Долго отдыхать я позволить себе не мог. За двенадцать часов ко мне на порог пришел десяток заговорщиков. Нормально выспаться я не смог, но удовлетворение ощущал знатное. Даже, можно сказать, злорадствовал, что мое задание прошло столь продуктивно.
Новые стопочки с откровениями радовали глаз. Вот, теперь мы знали все фамилии! В первой тройке оказался главный казначей, самый большой параноик которых видывал свет! Чирть первым додумался допрашивать своих же знакомых на тему заговора. Он подпаивал их незаметно и постепенно, выясняя, кто еще в деле и насколько замешан. Оказался очень упертым и скрупулезным драконом. В его бумагах нашли настоящий информационный клад.
В заговоре участвовало двести фамилий. И мы не выпытали всего тридцать из них. Вернее, большую часть мы и так подозревали, и со временем подловили бы, но записи Чирть значительно сократили время, став удобным поводом для допроса. Замечательно подспорье для стражей — письменные откровения знатной особы, добытые в ходе обыска. Жаль, что с ними мне работы прибавилось значительное количество.
Рядом с моим столом раздалось деликатное покашливание. Молодой страж в звании майора неуверенно посмотрел на меня, прежде чем произнести неожиданную для меня теперь фразу.
— Полковник, Вас зовет старший Киль, — скептически сознался мнущийся у моего стола подчиненный. — Вы желаете встретиться с ним? Или мне следует оповестить палачей и вернуть его в допросную под их ответственность?
— Зачем он меня зовет? — я не сразу смог понять, что парень серьезно ждет моего ответа, готов ли я увидеться с без пяти минут каторжником.
— Говорит, что желает в чем-то сознаться еще. Но только вам лично и сегодня. Фактически, в течение часа, ведь потом его переправят на шахты. Все формальности его семьи уже улажены. Они больше не имеют права на отсрочку, — нахмурившись, оповестил меня страж.
Оказывается, парень был очень смышленый и не упускал детали, о которых я сам и не подозревал. Ведь я не следил за надоевшим мне до оскомины семейством.
— А в его голове остались секреты, о которых не узнали палачи? — рассмеялся я.
Насколько мне известно, Ульрос прогнал его через допросы раз шесть, выспрашивая даже о прегрешениях из далекого детства. При таком внимании, я сомневаюсь, что когда-то изворотливый Киль сумел сохранить хоть одну тайну.
— Вот удивил… но я схожу. Все равно хотел пройтись. Размяться пред долгой работой с бумагами.
— Вас понял, сэр, я немедленно провожу его в допросную номер десять. Она свободна сегодня весь день и я сам лично буду дежурить под дверью, если потребуется моя помощь.
Кивнув, я отпустил стража, а сам сложил в папку документы, которые читал перед его приходом, и оповестив коллег об уходе, не спеша направился в сторону тюрьмы.
Забавно, но до Ульроса никто из королей не использовал камеры под основной частью дворца. Все предпочитали отослать преступников прочь, и держали их в тюремном корпусе на окраине столицы. Однако, друг решил, что оттуда их могут попробовать вытащить сторонники заговора. Наши или из соседних стран, не важно. Главное, что кто-то сможет ускользнуть от правосудия, а это белых драконов не устраивало. Вот и держали до выяснения всех обстоятельств в подвальных этажах дворца наших знатных заключенных, не давая им увидеть солнце и почувствовать свежий ветер. Чем вгоняли их в уныние. Некоторые, пробыв в камерах недолго, уже стремились оказаться на каторжных работах, где будет не столь крохотное пространство, в котором они обязаны проживать день за днем.
Конечно, я утрирую, и не совсем маленькие были камеры, и система вентиляции функционировала в местной тюрьме исправно, но это не спасало от вони немытых грязных тел, их испражнений, которые содержались в ведрах и выносились стражами раз в сутки. Если кто-то спесивый смел разлить содержимое, что же, ему и наслаждаться ароматом до следующей уборки, которую проводили раз в неделю. Никто из-за их раздутого эго не собирался работать сверх положенного по графику.
Допросная была небольшой, рассчитанной на минимум самой простой деревянной грубой мебели, прикрепленной намертво к полу, и с крошечным окошком под потолком. Но такая архитектурная мелочь была сделана для следователей и палачей, чем для заключенных. Именно работающие с преступниками могли перевести дух, взглянув на чистое небо в мелком отверстии в стене и напомнить себе, что он-то выйдет отсюда, а вот нарочно бесящий его объект окажется лишь в условиях гораздо худших, чем эти. А допрашиваемые сидели спиной к окну и смотрели в глухую каменную стену.
В камере, куда его отвели для нашего разговора, я увидел уже не холеного и гордого богача. Он сдал, и заметно. На лице появились заметные морщины, плечи опустились, сразу придав образу мужчины жалкий вид. Волосы немытые и нечесанные смотрелись непривычно для меня, ведь я видел его в последний раз холеным и уверенным в себе «королем положения».
— Что же за секреты так срочно требуется рассказать лично мне? — не стал я отвлекаться на приветствия и светские беседы.
— А что мне за это дашь ты? — мужчина постарался выглядеть дерзко, явно пытаясь набить себе цену в предстоящей беседе.
— Ясно. Тогда я пойду. Работы с вашим заговором слишком много. И отвлекаться на пустой треп я не намерен, — торговаться я не любил, и так глупо управлять собой не собирался позволять ни ему, ни другим заговорщикам.
— Нет! Подожди. Спаси мою дочь от каторги. Когда вы заключите брак, я отпишу тебе порт, — быстро проговорил Киль, стараясь удержать мой интерес. Уже без улыбки и прочего напускного всесилия.
— Меня это не интересует. И порт уже, считайте, вам не принадлежит. Пожелает этого Герцог Ранев, и он станет его владельцем. А нет, так пустит король его с молотка. В казне прибудет, и никто не скажет, что мы его отняли силой.
Оскорблять его, говоря, что я не собираюсь поддерживать блеф с женитьбой, не стал. Мелко это, указывать на очевидное. Он ведь и сам все прекрасно понимал.
— Где мы ошиблись? — неожиданно спросил он.
— Не знаю, не я планировал это безобразие. Не я начал рискованное дело против королевской власти.
— Планировал… И я не планировал. Они так сладко пели про балы и уважение. Сам не понял, как повелся, — устало сев на стул, произнес мужчина. — Прошел год, потом другой. Тебя я не желал видеть рядом с моей малышкой. Твой брат казался податливым, и из него я бы смог слепить своего наследника. Увы, он взбрыкнул. И план пришлось резко менять. Кажется, именно тогда все полетело во тьму.
Я, и правда, позабыл, что изначально мой брат был выбран, как будущий муж Элоизь, и только его непокорность превратила его в средство шантажа. А не наследника немалого состояния, порта и возможно, в будущем, короля. Один простое, но непоколебимое «нет», вывело игру на качественно иной уровень. Ведь если бы я не влез во все это лично, то и заговор мог удасться.
— Надо же. Я уже и забыл, что первоначальной целью в женихи был мой младший брат. Вас слишком много было в моей жизни в последние годы. Оказывается, не только к хорошему, но и к плохому привыкаешь.
Но мои слова остались без ответа. Собеседник явно погрузился в размышления, а мне оставил роль слушателя.
— Элоизь была хорошей девочкой. Любящей, заботливой и открытой. Ее сломали матери и мой брат. Испортили мою девочку, перестраивая под себя. Была бы моя воля, я бы их убил, как только получил мою наследницу. Но вот жена… она на что-то надеялась. Все жила воспоминаниями о милой и доброй сестренке. Вернулись эти уроды со своими мечтами и планами на великие дела и свершения. Сами оборванцы, ничего не нажили за годы скитаний, вот и притащились побитыми собаками. Надеялись урвать кусок хоть от одного из наследств. Но вот беда — никто им не сочувствовал. И ничего не оставил. Ни монетки! — злорадно произнес Киль, улыбаясь в своей привычной манере.
— Совсем никто?
— Бабка моя хотела что-то оставить, но ее сын запретил даже пытаться отписать им хоть копейку. Решили жить без семьи, так пусть и живут. Они о ней и не вспоминали никогда. Не писали, не просили понять и простить. Не раскаивались в своих поступках, считая себя жертвами.
— Честно. Хоть и жестоко, — согласился я.
Понять подобное я мог, ведь представлял, какими личностями был младшие в его семье. Там, и правда, не было ни чести, ни достоинства, ни усердия для самореализации.
— Ничуть не жестоко! Опозорить две семьи на несколько городов. Да мой отец едва не разорился из-за них. С ним не желали общаться, дела вести не хотели и уважать перестали. Глава рода, и не смог сына урезонить. Где такое видано? В глаза людям смотреть стыдно было даже мне, а я ничего плохого не совершал. Напротив, работал от заката до рассвета, как простой работяга, когда половина наемных рабочих отказались трудиться и стали требовать прибавок за то, что раньше делали за гораздо меньшие деньги.
— И семья у вас не сложилась со старшей сестрой, — решил направить его рассказ в другую сторону.
Знать о лишениях и страданиях я не желал. Дела прошлые.
— Не сложилась. Я понимал, что ничего из этого не выйдет с самого начала. Я был влюблен в младшую сестру, и мой дракон поддерживал такой выбор, а вот старшая ему не нравилась никогда. У меня не осталось выбора, и мы заключили бесперспективный брак, разыгрывая счастливых влюбленных на глазах у соседей. Появление дочки, единой со мной крови, позволило расслабиться. У меня была наследница! Я бы не стал вмешиваться в этот заговор, если бы не моя истинная…
Услышав подобное, я вздрогнул и внимательно посмотрел на разоткровенничавшегося собеседника. Про истинную я не читал в допросах. Вернее, может это и было в подробных протоколах, но ее не внесли в ту версию, по которой его осудили. Наверное, причиной стала косвенная вина истинной во всем этом заговоре.
— Да-да. Я встретил родную душу, но она была из друидов и тяги не испытывала. Мой титул, а вернее, его отсутствие, смутило леди из высшего света. Денег много, но тогда они шли в дело и сорить ими я себе позволить не мог. Еще и семья у меня была, еще и с Элоизь. Она отказала. Думал, стану с помощью твоего брата родственником герцога. Но этого ведь мало. Потом решил стать графом или герцогом сам. Может, тогда бы она увидела во мне стоящую партию.
Слушать о его личной трагедии я не желал. Слишком нервно шевелился внутри дракон, примеряя на себя возможность отказа Эльзы принять меня после того, что случилось. И я вновь решил уйти на нейтральную тему.
— Зря думали поменять белого дракона на черного дракона. Мы слабее. Нам не удержать страну от развала. А все, кто думают иначе — глупцы, что не сталкивались с силой Ульроса. Сопротивляться его воле я не могу никогда. Никто из черных не сможет, это я могу гарантировать.
— Да, не сталкивался я с ним, — кивнул покорно мужчина. — Оказывается, мы были под вашим колпаком.
— Да, были.
Неужели он ожидал получить откровенность и полную информацию о расследовании? Наивный, однако, человек. Я никому не собирался трепаться о том, что мы едва все не проворонили. Лучше пусть считает, что мы никогда не упускали из виду сложившуюся ситуацию.
— Глупо думать, что люди короля ничего не делают, лишь получают деньги. Неужели вы столь наивны? Вы, тот, кто поднял собственный порт?
— Сам не понимаю, как это случилось. Погнался за выгодой. За собственной мечтой проучить истинную, вот и рискнул. Дурак я.
— И правда, глупость вышла большая. Так зачем вы меня звали? Ради этой исповеди?
— Нет. Хотел тебя хоть как-то заставить или упросить помочь Элоизь. Я люблю эту девочку, родная она мне. И не простил бы себе, если бы не попробовал спасти ее от каторги, — на лице мужчины отразилась настоящая мука..
— Я не смогу. Элоизь осуждена за подкуп должностного лица, за участие в заговоре… Ваша девочка давно выросла. Теперь она лжет, распускает слухи, унижает и издевается над теми, кто слабее ее. Хватит ее оправдывать и прикрывать. Она виновна, и вскоре отправится порталом в место заключения.
— Она хорошая. Просто жизнь у нее была сложная…
Вот тут я не сдержался. Повысил голос и возмутился от его наивности.
— Да в чем та сложность заключается?! Денег у вас много было и сейчас, и ранее, вы не страдали от их отсутствия. Два комплекта родителей имела. Пусть двое из них не особо любили девочку, но они были рядом. Вы были рядом и любили ее. Исполняли каждый ее каприз и просьбу. Теперь и вы, и она будете отвечать за свои поступки. И мне вас не жаль. Вы шли к своей цели по головам, не оглядываясь и не думая о других. Я сам прекрасно могу подтвердить, насколько ваши поступки жестоки. Если бы меня вызвали свидетелем, то честно открыл бы темы наших бесед. Как с тем же перечнем приказов, что вы перечислили мне в нашу последнюю встречу, так и ее требования ко мне, словно я племенной жеребец в ее конюшне, а не личность. Она никогда меня не любила. Да, играла роль на публике, но это все.
— Ты злопамятный. И циничный.
— А вы думаете, я добрался до должности полковника из-за титула? Так вот, я заслужил его своей честностью, бескомпромиссностью и жестокостью к нашим врагам. Я служу нашему королю Ульросу и нашей стране. А вы ее предали, — последнюю фразу я буквально выплюнул.
Так противно стало находиться с ним рядом в одном помещении, что я скривился.
— Ресталь…
— Для вас я — полковник Соринь! И если у вас нет никаких тайн, о которых хотели сообщить мне, то я пойду. Много крыс мы отловили недавно. Теперь работы прибавилось. Не желаю видеть вас дольше положенного, а для этого нужны доказательства и ваши признания. Пройдет суд, и вперед, отправляйтесь отдавать долг родине!
— Счет. Есть один счет, куда я откладывал деньги со всех полученных мной наследств и первых прибыльных лет работы порта. Тогда я еще не ввязался во все это. Если так получится, что моя девочка или жена освободятся первыми, то отдай им эти деньги. Не оставь их на улице. Отсели к границе, в самый глухой городок, не выпускай их оттуда, но не оставь без денег. Не привыкли они работать, — едва слышно попросил он, смотря на меня каким-то больным взглядом.
— Если все так как вы говорите, то любых денег им будет мало. Потратят на наряды и драгоценности, и обнищают… Я обещаю, что прослежу за их переездом и отдам деньги вашим женщинам. И все. Дальнейшая их судьба меня не касается.
— Спасибо. Я верю тебе. Вам, полковник Соринь, — он назвал подставное имя, и я кивнул.
Может быть, мы и нашли его, а может и нет. Заверю Ульроса, что правильно будет дать копейки, получив огромные суммы от этого семейства. Всего отнять не выйдет, да и не нужно. А так, и выплату произведем, и вроде как не из казны.
— Вот и замечательно. Прощайте. Надеюсь, больше не увидимся, — я собрался уходить, решив, что на сегодня с меня достаточно его общества.
Впрочем, не факт, что мы вообще увидимся с ним.
— Погоди! Скажи про эти средства Элоизь. Сейчас скажи. Она в меня пошла, в мою родню. Может дел натворить. Даже самоубийство посчитает выходом. Вам-то не нужен труп моей девочки?
— Хорошо. Стража! — дверь приоткрылась, и я приказал. — Увести лорда Киль и привести сюда младшую леди Киль. Нужно кое-что уточнить.
— Будет сделано.
Оставшись в одиночестве, я тяжко вздохнул. Зачем мне такие заботы? Разве много добра я видел от этих людей? Почему я не могу отказать ему сейчас, ответив, что предательницам ничего не полагается? Глупость моя, но не слабость. Если рассуждать, то возможное самоубийство действительно нам не на руку. Слухи и прочий бред нам не важен. Сейчас двор и так гудит от сплетен и надуманных подробностей многочисленных арестов. Нас не осудят, если Киль ничего не получат после заключения. Да и не положено им ничего за предательство.
Но, с другой стороны, куда пойдут две леди после каторги? На улицу? Торговать собственным телом за кусок хлеба? Ведь никто не примет их просто так. Не возьмет в жены опозоренных, постаревших и больных, после тяжелого физического труда. Правильно, никто не поможет им. Пусть и с нарушением, но я, возможно, спасу жизнь им. Смогут вложить деньги, отлично. Будут жить счастливо и сыто. Нет, значит не очень-то им хотелось жить.
Щелкнул замок, и стражник сообщил, что привел заключенную Элоизь Киль.
Я обернулся и осмотрел мою бывшую невесту. Тусклые волосы, бледная кожа, полное отсутствие макияжа сделали ее некрасивой и даже страшной. Платье, в котором ее привезли, уже растеряло свой яркий цвет, но бывшая богачка отказывалась переодеваться, кидая приносимые вещи в ведро для туалета. Настаивать никто не собирался. Хочет она ходить вонючей, но в дорогих тряпках, пожалуйста.
— Что? Пришел злорадствовать? — вскинув подбородок, выдала оскорбленная невинность. — Погоди, я освобожу для тебя часок в моем плотном графике допросов. У следователей я прямо нарасхват. Того и гляди, уведут у тебя невесту.
— Раз шутишь, значит, о смерти не помышляешь. Я тут не по собственной воле. Твой отец очень просил меня сказать тебе, что для вас с матерью, той, которая его жена, он скопил некоторую сумму денег. Я передам вам их, если вы освободитесь живыми после каторги. Жить будете не в столице, как понимаешь. И никогда в нее вернуться не сможете.
— А что так? Боишься моей мести? Правильно боишься. Я тебя не забуду, — зло продолжала она.
Меня подобная наивность разозлила. О какой мести она думает? Неужели настолько глупая?
— Ты совсем наивная? Не я виноват, что вы все ввязались в заговор против короля. Ты хоть понимаешь, что вам с матерью не хватило вот столько чтобы оказаться на виселице? — Я показал на пальцах ту самую малость, едва раздвинув их. — Идиотки! Вот, кто вы. Хочешь острить, пожалуйста. Строить планы мести — я не против. Но учти, если я узнаю, что ты принялась к исполнению мести, я тебя убью. Сожгу или разорву в облике дракона. Поверь, он давно это желает. Я с трудом удерживал его уже очень давно, а ведь именно меня, черного дракона, твой отец планировал посадить на опустевший трон. Если он верил в мою силу, то и ты в ней не сомневайся. Понятно?!
— Понятно, — промямлила она и опустила взгляд в пол. — Теперь и ты приказываешь мне. Смотришь на меня свысока. Я же теперь без денег…
— Да. А еще и без титула, который не подарили тебе твои папочки со своим переворотом. Смирись, или сдохнешь. Там, работая на шахтах, и ты, и все те дураки, которых мы арестовали, поймете, что ошибались. Если и там не дойдет, то вы умрете, когда ваш гнев и обиженное шушуканье надоест охране. Там работают не ангелы. Они избивают до кровавых ран кнутами за то, что вы отказываетесь работать и устраиваете драки за дополнительную порцию еды или самое теплое место в общем бараке. Там нет лекарей с сотнями зелий. Вас будут лечить лишь частично. Снимут наполовину боль, затянут основные кровоточащие раны, и отправят работать. Будут следить, чтобы не гноились раны, и вы не подохли. Вы лишь рабочая сила. Как лошади или мулы. Вы не будете людьми. И если ты не умеришь свой пыл, то сдохнешь.
Элоизь тихо плакала, и ее слезы сбегали по щекам от моих слов. Как не странно, но смерти я ей не желал. Уже не желал. Она слишком на многое замахнулась, и теперь ее выживаемость зависит лишь от того, сможет ли она перестроиться достаточно быстро, чтобы выйти на волю не инвалидом и не вперед ногами.
— Почему мы, Ресталь? Чем я и моя семья такое заслужили?
Я намеренно сгущал краски, надеясь, что так будет проще ей привыкнуть и к женскому бараку, и к труду, куда бы ее не отправили.
— Вы сами решили свою судьбу. Затеяли все, спонсировали практически все мероприятия и планировали беспорядки с убийствами. Если ты не понимаешь, насколько ты и твоя семья виновата, то мне тебя жаль. Ты глупая дура, а не та сообразительная Киль, о которой рассказывал твой отец. Тебе, а не твоей матери он доверил секрет про деньги. Потому что ты, по его мнению, сможешь закрыть дверь в прошлое и начать свое дело. Небольшое, но то, которое сможет вас прокормить. Я даю тебе фору. У тебя будут годы подумать и подобрать то, чем ты сможешь заниматься. Научиться работать в заключении и применить свои знания уже на воле..
— Как? В смысле, чему я смогу научиться на каторге?
— Я там сам не был, — усмехнулся я, — но вообще, там есть прачечная, кухня, своя швейная мастерская, есть несколько обрабатывающих производств. Так везде, и возможно, ты научишься работать руками или готовить. Небольшая столовая с парой комнат везде нужна. Она сможет позволить прожить вам с матерью в любом городе. Но это уже не мои проблемы. А твои. Теперь только твои.
— Я поняла тебя, — помолчала ответила она, — спасибо, что подсказал. И что будешь гарантом моего возможного будущего.
— Я не монстр. Моя совесть перед тобой чиста. Хоть я и злюсь на тебя за махинации, шантаж и прочее, мстить я уже не хочу. Я исполнял свой долг перед страной, а не пытался от тебя избавиться таким образом.
— Уже не хочешь? А раньше? — зацепилась она за фразу о мести.
Видимо, ее подобное удивляло. Не в ее характере было прощать врагов.
— Раньше я хотел тебя убить. И я, и мой дракон, — искренне ответил я, желая поставить точку в этой теме.
— И как ты его урезонил? Только ответь правду. Любую, жестокую, но правду. Не жалей меня.
— Я и не думал приукрашивать. Меня удовлетворило твое заключение. Смерть — это слишком быстро для тебя, это почти освобождение. А вот жизнь в лишениях, в общих бараках, поедая раз за разом баланду, выдаваемую там за еду… Ты будешь носить жесткую робу, сшитую по общим лекалам и нескольким размерам. Не обольщайся, там ты быстро постареешь, растеряешь красоту и загубишь свое здоровье. Не поручусь, что ты создашь семью после, и узнаешь, каково это — любить и быть любимой. Вот суть моей мести. Которую я сам тебе не предоставлял, ведь ее определил суд. Как тебе? Это звучит достаточно жестоко? Как по мне, так смерть от моих когтей и пламени, гораздо более легкая участь.
— Порядочно, даже поражает меня изобретательностью, но только пока я не задумываюсь, что ты описываешь мое будущее, — горько усмехнулась Элоизь. — Смерть, и правда, стала бы выходом, но на мне уже надето это, — она щелкнула пальцем по ошейнику каторжника.
Видимо, не знает, что обойти его условия сложно, но можно.
— Я надеюсь, что ты сможешь подумать над своим поведением и гонкой за титулом. Увидишь, что простых людей куда больше, чем знатных и они не страдают от этого. Они работают и живут. Вот и ты начни жить, а не иди к цели получить титул любой ценой, упуская шанс быть счастливой. Ведь ты могла встретить любимого мужчину уже сейчас. Того, кто, возможно, имел титул и сумел бы исполнить твою мечту, — я пожал плечами.
Кто знает, как сложилась бы ее жизнь, если бы она не гонялась за нашей семьей.
— Давай без нотаций, — скривилась Элоизь. — Я не готова их слушать сейчас. Во мне все еще клокочет ненависть.
Я промолчал. Быть может, моя ситуация с Элоизь отличалась, но я принял всю семью Киль, как морально ущербных, а значит, недостойных моего внимания. После этого все планы мести показались пустыми. Они сами решили собственную судьбу. И вполне логично, что сейчас о мести мечтает она.
— Что же. Тебе пора в камеру, а мне работать. Службу никто не отменял, — указал я ей на дверь.
Хватит слов и откровений. Я и так задержал стражей, если вспомнить, что сегодня они должны были переправлять заключенных.
Фыркнув, Элоизь вышла к стражнику, и я дал ей время уйти.
Закрывшись в штабе, я долго работал, старательно отгоняя мысль о выпивке, пока не закончатся суды. Ну, куда сейчас заливаться спиртным, пока работы столько, что пора переезжать жить на служебное место? Оно, пусть и временное, но скоро затмит в памяти и дом, и кровать, и родную подушку.
Вызовы от матери частенько появлялись на кристалле в последние дни. Видимо, родительница уже не злилась на меня, и теперь ей требовались подробности и факты о происходящем. Впору искать убежище и требовать от короля безопасное место. Ведь моя мама перешла от возмущения к выстраиванию логических цепочек. В такие моменты она работала не хуже следователя.
Но я прекрасно понимал, что прятаться долго не смогу. Решившись пройти до дома родителей пешком, а заодно проветрить голову, я лишь мельком отметил знакомое лицо, встретившее меня недалеко от ворот дворца. Не сразу вспомнил, откуда я помню эту пожилую женщину. Размышлял, как же ее зовут, ведь за последние недели я видел столько лиц, что голова шла кругом. Но ее я видел лично. Видимо, я слишком глубоко ушел в собственные мысли. Наверное, по этой причине я и пропустил удар в спину, лишь захрипев от боли в нижней части ребер.
— Сдохни, предатель! — прошипела та самая кормилица из дома Киль, плюнула на меня и перерезала себе горло.
В нагрудном кармане засветились бусины, оставленные Эльзой для общего пользования в штабе. Я носил их, как частичку любимой, и старался не обращаться к ним, тратя ее силу. А сейчас, получив повреждения, они сами активировались, поддерживая мое тело и останавливая кровь.
Кто-то кричал, звал на помощь, я же сжал кулон и послал вызов своему целителю из отряда. Он успеет, точно успеет. Ему я доверяю, как доверяет она.