Гензель - 2

Глава 10

Леа

Я кладу руку поверх его сломанных ребер. Он хватает ее и натягивает ее, прижимая немного крепче к своей голой спине, отчего даже я вздрагиваю. Он дремлет, потому я не уверена, что он чувствует.

Но, возможно, он все чувствует. Возможно, он делает это, потому что нуждается в боли. Прямо сейчас, лежа с ним в постели, в первый раз сегодня я не была сабой и не пыталась, во что бы то ни стало, переделать себя. Я поняла, что ненавижу быть сабой. Он был прав в понедельник. Я нисколько не сабмиссив. Я хочу быть главной. Дать ему сексуальный опыт, который исключает кровь.

Я могу быть креативной, если он только позволит мне попробовать то, что я хочу. Даже когда он уснул, я включаю воображение, как причинить ему боль в сексуальном плане, но без крайностей.

Сейчас, когда моя рука так крепко прижимается к его спине, я задаюсь вопросом, что произошло, от чего он стал таким.

Он уже был таким в особняке Матери и скрыл это от меня?

Он был таким до того? В течение многих часов мы болтали, я ничего практически не знаю о его детстве, кроме одного, что он перебывал в куче приемных семей.

Я почти невесомо поглаживаю его по плечу, недостаточно, чтобы разбудить, и позволяю себе обдумать то, что беспокоит меня больше всего. У меня есть подозрение, что таким он стал в особняке Матери.

Он покидал свою комнату и...

Слезы катятся по моим щекам.

Я не могу покинуть свою комнату, и сделать с этим я ничего не могу, кроме как петь, когда он стучит.

Но мне по-прежнему кажется, будто это моя вина.

Там я знала его. Я любила его. Я должна была каким-то образом защитить его.

Я лежу на спине рядом с ним и задаюсь вопросом, почему любовь почти всегда приводит к боли.

Думаю, потому что за все приходится платить.

Лукас

Я просыпаюсь с гнетущей болью внутри, вспоминая ее: не мою Леа, а Шелли.

Я чувствую, как Леа гладит меня по руке, и хочу сбросить ее руку. Закричать, чтобы она остановилась. Я не заслуживаю ее утешений. Я не заслуживаю даже лежать рядом с ней.

Если бы она узнала, что я...

Если бы она узнала о различных мучениях из прошлого...

Мой желудок скручивает, и я глубоко дышу носом.

Я не могу вынести ее поглаживания пальцами, поэтому я отодвигаюсь так, чтобы она не смогла дотянуться.

Мой взгляд встречается с ее голубыми глазами. Они ласковые, искренние и добрые, в них все то, чего я никогда не заслуживал.

Зачем я привез ее сюда? Почему я думал, что смогу обращаться с ней как с остальными, ограничиться только сексом, сексом, который я предпочитаю? Я уже потерпел неудачу в этом.

Я такой чертовски слабый перед ней.

Я резко сажусь, стискивая зубы от боли в сломанном ребре.

Леа сдвигается, словно собирается залезть на меня, вероятно, желая вновь прикоснуться, но я бросаю на нее сердитый взгляд, и она садится на пятки, положив руки на бедра. Маска по-прежнему на ней.

Она не знает, что я знаю, кто она на самом деле. Она думает, я по-прежнему верю, что она Лорен. А это значит, что я могу командовать ею, не вызывая подозрений. Я должен сохранить дистанцию между нами.

— Опусти подбородок, — говорю я. — Смотри в матрас.

Она повинуется, ее светлые волосы спадают по плечам вниз.

— Когда я трахал тебя раньше, я говорил тебе взять на себя управление? Что я говорил тебе?

Ее взгляд находит мой.

— Я разрешил смотреть на меня?

Она не отвечает. Она даже не качает головой.

— Что я приказал сделать тебе, Леа?

Она сглатывает и шепчет:

— Царапать твою спину.

— И ты не повиновалась — вновь. Я думал, мы договорились, что ты будешь сабмиссивом.

Я наблюдаю, как ее плечи то поднимаются, то опускаются. Я фактически чувствую протест, исходящий от нее. Она не наслаждается этим так, как я надеялся. Я не могу заставить ее подчиняться. Однозначно, нет. Весь план был неправильным.

Я принимаю, что это была ошибка.

Не ее, а моя. Она знала, кто я. И, если мои предположения верны, она делала все это ради меня. Я же, с другой стороны, должен был догадаться.

Я впиваюсь зубами в нижнюю губу до кровотечения. Я сглатываю кровь и сгибаю больную руку.

— Леа, ты хочешь разорвать наше соглашение? Можешь ответить словами.

Я наблюдаю за ней с гулко колотящимся сердцем, испытывая легкое головокружение.

— Нет, Господин.

Я не просил, чтобы она называла меня Господин, но это имеет для меня значение.

— Почему нет? — спрашиваю я ее опустившимся на октаву голосом.

–Я хочу научиться угождать вам, Господин.

— Ты хочешь доставить мне удовольствие, — киваю я, ощущая непривычное тепло в груди. — Я понимаю. Но я так же нуждаюсь в боли. Не только дискомфорт, который совпадает с удовольствием... — вспоминаю то недопонимание, которое произошло между нами ранее.

Ее взгляд встречается с моим, и я киваю, давая разрешение заговорить.

— Я могу заставить тебя кончить, — говорит она тихо, но уверенно. — Я просто хочу сделать это по-своему.

— Вместо того чтобы доверять мне, как прошу я, — произношу я. — Ты хочешь, чтоб я доверял тебе?

Она кивает:

— Я хочу, чтобы мы доверяли друг другу.

Мой живот скручивает в узел от мысли о доверительных отношениях. Я не уверен, что смогу обойтись без способности контролировать каждый нюанс моих сексуальных отношений. Без полной власти над моими партнерами, получением боли, которая мне требуется.

— Это смелое предположение. Ты заставила меня кончить в прошлые разы, поэтому я понимаю твои выводы, но все же... это чертовски смело.

Она согласно кивает.

— Это будет в новинку для меня, — и это правда. Я никогда не вступал в сексуальные отношения, которые не включали бы элемента доминант/сабмиссив. Единственный раз, когда я не был доминантом...

— Ответь мне, почему я должен вообще обдумывать то, что ты мне предлагаешь? — спрашиваю я ее. Мой голос тихий, но четкий.

Она смотрит на меня долгим взглядом.

— Могу я хотя бы показать тебе?

Ее слова наполняют мое тело жаром, концентрируясь в одном месте — члене. Он пульсирует от желания, набухая, эрегированный, он вздрагивает в ее руках, всего лишь от одного прикосновения.

Я мгновенно хватаю ее за руку.

— Я не сказал тебе "да".

Она пристально смотрит на меня.

Я не могу сдержать улыбку. Я пытаюсь изо всех сил, скривив губы в сомнительную ухмылку.

— Вот теперь — да, — шепчу я.

Она аккуратно опрокидывает меня, укладывая на спину, и обхватив ствол, приподнимает его вверх. Расставив колени по обеим сторонам моей талии, она раздвигает пальчиками влажные складочки, раскрыв их над разбухшей, увеличенной от желания головкой. Затем сжимает ногами мои бедра и медленно, с оттяжкой опускается горячей киской на член.

— Леа. О, Черт, — постанываю я хрипло.

— Я собираюсь трахнуть тебя, — бормочет она.

Сквозь свои полуопущенные темные ресницы я рассматриваю ее порочную улыбку.

Она проходится ручкой, поглаживая рельефные кубики моего пресса, пока ее попка приподнимается в воздух снова и снова, насаживая киску на мой член, как будто он принадлежит ей. Она слегка отклоняется назад, обхватывая своей теплой ладошкой мои изнывающие от желания яйца, и сжимает их настолько сильно, что я чувствую достаточно боли.

Это чертовски приятно.

— Оттрахай меня.

Как это всегда бывает, перед тем как испытать разрядку от долгожданной боли, я погружаюсь в волнительное ожидание. Я тяну ее на себя, в попытке грубо вколачиваться в ее киску.

Резко схватив ее за руки, заставляю лечь на меня сверху, так я получу контроль над глубиной толчков своим членом в ее теле, скользя наружу и вновь погружаясь внутрь, заодно увеличив трение плоти о плоть, дополнительно стимулируя ее клитор и половые губки.

Она вздрагивает всем телом, и я не могу сдержать гребанные стоны, рвущиеся наружу.

Леа соскальзывает вперед немного больше, потому мой член практически выскакивает из нее, я трусь о ее горячую дырочку влагалища, только разбухшей, ставшей сверхчувствительной головкой. Она кружит бедрами, слегка приподнимая и опуская попку, сжимает стенки влагалища, вокруг толстого, невероятно пульсирующего ствола, чем делает мой член еще тверже.

Ее грудь с напряженными, каменными сосочками прижимается к моей вздымающейся каменной груди. Леа нежно стискивает мои грудные мышцы. Ее пальчики находят мои соски.

Я чувствую, что мой член наливается невероятной твердостью. Он наполняется. Становится толще. Я отчетливо чувствую, как мои яйца подтягиваются в ожидании боли. Она обещала сделать мне больно. Как она подарит боль на этот раз?

Она немного отстраняется и присаживается на меня, перемещая свою ручку на мое горло, видимо, она собирается попробовать доставить мне боль таким образом? Леа широко раздвигает пальцы, ее рука упирается в мою ключицу, я чувствую, как член начинает дрожать от предвкушения страха и боли, я уверен, что мгновенно кончу, если она осмелеет и сделает то, что задумала.

Но Леа все переигрывает.

В тот момент, когда ее рука сжимает мое горло, она внезапно отнимает ее, смотрит на меня блестящими от возбуждения глазами, схватившись за мои запястья и запрокинув их над моей головой. Ее руки крепко держат их, вжимая в матрас. Она наклоняет голову, находит зубами мой сосок и прикусывает его настолько сильно и резко, что я стремительно кончаю, изливаясь в нее, громко и протяжно вскрикивая, от переплетающихся удовольствия и боли.

Я хочу высвободить свои запястья из ее крепкой хватки, но она кончает секундой позже. Я пытаюсь лежать спокойно, пока она содрогается от удовольствия. Пытаюсь полностью отгородиться от того, что она касается моих запястий; никто и никогда не трогал их, кроме Леа.

Я смотрю, как ее лицо светится от удовольствия.

Давай же, быстрее отпусти их, Леа…

Я стискиваю зубы и опять пытаюсь высвободить запястья из ее хватки. Я продолжаю вырваться, но она вцепилась мертвой хваткой. Так крепко, что я уступаю.

Она даже не осознает, что любая боль, которую я испытывал раньше, не идет ни в одно сравнение с этой.

Лукас

Четырнадцать лет назад.

Складское помещение находится в самом конце длинной цепочки заброшенных складов глухого рабочего квартала в Лас-Вегасе.

В ночное время все это дерьмо внутри, окружающее меня тут, выглядит намного ужасней, чем днем. Я бывал здесь за прошедшие месяцы пару раз до этого момента, по той же самой причине, но сегодня все немного иначе.

Сегодня мы прошли через заднюю дверь, ведущую на кухню. Сегодня здесь сходка банды по важному вопросу. Есть задание для посвящения нас. Это последняя такая встреча.

Я одет в темные брюки и толстовку. Лицо спрятано за капюшоном, надвинутом на лоб, открывая только рот и глаза. Я окружен парням, которые скоро станут моими братьями; мы банда налетчиков, здесь только парни.

За последние пару лет эта банда взяла в свои руки власть над каждой школой в Вегасе, в том числе и над нашей, тут их влияние наиболее сильное.

Все пятеро, мы стоим в линию со скрещенными впереди руками, перед Стивеном В., он наш лидер. К моему горлу подкатывает тошнота. Я так хотел бы, тогда сделать другой выбор.

Я хотел бы быть более смелым, уверенным в себе, чтобы переиграть все, сказать Шелли "нет" восемь месяцев назад, когда она предложила мне жить с ней под ее опекой.

Я хотел, я должен был сделать это. Я люблю ее, но когда она узнает, что я вступил в банду, это просто убьет ее. Знаю, она чувствует за собой вину, что делает не все, что нужно. Но это не так. Я уже глубоко увяз в этом дерьме, когда она предложила жить с ней. За все несу ответственность лишь я сам. Это был мой выбор.

Поэтому я не могу жаловаться или скулить, как какая-то киска. Когда Стивен начинает говорить, все мои внутренности скручиваются в тугой узел. То, что мы обязаны сделать — отвратительно. Сумасшествие. В моих висках стучит, горло напряженно сжимается.

Он неторопливо описывает, что мы должны сделать, и я понимаю, что в данную секунду обдумываю, могу ли я просто слиться отсюда, сбежать.

Но этому не бывать…

У него есть ствол. У нас ножи. Время выбора — уйти или остаться — давно ушло. Сейчас я в этом дерьме.

— Когда я вам открою дверь, она будет лежать со связанными руками и лодыжками. Вы будете заходить к ней все по очереди. Раз — ты первый; затем Болли, Дэвис, Хэм и ты, Люк, последний. Шевелитесь, делайте все быстро, вошли, вышли. Люк, ты будешь тем, кто покончит с ней.

Желчь подкатывает к моему горлу. Я тянусь в карман, но бл*дь, не за ножом, за телефоном. У меня пересыхает во рту. Из желудка идет кислый привкус, я уверен, меня вырвет. У меня кружится голова.

Я не смогу этого сделать.

Это кошмарно.

Я делаю маленький, неуверенный шажок назад, ничего не планируя, просто чтобы принять для себя какое-то решение. Глаза Стивена находят мои, и он приковывает меня к себе взглядом, в этот момент я шарю в кармане в поисках телефона, обдумывая вариант: попроситься отлить, чтобы на самом деле позвонить Шелли.

— Разберись с ней, Люк.

Он ударяет меня кулаком в челюсть, на что я в ответ, не раздумывая, отпихиваю его. Он главный. Но ему нравится, когда мы боремся.

Я следую за другими, мы все останавливаемся у облупившейся, покрытой плесенью стены в задней части комнаты, где мы встречались большое количество раз, когда приходили сюда. Дэвид смеется над Разом, который стонет по другую сторону стены.

Я сжимаю челюсть, когда Раз выходит из комнаты. Он смеется.

— Стив, мужик, ты больной придурок!

Стив усмехается.

Я кручу в кармане толстовки свой телефон, когда настает очередь Болли и Дэвиса. Стив протягивает мне заранее нож, и в это же время я слышу, как начинает ругаться и кричать Хэм. Мое сердце бьется, как сумасшедшее, я даже думаю, что могу умереть, не сходя с этого места, когда Стив входит внутрь, перезаряжает пистолет и взводит курок, чуть позже Стив и Хэм выходят вместе.

На их щеках размазано что-то темное. И я понимаю без лишних вопросов — это кровь.

Стив подходит ко мне со спины, похлопав мне по плечу.

— Поднимайся. Это будет чертовски странно, — говорит он низким, мрачным голосом. — Потому что я уже покончил с ней. Сука порезала Хэма здесь, — он указывает своим большим пальцем на высокого, с красной головой, в подтяжках, светящихся в тусклом свете. Хэм поднимает руку, затем пожимает плечами.

— Так что иди, — говорит Стивен.

Другие парни смеются, и я уверен, это потому что она уже мертва.

Я не трахаю мертвых женщин. Это мать вашу ужасно. К черту это. Я просто притворюсь. По крайней мере, я не должен убивать ее.

Все толпятся вокруг меня, когда я открываю дверь. Стивен ухмыляется так же, как и остальные.

Я делаю шаг внутрь, и звучит голос Стивена:

— Помни, что она просила об этом, — говорит он. — Пришла к папочке, угрожая, угрожая мне как маленькой сучке, а я лидер. Видишь? Ты увидишь, мужик. Ты увидишь.

Его голос становится громче, когда он позади меня протискивается в комнату. Над моей головой вспыхивает свет.

Я помню, как был удивлен, что на складе есть электричество. Я помню, как заметил, что они все вошли за мной, когда я шагнул немного ближе к куче в углу, возле ржавой раковины.

Я помню, как носился вокруг и резал их, кричал, дрался, ломал кости. Я сошел с ума. Стив использовал все свои патроны, подстрелив Хэма и убив Болли. Я ударил Стива ножом в грудь, когда сирены с большим опозданием начали выть.

Примитивная схема. Возможно, это сделал Дэвис, эта чертова киска. Свалить преступление на того, кто все еще стоит.

Но я не стоял. Я лежал рядом с ней и резал свое запястье.

***

— Гензель!? Гензель!?! Какого черта?

Мои глаза приоткрываются, и я вижу над собой лицо Леа.

— Гензель? — ее маленькая рука держит мое лицо за скулу, когда я вижу ее красивое лицо полностью. — Ты в порядке?

Я моргаю несколько раз, понимая, что я на спине и тяжело дышу.

Бл*дь.

Я поднимаюсь, но все мои эмоции на лице. Меня все еще чертовски сильно трясет. Я смотрю на свои запястья, почти ожидая увидеть на них кровь.

— Дерьмо, Гензель. Ты напугал меня. Ты как будто... не дышал и, Боже, — она подползает ближе. — Ты в порядке?

Я закрываю лицо рукой и отворачиваюсь.

— Гензель?

Я сжимаю зубы. Свесив ноги с края кровати и, не поворачиваясь к ней, я раздраженно говорю:

— Откуда ты знаешь, что мое имя Гензель?

Я чувствую, что мой мир разлетается на осколки, когда тяну себя за волосы.

— Я Леа, Гензель. Леа. Ты не помнишь, что видел меня прошлой ночью? — говорит она, но я не могу справиться с этим. Усилием воли, придя в себя, я говорю первое, что приходит мне в голову:

— Ты должна уйти. Ты не должна быть здесь.

Спрыгнув с кровати, она становится передо мной. Сбросив маску, не скрывая демонстрирует эмоции, застывшие на ее идеальном лице. Сейчас — это злость.

— Не говори мне, что я должна и не должна делать! Ты не делаешь выбор за меня. Я хочу быть здесь. Боже, Гензель, или как ты хочешь, чтобы тебя называли, я буду называть тебя, как бы ты ни захотел, но я хочу быть здесь. Я хочу остаться здесь. Что происходит с тобой? Что это было только что? Пожалуйста, Гензель... поговори со мной.

— Люк, — шепчу я, оцепенело. — Я Люк.

Я встаю с кровати и пересекаю комнату. Скрестив руки перед собой, словно это щит от ее голубых глаз.

— Леа, ты должна уйти, — я качаю головой, пытаясь подобрать слова, которые мне нужны, но в мыслях все перемешалось. — Уходи. Ошибка, — скрежещу я. — Я совершил ошибку, думая, что мы можем... — я делаю знак рукой, указываю от себя на нее, не в силах сконцентрироваться, словно в голове туман.

Ее голубые глаза скользят по моему лицу. Она отрицательно качает головой.

— Ты не избавишься от меня так легко. Гензель–Эдгар–Люк, кто бы ты ни был, ты знаешь, как долго я искала тебя? — ее голос дрожит, когда она качает головой. — Как долго я хотела тебя?

— Это не имеет значения, — рычу я. — Ты знаешь почему?

Она качает головой, ее глаза такие откровенные и невинные, и ярость нарастает во мне за то, что делаю сейчас, и за все то время, что я был без нее.

— Потому что человек, которого ты знала, был просто... гребаный призрак! Ты была маленькой девочкой, чертовски потерянной девочкой, и я пытался помочь тебе. Это все, что было.

Она смотрит на меня, затем усмехается:

— Это не все… — ее глаза вспыхивают. — Я видела шоу, что ты делал прошлой ночью, один с двумя девушками. Я была там с моими сестрами, и видела тебя. Ты был в моей комнате, — ее голос надламывается, но она продолжает говорить. — Все это место, — она обводит рукой вокруг. — Это дом Матери. Не эта комната, а зона снаружи. Ты построил храм в этом месте, и ты сказал мне сегодня, что называешь всех своих женщин Леа, — она слегка качает головой, грустно смеясь. — Я удивлена, что ты такой трус.

Я тоже смеюсь. Я представления не имею, как это получается.

Я выставляю вперед руки, отступая на один маленький шаг назад.

— Делай, что хочешь, Леа, но я сейчас ухожу. Я не хочу говорить с тобой. Мне жаль, — теперь моя очередь балансировать на грани. Я сжимаю челюсти, пока мой голос не приобретает нужную мне жесткость. — Это была ошибка. Большая ошибка. Полностью моя. Но я совершаю такое дерьмо. У меня сейчас другая жизнь. И да, это правда — я хочу тебя, Леа, но это не сработает.

Ее глаза блестят. Слезы начинают капать на ее щечки.

— Я глупая, — говорит она.

Я сжимаю челюсть почти до хруста. Я не опровергаю ее слова. Не тогда, когда мне нужно, чтобы она ушла.

Она шмыгает носом.

— Я не должна так расстраиваться, потому что знаю, что ты говоришь, то, что думаешь. Я могу сказать. Я сожалею, что плачу. Я обычно не такая... слабая. Но послушай меня, выслушай меня. Я не уйду, пока не поговорю с тобой. По-настоящему поговорю, когда мы оба без масок.

Картинки той ночи танцуют в моей голове, мой желудок делает сальто.

Я пытаюсь сказать, но мое горло такое сухое, что я откашливаюсь, прежде чем говорю.

— Я не говорю о моем прошлом, ни сейчас, никогда. Если это то, для чего ты здесь, ты должна уйти.

Она сильно трясет головой, и я не могу смотреть ей в лицо. Спокойное, как будто она уверенна, что, в конце концов, доберется до меня. Как будто она знает наверняка, что я сломаюсь и расскажу ей все, что она хочет знать. Это ложная надежда, потому что этого никогда не случится. Я не могу. Я не могу говорить о моем дерьме с кем-либо, особенно с человеком, который неумышленно стал свидетелем всего этого. Каждый раз, когда Мать…

Я обхожу ее, двигаясь быстро, решительно.

— Я ухожу, — говорю я, проходя мимо нее. — Эксперимент "Леа" завершен.

Но ничего не заканчивается, потому что, когда я иду в гостиную и начинаю одеваться, она уже рядом со мной.

— Я собираюсь с тобой. Давай, Люк. Это твое настоящее имя? Прошлой ночью ты сказал.

— Я сказал?

— Ты же не думаешь на самом деле, что я прошла через все это, чтобы уйти сейчас, верно? — она хватает меня за плечи, но когда я намеренно продолжаю смотреть в пустоту комнаты, она хватает мой подбородок. — Смотри на меня, — она опускает мое лицо так, что моему взгляду некуда деться, кроме как смотреть прямо на нее.

— Ты заставил меня причинить тебе боль, и я сделала это, потому что заботилась о тебе. Я до сих пор делаю это, и думаю, что ты тоже заботишься обо мне.

Я отрицательно качаю головой.

Она смеется.

— Ты сказал мне прошлой ночью, что все они — я. Все твои сабы — Леа. Это потому что ты все еще заботишься. Я думаю, что, может быть, ты даже слишком сильно заботишься, — ее щеки краснеют, когда она говорит это, и мой член оживает.

— Просто для секса, — бормочу я. Это ложь, но мне плевать.

Она отмахивается.

— Мне все равно, что ты говоришь сейчас. Что-то происходит с тобой. Ты отключился, и случилось что-то неправильное.

— Только ты, — получается неубедительно.

Она хватает мою руку. Крепко держит ее в ловушку своей ладони, переплетая пальцы с моими.

— Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной. Пока ты не признаешь, что я единственная чувствую тебя, застрявшего в прошлом.

Одинокая слеза катится по ее щеке, и мой желудок скручивает. Я хочу обнять ее, касаться ее, я хочу сказать, что все в порядке. Но это будет ложь.

Мой мозг снова начинает усиленно работать. Я точно знаю, что собираюсь сказать ей. Опустив взгляд на наши соединенные руки, мое сердце ускоряет бег груди.

— Ладно, Леа. Идем, — я киваю на дверь и пытаюсь засмеяться, но получается только горький вхдох. — Я собираюсь сегодня в дом Матери.