Фрау Маман (СИ)

7

Его губы нежные, осторожные. Он слегка ими прихватывал, то нижнюю, то верхнюю ее губу, смакуя, знакомясь. Едва почувствовал робкий ответ, вдавил своим телом Миру в стену, сминая губы, проникая в рот языком, правильно, идеально, вылизывая уголки ее рта, поочередно прикусывая губы, в момент разжигая мучительно сладко и тягуче, и тут же срываясь в необузданную стихию, подчиняя себе безоговорочно, вырывая ее стон на каждое касание. Руки обнимали горячо, голодно, оглаживали каждый изгиб, сжимали до боли ее тело, но следом возвращали нежность, периодически сжимая в кулаках тонкую ткань сорочки.

С трудом оторвавшись от Мирославы, он прижал ее к себе, одной рукой обняв за талию, и запустив пальцы другой руки в волосы на ее затылке, едва заметно касаясь виска губами.

— Останови меня, Слава… — рваное дыхание, напряженные мышцы, руки, не контролирующие свою силу, черные глаза, блестящие в свете Луны, и тихий шепот.

— Не хочу, — не соображающая ничего Мира прижималась теснее, оглаживая его спину ладонями, наслаждаясь, получив то, о чем мечтала долго, что рвало ее душу долгими ночами.

— Моя девочка… — выдохнул ей в макушку Костя, улыбаясь, но следом взял себя в руки и отцепил от себя, произнося уже четким, ровным голосом: — Иди домой.

Через пару минут, ежась от неизвестно откуда взятого холода в летнюю ночь, она смотрела на красные габариты удаляющегося автомобиля. А еще через короткое время рыдала на коленях Фрау Маман, сбивчиво объясняя, как она безнадежно влюблена, а он женится на другой, и жизнь не мила, а Ирка на сеновале с Ромашкой скорее всего трахаются. На последнем сообщении она испуганно уставилась на маман и икнула.

— Гера! — заорала веселая женщина, перебудив весь дом, и соседей заодно. — Гер! Наша серая мышь страдает! Счастье-то какое!

— Мам! — Иванова захлебывалась обидой.

— Что, едрить вашу мать, за семейство! — выругался дед Василий, вываливаясь из дома в майке, широких «семейниках» по колено и с папиросой, которую тут же подкурил. — Герка, я тебе Ритку на перевоспитание отдал, а она как родилась стервью, так и осталась.

— Пап! — кинулась Мирослава к отцу, в поисках сострадания, едва тот появился.

— Пострадай, красавица наша, — приласкал отец страдалицу. — Пострадай. Мы с мамой теперь спокойны.

— Пап, вы издеваетесь, да? — размазывая сопли по лицу, спросила Мира, не понимая логики родителей.

— Папа Гера просто рад, что дрель не понадобится, — заржала Фрау Маман.

— Моя семья — психи, — обречённо прошептала, вздохнув, несчастная дочь. — Причем тут дрель, мам?!

— А как еще тебя лишать девственности через пару лет? — резонно выдала Маргарита Васильевна и, выдернув папиросу из рук выматерившегося деда, сделала затяжку, выпустив с наслаждением дым. Закашлялась и вернула обратно. — Пап, что за самосад ты куришь?!

— Я иду спать! — со злостью на шуточки выдала Мира и пошла в объятья бабушки, которая тут же подолом своего длинного халата вытерла ей лицо, приговаривая: «Приползет еще, окаянный», — чем окончательно довела внучку.

С той ночи у сарая Костю никто не видел, уехал и не появлялся. Ромашка лишь пожимал плечами на все вопросы Иры, успокаивая, что Бес вернется.

Через три дня приехали родители Иры вместе с будущей невесткой. Бабушке Лизе, девушка сразу не понравилась, высокомерная, дескать, все ждет, что ей на подносах все таскать будут, к труду неприученная, да к тому же истеричка. Отец Кости — Виктор Степанович Горин, мужчина статный, серьезный, но не без юмора. Мама Иры — Наталья Егоровна Горина (Ира-то по отцу — Василькова) женщина тихая, спокойная, воспитанная в лучших традициях деревни.

Удивлять бабушка Иры стала с первого дня приезда гостей, а тут еще, как назло, Мирослава с Ирой не успели слинять вовремя, собрав небольшую сумку с вещами.

— В моем доме внук не будет спать со своей бабой! — заявила бабушка Лиза, уперев руки в бока.

— Мама, не начинай. Сейчас время такое, люди без брака живут вместе, — успокаивала Наталья Егоровна, пока муж обрывал клубнику в палисаднике со спокойным видом.

— Я все сказала! Пущай идут к Митьке Прошкину, у того смолоду никакого стыда не водилося, а у себя не позволю, — упрямилась старуха.

— Мы им постелем на разных кроватях, — предложила мама Иры.

— У меня тут не казарма, — гневно сверкнув глазами, возразила баба Лиза. — У меня вона еще две детины, которым спальное место надо.

Хотела Ира возразить, но увидев лицо бабушки— заткнулась, обреченно кивая в подтверждение слов.

— Хотя, погодь. Я вам с Витюшей постелю в спальне дальней, девкам в маленькой комнате, барышне вашей приезжей в зале, на диване, а Костенька на летней кухне поживет, — рассовала старушка всех по местам со всей серьезностью.

— Ба! — взмолилась Ира. — А как мы будем чаи гонять ночами?

— Ты хоть не бубни! Вас ночами не сыщешь, обжимаетесь по кустам со всеми подряд, — плюнула, махнула рукой и пошла по своим делам, оставив всех стоять в недоумении.

— Ирочка, нам бы поговорить, не убегай никуда, — тихо сказала Наталья Степановна, тронув дочь за плечо. — Вить, забери из багажника сумку с продуктами.

— Встряли, бля, — скривилась Ира, сильнее сжимая руку подруги. — Ты меня не бросай тут, ладно?

— И не думала, — улыбнулась Мира, ответно сжав родную вспотевшую ладонь. — Иди пообщайся, а я на огород, помогу бабушке Лизе. Разнервничалась она сильно. Если приедет твой брат, сразу беги ко мне, и свалим околицей.

— Заметано, — чмокнув в губы Мирославу, Ира пошла общаться с родителями.

Разговор с ними затянулся на добрых два часа, у Миры спина почти отвалилась стоять в раскорячку над сорняками, а бабе Лизе хоть бы хны, орудует тяпкой и бурчит себе под нос, склоняя на все лады дочь свою непутевую и время срамное.

— Мирка, — позвала баба Лиза, взяв передышку и опершись на тяпку двумя руками, предварительно стерев концом платка пот с лица. — Дело у меня к вам есть.

— Все, что угодно, — опустив задницу между грядок, Иванова радовалась передышке.

— Не смейте уходить от меня. Не чужие же. Да и спокойнее мне с вами, хоть и непутевые вы. Со свету меня сживут… эти гости. Что только Костик нашел в этой?..

— Так мы и не уходим, баб Лиз, — улыбнулась Иванова, подставляя ребро ладони ко лбу, чтоб прикрыть глаза от солнца.

— Вот и славно. Места всем хватит. Завтра засветло тесто на пироги поставлю, будем ляпать, — наконец успокоилась старушка, мечтательно посматривая в сторону дороги.

— Ба, мы же мешать будем, — вмешалась подошедшая Ира. — В пять утра не каждый готов слушать нашу возню.

— А это не наша забота, Ириша, — выдала бабушка, ухмыльнувшись. — Кому не нравится — скатертью дорожка. Не удерживаю. Хотят оставаться, пусть живут по нашим законам. Не позволю измываться очередной раз.

— Ни хрена не поняла, — покачала головой внучка и подала руку Мире, помогая подняться.

— А тебе и без надобности. Шумите с утра пошибче, да и днем веселитесь от души, — дала указания баба Лиза и, водрузив тяпку на плечо, пошла к дому. — И чтоб все пропололи сегодня, а то на улицу не пущу!

— Вот так встряли, — протянула Иванова, глядя вслед старушке, которая никогда раньше не выказывала решительность и многословность.

— Может, ей сказать, что тебе тут не в кайф из-за Беса? — предложила подруга, потирая переносицу и думая, как слинять подальше.

— Нет. Все, что ни делается… — задумчиво призналась Мирослава.

— Ладно. Есть идея, — Ира встрепенулась и стала выдергивать траву с грядок. — А пока, давай быстрее исправительные работы выполним и сбежим.

— О чем говорили с родителями?

— Извинения, покаяния и бла-бла-бла. Можно подумать, я на них в обиде. Может и была, но уже все прошло. Понимаю все: зачем и почему, — отмахнулась Ира. — Сказали, что могу вернуться домой в любое время. Не хотели, чтоб я в колонию загремела из-за своей несдержанности. Только мне теперь и не надо, сама понимаешь.

— Может, помочь? — с деланным добродушием вклинилась в разговор Леся Егорова. Мирослава отметила красоту девушки — как с обложки модельных журналов. Ангел, хоть и с червоточиной.

— Ага, — скривилась Ира. — На хуй иди и не заблудись.

— Помоги, — Мира притянула подругу к себе и слегка пихнула, останавливая грубость. — Надо прополоть грядки.

— А перчатки есть? — поглядывая на свои холеные ноготки, спросила гостья.

— А костюм химзащиты тебе не выписать? — процедила Василькова.

— Нет, но можешь спросить у бабушки Лизы, — любезничала Иванова.

— Ир, вот что ты ершишься? Мы скоро породнимся, давай мириться, — скрестив руки на груди, Леся склонила голову набок. — Оставим все в прошлом. Я сильно поплатилась за свою решительность. Благодаря тебе у меня теперь детей не будет.

Сказанные слова напряжением повисли в воздухе. Всем своим существом Мирослава ощущала, как напряжена Ира, и это не злость, а признание своей неправоты, греха, который сломал жизнь другому человеку. Обняв подругу за плечи, она передавала мысленно той свои силы и поддержку, без осуждения и жалости.

— Я не знала. Прости, — не пряча глаза, Ира сдалась.

— Не стоило тогда меня останавливать, — интонация, с которой продолжился диалог со стороны Егоровой, Мире не понравилась. «Ноль» обреченности или сожаления, скорее наоборот, насмешка и превосходство. — Костя все равно со мной, только теперь ему надо очень постараться, чтоб сделать меня счастливой.

На этом разговор закончился, а невеста Горина, забыв о своем желании оказать помощь, удалилась к новоиспеченным родственникам в дом.

Мирослава и Ира стояли у раскрытых ворот гаража и смотрели на старенький голубой «Запорожец», когда-то принадлежавший мужу бабы Лизы. Несмотря на время, он выглядел ухоженным и забавным в сравнении с современными машинами. По стенам кирпичного гаража заботливо смонтированы деревянные стеллажи, заполненные различными деталями и слоем пыли, старые вещи валялись в углу, а у бокового входа стоял пятидесятилитровый алюминиевый бидон, накрытый старыми шубами и одеялами.

— Ты серьезно? — с сомнением и опаской в голосе спросила Мирослава.

— Ага. Не смотри, что он старый, бегает — будь здоров! Его постоянно выгуливает Матвей Егорович, старый друг деда, — облизнулась Ира, почесав поясницу. — Твоя задача сцедить бражку в банку, а моя — приготовить агрегат к путешествию. Повеселимся, епть!

— Я за банкой…

— Ебнулась? Как стемнеет. Повяжет участковый, если увидит, а после девяти он спит, как медведь, пушкой не поднимешь, — остановила Ира подругу.

— Ну, так бражку надо по светлому слить, а не в темноте потом копаться, — рассудила Мирослава и щелкнула Иру по лбу.

Звук заведенного мотора старенького автомобиля в вечерней тишине прибавил ошалелого предвкушения сидящим внутри подругам. Трехлитровая банка со сладко пахнувшей малиной и вишней жидкостью была закрыта капроновой крышкой с дырками у одного бока и прижималась к груди сидящей на пассажирском сиденье Мирославы. Посмотрев до ужаса безумными глазами на подругу, Ира положила руку на коробку передач, выдавила сцепление, врубила первую скорость и… машина заглохла.

— Твою мать! — выругалась Василькова и повторила более решительно, вспоминая, позволяя решимости заполнить все тело.

— Давай уже, Шумахер! — истерично заржала Иванова. — Если не выпьем через пару минут, меня от мандража разорвет.

— Приготовься, когда нас найдут, нам придет полный и безоговорочный пиздец, — успокоила Ира, и «Запорожец» вылетел из гаража под громкие окрики Виктора Степановича.

— Он придет в любом случае! — ликовала Мирослава, приложившись к банке.

Коробка передач переключалась с треском, мотор ревел, как реактивный двигатель. Отвалившийся глушитель, неудачно задевший кромку насыпи при выезде на центральную дорогу, остался на обочине. Блеск. Ничто не волновало орущих, визжащих в салоне под громкую музыку девушек. Свернув с главной дороги, они рванули по проселочным, поднимая клубы пыли за собой. А едва за ними мелькнул свет фар другой машины, как чувство азарта и погони перешло все допустимые отметки, выбив последний здравый смысл. Тут же старый, но шустрый автомобиль рванул через поля, с предусмотрительно выключенными фарами. Адреналин выплескивался через верх, а банка опустела уже наполовину.

Свою остановку они сделали, когда темноту за ними перестал разрезать отсвет преследования, у старого корявого дерева, которое стояло посреди степи, куда они выскочили, минуя площади, засеянные озимой пшеницей.

Маленький динамик, установленный на капоте, заводил хитами, разгружал от мыслей, проблем, боли, переживаний. Алкоголь пился, как компот, но уже хорошо пьянил разум. Они пели, кричали, кружились и танцевали. Смеялись, обнимались, целовались и валялись на траве, глядя на звездное небо.

— Дед, спасибо за тачку! — крикнула Ира в небо, приподняв руку с банкой вверх, и допила бражку.

— И-и-и-ир, — протянула хмельная Мирослава и перешла на визг: — Там… огни! Валим! Валим, быстрее!

— А-а-а-а! — подхватила подруга настрой и ломанулась к машине, подгоняя Миру: — Славунтич, быстрее! Сука! Как нас нашли?!

Трясущиеся руки Васильковой никак не могли завести машину, и она ругалась всеми известными грязными словами. Стартер не схватывал. Тем временем свет приближался, и уже слышалась работа двигателей.

— Блядь, Славунтич, бежим!

Бросив свой «антистресс», они бежали, куда глаза глядят, подгоняемые страхом и безудержным весельем, периодически спотыкаясь и падая, срываясь на истеричный хохот.

— Хрена с два они нас найдут! — смеялась Ира. — На все стороны не разорвутся.

— Знать бы еще, в какой стороне дом, чтоб самим вернуться, — покатилась со смеху Мира.

Но опасения оказались напрасны. В темноте огни деревни подсвечивали воздух, и они брели, радуясь опустошению, которое позволило дышать полной грудью.

Первая проснулась Ира, пытаясь понять, где она находится, щуря глаза от слепящего солнца, которое стояло в зените. Приподнявшись на локтях, она осторожно придержала Мирославу, которая пускала слюни на ее живот, лежа поперек, и осмотрелась: степь и… все, лишь букашки в траве стрекотали, радуясь своему непонятному счастью.

— Славунтич, — голова трещала от любого звука, особенно издаваемого собой, — вставай. Мы, кажется, крупно встряли.

С отпечатком замка от кофты подруги на щеке Иванова села, все еще не решаясь открыть глаза. Вчерашний сладкий напиток явно скис прямо во рту, а внутренности вибрировали, что не добавляло бодрости.

— Мы дети степи, — решила пошутить Ира, застонав, потирая виски.

— Что произошло вообще?

— Мы присели отдохнуть, — вспоминала Василькова, поднимаясь с земли и помогая встать подруге.

— И куда нам теперь? — зевая, потирая глаза, спросила спутница.

— Ни сном, ни духом… Не ебу вообще, — вытащив травинки из волос Миры, оглядывалась по сторонам Ира, силясь найти хоть какой-то ориентир.

— Земля круглая же? — так же озираясь, сказала Иванова. — Пойдем прямо и все. Выйдем на дорогу, а там спросим, куда мы попали.

— Как думаешь, мы вчера присели отдохнуть лицом к деревне или спиной? Так можно определить направление, — потерла переносицу и вздохнула.

— Я не помню, как мы вчера из гаража стартанули.

Небесное светило уже клонилось к горизонту, а они все брели, оставляя позади поля и лесополосы. Дикие ягоды, надо признать, еще совсем зеленые, дали хоть немного кислинки, отчего не так сильно хотелось пить, но очень хотелось просидеть остаток дня в туалете. Веселая история грозила перерасти в трагедию.

Ситуация изменилась, когда они вышли на луг, где мирно бродили и лежали коровы, а пастух сидел на траве, колдуя над хлыстом. Увидев живого человека, Ира заорала и стала махать руками. Идти мимо рогатого стада Мира боялась до дрожи в коленях, уж лучше еще два дня по степи бродить.

— А, это вы, гулены, — лениво протянул пастух, протягивая бутылку воды. — Натворили вы шума. Пол деревни вас ищет. Ох, не завидую я вашим жопам.

— Давно ищут? — нервно сглотнула Мирослава, отчетливо представляя Фрау Маман.

— Так со вчера и ищут. Вы своим драндулетом перебаламутили все село.

— Мы заблудились, — призналась Ира.

— Обождите чуток, скоро Федька приедет. Он молоко забирает перед тем, как я коров погоню.

Местный байкер подзатыльников насовал девушкам от души, не стесняясь, ругая их, на чем свет стоит. Так выяснилось, что вчера за ними поехали Виктор Степанович, Ромашка, Федя и еще хмырь на здоровой иномарке. «Бес», — подумали в унисон подруги и переглянулись.

Попросив спасителя ссадить их с железного коня поодаль от дома, они брели, чувствуя, как с каждым шагом ноги наливались свинцом. Невыносимо хотелось есть, мыться, спать и… бежать.

— Кто это стоит на дороге? — прошептала дрожащим голосом Мирослава, прекрасно узнавая силуэт с химией на голове.

— Кара Господня, — стиснув зубы, ответила Ира и крепче сжала в руке ладонь подруги.

К стоящей и ожидающей их приближения фигуре подошли еще две, и девушки остановились. Застыли, не в силах сделать шаг. Глупо, конечно, двадцатилетние, а боялись, как первоклашки.

Резкий сигнал клаксона позади напугал до прыжка на месте, а злополучная черная иномарка нагло и безжалостно подталкивала их вперед.

— В кольцо взяли, — засмеялась Ира, не выдерживая напряжения.

— Ладно! — твёрдо сказала Мира, упиваясь приливом героизма и потянув за собой подругу. — Пойдем каяться, с соплями, слезами и обещаниями исправиться. Все, конечно, вранье откровенное… И я ни о чем не жалею!

— Я люблю тебя, Славунтич, — кивнула Ира, расправляя плечи. — На всякий случай говорю, вдруг не выживем.