Эдера 2

ГЛАВА 21

Тем же вечером Отторино вылетел в Палермо. Он вылетел бы и раньше, но над Ливорно внезапно сгустилась облака, ветер достиг критической скорости, и вылет задержался на несколько часов.

Короче, на Сицилию он прибыл только к вечеру — когда начинало смеркаться.

Таксист быстро отвез графа к зданию тюрьмы, в которой под именем Альберто Барцини находился Андреа.

Отторино долго пришлось объяснять начальнику тюрьмы, кто он такой и какова цель его визита. Тот неожиданно заупрямился: дело в том, что заключенный Барцини был тут на особом положении, и для свидания надо было получить разрешение следователя Гвадонини.

Чертыхаясь, проклиная местные полицейские порядки, Отторино воскликнул:

— Да вы хоть понимаете, что содержите под стражей невиновного человека?!

— Сегодня было опознание, — спокойно возразил начальник тюрьмы, — и три человека, которые достаточно неплохо авали Барцини, в один голос подтвердили, что это — он.

— Ну, хорошо... Вы еще убедитесь, что это — грубейшая ошибка, и за это вам придется отвечать перед именем закона...

Делать было нечего — начальник тюрьмы был совершенно непреклонен, и дель Веспиньяни ничего больше не оставалось, как отправиться в гостиницу — синьор Гвадонини отправился куда-то за город с семьей, и вряд ли его можно было найти в Палермо раньше завтрашнего утра.

Отторино неспешно вел взятый напрокат автомобиль по запруженным автомобилями вечерним улицам Палермо, залитым яркими огнями фонарей и неоновых реклам.

Остановившись у гостиницы, он немного подумал, размышляя, стоит ли останавливаться тут. Дело в том, бессонница дель Веспиньяни на новом месте — будь то гостиница, собственный же загородный дом, квартира Шлегельяни, у которого он изредка оставался ночевать во время своих посещений Рима — бессонница на новом месте только усиливалась.

«Наверное, лучше сперва покататься по городу, — решил Отторино, — может быть, как следует утомлюсь, тогда и вернусь сюда...»

Граф долго ездил по Палермо, иногда останавливался у раскрытых дверей пиццерий и кафе, заходил туда, пил кофе — чтобы, вернувшись в машину, продолжить свой путь дальше.

И совершенно неожиданно для себя он выехал за город — путь его лежал в сторону рыбацкого поселка Алессандрия — того самого, неподалеку от которого стоял его заброшенный особняк и остатки аббатства.

«Очень даже кстати я выехал на эту дорогу,— подумал Отторино,— ведь Стефано, а он наверняка познакомился с Андреа, может быть полезен... При случае он всегда сможет выступить в качестве свидетеля и подтвердить личность синьора Давила».

Когда Отторино подъехал к особняку, было уже совсем темно. Убедившись, что там, кроме одичавших кошек, облюбовавших особняк дель Веспиньяни под жилище, никого больше нет, граф направился в сторону аббатства — он знал, что сторожа, Стефано надо искать там...

Непонятно почему, но Отторино очень разволновался — скорее всего, от близости встречи с братом покойной Сильвии...

Стефано Манджаротти уже собирался ложиться спать в своей келье, когда в дверь кто-то постучал.

— Это еще что за новости,— недовольно прошептал сторож — в постоянном одиночестве он приобрел привычку часто разговаривать с самим собой.

Делать было нечего — надо было одеться и идти открывать дверь.

Увидев, кто же пожаловал к нему в это время, более подходящее для сна, чем для гостей, Стефано удивленно отпрянул:

— Синьор дель Веспиньяни?

Отторино улыбнулся.

— Да, это я, Стефано... Можно войти?

И хотя Манджаротти и испытывал к Отторино достаточно противоречивые чувства, он не мог не пригласить к себе этого человека.

— Конечно, конечно...

Он провел Отторино к себе, и долго, пристально вглядывался в его лицо, будто бы стремился запомнить каждую черточку этого человека, послужившего причиной смерти Сильвии.

— Это... это вы? — наконец спросил он, будто бы не верил в то, что перед ним — действительно Отторино.

— Как видишь...

После этих слов в келье зависла долгая, томительная пауза.

Первым прервал молчание граф.

— Ну, как ты живешь, — спросил он,— всем ли доволен?

Стефано только передернул плечами.

— Ну, синьор дель Веспиньяни, — несмотря на то, что граф был мужем его покойной сестры, у Стефано никогда не поворачивался язык называть его «ты» и как-нибудь иначе, чем «синьор», — ну, синьор, кто же в наше время может быть доволен жизнью?

— И у тебя какие-то проблемы? — спросил граф, стремясь придать своему голосу напускную веселость.

— У меня в жизни одна только проблема,— покачал головой сторож, — и вы, синьор, прекрасно знаете ее... — он немного помолчал, но потом, спохватившись, спросил: — синьор, может быть, вы хотите перекусить с дороги? Выпить немного вина?

Отторино отрицательно покачал головой.

— Нет, Стефано...

Сторож, однако, выставил на стол свои немудреные запасы: консервы, скумбрию, маслины, колбасу, паштет и бурдюк с вином.

— Прошу вас...

Отторино достаточно хорошо знал не только семью Манджаротти, но и вообще нравы сицилийцев; отказаться от угощения значило бы обидеть этого человека, чего, надо признаться, граф никак не хотел; он и без того чувствовал себя обязанным им.

Перекусив и запив ужин стаканом легкого вина — точно такого же, каким недавно Стефано угощал Андреа Давила, он коротко поблагодарил хозяина.

— Спасибо...

— Не за что.

С минутку помолчав, граф устремил на Стефано долгий, немигающий взгляд.

— Так какие же у тебя проблемы? — спросил он и тут же спохватился — ведь Манджаротти только что дал понять ему, что этот разговор некстати, и что он очень неприятен ему, Стефано.

— Вы знаете, какие,— ответил сторож и низко опустил голову.— А у вас?

— Что — у меня?

— Ведь у вас тоже какие-то затруднения?

Граф вздохнул.

— И не говори... А как ты догадался?

— Иначе бы вы не приехали сюда, на Сицилию...

— Тоже правильно,— кивнул в ответ дель Веспиньяни, — иначе бы я остался в Ливорно...

— И они связаны... — начал было Манджаротти, но, встретившись со взглядом собеседника, тут же замолчал; если Стефано чего-то и боялся, так это этого долгого, пронзительного, все понимающего взгляда.

— Если тебя действительно интересуют мои проблемы, Стефано,— произнес граф, — могу рассказать... Если это тебе, конечно же, интересно...

— Хотите восстановить... — Манджаротти хотел было сказать: «старую жизнь», но в последний момент решил изменить формулировку: — старое имение? А заодно — и это аббатство?

— А почему бы и нет?

Сторож вздохнул.

— Восстановленное все равно никогда не будет точно таким же, как старое.

В ответ дель Весгтиньяни кротко улыбнулся и как бы невзначай заметил:

— А ты, однако, становишься философом...

— Что ж, — в тон гостю заметил Стефано, — старею... Склонность к такой философии всегда приходит с возрастом...

— И не говори.

После этих слов он еще налил себе вина и, выпив стакан, спросил:

— Послушай... Тебе ни о чем не говорит имя Андреа Давила?

Стефано насторожился — ведь он ничего не знал о том, что же произошло с его недавним гостем, этим молодым и симпатичным синьором-архитектором, к которому он, Стефано, с самого начала начал испытывать какую-то невольную, горячую симпатию, невольное уважение.

Отрицательно покачав головой, Стефано произнес:

— Нет.

Однако дель Веспиньяни не отставал:

— Послушай, ведь этот человек недавно, дня четыре назад был тут... Он, насколько я знаю, занимался проектированием... Я ведь хочу восстановить усадьбу.

Скрывать от графа факт знакомства с Андреа не было никакого смысла: естественно, что трудно заниматься снятием плана почтй неделю подряд, и за это время не познакомиться со сторожем.

И потому, сделав вид, что раздумывает, Стефано ответствовал:

— Да, вспомнил... Недавно сюда приезжал один молодой синьор, из Ливорно. Сказал, что от вас. Он действительно много работал... Что-то измерял, что-то чертил, что-то делал — я и сам не знаю, что именно.

— И ты хорошо запомнил его?

— Ну конечно... ведь люди не так часто появляются тут, у меня,— ответил Стефано, который почему-то подумал, что Андреа не сдержал своего слова, и что теперь граф обязательно начнет выпытывать, что же он, Манджаротти, рассказал этому архитектору про Сильвию.

Однако граф совершенно неожиданно перевел беседу в другую плоскость:

— Послушай... Если ты хорошо запомнил этого молодого человека, то ты наверняка бы мог подтвердить, что все это время он провел тут? Смог бы его опознать? Кстати, а где он остановился? — спросил граф.

— В Алессандрии.

— У кого?

— Старая синьора Тереза Доминго сдала ему свою квартиру на время, что он занимался тут работой.

— Стало быть, и она должна была его запомнить? — спросил Отторино.

— Наверняка... Послушайте, — Стефано поднял на гостя недоумевающие глаза, — а я не понимаю, что же произошло? И к чему эти вопросы — «смог ли я опознать его», «смог бы подтвердить?»

Делать было нечего — и дель Веспиньяни коротко рассказал Стефано о ситуации, в которую попал Андреа.

Разумеется, дель Веспиньяни ни словом не обмолвился, ни о своих чувствах к супруге синьора Давила, ни об истинных целях, заставивших послать на Сицилию этого синьора, ни о роли в произошедшем Джузеппе Росси.

— Просто произошло драматическое недоразумение, — произнес в заключении граф.

— И потому вы прибыли на Сицилию?

— Я ведь чувствую себя ответственным перед Андреа.— принялся пояснять граф, — и к тому же, у него дети, жена...

Стефано едва не сказал, что жена Андреа, синьора Эдера, удивительно напомнила ему покойную сестру, но в самый последний момент промолчал.

«Так будет лучше»,— решил он.

— Так я могу рассчитывать на твою помощь? — поинтересовался Отторино.

Сторож кивнул.

— Конечно!

Отторино, посидев для приличия еще некоторое время, поднялся и стал прощаться.

Он уже накинул плащ и направился к двери, но, перед тем, как дать гостю уйти, Стефано спросил:

— Синьор, вы когда были в последний раз на могиле Сильвии?

Граф резко обернулся, посмотрел Стефано в глаза и произнес:

— Недавно... И знаешь что — я купил место для себя... Рядом с ее могилой.

После чего, аккуратно прикрыв дверь, вышел в чернильную тьму августовской ночи...

Следователь Гвадонини оказался куда более несговорчивым, чем можно было предположить.

Отторино долго доказывал, что человек, которого содержат в камере предварительного заключения под видом Альберта Барцини, на самом деле — Андреа Давила, как тот, собственно, и утверждал.

— У вас есть какие-то доказательства? — спросил Гвадонини.

— Какие еще доказательства вам нужны! — воскликнул Отторино,— ведь я сам послал синьора Давила на Сицилию. Да, конечно же, он очень похож на разыскиваемого вами Альберто Барцини, но ведь чисто внешнее сходство еще ни о чем не говорит!

— Простите, но Барцини — очень опасный преступник,— упрямо произнес следователь, давая понять собеседнику, что его аргументы никак не могут быть приняты в счет. — Прошу вас...— с этими словами он протянул посетителю большую папку с грифом «для служебного пользования».

— Можно?

— Собственно, в этом нет никакой тайны,— пояснил Гвадонини,— его биография и без того в Палермо известна многим...

Как оказалось, Альберто Барцмни, так удивительно похожий на Андреа, действительно было за что арестовывать. Пробежав глазами содержимое папки, Отторино выяснил, что этот человек родился приблизительно в том же году, как и синьор Давила, в Венеции, закончил Римский университет, а затем — Колумбийскую юридическую школу. Некоторое время, как и Андреа, он жил в Соединенных Штатах.

Там он начал с адвокатуры — сперва он защищал за очень умеренное вознаграждение разного рода мошенников, причем довольно успешно, потом зарабатывал на подпольной лотерее, однако вскоре познакомился с одним из воротил преступного мира, американцем итальянского происхождения, многих из которых защищал в суде.

Тем более, что этот человек с улыбчивыми глазами и покладистым, как казалось многим, характером, вскоре нашел свою нишу в раскладе организованной преступности итало-американцев.

Вскоре Барцини перебрался в Италию, открыл легальный бизнес, и в короткое время стал уважаемым человеком. Но на самом деле уже в то время, два года назад он стал одним из лидеров организованной преступности в Палермо...

Отторино отложил чтение.

— И вы хотите сказать, — он с насмешкой посмотрел на Гвадонини, — вы хотите сказать, что мой товарищ — и есть человек с такой страшной биографией? Что я взял к себе в качестве архитектора крупного мафиози? Что ж,— усмехнулся граф,— для меня это большая честь...— немного помолчав, он добавил, но уже более серьезно: — Да он и в Палермо впервые в жизни!

Тем не менее следователь по-прежнему продолжал упорствовать:

— Вчера на опознании несколько людей в один голос подтвердили, что...

Граф перебил его:

— Это еще ничего не значит. Если вам мало моих слов, посмотрите вот это...

С этими словами он положил на стол перед Гвадонини документы на имя Андреа Давила — те самые, которые Росси выкрал из внутреннего кармана пиджака в вечернем баре, во время «экскурсии» в портовый квартал.

Это была, наверное, последняя надежда.

«Если не поможет и это,— решил Отторино,— остается только одно: связаться с Адриано...»

Когда Гвадонини внимательно осмотрел документы, на его лицо набежала тень.

— Но я не могу так сразу поверить вам, синьор...— пробормотал он.

— Почему?

— Эти документы необходимо проверить...

— ...?

— Настоящие ли они.

— Послушайте, — зашипел на следователя Отторино, с трудом сдерживая негодование,— мало того, что вы вот уже несколько дней держите в этих стенах, — он сделал широкий жест рукой вокруг себя, — в этих тюремных стенах совершенно невиновного человека, мало того, что вы стесняете его свободу, не имея на это никаких прав...

— У нас на руках был ордер, подписанный Прокурором Республики,— вставил следователь.

— Ордер?

— Ордер на арест.

— На чей арест?

Этот вопрос был ключевым — следователю ничего не оставалось, как ответить:

— На арест Альберто Барцини...

— А вы задержали Андреа Давила... Потому что какой-то идиот позвонил к вам по телефону и указал на него, воспользовавшись внешним сходством разыскиваемого и этого честного человека.

— И все-таки, мне надо время.

— На что?

— Для проверки документов... Синьор, — голос Гвадонини зазвучал более мягко, — вы поймите, дело, о котором мы с вами говорим, далеко неординарное...

В ответ дель Веспиньяни только хмыкнул.

— Еще бы!

В этот самый момент граф настолько вошел в образ борца за справедливость, который сам же для себя придумал (такую позицию Отторино посчитал для себя более выгодной), что и сам начал возмущаться самоуправством полиции.

— И сколько продлится эта проверка?

— Ну, думаю, дня три...

— И вы хотите сказать, — спросил дель Веспиньяни, резко обернувшись к следователю, — вы хотите сказать что все это время Андреа будет находиться в камере?

— Синьор, не кричите, — произнес Гвадонини мягко, почти ласково, — поймите нас... Таков порядок.

— Хороши же у вас порядки, ничего не скажешь, — ответил Отторино. — Сперва вы хватаете ни в чем не повинного человека, делаете из него посмешище, садите в тюрьму, а потом, когда приезжает его приятель, который может подтвердить его личность...

— Кстати, а кроме вас кто-нибудь еще может подтвердить правдивость слов... — с уст Гвадонини едва не слетело настоящее имя Андреа, однако в самый последний момент он, словно передумав, изменил формулировку на более обтекаемую: — правдивость слов подозреваемого... То есть, я хотел сказать — арестованного.

Конечно. Во-первых, — граф принялся загибать пальцы, — синьор Стефано Манджаротти, сторож на моей вилле. Во-вторых — синьорина Доминго, у которой Андреа снимал квартиру в рыбацком поселке Алессандрия. В Алессандрии синьор Данила пробыл довольно долго, и, думается, что там найдется достаточно людей, которые подтвердят это. Если вам недостаточно меня, если вы не верите и мое честное слово...

— Что мы, что вы, запротестовал следователь, быстро записывая в блокнот свидетелей, ну что вы, я вам верит... Но их все равно придется опросить.

— Почему?

И опять Гвадонини ответил с непреклонностью, достойной, наверное, лучшего применения:

— Таков порядок.

Это было уже слишком.

Отторино, взяв телефон со стола следователя и по ставив его к себе на колени, спросил очень мягки и вкрадчивым голосом:

— Синьор, вы не будете, конечно же, возражать если я сейчас позвоню в Рим?

Гвадонини передернул плечами.

— Звоните, синьор, но не очень долго. Телефон-то казенный...

— Я не задержу вас...

Дель Веспиньяни быстро набрал номер Адриано и, вкратце обрисовав ему сложившуюся ситуацию, спросил, что можно сделать.

С той стороны послышался приятный знакомый еще с юности баритон:

— Какой номер телефона в кабинете у этого самого Гвадонини?

Отторино назвал номер.

— Хорошо,— ответствовал Шлегельяни,— я сейчас перезвоню, куда надо, а вы сидите и ожидайте звонка...

После этих слов граф, предчувствуя, что все разрешится, положил трубку и закурил, сбрасывая пепел в пепельницу, услужливо подставленную следователем.

Ждать пришлось недолго — вскоре раздался резкий звонок.

Гвадонини, вопросительно посмотрев на своего гостя, поинтересовался:

— Это, наверное, вам звонят?

Граф улыбнулся.

— Боюсь, что вам...

— Боитесь?

Отторино ничего не ответил, и следователю оставалось только взять трубку.

После первых же слов неизвестного, но, судя по всему, очень важного абонента у Гвадонини вытянулось лицо.

— Как? Да, знаю... Да, синьор... Но ведь мы действовали по закону... Сперва проверить... Потом? Хорошо. Обязательно, — произнес он и положил трубку.

Переведя дух, Гвадонини достал из кармана большой клетчатый платок и отер им выступившие на лбу капельки пота.

— Ну, вы убедились?

После того, как следователь послал за охранником, он, с уважением и страхом посмотрев на Отторино спросил:

— Простите, но откуда вы знаете Прокурора Республики, синьор?

Граф махнул рукой.

— Я его не знаю. Но теперь он знает не только меня, но и вас. Боюсь, что за незаконное задержание честного гражданина, за ваше не в меру большое рвение вы вскоре турманом полетите с вашей полупочтенной службы, синьор... Тем более, что для меня совершенно очевидно, что вы были сами заинтересованы в том, чтобы представить дело, будто бы арестованный — действительно Барцини.

Гвадонини попытался было произнести что-то в свое оправдание, но граф только махнул рукой и не стал его слушать.

— Расскажите это в другом месте и в другое время, — произнес граф и отвернулся.

Андреа, сидя на тюремной кровати, молча смотрел в какую-то одному ему единственному известную пространственную точку впереди себя.

Настроение было скверное, чтобы не сказать — подавленное.

Сколько ему еще тут сидеть?

Как доказать, что он на самом деле — не тот, за кого его принимают?

Что с ним будет дальше?

Одному Богу известно, да еще, наверное, синьору Давидо Гвадонини...

В это время дверь открылась, и в проеме появилась фигура карабинера.

— Синьор Андреа Давила?

Андреа вздрогнул.

Как — неужели все прояснилось?

Ну да, получается так — ведь его назвали его настоящим именем...

Или это галлюцинация, или ему просто показалось?

— Синьор Давила, я к вам обращаюсь!..

Вскочив со своего места, Андреа подошел к полицейскому.

— Это я...

— Прошу вас, синьор... К вам приехали...

По тюремному коридору Андреа не шел, а почти бежал — он наверняка бы сбил карабинера с ног, если бы тот шел помедленней...

— А-а-а, а вот и наш аббат Фариа,— воскликнул дель Веспиньяни, едва завидев Андреа.

Первым желанием Андреа было бросится к Отторино, поблагодарить его; но тут Гвадонини остановил недавнего заключенного.

— Простите, синьор, но вы, как ни странно, оказались правы... Произошло драматическое недоразумение. Мы держали вас противозаконно. Примите наши извинения, — пробормотал он невнятно. — Если вы хотите, можете потребовать компенсацию за моральный ущерб. Только,— Гвадонини сделал умоляющее выражение лица, — только, прошу вас, чтобы эта история не просочилась в прессу...

— Не без этого, — весело произнес граф, с чувством пожимая руку Андреа, — ведь вы уже известили общественность о поимке опасного мафиози... Придется известить о том, что произошло недоразумение, «драматическая ошибка», которая, кстати, едва не стоила моему другу многого...

Свет померк в глазах Андреа.

Как?

Значит и он, Отторино, также видел тот номер газеты, значит и он в курсе, при каких именно обстоятельствах его, Андреа Давила, арестовали?!

А Гвадонини уже суетился, отдавал распоряжения карабинерам — чтобы те принесли личные вещи и одежду Андреа.

— Еще раз извините нас, синьор Давила... Мы действительно ошиблись... Но как вы, однако, похожи на Барцини! Даже при опознании все в один голое указали на пае!

Отторино довольно улыбнулся.

— Еще немного, — произнес он, — и вы, синьор, наверника начали бы отзываться на чужое имя...

— Наверное, — растерянно произнес Андреа, пораженный произошедшим.

— А ведь признайтесь — вы уже наверняка смирились с новой участью?

Ничего не отвечая, Андреа опустил голову; теперь он уже был и не рад появлению Отторино.

А тот, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Надо было сразу же после этого нелепого ареста позвонить ко мне... Я бы бросил все дела и приехал. Собственно, у меня-то и дел никаких особых нет.

— Спасибо вам, синьор, — только и мог выдавить из себя Андреа.

— Ну, теперь на аэродром — и в Ливорно... — он едва взглянул на Андреа и воскликнул: — Да на вас просто лица нет! Что-то случилось?

— Случилось,— пробормотал Андреа.— Синьор дель Веспиньяни, нам надобно поговорить...

— Что ж, охотно, — ответил граф. — Поговорим на борту моей «Сесны». Тем более, что до Ливорно у нас будет достаточно времени поговорить...

Через полчаса автомобиль, взятый графом напрокат, остановился у кромки частного аэродрома, где Отторино уже дожидалась двухмоторная «Сесна».

— Ничего, не грустите, — дель Веспиньяни ободряюще улыбнулся Андреа, — через какой-то час, может быть — через полтора мы будем в Ливорно... И вы вернетесь в лоно семьи...