Доводы нежных чувств

Глава 50

Что бы ни происходило и в каких бы условиях ни оказывался человек, он всегда старается верить в лучшее и в то, что когда-нибудь наступит жизнь, которую он заслужил — нужно просто ещё немного подождать. Смерть уносит стариков и больных, а новые люди приходят в мир младенцами, даря надежду всем живущим на светлое и справедливое будущее.

Вот и теперь Кевин, который даже не догадывался о возлагаемых на него ожиданиях общественности, мирно спал в самодельной кроватке в кабинете Хореса. Адалин стояла возле кипятильника и стерилизовала приборы, Патриция ковыряла ржавым гвоздём очередную дырку на своём ремне, а доктор копался у себя в подсобке в поисках жгутов. С тех пор, как Виктор с отрядом вернулись из похода, прошло уже три недели. За это время кое-что поменялось. Капитану Ларсену надели гипс и освободили наконец операционный стол медпункта, отправив несчастного к нему в комнату. Ходить он пока не мог, но боль в ноге, к счастью, отступала с каждым днём. Подполковника Адамсона отправили домой. Официально — в увольнительную, чтобы любящий отец не пропустил рождение очередного наследника. На самом же деле Виктор всегда его недолюбливал, и обвинение девушек в принуждении к принятию решения стало последней каплей к тому, чтобы отстранить офицера.

Адалин хоть и была благодарна Виктору, но за эти дни успела от души позлиться на него, отчаяться и, как итог — принять свою судьбу. Генерал не собирался её отпускать — с этим просто нужно было смириться и жить дальше. Он ни разу не пришёл к ним и не вызвал к себе. Вероятно, он был очень занят, хотя, может быть, ждал, что она сама придёт. Но, как бы то ни было, от взаимного избегания друг друга всем было легче, особенно теперь после того, как генерал позволил себе быть грубым с Адалин в их последнюю встречу. Она почти забыла те ощущения, когда в ожидании его возвращения из похода готова была признаться в любви. Теперь же сердце терзалось сомнением. Из задумчивости её вывел детский плач. Адалин вытерла руки и приблизилась к малышу. Патриция тоже отложила своё занятие.

— Давай я его покормлю, — предложила она, затягивая ремень. За время работы на фронте обе девушки похудели ещё больше и теперь грозились утонуть в своей форме.

— Молоко в сумке, — Адалин кивнула в сторону шкафа у входа.

— Скорее бы он уже начал есть из ложки, — проворчала Пати. — Это обсасывание тряпочки — очень утомительный процесс.

Внезапно за их спинами раздался голос доктора.

— Чего там? Опять голодный? Что б я так жил — только спит и ест — никаких забот.

— Это не навсегда, к счастью, — ответила Адалин.

Пати аккуратно взяла на руки ребёнка и устроившись за столом, уложила его себе на колени. Она поставила рядом бутылочку, открыла её и принялась смачивать чистый кусок ткани молоком, подставляя его ко рту ребёнка. Тот с упоением посасывал мокрую ткань, то и дело принимаясь хныкать, когда брать из неё было уже нечего.

Всё это время Хорес сидел напротив и скептически поглядывал на них. В момент, когда Пати чуть не опрокинула бутылку, ворочая её, чтобы добраться до содержимого, он не выдержал.

— Дай-ка, — рявкнул он. Не взирая на протесты Патриции и малыша, Габриэль забрал у них бутылку и направился с ней куда-то к себе в подсобку. Через минуту он вышел оттуда со странным предметом. Это была перчатка и когда доктор точным движением срезал с неё один палец, девушка прекратила ругаться и с интересом уставилась на него.

— Что это? — спросила она.

— Каучук, — медленно проговорил Хорес. — Стерильные перчатки — чудо инженерной мысли. Но мне с ними работать неудобно, ничего не чувствую. — Он резко развернулся и направился к другому столу, где вынул из коробки толстую иглу, чтобы сделать прокол на конце напальчника. Пати, покачивая плачущего Кевина, следила за его действиями, как заворожённая и не отставала ни на шаг. Хорес, поставив бутылочку на стол, ловким движением надел на её горлышко самодельную соску. Он не отдал Пати своё творение. Вместо этого он забрал у неё из рук мальчишку, который уже весь раскраснелся от крика, и сам начал его кормить. В ту же секунду, как желанное кушанье беспрепятственно хлынуло в маленький ротик, личико Кевина выразило восторженное удивление. Он сосал бутылочку и переводил сияющий взгляд с лица Габриэля на источник своего наслаждения, пытаясь, видимо, поверить в то, что происходило с ним. Никогда ещё до этого приём пищи не доставлял ему столько радости и уж точно никогда раньше понятие «радость» не ассоциировалось у него с этим грубым и обычно недружелюбным лицом. Хорес смотрел на ребёнка с улыбкой. До сего дня он редко удостаивал его вниманием, а теперь вдруг что-то всколыхнулось в самом дальнем уголке зачерствевшего сердца. Габе не сразу заметил, с каким умилением смотрели на него помощницы, а когда увидел, было уже поздно.

— Мистер Хорес, — протянула Патриция, — Почему вы скрывали от нас, что вы хороший, добрый и детей любите? — Она совершенно искренне умилялась открывшейся картине, хотя нотки сарказма в её голосе расслышал бы даже глухой.

— Вы так чудесно смотритесь вместе, — поддакнула ей Адалин.

Хорес даже растерялся от таких признаний и, проворчав себе под нос что-то про огромное количество дел, переложил ребёнка в руки Патриции. Та, продолжая хитро улыбаться, уселась за стол вместе с малышом, который уже дремал на её руках от удовольствия.

— Кто сегодня идёт в госпиталь? — спросил доктор, когда малыш заснул.

— Я пойду, — вызвалась Адалин.

— Ты ж вчера ходила и позавчера, — он перевёл вопросительный взгляд на Патрицию. Та, нахмурившись, отвернулась.

— Мне не трудно, я схожу, — уверяла его мисс Виндлоу.

— Да? — недоверчиво бросил Хорес, буравя взглядом Пати. — Ну иди. К Ларсену по пути не забудь заскочить.

— Так точно, — согласилась Адалин.

Когда она скрылась за дверью, Габриэль медленно обошёл Патрицию, пододвинул стул и сел рядом. Он молча смотрел на неё своим единственным глазом, отчего девушке становилось не по себе.

— Что? — спросила она резким шёпотом, боясь разбудить Кевина.

— Ничего, — Хорес помотал головой. — Хотел спросить — тебе не стыдно? — Он тоже шептал. Лицо Патриции при его словах изобразило смесь отчаяния и возмущения, — отправляешь подругу третий день подряд за лежачими больными срам подтирать. Совесть не мучает?

— Вам-то что?

— Ты смотри аккуратнее, а то я начну думать, что тебе нравится со мной тут сидеть, пойму неправильно.

— Вы в своём уме?! — Пати чуть не сорвалась на крик, но тут же испуганно уставилась на Кевина. — Не могу я в госпиталь, мистер Хорес. Не спрашивайте. Просто не могу и всё!

— Чего это вдруг? — не унимался доктор. — Раньше могла, а теперь не можешь? Брезгливость проснулась?

— Нет, не в этом дело. Вас это не касается!

Габриэль не ответил. Посидев ещё с минуту, он поднялся и на пороге подсобки бросил:

— Завтра дежуришь в госпитале без разговоров.

Патриция подскочила с места. Она быстро, но довольно аккуратно уложила Кевина в кроватку, под которую приспособили старый ящик от пушечных снарядов, и кинулась следом за ним.

— Вы не посмеете! Я не пойду! — крикнула она, влетая к нему.

Хорес обернулся. Он гневно свёл брови и процедил, приближаясь:

— Я твой начальник, лейтенант Шарк. Куда скажу, туда и пойдёшь, хоть в госпиталь, хоть к чёрту лысому!

— Пожалуйста, — выдавила из себя девушка. — Пожалуйста, только не в госпиталь, — она впервые в жизни умоляла, и сама не верила тому, что говорит, — куда угодно. Согласна к чёрту, но только не в госпиталь.

— Почему? — Габриэль схватил её за плечи. — Ты можешь нормально сказать?

Пати смотрела на него взглядом, полным отчаяния. Она очень не хотела признаваться, но, другого выхода не было.

— Потому, что тот, кто идёт в госпиталь, — медленно проговорила она.

— Ну? — Габе уже не выдерживал этой драмы.

— Тот заходит к капитану Ларсену.

— И?

— И капитан Ларсен, он…

— Чего? — гнев Хореса сменился недоумением.

— Он меня замуж зовёт, — Пати не расплакалась. Она не имела такой привычки. Вместо этого она вся сжалась в комок, ожидая потока упрёков от начальника. Собственно, она не ошиблась.

— Ты дура? — Хорес отпустил её. — Просто не ходи к нему, ты чего проблему-то раздуваешь на пустом месте? Я-то уж думал там… а ты, — он развернулся и пошёл по своим делам.

Пати некоторое время стояла, не зная, как реагировать на произошедшее. Её действительно терзали признания капитана, которые с каждым разом становились всё более настойчивыми. И если раньше девушка могла позволить себе обложить многоэтажными ругательствами какого-нибудь назойливого сокурсника, чтобы тот навсегда забыл дорогу в её сторону, то вести себя подобным образом с Ларсеном она не решалась. Во-первых, она находилась на его территории и хотелось или нет, но следовало как-то уживаться в этом месте с этими людьми. Во-вторых, он — пациент и травмировать его равно усугублять и без того тяжёлое состояние. После признания Габриэлю ей, несмотря ни на что, стало легче. К счастью, обязанности по уходу за капитаном с неё сняли и теперь оставалось только надеяться на то, что сам он нескоро поднимется с постели, чтобы прийти к ней.

Дежурство в госпитале всегда отнимало много сил. Несмотря на помощь солдат и девочек из общежития, Адалин каждый вечер возвращалась оттуда вымотанная и засыпала, едва голова её касалась подушки. В добавок ко всему дорога к госпиталю последнее время добавляла неприятных ощущений от изобилия костров, которые горели зачастую по несколько дней. Увидев их впервые, девушка не на шутку перепугалась, решив, что из-за жары начался пожар, но солдат, лениво дежуривший возле огня, успокоил её, заверив, что бояться нечего. Зачем это делалось, он не объяснил, выдав короткое «не положено», после чего девушка перестала допытываться. От наблюдательных глаз не укрылось и то, что солдаты почти каждый день уходили куда-то небольшими группами. Они не возвращались. По крайней мере Адалин видела только то, как парней снаряжали и уводили от пропускного пункта в сторону приграничной лесополосы, но ни разу с тех пор она не наблюдала, чтобы кого-то из них встречали.

Она ступила через порог ставшего привычным бывшего ангара для хранения зерна. Запах крови и гниения в первые секунды заставил её поморщиться, но теперь уже Адалин ко всему относилась проще. Не без гордости за проделанную работу девушка подмечала, что в самодельном госпитале с каждым днём освобождалось всё больше мест и всё меньше пациентов умирали от тяжёлых инфекций. Она поздоровалась с дежурным и привычно направилась проведать раненых. Вместе с помощницей они измерили температуру и сменили больным повязки. Адалин не гнушалась никакой работой, а потому не боялась запачкать руки, когда кому-то из пациентов требовалось поменять бельё. Парни привыкли к ней и те из них, кто чувствовал себе более-менее терпимо, не стеснялись заговорить с девушкой. А потому, за те два месяца, что Адалин провела в этом мрачном месте, она успела разузнать о том, что Стив Батлер помолвлен и ждёт не дождётся, когда они с его Маргарет поженятся, что Карл Диксон готовит восхитительную лапшу с тушёнкой, что Джереми Кларксон собирается поступать в военное училище после демобилизации и ещё многое из того, чем живут солдаты и о чём думают. В такие моменты ей начинало казаться, что она здесь на своём месте, но оказываясь в комнате вечером, она понимала, что скучает по городу, по больнице и очень хочет навестить отца. Из недавнего письма Бьянки она узнала последние новости о доме. В тот момент она остро ощутила тоску по родным, что ещё сильнее отдалило её от размышлений об их возможном союзе с генералом. Всякий раз сама судьба отводила её от этого человека, а потому девушка окончательно уверилась в том, что у них не может быть совместного будущего.

Обычно посторонние не заходили в госпиталь и всякий раз, когда тяжёлая дверь скрипела, сообщая о приходе нового человека, все, кто был в состоянии, сразу же таращились на него. Дверь скрипнула. На пороге возникла долговязая фигура генеральского адъютанта. Он брезгливо огляделся и, заметив Адалин, направился к ней. Девушка сидела на свободном топчане, покрытом старым тряпьём и оживлённо обсуждала с раненым в ногу парнем, почему ему не стоит пить самогон до тех пор, пока не закончится курс приёма антибиотиков и почему нельзя сделать исключение даже в день его рождения.

— Мисс Виндлоу, — позвал её адъютант. Девушка и солдат повернули к нему головы. — Вам приказано явиться в штаб. Пройдёмте, — он развернулся, не дожидаясь её реакции. Адалин вопросительно переглянулась со своим собеседником, пожала плечами и покорно поднялась с места. Они вышли из ангара и направились к пункту назначения через ряды костров, возле каждого из которых дежурили солдаты. От дыма кололо в глазах и на подходе к дому офицеров Адалин тяжело закашлялась. На крыльце адъютант отворил дверь и отступил в сторону, приглашая девушку пройти вперёд. Она прошла сквозь знакомый предбанник. Войдя в гостиную, она остановилась по стойке смирно. Адалин не была здесь со времён досадного происшествия с подполковником Адамсоном и неприятное воспоминание отразилось гримасой недовольства на её лице. Она понимала, что Виктор вызвал её не просто так и никаких других чувств, кроме тревожного любопытства, она не испытала, увидев перед собой широкую спину генерала.

— Господин генерал, — обратился к нему адъютант. — Лейтенант Виндлоу по вашему приказанию прибыла. — Отчеканил он на одном дыхании.

Виктор рылся в бумагах, стоя за своим столом. Он не сразу обернулся к ним и, переведя сосредоточенный взгляд с одного лица на другое, несколько секунд ещё продолжал витать в своих мыслях.

— Вольно, Перси, — опомнился он. — На сегодня всё, ты можешь идти отдыхать.

Солдат отдал честь, развернулся и вышел из комнаты. Адалин посмотрела на Виктора. Она поймала себя на мысли, что он тоже исхудал за этот месяц, что морщинка на лбу, придававшая его облику грозный вид, углубилась, что волосы стали длиннее и теперь их приходится подхватывать на затылке. Он сидел на краю стола и держал в руках какую-то бумагу. Мужчина не торопился начинать разговор. Он, казалось, тоже оценивал перемены в её облике, а, может быть, просто подбирал нужные слова.

— Присаживайся, — он указал рукой на кресло напротив. — Хотел выразить вам с Шарк благодарность, — продолжил Виктор, когда девушка опустилась в кресло. — Ваша инициатива с прививками позволила пересмотреть стратегию. Мы разработали план и теперь очень надеемся отодвинуть врага ещё дальше.

— Рада слышать, — ответила Адалин.

Виктор поднялся и обошёл стол. Некоторое время он молча смотрел в глаза девушки. Она казалась ему уставшей потому, что безучастно глядела в одну точку перед собой. Нечто похожее на эмоцию сочувствия выразилось на лице генерала.

— У Генри Адамсона родился сын, — неожиданно начал он, усаживаясь на стул. — Судя по всему, это его последний ребёнок.

Адалин только теперь очнулась от накатившей задумчивости, но душевных сил хватило лишь на то, чтобы вопросительно вздёрнуть брови.

— Кто вам рассказал?

Виктор откинулся на спинку стула, не меняя выражения лица.

— Здесь трудно сохранить что-то в секрете. Готц всё понял, когда застал его с бутылкой коньяка, подвывавшего от боли в промежности. Ты его хорошенько приложила. Зачем ты вообще к нему пошла?

— Прививку сделать, — хрипло проговорила девушка.

— Какая преданность делу.

— Я не ожидала, что он начнёт приставать.

— Ты наивная, как ребёнок. Приходить вечером в комнату к мужчине — это прямой намёк…

— Зачем вы меня вызвали? — Адалин уже начинал злить этот допрос и ей не хотелось продолжать выслушивать претензии в свой адрес.

Виктор яростно сжал челюсти, но сдержал порыв продолжать ссору. Он резко тряхнул рукой, расправляя листок, который всё это время держал в руке.

— Это приказ об отправке вас с Патрицией домой. Вы сделали то, зачем вас вызывали и теперь можете возвращаться, — он сделал паузу. — Я не отдавал себе отчёта в том, насколько опасным может оказаться твоё пребывание здесь. Через два дня нам подвезут провизию — с ними и вернётесь, — Виктор кинул листок на противоположный край стола.

Адалин, не спеша, потянулась к бумаге. Она переводила взгляд с неё на суровое лицо генерала, затем подхватила документ, развернула и прочла короткий текст. Вопреки ожиданию, ни радости, ни даже простого облегчения после этой новости не наступило. Отгоняя от себя тяжёлые мысли, она спросила:

— Вы не будете против, если мы заберём Кевина с собой?

Лицо Виктора изобразило недоумение.

— Почему я должен быть против? В городе ему легче будет найти семью.

— Хорошо, — протянула Адалин. — Я могу идти? — она быстро поднялась, намереваясь закончить этот разговор.

Прошло несколько секунд прежде, чем Виктор ответил вопросом на вопрос.

— Ты решила, что он мой, да? И мне не всё равно, что с ним будет?

Адалин опустила взгляд. Виктор порывисто поднялся со своего места и приблизился к ней.

— Я никогда не был с Фани, — начал он. — Скажу больше: у нас из голубоглазых брюнетов можно целую роту собрать и с кем уж там она якшалась, сама наверняка уже не помнит. Ада, — он подошёл совсем близко. — У меня не было женщин с тех пор, как я встретил тебя тогда у Клариче. Мне были бы не нужны другие женщины, согласись ты разделить со мной судьбу. И будь ты моей женой, ни Адамсон, ни кто бы то ни было другой не позволил бы себе распускать руки. Что ты молчишь? Скажи что-нибудь.

Адалин не знала, что сказать, опешив от неожиданной откровенности генерала. Она надеялась, что его порывы улеглись, но вместе с его признанием ею вновь завладели мысли, которые девушка отгоняла от себя весь последний месяц.

— Я не могу быть ничьей женой, — твёрдо проговорила она. — И если для защиты своей чести мне придётся применять силу, я готова на это потому, что нет ничего более унизительного, чем зависимое положение. Мне пришлось пройти достаточно испытаний, чтобы пробить стену сопротивления общества и обрести профессию, — она отступила на шаг. — Что бы вы мне ни говорили, рано или поздно вы посадите меня под замок, чтобы я занималась домом и детьми, а для меня подобное равносильно смерти.

— Удобная отговорка, — Виктор не решался прикоснуться к девушке. Ему стоило большого труда сохранять дистанцию. — Заметь, ты ни разу не сказала, что не любишь меня. Было бы проще, заяви ты мне это прямо в лицо, — он жадно ловил её ускользающий взгляд. В конце концов Адалин не выдержала и молча отвернулась. — Так я и думал, — процедил мужчина. — А если я скажу, что позволю тебе работать в больнице и не стану чинить препятствий?

— Тогда я отвечу, что общество, в котором вы вынуждены пребывать, не потерпит подобного. На вас непременно станут давить и вы либо поддадитесь им и обречёте меня на бесцельное существование всю оставшуюся жизнь, либо сами вступите в сопротивление с ними и принесёте в жертву своё положение и репутацию, — Адалин перевела дух. — Я не хочу больше это обсуждать, генерал. Через два дня мы уедем и, полагаю, лучше нам с вами больше не видеться, чтобы не мучить друг друга.

— Раз ты всё решила, то нам больше не о чем говорить, — голос мужчины прозвучал потеряно. Адалин встревоженно посмотрела на него. Тень скорби легла на его красивое лицо, мрачный взгляд выражал непривычное смирение. Виктор редко сдавался перед трудностями, но теперь вновь убедился в том, что эта крепость, как бы он на неё ни напирал, не падёт перед ним. Он вернулся к столу и занялся своими делами, не удостаивая более вниманием свою гостью.

Адалин вышла на улицу. Костры горели, закат приближался, кое-кто из солдат лениво прикладывал руку к козырьку, когда девушка проходила мимо. Внезапно в горле защекотало и она тяжело закашлялась. В тот же миг из глаз брызнули слёзы, которые легко можно было списать на удушье от дыма. Девушка плакала, разбавляя всхлипывания звонким кашлем, и никто не обращал внимания на её состояние потому, что кашель со всех сторон становился нормой последних дней. Когда рядом не оказалось свидетелей, девушка обессилено рухнула на землю, прислонившись спиной к торцу деревянного дома. Она закрыла руками лицо и забылась от глухих рыданий, оплакивая любовь, которую сама же загубила. Сдержать слёзы не получалось. Они, будто бы, рвались из глубины измученной души, не спрашивая на то разрешения. Когда порыв иссяк, Адалин ещё с минуту сидела, уперев затылок в стену. Требовалось вернуть себе хладнокровие, чтобы продолжить дежурство в госпитале и не вызывать к себе лишних вопросов.