Энчантра

Глаза защипало от слёз, когда она прошептала:

— А я думала, ты говорил, что сердцу доверять нельзя.

— Я говорил — когда дело касается других людей, — поправил он. — А не тебя самой. Я думаю, ты знаешь, что у тебя доброе сердце. Думаю, поэтому ты так за него держишься.

Она тяжело вздохнула.

Он выпрямился и протянул ей руку:

— Мы же выиграли тот жетон. Значит, можем не участвовать в следующем раунде. Я подумал… может, сбежим отсюда на время. Притворимся, что Охоты не существует.

Она подняла брови, беря его за руку:

— Сбежим? Куда?

Он начал тянуть её обратно к дому:

— Увидишь. И да — ты сейчас пугающе фиолетовая.

— По крайней мере, фиолетовый мне идёт, — пробормотала она себе под нос. И вдруг в голову пришла мысль. — Эй, Роуин?

— Да, проблемка?

— Давай на перегонки, — сказала она и, не дожидаясь следующего шага, перешла в своё призрачное состояние — и побежала.

ЧЕТВЕРТЫЙ РАУНД ОХОТЫ

Глава 36. АД

25 марта

Сегодня я иду в Ад. Ха.

И да, предыдущую запись я зачеркнула. Я не ненавижу Ровингтона Сильвера.

Я ненавижу, как легко он проникает под мою кожу. Как трудно ему, похоже, даётся искренность. Как — к сожалению — у нас с ним это общее.

И больше всего я ненавижу, что мысль отправиться в Ад вместе с ним кажется мне… забавной. Год назад я бы никогда не написала такой нелепости.

Кажется, я больше не узнаю себя. Может, Ад — хорошее место, чтобы начать поиски новой версии меня.

X, Женевьева

Женевьева не была уверена, как вообще полагается одеваться в Ад, но розовый, по её мнению, был подходящим цветом на все случаи жизни. Она уложила волосы наполовину вверх, заколов их золотой шпилькой, и припудрила лицо, надеясь, что это скроет яркий, злящий её шрам. Увы — не скрыло.

Платье она выбрала в идеальном оттенке сиренево-розового, с вырезом в форме сердца и вышитыми по сверкающей ткани бабочками.

Она легко повернулась на месте.

— Как я выгляжу?

Роуин скользнул по ней взглядом — медленно, изучающе.

— Как будто тебе не место в Аду.

— Превосходно, — сказала она. — Именно этого стиля я и добивалась — ангел, который заблудился.

— Я бы не сказал, что ты выглядишь как ангел.

Она оскалилась в улыбке:

— Юмбра идёт с нами?

— Юмбре не слишком нравится Ад, — ответил он. — Она стала избалованной.

Женевьева склонила голову:

— А куда она вообще девается? Когда её рядом нет?

— Она всегда рядом, в тенях, ты просто её не видишь. Я не держу её на поводке, как это делают некоторые. Фамильяры — это часть души их носителя. Мы можем возвращать их в себя, когда захотим.

Когда пробил полночный час, они вместе направились в бальный зал. Женевьева — с пружинкой в шаге, Роуин — с лёгкой ухмылкой на губах.

Когда появился Нокс, жетон был у Роуина наготове.

— Мы хотим получить доступ к Адскому зеву, — сказал он.

Дьявол кивнул:

— Хорошо. Встретимся в кабинете.

Роуин сразу же повёл Женевьеву прочь, оставив остальных четверых заканчивать церемонию выбора. Обернувшись через плечо, Женевьева успела заметить, как Севин подмигнул ей.

— Когда мы туда придём, ни с кем не встречайся взглядом, поняла? — предупредил Роуин, ведя её к кабинету. — Существа, которые ошиваются возле Адских зевов — не те, с кем стоит заводить знакомства.

— Трудно в это поверить, Ровингтон Сильвер, — проворковала она, протискиваясь в комнату, — но вообще-то ни с одним существом в Аду я знакомиться не хочу. Я иду с тобой исключительно от скуки… и из лёгкого любопытства.

— Оставь своё любопытство до особняка Нокса.

— Мы туда и направляемся?

— Да. Именно там живёт моя семья, когда мы в Аду, — пояснил он. — Особняк Нокса находится в Третьем Круге — Жадность.

Салем и Офелия бы никогда не поверили, что она вот-вот сделает это.

— Привет, голубки, — раздался голос Нокса ещё до того, как он полностью материализовался в комнате. — Решили прогуляться по Аду?

— Можешь обойтись без светской болтовни, — сказал Роуин.

— Какие мы раздражительные, — усмехнулся Нокс. — Ждёшь слёзного воссоединения с мамочкой? Ну и, конечно, братья…

— О, — Женевьева резко осознала. — Уэллс и Реми будут там?

— Да, — подтвердил Нокс. — Уэллингтон как раз вернулся сегодня утром с одного моего поручения. Намного быстрее, чем я ожидал. Но не буду утомлять вас делами. Готова увидеть, как живёт Другая Сторона?

— Я готова просто выбраться из этого грёбаного дома, — весело ответила она.

Нокс подошёл к завихрённому чёрному порталу в глубине комнаты, и Женевьева с замиранием сердца наблюдала, как он протянул руку в тёмную бездну, прошептал что-то под нос — и цвет портала сменился на призрачный синий.

— Прошу, — сказал Нокс, его тон стал твёрдым.

Роуин опустил руку и переплёл пальцы с её, сжав их ободряюще, прежде чем потянуть её к самому входу в Ад.

— Глубокий вдох и закрой глаза, — велел он.

Она подчинилась, зажмурившись как можно крепче, пока он бережно вёл её вперёд. Портал ощущался как густой желеобразный барьер, и Женевьева лишь надеялась, что он не испортит ей причёску или платье. Магия вокруг была ощутимой — и на миг страх вонзился ей в кости, её инстинкты «бей или беги» встрепенулись, почуяв опасность. Роуин только сильнее сжал её руку.

А потом всё закончилось.

— Открывай глаза.

Она послушалась, дожидаясь, пока её зрение адаптируется к темноте вокруг. Первое, что она увидела — Роуин. И тут же ахнула, заметив, как он изменился. Татуировки, покрывавшие его кожу, теперь ожили. Она всегда думала, что эти завитки похожи на тени или дым, и теперь они действительно извивались по его оголённым предплечьям, словно были живыми.

— Ух ты, — прошептала она, проводя пальцами по линиям, клубящимся у него на шее. — Как…?

— Инфернальные чернила, — пояснил он. — В Аду они оживают.

— Удивительно, — пробормотала она.

Нокс вышел из портала вслед за ними.

— У вас есть время до полудня, — сказал он, взмахнув рукой в их сторону.

Женевьева с ужасом наблюдала, как на её запястьях появились светящиеся фиолетовые браслеты.

— Если даже подумаете остаться дольше — эти штуки затащат вас обратно. И это будет совсем не весело, — пригрозил им Нокс, а затем посмотрел прямо на Женевьеву. — Ты с огромным отрывом лидируешь в голосовании за звание Избранной, миссис Сильвер. Ваши шалости в моём заколдованном лесу произвели фурор. — Его тон явно одобрял происходящее.

— Когда ты объявишь победителя? — спросила она.

— Перед финальным раундом, — ответил Нокс. — Когда прибудете в мой особняк, напомни мне показать тебе одну вещь.

Прежде чем Женевьева успела спросить, что он имел в виду, он исчез.

— Пойдём, — сказал Роуин. — Нам нужно успеть на паром.

Женевьева начала осматриваться по сторонам, пока он вёл её вперёд. Они вышли в переулок, который открывался на нечто вроде уличного рынка или деревни. Постройки были в основном серые, под ногами — мощёная брусчатка. Над головой простиралось небо без единой звезды. Всё выглядело именно так, как она представляла себе Ад: серо и уныло. Кроме людей. Существа, снующие мимо, были неожиданно яркими — в драпировках драгоценных тонов, украшенные самоцветами.

— Apulchra adomin, epulchra icapill, — раздался сиплый голос из глубины переулка.

Женевьева вздрогнула, когда Роуин развернулся к ней боком, вставая в защитную стойку. Она и не заметила маленького демона — ростом не более метра, с серой кожей, сливающейся со стеной. Но стоило ему пошевелиться — цвет кожи сразу потеплел, став более человеческим, волосы вытянулись и в секунду стали скучного коричневого оттенка. Она знала, что Роуин велел не смотреть в глаза существам, которых они встретят, но не смогла отвести взгляд — лицо демона стремительно изменилось, черты стали мягче, а чёрные глаза — светло-голубыми. Настоящий демонический хамелеон.

— Что он сказал? — спросила она у Роуина.

— О, смертная, — демон вдруг перешёл на английский, сделав шаг вперёд. Его заострённые зубы блестели от слюны, пока он облизывался. — Красивая леди. Красивая шевелюра. Красивые глазки.

Отвратительно.

Роуин оскалился:

— Ещё один шаг — и я оторву тебе голову.

— Я хочу её глаза, — заскулило существо, пожирая Женевьеву взглядом. — У меня ещё нет такого цвета.

После этих слов радужка демона начала переливаться всеми цветами радуги, и Женевьеве стало нехорошо при мысли, что все его черты могли быть… украдены у других.

— Дотронься до неё. Попробуй, — прорычал Роуин.

Демон перевёл взгляд на него, словно оценивая, насколько серьёзны его намерения. Если бы взгляды убивали — существо рухнуло бы замертво на месте. Похоже, опасность была распознана: демон отполз в сторону, освобождая им путь.

Роуин обнял Женевьеву за талию и переместил на другую сторону от себя, отгородив от существа как можно дальше. Он уверенно повёл их к выходу из переулка. Ни на секунду не отводя взгляда от демона, он шагал вперёд. Женевьева чуть не выдохнула с облегчением, когда до выхода оставалось всего пара шагов.

И именно в этот миг демон ударил.

Женевьева вскрикнула, когда когтистая рука схватила её за волосы сзади.

В следующую секунду Роуин прижал существо к стене, сжав его горло. Женевьева не понимала, как он успел среагировать так быстро, но тут заметила, что его руки и предплечья полностью стали тенями, которые постепенно возвращались к обычному состоянию, пока он с усмешкой смотрел на извивающегося демона.

— Если тебе так уж хотелось расстаться с жизнью, достаточно было просто попросить, — прорычал он.

— Нет! — взвыл демон, цепляясь за его хватку. — Я просто хотел её глаза! Один глаз! Мне бы хватило одного! Пожалуйста, не…

Женевьева поморщилась, услышав хруст костей и сухожилий, когда Роуин, как и обещал, оторвал демону голову. Она отвела взгляд, когда он с глухим стуком швырнул тело и голову на землю.

Роуин обернулся к ней, взглянул на свои руки и скривился при виде чёрной жижи, покрывающей кожу.

— Пойдём. Мне нужно где-то отмыться.

Женевьева уставилась на него.

— Это было действительно необходимо? Тебя совсем не волнует, что будут последствия?

Он усмехнулся, заметно развеселившись:

— Мы в Аду. Это просто обычный вечер. И да, это было необходимо. Если здесь не выполнять угрозы, хищники становятся слишком наглыми. Запомни это.

— Уф, — выдохнула она, но спорить не стала, когда он повёл её прочь из переулка.

Оказавшись на улице, Женевьева удивилась её масштабам. По обе стороны тянулись самые разные лавки, а впереди виднелась площадь, напоминавшая ей французский квартал. Куда ни глянь — повсюду были удивительные картины. Вот заведение с вывеской «Свежая кровь», вот другое — предлагало отполировать черепа ваших любимых. В одном переулке она заметила парочку, трахающуюся прямо у стены, в другом — кого-то, кто мыл… страуса?

— Что за… — выдохнула она, увидев демона, намыливающего огромную птицу.

— Прекрасно, — пробормотал Роуин, будто ничего странного не происходило.

Он подвёл её к демону и нелепому животному. Женевьева с изумлением наблюдала, как Роуин занял у него шланг, чтобы отмыть с рук демоническую кровь. Ей всё сильнее начинало казаться, что она опять отключилась в Энчантре и видит всё это в бреду.

Страус склонил голову набок и уставился на неё. Женевьева прищурилась.

— Зачем кому-то страус в Аду?

Похоже, она произнесла это вслух, потому что демон похлопал птицу по лысой башке и ответил:

— Маус ест крыс у моего магазина.

Женевьева удивлённо подняла брови:

— Ты назвал свою птицу Маус?

— Всё просто, — пожал плечами тот.

— Ага, — буркнула она. Страус смерил её угрюмым взглядом.

Пока Роуин отмывался, Женевьева заглянула в магазин по соседству. По фасаду текла странная голубая жижа, пахнущая приторно сладко, а над вывеской Poison and Potion клубился дым с синими и фиолетовыми оттенками. Она перевела взгляд на Роуина — он всё ещё тёр руки, — и медленно направилась внутрь.

Колокольчик звякнул над дверью, оповещая о её приходе. Внутри никого не было — только полки, уставленные разноцветными пузырьками с жидкостями. Все с этикетками на непонятных языках, которые, без магии Нокса, она прочитать не могла.

— Женевьева? — раздался незнакомый голос, за которым последовало что-то на чужом языке.

Она обернулась — перед ней стояла женщина с винно-красными волосами и чокером из зубов.

— Это и правда ты! — воскликнула она и перешла на английский, поспешно рванув к двери. — Матильда! Астория!

Женевьева попыталась сделать себя невидимой, но поняла, что магия не работает — браслеты от Нокса мешали. Да и было уже поздно: две другие женщины — очевидно, Матильда и Астория — тут же окружили её.

— Я Глэдис, — представилась рыжая. — Это Матильда и Астория.

Женевьева почти уверена, что Матильда — вампир, судя по внушительным клыкам. А вот Глэдис и Астория, по всей видимости, демоны — но точно не скажешь.

— Мы просто обожаем вас с Роуином, — захлопала ресницами Глэдис. — Я с самого начала ставила на вас. Роуин не стал бы жениться на смертной, если бы она была бесполезна.

— Я была уверена, что ты не выживешь после первого раунда, — добавила Матильда.

— Я передумала, когда ты бросилась спасать Умбру, — возразила Астория. — Сначала ты мне не понравилась, но… мы обожаем Умбру. Она и Сапфир — наши любимые фамильяры.

— Секс с Роуином потрясающий? — с любопытством спросила Матильда.

— На вид — потрясающий, — вставила Глэдис.

— Я всегда была неравнодушна к нему, — мечтательно вздохнула Матильда.

— А мне больше нравится Грейв, — хищно улыбнулась Астория. — Хочу, чтобы он ненавидел меня так же, как всех остальных. И всю ночь — на матрасе.

Когда девушки увлеклись обсуждением всех деталей Игр — и прошедших, и нынешних, — они снова перешли на свой язык, а Женевьева начала незаметно отступать к двери.

Пробравшись наружу, она застала Роуина как раз в тот момент, когда он заканчивал отмываться.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил он мужчину со страусом.

— Ты знал, что у нас есть фанаты? — спросила она. — Потому что на меня только что напала их группа.

Уголки губ Роуина приподнялись:

— Конечно, у нас есть фанаты. Посмотри на нас.

— Ну да, — кивнула она, откидывая прядь волос через плечо. — Но странно, что они вели себя так, будто мы знакомы. Это у всех так здесь? Даже до того, как ты перестал появляться?

— Когда ты становишься источником развлечения, на тебя начинают смотреть как на товар. Люди судят о тебе по тому, насколько ты их развлекаешь. Именно поэтому я и перестал сюда возвращаться.

Женевьева сжала его ладонь. Он поднял её руку и поцеловал костяшки пальцев.

— Мы прямо сейчас едем в особняк Нокса? — поинтересовалась она.

Он покачал головой:

— Перед этим мне нужно заехать в одно место.

Магазин, куда он её привёл, был настоящей мечтой. Снаружи — ничем не примечательное здание, а внутри всё искрилось: витрины, полные редких камней и диковинок.

Женщина за стойкой что-то спросила Роуина на том же языке, что и девушки в лавке зелий, при этом бросив на них оценивающий взгляд и одарив обаятельной улыбкой. Роуин махнул Женевьеве, предлагая осмотреться, и наклонился к женщине, что-то прошептав.

Женевьева следила за ним, но её внимание вскоре привлекла витрина. Минут через десять продавщица вынесла коробку из задней комнаты, и Роуин незаметно передал ей что-то похожее на золотые монеты, а затем повернулся к двери.

— Готова? — спросил он.

Женевьева покосилась на коробочку, затем кивнула:

— Теперь точно едем к Ноксу?

Роуин утвердительно кивнул:

— Время навестить мою мать.

Глава 37. ПОДАРОК

Особняк Нокса оказался самым настоящим замком. С башнями, шпилями и чересчур драматичным подъёмным мостом.

— Добро пожаловать в настоящий Ад, — сказал Роуин, когда они сошли с второго парома на каменный причал.

Первый переезд прошёл вполне спокойно, за исключением информации от капитана: если она упадёт в воду, её утопят демонические сирены, обитающие под поверхностью. Женевьева вцепилась в Роуина и не отпускала.

Во время второго переправы он объяснил, что все Круги Ада устроены примерно одинаково: два кольца земли, окружающие центральную, более прочную часть царства, между ними — река. Названия первого потока она не расслышала, но второй Роуин назвал Жадностью и добавил: если из неё выпить, тебя поглотит грех алчности.

На самом внешнем кольце земли, где они впервые оказались, располагалась Окраина — место, где обитали и трудились большинство демонов в каждом круге. Внешний круг населяли более могущественные демоны, внутренний — более могущественные дьяволы. Именно там находился дом Нокса: Ноксиум.

— Он назвал дом в честь себя? — скептически протянула Женевьева.

— Его на самом деле не зовут Нокс, — сообщил Роуин, когда они подошли к железному рычагу у моста. — Мы зовём его так из-за Ноксиума. Дьяволы не используют свои Истинные имена.

Верно. Офелия как-то упоминала, что Салема раньше звали иначе. По его Истинному имени. Но как только Фантазм рухнул, его забыли.

Роуин остановился перед рычагом. Из ручки торчал острый шип, и Женевьева с замиранием наблюдала, как он сжимает его так сильно, что кровь свободно струится по металлу. Затем он дёрнул рычаг.

— Он срабатывает только на тех, кого узнаёт, — пояснил он.

Цепи заскрипели, и мост медленно опустился, открывая путь в брюхо зверя. Замок был оплетён теми же лозами демонической ягоды, что и Энчантра, а архитектурой напоминал дом Силверов. Настолько, что Женевьева заподозрила: в строительстве их особняка тоже приложил руку Нокс.

Когда они наконец вошли внутрь, Нокс уже ждал их у входа.

— Добро пожаловать домой, Роуингтон. Сколько лет, сколько зим, — усмехнулся он, махнув им рукой. — Пикси, принеси нам вина.

— Даже не думай, — отрезал Роуин, пока маленький демон с розовыми хвостиками не успел удрать за напитками. — Женевьева не будет ничего есть и пить, Нокс.

— Ой, простите, — притворно раскаялся тот. — Совсем забыл про это нелепое правило.

Роуин взглянул на него так, словно без слов дал понять: он прекрасно знает, что тот врёт.

— Если ты ищешь Веллингтона и Ремингтона, они в семейном крыле, — сказал Нокс и отмахнулся. — Можете осмотреться. Только ничего не трогайте, если, конечно, не хотите, чтобы вашими руками пообедали мои слуги. И не забудьте, миссис Силвер, перед уходом я хотел бы показать вам своё хранилище.

Роуин сузил глаза, но дьявол не обратил на это ни малейшего внимания, просто подмигнул и исчез.

— Пошли, — буркнул Роуин. — Посмотрим, чем заняты мои братья.

— Роуин? — воскликнул Уэллс.

Они нашли Уэллса и Реми в гостиной восточного крыла замка. Судя по всему, ужин только что закончился: слуги и горничные торопливо убирали подносы и бокалы. Женевьева задумалась, совпадает ли здесь время с Энчантрой.

Реми, до этого развалившийся на чёрном кожаном диване, тут же выпрямился, заметив брата в проёме двери.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — спросил он. — И с ней?

Женевьева нахмурилась. Она была уверена, что у них с Реми вполне нормальные отношения. Хотя, учитывая, что за последние пару дней она вырвала у него изо рта металлический ободок и уронила на него книжный шкаф… возможно, и не очень.

— Женевьева нашла ещё один жетон неприкосновенности. И она моя жена, — сказал Роуин. — Куда иду я — туда и она.

— Как мило, — протянул Реми скучающим тоном.

— Мы пришли сюда, чтобы отдохнуть от Энчантры, — отчеканил Роуин. — Так что не порть всё к чертям.

— Не уверен, что здесь лучше, — вставил Уэллс.

— И… я пришёл повидать мать, — добавил Роуин. — Думаю, она должна услышать о нашей свадьбе. От меня.

— О, только не это, — проворчал Реми, поднимаясь. — Я пошёл спать.

Кулаки Роуина сжались, и Женевьева, прикусив губу, осторожно коснулась его предплечья. Он немного расслабился. Совсем чуть-чуть.

— Мать не спит, я только что был у неё. Отец тоже где-то поблизости. Я как раз вернулся сегодня из Ноктурнии, — сообщил Уэллс.

— Мы слышали, — отозвался Роуин, внимательно глядя на брата. — Что-то интересное в сердце Ада?

— Больше, чем ты думаешь, — тихо ответил Уэллс. — Потом поговорим.

Роуин повёл Женевьеву по сквозняковому коридору. Внутри всё было либо чёрным, либо насыщенно-фиолетовым — цвет глаз самого Нокса, без сомнения его фирменный оттенок. Окна украшали витражи в пурпурных и чёрных тонах, бархатные шторы и жаккардовые дорожки были угольно-чёрными. Даже стены — тоже чёрные.

Роуин остановился перед изысканной дверью в конце коридора. И просто стоял, глядя на неё.

— Роуин? — прошептала она.

Он молчал почти минуту, прежде чем заговорить:

— Я не был здесь так давно… Не знаю, насколько хуже ей стало…

Женевьева коснулась тыльной стороны его ладони:

— Ты не один.

Он бросил на неё взгляд. В его глазах блестело что-то неразличимое — страх, благодарность, а может, и то и другое. Он только кивнул и поднял руку, чтобы постучать.

Пауза. Потом:

— Войдите.

Роуин открыл дверь, и Женевьева сразу почувствовала — в этой комнате живёт боль. Воздух был пропитан запахом смерти, а нос жгло от стерильной, кислой вони. Сквозь чёрный полог, спадающий с балдахина, она разглядела женщину. На ней была алая ночная рубашка, и, если бы не болезненная худоба, она была бы точной копией портрета из Энчантры. Теперь Женевьева поняла, что имел в виду Роуин, говоря, что Грейв — её вылитая копия.

— Ремингтон? — нахмурилась женщина, а потом ахнула.

Женевьева увидела, как по её лицу прошли узнавание и недоверие, когда Роуин отодвинул полог и опустился на колени рядом с кроватью.

— Привет, мама. Надеюсь, я не в самое неподходящее время, — мягко сказал он.

Потом он сказал что-то на их родном языке, кивнув в сторону Женевьевы, стоявшей у изножья кровати.

— О, Роуингтон… — по её щекам потекли слёзы. — Ты правда здесь?

Он не отводил глаз от Женевьевы:

— Да. Я здесь. А это моя подруга.

Женевьева шагнула вперёд, и мать Роуина перевела взгляд на неё. Её губы дрогнули в улыбке.

— Привет, милая, — прошептала она. — Я Вира.

Женевьева кивнула:

— Очень приятно. Я Женевьева.

— Роуингтон никогда никого не приводил ко мне. Ты, должно быть, особенная. Как тебя зовут полностью? Женевьева…?

— Силвер, — сказал Роуин.

Вира выпрямилась:

— Ты хочешь сказать…

Роуин кивнул:

— Мы с Женевьевой поженились. Несколько дней назад.

— Мы, кстати, так и не обсудили, чтобы я брала его фамилию, — заметила Женевьева. — Всё произошло слишком быстро. Думаю, это он должен взять мою. Роуингтон Гримм. Звучит ведь неплохо, правда?

— Не будь нахалкой, — буркнул он.

— Ты обожаешь, когда я нахалка, — протянула она с улыбкой.

Вира взглянула на неё с заговорщическим прищуром:

— Ты очаровательна.

Женевьева расплылась в улыбке:

— Благодарю вас.

Роуин фыркнул:

— Не верьте ей, мама. Она с самого начала была сущим бедствием.

Женевьева фыркнула в ответ, но не успела съязвить — Виру сотряс приступ кашля. Она задыхалась, её тело сотрясалось в судорогах, чёрная как чернила кровь расплескалась по ладоням и простыням. Роуин отвернулся, закрыв глаза, словно видеть это причиняло ему физическую боль.

— Прости, дорогая, — прошептала Вира, когда приступ закончился. — Сейчас хуже всего. Когда действие лекарства подходит к концу. Лучше приезжай ко мне после Охоты. Тогда я в самом расцвете. Даже вставать могу.

Роуин поморщился:

— Мы дадим тебе отдохнуть, мама. Береги силы.

Вира сжала его ладонь:

— Возвращайся скорее. Evald et odesider.

— Я тоже скучал, — ответил он, но никаких обещаний не дал.

Тем не менее Виру, казалось, устроил и этот ответ. Она повернулась к Женевьеве и кивнула ей:

— Было чудесно с тобой познакомиться, дорогая. Добро пожаловать в семью.

У Женевьевы сжалось сердце. Она ответила кивком:

— Мне тоже было очень приятно.

Как только за ними закрылась дверь, Женевьева повернулась к Роуину:

— Почему ты не отдал ей подарок?

— Что?

— В той лавке. Ты что-то купил. Я думала, это для неё.

Он вздохнул, сунул руку во внутренний карман жилета и достал маленькую коробочку:

— Я хотел подождать, пока мы вернёмся в Энчантру.

Её дыхание сбилось:

— Ты… ты купил подарок мне?

Он протянул ей коробочку:

— С днём рождения, непоседа.

Она осторожно взяла её и приоткрыла крышку.

— Роуин… — прошептала она, едва не выронив.

На чёрном бархатном ложементе лежал тонкий золотой браслет. Между белыми и чёрными бриллиантами, выложенными по краям, была выгравирована надпись:

Свет — там, где ты.

— Дай, — сказал он, вынимая браслет, чтобы застегнуть его на её запястье.

Женевьева бросилась к нему, обвив руками его шею. Он прижал её к себе, крепко-крепко, уткнувшись лицом в её волосы.

— Спасибо, — прошептал он. — Что пошла со мной к ней.

Она кивнула. Она поняла. Людям больно терять близких — это занимает месяцы, иногда годы. Но каково это — смотреть на умирание любимого человека сквозь вечность?

Он чуть отстранился, чтобы коснуться её губ лёгким, долгим поцелуем.

— Роуин? — позвала она, когда они уже возвращались по коридору.

— Да?

Но прежде чем она успела сказать хоть слово, по замку прокатился мучительный, отчаянный крик.

Глава 38. ТРАГИЧЕСКИЙ КОНЕЦ

Севин появился в Аду, и он вопил как резаный. Его живот и грудь были залиты кровью, но кричал он не от ран. Каждый дюйм его кожи бурлил и дымился, словно его окунули в чан с кислотой. Женевьеве пришлось подавить рвотный позыв, чтобы не вывернуть всё содержимое желудка на ковёр рядом с ним.

Роуин, однако, даже глазом не моргнул. Он снял плотное одеяло с кресла в углу гостиной и бережно укутал тело брата, которое продолжало содрогаться в судорогах. Затем взял его за руку — и просто держал. Несколько минут спустя к ним присоединились Уэллс и Реми.

— Что происходит? — тихо спросила Женевьева.

— Вот что бывает, когда Охотничий клинок пронзает нам сердце, — пояснил Реми.

— Это очень больно, — добавил Уэллс, будто это не и так было очевидно.

Севин снова завыл от боли. Севин, вечно с ухмылкой и ехидным словом наготове. А теперь он был бледен, глаза остекленели, лицо перекошено от агонии, снова и снова сотрясающей его тело.

— Как долго это длится?

— Иногда часами, — сказал Уэллс.

Реми с Уэллсом вышли, оставив её и Роуина наедине с Севином, который всё ещё содрогался от боли. Прошло около получаса, прежде чем он затих — хоть и продолжал сжимать руку брата.

Вдруг в комнате появился Нокс. Он едва ли удостоил Севина взглядом и кивнул Роуину.

— Идём, — скомандовал он.

Женевьева скривилась от отвращения:

— Это не может подождать?

— Нет, — бросил Нокс и исчез.

Роуин осторожно освободил свою руку из пальцев Севина и поднялся.

— Побудешь с ним? — попросил он.

— Конечно, — кивнула она.

Когда они ушли, Женевьева подошла ближе и опустилась на колени возле Севина. Она осторожно взяла его большую ладонь и зажала между своими. Он с усилием приоткрыл глаза.

— Быть бессмертным — это привилегия, правда ведь? — прохрипел он.

Она грустно улыбнулась:

— Я так никогда не думала.

Он попытался кивнуть, поморщившись от боли:

— И правильно. Смертные — счастливчики. Вы живёте, вы любите, вы умираете. А жить вечно — это бесконечное время, чтобы другие причиняли тебе боль.

— Я думала, серьёзным у вас считается Грейв, — попыталась пошутить она.

— Ах да, точно. Я же только что умер. Но ничего, скоро вернусь к исполнению своих обязанностей семейного шута.

Она начала медленно и нежно поглаживать тыльную сторону его ладони круговыми движениями. Севин чуть сжал её руку в знак одобрения — мол, продолжай.

— Если Грейв — серьёзный, а ты — шут, то кто остальные? — предложила она, стараясь отвлечь его от боли. — Придумай всем титулы.

— Ковин — плохиш, — прохрипел Севин. — Или развратник. Что звучит веселее.

Она вспомнила его раздвоенный язык и скандальную связь с какой-то Несса Серпентайн:

— Согласна. Он меня действительно напугал в первый день.

— Правда? — приподнял бровь Севин. — Чем же?

Она покраснела:

— Я… э… увидела, как он… режет себя?

Севин дёрнулся в болезненном, но всё же смехе:

— А, ты увидела, как он выпускает.

— Что?! — пискнула она. — В смысле… он… ты хочешь сказать⁠—?

Он попытался улыбнуться:

— Нет-нет, не в том смысле. Мы — Кровавые Призраки. Наша магия накапливается в крови. Если не выпускать её время от времени, всё может плохо закончиться. Мы, конечно, ещё и пьём кровь, но это отдельная история.

— Да, ваши присоски. Вы ведь у вампиров это унаследовали, да?

— Да, — кивнул он с болезненной гримасой. — Хотя, пожалуй, стоило позволить тебе верить в то другое. Ковин бы с этого ухахатывался.

— Ты опасен для общества, — проворчала она.

— А ты ужасно мила, когда краснеешь, — подмигнул он.

— Перестань со мной флиртовать.

— Ах да, совсем забыл, у тебя же теперь глаза только на Роуингтона. Романтика и всё такое.

Теперь засмеялась она:

— В каком мире Роуин — романтик?

— В том, где он чуть не отгрыз мне голову, когда ты исчезла в том зеркале в лесу. И поклялся, что не уйдёт с места, пока не вернёт тебя, — сказал Севин. — Я, честно говоря, думал, ты пропала навсегда. Не говоря уж о том, как он переломал почти все кости в теле Седрика Ретблейда после того, как тот тебя загнал в угол на маскараде. Он утверждает, что мы вдвоём его прикончили, но на самом деле всё, что я сделал — свернул ему шею, чтобы прекратить его мучения.

— Очень драматично, — одобрила Женевьева, представив себе картину. А потом, спустя мгновение, спросила: — Севин?

— Да, милая?

— Можно я задам тебе вопрос?

— Это уже был вопрос, — заметил он.

— Клянусь, ты и твои братья — самые невыносимые люди во всей вселенной, — вздохнула она.

Уголки его губ приподнялись в слабой улыбке:

— Мы это заслужили.

Справедливо.

Женевьева прикусила губу:

— Ты думаешь, можно влюбиться в кого-то всего за несколько дней?

— Мы ведь вполне способны возненавидеть кого-то за секунду — с первого взгляда. Почему с любовью должно быть иначе? — ответил Севин. — Хотя боюсь, что не могу ответить тебе взаимностью, милая. Ты не в моём вкусе.

Она шумно выдохнула и закатила глаза:

— Ну раз уж мы об этом заговорили… а какой у тебя вкус?

— Садистки и те, кто недоступен, — пробормотал он.

— Почему ты вообще это говоришь? — спросила она, мягко. — Роуин… он будто пролез ко мне под кожу.

— Всё действительно сильнее ощущается в Энчантре, — сказал Севин. — Да, всё обострено, но оттого не менее реально. Охота — это жизнь или смерть, но чувства после неё не обязаны быть такими же крайними. Позволь себе влюбиться. Позволь себе разлюбить. Никогда не знаешь, когда потеряешь кого-то — и не успеешь больше ни на что. Поверь мне.

— А ты не боишься, что разобьёшь сердце так, что уже не соберёшь обратно? Если так легко влюбляться и разлюблять? — прошептала она.

— Если в жизни нет риска, то стоит ли она того вообще? — ответил он.

После этого она замолчала, обдумывая его слова.

— Роуин не навещал ни нас, ни мать уже много лет, — наконец сказал Севин. — Он одинок. Намного больше, чем сам готов признать, но я его знаю. И я вижу, что это ваше партнёрство что-то в нём снова изменило.

— Думаю, это касается нас обоих, — прошептала она.

Всё это время она окружала себя случайными друзьями и бессмысленными любовниками, лишь бы приглушить одиночество. Все они были как спичка — на мгновение тёплая, яркая, а потом гаснущая и выброшенная. Никто из них так и не узнал её настоящую. Все знали ровно то, что она позволяла — не больше. В последнее время даже с Офелией стало так же. Возможно, Роуин сможет узнать её такой, какая она есть. Возможно, они смогут победить в Охоте, снять с него это проклятие… и тогда решить, насколько глубоко готовы связать свои судьбы.

Почти через час Севин, наконец, задремал, а Роуин так и не появился.

В комнату внезапно явился Нокс.

— Пойдём, девочка, пора спуститься в хранилище, — произнёс дьявол с ноткой раздражения в голосе.

— Я не могу просто так его оставить, — возразила она.

— Всё нормально, — отозвался Севин, приоткрывая глаза. — Выбери что-нибудь весёлое.

Женевьева улыбнулась и мягко похлопала его по руке, затем поднялась и последовала за Ноксом в коридор. Он повёл её по каменному проходу, через зал, склонив голову, чтобы пройти под низкой аркой в углу.

Приблизившись к проёму, Женевьева увидела, что он ведёт к узкой винтовой лестнице. Подхватив подол платья, она начала подниматься следом за Ноксом. Наверху её встретила небольшая круглая комната, у дальней стены которой стояло роскошное зеркало в изящной раме. Витиеватый узор обвивал его по краям — извивающиеся лозы, змеи, ветки с плодами и цветами. Когда она сделала шаг вперёд, поверхность зеркала заструилась, словно вода.

— Прежде чем мы продолжим, — произнёс Нокс, — тебе нужно согласиться на одну… мелочь.

Женевьева оторвала взгляд от зеркала и встретилась с его глазами:

— Сколько раз мне нужно повторить, что я не заключу с тобой сделку?

— Прошу тебя, прелесть, это всего лишь формальность. Та, с которой соглашались все до тебя. Я позволяю тебе выбрать дар из моей коллекции — один предмет, бесплатно. Взамен прошу лишь, чтобы ты согласилась потерять все воспоминания о времени, проведённом внутри хранилища. Ты запомнишь только ту вещь, которую выберешь. Просто вопрос безопасности. Представь сама — здесь столько завистников и пронырливых созданий, которые могли бы захотеть присвоить моё имущество.

— Значит, я не вспомню, что происходило внутри, — уточнила она, — только сам предмет, который возьму. И всё?

— Именно.

Женевьева несколько раз прокрутила его слова в голове, крутя перстень на пальце. Кольцо жгло кожу — напоминание о том, с кем она имеет дело.

Если бы только у меня было это, когда я встретила Фарроу…

— Ладно. Я согласна. Покажи, что у тебя есть.

Нокс довольно оскалился и шагнул в зеркальную гладь.

Женевьева нырнула за ним в портал.

— Добро пожаловать в моё сокровищное хранилище, — торжественно произнёс Нокс, раскинув руки, указывая на сверкающее великолепие вокруг.

Куда бы Женевьева ни посмотрела, везде сияли чудеса. Драгоценности, цветные зелья, мебель из серебра и золота, магические артефакты, названий которых она даже не знала.

— Я могу выбрать что угодно? — спросила она.

— Один любой предмет, да, — подтвердил он.

Затаив дыхание, она последовала за Ноксом, который двигался по узкой тропке среди нагромождённых сокровищ. Она старалась разглядеть как можно больше предметов, надеясь, что один из них заговорит с ней. Кинжалы из костей, странные компасы, которые не показывали направление, магические кости для гаданий, куклы из волос, книги с замками и непонятными письменами…

— Чего желает твоё сердце? — поинтересовался Нокс. — Может быть, карманные часы, позволяющие вернуться на десять минут назад, ценой одного воспоминания за каждое использование?

Пока он говорил, предмет появился у него в руке. Затем он небрежно отбросил его и пошёл дальше вглубь зала. Женевьева поспешила за ним, но случайно задела носком туфли один из предметов, и тот с глухим звоном отлетел в сторону. Она посмотрела вниз — и застыла.

Перед ней оказался небольшой золотой медальон с чёрным камнем на лицевой стороне. Замок душ. Возможно, даже тот самый, который она видела на фотографии у Баррингтона.

Она присела, подняла цепочку, повертела кулон перед собой, задумавшись, какие души могут быть заключены внутри.

Офи и я могли бы носить одинаковые… — с грустью подумала она. Сколько раз ей хотелось иметь такой медальон?

Женевьева встала и осторожно положила кулон обратно — на вершину одной из куч.

— Миссис Сильвер, подойди, — позвал Нокс.

Она поспешила за ним.

— У меня есть кошельки, которые никогда не пустеют, зелья, дарующие нечеловеческую силу и красоту, стрелы, которые никогда не промахиваются, — предлагал он, и каждый артефакт вспыхивал в воздухе между ними. — Или зелье, которое может стереть из памяти одного человека — и тебя из его.

Женевьева резко вдохнула, уставившись на флакон с мерцающей алой жидкостью.

Нокс прищурился с довольной ухмылкой:

— Ах, есть кто-то, кого ты хотела бы забыть, милая?

Фарроу. Миллион раз — да.

— Но прежде чем ты примешь окончательное решение, — продолжил дьявол, — есть одна вещь, которая может заинтересовать вас с мужем больше, чем всё остальное…

Все предметы исчезли, и он извлёк что-то из кармана.

Флакон из стекла в форме черепа. Внутри — светящаяся голубая жидкость.

Женевьева поняла, что он показывает, в тот самый миг, как увидела его.

Лекарство.

— Ты просто ублюдок, — процедила Женевьева сквозь зубы. — У тебя всё это время было лекарство? Ты мог вылечить мать Роуина в любой момент?

— Я дьявол, Женевьева Сильвер, — с напускной важностью произнёс Нокс. — Тебе следовало уже привыкнуть к нашей природе. В конце концов, наш Принц сейчас играет в домик с твоей сестрой.

— Да, насколько помню, это я тебе об этом и сказала, — отрезала она.

— Но как я мог быть уверен, что ты не лгала? — Нокс склонил голову. — Теперь я знаю, конечно. Веллингтон как раз вернулся из Ноктурнии и подтвердил всё лично. Король знает, что Салем свободен, и он в ярости из-за того, что его сын не вернулся в Ад. Хотя чего он ждал, после того как сам же проклял Принца?

Женевьева сузила глаза. Она не понимала, к чему он ведёт.

— Пока Салем не вернётся по своей воле, король не может его тронуть. Такие уж у нас древние традиции. Представь, как он обрадовался, узнав, что сестра той самой девушки, с которой Салем связал свою душу, сейчас находится у меня. Он предложил мне сделку, от которой я не могу отказаться. А я, в свою очередь, предложу сделку, от которой не сможешь отказаться ты.

Женевьеве стало нехорошо. Нокс встряхнул флакон, и внутри засверкал водоворот пузырьков.

— Если ты убедишь Салема вернуться в Ад, я позволю тебе выбрать этот флакон, когда ты выиграешь титул Избранной, — сказал он. — Мать Роуина будет спасена. Все останутся в выигрыше. Но если ты мне не поможешь…

Он отпустил флакон.

— Нет! — закричала Женевьева и метнулась вперёд, протянув руку, но стекло так и не коснулось пола.

Одним щелчком пальцев Нокс вновь оказался с флаконом в руке.

— …проиграют все, — закончил дьявол.

— Ты просишь меня уговорить партнёра моей сестры бросить её. Я никогда этого не сделаю.

Она ни за что не отнимет у Офи счастье. Лучше смерть.

Нокс фыркнул:

— Принца встретят с распростёртыми объятиями. Все знают, что король питает к нему слабость.

— Я не предам сестру, — твёрдо сказала Женевьева. — Теперь, когда я знаю, что лекарство существует, мы с Роуином найдём его сами.

— А ты уверена, что оно действительно существует? — его улыбка стала зловещей. — Не забывай… как только ты вернёшься в Ноксиум, всё, что мы обсудили, исчезнет из твоей памяти.

— Мы найдём его сами, — упрямо повторила она.

Фиолетовые глаза Нокса потемнели.

— Знаешь, как появилась Багровая гниль, девочка?

— Никто не знает, — ответила она, скрестив руки.

— А я знаю, — произнёс он, делая театральный реверанс. — Потому что это я её создал.

— Зачем? — Женевьева задохнулась от ужаса.

— Я же говорил: если проигрываю я, проигрывают все, — вновь прозвучали его слова.

Женевьева знала, что не должна удивляться. Она и так считала Нокса злодеем. Но теперь поняла: он не один из. Он — главный.

— За эти годы я обменял несколько флаконов тем, кто был готов заплатить нужную цену, — продолжал он. — Достаточно, чтобы пошли слухи, но недостаточно, чтобы их можно было отследить.

— Значит, они всё же есть, — сказала она. — Значит, ты мне не нужен.

Нокс внимательно наблюдал за ней, потом перевёл взгляд на флакон.

— Ну что ж, если ты уверена… — произнёс он.

И раздавил стекло в ладони.

Женевьева ахнула, глядя, как сияющая жидкость стекает по его пальцам и предплечью.

— Оглянись в последний раз, прежде чем я верну тебя к мужу, миссис Сильвер, — сказал он с натянутой улыбкой, стряхивая осколки стекла. — Не переживай, никто никогда не узнает, какой шанс ты упустила.

Женевьева заставила себя отвернуться от доказательства того, что лекарство действительно существовало. Она знала, что поступила правильно. Но это не избавляло её от вины: ведь она была всего в паре шагов от того, чего Роуин искал почти двадцать лет… и отпустила.

Что бы я вообще хотела взять отсюда?

Первым в голове всплыло зелье, о котором Нокс рассказывал раньше. Возможность забыть Фарроу — это было тем, чего она хотела снова и снова…

— Время уходить, — прервал размышления Нокс. — Ты сделала свой выбор?

Женевьева окинула комнату последним взглядом и кивнула.

— Посмотрим, победишь ли ты, — бросил он. — А теперь — прочь.

Он указал на портал.

Женевьева медленно попятилась. Сжав губы, развернулась и зашагала к выходу. Прежде чем шагнуть внутрь, она твёрдо сказала себе, что должна запомнить всё, что произошло. Каждую деталь.

Лекарство существует. Лекарство существует. Лекарство существует. Лекарство существует. Лекарство существует.

Она шагнула вперёд.

Лекарство существует. Лекарство существует. Лекарство су… су… хм… где я?..

Женевьева моргнула, глядя на пыльную старую комнату вокруг.

— Какого чёрта? — пробормотала она, обернувшись к большому зеркалу.

Она смотрела на своё отражение, и вдруг…

Сделка с Ноксом. Он забрал её воспоминания.

— Женевьева.

Она резко обернулась на звук его голоса.

— Я везде тебя искал, — сказал Роуин. Его лицо было тщательно лишено эмоций — настолько, что у неё мгновенно сжалось внутри. — Нам нужно идти. Немедленно.

Она молча кивнула и позволила ему повести её вниз по узкой башне, бросив последний взгляд на зловещее, опустевшее помещение, которое почему-то пугало сильнее самого Ада.

Роуин вывел её в другой коридор — пустой, если не считать Врата Ада, пульсирующие в конце зала.

— О чём Нокс хотел поговорить с тобой раньше? — тихо спросила она, пока они шагали рядом.

— Семейные дела, — коротко ответил он. С таким тоном, что стало ясно: он не желает продолжать разговор.

— Это касалось Игр? Или лекарства для твоей матери? — не унималась она, когда он остановился у портала. — И почему мы вообще оказались в той подворотне, если у Нокса есть Врата прямо в доме?

— Эти — только на выход, не на вход, — пояснил он. — Мера безопасности.

— А что насчёт остальных моих вопросов? — напомнила она.

Он не ответил. Просто схватил её за запястье и потянул сквозь портал.

Они вернулись в Энчантру — кабинет возник вокруг них точно в том виде, в каком они его оставили.

Но Женевьева не двинулась с места, не спуская с него глаз. Что такого хотел Нокс? Касалось ли это их? Начал ли он что-то подозревать? Предложил ли Роуину сделку?

Сколько ещё тайн он от меня скрывает? И какая из них станет тем самым гвоздём в моём гробу?

Он провёл рукой по волосам — жест, в котором читалась тревога.

— Уэллс ездил в Ноктурнию за информацией. И получил её, — наконец произнёс он.

Она склонила голову. — Это плохо?

— Смотря кого спрашивать.

— Я спрашиваю тебя, — парировала она.

— Этот день был слишком тяжёлым, — сказал он. — Мне не стоило брать тебя туда. Нужно было оставить тебя здесь, отдохнуть.

Её руки опустились. Было обидно. Он смягчил взгляд, но крепко сжатая челюсть так и не расслабилась.

— Думаю, нам обоим стоит поспать, — добавил он. — Следующие дни будут тяжелее обычного.

Она больше ничего не сказала. Они отправились в спальню и легли на противоположные края кровати.

Именно тогда в ней зародилось гнетущее ощущение.

Она провела пальцами по гравировке на браслете, который всё ещё украшал её запястье: Свет — там, где ты.

И не могла не задаться вопросом: если она действительно там, где свет, почему же ей так… темно?

ПЯТЫЙ РАУНД ОХОТЫ

Глава 39. КТО-НИБУДЬ ЕЩЁ

К моменту следующей церемонии выбора Роуин всё ещё вёл себя странно. Они так и не поговорили по-настоящему, но он не отходил от неё ни на шаг.

Они провели большую часть времени в молчании, стараясь избегать его братьев, прятались в библиотеке, где Женевьева наконец смогла показать ему книгу, которую нашла о Багровой гнили. Он выглядел удивлённым тем, что она вообще потрудилась разыскать что-то на эту тему, но больше ничего не сказал. К сожалению, в книге не содержалось ничего нового по сравнению с тем, что уже рассказал ей сам Роуин, и это доводило её до отчаяния.

Где-то в глубине души у неё грызло чувство, что она упускает что-то важное.

В конце концов они покинули библиотеку и пошли поужинать с Эллин, которая весь вечер делилась самыми свежими сплетнями о прославленной семье Серпентайн — о которой Женевьева уже слышала во время своего дня рождения. Ей стало интересно, не так ли чувствовала себя Офелия, когда Женевьева возвращалась домой после шумных вечеринок и встреч с друзьями, рассказывая обо всём подряд.

После ужина Женевьева уселась за дневник, чтобы подробно записать события последней недели, восполняя пробелы с дотошной точностью. Она попыталась описать свои чувства к Роуину, но так и не смогла дать им определение — особенно теперь, когда в голове крутилась мысль, что он мог заключить какую-то коварную сделку с Ноксом. Дьявол предлагал ей достаточно возможностей для сделок, а все вокруг уже давно дали понять, что первоочередной интерес Нокса — устроить красивое шоу для тех, кто заплатил за просмотр.

— Осталось пятеро, — произнёс Нокс, появившись в бальном зале вместе с остальными и вернув Женевьеву в настоящий момент.

Не теряя времени, он метнул Лезвие Охоты в воздух, и все проследили за тем, как оно устремилось прямо к Эллин.

— О, Ковингтон Сильвер, — Эллин кокетливо отбросила светлые волосы с лица, — тебе стоит побегать после вчерашнего.

Ковин ухмыльнулся:

— Вперёд, сестрёнка.

— Игра? — спросил Нокс.

— Птички и камушки, — объявила Эллин.

Нокс кивнул:

— Начинайте.

Грейв и Ковин, как обычно, лениво направились прочь, но Женевьеву удивило, что Роуин тоже ушёл, даже не дождавшись её. Похоже, Грейв тоже это заметил.

Она бросилась следом за Роуином и увидела, как он исчезает за дверью уборной, закрывая её прямо перед её носом. Женевьева постучала, и в тот же миг изнутри донёсся громкий грохот.

Что, чёрт возьми, происходит?

Дверь распахнулась.

— Ты и правда не собирался меня ждать? — выдохнула она, возмущённо глядя на него. — Или хотя бы объяснить, что означает «птички и камушки»… Что ты сделал?

Зеркало над раковиной было разбито вдребезги. Его поверхность больше не отражала, а стала тёмной, как заснувшее стекло. Осколки усыпали мраморную столешницу, среди них — капли чёрной крови. Она перевела взгляд на кулак Роуина. Кожа на костяшках была рассечена, но уже начинала затягиваться.

Он втащил её внутрь, закрыв за ними дверь. Женевьева вопросительно посмотрела на зеркало, а Роуин провёл рукой по волосам, как будто хотел выдрать их с корнем.

— Игра Эллин — вариация на тему «двух зайцев одним выстрелом», — объяснил он бесцветным голосом, будто это было сейчас важнее всего. — Если бы ты позволила мне тогда закончить экскурсию, ты бы это знала. Если ты увидишь другого игрока в течение раунда, ты обязана остаться с ним до самого конца. Так охотнику проще собрать всех сразу. Хотя обычно такую игру запускают в начале, когда участников больше.

— Роуин, что случилось? — потребовала она. — В Ноксиуме, чёрт тебя побери, что там произошло? Ты ведь не вёл себя так до этого.

Он не выдал ни единой эмоции.

— А как я себя вёл, милая?

— Как… как…

— Поточнее, — бросил он с насмешкой.

— Не притворяйся, будто тебе… всё равно…

В следующее мгновение он прижал её к стене.

— Вот именно в этом и проблема, — хрипло сказал он. — Я действительно забочусь о тебе, Женевьева.

Фраза осталась незавершённой, но, похоже, он не мог заставить себя сказать что-то ещё. Женевьева снова подумала о его встрече с Ноксом. Дьявол наверняка что-то ему предложил. Но принял ли Роуин это предложение?

— Ты трус, — наконец сказала она. — Что бы ты ни скрывал… ты просто трус.

В его глазах вспыхнула ярость.

Прежде чем он успел выдать очередную загадочную фразу или расплывчатую отговорку о том, почему снова отказывается открыться ей, она бросила:

— Уходи.

Он приподнял бровь.

— Ты хочешь, чтобы я ушёл?

— Да, — сказала она. — Найди себе другое место, где можно прятаться.

Он кивнул и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты. Женевьева ещё долго стояла, уставившись на ободранные обои, где раньше висело зеркало. Потом её ноги сами повели её в холл и к входной двери. И прежде чем она осознала, что делает, она уже лежала в сердце лабиринта, на снегу, с нетерпением ожидая онемения, которое вскоре должно было наступить.

На этот раз она и правда, кажется, переборщила.

Переохлаждение.

Она случайно уснула в снегу, и ей снился лес, полный зеркал, в каждом из которых отражался лис с золотыми глазами и мёртвым кроликом в пасти. По крайней мере, Фарро больше не преследовал её. На самом деле, она не видела его во сне с тех пор как…

С тех пор, как проснулась, прижатая к телу Роуина.

Мысль пронзила её, будто током, но сейчас она не могла на этом сосредоточиться. Сейчас главное — то, что она не чувствовала собственного тела. Перевернувшись, она застонала — конечности были настолько окоченевшими, что каждый шевеление причиняло боль. Она не собиралась оставаться здесь так долго, но знала, что это место, куда братья и сёстры Роуина редко заглядывают. А ей нужно было остаться наедине с мыслями.

Они не ищут здесь потому, что никто из них не настолько безумен, чтобы спрятаться в снегу и замёрзнуть насмерть, упрекнула себя она.

Она вползла в дом, наслаждаясь каждым тёплым вздохом, и направилась в спальню Роуина. Ей были нужны одеяла.

Но когда она проходила мимо первой двери в коридоре, кольцо на её пальце начало нагреваться. Жгучее тепло на промёрзшей коже оказалось невыносимым, и она сдёрнула серебряную полосу, сдерживая слёзы, пока кольцо не сорвалось с пальца и не отлетело через холл. Оно ударилось о дальнюю стену, отскочило на пол и, покатившись, остановилось на боку. Она кинулась за ним, насколько позволяли ей силы.

Как только она подняла кольцо с пола, оно оказалось обжигающим. И тут она услышала вздох.

Женевьева резко распрямилась, её взгляд метнулся к арке, ведущей в столовую — оттуда выходила Эллин, привлечённая шумом. В свете свечей охотничий клинок блеснул в её руке, пока та грациозно приближалась.

— Я правда надеялась, что до этого не дойдёт, — сказала Эллин с искренним сожалением в голосе. — Ты мне даже нравишься.

Женевьева сделала шаг назад, сжимая в кулаке обжигающее кольцо. Оно нагрелось рядом с той первой комнатой. Значит, кто-то, кто желал ей зла, находился внутри. А выбранная Эллин игра означала, что они должны были оставаться поблизости.

Эллин не отставала.

— Ты знала, что в Аду водятся страусы? — выпалила Женевьева.

— Правда хочешь, чтобы это были твои последние слова? — приподняла бровь Эллин.

— А как насчёт «Прошу прощения, но мир вот-вот станет куда скучнее»? — предложила Женевьева, делая ещё шаг назад.

Эллин шагнула следом.

— Уже лучше…

Женевьева отступила ещё на шаг.

— Раз уж мы об этом, на моём надгробии должно быть написано: «Здесь покоится Женевьева Сильвер. Если только вы не расхититель гробниц. Тогда тут кто-то куда менее шикарный».

Эллин снова вздохнула:

— Ладно. Придётся покончить с этим сейчас.

Женевьева поняла, что это её шанс. Она развернулась и побежала. Добежала до двери, за которой, как чувствовала, прятался один из братьев Эллин, и дёрнула за ручку — конечно же, заперто. Она ударила ногой по двери, но её тело было словно из стекла, и сил почти не осталось.

Больше никаких прогулок на мороз.

Эллин уже настигла её и легко опустила клинок вниз, целясь прямо в грудь. Женевьева попыталась уклониться, но споткнулась и рухнула на пол, ударившись копчиком. Через секунду Эллин уже сидела у неё на талии, направив кончик клинка прямо в сердце.

Губы Эллин дрожали, в её угольно-чёрных глазах блестели слёзы.

— Я правда сожалею.

Женевьева проглотила гордость и сделала единственное, что пришло ей в голову.

— Роуин! — закричала она, изо всех сил борясь с хваткой Эллин, пока клинок продолжал опускаться. — Роуин!

Эллин была сильной. Это неудивительно — её тело было поджарым, натренированным, каждый мускул словно натянутый канат. И Женевьева знала, что долго она не продержится. Её силы таяли слишком быстро. Лезвие уже достигло края корсета и укололо кожу, оставив каплю крови.

Женевьева зажмурилась.

Умирать в онемении — всё же лучше, чем гореть.

И вдруг тяжесть с её груди исчезла. Женевьева распахнула глаза и увидела, как Роуин удерживает извивающуюся Эллин. Одна его рука обвилась вокруг горла сестры, другая — сжимала её голову.

— Прости меня, Эллин, — пробормотал он и сломал ей шею.

Женевьева вздрогнула от хруста, когда кости поддались, и с содроганием посмотрела, как тело Эллин безжизненно опадает на пол.

— Пошли, — скомандовал Роуин.

Женевьева сглотнула и поднялась, перешагнув через тело Эллин. Они побежали искать новое укрытие.

Снова Женевьева оказалась на пыльном диване в тайной комнате библиотеки. Она сидела в раздражении, Роуин не сказал ей ни слова после столкновения с Эллин, но то, как он мерил шагами комнату, говорил за него достаточно. Умбра наблюдал за ним из угла, туда-сюда, туда-сюда.

Женевьева упрямо решила не нарушать молчание первой.

Её хватило на час.

— Да скажи ты уже хоть что-нибудь, — рявкнула она, вскакивая с дивана и преграждая ему путь.

Это сработало. Он двинулся к ней с такой решимостью, что она невольно отшатнулась.

— Кто угодно, — сказал он. — Кто угодно, чёрт возьми, мог открыть это чёртово письмо… но это должна была быть ты.

Сначала она приняла его слова за ярость, но, заглянув в его глаза, увидела там только боль.

— Просто скажи мне, Роуин, — умоляюще произнесла она. — Только не заставляй меня снова назвать тебя трусом…

— Нокс предложил мне сделку.

Кровь отхлынула от её лица. Она знала. Она знала.

— Уэллс предупредил меня, что Нокс ищет способ убрать тебя с Игр. И что я должен внимательно отнестись к его предложению. Нокс хотел, чтобы я предал тебя в обмен на…

— На что? — потребовала она.

— На свою свободу, — ответил он, распахнув глаза и встретившись с ней взглядом, в котором полыхало золото. — Он не может убить тебя сам, пока ты участвуешь в Игре. Это должен сделать кто-то из нас.

Она затаила дыхание.

— Я отказался, Женевьева, — прошептал он. — Я бы никогда… я не смог бы…

У неё защипало глаза от слёз. Потому что даже если это были слова, которые она хотела услышать, теперь она ясно осознала, чем он пожертвовал.

— Ты едва меня знаешь, Роуин, — выдавила она. — Он предложил тебе вечную свободу, а ты…

Он покачал головой.

— Нет ничего вечного. Кроме того факта, что ты разрушила меня. Всё, чего я хотел — освободиться от этой проклятой Игры. И я даже не колебался, когда отказался.

— Почему ты мне не сказал? Ты же обещал…

— Потому что пытался тебя защитить. Разве ты не понимаешь? Я всерьёз думаю, что тебя создал сам король дьяволов, чтобы ты мучила меня за мои грехи.

— Ты самовлюблённый ублюдок, — фыркнула она, ткнув пальцем ему в грудь. — Я имею право быть героиней своей истории. Меня не создавали ради тебя.

— Правда, правда, ложь, — ответил он.

У неё екнуло сердце.

Ты самовлюблённый ублюдок. Правда. Я имею право быть героиней своей истории. Правда. Меня не создавали ради тебя. Ложь.

— Меня не создавали ради тебя, — повторила она, но теперь это прозвучало куда менее убедительно.

— Тогда, может, это меня создали ради тебя, — бросил он, будто сам злился на это. — Как ещё объяснить, почему ты умудрилась проникнуть под мою кожу так быстро? Почему каждый раз, когда я представляю, что наши клятвы будут разорваны, мне кажется, будто Клинок Охоты вонзается мне в сердце? Пятнадцать лет я жил ради других. Я медленно гнил в этом проклятом месте. Пока не появилась ты. И ты заставила меня смеяться. Ты дала мне надежду.

Женевьева хотела сказать, что это глупость — будто он создан для неё. Но потом вспомнила: он ведь ждал её. В этом самом месте. Вспомнила, как ощущалось его тело внутри неё, экстаз, до которого он доводил её, до которого не доводил никто другой. Их общие шрамы. Их понимание. Их клятвы.

Моя душа — твоя душа. Моя кровь — твоя кровь. Вечно.

— Тень можно увидеть только в присутствии света, — прошептал он с болью в голосе. — Я боюсь, что когда ты уйдёшь, больше некому будет меня видеть.

Она не была уверена, кто из них сделал первый шаг.

Глава 40. ИСПЕПЕЛЕНИЕ

Если раньше она хоть немного боялась переохлаждения — теперь это точно было не актуально. Роуин ловко расшнуровывал корсет, стягивал с неё платье, а поцелуй между ними становился всё глубже — жгучее, чем само пламя. Желание выжигало её изнутри. Женевьева яростно вцепилась в пуговицы его рубашки, потом просто сорвала их, с громким треском рассыпая по комнате. Он лишь усмехнулся, глядя, с какой жадностью она к нему тянется.

Когда на них обоих не осталось ни клочка одежды, он наклонился, обхватил её под бёдра и поднял, чтобы она могла обвить его талию ногами. Несколько шагов — и он усадил её на подлокотник дивана, сам опускаясь на колени перед ней.

— Подними, — скомандовал он, крепко взяв её за бёдра.

Она подчинилась, и он рывком притянул её к самому краю, раздвинув её колени так, чтобы его губы могли добраться до самого центра. Без лишних прелюдий он просто зарылась лицом между её ног, яростно лаская её языком, пока она не стала буквально стекать по дивану. Одной рукой он скользнул внутрь, два пальца — прямо в неё, кольца холодным металлом царапнули изнутри. Он двигался жадно, энергично, изгибая пальцы, а язык продолжал скользить по ней, словно он был одержим.

— Ты моя любимая, чёртова, вкусовая зависимость, — пробормотал он, не отрываясь от неё, движения стали медленнее… мучительнее. — Клянусь, я бы мог остаться тут навсегда.

Оргазм накрыл её внезапно, резко — волна пронеслась по всему телу, руки судорожно вцепились в подушки, пока она изливалась прямо ему в рот, захлёбываясь стоном. Грудь тяжело вздымалась, она пыталась прийти в себя… но он и не думал останавливаться. Диван под ней промок насквозь.

— Роуин, — выдохнула она. — Пожалуйста…

— Пожалуйста что? — спросил он, продолжая ласкать языком её пульсирующую точку.

— Трахни меня. Пожалуйста.

Он наконец оторвался от её тела, на губах — довольная усмешка. Поднял её за бёдра, уселся на диван, оставив её верхом на себе. Пока она извивалась на его твёрдом, напряжённом члене, он целовал её шею, спускался к груди, взял в рот сосок — и она застонала. Громко.

— Если не будешь потише, мне придётся остановиться, — предупредил он, переключаясь на другую грудь.

Она всхлипнула, на этот раз тише. Он одобрительно прикусил сосок. Она скользнула рукой между ними, обхватила головку его члена, сжала — его бёдра дёрнулись, и теперь уже он застонал чуть громче, чем надо.

Женевьева удовлетворённо ухмыльнулась.

— Ну всё, ты доигралась, непослушная, — пробормотал он, обхватил её по бокам…

— и резко насадил её на себя до самого конца.

Она вскрикнула, выкрикнув его имя, а он поспешно закрыл ей рот ладонью.

Когда она, наконец, утихла, он сцепил руки за головой и лениво произнёс:

— Садись сверху.

Она потянулась вперёд, чтобы опереться ладонями о его грудь, но он покачал головой.

— Обопри руки на мои бёдра. Хочу видеть, как ты трахаешься на моём члене. Изо всех сил.

Она подчинилась. Прогнулась, опираясь ладонями позади себя, вцепилась в его бёдра и начала двигаться — медленно, точно. Раз, другой — и он начал попадать в такие места внутри, о существовании которых она и не подозревала.

— Вот так, — прошептал он. — А теперь быстрее.

Она ускорилась. Двигалась в равномерном ритме, старательно, пока мышцы не начали ныть, а виски не покрылись потом. Через минуту она уже не могла сдерживать стоны.

— Я знаю, — сказал Роуин, отрывая взгляд от её изгибающегося тела, чтобы встретиться с ней глазами. — Знаю. Ты такая молодец. — Он застонал. — Ты самое красивое, что я когда-либо видел.

— Очевидно, — пробормотала она, задыхаясь.

Он улыбнулся — впервые по-настоящему. Потом резко сменил положение: одним движением уложил её на спину, оставив себя внутри, и начал двигаться сам — быстро, мощно, снова и снова, пока она не стала умолять его о разрядке.

— Пожалуйста, — простонала она. — Пожалуйста… Роуин…

Он протянул руку между ними и надавил подушечкой пальца на её клитор. Она кончила снова — с хриплым криком, захлёбываясь от накрывшей её волны —

— И тут по комнате раздался тяжёлый, раздражённый голос:

— Да едрёна мать…

Ровно через час после той сцены на диване Ковин и Роуин всё ещё спорили, а Женевьева вяло царапала коготком очередную игру в крестики-нолики прямо на деревянной доске пола. После того как Эллин ввела своё правило, по которому все участники должны оставаться вместе до конца раунда, Женевьева безуспешно пыталась отвлечь их от ссоры детскими играми.

— Теперь ты ходишь первым, — сказала она Ковину.

Он прервал перебранку с братом, глянул на доску и уверенно нацарапал крестик в центр. Она сморщила нос. Он всегда брал центр.

— Грейв не сожрал своего близнеца в утробе, — повторил Роуин уже в десятый раз. — Это Севин всё выдумал, чтобы напугать Эллин, когда мы были детьми.

— Я тебе говорю, мама утверждала, что это не просто история. А Севин как-то слышал, как отец говорил об этом, — настаивал Ковин.

— Возможно, поэтому он такой здоровый, — вставила Женевьева, хмыкнув.

Ковин победно кивнул в её сторону:

— Видишь?

Очередная партия закончилась ничьей. Женевьева встала с пола и направилась к дивану, где сидел теперь уже одетый Роуин. Он поднял руку, приглашая её подойти, и она тут же устроилась у него под боком.

— Меня сейчас стошнит, — буркнул Ковин, хотя в голосе звучало скорее веселье. — Вас вообще не пугает, чем всё это может закончиться? Вы же знаете, Нокс ненавидит проигрывать. Даже представить не могу, какие трюки он приготовил, если один из вас выберется отсюда живым.

Между Женевьевой и Роуином проскользнул тяжёлый взгляд.

Ковин уже задавал похожий вопрос раньше — когда вылез из люка и застал их в весьма компрометирующей позе. Роуин тогда чуть не свернул брату шею за то, что тот выбрал такой момент для появления. Но, увы, Ковин не мог уйти — благодаря правилам, установленным Эллин.

— Хватит о Ноксе, — рявкнул Роуин.

— Просто завожу разговор, — поднял руки Ковин.

— Заводи его на другую тему, — проворчал Роуин.

— О! У меня есть идея, — оживилась Женевьева. — Твой язык — это больно было?

Ковин ухмыльнулся и высунул раздвоенный кончик языка, как у змеи:

— Не особо. У меня высокий болевой порог.

Женевьева перевела взгляд на Роуина:

— А у тебя как с этим? С болью.

— Родиться в нашей семье — уже само по себе гарантия, — ответил он мрачно.

Ковин поднялся и направился к барной тележке, чтобы налить себе что-нибудь покрепче.

Женевьева склонилась к уху Роуина и прошептала:

— А вот тот пирсинг… он…?

Роуин усмехнулся:

— О да. Вот это действительно было больно. Как настоящая сука.

— А как давно ты его… Я первая, кто…?

— Кто видел? Кто лизал? — прошептал он в ответ. — Да.

— Я всё слышу! — простонал Ковин, залпом осушая стакан виски. — Перестаньте обсуждать член Роуина в моём присутствии. У меня и так травмы на всю жизнь. А теперь — на вечность.

Ну, в целом, справедливо.

— Сколько у нас времени? — спросила Женевьева.

Оба мужчины одновременно достали карманные часы.

— Пятнадцать минут, — первым сообщил Ковин.

— Мы можем уже спускаться вниз, — предложил Роуин, потягиваясь. — Что-то я устал. Пойду, пожалуй, почитаю перед сном.

Ковин бросил на него выразительный взгляд: ага, конечно.

— Скучаешь по своему «Тёмному желанию Дьявола»? — съязвила Женевьева.

— Да, — без намёка на шутку ответил Роуин. — Я как раз остановился на моменте, где Дьявол приводит свою любовницу в тронный зал и засовывает ей⁠—

— Если ты сейчас скажешь слово «член», я вышибу из тебя всё дерьмо, — прервал его Ковин.

Женевьева уже начала смеяться — но внезапно кольцо на её пальце нагрелось. Она вздрогнула, и Роуин сразу понял, что это значит.

— Чёрт, — выругался он и кинулся к люку.

Но было уже поздно.

— Ну, ну, ну, — раздался голос Эллин, когда она выбралась наверх и захлопнула за собой люк. — Вот вы где, значит! Вы хоть помните, что в прятки обычно играют тихо?

— Мы заждались, пока ты начнёшь играть хоть чуть-чуть получше, — пожал плечами Ковин.

— Эллин… — начал Роуин, но она оскалилась и оборвала его.

— Помолчи. Тобой я займусь потом.

Повернулась к Ковину.

— Эй, я же пошутил! — защитился он.

— Ты отрезал мне ухо! — взвизгнула она. — Ты хоть представляешь, как долго отрастают части тела?! Это даже хуже, чем когда Роуин свернул мне шею!

Женевьева прищурилась, пытаясь понять, с какой стороны у Эллин должно было быть отсутствующее ухо. Но новая стрижка отлично его скрывала.

— Слева, — прошептал Роуин.

— Заткнись! — рыкнула Эллин.

Пока она отвлеклась, Ковин попытался напасть первым. Но Эллин увернулась, ударила ножом — и всадила клинок ему в живот.

Он зарычал, согнувшись:

— Роуин, может, немножко поможешь?

Роуин остался сидеть:

— Думаю, ты справишься.

— Придурок, — прошипел Ковин, уклоняясь от следующего выпада.

И понеслось. Они метались по комнате, валили мебель, орали, пытались друг друга достать, пока Роуин удерживал Женевьеву в стороне от хаоса. В конце концов, Ковин поймал момент — и ударил Эллин кулаком в живот. Та выронила нож, согнулась — и тут же вырвала весь ужин прямо на пол.

Женевьева скривилась, вцепившись в руку Роуина.

— Чёрт, Эл… — пробормотал Ковин с явным сожалением. Женевьева видела — ему и правда было больно видеть её в таком состоянии.

Эллин хлюпала носом, подтирая рот:

— Всё, с меня хватит. Чья следующая очередь — пусть берёт меня. Я ненавижу эту чёртову игру!

Ковин осторожно сделал шаг вперёд. Эллин выпрямилась, слёзы текли по щекам.

— Эл, всё будет хорошо⁠—

— Нет! — взорвалась она. — Не будет! У Роуина на кону больше, чем у всех нас. Он и станет следующим Охотником! Я потеряла ухо, Сапфира всё ещё ранена после столкновения с ублюдочной псиной Севина, и мне просто надоело. Я хочу, чтобы всё это закончилось!

Ковин сделал ещё шаг, и Роуин дважды сжал руку Женевьевы — внимательно смотри.

И Женевьева заметила — как большой палец Эллин на правой ноге незаметно поддел рукоять ножа.

В одно движение Эллин подбросила клинок себе в ладонь — и всадила его Ковину прямо в сердце. Ровно за секунду до того, как по дому разнеслись колокола, возвещающие безопасные часы.

Ковин исчез в тот же миг, как и Охотничий Клинок.

Женевьева застыла, потрясённо уставившись на Эллин.

— Комплекс вины перед младшей сестрой, — подмигнула Эллин, вытирая лицо. — Срабатывает каждый раз.

Что-то в этих словах Женевьеву задело. Но прежде чем она успела это осознать, Роуин уже вёл её прочь.

Оставшуюся часть дня Женевьева и Роуин провели в его спальне. Точнее — между простынями.

Позже, когда вечер уже начал стекать в ночь, а Женевьева засыпала у него на груди, в голове у неё стала зарождаться одна мысль. Едва различимая искра идеи. Она пробормотала что-то об этом Роуину… но тот так измотал её, что у неё не хватило ни сил, ни желания проверить, открыт ли у него вообще глаз.

В какой-то момент, уже глубоко за полночь, Роуин выбрался из постели. Женевьева приоткрыла глаза — совсем чуть-чуть, — чтобы увидеть, как он одевается. Затем он бережно поднял с кресла в углу полусонную Умбру и переложил её к Женевьеве, прямо на подушку.

Лиса лениво лизнула её в щёку — ласково, по-домашнему.

— Куда ты? — прошептала Женевьева, не шевелясь.

— Найти Эллин, — так же тихо ответил он, поправляя на ней одеяло. — Спи.

Он вышел беззвучно. Щелчок замка раздался слишком резко в темноте — и в то же мгновение её вновь накрыла усталость. Она позволила себе утонуть в ней полностью.

Глава 41. КАК МЁРТВАЯ

Разбудило её кольцо.

Сначала Женевьеве показалось, что вернулись кошмары о Фэрроу. Огонь, который так долго заполнял её сны, вновь вспыхнул, грозя разрушить первую за долгое время неделю покоя. Но стоило ей приоткрыть глаза во тьме, как стало ясно — это не сон. В комнате она была не одна. А жжение на пальце — было настоящим.

— Отлично, что ты проснулась, — раздался голос Грейва у изножья кровати.

Женевьева резко села, сердце заколотилось, как бешеное, в венах плеснул адреналин. Она инстинктивно прижала простыню к обнажённой груди. Умбры нигде не было.

— Как ты сюда попал? — потребовала она.

— Я умею создавать собственные порталы, — напомнил он спокойно.

Ах да. Конечно.

— Где Умбра? — бросила она, уже злее.

Грейв чуть повернул голову влево, и Женевьева проследила за его взглядом — у стены, на полу, безжизненно лежало тело лисы. У неё перехватило дыхание, она выскочила из постели, бросившись к ней. Но, увидев, как грудь Умбры медленно приподнимается… облегчение пронеслось по телу, как глоток воздуха после долгого нырка.

Она обернулась к нему с ледяным взглядом:

— Зачем ты здесь?

— Потому что Нокс подтвердил мои подозрения. Насчёт его чёртовой лазейки, — Грейв скрестил руки. — Я знал, что тут должен быть подвох. Не мог он просто так позволить кому-то выйти из этой Игры, не забрав что-то взамен. И я оказался прав. Нокс рассказал мне всё — как некую «любезность»: только один из нас может избежать службы каждый год. Если Роуин освободится — навсегда — Нокс не будет обязан отпускать никого больше. Мы обречены снова и снова участвовать в Игре, не имея настоящего победителя. Каждый год — возвращение в Ад, к службе у Нокса.

Женевьеву пронзил шок. Нокс действительно продумал всё до мелочей.

— Так что, если кто-то и выберется отсюда к чёртовой матери, — продолжил Грейв, — то это буду я. А это, к сожалению, значит, что твоё время здесь вышло.

— Ты уже пытался убить меня, — напомнила она. — И, как помнишь, не особо-то у тебя получилось.

— Зато теперь я знаю все твои трюки. Эффект неожиданности больше не работает… правда?

Женевьева замерла. Точнее… её парализовало.

— Ну же, — насмешливо сказал он. — Попробуй использовать магию.

Она попыталась — и… ничего. Ни искры. Ни движения. Тело не слушалось вообще. Всё, кроме мыслей, будто выключили. Как будто он держал её в чёрной тишине — неподвижной, безмолвной.

Она попыталась заговорить. Ни звука.

А потом он поднял её в воздух. Без рук. Только магией.

И Реми была права. Грейв был силён. До мозга костей. Женевьева ощущала эту силу в каждой клетке тела. Такой мощью до этого обладали лишь двое: Нокс… и сам Принц Дьяволов.

— Всё закончится, прежде чем ты успеешь понять, — пообещал он.

И в следующую секунду — всё вокруг взорвалось.

Когда Женевьева пришла в себя, она ничего не видела и не слышала.

Комната вокруг была наполнена клубящимися тенями. И среди них — одна вспышка золота. Глаза Роуина сияли.

— Что происходит? — попыталась спросить она, но её голос утонул в раскатах магической энергии, трещащей повсюду.

В следующую секунду кто-то распахнул дверь — и тени рассыпались ослепительной вспышкой света.

— Какого хрена тут происходит?! — взвизгнула Эллин.

Белый свет струился из её ладоней, поглощая тьму Роуина, и тени рассеялись, обнажив происходящее.

— Он пытался её убить, — зарычал Роуин, глядя на Грейва.

— Что нового? — крикнула Эллин. — Вы двое вечно готовы перерезать друг другу глотки из-за какой-то девчонки, с которой знакомы меньше недели. — Она метнула на Женевьеву взгляд, в котором промелькнули извинения. — Без обид.

Женевьева потерла пульсирующие виски:

— Без обид.

На самом деле, она даже частично согласилась бы. Сколько раз она сама подкалывала Офи за то, что та едва не умерла ради симпатичного Призрака с зелёными глазами, с которым провела всего несколько дней? Кажется, она должна извиниться. Потому что любовь не даёт ни малейшего чёрта о времени.

— А если я хочу его прикончить не из-за девушки, — прошипел Грейв, — а потому что он собирается обречь всю нашу семью?

— Что ты несёшь? — нахмурилась Эллин.

— Если Роуин выйдет из Игры, сестрёнка, — повторил Грейв, — остальные будут вынуждены играть каждый год. Без победителя. Нокс сам это подтвердил.

Эллин открыла рот, переводя взгляд с одного брата на другого:

— Охренеть.

— Давай покончим с этим прямо сейчас, — бросил Роуин, сверля брата взглядом. — Я уже говорил тебе, Грейв: она моя. Ты не заберёшь её у меня.

У Женевьевы перехватило дыхание.

Эллин вдруг стала серьёзнее.

— Тебе нужно уйти, Грейв, — сказала она тихо.

Он посмотрел на неё с явным недоверием.

— Играй, чтобы победить, если хочешь, — продолжила Эллин. — Но я не позволю тебе убить её вне Игры. Она мне нравится. И она заслужила право быть частью этой Игры.

Женевьева почувствовала, как в груди расправляется гордость. Небольшое, но значимое признание. Особенно от Эллин.

Грейв долго молчал. И, наконец, к её бесконечному облегчению, отпустил магический захват.

Не проронив больше ни слова, он исчез.

Эллин бросила взгляд на Роуина:

— Возьми себя в руки. Если я собираюсь тебе доверять, мне нужно быть уверенной, что ты хотя бы понимаешь, что делаешь.

И вышла следом.

— Умбра в порядке? — прошептала Женевьева.

Он кивнул, взмахнул рукой в сторону лисы — и Женевьева увидела, как тело Умбры растворяется в дымке.

— Я не смогу вызвать её какое-то время. Пока она не восстановится. Переломы и яд не убивают фамильяров. Не то что, скажем, пираний.

Он вернулся к кровати, притянул Женевьеву к себе и уткнулся лицом в её шею.

— Ты в порядке? — спросил он.

Женевьева кивнула:

— Это была… какая? Четвёртая? Пятая попытка убить меня? Я уже начинаю привыкать. — Пауза. — Ты поговорил с Эллин?

— Поговорил. Ей это не понравилось, но… ты сама слышала. Мы почти у цели.

Женевьева прошептала:

— Всё это — моя вина.

— Нет, — мягко ответил Роуин. — Я начал это задолго до тебя. Ты просто ускорила финал.

Она сглотнула.

— Роуин?

— Да?

— Ты снова назвал меня своей, — прошептала она.

Он отвёл взгляд:

— Прости. Я знаю, ты просила этого не делать.

Прежде чем она успела что-то сказать, он поцеловал её в висок.

— Спи. В этот раз я останусь рядом, — пообещал он.

Женевьева снова устроилась у него на груди, но заснуть в этот раз не смогла. Не из-за нападения Грейва. И не потому, что усталость куда-то ушла.

А потому что всё, что происходило, наконец обретало смысл. И в голове звенело лишь одно:

Она моя.

Она моя.

Она моя.

ШЕСТОЙ РАУНД ОХОТЫ

Глава 42. ИЗБРАННАЯ

Когда Женевьева так и не смогла снова уснуть, они с Роуином отправились в библиотеку. Разговаривали о чём угодно — только не об Охоте. В какой-то момент Женевьева задремала у него на коленях, пока он читал Тёмнейшие желания Дьявола, ожидая, когда наступит полночь.

Незадолго до того, как пробили часы, они направились в бальный зал и по пути столкнулись с Эллин. Спустя мгновение появился Грейв, а за ним — Нокс, играюще подбрасывая в воздух Охотничий Клинок.

Когда началась церемония выбора, и нож сорвался с места, направившись прямо к Роуину и Женевьеве, Роуин поймал его без труда.

— Готовы к Игре? — осведомился Нокс.

— Хотите вы того или нет, — отозвался Роуин.

Он объяснил ещё раньше, что выбрал именно эту игру, потому что в ней не было форы, в отличие от остальных.

Нокс едва кивнул:

— Начали.

Женевьева наблюдала, как Эллин вскинула подбородок и направилась прямиком к Роуину. Грейв смотрел с явным изумлением.

— Это между вами, — бросила она остальным. — Роуин. Как мы договаривались.

Роуин не колебался ни секунды. Он вонзил клинок ей в сердце.

И в ту же секунду Эллин исчезла.

Рык раздражения сорвался с губ Нокса, но никто даже не взглянул в его сторону.

Роуин повернулся к Грейву:

— Я могу гоняться за тобой по этому дому хоть до утра. А могу предложить тебе сделку — оставь нас в покое до завтрашнего финала, и мы устроим настоящую Охоту. Один на один. По правилам.

Повисло гнетущее, напряжённое молчание.

И, наконец, Грейв буркнул:

— Идёт.

— Все вы забыли, зачем вас сюда вообще привели? — вмешался Нокс.

— Не беспокойся, — бросил ему Грейв. — Это просто значит, что мы вложим все силы в взрывную развязку.

Похоже, это его немного успокоило. Но лишь немного.

Когда Грейв и Дьявол исчезли, Женевьева повернулась к Роуину:

— Что теперь?

— Теперь ждём конца, — ответил он, голос его был непривычно тихим.

Что именно он имел в виду — конец Игры или их конец — она так и не поняла.

Где-то посреди колдовских часов Женевьева вновь оказалась в библиотеке с Роуином. Никогда в жизни она не проводила столько времени за книгами, но, похоже, у неё действительно появился вкус к чтению — стоило только найти правильные книги.

Роуин оказался прав: «Тёмнейшие желания Дьявола» — это шедевр.

Она также поняла, что тишина рядом с ним доставляет ей больше удовольствия, чем с кем бы то ни было. В этой тишине было нечто особенное, какое-то тихое понимание. Конечно, долго она не выдерживала — её начинало тянуть к разговору, как к дыханию.

— Тебе страшно? Завтрашнего дня? — наконец прошептала она. — Того, чем всё это закончится?

— Да, — признался Роуин. — Мне страшно.

— Но всё будет хорошо, правда? — спросила она с мольбой. — Ведь между нами больше нет секретов?

Небольшая пауза.

— Правда, — кивнул он.

Женевьева проснулась, прижавшись щекой к груди Роуина. Его рука крепко обвивала её талию. Она зевнула и потянулась.

— Не помню, чтобы я засыпала здесь, — пробормотала она сквозь сон, поднимая на него глаза.

— Потому что ты уснула в библиотеке, — ответил он. — А я тебя перенёс.

Она кивнула.

— Женевьева, я должен тебе кое-что сказать, — прошептал он.

— Да? — отозвалась она.

— Я рад, что ты не послушала меня в тот первый день, когда я сказал тебе уйти. Что бы ни случилось, ты должна знать: ты спасла меня.

— И ты спас меня, — сказала она, поглаживая большим пальцем кольцо и браслет.

Он притянул её к себе и поцеловал — так, как ещё никогда прежде. Словно это был их последний поцелуй.

СЕДЬМОЙ РАУНД ОХОТЫ. ФИНАЛ

Глава 43. ЛИС

— Добро пожаловать в финальный раунд, — произнёс Нокс, появившись в бальном зале ровно в полночь, и кольцо на пальце Женевьевы тут же вспыхнуло огнём.

Роуин почти весь день молчал, но при этом не отказывал ей ни в чём. Они играли в карты за обедом, прошлись напоследок по лабиринту и заснеженным дорожкам, посмеялись над парадными портретами его семьи. Женевьева вдруг поняла, что до этого ни разу не взглянула на них по-настоящему. «Умбра выглядит лучше,» — сказала она тогда. Роуин согласился.

Теперь они стояли рядом, лицом к лицу с Ноксом и Грейвом, готовые к смертельной схватке.

— Для начала хочу поздравить вас, миссис Силвер, — сказал Нокс, глядя на Женевьеву. — По итогам голосования вы официально признаны Избранной в этом году. Самое время получить ваш приз. Надеюсь, вы помните, что это?

— Помню, — ответила она.

— Тогда просто представьте его в мыслях — и он должен появиться при вас, — велел Нокс.

Она сделала всё, как он сказал, и спустя мгновение почувствовала тяжесть в кармане платья.

— Этот финал у нас особенный, — продолжил Нокс. — Обычно этот раунд Игр — дуэль. Каждый получает шанс добраться до клинка, и побеждает тот, кто останется в живых. Но раз уж никто из членов этой славной семейки так и не справился с элементарной задачей — убить смертную девчонку, я решил немного изменить правила. И награду.

Женевьева замерла. Лицо Роуина оставалось непроницаемым. А вот Грейв улыбался.

— Если я умру, Салем придёт за тобой, — сказала Женевьева, глядя на Нокса.

Тот оскалился:

— Только если я не заберу твою душу и не пообещаю мучить её вечно, если он хоть взглянет в мою сторону.

Она взглянула на Роуина, но он по-прежнему смотрел вперёд, ни единым мускулом не выдавая эмоций.

— Итак, моё предложение, мальчики: если она умрёт в течение часа, я немедленно освобожу вас и всех ваших братьев и сестёр от контрактов со мной. Навсегда.

У Женевьевы перехватило дыхание. Дьявол выкладывал на стол все козыри.

— И я сделаю это для вас проще простого, — продолжил он. — Охотничий клинок доставит её душу мне. Ровингтон, я снял заклятье, связывавшее твою жизнь с её. Можете даже снова пользоваться магией. Раз уж она у нас такая скользкая.

Женевьева попятилась, а Грейв резко рванул вперёд — нет, не к ней. К Роуину. А тот всё так же не отреагировал ни на одно из слов Нокса.

— Ну что, хочешь сам или мне расправиться с ней? — спросил Грейв.

— Как благородно, — хмыкнул Нокс, прижимая руку к сердцу с насмешливым видом. — Не заставлять брата убивать собственную жену.

Женевьева мотнула головой и начала пятиться прочь от круга.

— Нет, — выдохнула она.

Улыбка Нокса расползлась ещё шире. В ушах у неё застучала кровь.

И тут Роуин повернулся к ней. Маска безразличия исчезла с его лица.

Он улыбался, как лис, наконец загнавший зайца в угол.

— Я хочу, чтобы ты знала: несмотря ни на что, мне искренне жаль то, что я сейчас сделаю, — сказал он.

Глава 44. ЗАЯЦ

Женевьева сорвалась с места. В точности как добыча, которой Дьявол так отчаянно хотел её видеть.

Её разум метался, пока она вылетала в фойе и бросалась к парадной двери. Заставляя ноги работать до боли, она вырвалась наружу, в сторону лабиринта. К этому моменту она знала каждый его поворот, каждую петлю — как свои пять пальцев.

Пробегая меж зеркал, встроенных в покрытые шипами стены, она мельком видела своё отражение — дикую девушку в великолепном платье, за которой гнался лис, похитивший её сердце.

Влетев в центр лабиринта, она наткнулась на Роуина — он уже ждал её там.

Позади него, в следующее мгновение, из воздуха возник Грейв.

И тут же — Нокс, вставший рядом с братом, расплывшийся в ухмылке от уха до уха. Кольцо на её пальце пылало так, будто вот-вот прожжёт кожу насквозь.

— Благодарю тебя, — сказал Нокс искренне. — Это будет действительно великолепный финал.

Роуин сделал шаг вперёд, и Женевьева попятилась, пока не упёрлась спиной в изгородь.

Ад — это клубящаяся тьма и тайны. Прямо как человек, стоявший перед ней.

— Я презираю тебя, — выдохнула она, когда чёрные щупальца магии, струившиеся из его ладоней, обвили её запястья и шею, вдавливая в колючую стену лабиринта. Тот самый соблазнительный заряд, что всегда пробегал по её коже, стоило ему оказаться слишком близко, вспыхнул вновь, и она стиснула зубы, подавляя жар, расползающийся по венам. В прошлый раз, когда его тени оплетали её вот так, между ними было куда меньше одежды.

Он двинулся следом за своей магией, приближаясь, пока его грудь не прижалась к её.

— Любовь. Ненависть. Одна страсть, только имена разные, — прошептал он. — И как легко размывается грань между ними, не находишь?

— Нет, — процедила она. — Для меня всё предельно ясно: я тебя ненавижу.

Он наклонился медленно, до самого уха, и прошептал:

— Докажи.

Позади него Нокс захохотал от удовольствия.

А затем Роуин произнёс почти беззвучно:

— Две правды и ложь?

Из-за его плеча Женевьева увидела, как Нокс с Грейвом переглянулись, не понимая, что происходит.

— Пошёл к чёрту. Как будто я поверю хоть одному твоему слову после этого.

— Давай, бедовая, сыграй со мной в последний раз, — усмехнулся он.

— Ладно, — её улыбка стала хищной. — Начинай.

— Ты любишь меня, — начал он.

У неё перехватило дыхание.

Он протянул руку и коснулся её лица, нежно, кончиком большого пальца провёл по щеке.

— Ты моя.

Он прижался ко лбу Женевьевы.

— И, наконец. Твой план гениален… но, думаю, он не сработает.

Сердце Женевьевы всё ещё бешено колотилось после двух первых фраз. Когда они продумывали всё это последние пару ночей, она сказала ему: удиви меня — выбери свои тайны сам. Маленькая игра. Только их двоих.

— Что, чёрт побери, здесь происходит?! — взорвался Нокс, делая шаг вперёд.

Женевьева улыбнулась. Роуин ослабил хватку, и она вытащила из кармана Замок Души.

— Правда. Правда. Ложь.

— Что происходит?! — взревел Нокс.

Позади него Грейв поднял руку — и в следующую секунду заморозил Дьявола на месте.

Нокс зарычал, и Женевьева увидела, как каждая мышца на теле Грейва напряглась до предела, жилы на его бицепсах вздулись так сильно, что казалось, вот-вот лопнут.

— Делайте, — процедил он сквозь зубы. — Я долго его не удержу.

Женевьева сжала кулон на своей шее и распахнула медальон. Всё началось с того самого момента, когда она впервые увидела Замок Души. Но когда она рассказала Роуину о своей идее, они оба поняли, что без помощи Грейва им не справиться. Уговорить его было не просто — особенно после того, что случилось в спальне Роуина. Понадобились часы уговоров, миллион обещаний и бесконечные упоминания Салема, но в конце концов они убедили его: это их последний шанс спасти всю его семью.

Грейв с самого утра пошёл к Ноксу и осторожно посеял в его голове идею — не убивать Женевьеву, а захватить её душу. Он также подбросил ему мысль, что можно стравить обоих братьев с ней, снять с них магические ограничения, чтобы у публики не осталось ни капли сомнений. Нокс должен был быть заворожён.

Он не устоит перед хорошим спектаклем, сказал тогда Роуин. И оказался прав.

— Готова? — спросил он теперь.

Женевьева уже кивнула… и вдруг замерла.

— Роуин?

— Да? — прошептал он.

Она отправилась в Энчантру, чтобы найти ответ — почему чувствует себя чужой в собственной семье. И нашла его. Того, кто сделал её частью своей семьи. Хотела она того или нет.

Последний год она мечтала снова стать той девушкой, которой была до Фэрроу. До того, как он разбил ей сердце, сжёг её мечты и утянул в темноту. Но Роуин был прав.

Свет был там, где была она сама.

— Может, вы наконец поторопитесь, чёрт бы вас побрал?! — задыхаясь от напряжения, прошипел Грейв.

— Я твоя, — прошептала она. — Позаботься о моей душе, ладно?

А затем она опустила руку, обхватила его ладонь — ту, что сжимала охотничий клинок, — и без тени колебания направила лезвие себе прямо в сердце.

Глава 45. УГАСАНИЕ

Каждый миллиметр её кожи пылал, когда она, ошеломлённо глядя вниз, увидела, как из её груди торчит клинок. Но в этот раз огонь не пугал её — потому что разжёг его он.

Словно наблюдая за собой со стороны, Женевьева увидела, как Роуин вытащил нож из её тела, и вместе с лезвием из раны вырвался сияющий синий свет. Роуин поднёс раскрытый медальон к танцующей энергии, и Замок Души мгновенно всосал её внутрь, захлопнувшись с отчётливым щелчком.

Я держу тебя, — прошептал он.

Она увидела слёзы в глазах Роуина. Но прежде чем смогла поднять руку, чтобы коснуться его, всё вокруг начало медленно погружаться в чёрноту.

Роуин.

Роуин.

Ро…

Ро…

…

НАЗАД К НАЧАЛУ

Глава 46. СЕРЬЁЗНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Когда Женевьева очнулась, её сознание было затуманено, но обстановка казалась до боли знакомой. Она с трудом разлепила веки и прищурилась, всматриваясь в темноту своей детской спальни. Тело налилось тяжестью, во рту пересохло. Она медленно приподнялась, опираясь на изголовье кровати, и потерла глаза кулаками, прогоняя туман в голове. Память судорожно искала хоть какую-то зацепку — как, чёрт побери, она оказалась дома?

Последнее, что она помнила — как карета оставила её перед серебряными воротами, в руке сжата приглашение…

— А вот ты и проснулась наконец.

Женевьева ахнула, прижав руку к сердцу от неожиданности — прямо перед ней стоял Салем. Ей всегда не нравилось, как он внезапно возникал из ниоткуда, но в этот раз на его лице не было обычной самодовольной усмешки. Наоборот — он выглядел серьёзным. И это было пугающе.

— Ты в дерьме по уши, — протянул он с ленивым акцентом южанина, словно строгий старший брат. Он неторопливо вытащил из коричневого бумажного пакета кусочек… чёрной лакрицы?

Женевьева с интересом уставилась на него, пока он закидывал конфету в рот и поморщился при жевании.

— Офелия же грозилась прибить тебя, если ты не избавишься от своего раздражающего южного акцента?

Он проглотил и потянулся за новой конфетой.

— Офелия сейчас в Квотере. Так что тебе достался я и мой отвратительный акцент — в качестве наказания.

— Наказания? — переспросила она, наблюдая, как он снова откусывает от конфеты и вновь корчится. — И ты что, не любишь лакрицу? Ты выглядишь так, будто умираешь от боли.

Он злобно уставился на пакет.

— Офелия любит красные кусочки, но они продаются вперемешку с чёрными, в том самом магазинчике на улице Шартр. Она каждый раз радуется, что мы можем «поделиться» — она съедает все красные, а я, типа, с удовольствием ем чёрные.

— Но тебе же очевидно мерзко, — заметила Женевьева.

— И мы оба никогда ей этого не скажем, — отрезал он, снова запихивая кусочек в рот. — Поняла?

Женевьева фыркнула.

— А ты не мог бы просто щёлкнуть пальцами и избавиться от них? Вместо того чтобы страдать?

Салем метнул в неё серьёзный взгляд:

— Я готов страдать миллионы раз, если это делает твою сестру счастливой. Я сожру миллион этих адских конфет. — Пауза. — Или сожгу к чёрту этот магазин. Пока не решил.

В груди у Женевьевы вдруг сжалось. Она смотрела, как он аккуратно складывает верх пакета и прячет его во внутренний карман своего изумрудного пальто. Она знала, как просто ему было бы создать любую вещь по щелчку пальцев, исполнить любое желание — своё или Офелии. Но именно в этих простых, пусть даже неприятных действиях и проявлялась его любовь к сестре.

Теперь он скрестил руки на груди и сузил глаза:

— А теперь, раз уж мы говорим о страданиях твоей сестры — какого, мать его, ты решила отклониться от её тщательно составленного маршрута?

— Я… хотела кое-что найти, — прошептала Женевьева.

— Виви, — строго произнёс Салем.

— Вы с Офелией никогда бы не поняли, — так же тихо продолжила она. — Вы есть друг друга. Вы понимаете друг друга. А я хотела найти кого-то, кто поймёт меня.

Он тяжело выдохнул. Возразить было сложно.

— Что случилось? — наконец спросила она. — Как ты меня нашёл? Когда я вернулась?

В изумрудных глазах появился стальной блеск.

— Что ты помнишь?

Она задумалась. На самом деле — почти ничего. Словно мотыльки проели дыры в её памяти. Вроде бы она была в Риме… за ней следовали вороны… потом ворота, ягоды с шипастых лоз…

Наверное, дело в ягодах. Они, должно быть, были отравлены.

Она поделилась этой догадкой вслух, но, когда выражение лица Салема не изменилось, нахмурилась:

— Что? Что не так?

— Дело вовсе не в демонических ягодах, — осторожно произнёс он. Словно боялся спугнуть её. — Ты… умерла, Женевьева.

— Что? — воскликнула она с полуусмешкой. — Перестань, не смешно.

— Четыре дня назад, — спокойно сказал он, — мы с Офелией прекрасно проводили день, когда двое здоровяков буквально вырвали портал посреди гостиной и доставили в него твой труп.

Женевьева застыла с открытым ртом. Он, похоже, совсем не шутил.

— К счастью, ты была только временно мёртвой, — сообщил Салем с явным раздражением. — Один из этих мужиков принёс с собой медальон с твоей душой. Ты хоть представляешь, насколько трудно оживить смертное тело после того, как из него вынули душу?

— Нет, — прошептала она, всё ещё в шоке от его слов.

— Очень, — отрезал он. — Очень трудно. И очень затратно.

Женевьева откинула одеяло и села на край кровати. Ноги дрожали, в груди всё шире расползалась какая-то глухая, холодная пустота.

Что это за ощущение?

Когда она почувствовала, что может стоять, подняла голову и спросила:

— Я чувствую себя… другой. Что со мной произошло?

Салем покачал головой:

— Чтобы воссоединить твою душу и тело, мне пришлось использовать куда больше магии, чем у меня вообще есть под рукой. Чтобы заклятие удержалось, мне пришлось… кое-что у тебя забрать.

— Что? — она побледнела.

— Все твои воспоминания о человеке, которого ты любишь. И тебе повезло, что мне не пришлось забрать больше.

— Кто? — выдохнула Женевьева. — Кто этот человек? Кто был стёрт?

Она пробежалась по памяти: Офелия. Салем. Люси. Басиль. Айрис. По. Мама…

Все были на месте.

Но почему тогда в груди зияет эта пустота?

— Память — хрупкая ткань, — мрачно произнёс Салем. — Поверь, я знаю. Сейчас перегрузить тебя деталями — значит навредить ещё сильнее.

— То есть ты просто ожидаешь, что я буду жить в неведении? Без воспоминаний о том, что, судя по всему, изменило всю мою жизнь? — голос её дрожал от возмущения.

Он уже открыл рот, чтобы ответить, как вдруг внизу раздался знакомый голос:

— Салем?

Салем тут же расплылся в довольной улыбке:

— Наверху, ангел. Угадай, кто наконец проснулся?

Пауза. Потом — торопливые шаги вверх по лестнице.

Как только Офелия появилась в комнате, она кинулась к сестре:

— Виви. Слава Аду. Я места себе не находила от тревоги.

Женевьева прижала её к себе как можно крепче. В объятиях Офелии тревожная пустота внутри слегка притихла.

— Офи, твой Дьявол ничего мне не рассказывает.

— Ябеда, — хмыкнул Салем.

Офелия отстранилась и зыркнула на него, но взгляд сразу перевела на сестру — и там, в её глазах, уже бушевала злость:

— А он и не должен. Потому что он изо всех сил пытается исправить ту кашу, в которую ты вляпалась. Ты в своем уме, Женевьева? Сама, в чужой город, без предупреждения?!

— Я просто… Я хотела найти ответы. О маме. О себе. Есть ли ещё такие, как я. Как мы.

Глаза Офелии немного смягчились.

— Я знаю, мама никогда не давала тебе того, что ты заслуживала. Я это знаю. Но я дам. Всё, что угодно. Только, пожалуйста, перестань лезть в неприятности.

Женевьева закрыла глаза и прижалась лбом к лбу сестры.

— Я знаю, Офи. Мне просто нужно было… найти что-то самой.

— Я понимаю, — мягко ответила Офелия. — Мы ещё поговорим. А пока — приведи себя в порядок и прочти первое письмо.

— Первое письмо? — переспросила Женевьева.

Салем достал из одного из карманов своего плаща конверт. Запечатанный сургучом, с печатью, до боли знакомой.

— Начни отсюда, — велел он. — Мы все решили, что лучше будет рассказать тебе всё по частям.

Женевьева поморщилась, выхватывая письмо из его рук.

— Это глупейшая трата времени. Почему бы вам просто не выложить всё сразу?

Салем усмехнулся:

— Он так и сказал, что ты будешь возмущаться именно на этом моменте. Поэтому он и не стал рассказывать нам всех деталей. Даже если бы мы захотели рассказать — не смогли бы. Но не волнуйся. Каждую неделю ты будешь получать новую часть истории.

Прежде чем она успела спросить кто он, или затеять новый спор, Салем вместе с Офелией исчез из комнаты, оставив её один на один с загадочным конвертом.

Женевьева поддела сургуч ногтем и развернула плотный пергамент. Почерк — изящный, с изогнутыми завитками — был до боли знаком. Точно такой же, как на том проклятом, зачарованном приглашении. Но внизу стояла вовсе не подпись Баррингтона Сильвера.

Ровингтон.

Как только она прочла это имя, по спине пробежал холодок. Реакция была настолько сильной, что она отшатнулась и села на край кровати. Затем, не дыша, принялась жадно читать.

Дорогая Женевьева,

Ты не знаешь меня, но я очень хорошо знаю тебя. Уверен, ты уже бесишься от нетерпения из-за того, что эту историю тебе придётся узнавать по письмам.

Так и было.

Наверняка каждое твоё предложение сейчас заканчивается вопросительным знаком.

Попадание в точку.

И, несмотря на твою близость к миру паранормального, ты, скорее всего, сочтёшь историю, которую я собираюсь рассказать, совершенно невозможной. Но уверяю тебя — каждое слово в ней правда. А правда между нами — вещь особенная. Ты скоро это поймёшь.

С чего бы начать?

С самого начала.

И он начал.

Глава 47. ПЕРЕПИСКА

Их история приходила к ней волнами — как цвета весны и знойное лето в Луизиане.

Но воспоминания — нет.

В первые недели Женевьева каждый день ждала прихода почты, срывая сургуч с конвертов ещё до того, как они касались пола на крыльце, жадно вчитываясь в строки о времени, проведённом в Энчантре, и жестокой игре, в которую им пришлось играть. Сначала её захватило то, как он умел писать о ней — будто знал каждую грань, каждую её мысль. Хотя она не помнила даже их встречи.

Но к концу июня в её сердце поселился страх. Это произошло после того письма, в котором он поведал ей о сути их отношений. Об их вынужденном браке. С тех пор каждый новый конверт казался ей ударом в живот. Она надеялась, что с каждым новым письмом память начнёт складываться, как мозаика, и она снова почувствует себя целой. Но с каждым фрагментом повествования в ней лишь нарастало разъедающее чувство утраты.

Женевьева не чувствовала ни любви, ни даже надежды по отношению к таинственному незнакомцу, присылающему письма — её мужу. Как бы ей этого ни хотелось. А ей хотелось. Отчаянно. Ради него — ведь, судя по всему, она любила его настолько, что позволила убить себя, лишь бы спасти его семью. Но и ради себя — потому что кошмары о Фэрроу вернулись.

Сейчас она лежала в постели, хотя часы давно перевалили за полдень, ожидая нового письма. Последнего. Так он сказал.

— Виви? — донёсся голос Офелии снизу.

Женевьева сжала веки, прежде чем подняться с кровати и спуститься по лестнице. В холле она увидела, как Салем передаёт Офи недовольного Поу, и та, улыбаясь, чешет кота за ухом. Затем Салем медленно наклоняется и целует её в губы.

Женевьева откашлялась:

— Ты звала?

Офелия отстранилась от Салема и протянула руку. В ней был свёрток.

— Только что пришло, — сказала она.

Посылка была подписана его рукой, но на ощупь — гораздо плотнее обычных писем. Женевьева разорвала обёртку и сразу поняла почему. Внутри лежала небольшая чёрная коробочка и очередное письмо. Офелия с Салемом обменялись вопросительным взглядом, пока Женевьева открывала коробку первой.

На подложке покоился золотой браслет с гравировкой: свет — там, где ты.

Женевьева с трудом сглотнула.

Затем она развернула письмо.

Дорогая Женевьева,

Финальная часть нашей истории — это момент, когда всё пошло наперекосяк. Когда Нокс понял, что Принц Дьяволов действительно связан с твоей сестрой, он отчаянно захотел подчинить тебя. И именно это сделало его уязвимым.

План, который ты придумала, был почти безупречен. Никто не даёт тебе должного за то, с какой лёгкостью ты вытаскиваешь информацию из людей и удерживаешь её в памяти.

Именно твой визит в хранилище Нокса навёл тебя на идею.

Ты предположила, что, если сыграть на его алчности, он предложит нам то, чего мы хотим больше всего — свободу от Охоты. Если убедить его, что можно забрать твою душу вместо убийства, он пойдёт на это. А если мы поместим душу в Ловец и сбежим, твой друг Салем сможет вернуть тебя к жизни.

Извлечение души удовлетворило бы формальные условия сделки — и мы могли бы уйти.

Мы пошли к Грейву. Это был риск. Но, в конце концов, он всё ещё мой брат. А ты — это ты. Ты убедила его, что всё получится. Что он сможет подбросить идею Ноксу — как раз потому, что сам пытался убить тебя столько раз. И если Нокс согласится освободить нас всех — значит, пришло время сделать правильный выбор.

Когда я рассказал Эллин о плане, она согласилась сдаться. Она поняла: если вернётся в Ад, то сможет убедить Уэллса и Севина помочь вытащить нашу мать из Ноксиума. Нокс всё равно будет обязан исполнить свою часть сделки и дать матери Исправление — но хотя бы она уже не будет в логове Дьявола.

Оставался последний, кого нужно было убедить в моём предательстве, — сам Нокс. Хотя бы на время. Чтобы он вернул нам с Грейвом магию.

Забрать твою душу было опасно. Салемаэструс чуть не убил нас с Грейвом за то, что мы вернули тебя домой в таком состоянии. Думаю, только твоя сестра спасла нам жизни.

Но, несмотря на то что план сработал, Женевьева…

…была одна вещь, которая пошла ужасно не так.

Салемаэструс сделал именно то, что ты предполагала: извлёк твою душу из Ловца и вернул её в твоё физическое тело. Не думаю, что я когда-либо испытывал такую боль, как в те минуты, пока твоё сердце не забилось вновь.

Но потом оно забилось.

Ты очнулась.

И не узнала меня.

Это было почти невыносимо.

Есть что-то жестокое в том, чтобы быть чужим для того, кто знал тебя лучше всех. Жестоко — получить на мгновение вкус того, каким могла быть моя вечность: наполненной твоей улыбкой, твоим смехом, твоим желанием — и потерять всё это за считаные секунды.

Жестоко — осознавать, что если память к тебе не вернётся, то по справедливости мне стоит отпустить тебя.

Но проблема в том, Женевьева, что я не могу.

И никогда не смогу.

Я знаю, что письма не пробудили в тебе воспоминания. А значит, возможно, они уже никогда не вернутся. Но я не перестану искать способ вернуть их тебе. Я буду искать, сколько бы веков на это ни ушло. Потому что моя вечность уже принадлежит тебе. Я поклялся в этом в своих свадебных обетах.

Я пойму, если ты не чувствуешь того же. Если захочешь жить дальше.

Наши обеты могли звучать как «вечно», но, как я сказал тебе тогда — ничто не вечно по-настоящему.

Кроме моей тоски по тебе.

С преданностью,

Роуин

2 МЕСЯЦА СПУСТЯ

Глава 48. ЕЁ КОЛЬЦО

Женевьева брела по Французскому кварталу, следуя за Сейлемом и Офелией. Те направлялись в антикварную книжную лавку, где могли зависнуть над старинными фолиантами куда дольше, чем у Женевьевы хватало терпения на пыль и запах старой бумаги.

Сейлем остановился перед уличным фокусником с тремя чашками и резиновыми шариками, доводя мага до безумия тем, что каждый раз выбирал не ту чашку — но шарик всё равно оказывался под ней. Офелия уткнулась лицом в грудь Сейлема, стараясь не расхохотаться.

— Я забегу за пралине в «Лауру», — сказала Женевьева, заметив знакомую кондитерскую на углу.

— Возьми и мне, — попросила Офелия.

Женевьева кивнула и, вертя на запястье свой браслет, пошла по направлению к магазину, затерявшись в потоке туристов, мыслями совсем не здесь.

Когда она подошла к двери, кто-то опередил её и распахнул её первым.

— Спасибо, — машинально поблагодарила она, поднимая глаза на лицо незнакомца.

И застыла.

Он был, пожалуй, одним из самых красивых людей, которых она когда-либо видела. Янтарные, почти светящиеся глаза. Чёрные, растрёпанные волосы, непослушно завивавшиеся на концах. И золотое кольцо в нижней губе — от одного его вида у неё внутри всё перевернулось.

Он едва заметно улыбнулся, скользнув взглядом к браслету, с которым она возилась.

— Привет, — тихо сказал он.

— Привет, — ответила она.

Он уже открыл рот, собираясь что-то добавить, когда между ними с лёгким звоном упал металлический предмет. Они оба посмотрели вниз — это было массивное серебряное кольцо.

Он присел, чтобы его поднять.

— Это твоё?

Сигнет. С резным узором по ободу и гладким чёрным ониксом в центре.

Женевьева покачала головой, усмехаясь.

— Я бы в жизни не надела такое. Оно…

— Уродливое? — подсказал он.

Она вновь взглянула в его золотистые глаза.

— То есть ты тоже так считаешь?

Но он не ответил. Только склонил голову набок, пристально разглядывая её, будто чего-то ждал.

После затянувшейся паузы Женевьева спросила:

— Что-то не так?

Разочарование промелькнуло в его странных, сияющих глазах. Настолько явное, что она почти ощутила его как своё. И всё же он сказал лишь:

— Ты не заходишь?

— О. — Она моргнула, осознав, что он всё ещё держит дверь. — Нет. Пожалуй, передумала.

Он кивнул.

— Хорошего дня.

— И тебе.

Он отпустил дверь и, не сказав больше ни слова, прошёл мимо, исчезая за спинами прохожих. Женевьева провожала его взглядом, пока всё сильнее не чувствовала, как что-то внутри начинает свербеть, подсказывая, что нельзя вот так просто отпустить его.

Прежде чем поняла, что делает, она уже шла за ним. Сначала медленно. Несколько неуверенных шагов. Потом быстрее. И вот уже бежала.

— Подожди! — крикнула она.

Он резко обернулся.

— Я… я ошиблась, — сказала она, запыхавшись. — Кольцо… оно моё. Просто забыла.

На его лице вспыхнула надежда. Он полез в карман и достал серебряную «безвкусицу». Когда он протянул её ей, Женевьева была почти уверена, что в его глазах мелькнуло облегчение.

Он не сводил с неё взгляда.

— Спасибо, — сказала она.

Не теряя больше ни секунды, она развернулась и бросилась обратно в сторону Квартала — к сестре. Пока этот незнакомец не передумал и не забрал кольцо обратно.

Две недели после той встречи в Квартале Женевьева почти не спала.

Она ворочалась по ночам, пока в её снах вновь и вновь не возникали зеркала, лабиринты — и один и тот же силуэт рядом. Тень. Мужчина. Всегда один и тот же.

А потом — однажды ночью — промелькнуло нечто иное.

Лицо.

С золотыми глазами.

Она резко села в постели, сердце бухало в груди, как у загнанного зверя.

Было далеко за полночь, когда она сдёрнула с себя одеяло и подбежала к трюмо. Руки дрожали, когда она выдвинула верхний ящик и стала судорожно перебирать содержимое — пока не нашла кольцо. То самое безобразное, что вручил ей незнакомец в тот день во Французском квартале.

Женевьева долго смотрела на него, прижав к груди, будто боясь, что оно исчезнет. Затем сделала нечто странное — надела кольцо на безымянный палец.

И воспоминания расцвели в её голове.

Не медленно, не понемногу — они нахлынули разом, как дым, заполняющий собой каждый уголок сознания. Волной. Сценами. Кадрами. Ощущениями. Её едва не вырвало от головокружения.

Ворота Энчантры.

Первый раз, когда она увидела его лицо.

Свадебное платье на её теле.

Клятвы.

Первый поцелуй.

Смерть на его руках.

Она вскрикнула и рухнула на колени, вцепившись пальцами в виски, как будто могла удержать собственный мозг от распада на части. Боль была невыносима — будто лоскуты памяти вшивались в её разум иглами. И всё же — она благодарила небеса за эту боль.

Потому что он вернулся.

Он, во всех своих бликах, касаниях, взглядах.

Один за другим, он возвращался к ней. Во всей своей ошеломительной полноте.

Глава 49. ВОСПОМИНАНИЯ

Но эта сцена в Аду принадлежала не её памяти, а его.

— Мне сказали, ты пришёл заключить со мной сделку, Роуингтон Сильвер, — усмехнулся Король Ада, взирая на Роуина с высоты своего трона. Пламя, окружавшее зал, вспыхнуло выше, реагируя на силу его голоса.

— Да, — подтвердил Роуин. — Я хочу предложить кое-что, чтобы вернуть воспоминания любимой.

— Воспоминания жены, верно? — прищурился король.

— Да, — гордо произнёс Роуин.

— Воспоминания — вещь хрупкая, — заметил король. — Стоит им покинуть разум полностью, и они рассеиваются, как дым на ветру. Вот почему гораздо выгоднее прятать воспоминания, чем уничтожать их. А чтобы восстановить — нужна мощнейшая магия.

Роуин ждал.

— Мне, по правде сказать, не по душе, когда создания Ада водятся с простыми смертными, — пробормотал король. — Но, возможно, за должную плату я подумаю.

Роуин выпрямился. — Назовите её.

Улыбка короля стала опасной. — Хочу, чтобы ты использовал своё нынешнее положение и уговорил моего сына навестить меня.

Роуин нахмурился. — Нет. Если Женевьева узнает, что я предал её сестру ради её воспоминаний, она этого никогда не простит.

Король пожал плечами. — Это твоя личная трагедия. Не согласен с условиями — ищи помощь в другом месте.

Роуин сжал кулаки. Должно же быть что-то, что он может отдать. Он готов стоять здесь вечно, если придётся. Пока…

Мысль прорезала его разум, как нож.

— А как насчёт моего бессмертия? — предложил он. — Если вам так не по нраву, что создания Ада любят смертных, то свяжите мою жизнь с её.

Король заинтересованно вскинул бровь. — Любопытно.

Они смотрели друг на друга слишком долго. Казалось, король действительно готов заставить его ждать здесь вечность.