ФАКультатив

Глава 19. Никита

Я потряс головой, чтобы вернуть способность мыслить. Марьяна смотрела внимательно на меня, словно бросая вызов. Я его принял и протянул ей руку, ладонью вверх. Ее ладонь, испачканная углем и тушью, легла в мою.

— Пойдем со мной, — во мне забрезжила надежда, что она меня не просто вычислила, а вспомнила.

Марьяна доверчиво кивнула, и мы спустились вниз. Я еще раз оглянулся на свой портрет, не понимая, как она это сделала. Каким безмерным талантом нужно обладать, чтобы нарисовать такое за ночь? У меня в голове не укладывалось, как творческие люди могут отключаться, выпадать из реальности и забывать обо всем. А самое главное — о людях, которым ты не безразличен. Я укрепился в мысли, что ругать ее за безответственность совершенно бесполезно. Она, как чертов ребенок, даже не понимала, что натворила. Я свихнулся на хрен, переживая за нее, а она меня рисовала!

Я тихо усмехнулся, представляя сколько всего она еще выкинет и осознавая свое самоубийственное согласие все это ей прощать.

Наставница Марьяны с воодушевлением занялась портретом, обещая закрепить каждую из частей на подрамник, даже спросила разрешение вывесить портрет в выставочном зале. Честно говоря, я испытывал противоречивые чувства по поводу того, что мое лицо теперь будет висеть на стене самой помпезной художественной галереи города.

Даниловы без проблем отпустили свою подопечную вместе со мной. Мне льстило их доверие. Она при них включила звук на телефоне, я тоже обещал быть на связи. Мы сели в Солярис. Я завел мотор, но не тронулся с места. Бессонная ночь оставила меня без сил. Я потер лицо и устало вздохнул.

— Прости меня, — ее виноватые глаза глядели на меня так, что сердце сжималось. — Я такая идиотка…

— Забей, — с очередным вздохом ответил я.

Она моргнула и опустила глаза, уставившись на свои черные пальцы. Я открыл бардачок в поисках влажных салфеток, и ей на колени нечаянно выпала раскрытая пачка презервативов, когда-то забытая Егором. Странно, что дед до сих пор ее не выложил.

— Намек поняла, — ее лукавый взгляд вызвал у меня улыбку.

Я нашел салфетки, а резинки бросил обратно в бардачок.

— Уберем это к чертовой бабушке.

Марьяна уставилась на меня. В ее взгляде что-то промелькнуло, она распахнула глаза еще шире:

— Ты уже говорил это!

Я кивнул. Сердце, и так работавшее на износ из-за сегодняшних качелей, встрепенулось от радости за еще один пройденный маленький шажок.

— Что еще ты помнишь?

— Я… — она пожала плечами. — Почти ничего, извини.

— Ладно, — вздохнул я, стараясь заткнуть поглубже свое разочарование. — Погнали.

Мы ехали молча, я включил тихую музыку, ожидая, что Василевская опять уснет по дороге, но она сначала оттирала пальцы, а потом просто сидела и смотрела на меня. Я взял ее за руку и крепко сжал. В конце концов, я был рад, что с ней все в порядке. Черт с ними с нервами, она рядом, она блин меня нарисовала! Я боялся обольщаться по поводу того, что это значит, ссылался на то, что она слишком часто рассматривала мое лицо. Но внутренний голос с интонацией Егора все время повторял: «Спроси ее! Спроси!»

Я приехал к дому, оставив Солярис на парковке, и предложил пройтись. Мы быстро добрались до гаражей, разговаривая о занятиях. Весь путь я гонял ее по теории. Если бы она знала, как мне самому не терпится дожить до момента, когда она закроет все хвосты и я смогу с чистой совестью заняться ее телом, а не только мозгами.

Мой GTI стоял, подключенный к куче приборов и датчиков. Вчера у меня не было ни времени, ни желания копаться и искать причину, по которой он дергался. Когда я делал замеры, все было в полном порядке. Я отправился в «Белый колодец» в приподнятом настроении, и вдруг этот косяк.

— Приве-е-ет, — Марьяна крадучись подошла к машине и, коснувшись капота, погладила по нему, словно трогала дикое животное. — Вот ты какой, красавчик.

Признаться, меня приятно удивило ее поведение. Я не сексист, но не мог спорить с фактом, что парни относятся к машинам иначе, чем девушки. Я оперся плечом о стеллаж и наблюдал за соседкой. Она обошла машину вокруг и попросилась сесть внутрь. Я снял с сигналки, она открыла дверь и заглянула в салон.

— Не нашел причину поломки? — она рассматривала кучу измерительных приборов и ноутбук.

Я покачал головой и потер шею.

— Как жалко, что ты не смог вчера участвовать, — она погладила руль, а я так и не понял, кому она это сказала: мне или машине. Я что, ревную?

— Мне тоже жаль. Я рассчитывал на хорошие результаты.

Наглая ложь: я не просто на них рассчитывал, я был в них уверен.

— Дядя Паша сказал, что ты не дал ему помочь.

— Тогда бы он узнал меня.

— И что в этом страшного? Даниловы тебя обожают.

У меня не было других аргументов. Вчера я был слишком расстроен и не соображал, что делал. Полгода проторчать в гараже, чтобы даже не вывести тачку к стартовой прямой. Это отстой!

— Ботаники тоже тупят, — я вымученно улыбнулся.

— А еще дядя Паша сказал, что возможно причина поломки… — она нахмурилась, силясь вспомнить дословно, — в сломанной свече. Или что-то типа того.

— Хм… — я открыл капот и, взяв ключ из мастака, начал откручивать гайки. — Об этом я не подумал.

Почему-то грешил на программную часть и ни на секунду не вспомнил о технической. Марьяна вертелась вокруг, с интересом наблюдая за моей последовательной работой. Я вручил ей все четыре гайки в руки:

— Держи, мой юный помощник.

Она засияла.

— Почему тачки? — спросила она, — ты же учишься на IT.

— А еще на инженера-механика, — добавил я, осторожно выдергивая катушку наверх, чтобы подобраться к свечам. — Хочу совместить эти профессии. Учеба дается легко, всегда давалась. Наверное, я этим в деда. Мне вроде как становится скучно, когда легко. А вот написать софт для тачки, чтобы усилить ее возможности и не навредить заводским настройкам — это всегда вызов. Я с детства люблю машины.

— Это видно. Я заметила, как круто ты водишь, как чувствуешь авто.

Я поочередно вытащил все четыре свечи. Одна из них была действительно треснута.

— Это и правда свеча… блин!

Я голову сломал, разыскивая решение самыми разными способами, а ответ оказался на поверхности. Я пропустил гоночный этап, потерял очки, которые набрать будет очень непросто. Из-за того, что не замечал перед носом самого очевидного.

— Что это значит? — Марьяна, кажется, и правда переживала.

— Что мой затуп слишком дорого мне обошелся…

Хорошо, что я как раз недавно купил новые свечи, поэтому без проблем поставил их на место старых. Марьяна помогала мне, как могла, и ей, похоже, нравился процесс. Я чувствовал себя странно оттого, что кто-то находится со мной в гараже, слишком много времени провел здесь в одиночестве. Но в то же время, ее присутствие было к месту, она здесь отлично вписалась.

— Подай, пожалуйста, динамо-ключ, — попросил я, но замер, понимая, что увлекся работой. Я выглянул из-под капота, а Марьяна вложила мне в руку тот самый ключ, который я просил. Я удивленно вскинул брови.

— Не обольщайся, я тупо угадала, — пожала она плечами, улыбаясь.

Я закончил и закрыл капот.

— Сейчас проверим, — я вытирал руки о полотенце и кивнул Марьяне. — Садись за руль, заводи.

— А можно? — ох, ее восторг не описать словами.

— Я же обещал, что дам тебе порулить.

— Когда это?

Она ошарашено моргнула. Я зажмурился и даже дышать перестал. Ну вот, настал момент «икс». В самом деле, сколько можно молчать? Я ведь давно хочу раскрыть ей правду.

Откашлявшись в кулак, я заговорил каким-то не своим голосом.

— Ты уже просила у меня покататься на этой машине.

Она смотрела на меня, ожидая продолжения. Может, что-то помнила, а может просто хотела получить ответы.

— Марьян, давай сядем…

Василевская стояла со стороны водителя, потому села за руль, а я на пассажирское сиденье. Находясь в салоне этой тачки, я почему-то чувствовал себя спокойней. Дождавшись, когда она повернется ко мне, я с выдохом сказал:

— Ты рассказывала, что однажды пошла на вечеринку, напилась и переспала с парнем…

— И-и-и?

У нее задрожал голос, а на меня накатывала паника. Я мысленно пытался вытащить себя за голову из этого болота, потому что устал от него. Ложь становилась все больше с каждым днем, питаясь временем и эмоциями, которые мне уже были в тягость.

— Так вот, этим парнем был я, — я перешел на шепот. Такой тихий, что даже не знал, услышала она меня или я произнес это в своей голове.

Пронзительность ее взгляда застала меня врасплох. Я ожидал, что она ударит меня или выбежит из машины, но она продолжала сидеть. Потому я заговорил дальше:

— В том доме мы столкнулись в ванной, я приводил себя в порядок после… после драки, а ты едва стояла на ногах. Я повез тебя домой, но по дороге ты как будто оклемалась и протрезвела.

— Мы сидели у того оврага… — она шмыгнула носом. Я по-настоящему запаниковал, когда увидел, что она плачет.

— Да, мы проболтали часа два, а потом я привез тебя, и мы оказались у тебя в комнате и… черт! Я должен был с самого начала тебе рассказать!

Я потер затылок и ноющие мышцы шеи, чувствуя прилив негодования и злобы на самого себя. Зачем я ломал комедию каждый раз, когда мы устраивали факультатив? Чем я отличаюсь от всех этих мудаков, которые пользуются девичьей доверчивостью и наивностью?

Марьяна смахнула слезы краем рукава, ее несчастный вид растерзал меня на хрен. В клочья!

— Цветочек… — я пытался найти правильные слова, но не мог, пялился на нее с отчаянным желанием обнять. — Пожалуйста, не плачь.

— Не могу, — всхлипнула она, борясь со слезами. Я осторожно протянул руку, боясь, что она отпрянет от меня, но она этого не сделала. Тогда я аккуратно коснулся ее мокрой щеки и поймал слезинку, которая покатилась между моими пальцами. — Мой разум сводит меня с ума! Я помню все до мелочей из того дня, когда… — громкий всхлип, — когда погибли мои мама и папа. Взрывы, скрежет металла, запах гари, крики людей и звук сирены в ушах стоит каждую ночь! Почему я помню это? Но я не помню ничего из нашей ночи. Ничего!

У меня защипало в глазах. Ком стоял в горле такой, что больно было дышать. Я так хотел помочь, а собственное бессилие сводило с ума.

— Иди ко мне, — прошептал я, притягивая ее на себя за руку.

Сердце лихорадочно застучало, когда она податливо перелезла через консоль и села на меня сверху. Я отодвинул кресло и, обняв ее, прижал к своей груди.

— Мне жаль, что я ничего не помню! Но я рада, что это был ты! — проревела она в мое плечо. — Теперь я, хотя бы знаю, что это не какой-то урод, который пользуется девушками и кидает их, не оставляя даже записки.

— Если это камень в мой огород, то я оставлял.

— Серьезно?

— Да, на одном из твоих цветных стикеров, что-то вроде «Прости, что не стал будить, мне нужно срочно бежать» и свой номер.

— И где эта записка? Я ничего не видела.

Кажется, этот разговор здорово отвлек ее от рыданий, я воспрял духом:

— А черт ее знает! Спроси у малышек Даниловых, или у их родителей, да хоть у кота! У тебя там вообще не комната, а гребанный проходной двор!

Марьяна засмеялась сквозь плачь и поднялась, чтобы посмотреть на меня. Я продолжил аккуратно смахивать ее слезы, которые теперь лились уже не так часто.

— Когда я понял, что звонка от тебя не дождусь, подошел к тебе сам, но ты меня здорово отшила.

— Я этого не помню, — шмыгнула она носом. — Я тогда себя так презирала за то, что переспала с кем-то по жесткой пьянке.

— Во второй половине вечера, ты была в отличной форме, поверь, — мягко улыбнулся я. — Не страдаю сомнофилией или чем-то вроде этого.

— Почему я не помню тебя потом? Да, я припоминаю, что ко мне кто-то подкатывал, но я даже не смотрела, кто именно. Мне было плевать.

— Ну, так этим приставучим кем-то был я.

Марьяна заключила мое лицо в ладони и серьезно посмотрела в глаза. Я до сих пор не мог поверить, что она отреагировала на этот разговор именно так, в своем стиле. Понимающая Марьяна со своей собственной логикой и необычным видением этого мира. Почему она не надавала мне пощечин — ума не приложу.

— О, ты же тогда не знал, что я тебя не помню! — вдруг осознала она и в порыве чувств чмокнула меня в губы. Я ощутил вкус ее слез, хотел зацеловать все ее заплаканное, милое лицо. — Мне так жаль. Если бы я тебя помнила, все было бы по-другому. Я бы никогда тебя не продинамила.

— А мне жаль, что этот разговор состоялся только сейчас. Сначала я сам был в шоке, когда узнал, что ты на самом деле меня не помнишь, а потом… — с тяжелым вздохом, я махнул рукой. — Хотя, проехали, мне нет оправданья.

Марьяна смотрела на меня с нежной улыбкой, сияющим, все еще блестящим от слез взглядом:

— Ты походу не догоняешь, что я сейчас чувствую?

Я помотал головой:

— Злость?

— Ботаники и правда порой тупят, — снисходительно вздохнула она.

— Просвети меня.

— Помимо всего прочего, если отбросить все чувства, которые к этому еще примешаны… Никит, я сейчас очень счастлива! Ты был моим первым. Я знаю, какой ты. Ты бы никогда не обидел меня, и теперь я только догадываюсь, каким чудесным был первый раз… А, кстати, каким он был?

— Чудесным, — улыбнулся я, говоря совершенно искренне.

— А поподробнее? А то я, знаешь, что-то запамятовала… — теперь она шутит.

— Помимо некоторых неловких моментов… — я состроил гримасу, а она хихикнула, — и помимо моей разбитой губы, из-за которой я не мог тебя даже поцеловать… Все прошло и правда идеально.

— А я тоже так сказала?

— Да, цветочек, слово в слово.

— А что за неловкие моменты? Расскажи.

Она смотрела на меня как на Санту, который собирается вручить ей подарок за хорошее поведение.

— Ну, я слегка запаниковал в момент, когда сделал тебе больно.

— Ты сделал мне больно? Ни за что не поверю! Как?

— Ну, Марьян, как… — я приподнял бедра, толкнувшись в нее, изображая проникновение во время секса. — Так!

— О, ясно… и мне типа было сильно больно?

— Я так понял, что да.

— Ну… не удивительно, — она опять лукаво улыбнулась, — ты не маленький, Никит.

— Именно так ты тогда и сказала.

Она еще шире улыбнулась.

— В общем, не считая этого, и пары дурацких моментов, когда мы понятия не имели что делать… все прошло и правда шикарно!

— А я тогда кончила?

— От самого… хм, процесса — нет, но от того, что было до него — да.

— Не удивлена, ты же… все что ты делаешь со мной капец как офигенно!

— Потому что ты сама меня этому научила.

— Что-что?

Ну, вот, теперь она узнает, кто та самая женщина, которая меня поднатаскала, как доставлять ей удовольствие.

— Это ты, цветочек, — я оставил легкий поцелуй на кончике ее соленого носа. — Мы до самого утра изучали друг друга, узнавали предпочтения и чувствительные зоны.

— То есть… — она моргнула, оправляясь от шока. — Все то, что ты делал со мной, ты делал это не первый раз?

— Нет, не первый.

— А как же слова «хочу кое-что попробовать»?

— Попробовать повторить все в точности, как тогда, чтобы ты вспомнила.

— Охренеть!

— Прости.

— За что ты просишь прощения? За мои улетные оргазмы?

— Нет, за это я бы вряд ли стал извиняться, — улыбнулся я.

— А что мы делали? — она снова выглядела взволнованной. — Минет был?

Я кивнул.

— Так вот откуда у меня это ощущение, будто я знала, что делать!

— А вот это мое любимое с языком и пальцами?

Я снова кивнул.

— Но как же… а твоя разбитая губа?

— Да, было непросто, — я едва сдерживал ухмылку.

— Блин, так обидно, что я ничего не помню! — с досадой вздохнула она. — Есть ли хоть что-то, чего мы не делали?

— Много чего, у нас была всего одна ночь. Но знаешь, мы тогда не целовались.

Она просияла.

— Получается, тогда, в моей комнате, мы сделали это в первый раз?

Что-то я раскивался, скоро голова отвалится.

— О! Круто! — довольная Марьяна начала забывать о слезах. Миссия выполнена. — Это было очень классно! Мне так нравится с тобой целоваться!

— Мне тоже.

Кто бы мог подумать, что признание приведет нас к этому: обмену комплиментами, а не к пощечинам и оскорблениям. С ее стороны, конечно же. Я бы никогда себе не позволил даже голос на нее повысить.

Марьяна мечтательно выводила пальчиком круги на моем плече, а потом выдала:

— А я все думала откуда у тебя столько уверенности и знаний!

— Ты сама сказала, что это круто, когда мужчина ведет себя уверенно. К тому же, я как бы, уже в курсе, что тебе зайдет, а что нет, — я тоже задумался говорить ей или нет, но раз уж мы начали, то… — мне же самому нравится делать все это. Не важно в первый или не в первый раз. С тобой я не притворяюсь и не оглядываюсь на предрассудки. Мне просто нравится делать тебе приятно. Зачем мне волноваться о том, что задумано только ради того, чтобы ты была счастлива?

— О, это очень… это пипец как романтично! — теперь она сияла.

Я снова подумал, как же круто, что между нами не осталось больше секретов. За исключением всего одного. Но я решил не спешить с этим признанием.

— Господи! — она о чем-то вспомнила, закрыла рот рукой и в ужасе вытаращилась на меня. — Я даже не представляю, как ты охренел, когда я пришла к тебе со своим предложением! Ник!

Не выдержав, я рассмеялся.

Ситуация, конечно, совсем не смешная, но я не мог остановиться, ржал как ненормальный. А Марьяна вместе со мной.

— Да, тогда ты мне и правда сломала мозг! Единственная причина, по которой я думал, ты просишь об этом меня, из-за того, что мы уже переспали. А потом, когда понял, что ты считаешь меня и Егора одним человеком — вообще вынос мозга!

— Ох, я так накосячила! Еще и попросила тебя быть моим первым мужчиной, а ты и так им был! — она закрыла лицо руками, заливаясь краской. — Ник, я просто в шоке!

— А я рад, что ты наконец-то обо всем знаешь, — я заправил ее розовые пряди за уши и смотрел на ее лицо с нескрываемым обожанием. — Я ненавидел себя каждую минуту за то, что врал тебе.

— Я бы скорее сказала «замалчивал», — она закатила глаза. — А я рада, что все это время… это был ты! Всегда ты.

— Слу-у-шай! А как ты вышел от меня утром? Ни на кого не наткнулся?

— Эм… через балкон.

— Ты спрыгнул с балкона?!

— Да.

— С ума сошел, ты что, кот?

— Повис на руках, держась за перила, а там до земли было не больше метра, ерунда.

— И никто тебя не видел?

— Видел. Мой дедушка.

— То-то он охренел!

— Да, комментарии были забавными.

— О, он ведь меня к тебе отправил не просто так!

— Да, профессор — еще тот стратег, — улыбнулся я.

Она стиснула меня в объятиях и чмокнула в шею.

— А ты обратно смог бы? Ну, забраться ко мне через балкон.

— Хм, да.

Я не стал пугать ее признанием, что уже делал это однажды. Пусть это останется моей маленькой, сталкерской тайной.

— И все это время я спала с открытой балконной дверью! — она всплеснула руками.

Мы оба посмеялись, но я решил напомнить ей:

— Я бы не сделал ничего из того, что тебе может не понравится.

— Вот мне, например, очень не нравится твое условие не проводить факультативы, пока я не исправлю все оценки.

— Этим я оставляю твою… и свою голову холодной.

— Как? Я каждую минуту думаю о сексе!

— Это нормально, мы вроде как еще подростки.

Она безнадежно вздохнула и перекатилась с моих колен обратно на водительское сидение.

— Ладно, холодноголовый, рассказывай, как тут что переключать. Я за рулем сто лет не сидела.

Я убедился, что Фольксваген работает исправно и научил ее нескольким нюансам.

— Авто, переделанное под гонки, слишком агрессивное для не привыкшего водителя. Делай все плавно, резко не дави на газ. Ты справишься, цветочек.

— Спасибо, Фиб.

Я улыбнулся.

Когда мы выехали из гаража, я понял, что не зря доверился своему чутью. Василевская за рулем моего Фольксвагена — бинго в квадрате!

— Дорогу до «Белого колодца» знаешь? — я пристегнулся и вернул сиденье на прежнее место.

— С твоими подсказками справлюсь.

Марьяна вела авто даже чересчур осторожно, не боялась рокота под капотом, острого руля и отзывчивой педали газа.

— Никогда не водила такую мощную тачку, — ее глаза блестели, улыбка растянулась от уха до уха. — Теперь я, кажется, начинаю тебя понимать.

Мы быстро добрались до места, которое еще вчера кишело зрителями и участниками. Теперь оно напоминало пустырь во время зомби-апокалипсиса. Ветер гонял по трассе какие-то пакеты и мусор с трибун. Мы уперлись в шлагбаум, и к нам, лениво шаркая ногами, вышел охранник.

Мне не пришлось его уговаривать впустить нас, мужчина узнал мою машину и с радостью позволил проехать по трассе, пожелав порвать павлина-Цыпкина на следующем этапе.

Мы встали на стартовой линии, Марьяна занервничала и вытерла влажные ладони о свои джинсы.

— Здесь нет светофора, но он не нужен тебе. Просто считай. Сначала три желтых ровно четыре секунды: раз, два, три, четыре… нога на газ и быстро зеленый!

— Давай ты считай, — у Василевской точно сегодня гребанное Рождество. Я кайфовал не меньше. Когда девушка, которая тебе нравится, разделяет твои интересы, это здорово добавляет ей очков.

Мы гоняли целый день. От старта до финиша сделали ходок сто, клянусь! Я делал замеры, понимая, что Марьяна, способная не только в математике или в университетских науках. Она еще классно водит.

— Фу-ух, смотри! — она показала дрожащие руки, находясь, в восторге от происходящего. — Я на таком кураже! Спасибо тебе, что позволил прикоснуться к своему миру. Он прекрасен!

— Кто бы говорил… человек, который за ночь сотворил шедевр.

Она смущенно опустила глаза и густо покраснела.

— Почему ты это сделала? Почему нарисовала… меня?

Она пожала плечами. Я не стал давить и, прочистив горло, огляделся. Солнце медленно пряталось за меловые горы. Мы реально провели весь день в тачке.

— Нужно выдвигаться, — жаль было это признавать. — Не хочу терять доверие твоих опекунов.

Марьяна неспешно выехала из «Белого колодца». Пока мы добрались до нашего района, на улице совсем стемнело. Я проводил девушку к порогу, неустанно думая, стоит ли начинать этот разговор и не испортит ли это волшебство сегодняшнего дня:

— Хочу кое о чем тебя попросить… — ну же, смелей, чувак. — Если кто-то позовет тебя на свидание…

Марьяна повернулась ко мне. Выражение ее лица заставило мой пульс биться быстрее.

— Я откажу! — понимающая улыбка тронула ее губы. — Я и Жене вчера отказала.

— Правда?

— Да, я извинилась, что дала ему ложную надежду.

— Но… почему, он же тебе нравился и… не понимаю, почему?

Марьяна подошла ко мне вплотную и коснулась ладонью моей левой щеки.

— Ты же «золотой мальчик», Ник. Ты дофига умный, и все такое… Не тупи и сам догадайся.

Она встала на цыпочки, поцеловала меня в другую щеку и убежала домой. Я потер влажный отпечаток от ее губ и расплылся в придурковатой улыбке.