Кажется, все было готово.
Ну как, все...
Узники в старинных романах теряли ход времени — потому что были заточены в сырых подземельях или продуваемых всеми ветрами башнях, где могли наблюдать разве что за сменой дня и ночи. Даари лишена была такой роскоши: ни одного окошка в ее подземной палате не прорезали. Однако она отлично знала, сколько именно времени прошло.
— Все идет нормально, — проговорил лекарь искаженным сквозь маску голосом, убирая диагностические амулеты с живота Даари. — Двадцать пятая неделя... Ощущаете какие-нибудь новые симптомы?
— Изжога, — мрачно сказала Даари, — все время. И в туалет хочется еще чаще.
— Это уже было, — отмахнулся лекарь от слов своей подневольной пациентки, — и это совершенно нормально. Увеличенная матка давит на желудок. Мое снадобье от изжоги принимаете? Ну вот и хорошо.
Даари поморщилась, с тревогой обозревая свой живот — судя по картинкам из книг, которые она смутно помнила, он был слишком велик для двадцать пятой недели. Тройня же. У некоторых женщин и на тридцать седьмой меньше. Что будет у нее на тридцать седьмой — страшно подумать. Как будто проглотила дирижабль.
Слишком много времени она тут торчит. Еще неделя или две — и она будет совсем немобильна! И так в голове уже частенько «шумит», когда идет до туалета. Действовать нужно сегодня.
Лекарь никогда не приходил на осмотр один. Его всегда сопровождали несколько охранников, которые держали Даари под прицелом. Велика честь для глубоко беременной женщины, лишенной магии! Даари не справилась бы и с одним лекарем, что уж говорить обо остальных, поэтому она провожала взглядом этот почетный экспорт почти с симпатией.
И с превеликим вниманием, потому что на спину одному из этих товарищей приземлилась запущенная ею по воздуху плетенка, которая должна была транслировать пустой коридор на установленный там видеорегистратор. Одно из самых слабых мест пронизанного слабыми местами плана Даари: попав в коридор, плетенка должна была «самонавестись» на энергетический слепок регистратора и прицепиться там... Если не получится — пиши пропало, ее засекут: даже если первая плетенка в палате и сработает, видеорегистратор в коридоре увидит, что дверь «палаты» открывается — и все.
Поэтому Даари нервничала как никогда.
Уф, ушли. Ожидание, ожидание — секунды, а кажется, что уже полчаса прошло... ага! Тонкая нить от плетенки, оставшаяся в руке Даари, стала ощущаться немного иначе — прицепилась к источнику магии. Судя по слабости источника, все-таки видеорегистратор. Ну, будем надеяться. Если это что-то другое, пиши пропало.
Кое-как встав с кровати, Даари похромала — точнее, пошла вперевалку, но выглядело это как хромота — в туалет, затем вернулась в кровать. Укрылась одеялом с головой. Теперь — выпустить вторую плетенку..
Этот этап нервировал меньше, потому что его она проверила заранее и не один раз: выпускала плетенку, записывала свое видео (благо, развернутая в воздухе плетенка не видна обычному зрению), затем подтягивала ее обратно к себе и проверяла, что получилось, «транслируя» картинку прямо на простыню в рамках уже проверенного процесса под приподнятым одеялом. Выходило нормально. Если не считать одной ма-аленькой проблемы с воспроизведением.
«Плетенка» получалась одноразовой: она прокручивала записанное по мере расплетения. Более того, скорость воспроизведения понемногу увеличивалась: плетенка распускалась сначала медленно, потом все быстрее, видео ускорялась пропорционально. Даари долго билась, пытаясь научиться контролировать этот эффект. В итоге решила, что это не так важно, нужно просто записать подстановочное видео подлиннее. Все равно на нем ничего не происходит, лежит себе Даари в кровати под одеялом и лежит... Сделает пять-шесть часов — получится два-три часа форы...
Самое сложное было записать эти пять-шесть часов, ни разу не отправившись в туалет (она не могла рисковать: поход в туалет получился бы у ее видеодвойника ненатурально быстрым). А в туалет хотелось теперь, такое ощущение, постоянно... В итоге вышло четыре с половиной часа. Даари прикинула, что часа на три такого видео все-таки хватит. Значит, за три часа она должна либо отыскать выход из гипотетической системы заброшенных штолен, либо хотя бы отойти настолько далеко, чтобы ее сразу не нашли.
...Без пищи и воды, м-да. Даари так и не придумала, куда набрать хотя бы воду из-под крана...
...Это не говоря уже о том, что никакой системы штолен за той перегородкой могло и не быть: неверные видения от магических каналов сказали Даари только то, что длинный коридор там продолжался, и что дальше имелись еще какие-то пустоты в толще скальной породы. Но она не знала даже наверняка, насколько глубоко находится.
Авантюра, конечно. Но ничего лучше Даари не смогла придумать. Она, правда, пыталась вовлечь лекаря в пространный разговор, чтобы выведать у него больше о мотивах похитителей и поторговаться, но ничего у нее не вышло.
Аккуратно манипулируя нитями магических каналов, пронизывающими комнату (левой рукой сложно, конечно, но после того, как та же самая левая рука до судорог натренировалась на основной плетенке — плевое дело), Даари заставили подготовленную плетенку проплыть и прилепиться к амулету видеосъемки под потолком. Вроде бы, другого видеорегистратора тут не было: Даари исследовала на этот предмет всю палату, больше никуда не сходилось достаточно магических каналов.
Может возникнуть заметное искажение изображения при первом контакте плетенки со зрачком амулета, если картинки совместятся неравномерно. Ну, или Даари так предполагала. Если кто-нибудь заметит, могут зайти проверить...
Даари выждала десять минут, потея и нервничая под одеялом. Как на грех, девчонки активизировались, щедро раздавая ей пинки изнутри. Когда ребеночек пинается — это обычно хороший признак: малыш активен и здоров. Но, когда ты получаешь пинок по ребрам изнутри, тебе обычно совсем не весело. Особенно, если эти пинки раздает почти что целая спортивная команда (Даари не припоминала такого вида спорта, в который играли бы втроем, но иной раз ей казалось, что жильцов у нее внутри шестеро, так активно они действовали).
Теперь — привести в действие заготовленные обманки для датчиков. С этими было и проще, и сложнее, чем с видео. Проще, потому что они передавали информацию в более простом формате. Сложнее — потому что Даари, конечно же, не разбиралась в том, что именно передает какой датчик; ей приходилось тщательно следить за каждым магическим каналом, наблюдать и копировать. Датчики были ее слабым местом. Она никак не могла проверить, насколько хорошо у нее получилось, могла только надеяться на лучшее.
Поэтому она знала: как только активирует датчики, надо вставать с кровати и уходить.
И не забыть вторую заготовленную плетенку: с видео пустого коридора. Как раз сейчас ее нужно активировать.
Даари попробовала потянуть за тонкий, почти незаметный канал, начинающий распускать вторую плетенку — и с ужасом его у себя в руке не обнаружила. К счастью, нужный кончик быстро нашелся на постели: сосредоточившись на нем, Даари поняла, что это именно то, что нужно, слава богам-духам...
«Бесы это все побери, какой же я все-таки дилетант, — тоскливо подумала Даари. — Ведь схватят же!»
Эти мысли никак не помешали ей действовать: встать с кровати, подойти к двери в коридор, открыть ее...
Коридор пустовал: никто пока не заметил, что Даари подменила сигналы с видеорегистраторов. Впрочем, для настоящей проверки нужно выйти в коридор: вдруг тут есть еще видеорегистраторы, которые она пропустила?
Она зашагала по коридору к панели, закрывающей его «тупой» конец — значительно быстрее, чем позволяла себе до сих пор. (Да, Даари изображала, что ей куда хуже и тяжелее дается беременность, чем на самом деле, и пока лекарь, вроде бы, не заметил притворства).
Добралась до панели.
Очередное слабое место ее плана: как ее взломать-то на самом деле? Просто начать бить ногой?
В идеале можно было бы проманипулировать магическими каналами, но это же «теплый лед», материал, невероятно устойчивый к магии...
Даари приникла к панели левой рукой, пытаясь ощутить токи магии в продолжающимся позади нее коридоре — тут ей зрение было не помощник, тут приходилось действовать ощупью, как обычные маги. Только у тех взаимодействие магических полей ощущает все тело, а у нее, Даари, только рука до локтя — спасибо демонической атаке...
— Куда-то собираетесь, сиятельная госпожа? — спросил за спиной измененный респиратором голос.
Даари прикрыла глаза, стиснула зубы. Внутри нее все одновременно бесновалось и обмирало от ужаса.
Она обернулась.
Лекарь явился не один: позади него молчаливой стенкой стояли охранники, вдвое больше, чем на обычных осмотрах. Один даже держал нацеленный на Даари арбалет. Серьезно они.
— Хочу прогуляться, — сказала Даари, — давно на солнышке не была. Говорят, в моем положении это вредно.
— Еще более вредно в вашем положении — не соблюдать рекомендации лекаря, — заметил человек в респираторе.
— Так вы ведь мне не даете альтернативно консультироваться, — вздохнула Даари. — Ладно. Что меня выдало? Датчики?
Она не думала, что лекарь ответит. Глупо было бы отвечать: а вдруг она учтет это и попробует обойти в следующий раз? Но он спокойно произнес:
— Вы рассчитывали только на магию и не учли, что в вашей палате есть окошко для прямого наблюдения из соседнего помещения.
— Но там нет... — начала Даари.
И ругнулась.
Потому что ну конечно — одна из стенных панелей попросту прозрачна с другой стороны. Или, может быть, все они. Кто знает, вдруг Даари находится в настоящей стеклянной клетке?.. Исследуя свою палату, Даари, правда, не чувствовала за стенами никаких полостей...
— В потолке, — хмыкнул лекарь. — Если так хотите знать, наблюдательное окно у нас в потолке. Это позволяет избежать слепых пятен.
Бесы-демоны побери этих затейников!
Потолок Даари никак не могла проверить: она до него не дотягивалась даже с кровати.
Целитель задумчиво сказал:
— А ведь мне придется принять меры, сиятельная госпожа. Мы не можем рисковать вашим побегом даже гипотетически.
— Ну, попробуйте, — ощерилась Даари, прикрыв руками живот. Она чувствовала себя загнанной в угол крысой, и как та крыса готова была броситься и перегрызть горло любому.
Пальцы левой руки машинально начали натягивать магические каналы, которые она использовала для прощупывания запанельного пространства. Оружие сделать из них сложно, они слишком тонкие и слабые, но если очень постепенно и как следует постараться...
— Да и пробовать не буду, просто сделаю, — хмыкнул лекарь.
Даари машинально отметила, что мужик куда более высокоранговый, чем ей раньше казалось. Прежде целитель казался ей наемником или, в крайнем случае, младшим заговорщиком на побегушках (Даари с самого начала не сомневалась, что имеет дело с обширным заговором; вероятно, тем же, с плодами которого она сталкивалась последние полтора года — от отравления адептки из клана Метельной Розы до попытки преждевременного Большого Прорыва в Аттоне). Теперь же, задерживая ее, лекарь вел себя как лицо с достаточно большой долей ответственности и свободы действий.
— Ну вот самая очевидная угроза, — продолжал мерзавец, — что в следующий раз мы просто извлечем один плод у вас из живота и отправим его на исследования, не утруждая себя его жизнеспосообностью... — Даари заледенела, в голове поселилась звенящая пустота, но голова заработала очень быстро, как порой случалось с ней в критические моменты.
Так, она вдруг четко осознала то, что очень не хотела осознавать: они с девочками никакие не заложники. Если бы Дракон знал, что они живы, он бы разнес всю Цивилизацию по камушкам, но отыскал бы их — это даже не вопрос любви, а вопрос личной гордости, чести и престижа. Значит, Владыка думает, что они погибли... Их держат для чего-то другого. Например, хотят использовать девочек в политической борьбе впоследствии... Нет, вряд ли, слишком сложно... Скорее, чтобы изучить потомков Дракона в лабораторных условиях. Или готовят какой-то особо мощный ритуал, требующий (почти) драконьей крови. Но нет, слишком ужасно было думать дальше: о ее детях на вивисекторском столе или алтаре темного жертвенника!
Даари никогда прежде не думала о самоубийстве, это всегда казалось ей дикостью. Разве только если спасаешься этим от какой-нибудь неизлечимой и мучительной болезни — или от страшной казни с пытками, как порой бывало в романах. Еще большей дикостью казался аборт на поздних сроках — это уж и вовсе по существу убийство, да еще убийство твоего собственного ребенка, твоей плоти и крови. Но тут она без колебаний поняла: она сейчас готова и на то, и на другое. Убьет сама себя, убьет и девочек — лишь бы они не достались этим!..
Если она не может обеспечить малышкам жизнь, то пусть хотя бы они погибнут вместе с ней, от ее руки, не мучаясь, еще до рождения. Правда, как бы сделать это с гарантией? Если она, допустим, перережет себе горло — может быть, эти гады успеют достать их из ее живота? Двадцать пятая неделя — уже вполне жизнеспособные плоды. Хотя близнецы и меньше обычных младенцев (а чем меньше масса, тем меньше шансы выжить), но ведь это дети Дракона, стало быть, куда более живучие. Значит, придется как-то с гарантией... А вот если посильнее натянуть эти каналы — не получится ли обрушить на себя... Ну, не гору, но хотя бы часть потолка?
Все это промелькнуло у нее в голове буквально за секунду. Она не успела ничего сделать или пригрозить подонку этой своей новой решимостью, потому что тот рассуждал дальше:
— ...Но это угроза не только самая очевидная, но и самая пустая: близнецы питаются от одной плаценты, изъять одного, чтобы не повредить двум другим, сложно. Кроме того, чем больше жизнеспособных особей, чем лучше. Да и вы можете решиться в этом случае на какую-нибудь глупость, вижу по вашему лицу. Вариант попроще: накачать вас сейчас дурманными зельями и продержать так до конца беременностьи. Однако и тут не без проблем: нет таких зелий, которые не влияют на здоровье плода. Остается одно — отнять у вас способность творить магию. Кажется, вы можете оперировать магканалами только левой рукой?
Даари охнула и машинально накрыла левую руку правой.
— Да, — продолжил лекарь с удовлетворением и даже мягкостью в искаженном голосе. — Ампутация — это в вашем положении, безусловно, чревато проблемами, но нет нужды прибегать к такому варварству! Думаю, если вы не сможете пользоваться пальцами, этого будет достаточно...
Вопреки всему накатило постыдное облегчение: не будут убивать! Даже не отрежут руку! И девочек не тронут! И это облегчение, этот миг колебания оказались сильнее страха, ярости и даже соображения, что спасения все равно нет и надо действовать сейчас: магические нити, которые Даари все еще удерживала в левой руке, так и не натянулись, и ничего с потолка не обрушили
Лекарь же добавил уже совсем другим тоном:
— Взять ее.
***
Хорошо просыпаться в залитой солнцем просторной комнате под шум водопада. Кровать — большая и мягкая, шелковистые простыни нежно и тонко пахнут цветами, в комнате приятная прохлада и одеяло идеальной толщины... Хорошо нежиться, разглядывая фигурные светильники на потолке, неторопливо потягиваться, и ждать, пока слуги принесут фруктовый сок и общеукрепляющий отвар по рецепту нового целителя.
Отличное начало дня...
Особенно если учитывать, что это едва ли не единственные пять-десять минут, которые Даари могла насладиться праздностью!
Практически сразу после подъема ее жизнь немедленно попадала в тиски довольно жесткого расписания. И то, что это расписание частично составила сама Даари (а в остальном — согласовала), утешало слабо.
До завтрака нужно было: проделать прописанные лекарем физические упражнения (для этого Даари выходила в сад или на террасу: осенняя таальская погода благоприятствовала); прочесть сводку новостей, в том числе дворцовых (на этом настояла Гешвири: Даари, мол, нужно привыкать держаться в курсе), а раз в неделю еще и сдать анализы (в такие дни вместо сока Даари с утра приносили в постель обычной воды). Потом завтрак, учеба, прогулка, снова учеба, накопившиеся дела...
Чему Даари училась? Всему!
Во-первых, читала Академическую программу и писала второй из заданных в первом триместре рефератов (первый Даари написала еще в Серенгенском гарнизоне; да-да, в промежутке между этим всем — сама себе удивлялась!). Во-вторых, занималась с Гешвири медитацией и основами чароплетения: заполняла пробелы, оставленные демоницей. В-третьих, училась у Саюры дворцовому этикету.
После обеда наступал черед дел (в основном, по резиденции: одобрить то, уладить се — обычно не более чем на четверть часа, и те, в основном, возникали потому, что обитательницы соседних резиденций обычно находили, какие претензии предъявить людям Даари — это при том, что лично пока ни одна из них с Даари не познакомилась), потом — обучение каллиграфии и «изящным искусствам». Сперва в роли таковых выступало музицирование, но после первых же трех уроков преподаватель от нее отступился, сказав, что незачем мучать друг друга и что никакое жалование ему такое не компенсирует. Обсудив вопрос с Гешвири, они заменили музицирование рисованием. Совсем без чего-то такого нельзя было обойтись: признак высокообразованного человека, мать его!
Впрочем, каллиграфия ведь ей давалась неплохо; как оказалось, этот навык конвертируется в рисование. Даари припомнило, что оно ей и в школе давалось — никаких конкурсов она никогда не выигрывала, но хороший средний балл имела. Странно было снова вдыхать запах гуаши и акварели: казалось, это все осталось в другой жизни, в детстве... Эти занятия вполне сходили за отдых.
Еще знатной даме полагалось уметь ездить верхом и владеть каким-либо оружием, но и то, и другое лекарь Ранаарт решительно запретил.
«Если бы вы уже умели ездить верхом, — сказал он, — я бы не возражал: многие дамы занимаются этим до двадцатой-тридцатой недели. Но вы не умеете. Одно падение — и последствие могут быть самыми неприятными».
То же и владение оружием. Даари через Саюру наняла хорошего тренера по шайгон-бою, но он также осторожничал и только заставлял Даари без конца отрабатывать базовые приемы в крайне неспешном темпе. Эти тренировки проходили дважды в неделю по вечерам.
Удивительно ли, что к ночи Даари если и не валилась с ног в прямом смысле — все окружающие тщательно следили, чтобы она не переутомилась — так, по крайней мере, меньше всего способна была на какую-либо активность, даже и романтического толка. Вспомнив детскую привычку, она частенько задремывала с книгой прямо на диванчике в Желтой гостиной.
Однажды, к огорчению и чуть ли не ужасу Даари, Дракон явился к ней как раз тогда, когда она вот так дремала. И — со слов Саюры — полюбовался ею, а потом ушел, велев не будить. Даари потом на следующий день не знала, то ли ей смеяться, то ли огорчаться. Каждый визит Дракона по-прежнему оставался для нее драгоценностью, но забавно было думать, что она умудрилась так вот изящно отказать владыке миллиардов!
Вообще Дракон заходил куда чаще, чем раз в неделю — два, иногда три. Даари даже не ожидала такого внимания.
Правда, эти визиты далеко не всегда кончались постельными утехами (хотя и в большинстве случаев). Иногда Дракон честно признавался, что времени у него совсем нет, и он здесь только чтобы проведать ее, а заодно посмотреть, как она осваивает чары. За успехи он ее всегда хвалил, что бы она ему ни показала.
Где-то после третьего случая искренней (на слух) похвалы Даари раздосадованно воскликнула:
— Хватит быть таким снисходительным! Ты совсем меня не уважаешь?
— А разве я снисходителен? — очень живо удивился Дракон. — Ну надо же! Сдается мне, дорогая моя, что у тебя до сих пор были слишком суровые преподаватели. И Гешвири твоя немногим лучше. Ты и впрямь очень неплохо усваиваешь, а если вспомнить, что магрезерва у тебя нет — то и вовсе отлично.
Даари слегка удивилась: ругань демоницы еще жила в ее памяти. Впрочем, та уж точно не желала ей добра...
Слова Дракона она передала Гешвири, и та, кажется, расстроилась. Дня два думала, потом сказала:
— Больше я не буду тебя ругать во время занятий. Наверное, и впрямь пережала. Я старалась делать скидку на то, что ты не маг и беременна. Видно, мало делала.
— Так что, тебя учили еще жестче? — удивилась Даари.
(За время их тренировок она буквально не слышала от Гешвири ничего более воодушевляющего, чем «ладно, пока сойдет»).
— Меня учили не «жестче», меня учили как надо, — возразила Гешвири. — Без самодисциплины не выйдет хорошего мага. А как еще развивать самодисциплину в ребенке, у которого разума не хватает понять, как лучше? Привычка к самоограничению, приобретенная в детстве и юности, делает проще постижение магии в зрелости, — последнее Гешвири явно процитировала, хотя источник Даари не узнала. — Телесные наказания применяли, пока у меня месячные не начались. Потом просто сажали на хлеб и воду, если проваливала испытания... А потом я поступила в Академию, где Устав за последние сто лет изрядно смягчили, — она сказала это с явным неодобрением, а Даари подумала, что чужая душа все-таки потемки.
Вроде бы они с Гешвири последнее время — ближе некуда, а в то же время иногда что-то такое вылезает... И всегда, наверное, будет вылезать, потому что, как ни крути, они принадлежат с ней к разным мирам, даже если жизнь свела их вместе.
Например, Даари искренне не понимала, как можно любить свой Клан, в котором с тобой так обращаются, используют как хотят и даже не скрывают, что собираются разменять твой брак для устроения собственных интересов — читай, для того, чтобы верхушка Клана сильнее разбогатела и приобрела больше влияния. А Гешвири своих обожала, у нее даже голос менялся, когда она о них говорила.
Когда же Даари пыталась намекнуть, что это как бы не совсем здоровая позиция, Гешвири с великолепным высокомерием отозвалась:
— А, ты о современных теориях, которые превозносят ценность индивидуализма и так называемых «интересов личностного роста» в противовес целому? Будь моя воля, я бы их всех запретила. От них-то и слабеет наша Цивилизация!
Спустя дней десять после разговора с Сиарой Салагон Даари столкнулась с миром Гешвири неожиданным образом.
Все началось вечером, когда Даари намазывала лицо кремами перед трюмо (недавно приобретенная по настоянию лекаря привычка: мол, за кожей нужно ухаживать, а не то по мере развития беременности с лицом может статься настоящая беда). При ней находилась Саюра: доделывала дела на магфоне, а может быть, читала что-то постороннее. Даари пыталась отпускать «секретаршу» раньше, но та объяснила ей, что делать это до окончания вечернего туалета не принято: мало ли что может понадобиться. «Вы и так не перегружаете меня работой, сиятельная госпожа, не волнуйтесь на мой счет!» — сказала она Даари.
Вдруг Саюра испустила удивленное восклицание.
— Что такое? — удивилась Даари, опуская очередную баночку из десяти последовательных. Этот косметический регламент уже начинал изрядно ее бесить. Тем более, что, нанеся каждый крем, сыворотку или лосьон, следовало подождать как минимум две минуты — тут никакого терпения не хватит!
— У вас просят аудиенции госпожи Арсанна и Тиарна Утренний Лотос, — сдавленным голосом сказала Саюра.
— Мама и бабушка Гешвирви? — тут же сообразила Даари. — Что, серьезно?
— Совершенно серьезно, — подтвердила Саюра. — Они прибыли в Таалу... Смотрите, это несогласованный визит, вы можете, оставляясь в рамках вежливости, принять их в конце недели или даже в начале следующей...
— Да нет, — вздохнула Даари. — Какой смысл откладывать. Назначь визит на завтра.
«Что ж, — сказала она себе, — после того, как я подала в управление Главного евнуха заявку на назначение Гешвири моей старшей придворной дамой, в обход предложения Сиары Салагон, этого следовало ожидать...»