Дурман

ГЛАВА 6

Она пила, вроде, а ему все больше било в голову. Интересный феномен, прямо.

Может, и ему в кофе чего-то домешали? Хотя, откровенно, его в голову бахнуло еще там, на крыльце ее клиники, во время первого поцелуя. Накрыло так, что “мама не горюй”. И не отпускало до сих пор, по ходу. А чем больше он смотрел на Таню: такую веселую, открыто-откровенную и прямую, без лукавства и всяких зажимов, тем больше мозг в штопор входил. Когда Таня обернулась и столик наугад тыкнула (видно было, что даже не посмотрела), его этим взглядом ее — накрыло сверху, “пробило до аорты”, до солнечного сплетения, прям.

Хотел ее?

Ха! Казак сейчас и за тысячу баксов не смог бы описать, чего он от этой женщины захотел, ни с того, ни с сего. Сам точно понять не мог.

Познакомиться ближе? Да, хотел, когда искать начал сегодня со всеми этими ветеринарками. Потому что вчера — таки зацепила его Зажигалочка.

А когда поцеловал у дверей клиники (утерпеть не мог, прям искусила она его своими улыбками и заявлениями, отпором, огоньком в глазах), впервые за последние годы так накрыло, что чуть контроль над собой не потерял. Уже и не помнил, когда его так баба заводила, чтоб до “ста” за три секунды от старта. Как Димку упекли, вообще баб побоку большей частью пускал. Не хватало еще и на них времени. Так, когда уж совсем все доставало, расслаблялся. Но, и то наспех, без кайфа. А тут — от одного поцелуя такой мандраж. И, блин, по-пацанячьи, а захотелось пыль в глаза пустить: на машине прокатить, и чтоб все посмотрела-пощупала, оценила; и в такой ресторан, куда ее тот придурок на “ланосе” точно не позовет, не додумается даже, да и не потянет; еще и на террасу… Сам понимал, что смешно даже, как подросток. А сопротивляться этому оказался не в состоянии.

И сейчас смотрел на нее, в эти глаза, которые Зажигалочка не отводила, да и застенчивость не играла, не манерничала — и понимал, что, возможно, она и права в чем-то. Может, он и маньяк, просто раньше не в курсах был об этой своей особенности? Вот не водилось за ним такого, вроде. А как Таню встретил, так и влип. На полной скорости, выходит, в “нее въехал” и завяз, пробуксовывает, как в песке, выгрести не может.

Загреб бы в свои руки и не отпускал, хрен знает сколько.

Когда свои розыски начал, думал — отвлечется-расслабится, передохнет от всего. А как поцеловал — капец полный! Как в омут затянула. Укротительница, елки-палки! Как же! Да ведьма, небось, к тому же, черная.

Но Виталия такая тяга не то, что не испугала, даже интересно стало. И приходилось себя по-серьезному сдерживать, чтобы, и правда, здесь на нее не наброситься.

Отставил свою тарелку. Этот голод утолил. А вот другой — только сильнее мучить стал.

Не шутил. Маньяк, не маньяк, а сегодня он ее точно не отпустит. Не сумеет, хоть стреляйте в него.

— Ты что на десерт хочешь, Таня? — постарался отвлечься хоть немного.

Снова прямо посмотрел на нее, достав из пачки новую сигарету. Не врал, нравилось ему курить. Особенно, когда смог позволить себе хорошие сигареты, а не докуривать чьи-то “бычки” в жалкой и тупой попытке хоть так немного согреться. Сейчас он удовольствие получал от этой привычки. Прикурил, выдохнул, наблюдая за тем, как она доедает.

Таня, в свою очередь, отодвинула тарелку. И так же уверенно встретила его взгляд.

Твою налево! Как же она него смотрела! Словами не описать. И то ли вино так на нее повлияло, то ли заставило Таню что-то расслабиться сейчас — но огонек в ее глазах просто пылал, и она не торопилась его прятать. Не развязно, что, бывало, не так и редко встречалось ему; не нарочито-искушающе, или с расчетом.

Честно. Так, что не ясно, кто и на кого первый готов наброситься. И дрожь ее тела явно ощущал, когда держал Зажигалочку за руку. Дрожь возбуждения, а не страха перед “маньяком”.

Закачаешься, просто!

— Десерт? — медленно переспросила она, отпив еще коктейля. Отставила бокал. — Мороженое хочу. Шоколадное. И тебя. Можно вместе. Или в другой последовательности…

Ответ повис в воздухе между ними, словно дым от его сигареты.

Раз. Один удар. Два сокращения сердца. И жар в голову.

Нафиг контроль. Несколькими словами — в лохмотья. И теперь уже — основательно и надолго.

Он сдвигает все в сторону и поднимается, вновь ловит ее руку. Тянет Таню за собой. И она не отказывается. И руку не забирает. Встает.

— Я тебя завалю этим мороженым. Смотри, не охрипни. Потом. А начнем со второго пункта…

Усмехнулся.

Хотя дико хотелось послать официанта к чертовой матери и завалить Зажигалочку на эти мягкие диваны. И не хотелось, в то же время. Из-за того самого желания “покрасоваться”. Как павлина тянуло хвост распустить, поразить ее.

Блин, связался, на свою голову с ветеринаром, только животные и лезут на ум!

Кинул на стол тысячу. Знал, что с избытком хватит. А волокита ему сейчас вообще не нужна.

Таня спорить не спешила. А вот к лифту пошла более чем охотно. Он дернул ее на себя и стал целовать, как только двери закрылись. В этот раз находились в лифте одни. И хрен с тем, что там с улицы видно! Оторвался. Дал себе волю.

Впился в губы, погрузил пальцы в волосы, сжал ее виски ладонями…

Перемкнуло вдруг. Такая жадность нахлынула! Когда всего хочешь. Сразу. В этот же момент. И отступить, ослабить, дать “задний” хоть немного — не хватает выдержки. Силы воли в этом — нет. Ноль полный.

Впился в ее рот, прикусывал губы. Без силы.

Не пытался причинить ей боль. Просто жар этот в голове горел, выжигал разум. Да и Зажигалочка так ему в ответ в губы впилась, что полыхнуло еще сильнее.

Только звонок прибытия на первый этаж и спас их от нарушения морали в общественном месте. Потому как, по ходу, ему стало без разницы. Да и Таня, вот вообще, не ломалась. Свое с него брала с такой же алчностью, как и он на нее кидался.

Нра-вит-ся.

Казак понял, что ему это — офигеть, как нравится. Она вся.

И даже как-то немного жутковато стало, что ж будет дальше? Когда они к этому ее “десерту” перейдут? Может, все же, повернуть назад? Такое ощущение вдруг появилось, словно несется “лоб в лоб” по встречке. Адреналин пульс разгоняет под сотню. И не вильнет уже, вдруг, в последнюю секунду.

Попался на эту адреналиновую иглу. В лоб, так в лоб.

Как пришла эта мысль, так и пропала, канула в Лету.

А они едва оторваться друг от друга успели. Выскочили из лифта. Вот этот вот жар гнал. Горячечный. Лихорадка, прям.

Не то, чтоб тащил ее за собой. Просто Таня и сама ни на шаг не отставала. И смеялась, что характерно. Кураж вокруг нее просто в воздухе витал. Чувствовался. Казалось, пощупать можно. Бери, и загребай пригоршнями.

Но он, вместо этого, ее на себя то и дело дергал. Не мог отпустить больше, чем на пару шагов, почему-то. И когда в машину помогал садиться, снова ко рту прижался.

Елки-палки! Вот, действительно, с какой-другой, доехал бы до первой лесопосадки, и затащил бы на заднее сиденье, просто и без затей, коль аж так уж припекло. Но вот это вот его дурное желание наизнанку вывернуться, показать себя “фильдеперсовым”, как Димка иногда говорил — с ней не давало так. Подгоняло. Давило.

И повез ее не абы куда. В тот самый дом, о котором рассказал. Благо, отсюда до него не так и далеко было ехать. Наверное, даже ближе, чем до района ее клиники.

Таня, хоть и задыхалась еще, и щеки горели, и волосы растрепанные все никак с лица убрать не могла, а направление засекла верно:

— Мне завтра на смену. На восемь. Желательно бы дома оказаться не поздно. Чтоб собраться…

Он начал смеяться.

— Приличная девушка? В кровать надо лечь в девять, чтоб в одиннадцать быть дома? — вздернул бровь, отвернувшись от дороги, пока на светофоре стояли.

Таня пару раз моргнула, кажется, растерявшись от его подначки. Задумалась:

— Не знаю, — улыбнулась со всем своим возбуждением и страстью, которая никуда из ее взгляда не делась. — У меня давно не было повода выработать себе расписание…

Он как-то забыл, по ходу, что надо на дорогу смотреть. Так и глядел в ее глаза.

Честная. И смелая. И прямая.

Сзади посигналили. Он игнорировал.

Точно сказал еще после первого поцелуя — прямо насквозь прожгло. И сейчас только больше края этой дыры обугливало. Глубже с каждым словом и взглядом ее, с каждым поцелуем и касанием.

Взял ее руку, которой Таня пробовала волосы собрать. Обхватил ее пальцы своими, накрыл.

— Нет, Зажигалочка, — таки тронулся с места, повернувшись вперед, чтоб не въехать, не дай Бог, никуда, теперь уж точно не хотелось. — Не попадешь ты домой сегодня. На работу, так и быть, отпущу. Наверное. Там разберемся.

И поехал к поселку самой короткой дорогой.

Может, это вино на ней так сказалось? Или, все-таки, дело было в этом мужчине, который сейчас открывал перед Таней двери огромного дома — но в голове все еще не появилось ни одной здравой мысли.

Только звон какой-то легкий и радостный. И уверенное (что характерно и странно довольно) желание поддаться и “пуститься с ним во все тяжкие”. А почему нет, в конце концов? Что останавливает? Оба взрослые и без всяких обязательств, вроде бы.

Да и никто ее так не заводил еще. Никто не будил в Тане такие бешеные ощущения и эмоции. Когда все на грани, на пределе. И сердце тарахтит, как сумасшедшее, уже второй час кряду. Может, и вредно. Но иногда такие встряски и полезны. А то живет так, словно уже пенсия пришла. Все себе запрещает. Да и не хотелось ничего, если честно, пока с Виталием не столкнулась. Зато сейчас — через край желаний просто. За пять последних лет, наверное, не испытывала столько, сколько с ним за два неполных часа.

И губы горели. Да и вся кожа. Не понимала: внутренний жар это или из-за жары на улице она горит?

Лжет себе. Знает.

Его руку на своих плечах, его пальцы на своем затылке — ощущает каждой клеткой. И грудь от этого “болит”. Не болью. Чувственностью. Господи! Как так можно? Она, вроде бы, могла представить себе физиологию, но так… И почему с ним? Как так? Что в этом Виталии такого, что все ее гормоны бесятся?

Не могла понять. В глазах его, во взгляде бесбашенном и ненасытном тонула, просто заявляющим на нее какие-то права, которые Таня никому давать никогда не думала, а тут — отказать не могла. Нет у нее аргументов, чтобы этот взгляд опровергнуть. И на заявление, что “на работу отвезет, возможно”, улыбнулась только, предпочтя посчитать, что шутит…

“Все-таки маньяк.”

Но сейчас и ей хотелось утонуть, раствориться в этом обжигающем и бушующем безумии. Ее сам Виталий так захватил и одурманил, что она и по сторонам смотреть не могла. Все неважно.

— Ну как? — спрашивает он, когда прошли двор, поднялись по ступеням и ступили, все-таки, в холл дома. — Нравится? Ведь реально лучше квартиры? — улыбается как-то так гордо, но и требовательно ждет ответа.

А Таня сказать ничего не может. Не видела. Прошла мимо, глазами обвела — и ни черта не разобрала.

— Не знаю, — так и признается, честно, не скрывая, что он с ней сотворил. — Я, кроме тебя, не увидела ничего вокруг, Виталик. Давай, ты мне потом еще одну экскурсию устроишь. Где-то там, после мороженого?

И его эту усмешку гордую с лица сметает просто. Моментом. Лицо меняется и взгляд тяжелеет.

— Зажигалочка… Таки в хлам… Твою налево! Ты меня на куски рвешь! — он это низко простонал.

Развернул к себе, продолжая цепко держать затылок. Ухватил опять щеку второй ладонью. Прижал лоб к ее лбу, нос к носу, губы в паре миллиметров.

Глаза в глаза.

— А ты меня, — прохрипела в ответ.

И дыхания нет. У обоих, кажется, пропало. Вышибло. И снова полыхнуло между ними так, что стоять рядом невозможно, а отойти — просто невыносимо. Прилипнуть к нему хочется.

А он ее куда-то тащит. И снова Таня не разбирает куда, просто идет за ним.

Спальня. Прекрасно. Без разницы, что там с обстановкой. Все сейчас “не в тему” и мимо, кроме этого мужчины. А Виталий тоже особо не медлит.

Целует. Нет, нападает на губы. Словно сожрать ее хочет, поглотить. А руки уже под футболкой. И Таня стонет. В его рот. В этот пожирающий поцелуй. Потому что кожа — и правда “сенсорная”: каждое его касание, каждую черту, каждую шероховатость на его пальцах — ощущает. И это возбуждает сильнее.

Начало трясти от желания, которым не могла уже управлять.

Виталий потащил ее футболку вверх, снимая. Таня не мешала.

Странно. Думала, начнет стесняться, когда ехали. Ведь совсем непривычный человек. Чужой.

А чувствовала себя сейчас так, словно никого ближе Виталия у нее никогда и не было. Признало, похоже, ее тело, приняло его на своем, базовом уровне. Феромоны их совпали, что ли? Та самая химия? По правде сказать — именно сейчас — ей стало без разницы.

И разум, как бы, и так находился в отключке. А может, решил и свой кусок счастья урвать, получая удовольствие от всего происходящего. И самой себе не мешать…

Таня поймала свои же пальцы на пуговицах его рубашки. Замерла на мгновение. Не ощутила ни внутреннего сопротивления, ни каких-то возражений от Виталия, и “двинулась” дальше. Расстегнула, избавила и его от ткани. Стянула с плеч шведку. И, поддавшись какому-то странному порыву, потянулась вперед, уткнулась лицом, носом в его плечо, во впадинку на плече, между контурами мышц. Глубоко вдохнула, проваливаясь еще глубже в омут “имени этого мужчины”. Феромоны или нет, а пах он так, как надо было ей. Вот просто “в точку”. И не в парфюме дело. И не в долгом рабочем дне. Ее запах, просто. И ощущение горячей кожи на ее коже — все будоражило еще больше. Но при этом — с неким внутренним ощущением “правильности”. Грудью к нему прижалась. Животом… Вот просто ощутила себя кусочком конструктора, который со щелчком встал на свое место. Клац! И они впритык друг к другу. В притирку…

Его губы на ее шее. Она продолжает ртом его ключицу изучать. А руки сами гуляют по мощному телу, которое Таня, чего уж там, с первого взгляда, еще в поезде успела оценить по достоинству! И все радовало. Вот просто кончики пальцев пульсировали от того, как все уместно и в кайф!

Так и хотелось спросить: где он раньше, такой “конгруэнтный” был? Почему лишал ее возможности аж настолько все это в близости чувствовать?

Но некогда было. Некогда. Времени вдруг перестало хватать!

Виталий снова на ее губы накинулся. А Таня и не поняла, когда успела лифчика лишиться? Но, черт с ней, с той потерей! Застонала от того, что его пальцы творили с ее грудью, заменив чашечки бюста.

Потянулась к его брюкам. А он, словно отзеркалил, ее джинсы одной рукой начал расстегивать.

Виталий отступил назад, ее не отпустил. Сел на край кровати. И Таню потянул: руками этими, губами, что не пускали. Словно всем телом ее притягивал, как магнит. Одурманил, как пить дать!

Почти упала ему на колени. Все ощущала: и мощь, и силу, и твердость его явного вожделения, желания к ней! Ничего не соображала. Откинулась, вцепившись в шею Виталия, пока его рот, быстрыми и жадными касаниями-метками спустился по щеке, шее, и добрался до груди.

Да! Нет! Ее как током пробило! Остановить? Потребовать больше?

Не знает: вперед податься или назад рвануть? Впервые страшно стало… Слишком сильно, потому что. Почти невыносимо. А это только прелюдия. Что же дальше будет? НЕ выдержит… НЕ вынесет… пусть и непонятно, что именно пугает в этом…

Но и отступать уже не может. Да и не хочет! Слишком остро! И так невыносимо сладко, на грани с болью. Не физической, какой-то внутренней.

Все нервы ее в струну, будто. И на кулак… На пальцы эти, что грудь ее сминают уверенно, гложуще, но бережно. На губы эти…

А его пальцы уже джинсы на ней вниз тянут. Уверенно так, резко, по тому же праву какому-то, что не Таня дала — Виталий сам себе присвоил. И не оспорить, ни возразить. Да и зачем? Лучше тем же ответить! И она привстает немного над ним, уперев колени в матрас, его брюки стаскивает, помогая себе и руками, и стопами, чем дотянуться может!

— Сейчас, Зажигалочка, погоди, — тормозит немного Виталий.

Но не выпускает ее, не прекращает грудь губами мучить. Наклоняется при этом, вытаскивает что-то из кармана брюк. Презерватив.

Хорошо, понимает она. Очень своевременно. Ей уже прелюдии мало. Больше хочется. И сейчас! Немедленно!

Давит ему на плечи. Сжимает пальцы, то ли давя, то ли уже царапая. Не понимая. Потерялась в этом желании, от которого в глазах потемнело и мозг в отключке. Падают оба на матрас. Не поняла сначала, как? Не сориентировалась. Уткнулась носом в его грудь. Задышала часто, жадно. Целовать начала, лизать солоноватую кожу.

А Виталий перекатился, похоже, уловив, что пора дальше двигать. Навис над ней, опираясь на локоть. И ко рту вернулся. К губам ее, к их поцелуям. Пока руки его добрались до белья, стянули и этот, последний, влажный уже от ее желания бастион из ткани. И как-то так, сходу, скользнув пару раз, его пальцы в нее погрузились. Сильно и мощно. Так же, как он ее рот исследовал-терзал.

Не удержалась. Застонала криком. Кого стесняться? Заколотило накатывающей волной подбирающегося оргазма. Но мало! Хоть она и была готова, учитывая, что секса, и правда, уж очень давно ни с кем, и в мыслях не имела. Но его хотела. Виталия. Целиком.

Потянулась. И обхватила его руками, ногами, давя ступнями в мощные и твердые мужские бедра.

— Хочу!

Попросила? Потребовала?

Озвучила то, что обоих трясло, будто в лихорадке.

Ха! Он не был здесь тем, кто не хотел! Руками и ногами “за!”. Без вариантов!

Мозг в отключке. Тело всем рулит. Едва с упаковкой от резинки справился. И с полным правом дорвался! Погрузился в Зажигалочку с таким напором, что ее колотить под ним начало. И еще немного “дожал”, потому что ощущал, улавливал — она на грани.

Хрен знает, как это понял, впервые с ней занимаясь сексом? Но Таня и в отдаче, трансляции своих эмоций была такой же откровенно-честной, как в словах сегодня. Все улавливал. Все ее реакции ощущал. Да и она не стеснялась прижать его губы сильнее, где хотела. Наглядно повернуться так, как удобней ей. Она просто горела желанием взять от него как можно больше! А Казак жаждал это все дать. И себе забрать во стократ больше.

Блин! Знал, конечно, что жадина он. Есть такой грех. Но чтоб так! Настолько эту Зажигалочку захотеть?! По боку резоны!

Главное, что заполучил! И остановиться сейчас не мог. Не в его силах. Врывался в ее тело, в себя ее губы, кожу на плечах Тани втягивал. Шею целовал так, что она стонала без остановки. Возможно, до отметин. Не понимал, не контролировал, честно. Без умысла. Сорвало тормоза просто. И себя в ее тело вгонял, не мог иначе. Возможно, позже. После мороженого, к примеру…

Таня опять закричала под ним. Офигеть! В голос, вообще ни его, ни себя не стесняясь. Вот откровенно показывая, как ей хорошо! Выгнулась под ним всем телом, вероятно, не улавливая, как ее трясет, как головой из стороны в сторону мотает: глаза распахнуты, а взгляд слепой, задурманенный. И ее волосы по его подушке, простыне, по ее щекам, на его губах…

Впился в рот, ловя этот крик ее, упиваясь. И сам слетел с катушек.

Точно “лоб в лоб”. В месиво смолотило. И тело. И мозг.