— Доброе утро. — Папа оторвался от термокружки, в которую наливал кофе, и взглянул на меня. Для субботы он был одет слишком строго; очевидно, собирался на встречу с каким-нибудь богатым инвестором. — Мы с Ральфом договорились встретиться в офисе в половине девятого. По поводу базы отдыха в Виндхейвене.
Я похлопала глазами, пытаясь проморгаться. Тело казалось затекшим и неповоротливым со сна.
— Не разговаривай со мной сейчас. Я еще не проснулась.
Сквозь сонный туман я почувствовала укол совести за свою неприветливость; мы с ним практически не виделись несколько дней, где уж было толком пообщаться. Накануне мы с Сэмом весь вечер говорили про странный зал с чучелами в особняке Калпеперов и с постоянным раздражением, точно от кусачего свитера, ломали голову в догадках, где Джек появится в следующий раз. Самое обычное утро с папой казалось внезапным возвращением к моей жизни до Сэма.
Папа протянул мне кофейник.
— Будешь?
Я подставила ему сложенные ковшом руки.
— Лей прямо сюда. Я хоть умоюсь, что ли. А где мама?
Наверху было подозрительно тихо. Обычно, когда мама собиралась куда-нибудь, из родительской спальни доносился слабоидентифицируемый грохот и цоканье каблуков по полу.
— Уехала в какую-то галерею в Миннеаполис.
— В такую рань? Сейчас же практически вчера.
Отец ничего не ответил; взгляд его был направлен поверх моей головы на экран телевизора, на котором мелькали кадры какого-то утреннего ток-шоу. Гость программы, одетый в подобие военной формы, был окружен разнообразными зверятами в клетках и коробках. Я немедленно вспомнила про зал с чучелами, о котором рассказывал Сэм. Одна из пары ведущих опасливо погладила детеныша опоссума, тот зашипел, и папа нахмурился, глядя на экран.
— Папа. Прием! Налей мне чашку кофе, а не то я умру. Кто тогда будет убирать мой труп?
Папа, не отрываясь от телевизора, принялся шарить в шкафчике в поисках кружки. Нащупав мою любимую — зеленовато-голубую, которую сделала одна из маминых подруг, — он придвинул ее ко мне вместе с кофейником. Я налила себе кофе, и пар ударил мне в лицо.
— Ну, Грейс, как у тебя дела в школе? — поинтересовалась я у самой себя.
Папа кивнул, наблюдая за детенышем коалы, который пытался вырваться из рук хозяина.
— Все в полном порядке, — ответила я на свой вопрос, и папа с отсутствующим видом поддакнул. — Только кто-то притащил в школу стаю панд, — добавила я, — а учителя отдали нас на съедение племени каннибалов. — Я сделала паузу, чтобы посмотреть, дошли до него мои слова или нет, потом продолжила: — Все здание загорелось, потом я завалила экзамен по драматическому мастерству, а потом секс-секс-секс-секс.
Отсутствующее выражение внезапно исчезло из папиных глаз, он обернулся ко мне и нахмурился.
— Чему, ты говоришь, вас учат в школе?
Что ж, по крайней мере, из моей речи он уловил больше, чем я предполагала.
— Да так, ничему интересному. На английском учимся писать рассказы. Терпеть их не могу. Писателя из меня не выйдет.
— Рассказы про секс? — с сомнением уточнил папа.
Я покачала головой.
— Поезжай на работу, папа, а то опоздаешь.
Отец почесал подбородок; бреясь, он пропустил небольшой островок щетины.
— Да, кстати. Нужно отдать Тому состав для чистки ружья. Ты его не видела?
— Какой еще состав?
— Для чистки ружья. По-моему, я оставил его на столешнице. Или, может, под раковиной...
Он присел на корточки и принялся рыться в шкафчике под раковиной.
Я нахмурилась.
— Зачем тебе понадобился состав для чистки ружья?
Он махнул в сторону своего кабинета.
— Чтобы почистить ружье.
В мозгу у меня прозвенел тревожный звоночек. Я знала, что у папы есть ружье; оно висело в кабинете на стене. Но на моей памяти он ни разу его не чистил. Ружья ведь полагается чистить после использования?
— Зачем ты брал очиститель?
— Том одолжил его мне, чтобы я почистил ружье после нашей вылазки. Я знаю, надо бы чистить его почаще, но когда я им не пользуюсь, это совершенно вылетает у меня из головы.
— Том Калпепер? — уточнила я.
Отец выбрался из шкафчика с бутылкой в руке.
— Ну да.
— Ты ходил стрелять с Томом Калпепером? Пару дней назад?
Я почувствовала, как горят у меня щеки. Господи, только бы он ответил «нет»!
Отец посмотрел на меня. С таким выражением он обычно смотрел, когда хотел сказать что-то вроде «Грейс, ты же умная девочка».
— Надо было что-то делать, Грейс.
— Ты тоже участвовал в облаве? На волков? — набросилась на него я. — У меня в голове не укладывается, что ты...
Я вдруг живо представила, как мой папа крадется по лесу с ружьем в руке, гоня перед собой волков, и мне стало так тошно, что я не договорила.
— Грейс, я пошел на это и ради тебя тоже, — сказал он.
— Ты в кого-нибудь попал? — очень тихо спросила я.
Он, похоже, понял, что это очень важный вопрос.
— Я стрелял только в воздух, — ответил он.
Не знаю, правда это была или ложь, но разговаривать с ним мне расхотелось. Я покачала головой и отвернулась.
— Ну, не дуйся, — сказал отец. Он поцеловал меня в щеку — я даже не шелохнулась, — взял термокружку и портфель. — Будь паинькой. Пока.
Я стояла в кухне, обеими руками обхватив голубую кружку, и слушала, как отцовский «таурус», взревев, отъезжает от дома. Когда шум мотора затих, дом погрузился в знакомую тишину, такую уютную и тоскливую одновременно. Это могло быть любое утро — та же тишина и та же чашка кофе в моих руках — однако же не было. Слова папы «Я стрелял только в воздух» до сих пор висели в воздухе.
Он знал, как я отношусь к волкам, и все равно у меня за спиной пошел на облаву вместе с Томом Калпепером.
Мне было больно от предательства.
Негромкий шум от двери привлек мое внимание. Сэм, с мокрыми и торчащими после душа волосами, стоял в коридоре и смотрел на меня. В глазах у него застыл вопрос, но я не стала ничего говорить. Я думала о том, как поступил бы папа, если бы узнал про Сэма.