Мэтт ненавидел свою квартиру. В объявлении было написано: «Полностью меблированная современная квартира с одной спальней, можно на короткий срок». Она действительно была полностью меблирована… но человеком, который явно питал пристрастие к стилю семидесятых годов. Спальня была абсолютно красной, одна стена гостиной-столовой оклеена обоями с узором, от которого встали бы дыбом волосы даже у самого терпимого человека. А счесть удобной громоздкую прямоугольную кожаную мебель было совершенно невозможно.
Агент по найму, считавший, что квартира является образцом современного дизайна, сказал, что она принадлежала компьютерному гению, и напомнил, что стиль начала семидесятых снова в моде. Но этому агенту было от силы двадцать четыре, и он просто не мог помнить, как выглядели жилища того времени.
– Ладно, беру, – грустно сказал Мэтт, поскольку остальные квартиры нравились ему еще меньше.
Единственным плюсом апартаментов компьютерного гения был огромный письменный стол, где Мэтт проводил большинство вечеров. Он писал. Но не роман века. Просто работал для собственного удовольствия.
Все началось с забавных посланий по электронной почте, которые он отправлял бы Хоуп, если бы они продолжали общаться. Обычных посланий, в которых он описывал, как у него прошел день. Конечно, Мэтт прекрасно понимал, что если бы он делал это с самого начала, то вовремя сообразил бы, что Хоуп влюбилась в грязного ублюдка из отеля, и положил этому конец еще до того, как пресловутый ублюдок разрушил его брак. Но он гнал от себя эту мысль. Думать о Хоуп было слишком больно.
И все же Мэтт думал о ней постоянно, испытывая печаль и чувство вины. Если бы он смог рассказать Хоуп о нравственных мучениях, которые ему довелось испытать в Редлайоне, о депрессии, в которую он впал, когда понял, что совершил чудовищную ошибку и потерпел неудачу… Если бы он смог поделиться с ней, то, наверное, не сбежал бы в Бат. А это было настоящим бегством. Он впал в отчаяние и, предчувствуя провал, удрал, как маленький ребенок удирает от опасности.
Ему понадобилось несколько недель, чтобы прийти в себя и разобраться, что к чему. Неудача с романом была его кошмаром, но вскоре Мэтт сделал открытие: если обернуться к своему кошмару лицом, его можно приручить. Мэтту пришлось нелегко, но он сделал это. Гордый, надменный Мэтт Паркер исчез, а на его месте появился поумневший человек; надменность сменилась печальным пониманием своих истинных способностей. Он был мужем, отцом и рекламщиком, а не обладателем премии Букера. Причем рекламщиком он был хорошим. Сердечный приступ у Адама Джадда оказался более серьезным, чем думали, и ему было приказано восстанавливать силы в течение нескольких месяцев. Это дало Мэтту возможность заняться тем, что у него хорошо получалось.
А по вечерам помогала работа над электронным дневником. Это был его способ расслабляться: шутливо рассказывать Хоуп о том, как люди из компании по производству пива приехали на ленч с Дэном («мы вырвались всего на час, нам еще предстоит несколько совещаний»), а вернулись четыре часа спустя вдребезги пьяные и требовавшие, чтобы их отвезли в стриптиз-клуб.
«Хоуп бы посмеялась над этим», – думал Мэтт. Но он ничего ей не отправлял: Хоуп не было до него дела. Поэтому он писал свой дневник для воображаемого читателя.
Перечитывание «романа века» не вызывало у него никаких чувств, кроме досады. Теперь он понимал, что о человеческом несчастье нельзя писать унылыми, манерными, нарочито усложненными фразами.
Настала пора посмотреть правде в лицо. Он никогда не станет писателем, никогда не получит премию Букера. Но можно получить множество премий в области рекламы и стать здесь лучшим в мире. А если бы существовал спрос на скандальные, пасквильные, фарсовые романы о жизни рекламных агентств, тут он тоже был бы на коне.
Мэтт выключил «ноутбук» и включил телевизор, чтобы посмотреть спортивные новости… Кстати говоря, его шансы стать лучшим рекламщиком мира сильно уменьшатся, когда Адам Джадд вернется на работу и вновь примет бразды правления. А что тогда будет делать он, Мэтт?
На следующее утро он взбежал по ступенькам к двери агентства, чувствуя себя бодрым, здоровым и готовым завоевать мир. Его ждали два важных совещания и ленч с перспективным клиентом в одном из лучших ресторанов города. Если бы этот клиент подписал договор, все сотрудники агентства могли бы до конца жизни ездить на спортивных «Мерседесах».
– Доброе утро, Мэтт, – выдохнула Селеста, одна из студенток-практиканток, вошедшая в вестибюль одновременно с ним.
Мэтт вспомнил, как накануне его дразнил Дэн:
– Она влюблена в тебя по уши. От нее только и слышно: «Мэтт сказал то» и «Мэтт сделал это».
– Прекрати, – нахмурился Мэтт. – Ты просто не можешь пережить, что вчера вечером я выиграл у тебя в сквош.
– Правда глаза колет, – парировал Дэн. – Скажи лучше, как ты умудряешься заставлять всех женщин спускать в трусики? С помощью смазливой смуглой физиономии или размером жалованья?
Мэтт невольно усмехнулся. Дэн норовил улыбнуться каждой симпатичной девушке и не понимал, что его друг не испытывает интереса ни к Селесте, ни даже к юной и очаровательной няньке Бетси.
– Доброе утро, Селеста, – ответил Мэтт, пытаясь придерживаться делового тона. Зачем грубить девушке, если достаточно показать, что она для него всего лишь младший коллега и ничего больше?
Он нажал на кнопку вызова лифта, но Селеста тут же оказалась рядом, хотя ей пришлось бежать, чтобы успеть за длинноногим боссом. Она непременно хотела рассказать красивому мистеру Паркеру, над чем работает.
– Мы с Рики делаем рекламу клуба здоровья и к вечеру закончим, – сказала она, изо всех сил хлопая длинными ресницами. Он выглядел усталым и измученным, на смуглом подбородке пробивалась щетина, хотя утро только начиналось. В мужчинах, которым нужно бриться дважды в день, было что-то ужасно сексуальное.
– Замечательно. Покажешь Дэну, ладно? – рассеянно сказал Мэтт, нажимая на кнопку третьего этажа. – Сегодня у меня полно дел.
У Селесты поникли плечи. Все бесполезно! Она надела свои лучшие кожаные джинсы, специально встала рано, надеясь столкнуться с мистером Паркером, который всегда приходит первым, и что это ей дало? Ничего.
Он просто помешан на работе – как все мужчины, черт бы их побрал…
Джесмин Джадд явилась, как только Мэтт закончил второе совещание. Он распустил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу угольно-черной рубашки – и тут увидел ее. Жена босса была затянута в кожу, простроченную «молниями», что делало ее удивительно похожей на крольчиху Джессику из знаменитого мультфильма.
– Привет, Мэтт, – со слезами в голосе сказала она.
– Джесмин! Вот это сюрприз! – воскликнул Мэтт, чертыхнувшись про себя. Джесмин приезжала в агентство только по просьбе Адама, желавшего знать, «как идут дела». Хотя Джадд обещал своему кардиологу, что не будет ни приходить, ни звонить в агентство, но он слегка плутовал, посылая туда жену. Сейчас она стояла на пороге кабинета Джадда, временно занятого Мэттом, и выглядела так, словно собиралась залить слезами весь офис.
– Ох, Мэтт… – всхлипнула она, бросаясь в его объятия. Поверх ее плеча Мэтт увидел Дэна, поднявшего большой палец. Этот жест означал: «Поздравляю!» Мэтт ответил ему хмурым взглядом. Поздравлять его было не с чем. Белокурые красавицы ростом под метр восемьдесят были не в его вкусе.
– Садись, Джесмин, – сказал Мэтт, подумав, что Хоуп всегда умела утешать людей лучше, чем он. Эмоциональные кризисы были по ее части. Она бы знала, как успокоить Джесмин. Хоуп была доброй и любящей, все вре|Яя обнимала малышей и говорила, что они лучшие на свете. Им вдруг овладела острая тоска по жене и детям.
– Мэтт, я не могу остановить Адама! Он хочет вернуться на работу! – воскликнула Джесмин со слезами на глазах.
Мэтт знал, что рано или поздно это случится. Сменив Джадда на посту босса и поняв, что это ему нравится, он сразу сказал себе, что Адам только болен, а не мертв. Он вернется, и Мэтт снова станет подчиненным. Ценным, уважаемым, но подчиненным. Одним из служащих, которые всегда будут плясать под дудку Джадда.
– Выпьешь кофе? – услышал Мэтт свой абсолютно спокойный голос и махнул рукой секретарше. – А что сказал врач?
В глубине души он надеялся, что врач повел себя как персонаж викторианской мелодрамы и сказал что-нибудь вроде: «Если Адам когда-нибудь снова поднимет ручку, это усилие убьет его!» Но оказалось, что врач не возражает против возвращения Адама к работе, и это повергало Джесмин в отчаяние. Понадобились десять минут, две чашки кофе и долгое поглаживание колена, чтобы она слегка воспрянула духом.
Интересы Мэтта требовали сказать Джесмин, что Адаму следует купить яхту и вместе с женой уплыть в теплые моря, останавливаясь лишь на солнечных островах с мягкими налоговыми законами и тратя регулярно поступающий доход от агентства, которое будет процветать под умелым руководством Мэтта Паркера. Но он не мог так поступить. Вместо этого он сказал Джесмин правду: что Адам из тех людей, которые умрут, если их лишат возможности править империей, и что через месяц его вынужденного безделья Джесмин сама будет умолять мужа вернуться на работу, иначе он сведет ее с ума.
– Он живет и дышит только благодаря своей компании, – напомнил Мэтт.
Джесмин сдавленно всхлипнула:
– Да. Но ты тоже был таким. И тем не менее сумел все бросить. Теперь ты припеваючи живешь в Ирландии, пишешь роман, и у тебя нет никаких сердечных приступов, правда? Хоуп повезло. У нее есть все! Уют, покой, безделье и никаких стрессов. В отличие от меня. Я схожу с ума от беспокойства!
Джесмин снова зарыдала. Мэтт, рубашка которого уже промокла насквозь, вздохнул и снова обнял ее. О том, что они с Хоуп разошлись, в агентстве знал только Дэн.
– Знаешь, чужая семейная жизнь не всегда бывает Узкой, как кажется с виду, – пробормотал он.
– Что ты хочешь этим сказать? – Джесмин подняла на него заплаканные глаза.
– Ну, у нас с Хоуп произошла ссора, – неохотно ответил Мэтт. – Мы не разговариваем, и я давно ее не видел.
– Но вы же любите друг друга! Это ужасно, Мэтт… Вам нужно помириться, причем как можно скорее! Как только Адам выйдет на работу, лети к Хоуп и скажи, что любишь ее. Купи цветы, – добавила Джесмин. – И духи. Женщины любят духи.
«Типичный совет куклы Барби», – подумал Мэтт.
Когда главная художница Сэди наконец увела Джесмин на ленч, Мэтт сел за свой (точнее, Адама) письменный стол и тоскливо осмотрелся. Его иллюзорная власть подошла к концу. Адам Джадд возвращается, выиграв поединок со смертью.
А вдруг он почувствует в Мэтте угрозу и захочет избавиться от него?
Хуже всего было то, что Мэтт сам дал ему основания для увольнения. До окончания творческого отпуска оставалось еще несколько месяцев; за это время Адам успеет найти другого копи-райтера, который заменит Мэтта на его посту. Впрочем, зачем ему нужен этот дурацкий отпуск? Чтобы вернуться к ненавистному роману и жене, которой он не нужен? О-хо-хо…
– Не хочешь пропустить по стаканчику? – спросил Дэн в шесть часов. – Бетси уехала в Лондон на девичник с подружками из журнала, вернется домой не раньше половины второго, будет злиться и орать, что все мужчины ублюдки. Поэтому я считаю, что тоже имею право на свободный вечер.
Плохое настроение не помешало Мэтту рассмеяться.
– Значит, на девичнике будет эта радикальная феминистка и лесбиянка, которая ведет в их журнале колонку и пишет хлесткие статейки о шашнях знаменитостей?
– Вот именно. У нее на лбу написано: «Я серьезный журналист, но сначала дайте мне закончить статью о „Спайс Герлс“, а потом я выскажу вам свое мнение о марксизме и мужчинах». Даже самая спокойная женщина после часа пребывания в ее компании начинает подумывать, а не пристукнуть ли ей собственного мужа. Хотя Бетси едва ли можно назвать угнетенной женщиной. Я глажу белье чаще, чем она; чековой книжкой тоже распоряжается жена, а если встанет вопрос о том, кому бросить работу, чтобы ухаживать за детьми, это наверняка буду я.
– У меня сердце кровью обливается. Интересно, сколько феминисток и лесбиянок требуется, чтобы сменить перегоревшую лампочку? – спросил Мэтт.
– Дружище, анекдот старый, но добротный! – засмеялся Дэн. – Десять. Одна меняет, а девять устраивают диспут о том, что цоколь угнетает несчастную розетку… Пора рассказать тебе кое-что поновее. Давай-ка клюкнем как следует.
После третьей кружки Мэтт поведал Дэну о своем романе. Точнее, об обоих.
– Мой большой роман оказался дерьмом. Другого слова не придумаешь, – мрачно сказал он.
Его слегка обидело, что другие торопился с утешениями. Дэну следовало сказать: «Да ты что, старик?! Я уверен, что роман замечательный…» Или что-нибудь в этом роде.
– Однажды я тоже пробовал написать большой роман, – признался Дэн. – И тоже получилось дерьмо.
– Ох… – тут же смягчился Мэтт. – Это нелегко, правда? Но ты знаешь, вторая книга идет куда легче и веселее.
– Какая вторая? – спросил Дэн, жестом показывая бармену, чтобы тот налил еще одну кружку.
– Как-то ночью мне не спалось, и я написал примерно двадцать тысяч слов. Получилось нечто вроде фарса. О рекламном бизнесе.
– Да уж, для фарса тут материала навалом, – усмехнулся Дэн. – Надеюсь, это не автобиографический фарс?
– Ну, поскольку главный герой – смуглый красавец, а все женщины вешаются ему на шею, то можно сказать, что это автобиография, – пошутил Мэтт.
Принесли пиво.
– И что же? Собираешься послать его литературному агенту? – спросил Дэн, выуживая из кармана мелочь, чтобы расплатиться с барменом.
– И в мыслях нет, – отмахнулся Мэтт.
– А почему? Это было бы ответом на твои мольбы. Мы все позеленеем от зависти, если ты получишь солидный аванс, сможешь целый день сидеть дома и издеваться над представителями рекламного бизнеса.
– И над тобой тоже?
– Ага, и надо мной. Попробуй. Терять тебе нечего.