Неяркое английское солнце проникло сквозь сомкнутые веки.
Джорджи лениво приоткрыла глаза, не сразу поняв, где находится. Да это же кремовая спальня, отведенная ей в Найт-Хаусе! Похоже, утро уже миновало!
Первое, что она увидела, — вазу с пурпурными аквилегиями, стоявшую на столике у окна.
Джорджи со вздохом закрыла глаза, потянулась, но не спешила встать. Как приятно лежать в постели, прислушиваясь к пению птиц за окном!
Настал новый день, в свете которого случившиеся недавно события казались не столь уж мрачными. Братья живы. Родственники, высокомерия которых она боялась, встретили ее с распростертыми объятиями. Их доброта потрясла ее, особенно учитывая ее предубеждения относительно лондонцев. Теперь она поняла, как ошибалась. Она в безопасности, и Йен попросил ее выйти за него замуж.
Джорджи вспомнила о ласках, которыми они осыпали друг друга в прошлую ночь. И чем все это закончилось? Появлением прежней возлюбленной Йена. Какой скандал!
Она раздраженно поморщилась и спрятала голову под подушку.
Сегодня нужно решить, что ответить ему на предложение. Если, разумеется, все это не было сном.
Снова отбросив подушку, Джорджи встала, подошла к окну и выглянула наружу. На другой стороне парка возвышался его величественный дом, тот, в котором входная дверь выкрашена в темно-красный.
Она всматривалась в окна, надеясь увидеть Йена, но это, конечно, несбыточная мечта.
Он не появился.
А желтое солнце поднялось уже довольно высоко. По гравийным дорожкам парка гуляли люди. Увидится ли она сегодня с Йеном? Он обещал прийти и навестить ее.
Легкий стук в дверь отвлек Джорджи от ее мыслей.
— Вы, никак, встали, мисс? — осведомился тихий голос с типичным акцентом кокни. — Я Дейзи. Ваша горничная.
— Войдите! — крикнула она, радуясь приходу Дейзи, отвернулась от окна и пошла навстречу горничной.
С Дейзи пришли еще две служанки и тут же стали хлопотать над Джорджи. Та была искренне тронута их заботливым отношением. Дейзи наполняла ванну водой. Остальные принесли завтрак.
— Лорд Гриффит сказал, чтобы вам не подавали мяса верно, мисс?
— О да, — растерянно пробормотала она. Йен запомнил, что она не ест мяса? Конечно, ведь он всегда так внимателен!
— Вы любите яичницу?
Она кивнула. Горничная подняла серебряную крышку с ее тарелки, на которой лежали бекон с сосисками. Но Джорджи положила себе фруктов, пирожных, яичницу и немного бобов.
— Хотите, чтобы мы разложили ваши вещи, мисс?
Джорджи снова кивнула.
Из открытых сундуков повеяло ароматами сандала и благовоний. Джорджи, жуя, рассматривала содержимое. Горничные охали и ахали над ее яркими сари и другими экзотическими вещами, особенно шарфами чистого канчипурамского шелка, но тут в комнате появилась Камилла, горничная герцогини. Признанный эксперт Найт-Хауса по красоте помогла Джорджи одеться и причесаться. Отметив, что морское путешествие неблагоприятно повлияло на цвет лица и волосы, Камилла тут же принесла различные средства для их восстановления. Растолкла авокадо и наложила на волосы. Протерла лицо, руки и верхнюю часть груди лимонами, чтобы высветлить легкий загар. Лимонный сок смыли молоком и розовой водой, а руки смазали густым маслом какао.
Когда Джорджи вышла из ванны, завернутая в широкий халат, Камилла обрезала посеченные концы волос и сделала ей маникюр.
После всех ее усилий в зеркале отразилась настоящая английская девушка в платье из узорчатого муслина, с длинными рукавами и завышенной талией. Волосы уложены в узелна макушке. Лицо обрамляют мягкие букли.
Что ж, сари, конечно, куда удобнее, зато теперь она больше похожа па особу, получившую впечатляющее предложение руки и сердца от богатого и влиятельного маркиза.
А главное — теперь, учитывая ее нетрадиционное воспитание, — она вполне удовлетворяет требованиям, предъявляемым жене Йена.
Настало время предстать перед обществом. Отбросить все оставшиеся сомнения.
Она поблагодарила горничных и отправилась на поиски родственников.
Шагая по коридору, не совсем уверенная в том, что поступает правильно, она перебирала в памяти поразительные новости, которые узнала вчера, прибыв в роскошный дом герцога и герцогини Хоксклифф, попросивших называть их Робертом и Бел.
Они объяснили, что Джек был в Лондоне, но его корабль недавно отчалил. Последнее было совершенно неудивительно, учитывая его ненависть к этому месту. Но они добавили, что он привез с собой жену!
Джорджи ушам не верила! Не может быть! Неужели какой-то женщине удалось укротить Джека? Ей не терпелось поскорее познакомиться с этой необычной дамой, однако супружеская пара уже отправилась в Южную Америку по какому-то срочному делу.
К полному удивлению Джорджи, оказалось, что отец тоже был в городе, но Джеку понадобилась его помощь и лорд Артур немедленно отплыл с ним.
Сначала Джорджи было трудно смириться с тем, что отец предпочел помощь Джеку заботе о благосостоянии своих отпрысков, но тут ее старший кузен Роберт, герцог Хоксклифф, под чьей крышей она сейчас жила, объяснил, что Джек и ее отец борются за независимость испанских колоний в Южной Америке. Суда Джека перевозят солдат, пушки, порох и оружие, чтобы поддержать революцию, и просил отца помочь ему прорвать испанскую блокаду.
Джорджи охватывал ужас при мысли о том, что ее любимый отец подвергается такой опасности. Он слишком стар для подобных приключений!
Лорд Артур не знал, когда вернется, но до этого времени попросил Роберта и Бел позаботиться о дочери.
Джорджи шла по коридору, размышляя обо всех произошедших в ее жизни переменах и не зная, что самое большое потрясение ждет впереди.
И тут она увидела малыша.
Он сидел в кресле у стены, но, увидев Джорджи, встал и спокойно направился к ней.
Одетый как миниатюрный джентльмен, ребенок почти не возвышался над спинкой кресла. Джорджи заметила, что у него каштановые волосы, светлая кожа, веснушки на носу и огромные темные глаза.
Она удивленно рассматривала мальчика. Тот остановился перед ней, откинул голову, чтобы встретить ее взгляд, и жизнерадостно поздоровался.
— Здравствуйте и вы, сэр. — Сложив руки за спиной, она чуть подалась вперед. — Вы, должно быть, Морли. Я ищу вашу маму.
— Я Мэтью, — покачал головой мальчик. — И у меня нет мамы.
— Что? — тихо переспросила Джорджи, которую застал врасплох этот трогательный ответ. Она даже присела, так что теперь их глаза оказались на одном уровне.
Малыш серьезно уставился на нее:
— Почему вы спите днем?
— Обычно не сплю, но сегодня ужасно устала.
— Вот как? — Он с интересом изучал ее волосы и серьги. — Я люблю собак. А вы?
— Некоторых…
— Тетя Бел сказала, что вас зовут мисс Найт.
— Верно, но вы можете называть меня Джорджи.
Он неожиданно и очень заразительно рассмеялся:
— Джорджи? Как короли?
— Именно, — тоже рассмеялась она. — Совсем как короля.
— Папа говорит, король Георг безумен.
— Кто ваш папа, Мэтью?
Она вспомнила, что четвертый из братьев Найт имел пасынка.
— Это лорд Люсьен?
— Нет, мадам, мой папа — лорд Гриффит, а когда я вырасту, стану таким, как он.
При этой новости она едва не упала.
— Лорд Гриффит? — повторила она. Так вот почему мальчик показался ей таким знакомым!
Мэтью подобрался ближе к ней и кивнул. Но, похоже, ему надоела эта тема, и поэтому он с огромным интересом рассматривал цветочный узор на ее платье, словно никогда раньше не видел дам. Постепенно осмелев, он осторожно коснулся пальцем ее сверкающей сережки, отчего жемчужина закачалась.
Джорджи не мешала ему, пытаясь справиться с шокирущим открытием.
У Йена есть сын!
Очевидно, Мэтью родила его первая жена. Приглядевшись к мальчику, она кивнула. Ну конечно! Чьим же еще может быть этот ребенок? Такой же серьезный вид, такой же умный взгляд, такая же добродушная рассудительность. Таже спокойная сосредоточенность. И такая же грусть во всем облике.
Как он мог не сказать ей, что у него ребенок?!
Джорджи зажмурилась, но взяла себя в руки, всмотрелась в милого малыша и поняла, что его присутствие изменило все.
— Мэтью, вы знаете, где сейчас герцогиня? — спросила она, когда наконец обрела дар речи. — Мне очень хотело бы ее увидеть.
— Тетя Бел? — встрепенулся он. — Она в утренней комнате с малышкой Кейт.
— А где эта комната? Боюсь, что не знаю дороги.
— Пойдемте, я вам покажу.
Он схватил ее за руку и повел по коридору.
Она заметила, что Мэтью все время поглядывает на нее, словно опасается, что она в любую минуту исчезнет.
Несколько часов спустя, после закрытого совещания комитета, сопровождаемого типично бесплодной дискуссией с некоторыми членами кабинета министров, Йен и Хок вернулись в Найт-Хаус.
Судя по тишине, детей уложили спать. Дворецкий мистер Уэлш, бесшумно ступая на цыпочках, забрал у них шляпы и верхнюю одежду и сообщил, что ленч будет подан через полчаса на террасе, в соответствии с желанием ее светлости.
Йену предложение показалось заманчивым, тем более что июньский денек выдался на редкость теплым. Тихо обмениваясь мыслями и наблюдениями по поводу утренних бесед, они направились наверх, где уже сидели дамы. Йен неожиданно почувствовал, как сильно бьется сердце. Все утро он почти не мог сосредоточиться, думая о Джорджиане.
Очевидно, последняя ночь прошла не совсем так, как задумывалось. Что принесет сегодняшний день… впрочем, зная ее, можно только догадываться. Что, если она все еще злится из-за Тесс? Или крепкий ночной сон умиротворил Джорджи и поможет им примириться?
Жена Хока Белинда, изящная блондинка, тихо вышла вкоридор и приветствовала Йена улыбкой, а мужа — поцелуем в щеку.
— Роберт, можно с тобой поговорить? — Она потянула мужа за рукав и одновременно показала Йену на музыкальный салон. — Загляните туда, — шепотом посоветовала она.
Йен нерешительно улыбнулся жене лучшего друга и покорно пошел в указанном направлении. Бел тем временем увлекла Хока в гостиную. Дверь закрылась.
Заглянув в салон, Йен замер при виде своего маленького сына, дремавшего на коленях Джорджианы. Будущий маркиз сосал большой палец — младенческая привычка, которая не оставляла его во время сна. Другой рукой он держался за кружевную оборку рукава, словно утверждая свои права на эту леди.
Зрелище поразило Йена.
Вид Джорджи, баюкающей сына, ошеломил его. Настоящее олицетворение материнской нежности!
Сердце Йена наполнилось радостью и болью. Но сейчас он, возможно, видит начало новой жизни. Это настоящая семья. Настоящий дом.
В его жилище не было души, а у сына — материнской любви.
Джорджиана выглядела такой милой, доброй и приветливой, такой нежной и сердечной, что горло Йена сжалось. Он прислонился к косяку, и продолжал жадно смотреть на нее.
Она должна выйти за него! Иначе и быть не может!
Он хотел для своего сына лучшего воспитания, чем было у него, и остро сожалел о том, что живет еще хуже, чем его родители.
Аристократический дом, в котором он вырос, был холодным и чопорным. Вместо любви в нем царили гордость, достоинство и строгость.
До того момента, когда Джорджи подняла глаза и увидела стоявшего в дверях Йена, в душе все еще жил гнев на него, за то, что утаил от нее существование Мэтью. Одно дело — нежелание упоминать о бывших любовницах, имеющих наглость врываться в дом в самое неподходящее время, и совсем другое — держать в тайне от нее своего ребенка. Это оскорбление куда серьезнее.
Но тут она почувствовала его присутствие, увидела, что он наблюдает, как она баюкает его сына, и замерла, невольно отметив выражение его лица: под глазами лежали густые тени, губы напряженно сжаты, брови сведены, и каждая линия его могучего тела кричала о неописуемом одиночестве.
Джорджи молча уставилась на него.
Еще во время их первой встречи в Калькутте она ощутила скрытую под маской успешного дипломата боль. И еще раз — в молитвенной пещере, где спросила о его жене. Обычно он умело скрывал эту боль, но теперь Джорджи впервые увидела ее. Она была написана на его лице. Отражалась в тоскующем взгляде.
Этот человек тяжело ранен. И одного долгого, испытующего взгляда в его глаза было достаточно, чтобы превратить гнев в сочувствие. Как могла она сердиться, когда он выглядел таким убитым? Так очевидно нуждавшимся в нежности?
И тут ее осенило. Возможно, в том, что ее отослали в Лондон, виден перст судьбы. Йен Прескотт спас жизнь ей и братьям. Может, теперь ее очередь спасти его?
Они безмолвно смотрели друг на друга. Джорджи не шевелилась, боясь разбудить спящего малыша.
Мэтью, должно быть, почувствовал присутствие отца и пошевелился в ее объятиях. Она успокоила мальчика поцелуем в теплый лоб.
— Папа! — Мэтыо брыкнул ножками, но поскольку очень уютно пригрелся, не хотел слезать с колен Джорджи.
Йен улыбнулся. Глаза его светились гордостью.
— Сынок! — Он нагнулся и сжал брыкающуюся ножку сына. — Вижу, у тебя новый друг.
Сердце Джорджи дрогнуло, когда Йен поднял на нее настороженный взгляд.
— Здравствуйте.
Она улыбнулась, вспомнив, что получила такое же приветствие от его сына.
— Ленч подадут на террасе. Скоро, — пробормотал он. — Пойду отыщу кого-нибудь из нянь, чтобы приглядела за ним. Мэтью, ты хорошо себя вел, пока меня не было?
— Он настоящий ангел. И состоит из одних достоинств. — Она поцеловала ребенка в макушку и обняла чуть крепче. — Я забираю его себе.
— Правда? — удивленно прошептал Йен. — Я завидую.
— Нам нужно поговорить, — решительно объявила она.
При этих словах по его лицу пробежала тень. Очевидно, ему было не по себе. Но он тут же кивнул и отправился на поиски няни.
Когда, несколько минут спустя, Мэтью передали на попечение добродушной полной женщины. Йен закрыл дверь и повернулся к Джорджи, не подозревая, что в той проснулся материнский инстинкт и что она сердится на него из-за ребенка.
Ей очень хотелось как следует отчитать Йена, но под настороженностью и внешней стойкостью явно крылась его уязвимость, и стало понятно, что нужно действовать крайне осторожно.
Гадая, с чего начать, Джорджи нахмурилась, пожала плечами и решила, что лучше действовать напрямик.
— Почему ты ничего не сказал мне о сыне?
— Просто не было подходящего случая, — бросил он, глядя на нее с безопасного расстояния.
— Но ты мог хотя бы упомянуть о нем! — воскликнула она. — Специально скрывал его от меня или забыл о его существовании?
— Ни то и ни другое, — проворчал Йен. — Доброго дня и тебе тоже!
— Прости, если мое приветствие тебе не понравилось, но, боюсь, сегодня утром меня ожидало немалое потрясение. Собственно говоря, полагается упомянуть о своих детях, когда делаешь предложение. О чем еще мне следует знать?
— Ни о чем! — крикнул он.
Джорджи медленно выдохнула. У нее было так много общего с маленьким Мэтью Прескоттом! Такая же грусть, которую часто испытывала вечно предоставленная себе малышка Джорджи… Но в то же время кто лучше ее может заставить его понять нужды сына?
Джорджи села в кресло.
— Он прелестный ребенок.
— Спасибо, знаю, — буркнул Йен.
— Чудесный, умный и прекрасно воспитанный. И… — Она осеклась.
Йен оглянулся и послал ей мрачный взгляд:
— И?..
— Изголодался по твоей любви.
Он продолжал смотреть на нее.
— Почему ты никогда не рассказывал о нем?
Йен растерянно провел рукой по волосам и отвернулся.
— Не знаю.
— Не знаешь? Неужели не видишь, как он старается привлечь твое внимание? Надеюсь, ты не стыдишься его?
— Конечно, нет, — обиделся Йен, после чего надолго замолчал, уставившись в стену.
— Поговори со мной, — попросила Джорджи. — Не отворачивайся. Помоги мне понять.
Он расстроенно потер лоб и покачал головой.
— Когда я надолго уезжаю, стараюсь не думать о Мэтью. Я просто должен выбросить его из головы. Иначе просто не мог бы выполнять свою работу. А она требует холодного разума и спокойствия. Отрешенности. Объективности. И, поверь, в этом мальчике ничто меня не раздражает. — Он громко сглотнул и послал ей измученный взгляд. — Он мое дитя. И я никогда его не забуду и не покину.
— О, Йен… — Она подошла и положила руку ему на плечо.
Не стоит спрашивать, почему так болезненно пребывание рядом с сыном. Ответ был очевиден: скорбь по матери Мэтью. Ребенок напоминал Йену об умершей жене. Должно быть, он очень ее любил!
— Идем. Посиди со мной, — прошептала она, сжимая ладонями его руку.
Избегая ее нежного взгляда, он позволил подвести себя к дивану. Они уселись. Джорджи испустила долгий вздох, но оба продолжали молчать. Она почти ощущала присутствие его усопшей жены в этой комнате.
Он заговорил — тон был привычно сдержанным и немного язвительным:
— Он часть причин, по которым ты мне нужна.
— Я это поняла и польщена твоим доверием. Я рада, что ты считаешь, будто из меня выйдет хорошая мать.
Он сухо улыбнулся.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Ты обладаешь способностью делиться радостью со всеми, кого встречаешь на пути.
Эти слова вызвали новый прилив слез.
— Спасибо.
— И это правда.
— Но, знаешь, сначала нужно убедиться, что брак — именно то, чего мы хотим.
— Я уверен, — не колеблясь выпалил он.
— Ты хорошо все обдумал?
— Разумеется. Я не просил бы тебя стать моей женой, будь у меня сомнения.
— Может, объяснишь причины, заставившие тебя прийти к этому решению?
Йен пожал плечами:
— Прежде всего — Мэтью. И союз между семьями, который все так давно хотели заключить. Наш брак кажется неизбежным. Я уже сказал, что вместе мы хорошая команда. У нас одни и те же ценности, и, конечно, ты очень красива. Ну и я хотел бы иметь еще одною ребенка. Возможно, несколько.
— Правда?
— Да, — решительно кивнул он. — И… после того, что произошло в пещере и прошлой ночью… женитьба на тебе — самый правильный и порядочный поступок.
Все его доводы имели смысл. Но она не смогла не заметить, что он не упомянул о любви.
Странное разочарование овладело ею, но она ничего не сказала. Честность — неотъемлемая часть любви. По крайней мере это начало.
— Похоже, ты действительно уверен, — сдержанно заметила она.
— Да. После того как твои братья предложили этот брак, у меня за время плавания было достаточно возможностей, чтобы принять решение, и, уверяю, я почти ни о чем другом не мог думать.
— Погоди! — воскликнула она. — Мои братья предложили тебе жениться на мне?
— Угу, — весело кивнул он, но Джорджи побледнела.
— Они заставили тебя, Йен? Я знаю, как они могут навязывать свое мнение…
— Нет, что ты, разумеется, нет! Не сердись на них. Они хотят для тебя лучшего — и это я! — деловито пояснил он.
Она сухо усмехнулась и снова взяла его руку.
— Йен… мне понадобится немного времени.
— Для чего?
— Честно говоря, ты можешь быть очень властным, и я тоже должна быть уверена.
— Я не властный! Я решительный! — запротестовал он. — И разве это не добродетель? Ты сама сказала, что хочешь мужа, на которого можно смотреть снизу вверх. Прошлой ночью ты казалась вполне уверенной.
— Да, но потом появилась она, и я поняла, что почти ничего о тебе не знаю.
Она смотрела на него, безмолвно умоляя понять и не сердиться.
— Зачем нам спешить? Неужели мы не можем узнать друг друга лучше? Ради Мэтью…
— Лучше? — намекнул он.
Джорджи побагровела, опустила глаза и сплела пальцы.
— Мне было хорошо прошлой ночью.
— И было бы еще лучше, не вмешайся Тесс, — пробормотал он.
Она улыбнулась, но когда он коснулся ее лица, сразу стала серьезной.
— Пойми, она нам не может помешать. Я сделал все, чтобы она поняла, что эта связь — в прошлом.
— Рада эта слышать.
Дальнейшей беседе помешал негромкий стук.
— Ленч готов! — окликнула Бел, как оказалось, не забывавшая о своих обязанностях дуэньи.
Джорджи не удивилась, что им с Йеном разрешили провести немного времени наедине. Ее родственница, казалось, была исполнена решимости принять на себя роль свахи.
— Спасибо. Мы сейчас придем, — отозвалась она.
— Так что ты хочешь, Джорджиана? — откровенно спросил Йен.
Она легко сжала его руку.
— Всего лишь не желаю торопиться. Думаю, нам троим — мне, тебе, Мэтью — нужно больше времени, чтобы лучше узнать друг друга.
— И сколько времени тебе требуется?
— Похоже, тебе не нравится мой ответ.
— Я не собираюсь ждать вечно! — раздраженно пробурчал он. — И не играю в подобные игры.
— Это не игра! Я только что объяснила, что чувствую.
Йен подался к ней и поцеловал в щеку.
— Две недели! — постановил он. — Потом я ожидаю услышать ответ.
— Йен!
— Пойдем?
Он поднялся и показал на дверь.
Тяжело вздохнув, она пошла к двери и кивком разрешила Йену сопровождать ее.
Они молча покинули музыкальный салон. Но мысли Джорджи были в смятении: она никак не могла понять, почему до него так трудно достучаться.
— Расскажи, каким ты был в детстве, — неожиданно попросила она.
— Зачем?
— Пытаюсь представить тебя в возрасте Мэтью. Ты, наверное, был очаровательным ребенком.
— Естественно, — протянул он. — Но мне не о чем рассказывать.
— Не может быть!
— Я уже родился взрослым, разве не знаешь?
— О, Йен, пожалуйста, хотя бы одну маленькую историю! Я же говорила, что хочу больше о тебе знать! Подробности, пожалуйста!
— О, так и быть! — промямлил он. — Возраст Мэтью? Так вот, когда я был в возрасте Мэтью, решил подарить матери букет цветов.
Они прошли по широкому мраморному коридору к винтовой мраморной лестнице.
— Я был так доволен собой! Сам нарезал цветов, принес в дом в уверенности, что мать обрадуется: по какой-то причине она всегда выглядела грустной. Но, к моему изумлению, она, взглянув на мой подарок, упала в обморок. А меня отослали в детскую без ужина. Вот был скандал!
— Но почему? — ахнула Джорджи.
— К сожалению, оказалось, что я оборвал все цветы в призовом саду матери. В своем энтузиазме я буквально его уничтожил.
— Бедный мальчик! — со смехом посочувствовала Джорджи.
— Ах, дорогая, я вырос в доме, где любовь и нежность были не в цене.
— Похоже, что так! Но это можно исправить, — сообщила она.
— Каким же образом?
— Начать с малого. Я могу сделать так, что наш ленч начнется с десерта.
— И ты способна на такое? — уточнил он, притворяясь шокированным.
Приподнявшись на носочках, она прошептала ему на ухо:
— Но ведь ты сделал то же самое для меня.
Его левая бровь взлетела вверх.
Она прикусила губу, глянула исподлобья и снова потянула его за руку.
Она ему нужна.
В этом нет сомнения.
Ах, Джорджиана! Что ему делать с этим созданием?
Но ее просьба дать ей больше времени запала ему в душу. Он почти не знал Кэтрин до свадьбы. Если бы он настоял на чем-то большем, чем несколько мимолетных встреч в присутствии родных и дуэний, может, скорее разгадал бы истинную сущность этой чопорной богатой наследницы.
С другой стороны, он твердо намеревался получить ответ в течение двух недель, поскольку при ведении переговоров всегда плохо, когда одна из сторон слишком тянет с принятием решения. Это всегда было признаком каких-то затруднений. А то и прямого отказа.
Он хотел заключить этот союз, скрепить сделку, подписать договор. Но если она начнет тянуть время, значит, не хочет этого брака, что, в свою очередь, означает необходимость разрыва. Ему и сыну не нужна еще одна женщина, которая не хочет быть с ними.
Все это уже было.
Дни шли, и он очень старался не выглядеть властным. Ради Мэтью и Джорджи он показывал, что тоже может идти на уступки. Она не оставила ему выбора.
Очевидно, у этой женщины были свои мысли относительно того, какими должны быть их отношения, и он был достаточно заинтригован, чтобы следовать за ней.
Временно свободный от обязанностей в министерстве иностранных дел, Йен решил завоевать Джорджи.
Ни он, ни Мэтью раньше не были знакомы с подобными женщинами. Никогда раньше они не знали такого тепла и простой радости. Джорджи обладала талантом наслаждаться каждым моментом и делилась этим даром с обоими. Быть с ней — все равно что идти по рынку пряностей, полному незнакомых сокровищ, экзотических приключений, немного опасных приманок и резких, неизведанных доселе ароматов, имевших способность вселять энергию и жажду жизни. Она шла по жизни танцуя, с чувственным восторгом, околдовавшим его.
Хотя в его душе происходили легкие перемены, иногда из темных глубин поднималась неловкость, стремившаяся уничтожить обретенную радость напоминаниями о черных тайнах, которые ему приходилось скрывать. Но впервые в жизни Йен отказывался думать об этом. Слишком долго обременял его моральный груз, отделяя от всего мира. Даже самые дорогие люди не знали всей правды, и, видит Бог, никогда не узнают.
Поэтому он всеми силами стремился стереть мучитель-нос прошлое, то и дело вторгавшееся в настоящее.
Джорджиана несет счастье. Ему и Мэтью. Она их будущее, и он сделает все, чтобы она принадлежала ему.
Вскоре настала ночь бала, на котором Джорджи предстояло впервые появиться в обществе.
Йен с легким сердцем пробирался сквозь толпу, к собственному удивлению, наслаждаясь происходящим. Обычно на подобных мероприятиях он невыносимо скучал и, забившись в угол, часами говорил о политике с пожилыми джентльменами.
Но не сегодня.
Он сунул в рот меренгу и одобрительно замычал, когда хрупкое пирожное растаяло на языке взрывом изысканного вкуса. Миндаль? Лимон? Немного ванили? Как бы там ни было, очень вкусно!
Рассеянно напевая мелодию, которая сегодня звучала на редкость гармонично, он подумал, что в жизни не ел таких вкусных меренг. Возможно, стоит взять еще одну.
Проходя через колоннаду, он услышал, как пузатый красноносый, некрасиво стареющий повеса рассказывает приятелям непристойный анекдот, но по каким-то причинам даже их грубые шуточки не раздражали его. Обычно он твердо придерживался мнения, что подобные разговоры лучше вести в клубе или на ипподроме, а не в обществе леди, но сегодня предпочел быть снисходительным к бесчисленным порокам человеческой расы. Даже ослепительное сияние свечей в люстрах, казалось, более мягко освещало осунувшиеся, озабоченные лица самых энергичных матрон общества. Одному Богу известно, что с ним происходит!
Его чувства были так обострены, что он даже ощущал текстуру своей одежды, жесткость накрахмаленного пластрона сорочки, гладкую шерсть черных брюк.
Да, в его душе поселилась нежность. Он чувствовал себя так, словно только что очнулся после долгого зимнего сна. И все это, разумеется, благодаря живительному воздействию Джорджианы. Означает ли это, что он влюбился? Он чувствовал себя обновленным, молодым и легким. Больше улыбался и громче смеялся при встрече со знакомыми. И продолжал идти вперед, пока не нашел ее, само великолепие в переливающемся атласном платье, похожую на букет летних роз.
Он наслаждался, наблюдая за ней, с тем же заворожен ным благоговением, с каким мечтатели-поэты Озерной школы любовались солнечным восходом. Судя по всему она вполне освоилась.
Вчера они договорились держаться в обществе на почтительном расстоянии друг от друга. Их собственная восхитительная тайная шутка. Что ж, она правильно делает что не желает «въехать в общество, держась за фалды его фрака». Джорджиана желала крепко стоять на своих ногах. Считала, что люди должны видеть в ней личность еще до того, как распространится известие о помолвке.
Возможной помолвке, мрачно напомнил себе Йен. По крайней мере так считает она. По его мнению — это всего лишь вопрос времени.
Так или иначе, она приняла мудрое решение. Как только распространится известие, что они жених и невеста, Джорджи станет мишенью нападок для всех ревнивых особ, задумавших заманить его в сети после смерти Кэтрин.
Теперь он издали восхищался изящными складками индийской шали, повисшей на ее локтях, и, слегка улыбаясь, думал о том, что зря беспокоился. Она прекрасно себя чувствует. Тем не менее накануне он дал ей несколько советов, относительно того, как вести себя в свете, и теперь с удовольствием видел, что она этим советам последовала.
В самом деле, племянница и тезка Распутницы Хоксклифф с самого начала дала понять, что, провинциалка она или нет, ни за что не позволит лондонскому обществу относиться к ней пренебрежительно. Ее необычайная красота вкупе с царственной осанкой и восхитительно скандальным происхождением произвели фурор в свете. Слегка наклонив голову, он ловил проносившийся по залу восторженный шепоток. Ее триумф только усилил в нем желание сделать ее своей.
Уже через пару часов первая Джорджиана и все ее выходки были почти забыты. Померкли в сверкании славы новой Джорджианы.
Наконец часы пробили полночь, заранее условленный час их свидания. Йен был рад этому, потому что, честно говоря, испытывал нечто вроде ревности. Нелегко видеть Джорджи танцующей с другими мужчинами!
Всякой молодой леди полагалось иметь привлекающие мужчин таланты. Кто-то пел, кто-то играл на фортепьяно, кто-то рисовал акварели. Джорджиана же, несомненно, была прирожденной танцовщицей. Йен испытывал неподдельную радость, наблюдая, как она танцует. Возможно, долгие занятия йогой придали ей необыкновенную грацию. Она божественно держалась, ее движения были изящны и отточенны.
Йен небрежной походкой направился к Джорджи. Она подняла глаза, почувствовав его взгляд, словно всю ночь втайне следила за ним.
Он сложил руки в индийском намасте и слегка поклонился. Это вызвало улыбку на ее губах. Покраснев, она взглянула на большие часы на стене и увидела, что уже полночь. Прекрасно!
Она послала ему еще одну тайную улыбку и осторожно выступила из круга поклонников. Его сердце забилось сильнее, но он не ускорил шага и с самым хладнокровным видом подошел к ней:
— Мисс Найт?
— Лорд Гриффит, — ответила она с изысканным реверансом.
Он протянул руку. Она молча вложила пальцы в его ладонь.
— Я восхищен, — пробормотал он, ведя ее в центр зала.
— Рада, что ты одобряешь.
Пока оркестр играл первые такты вступления, она подтянула длинную белую перчатку.
— Я никогда не упоминала о том, что маленький кружок британских дам в Калькутте руководствовался еще более строгими правилами, чем твои лондонские леди?
— Нет, — удивленно ответил он, начиная кружить ее по залу под мелодию вальса.
— Таким образом они восполняют все недостатки положения простых провинциалок.
— Вот как?
— И поскольку все эти дамы были закадычными приятельницами моей матери, они сделали все, чтобы я знала, как вести себя в обществе. С детства вдалбливали мне в голову правила этикета.
— Подумать только, а ведь я беспокоился, — тихо рассмеялся он.
— Разве я не уверяла, что все будет хорошо, милорд?
— Конечно, уверяла, дорогая.
Они продолжали танцевать, улыбаясь и глядя друг другу в глаза, как влюбленные глупцы, легко и без усилий скользя в рискованных па вальса. Йен крепче сжал се талию. Джорджиана украдкой погладила его по плечу.
— Я говорил, что приготовил подарок для тебя, о мой прелестный друг? — прошептал он.
— Для меня? О, божественно! И что это?
— Сюрприз, — покачал головой Йен. — Но тебе не придется долго ждать. Он будет готов к завтрашнему дню. Могу я принести его лично?
— О, пожалуйста! Пожалуйста, хотя бы малюсенький намек, — умоляла она. — Ненавижу сюрпризы.
— Странно, учитывая, что ты полна сюрпризов.
— Если я не буду знать, что это, как же определю, прилично ли мне принимать подарок от джентльмена?
Йен фыркнул.
— Умоляю!
Он рассмеялся.
— Так и быть. Это украшение, и ты можешь посчитать меня бессовестным и чересчур навязчивым, но мне все равно. Ты должна его иметь.
— Йен!
— Шш, — предупредил он.
— Я хотела сказать, лорд Гриффит, — поспешно поправилась она, понижая голос. — Лорд Гриффит, дорогой, я думала, у меня еще осталось пять дней.
— Это не кольцо, так что не волнуйся, — заверил он, кружа ее под взглядами улыбавшихся гостей. — Уверяю, это нечто совершенно иное.
— Какие тайны! — высокомерно мотнула она головой.
Он усмехнулся.
Когда музыка смолкла, раскрасневшаяся Джорджи рассмеялась и прижала руку к груди, пытаясь отдышаться. Он предложил принести ей прохладительного, и она немедленно согласилась.
— Сейчас вернусь, — прошептал Йен.
Осторожно протискиваясь сквозь толпу, он направился в зал поменьше, где был устроен буфет. Да там же, наверное, еще остались эти восхитительные меренги! Но по дороге его остановили милый старый лорд Эпплкрофт, один из дипломатов старой школы, и молодой курьер министерства иностранных дел.
— Гриффит! Вот вы где! Этому парню поручено вас разыскать, — объявил лорд Эпплкрофт, схватив Йена за рукав. — Вот он, вот он, мальчик мой. Какие новости? Нам можно сказать все. Пришло известие из Индии?
— Да, сэр, — кивнул молодой человек. — Но мне приказано говорить только с лордом Гриффитом.
— Все в порядке, — заверил Йен. — Я сам отдавал этот приказ.
Он специально предупредил в министерстве, чтобы ему сообщили, как только из Индии прибудут суда с извещением о начавшейся войне.
— Лорд Эпплкрофт — мой друг. Можете говорить свободно. Скажите, те два офицера, о которых я справлялся, Уже прибыли?
— Нет, сэр, зато есть новости, касающиеся общей ситуации. Махараджа Гвалиора также подписал договор о соблюдении нейтралитета.
— Превосходно!
— Война началась, и, судя по докладам, пока что Баджи Рао оказывает яростное сопротивление. Но после вашего отъезда произошло нечто поразительное: Амир-Хан, главарь орды пиндари, сдался!
— Что?!
— Орда пиндари решила не участвовать в войне, — взволнованно объяснил курьер. — Правда, произошла короткая схватка. Но лорд Гастингс довольно быстро обратил их в бегство. Наши войска стали их преследовать, и они сдались. Многие будут повешены. Остальные рассеялись по стране.
— Невероятно! — выдохнул Йен. Вот тебе и свирепые воины!
Теперь, оглядываясь назад, было понятно, что пиндари попросту обнаглели, не встречая серьезного сопротивления, и так продолжалось, пока лорд Гастингс не поклялся уничтожить орду.
— Они не оказали сопротивления? — уточнил он.
— Только некоторые предводители попытались сражаться. Но их попросту уничтожили. Ходят слухи, что один из них убежал в лес, где его сожрал тигр!
— Вот это да! — ахнул лорд Эпплкрофт.
— Тигр?
Йен отрывисто хохотнул.
— Что ж, не могу придумать для него лучшей судьбы! — кровожадно объявил он. — Если хотите знать, негодяй получил по заслугам!
— Еще бы! — согласился лорд Эпплкрофт, но тут же нахмурился и проницательно уставился на собеседника: — Никогда раньше не слышал от вас подобных речей! Похоже, в дальних путешествиях вы набрались от дикарей жестокости!
— Ах, дружище! — вздохнул Йен, хлопнув его по плечу. — Не будь я сам от рождения дикарем, вряд ли попытался бы вести переговоры с обезумевшими от вседозволенности махараджами!
Он подмигнул старому графу, посмеялся над изумленной физиономией курьера и отправился за обещанным своей леди пуншем.
— Вы с лордом Гриффитом так красиво танцевали!
Джорджи с удивлением обернулась, оказавшись лицом к лицу с довольно молодой женщиной. Незнакомка могла похвастаться безупречной кожей и рыжеватыми, уложенными в искусную прическу волосами. Ее прямое платье из розового атласа с высоким вандейковским воротником имело, однако, глубокий вырез, почти обнажавший пышную грудь.
Прелестное создание, благосклонно улыбаясь и медленно обмахиваясь веером, подплыло ближе.
— Благодарю, мадам, — дружелюбно кивнула Джорджи. — По-моему, мы с вами раньше не встречались.
— Леди Фолконер, дорогая. Вы, конечно, в представлении не нуждаетесь. Весь бальный зал в восторге от вас! — вкрадчиво пропела женщина. — А после такого прелестного танца… вы завоюете Лондон!
— Леди Фолконер? — Джорджи постаралась скрыть свое изумление и даже холодновато улыбнулась, словно благодаря за комплимент, но, честно говоря, не могла понять, что нужно этой женщине.
Должно быть, Тесс что-то задумала.
— Вы очень добры, но нужно отдать должное лорду Гриффиту: он превосходный танцор и… в его обществе почти всякая партнерша выглядит идеально. — Джорджи одарила ее безмятежной улыбкой.
— Но вы, дорогая, далеко не всякая партнерша, не так ли? — снова перешла в атаку Тесс.
— Простите? — сделанным недоумением осведомилась Джорджи.
— Вы Найт, а он Прескотт, — пояснила бывшая любовница Йена. — Ваши кланы всегда были очень близки.
Джорджи промолчала.
Леди Фолконер взглянула в сторону танцующих, которые выстраивались в две цепочки, готовясь к контрдансу, и понимающе кивнула:
— Следовательно, у вас больше шансов поймать его, чем у остальных.
Джорджиана выдавила смешок:
— Я не собираюсь ловить его.
— Возможно. Он слишком стар для вас.
Джорджи невольно нахмурилась, но тут же поняла, что ее попросту дразнят.
— Тем не менее вам посоветуют выйти за него. Помяните мои слова, — весело продолжила леди Фолконер. — Бьюсь об заклад, он и Хоксклифф уже составляют брачный договор.
Джорджи начала раздражать бесцеремонность этой особы, но, не желая этого показывать, она звонко рассмеялась.
— Дорогая леди Фолконер, боюсь, вы немало озадачили меня своими предсказаниями. Должно быть, вы знаете нечто такое, чего не знаю я.
— Именно, — кивнула та, не отрывая взгляда от танцующих. — И поэтому решила поговорить с вами.
— Мадам?
Она повернула голову. Серые глаза хищно блеснули.
— Вряд ли меня можно обвинить в стремлении делать добрые дела, но кто-то должен предупредить вас насчет этого… этого человека.
— Предупредить? — удивилась Джорджи.
— Вашему положению не позавидуешь. Представить только, какое давление окажут на вас обе семьи. А он! Он так вкрадчив и хитер… думаю, вы так и не поймете, откуда нанесен удар и что произошло на самом деле.
— Миледи, я вас не понимаю, — отрезала Джорджиана. — Лорд Гриффит — олицетворение рыцарства в лучшем значении этого слова.
— Вы так считаете? Ах, до чего же вы молоды, — снисходительно заметила леди Фолконер. — И не знаете его так же хорошо, как я.
Джорджи, не веря собственным ушам, уставилась на нее.
— Вряд ли мне пристало критиковать столь прекрасного человека, — продолжила Тесс, — но, видите ли, дорогая, лорд Гриффит и я… как бы получше выразиться… это целая история…
— Какого рода? — спросила Джорджи напрямик.
— Мы были близки… много лет, — призналась женщина с довольным видом, подсказавшим Джорджи, что она не собиралась отдавать Йена без борьбы.
— Сколько именно? — выпалила Джорджи.
— Думаю… не меньше четырех, — ответила Тесс. — Достаточно долго, чтобы удостовериться: какая бы удачливая особа ни появилась рядом с Гриффитом, единственная женщина, которую он будет любить до конца дней своих, — это Кэтрин.
Джорджи побледнела.
Леди Фолконер с горечью уставилась на танцующих.
— Его драгоценная Кэтрин. Берегитесь, дорогая, он может сильно вас ранить. Выходите за него, если на этом будут настаивать, но вы слишком молоды и полны жизни, чтобы бросить свое сердце под ноги человеку, неспособному ответить на вашу любовь.
— О чем вы? — прохрипела Джорджи, не узнавая собственного голоса.
Леди Фолконер тяжко вздохнула:
— Целых четыре года я пыталась заставить его полюбить меня. Все безуспешно. Не думаю, что вам повезет больше. Мы обе красивые, умные, благородные женщины, не так ли? Конечно, так. Мы обе его достойны. Но ни вы, ни я — не Кэтрин, и в этом вся проблема.
Леди Фолконер помолчала.
— Неужели не заметили, как он холоден и бесчувствен? Что его ничто не злит и не волнует? Почему ему всегда все равно? Так я вам объясню: потому что наш дорогой лорд Гриффит положил свое сердце в гроб жены и никогда больше не полюбит вновь.
Джорджи ощутила резкую боль в легких.
— Если вы достаточно мудры, убережетесь от унижений и не станете пытаться любить его. Его жена умерла родами, и с тех пор он достаточно ясно дает понять, что на земле ей не было равных и достойных его привязанности. Что ж, теперь вы все знаете. — Леди Фолконер со щелчком сложила веер. — И потом не говорите, что вас не предупредили.
Она отошла, оставив Джорджи на грани обморока.