Единственная

17

— Мистера Исаакса готовят к замене сердечного клапана на вторник, он будет первым, в семь утра. А биопсия легкого мистера Герберта назначена на час. — Хелен Эфтон одновременно торопливо просматривала бумаги, которыми был завален ее стол.

В те короткие мгновения, пока доктор Дамирофф стоял рядом, ей надо было успеть дать ему полную информацию. Он редко останавливался у ее стола, обычно ей приходилось ловить его на ходу. — К сожалению, между операциями образовалось окно, но ничего не поделаешь, в промежутке будет еще детская операция.

— Все прекрасно, Хелен, спасибо.

— Звонил доктор Лэдд. Вы можете застать его после пяти. Ой, и не забудьте о большом приеме завтра после собрания хирургического отделения.

Бен кивнул.

— Не знаете, какая тема собрания?

Хелен заглянула в свои заметки.

— Доклад доктора Ивертса «Быстрое рассечение аорты».

— Отлично, но… — Бен недоговорил, прислушиваясь к звонку персонального телефона в кабинете. — Простите, я подойду к телефону. — Он повернулся и направился к двери.

Бен не видел, как Хелен смотрела ему вслед и не знал, что, как обычно, она подумала о том, что он самый красивый доктор во всей Больнице Милосердия. То, что ей уже пятьдесят два и она тысячу лет замужем, вовсе не означало, что у нее слегка не подрагивало внутри, когда он останавливал на ней взгляд своих больших карих глаз. Какой обаятельный! Не сравнить с другими медиками. И решительность, и уверенность, необходимые хирургу, — все было при нем, и ни грана высокомерия, как у других. Хотя Хелен и понимала, что все хирурги — немного боги, ведь за долю секунды нужно было решать вопрос жизни или смерти.

Впервые въехав в этот кабинет, Бен обзавелся персональным телефоном, потому что предпочитал делать свои личные звонки сам. Когда же появилась Сара, это оказалось просто необходимым. Однако сейчас он надеялся, что это звонила не Сара; ему нужно было закончить массу бумажной работы, и времени на разговоры действительно не было. При этой мысли ему стало немного стыдно. Закрыв за собой дверь, Бен подошел к телефону и потер глаза, на него навалилась внезапная усталость — ничего удивительного, учитывая, что в полночь он оперировал жертву автомобильной аварии, а затем сразу же приступил к операции на брюшной полости и до четырех утра занимался семидесятилетним мужчиной, которого ранили ножом и умышленно бросили на всю ночь, а в восемь Бен снова вернулся к столу и приступил к предварительно назначенной операции на сердце.

Он имел частную практику в «Милосердии», одновременно работая хирургом-травматологом в отделении скорой помощи. Больница шла ему навстречу, и он был избавлен от необходимости заводить отдельный офис и оплачивать персонал, оборудование и все прочее, что необходимо при частной практике, — все это предоставляла больница, а взамен он и еще один кардиохирург, Мортон Лэдд, поделили обязанности хирургов-травматологов, оперируя доставленных на «скорой помощи» и оттачивая на них свое мастерство. Бен получал оклад от больницы, а «Милосердие» часть оплаты от его частных пациентов. Все это как нельзя лучше устраивало его: он имел возможность обслуживать своих больных и продолжать набираться опыта в напряженной работе на «скорой помощи». Но зачастую, а если быть точным — почти ежедневно, его обязанности по скорой помощи сталкивались с частной практикой, и он буквально разрывался на части.

Вот такие напряженные дни напоминали ему интернатуру, длившуюся примерно год после окончания медицинского факультета. Бен воскресил в памяти безумный распорядок работы тех времен: тридцать шесть часов подряд на выездах, потом одна ночь, чтобы поспать, прежде чем заступить на следующую тридцатишестичасовую смену. Наверное, были и какие-то интервалы в подобном графике, они ему как-то не запомнились. В памяти осталась безумная гонка: как только он и его бригада рассчитывали вздремнуть на узких кушетках в дежурной комнате, у пациента наступала остановка сердца; все сигнализаторы звонили одновременно, бригада мчалась в палату, отбрасывая давящую усталость и черпая неизвестно откуда приток адреналина, чтобы спасать жизни. Это и мучило, и пьянило. Бен не случайно выбрал специальность, где быстрота действий и последующие долгие часы упорной работы были платой за возбуждение и упоение победой жизни над смертью. «Но постой, — криво усмехнулся Бен, — тогда мне было двадцать шесть, а сейчас я тридцатитрехлетний старик». Он слишком хорошо знал, как быстро сгорают врачи, работающие на «скорой помощи».

— Алло, — ответил он в трубку.

— Бен, милый, это я. — Мягкий выговор Сары Фолклин обычно успокаивал Бена, однако в данный момент у него не было особого желания болтать с ней.

— Привет, дорогая. — Он постарался, чтобы ответ прозвучал радостно, Сара заслуживала этого. — Как ты?

— Великолепно. Но мы не разговаривали уже несколько дней, и я надеюсь, тебе удастся удрать сегодня вечером ненадолго.

— Сегодня? — Бен нахмурился, глядя в свой календарь. Он упустил из вида, что сегодняшнее число обведено и рядом стояла пометка «годовщина». Это был год с тех пор, как они начали встречаться, и по некоторым выскользнувшим у Сары замечаниям Бен понял, что она планировала устроить по этому поводу большое торжество. Ко всему прочему он обнаружил еще, что по невнимательности принял приглашение на обед с Наташей и ее другом Итаном. Бен настолько устал, что, несмотря на всю его любовь к сестре, откровенно говоря, не чувствовал большого желания идти на эту встречу. Положение не улучшилось, когда он неожиданно наткнулся на пачку розовых телефонных сообщений, ожидавших ответа.

— Сара, — сказал он нежно, — мне черт знает как не хочется этого говорить, но не могли бы мы отпраздновать в другое время?

— Бен, ты не можешь… — Ее голос слегка задрожал от разочарования.

— Прости, — вздохнул он, — но это так. Я обещаю тебе устроить праздник.

— Но прошло почти три недели. — Теперь ее голос звенел от гнева.

Бену показалось смешным, что именно она давит на него. Ведь из них двоих была семья у нее. И чаще она не располагала временем для встреч.

— Пожалуйста, Бен, — ее голос стал мягче, — я действительно соскучилась по тебе. Кроме того, это особый день, и я хочу отметить его с тобой сегодня, а не в другое время. Пусть я не могу провести с тобой вечер, но я рассчитывала хотя бы на несколько часов.

Бен взглянул на часы, без четверти пять. С его стороны нехорошо было забывать и будет приятно увидеть Сару.

— Тогда, может быть, встретимся у меня в половине седьмого и выпьем шампанского?

— Отлично. До встречи. — Она положила трубку.

Бен сел и взялся за кучу телефонных сообщений, постаравшись в следующие полчаса сделать как можно больше звонков. Если поторопиться, он успеет в ювелирный магазин на Мэдисон-авеню, который Сара очень любила. Бен снял белый халат, сменил его на темно-синее пальто, висевшее на крючке за дверью, попрощался с Хелен, которая тоже собиралась уходить, и выбежал из больницы.

Маловероятно, что ему удастся найти такси в час «пик», поэтому, продолжая оглядываться в поисках машины, он быстро пересек 79-ю улицу и зашагал в сторону Мэдисон-авеню, а затем к центру города. Если он правильно помнил, магазин был в районе 60 — 61-й улицы. Ноябрьский вечерний воздух бодрил, и Бен, меряя шагами улицу, чувствовал, что проветривание просто необходимо его мозгам. Он слишком много времени проводил взаперти в своем кабинете без окон или в лаборатории, не говоря уже об операционной. Но он не променяет их ни на что на свете. Добиться осуществления своей мечты — вот чем он жил после смерти матери, вот что подгоняло его, когда он прокладывал себе дорогу в Государственном университете штата Нью-Йорк в Бингемтоне, вкалывая одновременно на нескольких работах. Бену необходимы были деньги на учебу. Он завоевывал все стипендии, какие только мог получить, но даже этого было недостаточно. Правда в том, что пробиться ему помог покер. После того как он — новичком — принял участие в подпольной игре с высокими ставками, покер покрывал примерно треть его расходов. Бен продолжал играть в покер и во время учебы на медицинском факультете в Колумбии, несмотря на то что выигрыши не спасали от необходимости делать непомерные займы для оплаты долгих лет стажировки. Ставки, ставки… Чем лучше он играл, тем выше поднимал ставки и — тем больше ненавидел игру. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, ничто в мире не могло заставить его сесть за карточный стол.

«Сокровища Эдельмана» были открыты до шести, значит, у него есть еще двадцать минут, чтобы выбрать Саре подарок. Когда Бен вошел в небольшой магазин, крошечные колокольчики на двери слабо звякнули, и ярко накрашенная женщина за прилавком улыбнулась ему.

— Добрый вечер, сэр. Могу я вам помочь? — вежливо спросила она.

— Да, благодарю вас. — Бен сразу же принялся рассматривать сверкающие коробочки в витрине, растерявшись и не представляя, что можно выбрать за эти короткие минуты. — Мне нужен подарок для женщины, что-нибудь типа юбилейного подарка.

— О, понимаю, юбилей свадьбы, — кивнула женщина. — Может быть, что-нибудь связанное с числом лет со дня вашей женитьбы. Но, похоже, вы еще слишком молоды для бриллиантов в одну шестидесятую карата. — Она рассмеялась своей шутке.

Бен пристально посмотрел на женщину, пораженный неожиданной мыслью, что мог быть женат на Саре, но ответил спокойным тоном:

— Нет, на самом деле это не юбилей свадьбы. Просто обычная дата. Пожалуй, подойдет пара сережек.

Он вздохнул. Банальная затея. Кроме того, ему не нужно было говорить себе, что покупкой нелепо дорогого подарка он старался загладить свою вину перед Сарой! Непростительная забывчивость. Внезапно ему пришло в голову, что он выбрасывает деньги на то, о чем и не собирался помнить. Именно поэтому он чувствовал вину.

Нагнувшись, Бен рассматривал набор браслетов и сережек-подвесок с замысловатой чеканкой, не особенно разбираясь в украшениях. Он знал от Сары, что магазин славился этими подвесками, и у нее был купленный здесь браслет, который она обожала. Она несколько раз упоминала, что была бы счастлива иметь пару подходящих к нему сережек. Что было вырезано на подвесках, болтавшихся на ее браслете? Он беспомощно рылся в памяти. Монеты? А может быть, лошади?

Через десять минут Бен шел домой, неся в кармане маленькую бархатную коробочку с парой сережек за пятьсот долларов с купидонами на подвесках. «Пятьсот долларов за сережки, — мрачно подумал он. — Было время… Ну, да ладно, нечего твердить одно и то же, — оборвал себя Бен. — Сара заслуживает чего-то хорошего». Во всяком случав, теперь он готов к встрече с ней.

Последние два квартала до своей квартиры на 69-й улице Бен пробежал бегом и, помахав в знак приветствия швейцару, который впустил его в дом, поднялся к себе на четырнадцатый этаж почти ровно в половине седьмого. Сбросив пальто, он открыл дверцу холодильника, чтобы удостовериться, что у него есть бутылка холодного шампанского, достал два бокала, но к шампанскому не было ничего. «Ну и праздник», — побранил он себя.

Бен ослабил галстук и пошел умываться, когда раздался звонок. С полотенцем в руке он открыл дверь. Сара стояла на пороге с огромным пакетом покупок, ее длинные до плеч белокурые волосы были, как всегда, тщательно причесаны, косметика минимальна, но нанесена умело; на ней была дорогая, со вкусом подобранная одежда. При виде Бена она улыбнулась, и он тоже ответил ей улыбкой. Несомненно, Сара ему очень нравилась.

— Здравствуй, милый. — Она вошла и нежно поцеловала его в губы. — Я так рада, что ты смог сбежать.

— А как у тебя? Без затруднений? — спросил Бен, снимая с нее пальто.

— Он не должен вернуться домой до полуночи. Не знаю — совещание, операция… Честно говоря, я не слежу, все объяснения стоят одно другого.

Бен кивнул. Дин, муж Сары и ортопед из «Милосердия», нечаянно способствовал знакомству Бена и Сары. Это случилось на собрании учредителей фонда больницы, большом официальном торжественном приеме. Дин Фолклин ненароком толкнул Бена, отходя от одной из групп, пролил выпивку ему на пиджак и больно наступил на ногу; даже и не думая извиняться, Дин в раздражении пошел дальше, как будто это его обидели. Бен быстро все позабыл, но позднее, вечером, когда его спутница отошла поправить прическу в дамской комнате, к нему подошла Сара Фолклин, чтобы извиниться за грубость мужа. Она настаивала, чтобы Бен принял приглашение на ленч на следующей неделе. Бен не видел необходимости в таком великодушном поступке, но не хотел расстраивать ее своим отказом.

«Конечно, — призналась потом Сара, — ленч был обольщением, а не извинением». Она знала, что Дин многие годы обманывал ее, но она-то всегда оставалась ему верна. Пока не появился Бен. Много позже Сара созналась, что при первом же взгляде на Бена в тот вечер в «Милосердии» она поняла, что готова бежать за ним куда угодно. Это совершенно не в ее характере, смеялась Сара, но на этот раз она мгновенно приняла решение и не отступила от него. Затем она все взяла в свои руки и сейчас продолжала устраивать их встречи, чтобы все шло как можно более гладко. Она часто говорила Бену, что ее вполне устраивают их отношения, что она ничего не хочет менять в своей жизни. Естественно, их любовная связь держалась в строгой тайне — Сара знала, что Дин придет в бешенство, если заподозрит что-то, хотя сам позволял себе многочисленные интрижки на стороне. Кроме того, она должна была думать о своем десятилетнем сыне.

Сара прошла вместе с Беном в кухню и стала выгружать из пакета покупки: сыр, крекеры, клубнику, бутылку охлажденного «Дом Периньон» и небольшую белую коробку, перевязанную красной лентой, купленную в одной из самых дорогих кондитерских в Верхней Ист-Сайд.

— Это всего лишь маленький шоколадный торт, — пояснила она, осторожно ставя коробку на стол, — ну какая вечеринка без торта, не так ли?

Бен наблюдал, как Сара непринужденно вела себя в знакомой обстановке, легко двигаясь по кухне и раскладывая по тарелкам еду.

— Как ты догадалась, что я совершенно не подготовлен? — изумился он.

— Не вижу в этом ничего страшного, — рассмеялась Сара. — Почему бы нам не устроить особый праздник, даже если это всего пара часов.

— У меня тоже есть шампанское, к твоему сведению, — заметил он шутливо.

— У тебя и так достаточно забот, — ответила она на ходу, унося блюда с закусками в гостиную.

Бен достал из кармана пальто коробочку от ювелира, положил ее на кушетку и украдкой взглянул на часы. Без десяти семь. Он встречается с Наташей и Итаном в ресторане на Западной 12-й улице — в каком-то ужасно новомодном заведении, какие любит Наташа, — значит, ему нужно время, чтобы добраться туда. Господи, ему следует заняться Сарой, а не планировать свой маршрут, он итак как бы обманывает ее немного, отвлекаясь мыслями на что-то еще, когда они вместе… Сара подала ему бокал шампанского, и Бен поцеловал ее. Признаться, у них никогда не было страстных отношений, Бен как-то незаметно для себя принял тот образ жизни, который ему предложили, и совсем недавно сделал для себя открытие, что у него связь с замужней женщиной, женой врача из «Милосердия», по-видимому, весьма несносного типа. К счастью, они редко сталкивались по работе, да и Дину Фолклину, судя по всему, было плевать на семью. Бену и Саре было хорошо друг с другом, с ней он мог расслабиться, а это много значило, ведь он вел очень замкнутый образ жизни. Давным-давно он воздвиг вокруг себя стену, уроки, преподанные Маргарет Ваал и Джей. Т. Сквайром, не прошли даром. Бен усердно работал, старался не вспоминать пережитое в юности, но в душе его царила пустота. И временами он чувствовал ее необычайно остро. Спасала работа, ежедневная круговерть. И еще Сара.

— За нас. — Сара потянулась к Бену и еще раз поцеловала его, поднимая бокал.

Он обнял ее и прижался губами к ее губам. Она была мягкой, теплой и такой уютной. А впереди еще столько длинных дней и одиноких ночей. В его жизни всегда были женщины, он не избегал их, но ни к одной он не относился серьезно, не было ни одной, кого он действительно хотел бы удержать.

Бен погладил Сару по волосам, потом взял у нее бокал с шампанским и поставил его на кофейный столик. Сара обняла его, а он продолжал гладить ее волосы, спину, плечи, притягивая ее все ближе, прижимая к себе все теснее. Сара высвободилась и, встав, протянула ему руку. Взяв ее за руку, Бен тоже поднялся, и они отправились в спальню, сбрасывая на ходу одежду. Они легли на кровать, их поцелуи становились все горячее, Бен ласкал ее грудь и сжимал ягодицы; его рука, скользнув между ее ногами, нежно поглаживала ее, пока она вся не стала влажной. Сара со стоном потянула его к себе, направляя внутрь, он погружался все глубже и глубже, а она поднимала бедра ему навстречу, уткнувшись лицом ему в плечо, и вся задрожала в истоме и наслаждении. Бен позволил себе дать волю чувству долгожданного освобождения от всего напряжения дня. Несколько минут они молча лежали вместе, и впервые за много недель Бен чувствовал себя полностью расслабленным.

Позже они вернулись в гостиную, Бен в белом махровом банном халате, Сара в розовом шелковом пеньюаре, который держала в его квартире. Она подала Бену большой кусок шоколадного торта, а потом отрезала себе крохотный кусочек. Когда она снова села на диван, Бен протянул ей бархатную коробочку с украшениями. Ее глаза вспыхнули от неожиданности и восхищения, когда она открыла ее.

— О, милый, они великолепны. Не могу поверить, что ты запомнил. — Она поцеловала его еще раз. — Ты замечательный, сверхзамечательный.

Сара побежала в кухню и достала еще одну коробку из пакета, который принесла с собой, подарок, завернутый в серебряную бумагу с огромным красным бантом.

— Теперь ты.

Бен снял бант. Они занимались любовью, отмечали событие шампанским и изысканным тортом, а теперь обменивались подарками. Так почему же он вдруг снова ощутил пустоту, старое чувство, которое тащилось за ним всю взрослую жизнь. Ощущение, что что-то упущено. Он тряхнул головой, чтобы избавиться от него, открыл коробку и вытащил из бумажного пакета черный кашемировый свитер. А может быть, было бы лучше, если бы Сара жила с ним, навсегда оставила мужа и переехала к нему? Нет, если бы даже она решила, что хочет этого, он знал — лучше оставить все как есть. Им хорошо вместе, и они так и будут продолжать. Но разве плохо было бы снова испытать страсть? Мысль, пришедшая неизвестно откуда, испугала его. Он очень хорошо помнил, как это было много лет назад, когда он испытывал настоящую страсть, но он не хотел возвращаться в пучину своих воспоминаний.

— Это твой размер? — забеспокоилась Сара.

— Именно то, что нужно. — Надеясь, что говорит искренно, Бен приложил к груди мягкий свитер, чтобы она убедилась — он ему впору.

Наташа сидела в баре и, не спуская глаз с двери в ожидании Бена, продолжала разговор с Итаном.

— Сент Барт? Что ты об этом скажешь? — Она наморщила лоб, обдумывая собственное предложение, и, сделав глоток газированной воды, продолжала размышлять вслух. — Может быть, он уже слишком многолюден? Нам нужен остров, о котором никто даже не слыхал.

— Наташа, — рассмеялся Итан Джейкобс, — давай просто выберем место, которое нам понравится.

Наташа немедленно одернула себя. Боже, она сошла с ума, разве можно так ошибаться. Она всегда старалась, чтобы ее действия казались непреднамеренными, как будто она никогда ничего не планировала и не заботилась, что о ней подумают. Она уверена, именно это и любил в ней Итан, но он не представлял себе, как тяжело ей все давалось. Он же, казалось, всегда знал, что правильно. Это выводило ее из себя, потому что он ни о чем не заботился, просто делал то, к чему лежала душа, и как-то получалось, что все правильно, даже толково. Приличия его не волновали, и мысль сделать что-либо только потому, что это модно или разумно, была для него совершенно неприемлема. У него были возвышенные стремления, Наташа понимала это.

Итан был такой идейный, такой правильный, и это выражалось во всем. В суждениях, в идеях, в которые верил, и, что важнее всего, в его работе. Как режиссера его сравнивали со всеми — от Бергмана до Коста-Гавраса, его ранние фильмы считались лирическими работами, самые последние были резкой противоположностью, критики называли их мастерски выполненными, захватывающими и полными тревоги.

Все девушки-модели в их агентстве просто умирали от зависти, когда Наташа начала встречаться с ним. Итан Джейкобс — едва ли не самый желанный холостяк во всем Нью-Йорке, и она завоевала его. Наташа бледнела от страха, что он отвергнет ее, несчетное число ночей она пролежала без сна, планируя свои поступки, вычисляя, что будет ему приятно. Она успешно проводила подобные компании в отношении многих мужчин, всегда создавая себя для них, но ни один из них не был для нее так важен, как этот, и, как по волшебству, отношения между ними становились все лучше. Когда она поняла, что у нее на самом деле есть шанс, она стала больше энергии вкладывать в Итана, чем в свою работу, подчас отказываясь от предложений, чтобы иметь возможность поехать с ним на съемки, уверяя себя, что всегда будет популярной. Не так уж важно быть моделью, гораздо важнее завоевать Итана.

Конечно, стать моделью — тоже победа, и она никогда не переставала поражаться, как ей удалось осуществить мечту своего детства. Хотя успех пришел к ней быстро, он давался ей ценой огромного труда, который с годами становился все тяжелее. Навязчивая идея веса, боязнь утратить красоту — даже когда ей было чуть больше двадцати, она каждое утро просыпалась с ужасом, никогда не зная, что принесет ей первый взгляд в зеркало. Годами она должна была держать себя в узде, занимаясь голоданием, чтобы не набрать вес, и в то же время сохранять энергию, необходимую для такой изнуряющей работы. Как бы много денег она ни заработала, их всегда оказывалось недостаточно, приходилось экономить каждый цент, так как Наташу одолевал страх, что в один прекрасный день она может все потерять и остаться без гроша. А страх лишиться своего места у вершины! Она всегда боялась, не тот ли сегодня день, когда перестанут приходить приглашения. Когда ей исполнилось двадцать семь, она еще почти четыре года официально оставалась в этом возрасте. Не зная, как долго ей удастся скрывать, что на самом деле ей тридцать два, она подозревала, что большинство коллег знали правду и сплетничали у нее за спиной.

Слава Богу, теперь почти все уже позади, и ей больше не придется волноваться ни о чем. Итан — это самое главное ее достижение. Желанный, богатый и такой красивый, с его блестящими черными волосами и этими огромными карими глазами. И самое невероятное, что он, кажется, действительно любит ее. Отныне он будет делом всей ее жизни.

— Эй, привет. — Бен неожиданно оказался рядом с ними и чмокнул Наташу в щеку. — Простите, что немного опоздал.

— Бен, мне кажется, мы не виделись тысячу лет, — обняла его Наташа.

— Вероятно, так и есть, — усмехнулся Бен, — но это у тебя все время расписано. — Он повернулся и пожал руку Итану. — Здравствуй.

— Рад тебя видеть, — улыбнулся Итан.

— Пару недель назад я посмотрел «Ангела Финелли» и получил настоящее удовольствие, — сказал Бен. — Как ты умудряешься всегда заполучать Петерсона Стоддарда на роль парня, теряющего свою девушку?

— Стоддард знает, что такое хорошая роль. — Итан пожал плечами и улыбнулся. — К тому же, похоже, его двинут на «Оскара», а это, я полагаю, вполне компенсирует роль второго плана.

— Итан, — попросила Наташа, — расскажи Бену, что написали критики о твоем последнем фильме.

— Ладно, Наташа, — засмеялся он, — Бен уже знает. — Они подошли к свободному боковому столику неподалеку от входа. — Нет ли чего-нибудь поспокойнее? — вежливо спросил Итан у метрдотеля. — У нас что-то вроде семейного обеда. Может быть, найдется столик в глубине зала?

Метрдотель нахмурился. Он хотел угодить знаменитой модели и известному режиссеру, но не собирался допустить, чтобы они прятались на задворках. У каждого свои цели: ресторан должен извлечь выгоду из их присутствия! Он взвешивал свой ответ.

— Сожалею, мистер Джейкобс. Если что-то освободится, мы будем рады пересадить вас.

Любезно кивнув, Итан подвинул Наташе стул и, когда все трое уселись, обратился к Бену:

— Закажем шампанского, Бен, если не возражаешь. У нас есть, что отпраздновать.

— Похоже, сегодня вечер праздников, — улыбнулся Бен.

Широкая улыбка осветила Наташино лицо, и она вытянула левую руку, демонстрируя кольцо с великолепным бриллиантом.

— Вот наша самая приятная новость, Бен. Невероятно, да?

Бен заглянул в сияющие глаза сестры. Все остальные воспринимали ее как самонадеянную особу, но он-то знал ее лучше. Когда-то он думал, что неуверенность в себе, почти закомплексованность, пройдет с годами, но, как и все черты характера, она только усилилась. Сегодня вечером Наташа казалась другой. «Боже мой, — подумал Бен, — она действительно выглядит уверенной». Он никогда не думал, что сможет употребить это слово по отношению к своей сестре. Возможно, она в Итане нашла наконец то, что принесло ей умиротворение.

— Потрясающе, Таш. — Бен взял ее за руку, поднялся, обнял и запечатлел на ее щеке горячий звонкий поцелуй. Она усмехнулась и с укором шлепнула его по руке; Бен и Итан тоже обнялись. — Поздравляю вас обоих, вы действительно созданы друг для друга.

Наташа поправляла прическу и потихоньку смеялась.

18

В глубине зала заиграла виолончель, и Бен, взяв за руку Лесли Джейкобс, сделал несколько шагов вперед, затем они разошлись и, став по углам коврика, наблюдали за приближением Итана.

Он занял свое место между ними. Похоже, он не очень уютно чувствовал себя в смокинге, и вообще в нем чувствовалась не свойственная ему нервозность.

Затем наступила очередь невесты. Наташа выглядела такой сверхъестественно красивой, что ее появление гости приветствовали громким вздохом. Длинное матовое трикотажное платье цвета слоновой кости, созданное специально для нее Алейном Герардом, одним из ведущих дизайнеров Нью-Йорка, струилось по ее изящной фигуре. Бен не был удивлен, что Наташа отказалась от традиционного свадебного платья и остановилась на таком изящном и утонченном наряде, это полностью соответствовало образу, который она для себя избрала. Никакой величественности. Простой фасон платья выгодно подчеркивал грудь и бедра, а цвет очень эффектно оттенял кремовый тон ее кожи. Заключительным штрихом была волна рыжих волос. За всю Наташину карьеру их стрижка и цвет были отработаны таким количеством специалистов, что ни фасон, ни оттенок уже невозможно было улучшить. В сущности, Наташа почти не пользовалась косметикой, но Бен знал от сестры, что ее «естественный» вид требовал от нее многих часов подготовки. Единственными драгоценностями на ней были сережки с изумрудами, подарок Итана на день рождения. Обеими руками она держала небольшой букет бледных чайных роз, и выражение ее лица было совершенно безмятежным, но Бен заметил, что у нее побелели костяшки пальцев, сжимавших нежные цветы.

Итан протянул руку, и Наташа повернулась к нему с той самой сияющей улыбкой, которая блистала с обложек стольких модных журналов. Когда раввин начал церемонию, Бен еще раз отметил, как хороша эта свадьба. Итан — надежный человек, который будет заботиться о Наташе. Бену вдруг стало стыдно, что он думает о ней как о маленькой девочке, нуждающейся в чьей-то опеке. Но, черт возьми, он ее старший брат, и она всегда будет для него младшей сестренкой.

Бен с удовольствием слушал слова свадебного обряда, потом, немного отвлекшись, стая рассматривать присутствующих. Эта маленькая библиотека в «Трибьюн Клаб» спокойно вмещала тридцать человек, но на прием придет еще человек сто. Бен улыбнулся, вспоминая Наташину истерику по поводу просьбы Итана ограничить количество приглашенных на прием и его последующего настойчивого пожелания, чтобы на самой церемонии присутствовало как можно меньше народу. Она никогда не жаловалась на Итана, но Бену пришлось выдержать с полдюжины телефонных звонков, когда его сестра с отчаянием объясняла, что не может исключить из списка людей, с которыми работала. Бен поначалу разделял Наташины чувства, но потом должен был признать, что Итан был прав. Вообще, узнав его лучше за месяцы помолвки с Наташей, Бен обнаружил, что Итан все больше ему нравится, поэтому и предложение Итана — быть дружком жениха на свадьбе — очень тронуло его. «Приятно, что в подружки невесты Наташа выбрала Лесли, сестру Итана», — подумал он, стоя рядом с женихом.

«Обидно, что здесь нет отца и он не видит свадьбу Таш», — отметил про себя Бен. Но прошедшие годы были нелегкими для Леонарда Дамироффа, он сильно постарел и страдал от множества болезней; сейчас у него было нарушение кровообращения, и он сказал сыну, что такое далекое путешествие ему не по силам. Конечно, Бен отдавал себе отчет, что обычная депрессия Леонарда, сопровождавшая его всю жизнь, не прошла. «Если бы только мне удалось отправить отца лечиться», — подумал Бен. Его одновременно огорчало и возмущало отцовское сопротивление всему, что ему предлагали. Прежде никто не ставил Леонарду клинического диагноза депрессии, и в те годы не существовало лекарств для лечения этой болезни, которые есть теперь, но все дело в том, что Леонард абсолютно не желал ничего пробовать. Он не собирался меняться.

Таш отнеслась к известию о том, что отец на свадьбу не приедет, с полным безразличием. Его огорчило это, но он не стал делать ей замечаний.

Покинув Вестерфилд, Наташа практически порвала отношения с Леонардом. Холодность Таш Бен всегда старался компенсировать частыми звонками отцу, консультациями с врачами, лечившими его многочисленные болезни, но сам тоже редко наведывался в Вестерфилд и в этом смысле был ничем не лучше сестры. Решено: что бы ни было, он непременно возьмет несколько дней отпуска и в понедельник обязательно поедет в Вестерфилд.

Немного приободрившись, Бен повнимательнее оглянулся вокруг, рассматривая хорошо обставленную комнату с темными дубовыми панелями и книжными полками на стенах. «Трибьюн клаб» был таким же роскошным, как все подобные места. «Именно такие во вкусе Таш, — подумал Бен рассеянно, — она не хочет надевать свадебное платье, но для венчания выбирает самое традиционное место в мире».

Внезапно Бен похолодел. Нельзя сказать, что для него было полной неожиданностью увидеть ее, нет, но он просто не подготовился. Сделав глубокий вдох, он внутренне сжался и смотрел, как она наблюдает за невестой и женихом.

Она стала совсем другая, чужая ему, но в то же время все еще такая знакомая. И — гораздо красивее, чем прежде. На ее лице отражалась уверенность в себе, которой он никогда не замечал раньше, когда они были моложе. Она молча сидела рядом с высоким седым мужчиной, державшим ее руку в своих ладонях, и выглядела вполне довольной.

На Бена нахлынула волна воспоминаний, которую он с трудом мог выдержать. Он увидел мать и все события, окружавшие ее трагическую смерть. Господи, как он ненавидел эти воспоминания, невозможно передать, какими болезненными они были даже сейчас. Он научился избегать их, но здесь была Карлин, которая снова все всколыхнула. И в то же мгновение на него посыпались картины из того времени, когда они были подростками. Он вспомнил лихорадочное возбуждение, охватившее их в тот вечер, когда они отправились на какие-то нелепые танцы, они были молоды и наивны, но абсолютно точно знали, чего хотели. Он ощутил запах воздуха на берегу озера в ту ночь, вкус ее розовой помады, нежный аромат ее шеи; он вспомнил ночь, когда они впервые любили друг друга в его тесном автомобиле по пути домой с первого Наташиного шоу. Беспорядочный поток сладостных видений из прошлого стремительно накатывался на него. Он ощущал кожу Карлин, когда они лежали оба обнаженные и он ласкал ее в те волшебные часы, которые им время от времени удавалось выкроить. А вот они идут домой после школы, он обнимает ее, а она засунула руку в задний карман его брюк, и им нет дела ни до кого вокруг. Или звонок в дверь крошечной квартиры ее родителей в субботу вечером, и он не может дождаться ее появления на пороге, потому что они не виделись целый день.

Именно в этот момент Карлин подняла голову и встретилась с ним взглядом. Мгновение они всматривались друг в друга. Что, черт побери, происходило с ним все эти годы, почему он считал Карлин ответственной за то, что случилось с его матерью? После ужасов и страданий, с которыми он сталкивался, будучи врачом, скандальная связь их родителей сейчас казалась совершенно несущественной. Обвинять в ней Карлин было невообразимым сумасшествием и ребячеством. Глядя на нее сейчас, Бен чувствовал только непреодолимое желание подойти к ней, обнять ее, сделать… он сам не знал, что. Но он вдруг понял, что просто не в состоянии находиться так далеко от нее, и… стал медленно улыбаться.

Мужчина, сидевший рядом с Карлин, наклонился и что-то прошептал ей на ухо, рассеяв чары, и Бен в смущении отвел взгляд. Он выставил себя идиотом, черт побери. Что он таращится на нее, как снедаемый любовью баран? Она не обращала на меня внимания, вероятно, много лет. За все это время, несмотря на то что так и оставалась ближайшей Наташиной подругой, Карлин ни разу не появилась у нее, когда он приходил в гости к сестре. Разумеется, он всегда держался в стороне, если знал, что Наташа и Карлин вместе, но дело не в этом. Сейчас он сделал дружескую попытку к примирению, и вот что из этого вышло.

Его всегда выводили из себя постоянные Наташины утверждения, что профессиональные достижения Карлин — это его заслуга. Он знал все и о ее обучении в Гарварде, и о ее успехах в полиции, но готов был поспорить, что Карлин никогда ни малейшего интереса не проявляла к его карьере, ни на секунду не задумывалась, что он остался верен своей мечте стать врачом.

Приглушенный звук разбивающегося стекла заставил Бена снова посмотреть на Итана, который как раз занес ногу над завернутыми в белую салфетку бокалами для вина. Когда Итан и Наташа целовались, Бен порадовался выражению истинного счастья, светившегося на лице сестры. Ах, если бы только эта свадьба принесла настоящее спокойствие в ее душу! Быть может, благодаря Итану она поверит в себя.

Бен и Лесли проводили пару из зала.

— Таш, знаешь, чего я желаю тебе? — Бен обнял и поцеловал сестру.

— Знаю, Бен. — Она улыбнулась и, в свою очередь, обвила его руками.

— Ты заслуживаешь всего счастья в мире. Я люблю тебя. — Еще раз крепко обняв ее, Бен отпустил Наташу к другим гостям, которые тоже хотели поцеловать и поздравить новобрачную.

Бен проскользнул в бар, зная, что там, в толпе прибывающих на прием гостей, он сможет избежать встречи с Карлин, и действительно не видел ее, пока не вошел в обеденный зал, где она и ее спутник отыскивали свои карточки. «Как Таш могла сделать такую глупость?» — раздраженно подумал Бен, когда мужчина подвинул Карлин стул; хотя у Таш хватило благоразумия усадить их за разные столы, они оказались прямо напротив друг друга, всякий раз, отрываясь от еды, он волей-неволей смотрел бы на Карлин через стол. Бен незаметно переложил карточки — так, во всяком случае, немного лучше. Рядом с ним села одна из Наташиных подруг-моделей, и он немедленно пригласил ее танцевать, радуясь возможности совсем покинуть стол.

Оказалось, что довольно многим Наташиным подругам захотелось потанцевать с ним, поэтому Бен оказался занятым на большую часть обеда. Однако когда он в конце концов сел, чтобы проглотить кусок, то не мог удержаться, чтобы не взглянуть на Карлин и ее спутника; они оба смеялись и выглядели идеальной парой. Бену не нужно было говорить себе, что неприязнь, которую он чувствовал к другу Карлин, неразумна. Черт с ним. Конечно, он мог преодолеть себя и быть более дружелюбным, но почему он должен делать первые шаги на пути к примирению? «Если бы она хотела поговорить со мной, — подумал Бен с досадой, — она бы сделала это еще раньше».

— Почему бы тебе не пригласить ее танцевать?

Бен испуганно отвел взгляд, перед ним стояла Наташа, явно уловив, куда он смотрел.

— Давай, Бен, — настаивала сестра, — ради прошлых времен, если больше ничего нет.

— А ты так уверена, что я хочу возродить былые времена? — поддел ее Бен. — И почему я?

Наташа только качнула головой, она была слишком счастлива, чтобы обижаться.

— Господи, неужели вы не достаточно наказали друг друга?

Бен ничего не ответил. Тогда она наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Как бы то ни было, я очень люблю тебя и хочу, чтобы вы оба помирились, потому что я всегда оказываюсь в центре холодной войны. Кроме того, вы должны быть вместе, я никогда не перестану в это верить.

Женщина в черной шляпе с широкими полями помахала Наташе с другого конца комнаты, и та отошла, улыбаясь и на ходу здороваясь с гостями. Глядя ей вслед, Бен пристыдил себя. Конечно, он вел себя как ненормальный. Ради Бога, он взрослый мужчина, и нет причины приходить в замешательство при виде девушки, которая в юности была его подружкой. Он снова обернулся в сторону Карлин. Стул ее друга был пуст, а она пила кофе и разговаривала с мужчиной слева. Бен поднялся, быстро застегнул пиджак и решительным шагом направился к ее столу, улыбнувшись ей, когда понял, что она заметила его приближение, и на этот раз она улыбнулась в ответ.

Он был не готов к тому, что можно испытывать такое счастье, стоя возле нее.

— Здравствуй, Карлин, — тихо сказал он.

— Привет, Бен. — Ему показалось, что ее глаза ярко вспыхнули. — Неужели мы на самом деле будем говорить друг с другом? — произнесла она шутливо, но с осторожностью.

— Может быть, не говорить, — засмеялся он, — но как насчет того, чтобы потанцевать? По-моему, это вполне безобидно.

Она кивнула и, встав, взяла его под руку.

— Я даже позволю тебе вести, — пошутила она.

Они прошли к танцевальной площадке и стали лицом друг к другу. Бен чувствовал себя неуклюжим мальчиком, кладя руку ей на талию, Карлин сделала шаг и придвинулась ближе, и в это мгновение все изменилось. Не чувствуя больше неуверенности, Бен привлек ее к себе и, все крепче обнимая, повел в танце. Он не мог поверить чувствам, охватившим его, снова вместе, другого и быть не может. Единственное место на Земле, где он хотел быть, — это рядом с ней. Он вдыхал восхитительный аромат ее волос, ощущал нежность ее щеки, покоившейся рядом с его щекой.

Стараясь овладеть собой, Бен отстранился. «Господи, возьми себя в руки», — приказал он себе. Она подняла к нему лицо, и он был ошеломлен, прочтя в ее глазах, что она чувствовала то же самое.

— Я помню еще один танец, — шепнула она. — После первого выступления Таш… когда мы вместе ехали домой…

Когда они в первый раз занимались любовью. Значит, она тоже думала об этом.

Но он не успел ответить, рядом с ними появился друг Карлин с выражением неудовольствия на лице.

— Дорогая, можно тебя похитить на секундочку?

Карлин повернулась к нему.

— Дерик Кингсли. Это Бен Дамирофф, брат Таш.

— Ваша сестра изумительная девушка, — скороговоркой произнес Дерик, протягивая руку. — Мы с Карлин обожаем ее.

Мы с Карлин обожаем ее. Отвратительный наглец. У Бена было желание дать по морде этому типу. Но какое он имеет право? Он, Бен Дамирофф, для нее больше никто. А этот Дерик — любовник Карлин. Любовник Карлин. Пересилив себя, Бен пожал протянутую руку.

— Простите мою невежливость, но мы с Карлин должны уехать, — извинился Дерик, делая попытку увести Карлин.

— Дерик, пожалуйста. — Карлин безуспешно старалась, чтобы в ее голосе не слышалось досады. — Что за причина вытаскивать меня с танцплощадки. Мы можем задержаться на несколько минут.

— Сожалею, дорогая, но это в некоторой степени срочно.

— Что случилось? — встревожилась Карлин.

— Все в порядке, но, пожалуйста, пойдем. — Он сделал выразительную паузу. — Это важно.

Карлин снова обернулась к Бену.

— Прости, я не знаю, что случилось, но…

— Я понимаю. — У Бена не было желания оказаться пятым колесом в телеге, к тому же то, что возникло между ними только что, уже рассеялось, как туман. — Приятно снова увидеть тебя.

Карлин кивнула, явно с огорчением на лице, и Дерик, жестом собственника положив руку ей на плечи, повел ее к двери, Бен пошел к бару в противоположном углу зала, заказал «Скотч» и быстро выпил, не желая признаваться себе, насколько расстроен. Держа в руке вторую порцию, он вышел из комнаты в поисках места, любого места, где мог бы несколько минут побыть наедине с самим собой.

Бен вошел в один из крошечных библиотечных залов и устало опустился в кожаное кресло, потягивая выпивку и размышляя над тем, что, черт возьми, на него нашло. Это произошло потому, что он слишком усердно трудился, чтобы быть хозяином своей жизни, потому, что предпочитал получать удовольствие от работы, а не от любви. Но в любом другом случае все было бы гораздо больнее. Вероятно, Карлин на мгновение вернула его чувства, но это всего лишь короткое помрачение, мимолетная ностальгия. У нее постоянный любовник, и она с ним, несомненно, счастлива.

Он встал и подошел к двери. Нехорошо обижать Наташу, но у него появилось желание поскорее смыться. Выйдя, он взглянул налево в длинный коридор. Карлин. Она вышла из дамской комнаты в конце коридора и, наклонившись, что-то искала в сумочке. Подняв голову и увидев Бена, она замерла на месте. Он медленно двинулся в ее сторону, а она стояла совершенно неподвижно, глядя ему прямо в глаза. Он шел все быстрее и быстрее, пока не оказался возле нее, не заключил ее в объятия и не прижался губами к ее губам. Она выпустила из рук сумочку и обняла его за шею. Их поцелуй был ненасытным, отметающим все вокруг. Бен был ошеломлен силой влечения к Карлин, поднимавшегося в нем с такой необузданностью, что он с трудом мог дышать. Он не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал прилив такого желания. Его губы двигались по ее лицу, касались глаз, скользили по шее, исследуя каждый дюйм.

— Бен, — услышал он ее шепот, — о, милый Бен.

Он хотел бы сорвать с нее одежду и броситься с ней на пол прямо здесь и прямо сейчас. Дыхание Карлин перешло в хрипы, она высвободилась из его рук и попятилась, чтобы он не мог ее достать.

— Бен, я…

Он так и не услышал, что она собиралась сказать, потому что из вестибюля донесся раздраженный голос Дерика.

— Карлин, ты идешь или нет?

Карлин вздрогнула с выражением вины и страха на лице, и Бен почти услышал ее мысли — интересно, видел ли Дерик, как они целовались. Она нагнулась, торопливо подобрала сумочку и, не оглядываясь, поспешила в вестибюль.

Бен прислонился к стене, в нем боролись стыд и злость. Она хотела, чтобы он целовал ее. Черт, она хотела, чтобы он занялся с ней любовью. В какую игру она играет? Она вызвала в нем всех демонов прошлого, вынудила его следовать желанию, которое пробудила, а потом повела, как собаку на привязи. Он понимал, что несправедлив, но гнев не давал ему возможности мыслить здраво. Господи, он сам упростил ей задачу. Жалкое существо.

Одним махом она уничтожила все преграды, все барьеры, которые он возвел в своей душе за много лет. Пока он контролировал свои эмоции, он верил, что мог управлять всем происходящим. А теперь? Почему она поцеловала его? Поцеловала и преспокойно ушла спать со своим приятелем, посмеиваясь, что ее старая любовь Бен Дамирофф все еще сохнет по ней? Она вернула его к боли прежних лет и, видимо, всегда будет это делать. Когда же он наконец избавится от этого наваждения?

Выйдя вслед за Дериком из «Трибьюн Клаб», Карлин ожидала под огромным навесом здания, пока он возьмет такси, и, не поднимая глаз, отчаянно старалась собраться с мыслями. Она оставила там свою душу. С той секунды, как она увидела Бена идущим к входной двери зала, она знала, что стоит ему прикоснуться к ней, и она рассыплется на мелкие кусочки. Бросив первый взгляд, она поразилась его превращению из долговязого подростка, каким она его помнила, в зрелого мужчину — острые скулы округлились, темные волосы кое-где тронуты сединой; он выглядел старше своих лет, но был так хорош собой, что Карлин почувствовала, как у нее сердце ушло в пятки, когда он прошел мимо ее ряда и его стройная фигура замерла прямо впереди.

Слава Богу, что она, очевидно, больше не существовала для Бена Дамироффа. Так, детское воспоминание. Долгие годы он не прилагал никаких усилий, чтобы увидеться с ней. Да и вряд ли спрашивал о ней Наташу. Он стал преуспевающим хирургом, именно таким, каким мечтал быть, и из того, что ей рассказывала Таш, было понятно, что его жизнь до краев заполнена работой. Но, наверное, кроме работы, было еще что-то. Карлин старалась об этом не думать.

Но, о, Боже, когда он посмотрел на нее во время церемонии, ее захлестнул нежданный поток чувств. Она словно оцепенела, и Дерик мгновенно отреагировал, как будто у него был радар, включавшийся в нужный момент. В течение всего приема Карлин уговаривала себя сделать первый шаг и поговорить с Беном, почему бы и нет, но она все не могла решиться. К тому же возле него крутилось столько женщин, явно старавшихся произвести на него впечатление. Потом, когда он пригласил ее танцевать, приняв в объятия так, как…

— Садись.

Услышав голос Дерика, Карлин подняла голову. Он стоял на тротуаре, распахнув дверцу автомобиля.

— Иду.

Стараясь говорить ровным тоном, она прошла мимо него и уселась в машину. Сколько времени прошло с тех пор, как она открыто призналась, каким ударом для нее было увидеть Дерика в объятиях другой женщины? С тех пор они решили начать все сначала и не обманывать друг друга. Друг друга? Она не сомневалась, что к ней это не может иметь отношения, разве что опять Дерик… И вот только что в коридоре она бросилась к Бену, забыв о Дерике. В тот момент она думала только о нем — целовать его, касаться его, казалось, никакая сила не могла их разъединить. Да что уж там. Она готова была отдаться ему прямо там, в коридоре.

Интересно, что успел увидеть Дерик? Ее сердце бешено колотилось от смеси желания и страха. Господи, неужели это я? Неужели вся взрослая жизнь до этого была сплошным лицемерием?

Бен Дамирофф — призрак из прошлого, но одного взгляда было достаточно, чтобы вновь оказаться там, на поляне Вестерфилда. Самое ужасное, что теперь он страшно зол на нее. Она флиртовала с ним, вцепилась в него изо всех сил на танцевальной площадке, практически на глазах у сотен людей умоляла заняться с ней любовью, а затем сбежала со своим дружком как маленькая проказница на школьном балу. Карлин прикрыла глаза. Забыть, забыть все это. Она вела себя отвратительно. У нее есть обязанности перед Дериком Кингсли, он ее мужчина, она живет с ним, она сама его выбрала и должна об этом помнить.

19

— Кембридж, ты прямо ходячая реклама образованию. — Полицейский комиссар Родригес чуть ли не сиял, наблюдая, как Карлин записывает имя «Эймос Ричардс» в вертикальную колонку на доске убийств Мидтаун-Норт.

— Это уж точно, — присоединился к разговору лейтенант Эрни Фэллон, бригадный командир полицейского участка. — Месяц назад она была первой на экзамене на звание лейтенанта. — Он выразительно прищелкнул языком. — Несколько лет назад — первая на экзамене на сержанта, теперь — на лейтенанта.

— Хватит, ребята. — Карлин не из скромности остановила дальнейшие восхваления. В любую минуту мог войти Гарри.

Эрни видел, как она поглядывала на дверь его кабинета, но, понизив голос, продолжал:

— Бедолага несчастный, — покачал он головой.

Комиссар Родригес не понял.

— Гарри Флойд, — пояснил Фэллон, — наставник и покровитель Карлин. А теперь вообрази: парень одиннадцать лет ждал возможности быть допущенным к экзамену на лейтенанта. Одиннадцать лет. Потом появляется Кембридж и завоевывает первое место, а Флойд остается на втором, можете представить себе? Она отбирает у него очко прямо из-под носа.

Фэллон фыркнул, комиссар тоже рассмеялся, а Карлин было не до смеха. Это должен был быть момент их общего триумфа — и ее, и Гарри. Недавно они наконец поймали преступника, который за предыдущие шесть месяцев ограбил и убил троих ювелиров на 47-й Вест-стрит. Долгие дни и ночи они посвятили расспросам всех владельцев магазинов, покупателей и случайных прохожих, следуя за каждой ниточкой, не упуская ни одной детали. Затем провели компьютерный поиск по всему Северо-Восточному коридору, напали на след, который вел из Ричмонда, штат Вирджиния, в Бостон, и наконец с помощью кучи доказательств вышли на главаря, Эймса Ричардса, который почти наверняка будет признан виновным. По мнению Гарри, это и была работа детектива, но, кроме того, им, казалось, сопутствовала удача. И тут этот экзамен, которого Гарри так ожидал. Наверняка он в отчаянии, ведь победителем оказалась она, Карлин.

Она опять глянула на дверь. Если Гарри войдет и услышит, как Фэллон в который раз соловьем разливается по поводу ее победы… Карлин не переставала удивляться, насколько бесчувственными были большинство ее коллег. Государственные экзамены проводились без всякого расписания, как Бог на душу положит, поэтому Гарри, получивший звание сержанта за много лет до нее, вынужден был ждать десять лет, чтобы пройти тест на лейтенанта. Да, ей повезло, она завоевала первое место, но ни к чему поднимать вокруг этого такой шум. Они с Гарри составили отличную команду с того момента, когда он впервые привел ее в бригаду детективов. Даже став, как и он, сержантом, получив отдельное подразделение, Карлин работала в связке с Гарри и очень дорожила этим, гораздо больше, чем формальной победой на этом дурацком экзамене. Ей нравился Гарри, и она была обязана ему своим значком детектива и успехом во многих крупных делах, но Карлин была не глупа и видела, что Гарри не тот человек, который теперь легко примет помощь, его амбиции служили поводом постоянных шуток в участке. Когда ее производство в чин лейтенанта было оглашено раньше, чем его, как это должно было случиться с учетом их стажа, он не смог даже скрыть разочарования.

— Разве кое-кто не угощает нас сегодня ленчем?

Услышав голос Гарри, Карлин вздрогнула и, увидев перед собой настоящего Гарри Флойда, устыдилась своих мыслей. Это ее друг, а не какой-то честолюбивый тип, который превыше всего готов поставить свою обиду.

— Эй, Мануэль, как ты считаешь, — возбужденно воскликнул Гарри. — Эймос Ричардс заслуживает трех мартини с водкой у «Галахера»? Не так ли, Кембридж? — Обращаясь к комиссару, Гарри дружески обнял Карлин за плечи.

Родригес с радостью согласился.

— А для тебя, Карлин? Мартини с водкой или, может, большую бутылку вина?

— Сказать по правде, я больше думаю о бифштексе.

— Раз за дело взялся комиссар, я не отстану. — Бригадный командир Фэллон схватил со стула свое пальто.

Прошел уже час, от выпитого спиртного у всех на щеках разгорелся румянец, и комиссар предложил тост за Карлин и Гарри.

— За двух лучших детективов города Нью-Йорка.

Карлин с удовольствием подняла свой бокал, но, обернувшись к комиссару, заметила нечто, привлекшее ее внимание. В противоположном конце ресторана она узнала блеск бриллиантовой серьги и седую голову. Дерик. И не один. Она не могла поверить своим глазам — его рука гладит локоток женщины, сидевшей рядом с ним. Карлин узнала и даму — модельер, работает на многие журналы Херста. Значит, Дерик оказался в Вест-Сайде, чтобы поснимать для Херста, решила она. Дерик и эта женщина были друзьями еще до того, как у него появилась Карлин, и Карлин это хорошо знала. «Его хлебом не корми, дай лишь только потрогать», — сказала она себе с легкой досадой. Но вот женщина подняла другую руку и начала медленно водить пальцами по губам Дерика. Да уж, дружеским жестом это не назовешь. Карлин едва удалось сохранить бесстрастное выражение лица, когда она увидела, как те двое слились в долгом поцелуе. Испытывая обиду, она повернулась к ним спиной, молясь, чтобы никто из мужчин за столом не заметил ее переживаний.

— Гарри, мне пора домой, — внезапно сказала Карлин.

— Конечно, крошка, я отвезу тебя куда надо.

Его тон показался Карлин подозрительно доброжелательным, поэтому она не удивилась, когда, усевшись в автомобиль, он вскользь заметил:

— Некоторые парни… они просто не могут удержаться. — Гарри сочувственно похлопал ее по руке, направляясь вниз по Бродвею. — Я хочу сказать, он любит тебя, точно. Это все видят. Но такой парень, как Дерик… для него это как раздача подарков.

— Ты стараешься убедить меня, что он не смог бы не изменять мне, даже если бы очень постарался, — язвительно заметила Карлин.

— Кембридж, если бы я крутился с куколками, которых Дерик видит каждый день, я, вероятно, лет пятнадцать назад бросил бы Мэрилин и ребят в придорожную канаву.

Карлин чувствовала себя оскорбленной, хотя нутром понимала, что Гарри пытался ее развеселить.

Непроизвольно перед ней всплыл образ отца.

— Эй, послушай, — Гарри смутился, поняв, что сморозил что-то не то, — насколько я могу судить, Дерик любит тебя, и этот пустяк для него ничего не значит.

— Но для меня значит, и очень даже много, — ответила она чуть не плача.

Может, для Дерика это действительно пустяк, размышляла она про себя, пока Гарри проезжал мимо 14-й улицы. Она подумала о годах, прожитых вместе с Дериком, о его нежности, заботе, об изумительных уик-эндах, проведенных вместе, о его сильных и ласковых руках, когда он делал ей массаж после тяжелого дня. Несмотря на все его недостатки, его великодушие и привязанность были неподдельными. Остается один-единственный вариант — он не в состоянии любить меня. Однако глубоко внутри она чувствовала, что это не так. Гарри абсолютно прав, Дерик любит ее, все это не может быть фальшью, но, когда дело касается других женщин, он, видимо, не может удержаться, даже рискуя при этом все потерять.

Карлин поблагодарила Гарри, что он подвез ее к дому, помахала на прощание и вошла внутрь. Гарри немного посидел в автомобиле, домой на Стейтен Айленд он не торопился. Выехав, наконец, на шоссе, он мельком взглянул на себя в зеркало. «Ну и чему ты сейчас улыбаешься?» — спросил он себя. Неужели ему доставляет удовольствие видеть, что у Карлин свои взлеты и падения? Нет, конечно, нет, но, черт побери, небольшое удовлетворение от того, что жизнь Карлин Сквайр тоже далека от совершенства, он чувствовал. К тому же к ее карьере это не имело никакого отношения. Он вспомнил свой разговор с женой в тот вечер, когда сообщил ей о результатах экзамена на чин лейтенанта. «Я же говорила, что она сядет тебе на шею», — заныла Мэрилин. Она никогда не доверяла Карлин, считала, что молодая женщина использует его, высосет из него его знания и информацию и, получив все, что ей нужно, без колебаний втопчет в грязь. Слава тебе, Господи, что она давно уже избавилась от этих дурацких подозрений, что они с Карлин спят вместе. Мэрилин ошибалась и в том, и в другом. Гарри знал, что Карлин все сделает для него, она была, по существу, его самым надежным союзником, но это не мешало ему изредка чувствовать, что она наступает ему на пятки. «Я бы не желал Карлин настоящей неприятности, — говорил он себе, направляясь на юг, — но маленькая размолвка с приятелем не убьет ее».

Карлин вошла в квартиру с невеселыми мыслями. Она представила себе, как будет выкручиваться Дерик, не зная, что она была сегодня свидетелем его свидания. Она вспомнила свою мать, как Лилиан годами терпеливо сидела в гостиной, вязала и ждала. Карлин поразило открытие, что она чуть ли не считает мать ответственной за постоянные измены отца, словно именно она сделала Джей. Т. таким. Безволие Лилиан, ее пассивное молчание фактически давали ему полную свободу в отношениях с другими женщинами.

Внезапно Карлин разозлилась на себя. «Какого черта я беспокоюсь о Дерике?! Я должна прежде всего защищать свои чувства, а не его. Она, видите ли, сидит и беспокоится, что Дерик будет выглядеть глупо и расстроится, узнав, что она в курсе его проделок! По-моему, я сошла с ума», — решила Карлин, затем резко встала и решительно направилась в спальню. Открыв массивные дубовые дверцы шкафа, стала снимать с вешалок его костюмы и как попало бросать их на пол. «Брукс Брадаз», «Пауль Стюарт», «Барни» — мелькали в ее руках лейблы. К тому времени, как очистились полки и вешалки, комната напоминала магазин дорогой распродажи.

Не удовлетворившись опустошением шкафа, Карлин пошла в его рабочий закуток и собрала несколько камер, увеличитель и с десяток коробок с пленками. С довольной ухмылкой Карлин принесла все это в спальню и положила поверх кучи одежды. Потом, подойдя к кровати, достала из столика телефонную книгу Нью-Йорка и стала водить пальцем по оглавлению, пока не нашла то, что ей было нужно.

Через час к дверям дома подъехал грузовик с надписью «Перевозка и хранение товаров». Ей потребовалось не более пятнадцати минут, чтобы упаковать одежду и фотопринадлежности в огромные пустые коробки, предоставленные агентами по перевозке. Затем она, улыбаясь, написала адрес: «Дерику Кингсли, американское посольство, Токио, Япония».

«Посмотрим, сколько тебе понадобится времени, чтобы разыскать все это», — подумала про себя Карлин, упаковывая собственные вещи и стараясь сообразить, куда ей идти.