Еловое печенье для босса

Глава 10. Взрыв и перемирие

Клара

Взгляд Христоса темнеет и воспламеняется… И воспламеняет меня. И… Я вспоминаю, как мы в клубе целовались. Оно, конечно, было на хмельную голову, но воспоминания впечатляющие. Он — такой сладкий… Интересно, если без алкогольного тумана, то целоваться с Христосом будет также приятно?

Кажется, Христоса Александровича одолевают похожие стремления. Потому что он начинает приближать своё лицо к моему. А я… А что, собственно, я? Христос чертовски привлекательный, я божественно соблазнительна. Почему бы нам не поцеловаться?

Но по какой-то причине, я не знаю, по какой — может быть, целоваться с закрытыми глазами удобней, я смеживаю веки, выпячиваю губы.

И…

— Апппххххчиии!!!!! — раздаётся возле моего лица…

Со звуком разорвавшегося снаряда.

А дальше…

Дальше всё по накатанной.

Я отпрыгиваю назад… Потому что… Ну, потому что — я-то ждала трепетной встречи наших губ, предназначенной соединить объятые любовью сердца…

А тут… Такое впечатление, как будто бумажным пакетом бахнули. Или гранату взорвали. Потому что чихает Христос не просто громко — очень громко. Очень-очень громко!

Как тут не испугаться?

Да к тому же, когда тебе в лицо летит чужая мелкораспыленная слюна…

Я-то рассчитывала с ней уже во рту познакомиться. А не всем лицом.

Короче, от испуга пятой точкой отпрыгиваю назад — сижу же. А кресло уезжает из-под моей пятой точки. Как взбесившаяся лошадь.

И я… Шлепаюсь на пол. Прям на попку.

— Ай-яй-яй! — издаю жалобный вопль.

Вот сейчас очень главного бухгалтера понимаю с её: "Уволюсь к хренам!"

— Клар? — осторожно зовёт меня этот потомок орков, перегибаясь над столом и снова встречаясь со мной нос к носу.

— Еще раз так чихнёшь — я тебя на самокате перееду! — грозно предупреждаю я. И тут же начинаю жаловаться, — Кто так чихает вообще? Я думала, взорвалось что-то!

— Клара, солнышко! Ну, я же не специально! Оно само так получается! Сильно ушиблась? — Христос принимает вид раскаявшегося грешника.

И приходит мне на выручку — помогает подняться с пола. И даже начинает отряхивать мой пострадавший зад.

Занимается этим с каким-то упоением. Бережно так…

Что я не могу не спросить:

— Христос, ты меня зачем за задницу лапаешь?

— Я? — брови Христоса ползут вверх от удивления так чистосердечно, что я бы, пожалуй, ему даже поверила, что он ничего не делает, если бы не чувствовала, как он гладит меня сначала по одной ягодице, потом по второй, — Я не лапаю, Кларочка… Я пыль отряхиваю…

Моргаю… Каков шельмец! Приоткрываю рот, чтобы возмутиться.

Но возмутиться не получается — губы Христоса накрывают мои, и его язык оказывается у меня во рту.

Я сначала мычу, причем сама не особенно понимаю зачем. Мне вроде все нравится. Но ведь нехорошо как-то так сразу… Нужно же, чтобы поухаживал… И всякое такое.

Потом эти разумные мысли отступают. Отступают и отступают, пока совсем не исчезают где-то далеко.

Ну и… Что я могу сказать… Целоваться с Христосом трезвой мне нравится даже больше, чем в прошлый раз. Сладко так… Горячо… Волнительно… Крышесносно…

И пусть он уже вытащил мою блузку из юбки и теперь вовсю шарит руками по моей спине, крепко прижимая меня к своему телу. Не скрывая своей очевидной заинтересованности во мне. А заинтересованность такая очевидная… Что, по-моему, у меня начинают пылать уши.

И там такая заинтересованность интересная… Что не только уши начинают пылать. А ведь еще и трусики мокнут…

Но когда Христос начинает задирать мне юбку, я думаю, что это уже чересчур. Интимные услуги в перечень моих рабочих обязанностей не входят.

А чтобы добиться понравившуюся девушку, что нужно делать?!

Правильно! За ней нужно ухаживать! Причём красиво и романтично. Тогда сердце красавицы растает и доблестного рыцаря ждёт награда…

А не так вот… Как сейчас наглый захватчик делает.

— К тебе или ко мне? Или прямо здесь?

Шлёпаю по наглой клешне, которая пытается забраться мне дальше под юбку, рукой.

— А ты это… Не лопнешь? Помнишь, как в сказках — сначала надо накормить-напоить, а потом уж работать заставлять!

Христос хлопает длинными ресницами. Выдыхает сквозь сжатые зубы.

— Зараза ты, Кларочка!

— А ты как хотел, прынц заморский? Сразу в койку? — вот при этих словах на лице моего босса обозначается живейшее согласие с этим моим планом.

Это почему-то очень сильно меня бесит.

— Еще чего! Я — девушка приличная! А не какая-нибудь там! И вообще — против романов на рабочем месте!

Христос смурнеет всё сильнее.

— Чума ты, а не приличная девушка! — слышу я вместо какого-то комплимента.

— Ах так! — мгновенно завожусь. Просто с полпинка, — Тогда ты — холера!

Но, видимо, на сегодня я исчерпала весь запас терпения, который был отведен создателем моему боссу, потому что он меня сцапывает и водружает на мой рабочий стол.

Внимательно рассматривает.

— Вот никак не могу решить — то ли прибить тебя, Клара.

— Ты мне еще и угрожаешь? — возмущенно восклицаю я, пытаясь его отпихнуть.

Только фигушки его отпихнёшь. Он, может, и не такой здоровый, как Фома, но тоже не маленький. Повыше меня будет на целую голову. И вон плечи какие широченные.

— Да не пихайся ты! — прикрикивает на меня Христос, — А то прям тут и сейчас отлюблю!

А когда я уже собираюсь закричать: "Помогите!", предлагает:

— Рабочий день уже час как закончился, поехали в ресторан. Буду тебя кормить и поить. Может, добрее станешь.

— Не поеду я никуда с тобой! — бурчу я недовольно.

А вот мой желудок на мою тираду отвечает громким несогласным воем.

— Это еще почему? — хмурится босс.

— Вдруг ты за ужин натурой возьмёшь? А я — не согласная…

— Тьфу! — не выдерживает тут и Христос, — Ты же только что сказала, что за тобой ухаживать надо. Вот я и собираюсь…

А вечер перестаёт быть томным, однако.

— Что ты собираешься? — смотрю на босса из-под полуопущенных ресниц.

— Ухаживать за тобой, — объясняет мне Христос как-то устало, — Только чур — без членовредительства, девушка-война.

— Да я тебя пальцем не трогала! — снова начинаю я возмущаться, — Ты сам — такой неуклюжий!

— Ладно… Не бузи. Ужинать поедешь? — снова спрашивает Христос.

И опять мой желудок воет, напоминая, что я — очень голодная.

— Поеду, — соглашаюсь я и не могу унять своего любопытства и спрашиваю, — А куда?

— Сейчас увидишь…