Если женщина хочет...

2

В тот же самый четверг Сэм Смит, сидевшая в своем кабинете, уронила голову на письменный стол. Точнее, не на стол, а на кучу бумаг, в основном отчетов о состоянии рынка, финансовых сво­док и непрочитанных писем. Нужно было разобрать их до семи вечера.

Задача казалась невыполнимой, поскольку ее секретарша Ли­дия заболела гриппом. У самой Сэм болело горло, а веки налились тяжестью. Было ясно, что настала ее очередь. Но Сэм не могла позволить себе такую роскошь. Сегодня ей предстояло присутст­вовать на ночном концерте, а завтра на восемь тридцать утра было назначено важное совещание по утверждению бюджета. Она не имела права даже на усталость, поскольку занимала свой пост директора-распорядителя входившей в «Титус» студии «Эл-Джи-Би-Кей» всего две недели. Пост, ради которого человек мог бы убить собственную бабушку.

Сэм потерла глаза, рискуя размазать тушь и превратиться в енота. За что ей такое наказание? Последние восемь дней все шло как по нотам. Она любила «Титус Рекорде», обожала свою новую работу и дрожала от радости при мысли, что сможет помогать лю­дям делать карьеру и превращать их в звезд, известных всему ми­ру. Она мечтала об этом пятнадцать лет – и вот теперь может все испортить…

Услышав, как поворачивается ручка двери, Сэм рывком под­няла голову, откинула со лба платиновые волосы и широко от­крыла глаза. Дверь распахнулась, пропуская Стива Пэрриса. Сэм собралась с силами и заставила себя любезно улыбнуться. Если в четверг в половине шестого к тебе является босс, ты обязана из­лучать энергию и в то же время держать ушки на макушке. Ни о ка­ком гриппе не может быть и речи.

– Чем могу служить? – осторожно спросила Сэм.

За две недели работы в «Титус Рекорде» она поняла, что Стив Пэррис, любивший изображать рубаху-парня, на самом деле нуж­дался в подхалимаже так же, как другие нуждаются в кислороде. Маленький и жилистый, Стив умудрялся выглядеть грозно. Лю­ди, которые позволяли себе смотреть на Пэрриса свысока, бы­стро жалели об этом. Было в нем нечто такое, что заставляло ок­ружающих нервничать. В том числе и Сэм.

Она не была трусихой, но знала, что Стив ее недолюбливает. Пэррис хотел, чтобы этот пост занял мужчина. Однако президент европейского отделения «Титуса» предпочел ее. Стиву пришлось уступить, но он снова не был в восторге от этого решения.

– Я просто шел мимо, – сказал он, обводя пронзительными черными глазками заваленный бумагами стол и полупустой ка­бинет. – Сегодня вечером вы, кажется, хотели взглянуть на «Денсити»?

Так вот оно что… «Денсити» – рок-группа, с которой Стив за­ключил дорогостоящий договор, – только что закончила свой первый альбом и сегодня выступала в маленьком ночном клубе Сохо. Сэм знала, что ее будущее во многом зависит от этих ребят, но сегодня ей хотелось только одного: поскорее оказаться дома, напиться горячего чая с медом и нырнуть в постель.

– Не могу дождаться, когда увижу «Денсити» живьем, – лицемерно сказала она. – Те части альбома, которые я слышала, мне очень понравились.

Густые брови Стива встопорщились, а черные глаза стали еще меньше и пронзительнее. – Вы хотите сказать, что еще не удосужились прослушать его целиком?

– Я слышала большинство песен, но три из них пришлось переписать. Звукорежиссер обещал прислать окончательный вариант завтра, – объяснила Сэм, пытаясь сохранить спокойствие.

– Жаль… Вам следовало прослушать их заранее. Увидимся вечером на концерте, а завтра поговорим об альбоме, – сказал он и вышел, хлопнув дверью.

Сэм стиснула кулаки. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Все, на сегодня она с бумагами завязывает. Черт побери, зря, что ли, она занимает пост директора-распорядителя? У нее начинался грипп, она собиралась на ночной концерт и была обязана переодеться, чтобы не выглядеть полной дурой. Хороша она будет в деловом сером костюме с эмблемой «Титус Рекорде» среди толпы молодых людей, облаченных в камуфляжные брюки, шляпы фасона «Кэнгол» и спортивные костюмы! К черту бумаги, она едет принимать лекарства от гриппа и переодеваться!

Сэм заперла дверь и пошла по коридору в полной уверенности, что на нее никто не обращает внимания. Однако она ошибалась: люди всегда обращали внимание на Сэм Смит. Не потому, что она была красавицей, супермоделью или кинозвездой. А потому, что она излучала энергию и неслась по коридорам, как маленький вихрь.

Хоуп была выше и крупнее сестры, но, когда они оказывались рядом, люди замечали только Сэм. В отличие от неброской и мягкой сестры, Сэм была воплощением напора и решительности. У нее был классический имидж деловой женщины – строгие брючные костюмы от лучших дизайнеров, гладкие нейлоновые чулки, неизменный «дипломат» и мобильный телефон. Клиентам следовало с первого взгляда понимать, с кем они имеют дело. У нее был решительный подбородок, длинный прямой нос, бро­ви с приподнятыми уголками и золотисто-карие глаза. Кожа Сэм была более смуглой, чем у Хоуп, а летом она загорала так, что становилась похожей на итальянку.

Когда они с Хоуп учились в школе, никто не верил, что они сестры. У них были похожи только рты. Но если Хоуп пухлые губы придавали невинный и неуверенный вид, то всякий видевший Сэм подозревал, что она сделала инъекцию коллагена. Поэтому старшая сестра пользовалась только бледной помадой и пыталась уменьшить объем губ с помощью контурного карандаша. Рот Хоуп был беспомощным и очень сексуальным, а Сэм всеми сила­ми избегала того и другого. Она была убеждена: стоит только по­казать слабость, как ее сожрут с потрохами.

– Если бы ты была прибрежной скалой, на тебе следовало бы поставить знак «Осторожно, рифы!», – подшучивала ее лучшая подруга Джей, когда они обедали в своем любимом китайском ресторанчике.

Сэм всегда смеялась над ее словами, но в последнее время они перестали казаться ей забавными. Гибкая и тоненькая американ­ка из Атланты, Джей познакомилась с Сэм в университете и стала одной из ее немногих подруг. Она одевалась пестро и дешево, как цыганка, работала в книжном магазине, чтобы иметь возмож­ность оплачивать счета за квартиру и электричество, завидовала целеустремленности Сэм, но говорила, что карьера не для нее. Впрочем, сегодня вечером Сэм то же самое думала о себе.

Когда Сэм наконец добралась до дома, голова уже раскалыва­лась, а руки и ноги были как чугунные. Наскоро перекусив, она приняла первую порцию лекарства и села за компьютер, чтобы отправить сообщение по электронной почте.

«Привет, Хоуп, – набрала Сэм. – Как дела, дорогая? Сегодня мне не очень по себе, потому что я заболеваю гриппом, а работа – настоящий кошмар. Извини, я не хотела тебя расстраивать, но мне нужно кому-то пожаловаться. Похоже, я выживаю из ума. Сказывается возраст. Я теряю способность втирать очки колле­гам, хотя меня взяли на работу именно для этого. (Шутка.) Кроме того, вечером мне предстоит идти на концерт и слушать музыку, которую сочинили бы Тоби и Милли, если бы их оставили в пустой комнате с двумя гитарами, акустическим усилителем и ударной ус­тановкой. А я только что приняла парацетамол. Надеюсь, скоро увидимся. Сэм».

Она быстро приняла душ, натянула черные нейлоновые брю­ки, оранжевую майку и длинную черную кожаную куртку, как будто сшитую специально для нее. Потом залпом выпила стопку водки, чтобы восстановить силы, и вышла на улицу через час после своего прихода.

В клубе было душно и тесно от поклонников «Денсити». Имя Сэм нашлось в списке приглашенных, и она прошла за кулисы мимо скопившейся в зале толпы. За электронным оборудовани­ем горбились какие-то длинноволосые типы; их обнаженные би­цепсы были покрыты капельками пота. Никто не обращал на нее внимания.

Сэм не знала, куда идти, а спрашивать не хотела. Она двинулась по извилистому коридору и очутилась в просторной прохладной комнате, где стояли столы, пластмассовые стулья и несколько бочонков пива. В углу сидели два сотрудника звукозаписывающей компании, пили пиво из банок и болтали с худым бритоголовым пареньком.

Сэм еще не успела познакомиться со всеми служащими «Титуса», но этих двух она знала. Дариус из отдела репертуара был красивым парнем лет двадцати шести. В этом отделе работали люди молодые, музыкальные и очень богемные. Они рыскали по клу­бам и отыскивали новые таланты. Работа у этих ребят была ноч­ная, а потому они появлялись в офисе не раньше половины деся­того, с усталыми глазами и самопальными компакт-дисками, которые им всучили ночью. Кое-кто из них терпеть не мог людей типа Сэм, считая их снобами и ретроградами, не способными по­нять авангардную музыку, поклонниками которой были они са­ми. Сэм слышала, что Дариус великолепный работник, обладаю­щий фантастическим чутьем, совершенно необходимым при об­щении с группами, авторами песен и администраторами.

Рядом с ним сидела сотрудница рекламного отдела. Лидия сказала, что все называют ее Шер, потому что эта тридцатилет­няя женщина была очень похожа на американскую певицу и лю­била носить одежду в стиле семидесятых годов, подчеркивая это сходство.

– Привет, ребята, – сказала Сэм, подтягивая к себе стул. – Вы уже видели группу?

– Они не любят встречаться с кем-то перед концертом, – су­рово сказала Шер. – Кроме Стива, – добавила она таким тоном, словно Стив Пэррис был самим господом богом. «Конечно, сам Стив именно так и считает», – сердито подумала Сэм.

– Стив уже здесь? – спросила она, зная, что после концерта ей обязательно придется поговорить с ним.

– Нет, он задерживается, – ответил Дариус. – Не хотите си­гарету? – вежливо добавил он, протягивая пачку.

– Бросила, – сказала Сэм. – Но все равно спасибо.

На самом деле она отдала бы полжизни за чашку чая, который мог бы смягчить боль в горле. В углу стоял огромный чайник с кипятком и пластмассовые кружки, лежали пакетики с чаем и са­харом. Но здешняя публика предпочитала темное пиво, и Сэм чувствовала, что, если она выпьет чаю, это навсегда оставит на ней клеймо сноба.

Вскоре они услышали, что на сцену вышла группа разогрева, и комната тут же опустела, поскольку всем захотелось посмотреть на нее. Шум стоял ужасный. Казалось, что два слона устроили драку в посудной лавке. Сэм сумела выслушать две песни, затем вернулась в комнату и заварила чай. Плевать, пусть смотрят. Она лет на пятнадцать старше тех, кто собрался за кулисами, и если хочет чаю, то непременно выпьет. В конце концов, возраст имеет свои преимущества.

Когда группа разогрева наконец закончила выступление, она присоединилась к остальным и стала ждать выхода «Денсити». После десяти минут свиста, криков и хлопков на сцену вышли музыканты. Это были совсем молодые ребята, все они носили странные прически, чудовищные наряды и необычный пирсинг. Музыка этой группы была не во вкусе Сэм, но она ощущала ее энергию и напор. Оставалось надеяться, что люди, покупающие компакт-диски, с ней согласятся.

Спустя полчаса Сэм решила пройти в зал и посмотреть на груп­пу глазами публики. Она всегда так поступала: реакция поклон­ников была одним из двух главных критериев оценки. Вторым (и более важным) критерием было то, как продается альбом.

Предупредив охранников, что она скоро вернется, Сэм спус­тилась в зал и тут же ощутила запах молодых тел, пота, духов и марихуаны. Она стояла у стены и вдыхала то, что можно было на­звать Духом Времени.

Ее всегда удивляло, что эта публика пользуется цветочными духами. Вокруг стояли девушки в кожаных куртках, брюках в об­тяжку, обуви на умопомрачительных каблуках и бросали на нее дерзкие взгляды. При этом Сэм ощущала ароматы знакомых ду­хов, стоявших на туалетных столиках их матерей, и свежий запах дезодорантов; сексуальность соседствовала с невинностью. Вне­запно эти девушки превращались из хулиганок в ранимых юных женщин, которые волновались перед выходом в свет, надеялись, что они правильно оделись, клялись родителям вернуться не позд­но и не пить ничего крепче смеси вина с газированной водой.

Все они и в самом деле были очень молоды и стремились как можно скорее стать взрослыми. А она ощущала себя старой. Сэм устало потерла виски. Что это с ней? Она чувствовала себя так целый день и знала, что не сумеет выдержать весь концерт тяже­лого рока. У нее не было сил стоять в прокуренном клубе и отби­вать ногой какой-то непонятный ритм. Ей хотелось оказаться дома, выпить бокал красного вина, послушать сладкоголосую Нину Симонс и расслабиться.

Сэм закрыла глаза и мысленно ущипнула себя. Держись, ста­рушка! Ты деловая женщина, вот и делай свое дело. Когда «Ден­сити» закончили выступление, она пошла искать Стива. Нужно было сказать ему, что он нашел группу двадцать первого века.

На следующее утро Сэм чувствовала себя так, словно попала под грузовик. Она проснулась в половине шестого, залитая холодным потом. Голова болела, в горле саднило… Сэм с трудом поднялась, дотащилась до кухни и вскипятила чайник. Может быть, лимон и мед помогут ей лучше, чем принятые накануне ду­рацкие снадобья от гриппа. Ах, если бы она могла позволить себе остаться дома! Но Сэм понимала, что не имеет права болеть, не проработав на новом месте и двух недель. Обычно она выходила из дома в десять минут восьмого, но это время давно прошло, а Сэм все еще чувствовала себя так, словно ее голова стала разме­ром с баскетбольный мяч.

Ехать в метро было выше ее сил, и Сэм вызвала такси. Она бы­ла больна и имела право побаловать себя.

Когда Сэм вошла в кабинет, на часах было десять минут десятого. Жизнерадостная Лидия сидела за своим письменным столом.

– Вы ужасно выглядите, – сказала она.

Сэм злобно уставилась на нее и подумала, что неправильно выбрала секретаршу. Ее прежние помощницы не позволяли себе обсуждать внешность босса. Должно быть, с возрастом она помягчела. Единственным оправданием было то, что Лидия хорошо справлялась с работой, несмотря на беспечный вид.

– Спасибо за заботу, – проворчала Сэм. – И за то, что заразили меня гриппом.

– Ах вы, бедняжка! – посочувствовала ей Лидия. – Заварить вам чай? Или, может быть, дать таблетки?

– Лучше чай, – устало ответила Сэм. – Кто-нибудь меня спрашивал?

– Да. Звонила секретарша Стива Пэрриса и спрашивала, по­чему вы не пришли на совещание в половине девятого.

– О, черт!

Сэм слишком поздно вспомнила про важное утреннее совещание. Она опоздала на сорок минут. Непростительно. Точнее, не­простительно, если тебе предстоит встреча с таким человеком, как Стив. Она лихорадочно перебрала в уме уважительные при­чины, поскольку ссылка на болезнь категорически исключалась. У Стива была мания – если кто-то заболевал, он начинал окуривать весь офис. Нет, здоровье сотрудников его не интересовало; он заботился о себе.

Оставалось только лгать. Она позвонила секретарше Пэрриса и сказала, что думала, будто совещание назначено на половину десятого.

– Это моя вина, – извиняющимся тоном сказала она. – Моей секретарши не было, а я записала напоминание не в ту строчку ежедневника. – После этого Сэм аккуратно вписала «Важное совещание у С. Пэрриса!» – в строчку, соответствовавшую девяти тридцати, на случай, если Стив вдруг потребует доказательств.

– Совещание уже закончилось, и Стив не в духе, – предупре­дила ее секретарша.

Черт побери, Стив никогда не бывал «в духе»! Сэм застонала. Он таким уродился. Она знала его две недели, но была уверена, что это так и есть.

– Ах, как жаль! Чем, по-вашему, его можно задобрить? – лю­безно спросила она. Если кто-то и знал это, то только бедняга, которая была вынуждена терпеть его изо дня в день.

– Подхалимажем, – не задумываясь ответила секретарша. Подхалимаж не помог. Стив ворвался к ней в кабинет перед перерывом на ленч, прогнав двух сотрудников отдела рекламы, с которыми Сэм обсуждала план предстоящей презентации нового альбома. Он начал кричать еще до того, как те успели выйти. Сэм хладнокровно извинилась за ошибку.

– Но это еще не причина, чтобы врываться ко мне в кабинет и поднимать шум, – решительно добавила она. – Стив, я привы­кла к другим методам руководства и не желаю, чтобы со мной так обращались. Я вам не какой-нибудь новичок, которого можно запугать. – Ее взгляд стал твердым как сталь.

Получив отпор, Стив тут же дал задний ход.

– Да, наверно, иногда я перегибаю палку.

Улыбка Сэм была ледяной. Черт возьми, почему этот уроже­нец Ливерпуля говорит с американским акцентом?

– Я рада, что мы нашли общий язык, – сказала она, а затем решила позолотить пилюлю: – Вчерашний концерт мне очень понравился. Поразительно сценичные ребята. Просто дух захва­тывает. Это настоящая находка. Я уверена, что мы наживем на них целое состояние.

Пэррис напыжился от гордости, и Сэм поняла, что им очень легко управлять. Может быть, он не привык к тому, что женщина способна дать ему отпор? Большинство сотрудниц были намного ниже его по служебному положению, и Стив считал, что стоит ему рявкнуть, как все они встанут по стойке «смирно». Но жен­щина, которая могла постоять за себя, выбивала его из колеи. Не потому ли он хотел взять на эту должность мужчину? Сэм вздох­нула. Будь она проклята, эта работа, если ей изо дня в день при­дется сталкиваться со Стивом Пэррисом!

Пятница выдалась тяжелая. Сэм едва успела съесть половину сандвича, как пришлось бежать на еженедельное совещание по маркетингу. Потом она занималась бумажной работой, разговаривала с сотрудниками производственного отдела о небольших накладках с обложкой альбома и отвечала на телефонные звонки. Лидия, как и большинство служащих, ушла в шесть, а Сэм задержалась до половины восьмого, разбираясь с сообщениями, прибывшими по электронной почте. «Никогда в жизни я так не уставала» – думала Сэм, наблюдая за стайкой оживленно болтавших девушек в метро. Когда-то и она была такой. Юной и жадной до удовольствий. Переполненной энергией и жаждой жизни. А те­перь ее переполняли только дешевые лекарства от гриппа. Что это с ней? Нет, болезнь тут была ни при чем. За этим стояло нечто большее. Но что? Придя домой, она вскипятила чайник, налила себе чашку чая с лимоном и на всякий случай включила компьютер: а вдруг пришло сообщение от Хоуп? Сообщение действительно пришло. Сэм улыбнулась. Почему она так любила слова: «Для вас есть сообщение», когда была дома, и так ненавидела их, находясь в офисе? Не потому ли, что домашняя электронная почта была теплой и дружелюбной, а в офисе от нее требовали только статистику, информацию и срочные отчеты?

«Привет, Сэм!

Бедняжка, я тебе сочувствую. Держу пари, что ты совсем не занимаешься собой. Я тебя знаю: работаешь до седьмого пота, никогда не отдыхаешь и даже не жалуешься. Не сердись, что я ворчу, – для чего же тогда существуют сестры? Мэтт благодарит тебя за открытку. Его юбилей напоминал скорее торжественное собрание, чем дружескую вечеринку. У меня есть важная новость. Мы с Мэттом собираемся на год уехать, в Ирландию. Я знаю, это немного неожиданно, номы давно мечтали о чем-то подобном. И кажется, теперь время для этого настало.

Он думает, что сможет взять творческий отпуск, а меня у Уизерспуна вряд ли ждет большое повышение. Пока это только план, так что о деталях говорить не приходится. Все обсудим при встрече.

Любящая тебя Хоуп».

Ошеломленная Сэм уставилась на экран. Уехать в Ирландию? Мэтт берет отпуск за свой счет, а Хоуп бросает работу? Странно, если не сказать больше…

Хоуп всегда советовалась с ней. Удивительно, что она до сих пор ни разу не упомянула о намерении уехать. Если только… если только… У Сэм сузились глаза. Чертов Мэтт! Она могла поклясться, что это его очередная блажь. А Хоуп, как всегда, потакает ему.

Сэм быстро узнала расписание поездов на завтрашнее утро, а потом позвонила сестре. Грипп гриппом, но она была обязана привести Хоуп в чувство. Сделать это можно было только при лич­ной встрече.

Они положили небольшую дорожную сумку Сэм в багажник рядом с продуктами. Хоуп неизменно удивлялась, как Сэм удает­ся всегда безупречно выглядеть. Несмотря на бледность, у нее был такой вид, словно она сошла со страниц журнала «Вог». От ее болезни не осталось и следа – наверное, благодаря лошадиной дозе лекарств.

– Давай сначала выпьем кофе, а потом поедем, – предложила Сэм сестре, довольная тем, что Хоуп в кои-то веки не взяла с со­бой детей. Это давало сестрам возможность поговорить с глазу на глаз. Судя по всему, Хоуп нарочно не сказала малышам о приезде любимой тети. Если бы Милли узнала об этом, она закатила бы настоящий скандал.

– Кофе нужен для того, чтобы устроить мне выволочку в от­сутствие Мэтта? – улыбаясь, спросила Хоуп. Она не была дурой. Ее сестра не любила визитов экспромтом; не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что к чему.

– Да, мистер Шерлок Холмс, именно таков был мой план, – с улыбкой призналась Сэм. – Неужели это написано у меня на лбу? Должно быть, я теряю хватку! Когда мы были маленькими, я могла заставить тебя сделать что угодно. Нужно было только вы­брать правильный тон.

– Я тоже помню это, – отозвалась Хоуп. – Но с тех пор я слег­ка изменилась.

– Только слегка, – парировала Сэм. – Во всяком случае, Мэтт заставляет тебя делать все, что ему хочется.

Хоуп заперла машину.

– Может быть, отложим разговор о нашем путешествии? По крайней мере, до тех пор, пока нам не подадут кофе?

– Согласна.

Они зашли в набитую туристами закусочную, и Сэм вдруг по­чувствовала, что страшно проголодалась. Она ела и говорила од­новременно – весело рассказала, как опоздала на важное сове­щание, и пожаловалась на то, что новая работа не оставляет вре­мени на личную жизнь.

– Чокнутый Малкольм с третьего этажа недавно обвинил ме­ня в том, что я устраиваю у себя шумные сборища, – сказала она, слизывая крошки с пальцев. – Но я все время провожу в офисе, и устроить сборище мне так же трудно, как Стиву Пэррису стать симпатичным человеком.

– Неужели так плохо? – спросила Хоуп, знавшая, что сестра рассказывает смешные истории только тогда, когда у нее скверно на душе.

Глаза Сэм на мгновение потемнели.

– Я приехала не для того, чтобы говорить о своих делах, – бы­стро сказала она.

– Прошу прощения, – ответила Хоуп, – но если ты приехала учить меня уму-разуму, то позволь и мне немного поинтересо­ваться твоей жизнью.

– Никакой жизни у меня нет. Одна работа. А это разные ве­щи, – хмуро сказала Сэм.

Хоуп с тревогой уставилась на сестру.

– Во всем виноват этот проклятый грипп, – торопливо сказа­ла Сэм, сердясь на себя за то, что наговорила лишнего. – В послед­нее время мне немного нездоровится. В сентябре у меня дважды было плохо с желудком. Правда, нет худа без добра. За это время я успешно сбросила лишний вес. Месячные каждый раз выводят меня из строя на два-три дня. А хуже всего то, что мой новый босс Стив Пэррис – настоящая задница. Прости за выражение, но это действительно так. Теперь мне придется сто лет доказы­вать, что я не верблюд.

Хоуп сжала руку сестры.

– Сэм, тебе нужно сходить к врачу и пройти обследование. Три приступа болезни за два месяца – это не шутка. А что каса­ется месячных… это тоже нужно проверить. Держу пари, что у тебя анемия. Тебе нужно чем-то поднять тонус.

– Не обращай внимания. Просто сегодня я не в настроении. А так я здорова как бык. – Сэм заставила себя рассмеяться. – Слишком много секса и мало сна, – солгала она.

Сэм не помнила, когда в последний раз занималась сексом. Впрочем, нет, помнила. Это было с Карлом, перед его отъездом в Париж. Когда они расстались.

– Ты с кем-то встречаешься? – обрадовалась Хоуп. Сэм поняла, что настало время сменить тему.

– О моей интимной жизни мы поговорим в следующий раз, – отрезала она, не желая признаваться, что эта жизнь кончилась два года назад. Похоже, мужчины боялись деловых женщин боль­ше, чем герпеса. – Что ты собираешься делать в Ирландии? Ко­нечно, это идея Мэтта, а о тебе он, как всегда, не подумал.

– Подумал, – возразила Хоуп. – Я давно хотела проводить больше времени с детьми. Ты не представляешь себе, как невы­носимо каждое утро отправлять детей в ясли, а самой идти на не­навистную работу и улыбаться совершенно незнакомым людям, зная, что Тоби все время осваивает что-то новое, а я этого не вижу. Я даже не видела, как он сделал свой первый шаг… – Она до сих пор не могла спокойно вспоминать об этом.

– Тут ты права, – согласилась Сэм. – Но тебе ведь нравилось работать. Это стало частью твоей жизни. Как ты будешь жить в чужой стране, где у тебя не будет ни коллег, ни яслей, ни старых друзей, к которым можно обратиться в случае нужды?

Ответа на это у Хоуп не было.

– А что ты будешь делать по вечерам? Как быть с театрами, кино, ресторанами? – продолжила Сэм.

– Перестань, Сэм! О чем ты говоришь? – прервала ее Хоуп. – Я женщина с двумя маленькими детьми, а не прожигательница жизни, которая не вылезает из магазина «Гуччи», гадая, какое платье купить для премьеры фильма. Я не помню, когда в пос­ледний раз была в театре. Кажется, это было в Лондоне, когда мы с тобой смотрели «Мисс Сайгон». А что касается кино, то, когда дети ложатся спать, у меня остаются силы только на то, чтобы смотреть видео.

– Ну что ж, тогда все в порядке! – сердито ответила Сэм. – Осталось выяснить только одно: есть ли в этой дыре магазин, торгующий видеокассетами…

Она знала, что это жестоко, однако выбора не было. Хоуп нельзя было назвать экстравертом. Она могла болтать с Сэм, но при об­щении с другими проглатывала язык. Она была из тех женщин, которым на вечеринках нравится сидеть в углу и наблюдать за ос­тальными, не присоединяясь к ним. Некоторые легко прижива­ются в чужой стране, быстро обзаводятся друзьями и становятся частью тамошнего общества. Но Хоуп была не из их числа.

– Ты никогда не была общительной, – напомнила Сэм. – Не играла в любительских спектаклях, не пела в хоре и не была чле­ном родительского комитета. Тебе повезло: ты работаешь и жи­вешь в окружении сотен знакомых семей. Но что будет, если ты окажешься в глуши, где нет никакой работы?

Ну, вот и все. Она сказала то, что должна была сказать. Какое-то время Хоуп молчала.

– В конце концов, я буду с Мэттом и детьми, – наконец про­бормотала она. – Так и было задумано.

– А что будет с тобой? – сердито спросила Сэм.

– То же, что и с ними. Неужели ты меня не слышала? Это де­лается для них и для меня. Для всех нас.

Хоуп хотелось рассказать, как она испугалась, решив, что у Мэтта роман, но сегодня Сэм была особенно резкой, колючей; она наверняка ответила бы, что благодарность мужу за верность – еще не повод для переезда в другую страну.

Сэм хотелось рассказать, что она чувствует себя унылой старой развалиной, хотя и получила прекрасную работу. Но Хоуп хватало и своих забот. Сэм со дня свадьбы сестры была убеждена, что с Мэттом она хлебнет горя. Он любил командовать и был слиш­ком хорош собой, чтобы ему доверять. Впрочем, Сэм вообще не доверяла мужчинам.

– Тетя Сэм! – завопила Милли, поняв, что мать ездила в го­род не только за продуктами. Ее нижняя губа задрожала.

– Милли, тетя Сэм хотела сделать тебе сюрприз! – весело сказала Хоуп.

– Надеюсь, приятный, – мрачно буркнула Сэм. – А ты не хо­чешь поздороваться со мной? – спросила она Тоби.

Мальчик обнял тетку и с удовольствием показал ей свой игру­шечный поезд.

– Тетя Хэм, мотри! – Свистящие звуки ему еще не давались.

– Привет, – осторожно сказал Мэтт, выйдя из кухни.

– Привет, – так же осторожно ответила она.

Уик-энд прошел не слишком удачно. Сэм и Мэтт недолюбли­вали друг друга, но не потому, что они были разными людьми. Наоборот, они были одного поля ягоды – решительные, власт­ные и ревнивые. Оба были недовольны тем, что другой занимает важное место в жизни Хоуп. Их соперничество было для Хоуп источником вечных тревог, но ни Сэм, ни Мэтт об этом не дога­дывались. Как бы то ни было, все испытали облегчение, когда в воскресенье Хоуп повезла Сэм на вокзал.

Сидя в вагоне, Сэм вспоминала Карла. В последнее время она делала это нечасто. Они познакомились на конференции в Брюс­селе и тут же нашли друг с другом общий язык. Честно говоря, многие сотрудницы звукозаписывающих компаний хотели бы найти общий язык с высоким светловолосым шведом, но он не сводил глаз с Сэм.

Всю неделю они присматривались друг к другу, рассказывали о своей работе (Карл работал и транснациональной компании и много путешествовал), сидели рядом на банкетах, но ничего боль­ше тогда себе не позволили. Серьезные отношения начались у них позже, когда Карл прилетел в Лондон на два месяца. Все сво­бодное время он проводил тогда в квартире Сэм. Они напоминали пару из рекламного ролика: кормили друг друга в постели блюда­ми, заказанными на дом; пили охлажденное вино, ходили по комнатам полуодетые, читали газеты, а ночью смотрели по теле­визору старые кинокартины.

Карл, с виду спокойный и уравновешенный, в глубине души оставался романтиком. Он не хотел расставаться с Сэм и уговаривал ее уехать с ним в Париж, где ему предстояло провести ми­нимум два года. Но что-то внутри Сэм противилось этому. Бро­сить работу, последовать за Карлом, стать его подружкой и спут­ницей, ведомой вместо ведущей? Ни в коем случае! Он умолял ее, говорил, что с ее знаниями и опытом она быстро найдет себе лю­бую работу – может быть, лучше прежней. Но Сэм не желала и слышать об этом. Она не собиралась оставаться на вторых ролях, предпочитала быть сама себе хозяйкой, стоять на собственных ногах и не хотела изменять этому жизненному принципу.

После недели споров Карл понял, что она не уступит. Это бы­ло два года назад. Судя по слухам, он женился на француженке, работавшей в мире моды, и стал вести оседлую жизнь.

Сэм вдруг с горечью подумала, что, если бы они встретились с Карлом сейчас, он не обратил бы на нее внимания… Что это с ней? Она редко вспоминала Карла и тосковала не столько по не­му самому, сколько по тому времени, когда у нее кто-то был. Ко­нечно, приятно лежать в постели с мужчиной, проводить дни и ночи с человеком, который мог купить кофе или молоко, когда она забывала сделать это сама.

Да, это ей нравилось, но все остальное – не очень. Пожалуй, ей был бы нужен виртуальный бойфренд, умелый робот, который мог бы обнимать ее, заниматься с ней любовью, спрашивать, как прошел день, молчал бы, когда она чувствовала себя уставшей, и никогда бы не говорил фраз вроде «я думал о нашем будущем и решил принять предложение полететь на Марс»…

Сэм усмехнулась. Странно, что никто еще не додумался до этого. Виртуальный бойфренд идеально подошел бы миллионам женщин. Никаких эмоциональных проблем, а с точки зрения физиологии – одни преимущества!

В понедельник перед перерывом на ленч Стив созвал совеща­ние, на котором обсуждался вопрос о сокращении штатов. Десять высокопоставленных служащих сидели вокруг полированного стола и отчитывались о деятельности своих подразделений. Все держались очень уверенно, но на самом деле дрожали мелкой дрожью, боясь, что их вышвырнут на улицу. Все, кроме Сэм. Она не собиралась дрожать ни перед Стивом Пэррисом, ни перед кем-либо из присутствовавших – в частности, потому, что с ней подписали контракт на три года.

– По сравнению с американским отделением «Титуса» наши должностные оклады в Европе слишком высоки, поэтому нам необходимо сократить количество сотрудников, – заявил Стив. – Объединенное руководство компании считает, что у нас раздуты штаты и что другого выхода нет. Уменьшение числа руководящих работников оздоровит всю организацию и не даст нам почивать на лаврах.

– Вы уже определили, какие подразделения следует сокра­щать, или это предстоит решать совету директоров? – удивляясь собственной смелости, спросила Сэм.

– К сожалению, по вашей студии это ударит довольно силь­но, – откашлявшись, сказал Стив. – Вам предстоит сократить четверых.

Сэм почувствовала знакомый спазм в желудке. Она не пред­ставляла себе, как выгонит на улицу четырех человек. Точнее, «сократит штат, чтобы выполнить указания объединенного руководства компании». Она проработала здесь не так долго, чтобы составить мнение о служащих, а теперь ей придется стать в глазах всех злобной стервой. Великолепно! Совещание продолжалось еще двадцать пять минут. Стив давал указания, как объяснить происходящее сотрудникам компании и прессе. Все следовало сделать очень аккуратно, иначе акции «Титуса» тут же обесценились бы. Отдел кадров уже определил, кого следует сократить, и должен был сообщить это каждому из директоров по очереди.

В три часа Сэм собрала все свое мужество и вошла в клетку льва. Стив и директор по кадрам рассматривали список сокраща­емых. Не дав Сэм сесть, кадровик назвал ей фамилии.

Сэм слушала спокойно, скрывая свои чувства. Одна из уволь­няемых женщин только что сообщила ей, что она на четвертом месяце беременности. Молодой человек из отдела рекламы, ко­торый произвел на Сэм очень хорошее впечатление, недавно купил квартиру и должен был выплачивать огромную ссуду.

У Сэм снова свело живот. Что она могла сказать? Ничего. Те­перь она была боссом, должна была принимать непопулярные решения, а при необходимости и выполнять их. Четырем сотруд­никам ее студии придется уйти. Если бы она стала спорить, то только подорвала бы собственное положение…

Директор по кадрам продолжал говорить, а оцепеневшая Сэм – слушать. Когда он кончил, Сэм хладнокровно указала на то, что в списке есть беременная женщина.

– Вы должны быть готовы к тому, что она подаст в суд, – до­бавила она таким тоном, словно говорила о пауке, а не о человеке.

Стив, сидевший за огромным письменным столом, отрывисто рассмеялся.

– Я говорил тебе, что Сэм Смит не моргнув глазом уволит хоть всех сотрудников своей студии! – ликующим тоном сказал он кадровику. – Сэм, мы правильно сделали, взяв вас на работу. Нам был нужен человек, понимающий правила игры, а не сентиментальная корова, которая начала бы лить слезы из-за того, что приходится увольнять людей.

Сэм заморгала. Она вспомнила свое заключительное собесе­дование, во время которого Стив деликатно – точнее, с макси­мальной деликатностью, на которую был способен такой тупи­ца, – интересовался ее отношением к детям. Конечно, прямо спросить, не собирается ли она рожать и бросать работу минимум на полгода, было бы противозаконно, и Сэм это прекрасно со­знавала. Она вспомнила, как смерила Сэма и других членов сове­та директоров стальным взглядом и отчеканила:

– У меня нет материнского инстинкта!

После этого все облегченно вздохнули, а Стив впервые по­смотрел на нее с уважением.

– Крутая, как старый сапог, – усмехнувшись, сказал он те­перь.– Именно это мне в вас и нравится, Сэм. Вы не берете плен­ных. Так о вас говорят, и недаром. Именно такими должны быть люди, работающие в моей команде. Увольнять сотрудников не­легко, но это необходимо.

Стив взмахнул сигарой, оставив в воздухе ароматный след. Сэм отпускали с миром.

Она возвращалась в свой кабинет, размышляя над ироничес­кими словами Пэрриса. Быть жесткой неплохо лет в двадцать-тридцать, когда хочется самоутвердиться, но в сорок? Быть жест­кой и носить платья от модного дизайнера, это одно, а быть жест­кой и морщинистой, как старая курица, совсем другое. Какой она будет в шестьдесят пять, когда станет еще более жесткой, ста­рой и покрытой сеткой морщин?

И тут она подумала о тете Рут. Рут Смит, слуге общества и грозе тех, кто работал под ее началом в плановом отделе. Та тоже была лишена материнского инстинкта, и это не смогли изменить два маленьких ребенка, свалившиеся на нее как снег на голову. Она продолжала жить так же, как жила до гибели брата и его жены. В довершение всего Рут и внешне ничем не напоминала мать семейства; это была сошедшая со страниц романа чудакова­тая тетушка, навсегда оставшаяся старой девой.

Сэм помнила, как их с Хоуп дразнили мальчишки из дома на­против.

– Ваша тетка – ведьма! У нее глаза летучей мыши и ноги как ходули! – кричали они.

В глубине души девочки признавали, что тетя Рут и в самом! деле похожа на ведьму. Главным образом потому, что она упрямо! носила допотопный пучок и пенсне, которое ничуть не украшало! ее длинное узкое лицо.

Сэм чуть не заплакала. Она всегда плохо ладила с теткой и клялась себе, что никогда не будет такой. А сама превращалась в ее копию. Наверное, тетя Рут тоже могла бы править «Титус Ре­корде» железной рукой и сделать ее самой процветающей звуко­записывающей компанией в мире.

Когда вечером Сэм пришла домой, рядом с соседним зданием стояла гигантская люлька. Значит, строители все-таки приеха­ли… Сэм уставилась на дом, который два года мозолил ей глаза. Он принадлежал выжившей из ума старухе, у которой явно не было денег на маляров, мойщиков стекол и садовников. Когда она умерла, дом выставили на продажу, и все соседи следили за ним со жгучим интересом, поскольку хотели знать, чего стоят их собственные дома.

Прошла целая вечность, и когда щит «Продается» наконец исчез, все вздохнули с облегчением. Однако сейчас Сэм не испы­тывала никакого восторга. Судя по всему, новые владельцы за­теяли капитальный ремонт, который будет длиться до конца све­та. На рассвете застучат отбойные молотки, здание покроется ле­сами, и любопытные строители будут заглядывать в ее окна, не давая ни минуты покоя. Сэм злобно чертыхнулась и стала подни­маться по лестнице.

– Перестаньте шуметь! – рявкнул сверху чокнутый Малкольм.

– Пошел ты в задницу, – пробормотала себе под нос Сэм.

Оказавшись у себя в квартире, она надела самые старые джинсы, продранный на локтях свитер, завязала волосы в конский хвост и принялась за уборку. Через два с половиной часа кварти­ра сияла чистотой – кухня блестела, а в гостиной можно было не только отдыхать, но и медитировать. Старые газеты, журналы и пожелтевшие объявления о работе бесследно исчезли. Четыре картины современных художников взирали с кремовых стен на большие белые диваны, низкий журнальный столик и кремовый ковер на светлом полу. Толстые церковные свечи горели в резном деревянном подсвечнике, который прежде был покрыт вековой пылью в дюйм толщиной. Сиял даже индийский серебряный слон, стоявший рядом с высоким фикусом. Сэм знала, что не всем по душе такая спартанская обстановка, но ей самой она нравилась. Она любила порядок и доставляемое им ощущение спокойствия.

Сэм сделала себе бутерброд, налила бокал охлажденного «Сан-серра» и уселась на диван. Когда в квартире негромко зазвучал Моцарт, она наконец начала успокаиваться после того, что слу­чилось на работе, – и тут раздался шум. Как ни странно, Сэм не сразу поняла, откуда он доносился. Едва ли чокнутый Малкольм стал бы слушать рок в десять часов вечера. Но вдруг ее осенило. Соседний дом!

Все еще держа в руке бокал, Сэм выглянула в окно и увидела двух молодых женщин, которые несли ящик пива. Музыка заиг­рала громче. Из прибывавших такси выходили веселые люди с пакетами в руках. Судя по всему, они решили устроить пир го­рой.

У Сэм сразу начало ломить виски. Черт побери, Холланд-парк не место для пикника! Это безумно дорогой район, в котором из ряда вон выходящим событием считается, если кто-то споткнет­ся, выходя из «Мерседеса» с личным шофером. Кто бы ни купил этот дом, он не имел права нарушать покой соседей. А если эти люди думают по-другому, то пусть пеняют на себя!

Когда музыка достигла крещендо, гнев Сэм достиг апогея. Она одним глотком допила бокал, порывисто схватила ключ, сунула ноги в эспадрильи на веревочной подошве, заменявшие ей шле­панцы, решительно спустилась по лестнице и вышла на улицу.

– О господи, у них вечеринка! – вздохнул пожилой сосед, сам только что вышедший из квартиры. – Сэм, вы уже позвонили в полицию? – спросил он.

– Нет! – рявкнула Сэм. – Я позвонила в «Скорую помощь», потому что, когда я закончу беседу с новыми соседями, им пона­добится врач!

Она размашисто подошла к двери соседнего дома и толкнула ее. Дверь оказалась незапертой, и Сэм вошла. От грохота закла­дывало уши. Дом, в котором не осталось ничего, кроме ободран­ных стен и голых старых половиц, представлял собой идеальный резонатор.

Сэм перешагнула скатанный ковер и ящик с пивом. Внутри царил ужасающий беспорядок. Она понимала ход мысли нового хозяина: отпраздновать новоселье, пока не наклеены обои и не расстелены ковры. Впрочем, может быть, мысль устроить вече­ринку пришла в голову избалованным подросткам, а их глупые родители согласились, не подумав о новых соседях. И напрасно!

В просторном помещении, освещенном гирляндой лампочек, стояли люди, нещадно дымившие сигаретами и пившие пиво из горлышка. В воздухе стоял сладковатый запах марихуаны. Никто не обращал на Сэм внимания – джинсы делали ее похожей на всех остальных, для полноты картины ей не хватало только бу­тылки. «Но этим людям не нужно вставать в шесть утра, и отдых им не требуется», – гневно подумала Сэм, разыскивая взглядом хозяина дома.

Шум доносился из соседней комнаты. Сэм протиснулась туда сквозь толпу. Видимо, это была кухня, но строители ободрали ее дочиста, оставив только стол, на котором громоздились бутылки с выпивкой, шесть упаковок коки и полбуханки хлеба.

Не глядя на тех, кто собрался на кухне, Сэм прошла в смежную столовую. У стереосистемы стоял очкастый юноша и перебирал компакт-диски. Вот он!

– Что вам поставить? – весело крикнул диск-жокей.

– Ничего! – прошипела Сэм.

Она ловко выдернула штепсель из розетки, и настала блажен­ная тишина.

– Зачем вы это сделали? – спросил ошеломленный ди-джей. Бутылки застыли на полпути, и все уставились на Сэм. Перед ними стояла стройная маленькая женщина со светлыми волоса­ми, собранными в конский хвост, в старых джинсах и поношен­ных эспадрильях. К ее щеке прилип кусок газеты.

– Я живу в соседнем доме и не желаю на ночь глядя слушать это дерьмо! Вы поняли? – крикнула Сэм, которую подхлестыва­ли взгляды по крайней мере двадцати молодых людей. Креме того, ей было не привыкать устраивать публичные сцены.

– Прошу прощения, – вежливо ответил ди-джей. – Мы ду­мали, что это неважно, потому что здесь еще никто не живет.

– Может быть, здесь еще никто не живет, но в соседнем доме обитает восемь человек! – возразила Сэм. – И там слышен каж­дый басовый аккорд!

– Поэтому вы решили вырвать штепсель из розетки вместо того, чтобы спокойно попросить сделать звук тише? – насмешливо спросил ее низкий мужской голос.

Сэм обернулась, и у нее внезапно перехватило дыхание. На стоящем перед ней мужчине были джинсы, еще более выцветшие и заношенные, чем ее собственные, и мятая белая рубашка с рас­стегнутыми пуговицами, обнажавшими мускулистую грудь. Его лицо было слишком длинным, темные глаза слишком узкими, а нос слишком крючковатым для фотомодели, и все же она никог­да не видела более привлекательного мужчины. Он был пример­но ее возраста. Сэм, которая часами равнодушно смотрела на фо­тографии певцов, заставлявших женщин вопить от восторга, ли­шилась дара речи.

Если бы он умел петь, Сэм могла бы поспорить на свое жало­ванье, что заработала бы миллионы на альбомах с портретом это­го мужчины на обложке. Впрочем, если бы он не умел петь; было бы то же самое. Он легкой походкой направился к ней, ирони­чески приподняв уголки губ. Взлохмаченные каштановые волосы и расстегнутая рубашка придавали мужчине такой вид, словно он только что вылез из постели. Искрящиеся узкие глаза лениво рассматривали Сэм, но она не желала, не хотела, чтобы ее рас­сматривали!

Сэм не какая-нибудь потаскушка, а директор-распорядитель, гнева которого подчиненные боятся до такой степени, что при­жимаются к стенам. Она выпрямилась во весь рост (составляв­ший сто шестьдесят три сантиметра) и приготовилась к бою.

– Я живу в соседнем доме… – гневно начала она.

– Да неужели? – невозмутимо прервал незнакомец. – И что, хорошие у меня соседи?

Он остановился прямо перед Сэм, возвышаясь над ней, как башня. Это выводило ее из себя. На важные совещания она ходи­ла в туфлях на высоченных каблуках, так что смотреть на нее сверху вниз могли только настоящие великаны.

– Были хорошие! – прошипела Сэм.

Теперь их тела разделяло всего несколько сантиметров. В обыч­ных условиях Сэм уничтожила бы его парой язвительных реплик. Но сегодня она чувствовала странную беспомощность, а потому изменила своим привычкам и попятилась. Но позади оказалась глухая стена, и пятиться дальше было некуда. Отступление в биз­несе – это ошибка, отступление в быту – тем более. Сэм вызываю­ще вздернула подбородок и сжала в руке электрический провод.

– Это ваш дом? – спросила она, пытаясь нагнать страху на незнакомого красавца, но ей это не удалось.

– У вас есть кое-что мое, – протянул он, а затем вдруг руки обхватили ее талию. Сэм потеряла дар речи. Это невозможно! Он не посмеет… Но его подвижное, насмешливое лицо приближалось, и у Сэм засосало под ложечкой. Его улыбающиеся губы оказались в опасной близости от ее рта. Она ощущала его дыхание и тепло тела, от которого слегка пахло лимоном и мятой. Сэм инстинк­тивно закрыла глаза… и почувствовала, что у нее забрали провод.

– Вот это, – сказал он, грациозно нагнулся и вставил штеп­сель в розетку, мимоходом коснувшись ее ноги.

– Ублюдок! – прохрипела шокированная и смущенная Сэм. – Законченный ублюдок! – Теперь ей приходилось кричать, чтобы преодолеть шум. – Как вы смеете…

– Думаю, я мог бы спросить вас о том же, – улыбнулся он. – Если вы хотели, чтобы мы вели себя потише, вам следовало толь­ко попросить.

Сэм охватил гнев, и на мгновение она забыла о том, что самым страшным оружием является ледяное презрение. Он запугивал ее своим физическим превосходством, и она повела себя, как типич­ная самка, столкнувшаяся с более крупным хищником. Сэм пну­ла его в голень. Сильно. Носок эспадрильи угодил точно в кость.

– Уй!

Его болезненный вскрик слышала только она, поскольку от музыки звенело в ушах, но он, по крайней мере, перестал насмеш­ливо улыбаться. Сэм осталась довольна собой. Правда, ей тоже было больно, но сейчас это не имело значения.

– Ну ты, болван! Кто ты такой, чтобы вторгаться в мое личное пространство?!

Именно в этот момент ди-джей приглушил звук. Вопль Сэм прозвучал на всю комнату, и кое-кто захихикал. «Какого черта он это сделал?» – мелькнуло в мозгу ослепшей от ярости Сэм, а затем она краем глаза заметила человека в форме. На пороге стоял полисмен, за которым маячила пара с первого этажа, с тревогой смотревшая на происходившее.

– К нам поступила жалоба на шум, – спокойно сказал поли­цейский.

Сэм бросила на своего противника победный взгляд и снова разозлилась – нисколько не пристыженный, он лениво улыбался.

– Да, офицер. Боюсь, что мы слегка перестарались. Мне очень жаль, – сказал он и пошел на кухню.

Сэм фыркнула, гордо вскинула голову и, выйдя из дома, на­правилась к себе, сопровождаемая соседями снизу. Проклятый нахал! Как он смел шуметь? Как он посмел так унизить ее? Черт, нога болит зверски…

– Как вы себя чувствуете? – участливо спросила соседка снизу, когда Сэм начала подниматься по лестнице.

– Нормально, – небрежно ответила она.

Войдя к себе, Сэм посмотрела в зеркало. Она выглядела так, словно получила пощечину. Обе щеки были красными, а при вос­поминании о том, как она вела себя в соседнем доме, они и вовсе заполыхали. Сэм вынула из холодильника бутылку вина и налила себе еще один бокал. Идиотка… Превратилась в какую-то крикливую потаскушку только из-за того, что мужчина показал ей свою волосатую грудь! «Размечталась, – с горечью подумала она. – Просто старая дура».

Сэм сделала большой глоток. Как она могла так опуститься? Нужно было смерить его стальным взглядом, сказать, что она по­жалуется в полицию и заставит его прекратить эту отвратитель­ную оргию. Сурово отчитав себя, Сэм легла спать. Но сна не бы­ло ни в одном глазу. В последний раз она чувствовала себя такой смущенной в пятнадцать лет, когда мальчик из параллельного класса подслушал, как она говорила, что сходит по нему с ума. Хотя с тех пор прошло двадцать четыре года, воспоминание об этом по-прежнему заставляло ее сгорать со стыда. Тем не менее история повторилась…

Кончилось тем, что Сэм встала и приняла таблетку снотворно­го из неприкосновенного запаса. Видимо, это помогло, потому что в конце концов она уснула и увидела во сне высокого мужчи­ну в просторной белой рубашке, смеявшегося над тем, что она вела себя, как обидчивая пятнадцатилетняя девчонка, в которой бушуют гормоны.

Утром, выйдя из дома, Сэм включила мобильник и проверила, нет ли сообщений. Если она вдруг встретит нового соседа, то бу­дет занята и не почувствует себя беспомощной.

– Сообщений нет, – сказал ей безликий голос, едва Сэм до­бралась до ворот.

Пришлось выслушать несколько старых, давно известных по­сланий, чтобы сохранить имидж энергичной деловой женщины, которой нет дела до мужчин. К счастью, навстречу ей никто не попался. Увидев такси, Сэм вытянула руку, останавливая его, и тут за ее спиной раздался женский голос:

– Счастливо. До скорой встречи.

Сэм инстинктивно обернулась и увидела вышедшую из сосед­него дома красивую темноволосую девушку. Она улыбалась бо­сому мужчине в потертых джинсах, стоявшему на пороге. Муж­чине с обнаженной грудью, который посылал ей воздушные по­целуи. Девушке было на вид года двадцать два, у нее были глаза серны, и она явно провела в этом доме всю ночь – судя по тому, что поверх ее серебряного Платья было накинуто просторное муж­ское пальто.

– Береги себя, – ласково сказал мужчина и насмешливо по­смотрел на Сэм, которая застыла на месте с открытым ртом и мо­бильником в руке.

– Дорогуша, вам нужно такси или нет? – спросил шофер.

– Э-э… да, – с заминкой ответила Сэм, открыла дверь и бук­вально ввалилась в машину.

– Веселая была ночь? – усмехнулся таксист.

– Нет, – взяв себя в руки, ответила Сэм. – На площадь Ковент-Гарден, пожалуйста.

«Вот мерзавец! – подумала она. – Сначала устраивает шум­ные оргии, а потом трахается с девчонками, которые годятся ему в дочери. Ей лет двадцать, а ему минимум под сорок. Чертов плей-бой! Наверняка в жизни не ударил палец о палец и проживает ро­дительское наследство». Сэм мрачно смотрела в лобовое стекло и злилась. Она ненавидела таких мужчин.