Фейра
Блики солнечного света на снегу, пробивались сквозь тяжелые бархатные шторы, пробуждая меня утром в день Солнцестояния.
Нахмурившись я отвернула голову от окна. Но мне в щеку уперлось что-то твердое. Определенно это была не моя подушка.
С пересохшим ртом и головной болью от многочасового употребления вина вперемешку со смехом, чем мы вчера и занимались до раннего утра, я приподнялась достаточно, чтобы увидеть, что лежало рядом с моим лицом.
Подарок. Завернутый в черную гофрированную бумагу и перевязанный серебряной нитью. А рядом с ним улыбающийся Рис.
Он подпер голову кулаком, его крылья расположились на кровати.
— С Днем Рождения, дорогая Фейра.
Я застонала.
— Как ты можешь улыбаться после такого количества вина?
— Ну я не выпивал залпом бутылку. — Он провел пальцем по моему позвоночнику.
Я приподнялась на локти, осматривая подарок. Он был прямоугольной формы и почти плоский-всего дюйм или два толщиной.
— Я надеялась, что ты забудешь.
Рис ухмыльнулся.
— Несомненно.
Зевая, я села и потянулась, прежде чем взять подарок.
— Я думала, мы откроем подарки сегодня вечером с остальными.
— Это твой день рождения, — протянул он. — Правила на него не распространяются.
Я закатила глаза, немного улыбнувшись. Развязав серебренную нить, я увидела потрясающий альбом, покрытый черной, гладкой кожей, такой мягкой, словно бархат. На лицевой стороне, простыми серебряными буквами, были написаны мои инициалы.
Открывая альбом я обнаружила множество страниц из красивой, плотной бумаги. Абсолютно пустые.
— Альбом, — сказал он. — Только для тебя.
— Это прекрасно. — Это так и было. Простой, но изящный. Я бы выбрала его для себя, если бы такая роскошь не казалась чересчур дорогой.
Я наклонилась и поцеловала его, боковым зрением уволив на моей подушке еще один предмет.
Я отпрянула от Рисанда, чтобы рассмотреть второй подарок, большой ящик, завернутый в аметистовую бумагу.
— Еще?
Рис лениво махнул рукой.
— Ты думала, что для моей Высшей Леди будет достаточно альбома?
Мое лицо горело, я открыла второй подарок. Внутри был сложен небесно-голубой шарф из самой мягкой шерсти.
— Теперь ты можешь прекратить воровать их у Мор, — сказал он, подмигивая.
Я ухмыльнулась, обернув шарф вокруг шеи. Каждый сантиметр кожи, к которой он прикасался, таяла в ощущениях.
— Спасибо, — сказала я, поглаживая прекрасный материал. — Цвет очень красивый.
— Мммм. — Еще один взмах рукой, и появился третий подарок.
— Это становится чрезмерным.
Рис только выгнул бровь, и я усмехнулась открывая третий подарок.
— Новая сумка для моих принадлежностей для живописи, — вздохнула я, перебирая пальцами по тонкой коже, восхищаясь всеми различными карманами и ремнями. Набор карандашей и углей уже лежал внутри. На лицевой стороне также были мои инициалы-вместе с крошечными символами Ночного двора. — Спасибо, — сказала я снова.
Улыбка Рисанда стала шире.
— У меня было чувство, что драгоценности не входили в твой список желаемых подарков.
Это правда. Какими бы прекрасными они ни были, я мало интересовалась ими.
— Это именно то, о чем я бы попросила.
— Если бы ты не надеялась, что твой мэйт забудет о дне рождения.
Я фыркнула.
— Если бы я только могла на это надеяться. — Я поцеловала его снова, и уже желая отодвинуться, он скользнул рукой за мою голову.
Рис поцеловал меня глубоко, лениво, словно у нас был весь день. Я могла бы об этом только мечтать.
Но вырвавшись из объятий, я села скрестив ноги и потянулась за своим новым альбомом и сумкой с припасами.
— Я хочу нарисовать тебя, — сказала я. — В качестве подарка на день рождения.
Его улыбка превратилась в кошачью.
Я добавила, приготовив первую страницу альбома.
— Ты как-то упоминал про обнаженную натуру.
Глаза Риса засветились, и волна его силы прошла через комнату раздвигая занавески, наполняя пространство солнцем. Обнажая каждый прекрасный дюйм его тела, лежащего на кровати, освещая красные и золотые прожилки его крыльев.
— Сделай это, развратная, Разрушительница проклятия.
Моя кровь заискрилась, когда я вытащила кусок угля и приступила.
***
Было уже около одиннадцати, когда мы вышли из спальни. Я заполняла им страницы альбома-изображая его крылья, глаза, Иллирийские татуировки. И много обнаженного, красивого тела, зная, что никогда не поделюсь этим альбомом ни с кем, кроме него. Рис пропел свое одобрение, рассматривая мои рисунки, удивляясь их точности относительно определенных областей его тела.
В доме по-прежнему было тихо, когда мы спускались по лестнице, мой мэйт выбрал Иллирийскую кожаную форму — по какой-то странной причине. Словно утро Солнцестояния включало одну из изнурительных тренировок Кассиана, но я бы с удовольствием осталась и попробовала праздничный завтрак, запахи которого витали по коридору.
Мы вошли в столовую, обнаружив накрытый стол, но никого там не было, Рис помог мне сесть на обычное место и скользнул на стул рядом со мной.
— Я предполагаю, что Мор еще спит. — Я положила шоколадное печенье на свою тарелку, а затем на его.
Рис нарезал пирог с луком-пореем и ветчиной и положил кусок на мою тарелку.
— Она выпила даже больше, чем ты, так что я предполагаю, что мы не увидим ее до заката.
Я фыркнула и протянула свою чашку Рису, который предложил налить чаю.
Но две крупные фигуры появились в арке столовой, и Рис замер.
Азриэль и Кассиан начали подкрадываться на цыпочках, также одетые в Иллирийскую кожаную форму.
И от их чертовской усмешки, я поняла, что это не к добру.
Они двинулись раньше, чем Рис, и только вспышка его силы удержала чайник от падения на стол, прежде чем они вытащили его с места. И потянули прямо к входной двери.
Откусив печенье, я сказала.
— Пожалуйста, верните его в целости и сохранности.
— Мы позаботимся о нем, — пообещал Кассиан, коварство играло в его глазах.
Даже Азриэль ухмылялся, когда сказал:
— Если он сможет идти.
Я приподняла бровь, и как только они исчезли из входной двери, все еще таща за собой Риса, мой мэйт прокричал мне:
— Традиция.
Словно это все объясняло.
А потом они ушли, только Мать знала куда.
Но, по крайней мере, ни один из Иллирийцев не вспомнил о моем дне рождения — спасибо Котлу.
И когда Мор все еще спала, а Елейн, вероятно, помогала на кухне готовить эту вкусную еду, аромат, которой теперь наполнял дом, я наслаждалась праздничным завтраком в одиночестве и тишине.
Действительно традиция.
Чтобы скоротать время до торжества, я поднялась в спальню желая разобрать бумаги скопившиеся на столе.
Очень празднично, сказал Рис по связи.
Я практически видела его ухмылку.
И где именно вы находитесь?
Не беспокойся об этом.
Я хмуро посмотрела на глаз на ладони, хотя знала, что Рис больше не использует его.
Это звучит так, будто я должна начать волноваться.
Темный смешок.
Кассиан сказал, что ты можешь его побить, когда мы вернемся домой.
И когда же вы вернетесь?
Слишком долгая пауза.
Перед ужином.
Я усмехнулась.
Я действительно не хочу знать правды, не так ли?
На самом деле нет.
Все еще улыбаясь, я позволила нити между нами померкнуть, и вздохнула над бумагами, глядящими на меня. Счета, письма…
Я приподняла бровь в последний раз, потянувшись к кожаному журналу. Список бытовых расходов-только для меня и Риса. Капля воды по сравнению с богатством, содержащимся в его различных активах. Наших активах. Я начала считать расходы до сегодняшнего дня.
Там были деньги, которые я могла бы использовать. Чтобы купить эту студию.
Да, я могла бы купить ее в одно мгновение с таким-то состоянием. Но потратить эти деньги, даже на студию, которая была бы не только для меня…
Я закрыла бухгалтерскую книгу, записав свои расчеты на страницах, и встала с кресла. Бумажная работа может и подождать. Такие решения могут подождать. Солнцестояние, сказал мне Рис, было для семьи. И пока он проводил время со своими братьями, я должна была найти хотя бы одну из своих сестер.
Элейн встретила меня на полпути к кухне, неся поднос с пирогами и вареньем к столу в столовой. Где располагалась различная выпечка, многоуровневые торты и печенье. Сахарные булочки и карамельно-фруктовые пироги.
— Это выглядит прекрасно, — сказала я ей вместо приветствия, кивая в сторону печенья в виде сердца. Все было очень красиво.
Элейн улыбалась, ее коса качалась с каждым шагом.
— Они на вкус так же хороши, как и выглядят. — Она поставила поднос и вытерла покрытые мукой руки о фартук, который она носила поверх своего пыльно-розового платья. Даже в середине зимы она выглядела цветущей и солнечной.
Сестра вручила мне кусочек пирога, посыпанный сахарной пудрой. Я откусила без колебаний и промычала от удовольствия. Элейн просияла.
Я рассматривала угощения, которые она расставляла и спросила.
— Когда вы начали готовить?
Она пожала плечами.
— Когда я приступила на рассвете, — добавила она, — Нуала и Керридвен уже были на кухне несколько часов.
Я видела премию в честь Солнцестояния, которую Рис дал каждой из них. Это было больше, чем большинство семей получали в год. Они заслужили каждую проклятую медную монету.
Особенно за то, что они сделали для моей сестры. Общение, цель, нормальную жизнь. Она купила им эти уютные, пушистые одеяла у ткачихи, одно малиново-розовое, а другое сиреневое.
Элейн наблюдала, как я пробовала все пироги.
— Ты что-нибудь слышала от нее?
Я знала, про кого она говорила и уже открыв рот, чтобы сказать ей нет, кто-то постучал в переднюю дверь.
Элейн двигалась достаточно быстро, я едва поспевала за ней, когда она открыла затуманенную стеклянную дверь в прихожей, а затем и тяжелую дубовую входную дверь.
Но на передней ступеньке стояла не Неста, с раскрасневшимися щеками от холода.
Элейн отступила на шаг назад, выпуская дверную ручку, открывая для меня широко улыбавшегося Люсьена.
— С праздником, — сказал он.