Фрау Маман (СИ)

11

Жизнь продолжалась. С каждым днем Мирослава все отчетливее понимала, что не за горами день, когда мизерное зерно надежды, все еще хранимое в недрах души, просто сгниет без возможности прорасти во что-то большее, желанное, прекрасное. Держать под контролем чувства сложно, но уже… привычно? Лишь изредка накатывала безнадега, от которой хотелось выть в голос, чтоб услышали волки в дремучих лесах и подвыли в ответ.

День 25 июля выдался дождливым, с грозой. Таким, что, как с утра дождь припустил, так двое суток и не стихал. Долгожданная сырость поднимала настроение всему живому, уставшему от жары, и только Мирослава с Ирой сидели на кровати в маленькой комнате, с грустью глядя в окно, вибрациями в теле отзываясь на каждый громкий раскат грома. Вчера Горин уехал за своей невестой, а вот родители Иры и Кости, наоборот, прикатили. С продуктами, как обычно, и с желанием умаслить бабу Лизу.

Стол накрыли в доме, потому что на летней кухне сыро. Родители Мирославы, под предводительством деда Василия, которому не терпелось улучшить настроение, были приглашены заранее. Обычные посиделки из разряда «за встречу», разговоры о жизни, политике, детях, прошлом…

— Витя, так и не решился открыть свой бизнес? — разливая коньяк по рюмкам, спросил папа Гера.

— Нет, Жень, — покачал головой собеседник, нанизывая на вилку румяный ломтик жареной картошки. — Как-то закрутился по жизни, а потом уже не решился. Рад, что у тебя все сложилось, как ты мечтал.

— Мне повезло, — открыто улыбнулся тот и приобнял Фрау Маман. — У Монмарансички не забалуешь. Сам знаешь. Расскажи о Косте. Чем он занимается? Видимся часто, общаемся. Почти соседи, как-никак, но все не доходило до обстоятельного разговора.

— Хороший пацан, Витюша, у тебя вырос, — поддержала разговор мама Миры. — Внимательный, уважительный, добрый… Жаль, что Ленок не дожила… Эх, давайте выпьем!

— Наташа, эти двое наши с Леной лучшие друзья молодости. Сына из роддома забирали со мной, — усмехнулся добрым воспоминаниям Виктор Степанович. — Женя и Лена учились вместе на медицинском, так и познакомились. А вот Ритку я боялся, как огня, с первой встречи. Помню, пришел на свидание, сижу на бортике фонтана, жду… И тут, бац! Зависла моя тушка над водой, а ручищи держат меня за грудки. «Обидишь Ленусю, сделаю из тебя чучело, на котором она будет анатомию отрабатывать», — сказала, а потом, нагло хмыкнув, изобразила невинное лицо.

— Я помню, — улыбаясь, ответила Наталья Егоровна, поедая овощной салат. — Вы приезжали на выходные всей компаний. Мы же тогда и познакомились. Завидовала я вам тогда до ужаса. Шумные гуляли, задорные.

— Дети нам не уступают, — засмеялся папа Гера и посмотрел на притихших девчонок.

— А Костя и правда молодец. Прет по жизни, как ледокол. Он же как во второй класс перешел, танцами занялся. Не теми, что в капроновых колготках, а современными. Уличные, кажется… Хип-хоп, Брейк, не разбираюсь я в этом. Школу закончил, пошел в институт. Я все боялся, что рванет по стезе своих танцулек, но нет, выбрал пиар и рекламу. Хотя, я думал, на языки пойдет, легко они ему даются. Но не суть. Закончил учебу с отличием, — неприкрытая гордость сквозила в каждом слове Виктора Степановича, а Мирослава превратилась в слух, боясь упустить хоть одно слово. — Заниматься танцами не прекращал. Потом все наслоилось, жуть, одним словом. В год, когда Ира уехала в деревню, он в армию ушел. Через год вернулся и уехал в столицу. Открыл там свое агентство и, вроде, не жалуется.

— Вить, есть, чем гордиться, — согласился папа Гера.

— Согласен, — выставив очередную наполненную рюмку вперед, для застольного чоканья, старший Горин кивнул головой. — За детей!

— Танцы Костя бросил, получается? — хмуро вставила Фрау Маман.

— Нет. Он хоть и взбалмошный, неуправляемый порой, упрямый, как баран, но упертый и целеустремлённый. Понимает, что у плясок есть свой возраст. Пока еще со своей командой выступает, катается на гастроли, или что там у них, сборы всякие, в клипах снимается, но уже без чрезмерного энтузиазма. Больше, как хореограф, пиар-менеджер, продюсер своей команды. Он направление выбирал специально, чтоб потом задействовать связи, умения, навыки. Продуманный. В кого — не понятно.

— Богатый Буратино, получается, сынок твой. А, Витюша? — не дожидаясь компаньонов, налила себе и выпила Маргарита Васильевна.

— Рит, а я его деньги не считаю, — резонно возразил собеседник. — Для богатого — молод и зелен, с золотой ложкой не родился, а на хлеб с маслом, и пусть пока не с черной икрой, хватает, вроде.

— Главное, чтоб другие тоже не считали, — вздохнула Маргарита Васильевна.

— Что ж, — вздохнул, расправил плечи папа Гера и перевел тему в новое русло: — Видно, проиграл я тебе спор, и дедом ты раньше меня станешь.

От услышанного, да еще от самого адекватного и доброго родителя, прекрасно знающего проблему Леси Егоровой, внимательная дочь почти упала с кровати.

— Не спеши, Женя. Не спеши, — выпил Виктор Степанович и приложил дно рюмки о стол сильнее, чем обычно. — Я, кстати, пообщаться с тобой хотел. Наедине. По старой дружбе.

— Всегда рад, ты же знаешь, — отозвался тот и искоса посмотрел на Фрау Маман, а Мирослава впервые заподозрила родителей в интриганстве.

Сколько потом не прислушивалась влюбленная дочь, разговоры не трогали. Сплошь сетования на редкие встречи, извинения за прошлый приезд, который вышел не лучшим, проблемы дорожающих продуктов, новинки автопрома, лучшие года деда Василия, вправление мозгов от бабы Лизы. И так до самой ночи, пока не скрипнула калитка за гостями, а Ромашка в огромном брезентовом дождевике не стукнул в окно.

Капли дождя монотонно стучали по карнизу и шелестели по металлочерепице крыши. Серость и полумрак вызывали желание нежиться под одеялом, пока не выглянет солнце. Проселочные дороги развезло, а потому то и дело слышался гул и рев тракторного двигателя, вытаскивающего засевшие в грязи машины.

— Вставай, соня, — со смехом Ира запрыгнула на кровать, расталкивая подругу, не желающую открывать глаза.

— Не хочу, — закуталась плотнее и отвернулась лицом к стене Мира.

— Бес приехал, — вздохнула та и привалилась под бок, поверх одеяла.

— Тем более не хочу.

— А хочешь… — задумалась Ира, потирая переносицу, соображая, — мы с тобой наденем высокие сапоги на босу ногу, старые халаты фланелевые, дождевики из клеенки и… рванем месить грязь и говно по деревне. Будем падать, ржать, как ебанутые, перемажемся, опиздюлимся, когда вернемся, и засядем в бане. Как тебе идея?

Несколько секунд Мирослава с упоением представляла великолепную картину и встрепенулась, сев на кровати, приглаживая торчащие в разные стороны волосы.

— Чая мне принеси и халат… фланелевый, — лицо озарялось детским и наивным щенячьим восторгом.

Местом забав выбрали плотину, что разделяла огромный пруд посреди деревни. Из-за низины вся вода стекала на дно, а месиво образовалось такое, что пресловутые трактора-вездеходы тонули по самую кабину.

Тот, кто гулял по глубокой колее, оставленной широким колесом «Беларуса» или «Кировца», знает, как это круто. Это как шагать по бордюру, балансируя для равновесия, только тут у вас реальная мешанина из грязи — оступился, поскользнулся и… пипец котенку. Вылезай на четвереньках из скользкой, хлюпающей, засасывающей жижи, похожей на черную глину. Аттракцион из разряда «VIP». Хорошее настроение гарантировано, если только вы не при марафете и белых штанах оконфузились.

— Бес, ты баньку истопил бы, — крикнула Ира у самой калитки, поправляя капюшон дождевика.

— Вы бы не шарились в такую погоду, — парировал брат.

— Тебя спросить забыли. Так сделаешь, или бабушку просить? — раздражалась та, готовая заговорить на общедоступном языке незенцурщины. Горин кивнул и скрылся на летней кухне.

Время летело быстро, незаметно. Ирка дважды чуть не скатилась прямиком в пруд, а Мирослава потеряла сапог, который застрял, когда она пыталась пробежаться по грязевому хребту, пушинка, блин. Тракторист Матвей Иванович ругал их так, что вся деревня слышала. Его агрегат юзом с горки пошел, а внизу, аккурат посередине, сидели две чумазые морды, которые из-за смеха не могли задницы вытащить на безопасную обочину. Хотя, какая там обочина, но все же. Кое-как умелый водитель вырулил, чуть не свернув рулевую колонку, заглушил махину и побежал жопы драть глупым курицам, так он их назвал, но не тут-то было — сам погряз во всем этом великолепии. Плюнул обозленный тракторист, трактор бросил и ушел. Только бабка Нюська, что жила у плотины, чей огород выходил прямо к месту безобразия, потешалась и подбадривала, заявляя, что пригласит их глину с соломой месить, чтоб отделать сарайку.

— Славунтич, ты будешь ржать, но я грязь прям в трусах чувствую, — раскрасневшаяся Ира очередной раз скатилась с пригорка, прямиком под трактор, стараясь выбраться к дороге.

— Боюсь, она внутри нас, — размазанная по лицу липкая земля делала Миру солдатом спецподразделения в боевой раскраске, старающимся слиться с местностью.

Взгляды, которыми их встретили во дворе дома, описанию не поддавались, лишь Леся надменно хихикала, выражая свое превосходство, а младший Горин покачал головой, но лукавые огоньки в глазах загорелись. Баба Лиза сматерилась так, что даже Ира покраснела, а дед Василий бы восхитился, не забыв погоревать из-за потерянного сапога. Громко засмеялся, после минутного ступора, только Виктор Степанович, заявив, что непременно хотел бы побывать там, где они были.

В общем, задумка Иры удалась на славу, подарив им целый день смеха и радости, а депрессия от приезда Кости с невестой не обвалилась на измученную Иванову сиюминутно.

Вымотались они, конечно, сильно. Гудели все мышцы, в том числе те, о которых не знали никогда. Им в баню раза четыре воду таскали, чтоб отмыть все злачные места.

С обмотанным на голове полотенцем Ира ела булочку, запивая молоком, а Мира еле поднимала кружку с чаем, отщипывая у подруги сдобу небольшими кусочкам. Молчать они умели и сейчас с удовольствием практиковали, лишь изредка поглядывая друг на друга и посмеиваясь.

— Ну вы даете, — в летнее строение зашла Леся Егорова. — Как дети малые.

— Завидуй молча, — огрызнулась Василькова.

— Чему завидовать? Вообще-то я пришла сказать, что пригласила сюда свою подругу, ты, Ир, помнишь ее, Таню Симонову. Хочу познакомить ее с Ромой. Хороший парень. Они будут свидетелями на свадьбе, так что пусть познакомятся… поближе, — не дожидаясь обратной реакции, Леся выплыла из летней кухни, тихо прикрыв дверь.

— Я не поняла… что она сейчас пизданула? — яростью полыхнули глаза Васильковой, обещая грандиозный скандал с физической расправой любому, кто встанет на пути. Голос стал тихим, вкрадчивым, полностью отражая сжатую пружину внутри, которая вот-вот выстрелит.

С проворностью метеора, мгновенно потеряв усталость, Мирослава метнулась к выходу, надернула крючок на двери и заслонила ее собой.

— Не пыли, Ир. Ромашка пошлет любых Тань, Мань, Лесей и подобных. Она тебя провоцирует, а ты поддаешься. Хочешь, пойдем к моим? Или к Ромашке завалимся? А еще можем свалить вместе с Ромкой, как только приедет Таня эта. Уедем на пасеку к дяде Славе, а?

— Как же я ее ненавижу, — процедила подруга и несколько раз вдохнула — выдохнула, стараясь успокоиться. — Ладно. Только уедем пораньше.

— Да хоть сегодня! — успокоилась Иванова и плюхнулась на стул рядом с родной девочкой, обнимая, успокаивая. — Поговоришь с Ромашкой, или мне это сделать?

— Я сама, — все же улыбнулась подруга.

Несмотря на погоду, не располагающую к неспешным прогулкам на воздухе, Ира, как обычно, скрылась из вида в девять вечера. Несколько раз Мирослава пыталась почитать книгу, но тусклый свет в комнате напрягал глаза. Включив аудио вариант, засунув наушники в уши, она не заметила, как уснула под монотонное повествование рассказчика, мечтая, что скоро дождь кончится, дороги подсохнут, и они снова будут гулять ночами, слушая местные сплетни, влипая в новые приключения.

— Слава… — шепотом позвал Костя, и она встрепенулась, резко подскочив на постели. — Тш-ш… пойдем.

Не задавая лишних вопросов, Иванова натянула вязанные носки, которые выдала баба Лиза после бани, покопошилась в поисках халата, судорожно вздохнув, когда ее бедер едва заметно коснулись руки Горина, и вышла вслед на ним в сени. В полном молчании она обула галоши, терпеливо подождала, когда он наденет на себя дождевик, а на нее куртку, и покинула дом, ведомая им за руку.

Они стояли позади двора, на околице, где перед ними раскинулось дикое поле с мокрой травой. В полной темноте оно озарялось частыми изогнутыми, рваными, похожими на сплетение вен и сосудов, вспышками молний. Страшно и волнительно, жутко и до сказочного красиво.

— Но… — страх брал верх, а частые разговоры селян о трагических случаях в грозу всплывали сами собой. Мира запаниковала.

— Не бойся, — улыбнулся Костя, встал позади нее и обнял, укрывая полами дождевика, как в кокон, вставляя ей в ухо один наушник. Разделяя с ней то, что не оставляло его равнодушным. — Гроза ушла далеко. Верь мне.

Без поцелуев и жарких объятий — просто стояли и смотрели на светопреставление, устроенное природой, под раскаты грома над головой, слушая Bruno Mars «Talking to the moon», слегка покачиваясь в такт музыке.

— А теперь домой, а то замерзнешь, — наклонился он и прошептал ей на ухо. Без его рук сразу стало холодно и одиноко, словно выбросили в лютый мороз пригревшегося котенка, даже кожа покрылась неприятными мурашками, а озноб грозил отозваться стучащими зубами.

— Спасибо, — кое-как прошептала Мирослава, уговаривая себя уйти, а не броситься к нему, не умолять… Остаться с ней. Душа словно шаровая молния металась внутри, до боли обивая стенки грудной клетки. Чем сильнее любила, тем мучительнее становилось одиночество.

После дождей жара навалилась с удвоенной силой. Сорняки полезли, как грибы, и начались вечные прополки огородов на две семьи, благо, у Ивановых в рабсиле папа Гера, который вместо зарядки с радостью брался за любой физический труд.

— Поедем с Ромашкой в лесополосу за смородиной? — пыхтела Ира, вырывая траву, как культиватор.

— Конечно, — выпрямилась Мирослава, держась за поясницу. Деревенские хлопоты грозили доконать ее окончательно, вернее, ее бренное тельце.

— Только он Беса берет и его тварь благоверную, — сплюнула подруга, отмахнувшись от назойливой букашки, что кружила у глаз.

— А я плеер возьму и бейсболку, так что буду глуха и слепа, — рассудительно изложила свой план Иванова и поспешила продолжить.

— Бля, захочешь — мимо не пройдешь, — засмеялся за спиной Ромашка. — Ваши задницы как красные флаги маячат.

— Хочешь сказать, что у нас жопы толстые? — медленно выпрямилась, стерла со лба пот и сощурилась Ира.

— Классные, а не толстые, — хмыкнул кавалер, пробираясь между посадками.

— Ты че приперся? — не унималась Василькова, но на поцелуй ответила и порозовела слегка.

— Так время сколько? Не в ночь же за смородиной тащиться, — заботливо потер на щеке Иры грязь и направился к дому бабы Лизы Роман.

Музыка в наушниках у Мирославы гремела — будь здоров. Длинный козырек кепки натянула так низко, что видела только то, что находилось под ногами и под руками, и то, если слегка задрать голову. Пассия Горина с ними не поехала, выбрав любимый сериал, так что требовалось больше усилий, чтоб держаться от Кости на расстоянии.

— Слава, — вытащив у нее наушник, скинув бейсболку, Костя взял ее руку, повернул ладонью вверх и высыпал горсть черники, а потом улыбнулся и подмигнул: — Витамины.

— Спасибо, — и таким теплом затопило все внутри от его заботы, что все тело отозвалось, завибрировало, расправилось, потянулось к нему. Не думая, она свободной рукой подтянула его к себе за горловину футболки и прижалась своими губами к его. Нежно, благодарно, с чувством, и он не отстранился, не пресек, не увернулся. Вздохнул судорожно, рвано, положил ладонь ей на шею, очертив большим пальцем скулу, и вовлек в поцелуй глубокий, медленный, елейный, от которого голова у Миры закружилась, а ноги потеряли опору под собой.