Дурман

ГЛАВА 14

Он хотел бы отвезти ее на новогодние праздники куда-нибудь. Возможно, Испания. Виталию приглянулась эта страна, когда он ездил туда как-то, чтобы отвлечься от всего. Или горы, какие захочет, если Таня любитель зимних видов отдыха. Однако ситуация в городе складывалась так, что не мог Казак себе позволить уехать. Имейся на подхвате еще хоть кто-то, кому можно было бы доверить мониторить конфликт Сидоренко и Мартыненко, прощупать ситуацию среди остальных заинтересованных лиц — тогда, возможно. Но Дима дал ему четкие ориентиры, и нуждался в информации, а Казак не мог подвести друга. Да и Таня, вроде бы, и не рвалась никуда. Даже отмахнулась, когда он заговорил об этом.

— Знаешь, у нас на эти праздники, зачастую, не легче, чем в обычной больнице. Бывает такая нагрузка, что не хватает рук. То додумаются напоить своих любимцев шампанским, в честь праздника, то накормят шоколадом собак, а для них это яд, — Таня выглядела искренне возмущенной такой безалаберностью своих клиентов.

Это заставило его улыбнуться.

Но пришлось сделать серьезный вид, потому что она посмотрела на него с тем же неодобрением. Не хотел он ее огорчать. Просто потому, что Таня. Хотя, мог понять и ее возмущение безалаберностью. Сам этого в людях не переносил с тех пор, как подчиненные появились. Прибил бы. Буквально. И его парни это знали.

— То, знаешь, питомцы сами, оставшись без присмотра, пока все гуляют и фейерверки пускают, мишуры нажуются… Приходится оперировать. В общем, работы хватает. Я последние три года и не дежурила, вроде, а все равно, приходилось выходить все время, подменять ребят, чтоб хоть выдохнули. Так что, хорошо бы мне быть где-то недалеко от клинки.

Он учел это пожелание.

Вот так, взвесив все “за” и “против”, решили остаться дома. Суеты и толпы не хотелось никому. Если уж выпадет шанс спокойно провести праздники, то хотелось бы нормально расслабиться. “Лучше на второй-третий день куда-то выбраться, погулять”, предложила Таня. Не особо его Зажигалочка любила толпу и скопление народа, это Виталя уже тоже просек и запомнил.

А вот на елке настояла Таня. Казак как-то, в принципе, не особо понимал, для чего это дерево в доме. В конце концов, у него на участке три ели росло. Ландшафтный дизайн, чтоб его. Бешеных денег обошелся ему вместе с той березовой рощицей. Но ведь хотел по высшему разряду, вот и не скупился. А Таня взяла и настояла на декорациях. Сама накупила этого всего, и его напрягла помогать ей развешивать.

Казак сначала не просек тему. С этими венками, шарами и еловыми шишками. Но потом ему даже понравилось, если честно. Как-то так, действительно, дом другим стал. Не то, чтобы Казак верил в сказку. Вообще не его тема, по ходу. Он Новый год ни разу в жизни не ждал и не праздновал, если честно, как сам праздник. Разве что, как конец отчетного периода, или просто повод гульнуть хорошо, потому что все в разнос идут в эти дни. Будто алкоголь или наркотики в воздухе “висят” туманом и все их вдыхают. Вот и он не был исключением.

Но чтоб париться так, как вот Таня сейчас… Нет, таким не заморачивался. А тут даже по душе пришлось. Больше потому, конечно, что Зажигалочка реально горела все эти дни. Лучилась удовольствием и счастьем. Ну, точно, сама этой “наркоты” праздничной надышалась и светилась вся. И он от нее это все впитывал. Как отогревался от света Тани. А потому готов был на любые глупости в его понимании ей “добро” давать, лишь бы Таня и дальше так этому празднику радовалась. И меньше парилась о том, о чем ей знать не стоило.

А Казаку сейчас часто приходилось мотаться и к Диме, и с пацанами план действий разрабатывать в нагнетающейся в городе ситуации. И курировать парней, среди которых совсем мало осталось из “старой гвардии”, только основной костяк. До десятка. Остальных Виталя уже после, в последние годы, находил и отбирал по-новой. А значит, хоть и проверенные, и надежные, но не “пристрелянные” еще. И это не давало просто расслабиться. Кто бы там что ни говорил про иное время. Возможно, оно и другое сейчас, а вот люди-то — те же самые. И Казак предпочитал быть уверенным в том, что у него все под контролем, каким бы боком ситуация не повернулась. Гонял, стращал, изводил и придирался, добиваясь адекватных и слаженных действий команды в любой гипотетической ситуации.

Да и с бизнесом немного завяз, запара, как и всегда в конце года. И пусть не он все эти отчеты и сметы готовил, не лично уже с налоговиками решал, давно оговорив основные пункты “законного взаимодействия”, все равно приходилось Цербером стоять над экономистами и главными менеджерами, дергать и стимулировать премиями, а кое-кого и припугнуть, чтобы люди не расслаблялись раньше времени и работали так, как ему это было нужно.

А уж после корпоративов: и у Тани, и у него самого, на которые, хочешь-не хочешь, а пришлось идти, вообще уже ничего не хотелось. С головой хватило этих ресторанных гулянок. Вот, честное слово, его все так измотало и достало за последние две недели, что тридцать первого просто не пустил Таню никуда. Дежурства у нее не было, и Казак на все плюнул. Считай, с самого утра и начали “праздновать” тем, что ничего не делали: лениво валялись, “щелкая” каналами на телевизоре, ели то, что домработница наготовила, а то, и просто, сидели в тишине, отдыхая от суматохи и гама последних дней. И словно прислушивались, подпитывались друг от друга силами. Ничего больше не хотелось. И не было потребности куда-то выбираться. Общества друг друга больше всего не хватало. Еще и с елкой этой, и всем тем антуражем, каким Таня дом разукрасила. С мандаринами, шоколадом, шампанским и шишками этими ее, декоративными.

Ну, дурь же, вроде. И шелуха. А все вместе — так сложилось, что его проняло до спинного мозга. Особенно потому, что саму Таню в эти дни никуда не отпускал от себя дальше, чем на два шага. Все время рядом, как приклеенный. Или, просто, “на клею”. Дышал ею, как те придурки парами клея дышат, засунув головы в пакеты. И уже даже не задумывался, насколько нормально это. Имел силу и возможность позволить себе такую придурь и слабость — иметь Таню. И все тут.

Он подарил ей мобильник. Такой, как у самого был. Самой последней модели. Понятно, что “не бюджетный”, и даже слушать не пожелал о том, что у нее и старый хорошо работает. Казак хотел, и все. Честно говоря, и авто купил бы Танюше, так она ж сама водить не умела, а он и так не на “Жигулях” ее возил, да и водителя, если что, на достойных ее машинах всегда отправлял. Благо, автопарка хватало для любого каприза. Его, по ходу, больше. Таня к машинам, все так же, особо не присматривалась и не привередничала. Хотя, никогда не отказывалась посидеть с ним в гараже, если Казак срывался и пытался привести мозги в порядок тем, что начинал перебирать детали или помогать парням чинить что-то. И он ценил это.

Блин, да он все в ней ценил! Даже ту упертую стеснительностью и неуверенность, с которой она принимала подарки. Хотел было кольцо подарить, или еще какое-то украшение, чтоб нормальное, серьезное, с брильянтами, само-собой. Но вспомнив, что она все еще из-за колье смущалась и жалась, решил пока не давить. Вот и выбрал телефон.

А она ему-таки, “мультитул” презентовала. Не простой, навороченный и напичканный всем, что и в голову не придет, если честно. Швейцарский. И, что вот странно, Виталий не ожидал. Вот, правда. Пусть она и упоминала, и дергала его то и дело, выпытывая, чего бы ему хотелось, он все равно как-то не связывал этого и не осознавал, что получит подарок от Тани. Он, в принципе, в таком плане, подарков ни от кого не получал. Взятки и попытки подмазаться к нему ради выгоды, не в счет. Не с тем расчетом то все делалось. А тут… Растерялся. И в какой-то момент Зажигалочку свою понял. Не знал: ни что сказать, ни как отреагировать на подарок. Не привык. Хоть и пытался этого не показать. Но так кайфанул от этого! Целый день крутил этот мультитул в руках, выпустить не мог. Так и подмывало чего-то сделать, да все не находил, куда приложить инструмент и энергию. Хоть бери, и стены ковыряй, ей-Богу! А Таня с таким восторгом и удовольствием наблюдала за этим, так радовалась, что он доволен подарком, что Виталия еще больше трясло от своей потребности в ней.

Но вечером первого января Тане все же позвонили из клиники, попросили помочь, осмотреть двух спорных и непонятных “пациентов”. Он отвез ее, и ждал пока Таня работала. Сам прозвонил своих, проконтролировал, что и как на местах, как обстановка, в принципе? Успокоился, получив от всех отчеты, что все тихо и под контролем.

А потом вернул Таню домой и, как ненормальный какой-то, дорвался до нее. Полночи отцепиться не мог: заставлял кричать от страсти, от удовольствия. Снова целовал все тело до отметин и засосов, будто сам на ней “штампы и печати” расставлял. Каждый миллиметр кожи поцеловать, облизать хотел. Трясло его от нужды и потребности в этом. И понял, что не притихнет эта жажда в нем, видимо, не усядется уже такая жадная потребность в этой женщине. “Ну и хрен с ним”, решил сам для себя.

Таня с ним, а значит, и париться по этому поводу нечего.

Зима была какая-то “не зимняя” в этом году. Снег выпадал пару раз, да и то, таял через несколько дней. А так, все дождь и дождь. Вот уж, точно, тут сложно не поверить в глобальное потепление.

Таня отвернулась от своего окна и слабо улыбнулась Виталию, который оторвался от наблюдения за дорогой. Глянул на нее с вопросом. Махнула головой, как бы говоря, что все нормально, просто очень устала за сегодня. Он крепче сжал ее пальцы, которые держал левой рукой все то время, что они ехали.

— Измочалили тебя сегодня? — верно поняв ее посыл, нахмурился Виталий.

— Есть немного, — тихо хмыкнула она.

Говорить не хватало сил. Все на работе выговорила. Выоралась, даже. Давно так не ругалась с подчиненными. С Вадимом тем более. Не понимала до конца, чего он добивался? То ли просто мелко пакостил из-за обиды, что так и не ответила на его ухаживания, выбрав другого мужчину, то ли ее авторитет пытался в глазах остального персонала пошатнуть?

Но ведь обоим хуже делал. Спорил там, где себя и подставлял. И не первый раз за последние месяцы. У нее уже даже был разговор с владельцами клиники. И ей намекнули, что видят эту “нездоровую” обстановку. И хотели бы уладить конфликт. Причем, вплоть до устранения одной из сторон напряжения. А так как Таня их полностью устраивает, они готовы уволить Вадима, который явно пренебрегает профессиональной ответственностью из-за личных обид.

Таня не хотела становится причиной потери работы хорошего, в общем-то, ветеринара. Она искренне не понимала, почему Вадим так себя вел, ей казалось такое поведение глупым и мелочным. И она уверила владельцев, что уладит конфликт. Однако сегодня, когда он в очередной раз попытался оспорить диагноз и даже пытался отказать хозяевам в помощи собаке, которую она разрешила взять на лечение, аргументируя возрастом и бесперспективностью всех манипуляций — не сдержалась. Наорала на него в ординаторской. И прямо сказала, что если он не умеет отделять личное от рабочего — не будет больше отговаривать владельцев клиники. Если Вадиму плевать на состояние животных, то здесь ему работать не стоит.

Но Виталию об этом говорить не хотела. Не стоило. Виталий вспылит, воспримет ситуацию, как личный конфликт и “наезд” на нее, а не рабочую проблему. И решит сам разбираться, вмешается, она его уже достаточно хорошо знала, чтобы это предугадать. А это ведь не его парафия.

— Много работы, — ограничилась таким, видя, что любимый все еще ждет от нее развернутого пояснения.

Вроде бы, хватило. Виталя кивнул и снова сосредоточился на дороге. Но руку ее держал с той же силой. А Тане от этого становилось легче.

— Надо будет нам отпуск с тобой устроить, как немного с работой разгребемся, — заметил Виталий, не отрываясь уже от дороги.

Дождь усилился.

Она кивнула. Он тоже выглядел уставшим. Да и знала Таня, что у любимого, тоже, график — сумасшедший. Он, конечно, не все ей рассказывал, да и она не особо в этом разбиралась, вроде. Бизнес, юристы, переоформление, имущественные споры и тяжбы — не ее стезя, хоть Таня и старалась разобраться. И какие-то встречи постоянные, сделки. Вот только на этой неделе — какой-то аврал у партнера случился. Так Виталий мотался между офисом и нотариусами сутками, переоформлял что-то, решал какие-то вопросы за себя и еще за одного друга, который, как Таня поняла, и был его основным партнером, но сейчас, из-за политической ситуации, оказался вынужденным выехать за рубеж. Не новость, в общем-то, пруд пруди таких историй вокруг. Но Таня даже злилась на этого друга, Дмитрия, пусть и не видела его никогда, из-за которого Виталий так загружен, за двоих пашет.

Однако и понимала любимого, тем более, что волей-неволей, а Виталя рассказывал, пусть и неохотно, сколько этот Дима в свое время ему помогал и как вытягивал с дна. И все равно, когда Виталий приезжал домой измотанный настолько, что и есть уже желания нет, ей самой ему хоть как-то помочь хотелось. Только, что Таня могла сделать? У него ж партнеры — не собаки и не тритоны, даже не крысы, с которыми она хоть как-то могла совладать. Вот и оставалось лишь морально поддерживать. Как и он ее поддерживал.

А сегодня Виталий позвонил ей в обед и сказал, что решил все вопросы, которыми последнюю неделю занимался, и свободен. Сам приедет за ней, а не водителя пришлет. И они наконец-то в адекватное время окажутся дома оба. И поужинают вдвоем. Имеют право расслабиться и отдохнуть. Заслужили.

Таня обрадовалась так. И если бы не этот эпизод с Вадимом, испоганивший настроение, вообще, счастлива была бы. Но решила, что нечего тянуть домой рабочие проблемы. Если у Витали есть повод расслабиться, значит и ей не надо сейчас думать о том, что в эту минуту не поменять все равно.

Документы Таня видела. Вернее, видела, как Виталий забрал папку с ними с заднего сиденья авто и занес в дом. Краем глаза заметила и то, как он бросил эту папку на столик в гостиной. Устало, а потому небрежно, так, что часть бумаг высунулась из папки. Но Виталий только вздохнул и тяжело растер лицо. И Таня не поинтересовалась, что это за бумаги? Ей стало так тревожно за любимого человека! Эта его усталость так ее зацепила, так затронула, что она обо всем другом думать перестала. Бросила куртку, как снимала, прямо на пол, сумку рядом же опустила. Подошла и обняла Виталия, в немного наивной попытке поддержать и дать ему хоть немножечко своей энергии и силы, хоть и саму сегодня измотали основательно.

— Пошли, поедим? — предложила, заглянув в глаза Виталию снизу вверх.

— Мгм…

Похоже, ему уже и говорить не хотелось. Кивнул, обхватив ее руками, так, будто краб клешнями в добычу вцепился. Но Таня уже привыкла к этой силе и жадности Витали, наслаждалась ею. Потянула его за собой в сторону кухни.

Они поели, тоже, как-то, медленно и устало. Виталий выпил виски, чтобы расслабиться, она от вина отказалась. И только потом, вспомнив, что забыла телефон в сумке, Таня вернулась в гостиную, где все бросила. И пока доставала телефон, решила уже и бумаги Витали сложить, чтобы не потерялось ничего из-за такой небрежности, а то мало ли. Собрала их в стопку, и уже почти засунула назад, когда взгляд зацепился за знакомый логотип…

У Тани даже в глазах потемнело. И противная какая-то горячая слабость прошла по рукам и ногам, заставив сесть на край журнального столика.

— Танюш, может набрать номер, не можешь найти свой телефон? — Виталий, видно удивившись, что ее так долго нет, появился в дверях. — Таня? — он напряженно нахмурился, видимо, четко уловив ее состояние.

Даже осмотрелся, не поняв, наверное, в чем причина. А ее аж трясти начало.

— Виталь, что у тебя с этой конторой адвокатской? — каким-то истеричным тоном, с которым не сумела справиться, спросила она.

Голос дрожал. И эта интонация дурная, словно у подростка. Или у истерички.

— С какой? — нахмурился он еще больше и подошел ближе.

— С этой, с конторой Сергея Костенко? — она протянула папку в его сторону.

Оказывается, у нее и руки дрожат, а не только голос.

— Да ничего, в принципе. Подвернулось предложение хорошее, купили ее с партнерами. Костенко этот заграницу перебрался, вот и бизнес здесь распродавал. А что такое, Танюш?

Виталий взял эту папку из ее рук. Отложил на другой край стола. А сам сел рядом с ней и крепко обнял.

— Тебя почему трясет? — настороженно спросил он.

Таня растерла щеки руками. Зарылась пальцами в волосы.

— Виталь, любимый, это очень плохая контора, — попыталась выдохнуть она. — Правда! Не знаю, как твои юристы пропустили и не рассказали тебе?! Они же, адвокаты этого Костенко… Они же только за бандитов в судах выступали всегда! Криминал прикрывали. Неужели, ты не узнал?!

Виталий хмыкнул и вздернул бровь.

— Да, ладно, Танюш. Что ты выдумываешь? Нормальная контора. Наверное, и за такие дела брались, для адвокатов деньги не пахнут, сама знаешь. Но прямо так заявлять… Они самыми разными делами занимались. Вот и решили мы, что вложение хорошее. Надежное, к тому же, конторе-то уже больше восемнадцати лет. И на плаву, одна из крупнейших в регионе…

— Я не выдумываю!

Она высвободилась из его рук и вскочила на ноги. Первая оторопь от вида этого логотипа схлынула, и Таня почувствовала резкую потребность в движении.

— Я точно знаю! Мне отчим тогда столько про эту контору рассказал! Они собирались в защиту моего брата выступать, когда все случилось. Он же не сам по себе квартиры обчищал. За ним кто-то крупнее стоял. Там целая схема была налажена, не хотели, чтобы он их сдал, наверное. Наняли адвокатов. Я потому и выступила в суде. Чтобы точно, и не смогли откупиться, или, еще и Вику виноватой сделать, вместо Женьки. Мне Миша сказал, что против моего свидетельства, даже они могут не найти ничего. И, действительно, контора тогда отказалась от дела. Да и те, кто Женьку покрывал, самоустранились, решили, что его сдать — всем дешевле! — она почти кричала, почему-то.

Ее это так зацепило. И страх такой душу захватил непонятно отчего. Просто ужас, самый настоящий. До дрожи, до глупости, до безрассудства!

Но Виталий спокойно поднялся и подошел. Поймал ее за пояс одной рукой. Опустил вторую ей на плечо.

— Танюша, спокойно, — коротко велел он.

Тон такой, что заставил прислушаться. Обратил ее внимание на него.

Виталий смотрел ей в глаза, будто понял все, что происходит, и пытался взглядом взять сознание и этот страх Тани под свой контроль. И глаза почему-то такие темные и напряженные… За нее испугался?

— Таня, послушай меня.

Притянул к себе, прижал крепко-крепко.

Она замерла. Достучался до нее Виталий.

— Возможно, твой отчим и прав. И тогда эта контора таким занималась, в основном, — Виталий отпустил ее талию и обхватил ладонью затылок. Намотал волосы на пальцы. — Но сейчас — они работали легально. Последние пять лет, так точно. Не без того, что брались за сомнительные дела, ну так, а какая адвокатская контора у нас избежала этого? — пренебрежительно хмыкнул он, заломив бровь. — Мои люди ее проверяли. И я не сам принимал решение. Все нормально с этим. Хорошее вложение денег. Выгодное.

Она молчала и смотрела на него. Слышала слова. Но внутри все еще колотило.

И он это понял. Крепче сжал руку, на которую ее волосы намотал. Он, вообще, тащился от ее волос, почему-то, Таня это замечал не раз. Когда-то пошутила, что обрежет их, потому что по жаре уж очень мешали. Так Виталий даже рассердился. И думать о таком запретил. И при каждом удобном случае касался прядей, наматывал себе на руку. Вот и сейчас так. А заодно, кажется, и ее вниманием завладел надежней.

— Т-а-ня, — протяжно позвал ее.

Вкрадчиво так. Таким тоном, от которого у нее дрожь по спине всегда шла. И жар по позвоночнику. Но уже другой. Не страха…

— Ты меня услышала? Я понял, что у тебя с этой конторой личный конфликт и претензии. Но это все — дело прошлое. И сам Костенко уже уехал, и адвокаты, наверняка, другие работают, а не те, кто за дело твоего брата брался. Понимаешь?

Снова глаза в глаза. И давит этим взглядом, словно в мозг врезается. Убеждает. Прет просто. Даже голова заболела от страха, от напряжения, от истерики этой.

Но говорит спокойно и убедительно.

Да и, разумно ведь, в общем-то. Действительно, прошло столько лет… Адвокаты все точно поменялись. И владелец уехал. А может, и понял давно, что не стоит бандитов защищать. Миша же тогда информацию собирал по той конторе. А после суда над братом Таня и не слышала ничего о ней. Не интересовалась…

Прав Виталий, наверное. А она зря такое устроила.

Таня выдохнула.

— Да, понимаю. Прости, — она кивнула.

Сама потянула к нему и уткнулась лицом в плечо. Он крепче обнял ее, притиснув к себе.

— Просто, как логотип этот увидела… Не знаю, как помутилось в голове. Все, что было — вспомнила. И так страшно…

— Да я понял, — Виталя хмыкнул.

Но уже иначе. Так… мягко. Нежно взъерошил ее волосы.

Ее понемногу отпускало.

Так хорошо рядом с ним. Страх ушел. Спокойно и комфортно. Век бы дышала запахом кожи Витали. Его тепло бы впитывала. Свое, до дрожи родное. До боли, если отстранялся. Словно уже в кость его вживили ей, имплантировали.

— Успокоилась? — продолжая перебирать ее волосы, уточнил он, помолчав минуты две. — Пошли, может, чая выпьем?

Он немного отклонился и посмотрел ей в глаза.

Таня чуть виновато улыбнулась и кивнула.

— Пошли, — согласилась она.

Но на папку старалась все равно не смотреть, будто бы ее в комнате не было.

Ночь тихая. Даже у соседей собаки не лают. Дождь монотонно шелестит по крыше и карнизам. Луны нет. Темно. Хорошо. Почему проснулась тогда и не может заснуть уже минут десять? Непонятно.

Разум гудит просто. Тревожится. И сон не возвращается, как Таня не пытается. А Виталий рядом спокойно спит. Устал же дико за эти дни.

Надо бы, наверное, встать и не мешать ему отдыхать. Пойти, воды выпить, что ли. Или чая. Расслабиться. И потом опять лечь.

Посмотрела на него, едва различая любимые черты в темноте. Спокойное лицо такое. Последние пару месяцев только во сне Виталий так и расслаблялся, кажется.

Таня осторожно откинула одеяло и поднялась. Даже тапки не взяла, боясь устроить шум в темноте. Прихватила телефон и вышла из спальни, плотно притворив двери.

Сказала, что успокоилась. Вняла, вроде бы, доводам Виталия. И больше не возвращалась к теме этих бумаг и конторы Костенко. “Бывшей” конторы Костенко, вернее.

А вот проснулась ночью, и поняла, что мысли не улеглись. Взбудоражены, как пчелиный рой. Носятся в голове, теребят душу. Нехорошие мысли. Тяжелые какие-то. И воспоминания про брата и тот суд. Понятно, конечно, подняло это все с дна сознания муть.

Но и другие мысли, о которых до этого момента не думала. Вот как-то так все сложилось, сопоставилось у нее в голове… Еще в полусне, до полного пробуждения. Эти бумаги, дела, встречи, рассказы и объяснения Виталия… И манеры его иногда, и какие-то несоответствия, которые с первого дня ощущала… Щелкнуло так, что аж дурно стало. Вот и проснулась.

Подумала. Хмыкнула мысленно, понимая, что это, скорее, нечто, сродни ночному кошмару. Суматошная переработка всех мыслей и событий предыдущего дня в ее сознании… Но все-таки, не успокоилась же. Не смогла унять непонятную тревогу, зародившуюся где-то в горле. Так, что сглотнуть стало сложно. И сама себе не могла этого объяснить.

Ну с чего такая глупость в голову лезет? Она с Виталием почти полгода живет. День в день. Спит и просыпается с этим человеком. И в самых разных ситуациях его видела. Так откуда эти сомнения и страх? Глупость же…

И в тоже время, странные мысли, что по факту, ничего она о его делах, тех, которые не касаются автосалона — и не знает. И партнеров никогда не видела. И, вообще, странно все так, как-то, кажется. И с вложением денег в эту адвокатскую контору…

Гнала из головы эти мысли.

Пришла на кухню, включила чайник. Развела себе чай. Тот же, облепиховый. Виталий никогда не забывал ей купить прозапас. Уже особо не таилась, спальня далеко, в другом конце дома, не разбудит Виталия. И все косилась на экран мобильного, помешивая чай.

Дорогой смартфон, престижный очень. Подарок Виталия на Новый год.

Раз экран включила. Время посмотреть.

Три часа пятнадцать минут ночи.

Второй раз через несколько секунд — поняла, что не запомнила время. Мысли далеко, будто не в ее голове, а в другом месте, за семьсот километров отсюда.

В столице…

И стыдно из-за этого, прямо вина какая-то перед Виталием нахлынула, заставляя пальцы дрожать. И глупо же. Неудобно. Три часа ночи. Все спят. А она от дурости этой избавиться не может.

Отложила телефон. Ухватилась двумя руками за чашку, грея озябшие пальцы.

Дождь все шелестит за окнами. И деревья качаются от ветра. Ну и зима…

Схватила опять мобильный, почти не задумываясь, что делает. И не позвонила, нет. Открыла сообщения, выбрала контакт, и как-то судорожно барабаня пальцами по сенсорному экрану, промазывая и с ошибками, которые то и дело исправляла, набрала:

“Привет. Можешь узнать мне все про Виталия Филатова? Его еще Казаком называют.”

И, не позволяя себе передумать, резко нажала на иконку “отправить”, отослала сообщение отчиму.

Глупо! Глупо! Глупо…

И стыдно снова. Что она выдумывает? Что творит? Ради чего ночью Мише сообщения строчит? Из-за сна, в котором смешались страхи и истерика? Потому что устала и ее на работе достали так, что она мыслит нерационально? Тем более, что вообще родным не говорила особо о своих отношениях с Виталием. Почему-то не хотелось на их суд это выносить. Так, упоминала, что познакомилась с мужчиной, и он сумел ее сразить, убедил встречаться, но в подробности не вдавалась. Мать и отчим даже радовались за нее. Грозились приехать и она обещала познакомить их.

А теперь что? Что за дурость, просить бывшего сотрудника СБУ проверить по своим каналам мужчину, которого любишь? Как это Мише потом объяснить, когда знакомить их будет?

Таня рассердилась на себя и отложила телефон. Снова обхватила чашку с чаем. Поднесла к губам, подула, собираясь сделать глоток. И не успела…

Телефон включился, но не значком сообщения, а замигал фотографией отчима, которая стояла на контакте Михаила, показывая вызов.

Таня схватила мобильный, не сразу сообразив, что он на виброзвонке и все равно не разбудит Виталю. Плеснула чаем на руку, обожглась. Чертыхнулась и ответила на вызов.

— Миша, прости! — ощущая себя ужасно виноватой и сгорая от стыда, принялась тараторить в трубку, одновременно размахивая рукой, чтобы ослабить жжение. — Я не хотела тебя разбудить. И, вообще, глупость это, не обращай внимания… Так, всякий бред лезет в голову от усталости…

— Танечка, — Михаил умел прервать и успокоить ее одновременно. Одним словом. Недаром в органах служил, да и сейчас не простыми делами занимался. — Я не спал, не тарахти. Дело есть, думал над ним. Тут твое сообщение…

— Не обращай внимания, — снова начала извиняться она. А рука печет, черт! — Правда, глупости. У тебя и так работы куча, а тут еще я. Не трать на это время, не нужна мне информация..

— Тань! — снова окликнул ее отчим. — Дочка, помолчи.

И она умолкла. Почему-то сразу поняла, по голосу, что ничего хорошего сейчас не услышит. И не удивилась. Миша ее, и правда, наравне со своими родными дочерьми любил. Она это знала.

— Танюша, я тебе серьезно сказать хочу, потому и позвонил, как только прочел: чтобы от тебя этот человек не хотел — избегай его. Вообще ни на какие контакты или переговоры с ним не иди. Ясно? Он что, к клинике вашей присмотрелся? Владельцев прижал?

Комок в горле стал размером с апельсин. А руку как-то отпустило. Странно…

— Миш, ты что? Ты успел про него что-то посмотреть уже? — шепотом спросила Таня, не до конца еще понимая разумом, зато очень хорошо улавливая подсознательно, что значат предупреждения и слова отчима.

О чем та самая ее интуиция все эти месяцы тревожно теребила сознание, а Таня отмахивалась, не обращая внимания на несостыковки и мелочи.

— Танечка, мне про этого человека, как и про его друга и начальника, Калиненко, не надо узнавать ничего. Я все время мониторю ситуацию в городе, работа такая. И за ними давно наблюдаю. Знаю почти все. Только не придраться. Хорошо себя от всего защитили. Если бы не смена власти семь лет назад и передел территорий из-за этого, они до сих пор бы на вершине были. А так, Калиненко посадили, но эти двое, все равно, руку на пульсе и горле города держат. И нынешнего “смотрящего” караулят. Думаю, только и ждут, чтобы в глотку ему вцепиться и вернуть все свое.

— Миша, ты о чем? — каким-то жалким голосом прервала его Таня.

Фамилию Калиненко она знала. Тот самый Дима, лучший друг Виталия, который выехал из страны, вроде как, из-за политических преследований…

— Тань, эти двое, Филатов и Калиненко, далеко не последние люди в криминальной среде города. Калиненко долгое время был “смотрящим”. Тебе же не надо этот термин объяснять? — отчим вздохнул. Она промолчала. — Казак этот — его правая рука, самый надежный друг и верный исполнитель всех планов Калиненко. Многие пытались его переманить. Ни у кого не получилось. И сейчас он блюдет интересы друга и ведет весь тот бизнес, что сумели отвоевать, когда передел начался. Конечно, Калиненко тоже курирует это все с зоны, насколько может, как я знаю. И Казак его регулярно навещает. Да и адвокаты их сейчас об амнистии ходатайство подали. И, насколько мне известно, шанс там есть. Но это все лирика и отступление, Тань. Если этот человек каким-то образом оказался неподалеку от тебя, просто уходи. Уволься из клиники, в крайнем случае. Это те неприятности на работе, про которые ты в последнее время упоминала? Я тебе сто раз говорил, что в столице с твоим опытом и руками — работу найти — вопрос одного часа. Но с Казаком не связывайся. Держись от него подальше, чтобы там ни было. Таня? Ты меня слышишь? — переспросил отчим, видимо потому, что она все еще молчала.

Таня слышала.

Все слышала. До последнего слова.

А сказать ничего не могла, хоть Михаил и звал ее.

Комок этот, чертов, перекрыл горло наглухо! И слезы, почему-то, по щекам потекли. Странные такие, без всхлипов или истерики. Просто больно дико в животе, в груди стало. И слезы сами выступили.

А она держала телефон у уха, слушая отчима. И смотрела при этом на Виталия, который стоял в дверях кухни. Тоже молча смотрел на нее, скрестив руки на груди и облокотившись на косяк.

Понимала, что он не слышит ничего из слов отчима. И при этом, могла поклясться, все уловил и просек, что Таня только что узнала. И смотрел на нее так…

Господи!

Тане показалось, что она вообще, впервые в жизни его видит. И не знала никогда, не целовала ни разу.

Незнакомый взгляд, чужой человек. Опасный и настороженный. Готовый ко всему. И на все. И понимание это было не от того, что Таня только что от Михаила услышала о нем. Просто Виталий излучал это. Показал ей себя с той стороны, с какой Таня его никогда не видела.

— Да, Миша, слышу. Я тут, — хрипло отозвалась она, продолжая смотреть на Виталия. Не могла отвести глаза. И эти дурацкие слезы катились. — Я тебя завтра наберу. Еще раз прости, что отвлекла.

Таня сбросила вызов, не обратив внимания на то, что отчим принялся ее о чем-то спрашивать. Выключила телефон и положила на стол. Мобильник начал тут же снова вибрировать и мигать фотографией отчима. Она выключила мобильный, не отрывая взгляда от Виталия.

Такие родные и знакомые глаза. Каждую ресницу и морщинку вокруг них знает! И такие непроницаемые, чужые, что даже страшно…

Он тоже смотрел. “Держал” ее взгляд, не отпуская. А потом медленно оттолкнулся от косяка и подошел к ней. Она сильнее запрокинула голову. Не могла отвести глаза. Отодвинул телефон, который снова завибрировал. Притянул руку и вытер ее слезы. Медленно. Как-то методично, что ли. Сначала с правой щеки. Потом, с левой. Растер ее слезы пальцами. И опустил эту же ладонь ей на затылок, надавив.

— Пошли спать, Таня.

Это не было предложением или просьбой.

Явное и четкое распоряжение, которое стоит исполнить. И совсем не следует пытаться ослушаться.

Его пальцы, еще немного влажные от ее слез, обхватили сильнее затылок. Не больно, но с явным принуждением, и Виталий потянул, заставив Таню встать. Наклонился и прижался к губам. Как-то властно, жадно, крепко. Сильно.

А она — словно замороженная. Не ощутила почти ничего.

Понимает, что он слишком сильно целует. Может больно? Нет. Не ясно. И дрожи нет. Вся будто околела.

Виталий это почувствовал. Посмотрел ей в глаза опять. Прищурился как-то непривычно. Не хорошо. Даже разозлился, кажется.

А ей все равно, все еще. Ничего не чувствовала. И дурацкие слезы продолжали бежать по щекам непонятно.

Виталий сжал зубы. Резко выдохнул. Обхватил второй рукой ее за спину, подталкивая в сторону выхода из кухни.

— Давай, Зажигалочка, — не ожидая от нее ни ответа, ни каких-то слов, снова распорядился он. — Ночью в голову только дурь всякая лезет. Тебе надо выспаться.

И, не обратив внимания, что она вся заторможенная и застывшая, потащил ее к спальне, словно заставляя идти.

Хотя, почему “словно?” Заставил же.