем бородой — врачи узнали доктора Хореса, во втором — чуть более опрятном, но тоже небритом — генерала Леграна. На носилках лежал доблестный капитан Ларсен и ему, судя по всему, было хуже всех. Он обессилено стонал и, казалось, бредил, произнося множество не связанных между собой слов. Носилки поспешно водрузили на стол.

— Воду! — грянул Хорес. Сам он вернулся к выходу и через открытую дверь проорал, чтобы остальных раненых несли в лазарет, а те, кто готов был терпеть, ждали на крыльце, пока он закончит с капитаном.

Необременённая заботой о малыше, Патриция бросилась выполнять приказ начальника. Она принесла чистую воду, полотенца, затем кинулась в погреб и через несколько минут вынесла оттуда всё необходимое. Адалин тем временем стояла в оцепенении и прижимала к себе ребёнка. Опомнившись, она наконец поняла, что произошло и переполненная ликованием от того, что Виктор вернулся живой и невредимый, приблизилась к нему. Кевин, вопреки суете, вёл себя очень спокойно. Более того, он мирно спал и не обращал внимания на шум. Виктор в недоумении перевёл взгляд с неё на простыню, в которой лежал младенец, но ничего не успел спросить. В следующую секунду кто-то окликнул его с крыльца, и он скрылся за порогом. Непривычный шум проникал отовсюду. Офицеры раздавали приказания солдатам, солдаты подгоняли друг друга. Несмотря на усталость, двое парней затеяли было драку под окнами, за что получили пинка от Хореса, когда они с Пати вышли на улицу. Девушка помогла ему наскоро умыться и привести себя в порядок, поливая почерневшие от земли, крови и копоти руки водой из ведра. Она старалась не обращать внимания на бегущих мимо солдат, многие из которых тащили самодельные носилки с покалеченными товарищами. Большинство несли раненых на себе. Они молча глядели перед собой отупевшим от усталости и боли взглядом. Кто-то сильно пихнул Патрицию в плечо, оступившись на ходу, но девушка сделала вид, что не заметила этого, хоть и сама чуть не рухнула. Никогда раньше она ещё не видела столько покалеченных тел, людей без рук и ног, а теперь их было так много, что рассудок отказывался это воспринимать. В тот день Патриция чётко осознала разницу между той работой, которую они вели в госпитале и медициной военного времени. На смену растерянности от увиденного в какой-то момент пришло осознание того, как много тяжёлой и зачастую невыполнимой работы ложится на плечи фронтовых врачей. Размышляя об этом, она покорно приняла грязную рубаху Габе и вместе с остальными вещами забросила у порога в кучу для стирки. Она обратилась к начальнику:

— Кто пойдёт с ними в госпиталь?

Хорес даже не обернулся к ней.

— Разберутся, — коротко гаркнул он.

Девушка, не привыкшая к такому количеству тяжёлых пациентов, всё ещё пребывала в растерянности. Она не знала, что делать впервые за время работы, не понимала, с чего начать, даже если удастся пробиться в госпиталь. Тем не менее, искра самоотверженности неожиданно озарила туман замешательства, после чего Патриция решительно заявила:

— Я пойду в госпиталь. Там помощь нужна. Здесь достаточно докторов.

Хорес, раздражённый её неуместной инициативой, резко повернулся и подался к ней. Патриция видела, что он злился и воспринимала это на свой счёт. Отчасти так оно и было, хотя на самом деле Габриэль просто очень устал, отчего в любой момент мог выйти из себя.

— Если хочешь помочь, лейтенант, иди на склад — принеси сюда эфир, йод и бинты. Маклелон поможет, — Габе свистнул проходящего мимо солдата. В следующую секунду он схватил за руку Патрицию, которая уже было рванула с места. — Без самодеятельности, лейтенант Шарк. Сделаешь всё точно, как я сказал. В госпитале есть, кому работать, — он буравил её взглядом, в котором она вряд ли увидела бы заботу. Тем не менее, Габриэль отдавал себе отчёт в том, что неподготовленный к ужасам войны врач не справится в одиночку с таким количеством раненых солдат. Нервы девушки могли не выдержать, а спасать её от истерического припадка не входило в планы Габриэля.

Пати рывком высвободилась и так же злобно глянула на начальника, не говоря ни слова. Когда она скрылась за поворотом, Хорес вернулся в дом.

— Что с ним? — спросила Адалин, глядя на измученного капитана, когда доктор подошёл к операционному столу.

— Рикошет от снаряда, — пояснил Габриэль. — Кость местами раздроблена в крошку. Нужно вынимать осколки. Потребуется наркоз, — он перекрикивал громкий стон пациента. — Я послал за всем необходимым, а пока ждём, надо хотя бы рану очистить.

В ожидании Патриции врачи с большим трудом промыли рану. Пришлось привлечь на помощь пару военных покрепче и поздоровее, чтобы удерживали пациента. Капитан хоть и был щупловат, но находился в состоянии шока от боли, а потому сила его многократно увеличилась. Никто не мог спокойно смотреть на мучения Ларсена, который ощущал боль десятков осколков собственной кости в ноге. Решено было дать ему немного морфия и ждать помощь. В какой-то момент Адалин ощутила прикосновение к плечу. Обернувшись, она растерялась от неожиданности, встретившись взглядом с голубыми глазами, по которым безумно скучала всё это время. Виктор успел вернуться и теперь жестом показывал ей, чтобы она передала ему ребёнка. Адалин начала было сопротивляться, намекая на то, что генерал не очень чист, а малыш к тому же ещё и спит, но через минуту сдалась, сразу же ощутив облегчение в области спины.

Когда запыхавшаяся и с фуражкой набекрень Патриция наконец вернулась с чемоданом, она раздражённо закинула головной убор в дальний угол, поминая нехорошим словом подполковника Адамсона. Врач вынула заветную банку из сумки, смочила полотенце её содержимым, прислонила к лицу несчастного Ларсена и прекратила на время его страдания.

Врачи заняли свои места. Они понимали, что им предстояла сложная длительная операция. Пришлось расширять рану, чтобы добраться до самых дальних осколков, складывать части кости воедино, как детский конструктор и держать руку на пульсе пациента, который не подавал признаков жизни, находясь под наркозом. Виктор не уходил. Ему требовалось убедиться в том, что с его верным Ларсеном всё в порядке, хотя сам уже, невзирая на шум вокруг, дремал в кресле с ребёнком на руках. Со стороны эта картина казалась столь же невероятной, сколько и трогательной. Адалин невольно отвлекалась от работы, когда могла себе позволить, чтобы полюбоваться на них.

С тех пор, как отряд вернулся, прошло четыре часа. Теперь уже Адалин зашивала рану, а Патриция помогала Хоресу отмыть руки от крови. Кевин проснулся, требуя кормёжки, но этой ночью его желаниям не суждено было исполниться в одночасье. Виктор велел солдату привести кого-нибудь из женщин, чтобы покормили ребёнка и уложили его спать, после чего приблизился к спящему Ларсену.

— Живой? — спросил он Адалин, когда она уже отрезала нить.

Девушка коснулась шеи капитана. Пульс был слабым, как и всегда при искусственном сне, но он всё-таки был, а значит, оставалась надежда на вполне успешный исход.

— Да, всё хорошо, — ответила она. — Мы попытались восстановить кость. К сожалению, пока швы не сняты, нельзя накладывать гипс, поэтому ему придётся лежать.

— Ничего, ему полезно отдохнуть, — постановил Виктор.

— Нам всем не помешало бы! — подтвердил Габе, заходя в дом вместе с Патрицией. — Бойцы! — он обратился к девушкам. — Молодцы! Вы свободны, можете идти. Завтра придёте после обеда.

— Но, а как же… — начала было Пати, которая всё ещё находилась под впечатлением от увиденного. Ей казалось, что она готова была вовсе не уходить, продолжая биться за жизни и здоровье военных.

— Тебе что-то непонятно, лейтенант Шарк? — Габриэль сурово глянул на неё. — Не хватало ещё, чтобы вы свалились тут же без сил, — только теперь Патриция поняла, как скучала по бесконечным перепалкам с начальником. Осознание этого факта озадачило девушку. Она буркнула себе под нос что-то о бескорыстной помощи, схватила сумку со стола и вышла на крыльцо ждать Адалин. У входа в медпункт яблоку негде было упасть, потому девушка решила скоротать ожидание выяснением того, у кого из солдат где болит. Кое-кому за это время она сумела оказать посильную помощь, а ещё выяснила, как обстояли дела на передовой. Солдаты признались ей, что с большим трудом и потерями отстояли позиции и снова на какое-то время вынудили врага убраться восвояси зализывать раны. Парни храбрились. Им совсем не хотелось признавать того, что и они вернулись в лагерь с той же целью.

Когда Хорес скрылся в дальней комнате, Адалин, полагая, что осталась одна, принялась собирать вещи. Внезапно она подумала об Аяме Хадсон и о том, сколько времени эта выносливая женщина проводила с ребенком на руках. Она никогда не жаловалась на спину в отличие от мисс Виндлоу, которая невольно хваталась за поясницу весь оставшийся вечер. Уставший мозг Адалин продолжал думать об отвлечённом, внимание рассеянно блуждало по закоулкам сознания, а потому, ясно памятуя о том, что Виктор уходил куда-то несколько минут назад, девушка убеждала себя в том, что он так и не вернулся. Пребывая в наивной уверенности, она не сразу заметила мужчину, который наблюдал за её сборами, сидя в кресле, скрытый тенью от шкафа. Но когда кресло скрипнуло, девушка вернулась в реальность. Под прицельным взглядом генерала она, испытав прилив неловкости, уронила на пол коробок с иглами. Она знала, что Виктор мог быть недоволен ею и была в этом абсолютно права. Первые его слова, нарушившие тишину, заставили Адалин вздрогнуть.

— Из донесения Адамсона я узнал, что вы, цитирую: «Прижали его к стенке со своими прививками. Житья не давали, пришлось дать разрешение.» Это так? — лицо его при этом не выразило никаких эмоций.

Адалин попыталась скрыть волнение и твёрдым голосом проговорила:

— У вакцины малый срок годности. Компоненты выдохлись бы, не поспеши мы принять меры. — Она не смотрела в его сторону, но уже слышала скрип кресла, а вскоре — шаги по направлению к ней.

— Это нарушение приказа, лейтенант, — он остановился совсем рядом. — Вы подвергли риску резервные полки. А если бы враг прознал о ваших экспериментах и нагрянул в самый разгар вашей кипучей деятельности? Ты об этом не подумала?

— Я получила новый приказ от исполняющего обязанности командующего, — бросила она с вызовом, встречаясь взглядом с мужчиной. — И уверяю вас, каждый из тех, кого мы прививали, был в состоянии держать в руках оружие.

— Держать оружие — не одно и то же, что сражаться, — стало заметно, что генерал удерживается, чтобы не вспылить.

— Смею напомнить, — на смену волнению пришло негодование, — что вы затащили меня сюда с совершенно конкретным поручением, которое я выполняю и если вы чем-то недовольны, отсылайте меня обратно. Тем более, что то, на что подписывалась, я почти закончила, — в её глазах сверкнул яростный огонёк. В ту же секунду Адалин отвернулась, чтобы взять сумку и направиться к выходу, где её ждала Патриция.

— Стоять, — услышала она позади. — Разве я тебя отпускал? — Мужчина догнал её и крепко ухватив за руку, развернул к себе. Голубые глаза, по которым Адалин так скучала, теперь казались ей незнакомыми. Их покрывала кромешная синева, тёмная и безрадостная. Такими его глаза были, когда они впервые встретились, когда Виктор намеревался уехать, а девушка, рискуя всем, препятствовала ему, — перестань делать вид, что не понимаешь, зачем я тебя сюда затащил. Ты далеко не дура. — Он притянул её к себе, — если думаешь, что я так просто тебя отпущу, то даже не надейся. — Он приблизился настолько, что Адалин остро шутила запах земли и пота.

— Пустите, мне больно, — возмутилась она.

Виктор только теперь понял, что делает. Он немедленно отпустил руку девушки, прижал ладони к лицу и быстро его растёр. Придя в себя, он снова взглянул на Адалин, которая смотрела на него исподлобья.

— Знаешь, что больше всего разозлило меня? — он выждал паузу. — Не то, что вы учинили самодеятельность и не ваш натиск на подполковника, а то, что этот мерзавец всё свалил на вас. Это низко, и он своё получит.

— Могу я идти, генерал? — спросила девушка поникшим голосом.

— Иди, — только и ответил ей Виктор, осознавая всю боль от содеянного и сказанного. Но извиняться он не привык. Как только Адалин шагнула за порог, в комнату вошёл Хорес. Он прикидывался, что ничего не слышал и вообще у него дела, а для большей правдоподобности громогласно пригласил пациентов проходить по очереди. Спустя некоторое время, генерал вышел на заметно опустевшее крыльцо. Ларсен всё ещё спал, Габе принимал раненых и не собирался ложиться, рассвет брезжил, а дела почему-то отказывались делаться сами собой. Как и всегда в моменты дикой усталости, Виктор вознамерился отложить всё и выспаться, чтобы не натворить бед и не наговорить больше никому ничего лишнего.