Дьявол в маске

Глава 6

— Да, действительно, всего лишь конь, — проворчал Уилл, нанося сильный удар в челюсть своему ни в чем не повинному партнеру на ринге и посылая его в нокдаун. — Примите мои извинения, Динсфорд, — сказал, он, помогая бедняге подняться.

Молодой человек помассировал челюсть и широко улыбнулся Уиллу:

— Я сам виноват. Не освоил хук правой.

Уилл тоже улыбнулся. Сняв с крючка на стене полотенце, он вытер пот с рук и груди. Чувствовалось, что он хорошо поработал в последний час.

— Что-то задумали?

Уилл обернулся и увидел Кармайкла, сидящего в тени у стены.

— Я собирался спросить вас о том же, старина. — Герцог откинул со лба влажные волосы и вытер их полотенцем. — Вы просидели тут молча целый час. Для вас это достижение, верно?

— Угостите меня выпивкой, и я вам все расскажу, — сказал Кармайкл, вставая.

— Думаю, эль подойдет. — Уилл поманил своего старшего приятеля за собой. — Так подойдет или нет?

— Думаю, вполне подойдет.

Они направились в дальний угол сумрачного помещения, где стоял стол, а на нем — кувшины с элем и небольшие кружки.

— Вижу, ваши привычки вторглись и в ваш кулачный рай, — начал Кармайкл, наполняя свою кружку.

Уилл в раздражении фыркнул.

— Оставьте, приятель. Просто так получилось. Ведь каждый идиот с большими кулаками приходит сюда, чтобы лишиться зубов. Не понимаю, чем это хуже любого другого развлечения. — Он наполнил свою кружку, отхлебнул и, прополоскав рот элем, сплюнул жидкость в пустой кувшин. Так что вам придется привыкнуть к этому.

— Да, возможно, придется, — с усмешкой кивнул Кармайкл. — Осмотревшись, спросил: — Значит, вас можно поздравить?

— Происходит ли в Лондоне хоть что-нибудь, о чем вы не знали бы? — с улыбкой спросил Уилл.

— Нет. В том-то и дело. А теперь… Кратко расскажите мне о леди Люсинде.

— Ну… — Уилл тяжко вздохнул. — Если в нескольких словах, то она согласилась на мои ухаживания… против своей воли.

— Вот-вот! Говорил же я вам, что она не устоит против вас!

Уилл бросил на Кармайкла пронзительный взгляд, потом отхлебнул эля.

— Ошибаетесь, старина. Мне пришлось предложить ей моего жеребца Царя Соломона.

Уилл мог бы поклясться, что услышал смешок, но ни намека на улыбку не появилось на лице собеседника.

— Мне очень жаль, — сказал Кармайкл.

— Мне тоже.

Уилл и в самом деле высоко ценил своего коня, но он слишком долгое время состоял в обществе коринфян, чтобы не понимать, насколько жизнь леди дороже жеребца. Он выполнил свою работу, обеспечил себе законную причину находиться в обществе леди Люсинды, чтобы иметь возможность защищать ее. Но он сделал гораздо больше, чем было необходимо. Он бессовестно флиртовал с этой женщиной. Он изменил себе, чтобы произвести впечатление на нее.

И на тетушек. Он сдерживал свой язык, улыбался и притворялся паинькой, хотя ему хотелось выбежать из гостиной, разбив по пути как можно больше красивых безделушек.

— Черт побери! — прогремел он. — Я и не знал, что гожусь на это!

Кармайкл пожал плечами.

— Клермон, вы знаете не хуже меня, что пути назад нет. И если дело в лошади…

— Дело не в лошади, а в женщине! Я хочу…

Кармайкл весело рассмеялся.

— Хотите переспать с ней? Об этом нечего и думать!

— Конечно, я хочу переспать с ней, — пробурчал Уилл. — Только мертвец не захотел бы. Но, — продолжал он, раздражаясь все больше, — я хочу и разговаривать с ней. Да, мне нравится говорить с ней, черт побери! Желание переспать с ней — оно совершенно естественное. А вот желание проводить с ней время…

— Да, понимаю, — перебил Кармайкл.

— Тогда найдите на эту роль еще кого-нибудь…

— Нет-нет, Уилл. Именно потому, что я понимаю ситуацию, мне ясно: вы — самый подходящий человек для этого задания. Кроме того, вы уже установили первый контакт. Направить другого агента в этот момент — значит, вызвать подозрение.

Уилл подавил в себе жгучее желание пробить кулаком деревянное сиденье. Вместо этого он обратил свой гнев на оловянную кружку, смяв ее.

— Вы не понимаете, мое увлечение — риск для нашей миссии.

— Я сам подготавливал вас. И я знаю, на что вы способны, — ответил Кармайкл, теперь в его голосе прозвучал металл. — Так мы договорились?

Уилл осторожно поставил смятую кружку на скамью. Он предпочел не давить больше на Кармайкла. У этого человека был характер бульдога, хотя выглядел он весьма элегантно. И было ясно: уж если Кармайкл принял решение, то не изменит его.

Кроме того, Уилл понимал: Кармайкл прав. Было опасно вводить в игру нового агента на этой стадии. Очень опасно. По правде говоря, его чувства к леди Люсинде только заставят его еще решительнее охранять ее от Гаренна.

Возможно, вот и ответ — сосредоточиться на злости к Гаренну и оставить все прочие эмоции.

— Да, мы договорились, — ответил он наконец, упираясь локтями в колени и потирая виски.

— Вот и хорошо. Теперь — о леди Люсинде. Она, кажется, любит прогулки ранним утром — в одиночестве.

Уилл опустил руки и повернулся к Кармайклу.

— Вы имеете в виду… в сопровождении слуг?

— Нет, говоря «в одиночестве» я именно это и имел в виду. Она твердо сопротивляется всякому эскорту, несмотря на все усилия фурий.

— Господи, вас, должно быть, неправильно информировали. Эти женщины контролируют все. Даже леди Люсинда не могла бы противоречить им.

Кармайкл встал.

— Кажется, вы сами сказали, что она — женщина совершенно необыкновенная.

Люсинде хотелось кричать от радости. Ветер развевал пряди ее волос, а толстая коса реяла, как знамя, у нее за спиной, когда она скакала на своем Тристане, сером в яблоках жеребце, по Гайд-парку. Солнце только встало, но уже запели птицы, обещая прекрасный день.

Она слегка натянула поводья, замедляя бег коня, и свернула на любимую дорожку. Люсинда жила своими утренними прогулками — в это время она была свободна от всех, даже от слуг, постоянно сопровождавших ее в другое время, куда бы она ни отправлялась.

Было нелегко, но ей всё же удалось убедить своих тетушек в необходимости таких прогулок — пришлось разными способами добиваться согласия каждой из них. Шарлотте она каждый вечер читала Библию, для Бесси писала под ее диктовку ответы многочисленным почитателям, а для Виктории доставляла втайне от всех ее месячный запас любимого бренди. Такое времяпрепровождение Люсинде не очень-то нравилось. Но дело того стоило.

Правда, она подозревала, что где-то среди дубов, недалеко от восточного входа, где начинались и заканчивались ее прогулки, в течение двух часов, иногда на холоде, томился кто-нибудь из слуг.

Остановив коня возле большого камня, которым она и раньше пользовалась для того, чтобы спешиться, Люсинда подобрала юбки своего зеленого костюма для верховой езды и соскользнула с седла. Тристан же, навострив уши, с интересом разглядывал зеленую травку. Люсинда перебросила поводья через голову гнедого и позволила ему попастись.

Бросив поводья в траву, она с удовольствием села рядом. Почти всю ночь она, возбужденная, вертелась без сна. Не помогла и подушка, которой она накрыла голову.

— Не помогли бы и две подушки, — сообщила Люсинда Тристану. Тот на миг поднял голову, потом продолжил жевать душистую траву.

Разговор с герцогом постоянно мучил ее. Разговор этот был слишком уж откровенным… Ах, что сказала бы Амелия, узнай она об их беседе?..

Но подруга ничего не знала. Пока, по крайней мере. Люсинда ощутила угрызения совести. Свою лучшую подругу она не видела с бала — или, если уж быть совсем честной, с того времени, как познакомилась с герцогом.

Люсинда сорвала маргаритку и начала отрывать белые лепестки — один за другим. Она знала, что сказала бы Амелия о ее плане и что подумала бы о ее очевидном увлечении герцогом.

И еще хуже, Амелия была бы права.

Да, Люсинда знала, что ступила на опасную почву, отчего все приключение становилось еще увлекательнее. Однако почва у нее под ногами дрожала так, что казалось, вот-вот начнется землетрясение.

Люсинда в испуге подняла глаза, услышав стук копыт. К ней быстро приближался огромный угольно-черный конь с таким же огромным всадником.

Она вскочила на ноги, крепко ухватившись за поводья Тристана. Серый в яблоках не обратил особого внимания на приближавшихся. Едва взглянув на них, он продолжил рассматривать лужайку с сочной зеленью.

Вороной же быстрым галопом сокращал расстояние, а всадник уверенно держался в седле, невзирая на скорость. Люсинда не понимала, радоваться ей или пугаться. У нее даже промелькнула удивительная мысль: «Насколько все-таки родственны страх и радость…».

Она не могла опознать ни лошадь, ни всадника, поскольку ее слепило утреннее солнце. Люсинда прищурилась, пытаясь рассмотреть всадника.

Вскоре всадник натянул поводья, и его вороной немедленно отреагировал — перешел сначала с галопа на рысь, затем остановился.

Люсинда собралась с мыслями и приготовилась к острой перепалке; ей показалось, что она узнала этого человека.

— Рад встретить вас здесь, миледи.

Хотя они лишь недавно познакомились, Люсинда могла бы узнать этот голос где угодно. От хрипловатого голоса герцога по спине у нее мурашки пробежали. Она несколько мгновений наслаждалась этим ощущением, прежде чем вспомнила, что намеревалась сказать.

— Ваша светлость, как мило, что вы присоединились ко мне. И еще я благодарю вас за то, что вы не позволили вашему огромному жеребцу раздавить…

Свое замечание насчет коня она сопроводила широким жестом и ироничным взглядом в сторону коня.

И тут она вдруг узнала жеребца!

— Царь Соломон! — Бросив поводья Тристана, Люсинда подбежала к коню. Она погладила его по голове, прижалась щекой к его морде и поцеловала в бархатистый нос. — Как давно я его не видела… — Слезы туманили ее взор.

Герцог спешился и шагнул к ней.

— Сол ведь подрос за это время? — спросил он с улыбкой.

Люсинда выразительно закатила глаза, потом снова повернулась к коню.

— Нет, совсем нет. Просто эта челка… — Она коснулась длинной блестящей пряди, ниспадающей между глаз Царя Соломона. — Обычно он носил ее набок, как и все прочие молодые жеребцы. Но надо признать, что так гораздо лучше, — закончила она, ласково похлопав коня по загривку, прежде чем отойти к Тристану.

Герцог провел своего жеребца туда, где жевал траву невозмутимый Тристан. Показав на скамью, стоящую неподалеку, Уилл спросил:

— Можно, я присяду с вами? Или это будет слишком скандально для леди Люсинды?

По легкой ироничной улыбке, сопровождавшей вопрос, Люсинда поняла, что герцог просто смеется над ней. Но ей отчаянно хотелось доказать ему, что он ошибается.

— Нет. Вовсе не скандально, — ответила она, не упомянув о том, что они, возможно, не одни. Если ее подозрения были верны, слуга тетушек находился где-то поблизости.

Люсинда подошла к скамье и села, заботливо поправив юбку своей амазонки и черный цилиндр на голове. Внезапно ощутив, что ее коса распустилась, она чуть не взвизгнула. Что герцог о ней подумает?! Она без сопровождения, посреди Гайд-парка… и волосы у нее растрепаны!

Она подняла глаза и увидела, как герцог швырнул хлыст, шляпу и перчатки на землю и потянул за свой помятый шейный платок. Ветер растрепал его волосы, и длинные темные кудри выбились из безупречной прически. Темно-синий жилет немного морщил на плечах, но Люсинда не могла бы сказать почему — то ли от скачки, то ли потому, что был ему мал. Зато его кожаные бриджи для верховой езды были в отличном состоянии, и они очень красиво обтягивали его длинные крепкие ноги.

«Так бы и съела его, настолько он хорош», — вздохнула Люсинда, понимая, что его светлости, наверное, наплевать, что она о нем думала.

Он сел рядом с ней и, пригладив ладонью волосы, с улыбкой посмотрел на нее.

— Доброе утро, миледи.

Люсинда провела языком по внезапно пересохшим губам, прежде чем ответить:

— Доброе утро, милорд. Что привело вас в Гайд-парк в столь ранний час?

Она вдруг заметила, что глаза у него заспанные, а на подбородке — щетина. Ее так и подмывало провести рукой по этой щетине. Интересно, она такая же мягкая, как его густые волосы? Или колючая? Увы, этого она не выяснит, не сможет.

— А что могло бы мне помешать, леди Люсинда? Погода прекрасная. Прогулка верхом полезна для здоровья. А привели меня сюда вы, миледи, — добавил он, положив ногу в сапоге на колено другой ноги.

Теперь его нога в облегающих бриджах почти касалась ее бедра, и ей ужасно хотелось к нему прикоснуться. Люсинда даже сделала инстинктивное движение в его сторону и лишь в последний момент сдержала себя усилием воли. Спрятав пальцы в складках юбки, она с улыбкой сказала:

— Мне нужно погреть руки. Я замерзла. Вернее… руки у меня замерзли. Боюсь, от этих перчаток для верховой езды толку мало.

Несколько удивленный, герцог посмотрел на девушку

— Позвольте вам помочь. — Он взял ее руки в свои большие теплые ладони и начал растирать их.

«Это мне за то, что я играю с огнем», — подумала Люсинда.

Герцог же вдруг осмотрелся и спросил:

— Мы одни?

«Нужно встать», — думала Люсинда. Но ощущение его рук лишало ее сил.

— Да, одни.

Он крепко сжал ее руки.

— Женщины, за которыми я ухаживаю, не скачут по лесам без сопровождения и небрежно одетые. — Теперь голос у него стал сердитый, а зеленые точки в глазах потемнели до темно-зеленого.

Люсинда закусила нижнюю губу, она не могла смотреть в его глаза — могла утонуть в них. И почему-то она вдруг почувствовала себя виноватой. А в следующее мгновение разозлилась.

Высвободив руки, Люсинда в ярости закричала:

— У вас совершенно нет никакого права так разговаривать со мной и поучать меня!

Герцог же смотрел куда-то поверх ее головы, в сторону зарослей. Его глаза теперь стали почти черными, а зрачки сузились. Люсинда подумала уже: не взять ли ей свои слова обратно? Хотя ее злость на его нелепое замечание была вполне оправдана — в этом ее никто не мог бы переубедить.

Тут он схватил ее за плечи и прижался вместе с ней к спинке скамьи. Скамья под их весом опрокинулась, и они оказались на земле.

— Вы дерзкая, совершенно невозможная женщина, — сквозь зубы процедил герцог, затем прижал Люсинду к себе и поцеловал.

«О Боже, это сумасшествие!» — подумала Люсинда.

Наверное, она ударилась головой, и теперь ей мерещатся удивительно нежные губы герцога на ее губах… а потом она вдруг почувствовала, как его руки расстегивают пуговицы ее тонкой белой блузки. И теперь было очевидно: все происходившее — не плод ее фантазии, все это происходило на самом деле.

Герцог же что-то пробормотал себе под нос, затем развязал платок у нее на шее, после чего, целуя ее в шею, снова занялся пуговицами на ее блузке. И каждый раз, когда он расстегивал очередную пуговку, Люсинда вздрагивала и тихонько стонала.

В какой-то момент, намереваясь оттолкнуть герцога, она схватила его за плечи, но каким-то образом вышло так, что руки ее обвили его шею. Крепко зажмурившись, она прижалась к нему всем телом, наслаждаясь восхитительным головокружением и испытывая одновременно чувство восторга и ужаса.

— Вы уверены, миледи, что вашим сердцем владеет только Сол?

Быстро и тихо он двигался по дорожке среди деревьев. В череп, как нож, впивались уколы боли. Он повел головой вправо, потом влево, желая убедиться, что рядом никого нет. Яркий свет, как сверкание кометы, вспыхивал где-то в отдалении. Он прищурил глаза, пытаясь восстановить потерянную ориентацию, и тихо зарычал, когда горло сжалось, не давая возможности сглотнуть.

Он должен был последовать за герцогом после бала и по дороге убить его, если бы представилась такая возможность.

Но как теперь этот человек смог почувствовать его присутствие за деревьями? Но он почувствовал… Он посмотрел прямо на него, прежде чем опрокинул женщину на землю. Ему едва хватило времени, чтобы подавить свою ярость и не метнуть нож прямо в затылок этого ублюдка.

Обычный человек взбесился бы от этого, но Гаренн считал себя человеком необычным. Не его вина, если присутствие Клермона на балу нарушило его планы. И дело не в недостатке опыта, пусть даже план провалился. Виноват в этом Клермон, и в свое время Гаренн ему за это отплатит в полной мере. Но сейчас ему нужно сосредоточиться исключительно на женщине,

В черепе давило, и ярость требовала выхода.

Тут Гаренн увидел зайца, застывшего от страха на дорожке. Выхватив нож, он ловко метнул его в левое ухо зайца и пригвоздил зверька к земле. Затем подошел к нему, раненому и напуганному. Наклонившись, он одной рукой вытащил нож из уха зайца, другой же обхватил шею зверька. Задушив его, отбросил обмякшее тело в заросли.

Боль утихла, перед глазами перестали мелькать огни, и зрение восстановилось. Теперь он мог хладнокровно оценить ситуацию.

— Ясно, мне нужна поддержка. Несколько отборных парней помогут достичь желанной цели. Скоро, очень скоро… — прошептал Гаренн, покидая парк.