Гензель - 2

Глава 4

Леа.

В то мгновение, когда он падает на пол, все вокруг приходит в движение.

Толпу зевак вокруг разгоняют, но сотрудники-рефери в темных брюках и серых рубашках, продолжают возиться рядом с ним, пока зрители в ложах сходят с ума.

Я замечаю, что соперник Гензеля, Говард, все еще лежит на ринге, окруженный обслуживающим персоналом клуба, в том числе среди них есть кто-то в медицинском жилете.

Мой взгляд мечется между телом Говарда и сотрудником в медицинском жилете, потому что тот, оставив пациента на ринге, бежит к Гензелю.

Я покрываюсь испариной. Мое сердце неестественно колотится. Мне тяжело дышать в привычном ритме, я пытаюсь глотнуть побольше воздуха, так, что моя голова кружится.

Почему он не двигается? Что произошло?!

То тут, то там раздаются свист или тихие вскрики, вскоре, перерастающие в гулкий рев, от этого мне хочется закричать.

Мои ноги сами собой несут меня к лестнице. Растолкав зевак на своем пути, чтобы добраться до него, наконец-то, ступаю на гладкий цемент самого нижнего уровня, и впиваюсь в мужчину на полу взглядом, именно в тот момент, когда кто-то хватает меня за локоть.

— Подожди секунду! Кто ты, черт побери? — гудит над моим ухом мужской голос. Мгновением позже мой взгляд сталкивается с сердитыми карими глазами. Это один из рефери, кажется, способный в любую секунду брызнуть мне в лицо слезоточивым газом.

— Отпусти! — я сбрасываю его руку. — Я его сестра! Что происходит с Эдгаром? — это вырывается из меня абсолютно непринужденно, абсолютно естественно. Когда я пытаюсь протиснуться мимо живого барьера из рук зевак, рефери, оценивая, сканирует меня взглядом.

— Сестра, как твое имя?

— Леа, — кричу я. — Что с ним не так?

Он подкатывает глаза в недоуменном взгляде, пока мы бок о бок шагаем к Гензелю. Он лежит на боку, и я замечаю под ним небольшую лужу крови.

— Дерьмо, — вскрикиваю я, опустившись на колени позади персонала, обступившего его тело.

Я пытаюсь протиснуться между телами, столпившимися вокруг Гензеля, и дотягиваюсь до его руки. Касаюсь ладонью его кожи и осторожно глажу внутреннюю сторону его предплечья. Это движение я всегда использовала, когда утешала его по другую сторону стены. Веки Гензеля трепещут в ответ.

— Не знаю, что происходит, — обращается ко мне парень рядом. — Мы вызвали скорую.

— Нет.

Я подпрыгиваю, когда Гензель усилием воли приподнимается над цементным полом.

— Нет, — я замечаю кровь, стекающую струйкой от его затылка к правому уху. Он кашляет, прикрывшись рукой. — Никакой больницы, — он принимает сидячее положение и оглядывается вокруг туманным взглядом. — У меня есть... машина, — раздраженно произносит он. — Я... в порядке.

Он выглядит как раненный лев. Его лицо бледнее полотна, карие глаза кажутся почти черными. Левый глаз заплыл настолько, что наполовину закрыт, к тому же, оттенен синяком фиолетово-черного цвета. Рот кровоточит, а на щеке до самого виска расплывается еще один синяк.

— Я могу вести, — он невнятно произносит последнее слово.

— Я так не думаю, — жестко говорит один из мужчин рядом с ним. — Я фельдшер скорой помощи, и вижу, что вы либо пьяны, либо страдаете от побочного эффекта при сотрясении мозга, сэр. Вас несколько раз ударили по голове и в грудь. Вам необходимо расслабиться, пока не приедет скорая, — приподняв бровь, фельдшер смотрит в мою сторону, и я быстро киваю.

Гензель пытается сфокусировать взгляд на мне. Когда он, наконец-то, рассматривает меня, его глаза округляются.

— Леа? — я наблюдаю, как начинают дрожать его руки и высоко вздымается грудь. Его лицо становится еще бледнее, а губы подрагивают. — Леа? — он нервно сглатывает один, затем второй раз. — Леа? — шепчет он. Он осматривается вокруг, на людей, столпившихся вокруг него, затем опускает взгляд на свои колени, прежде чем снова смотрит на меня. — Леа, помоги.

Мое тело горит огнем. Протиснувшись между двумя мужчинами рядом с ним, я заглядываю в его глаза, пытаясь увидеть насколько значимо для него, то, что он сказал сейчас — мое имя, но в его широко распахнутых, неестественно блестящих глазах, застыла паника.

— Леа, — он крепко хватается за меня, медленно поднимаясь, чем несколько шокирует меня. Я поднимаюсь вместе с ним, позволяя ему сжать мою руку длинным пальцам. — Никакой... больницы. Просто нужно... отоспаться, — говорит он, оглядываясь вокруг, но его слова звучат слишком невнятно.

— Возможно, у вас сотрясение мозга, — повторяет один из служащих рядом с ним.

Гензель хрипло смеется.

— У меня... нет сотрясения, — слегка сощурившись, он сжимает мою руку еще сильней. — Я просто чертовски пьян.

Увлекая меня за собой, он движется к паре металлических дверей, над которыми светится табличка «ВЫХОД». Он не оглядывается на меня, все также крепко сжимая мою руку. Переместившись слегка вперед, я удерживаю перед ним дверь открытой, и когда мы оказываемся в коридоре под трибунами, он поворачивается в мою сторону и пристально смотрит на меня.

Его взгляд наполнен замешательством, как будто он не уверен, что перед ним я.

— Привет, — шепчу я одними губами.

— Леа? — он едва дышит.

— Да, — слезы переполняют мои глаза настолько, что его лицо расплывается.

Он оборачивает руки вокруг меня, тяжело опираясь на меня.

— Леа, — обнимая, он прижимает мою голову к себе. — Откуда ты пришла, Леа? — его голос надламывается в конце фразы, то ли потому, что он пьян, то ли потому, что он эмоционален, или и то и другое вместе.

— Я здесь, в Вегасе, из-за свадьбы своей сестры, — я слышу себя, словно со стороны.

Он глубоко вбирает воздух. Выдыхает. Я не вижу его лица, потому что он зарылся носом в мои волосы.

— Ты пахнешь... как ты, — шепчет он.

Я кладу руку ему на затылок, поглаживая влажные волосы. Я тоже дышу им, от чего мое сердце ускоряет бег.

— Ты пахнешь как ты, — говорю в ответ. Мы долгое время не двигаемся. Слезы все еще текут по моему лицу, пока я обнимаю его жаркое, сильное тело. Я скучала по нему с понедельника. Но понедельник был другим. Он не называл меня по имени. Я люблю слушать, как он произносит мое имя.

Одной рукой я крепко придерживаю его за спину, потому что он дрожит.

— Эй? — его имя застыло на моих губах, я не знаю, как он хочет, чтобы его называли. Может быть, имя «Гензель» беспокоит его, так что я избегаю его. — Ты в порядке? — он тяжело опирается на меня, а его дыхание слишком учащенное.

— Эй... — я мягко оттягиваю его голову за волосы и встречаюсь лицом к лицу с его диким взглядом. — Эй, — я касаюсь его щек, беря их в колыбель ладоней. Он весь в крови, в синяках и ссадинах. Злой. Я успела позабыть, что его глаз заплыл, но сейчас, глядя на него, я понимаю, насколько сильно он избит.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я. Я поддерживаю его, удерживая на ногах.

Чувствую шрам на его руке, под моими пальцами. Я помню, как он рассказывал мне о своем появлении у Матери. Он перерезал свое запястье, а когда отключился, одурманенный наркотиками, его приемная семья отдала его ей.

Боже, конечно, он ненавидит больницы.

Его взгляд удерживает мой. Он облизывает опухшие, кровоточащие губы.

— Я в п-порядке. Просто... пьян.

Это и есть он. Поддерживая его одной рукой, веду его к парковочным местам. Дежурный просит квитанцию, но у Гензеля ее нет. Непонятным для меня образом у него в руках появляются ключи. Он протягивает их мне.

— Ты можешь вести, — шепчет он.

Я держу его за руку, и он сжимает мою в ответ.

Пока нам доставляют его машину, я ощущаю, как он немного покачивается.

Я поглаживаю его затылок, вызвав тихий стон.

— Леа.

Наконец, черный рэнд ровер-лэнд останавливается перед нами.

Я прижимаю свою голову к его руке.

— Это твоя машина?

Он кивает, вздрогнув от боли, причиненной движением.

Открыв для него дверь, я даю чаевые работнику, пока Гензель, двигаясь с неестественной осторожностью, усаживается в машину. Интересно, почему он так сильно пьет? Это такая же привычка, как мои таблетки?

Остановившись со стороны водительского сидения, я вбиваю в телефоне "Зачарованный лес", жду, пока не появляется нужный мне адрес.

Гензель, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья и держит руки на коленях.

Отыскав классическую музыку по радио, я слегка убавляю громкость. Лучше всего при головокружении и крайней степени опьянения, слушать, как звучат струнные инструменты.

Мы вливаемся в трафик на Стрип¹. Открыв глаза, Гензель смотрит на меня. Он тяжело поворачивается ко мне всем корпусом, несколько раз беспомощно моргнув.

— Ты... в порядке... Леа? — его рука осторожно прикасается к моему локтю. — Ты... в порядке?

— Да. Я в порядке. А ты в порядке?

Положив руку себе на живот, он отворачивается от меня к пассажирскому окну.

— Я не знаю, — сухо бросает он.

— Ты слишком много выпил?

— Да. Я никогда не пью, — говорит он. Глубоко, прерывисто вдохнув, он снова смотрит на меня, словно хочет сказать мне еще что-то, что-то важное, но не решается.

— Если тебя затошнит, скажи мне, хорошо? Я могу подъехать к обочине.

Он кладет руку себе на голову.

Я протягиваю к нему руку и сплетаю пальцы с его свободной рукой, поглаживая его ладонь. Он поглаживает в ответ мою.

— Леа, — шепчет он. Его глаза все еще закрыты. Его пальцы все еще в моих.

— Да? — я сжимаю его руку, надеясь, что это поддержит его.

С трудом открыв глаза, он смотрит на меня.

— Они — ты, — шепчет он в тишине салона автомобиля.

Мое сердце замедляет бег.

— Кто — я?

Он сглатывает, подтянув одну ногу к груди и обхватив ее рукой, прежде чем положить голову себе на колено.

— Слишком много водки, — шепчет он. Высвободив руку из моей, хватается за голову.

Я не успеваю спросить, тошнит ли его, когда он снова смотрит на меня.

— Кто — я?

— Сабы.

Он снова принимает прежнюю позу, откинувшись головой на спинку сидения.

— Мне жаль, Леа. Я чертовски... пьяный.

— Все в порядке. Не беспокойся обо мне. Я здесь, я забрала тебя, и мы едем к тебе домой.

— Не мой дом... потому что это подражание. Копирование. Мне не... нравится это. Хочу чувствовать... эту боль. Это единственный способ.

— Гензель? — шепчу я. Я беспокоюсь, что у него, действительно, сотрясение. Какого черта все это значит?

Его веки трепещут.

— Гензель... — он щурится. — Не мое имя.

— Мне жаль, — отвечаю спокойно. — Как мне тебя называть?

Он молчит, оставаясь очень тихим, расправляет плечи, садится, вытянувшись в струнку, положив крепкие руки на колени. Не совершила ли я ошибку, забрав его от скорой помощи. Я успокаиваюсь только где-то в половине мили от «Леса», когда он смотрит на меня.

— Ты не можешь забрать меня, в интернате есть несколько мест. Ты слишком молода, помнишь?

Мое сердце сжимается. О чем он говорит?

— Ты говорила, что ты слишком молода, чтобы быть моей мамой?

— Я не твоя мама, — шепчу я.

— Я знаю, — он вздыхает, закрыв руками лицо. — У меня нет мамы.

Вот дерьмо. Я не могу поверить, что он говорит это. Мы никогда не говорили об этом, когда нас разделяла стена. Все предположения насчет его слов проносятся в моей голове, я обдумываю ответ.

— У каждого есть мама, — говорю я, наконец.

— У меня нет, — он смотрит в мою сторону и когда наши взгляды встречаются, он хмурится. Покачав головой, Гензель хватается за свой живот. — Я чувствую... тошноту.

— Съехать на обочину? Или продержишься четверть мили?

Он не отвечает и даже не смотрит на меня, но так крепко хватается за мое колено своей большой рукой, словно боится, что я уйду. Прислонившись к боковине моего сиденья, он продолжает держаться за меня, пока мы подъезжаем к клубу.

Я паркуюсь на первой линии, пока несколько работников спешат к нам. Гензель открывает глаза. Они теплые, но... отстраненные.

— У тебя хорошенький ротик, — бормочет он. — Хочешь пойти со мной?

Он шевелит плечами, как будто верхняя часть его тела доставляет ему дискомфорт. В этот момент его футболка натягивается, открывая кровавое пятно, подмышками, над ребрами.

— Дерьмо. Ты кровоточишь!

Оказывается, не только из раны на голове, которая все еще сочится кровью.

Его опустошенный взгляд ищет мой.

— Я все еще могу трахнуть тебя, — он кладет мою руку себе между ног, и я в шоке обнаруживаю, что он твердый.

Кто этот мужчина? Он не имеет ничего общего с Гензелем, которого я встретила сегодня вечером, и ничего общего с парнем, которого я знала раньше.

— Давай выбираться. Я пойду с тобой.

— Вот, почему ты не она, — говорит он тихим мрачным голосом, когда я берусь за ручку двери. — Никто не она. Я пытаюсь найти их.

— Кого ты пытаешься найти? — уточняю я.

— Другую ее.

Я опускаю одну ногу на асфальт. Наклонившись к нему, не обращаю внимания на служащего, который ждет меня сзади.

— Ты имеешь в виду... сабмиссивов?

— У меня нет саб... Ты читала... соглашение о конфиденциальности? — его слова переходят в шепот. Кто-то открывает дверь с его стороны, и я стремительно обхожу вокруг автомобиля. Гензель безучастно смотрит на здание в складском стиле, полностью игнорируя предложения помочь от подбежавших служащих, и не уверенно покачивается.

Я осторожно обхватываю его за шею, наслаждаясь ощущением его тела под своей рукой. Мы следуем за одним из служащих, указывающим на боковую дверь, где я помогаю ему подняться по лестнице. Мы двигаемся медленно, в комфортном для него темпе.

Я жду, что он скажет что-то еще, но он даже не смотрит на меня, пока мы идем к двери. Остановившись у нее, он некоторое время смотрит в проем, секундой позже дверь открывается изнутри.

Не успеваем мы войти в темный, освещаемый только факелами коридор, как, кажется, весь персонал «Леса» начинает носится вокруг нас.

— Эдгар болен? — спрашивает кто-то с французским акцентом.

— Какого черта с ним произошло? — звучит вопрос от одного из вышибал. Он смотрит на меня, как будто именно я что-то сделала "Эдгару".

— Он... пьян? — спрашивает третий, явно встревоженный.

Взгляд Гензеля скользит по мне.

— Отвалите, парни, — они следуют моей просьбе. Я осматриваю полукруг из четырех мужчин, одетых в черное.

— Он был на бою в «X-Ray Machine» в отеле MGM Grand. Перед этим, я думаю, он много выпил, — задумавшись, вспоминаю ту ночь. — Можете найти Рэймонда? Пожалуйста.

Парень слегка хмурится, как будто он пытается понять, кто я, затем усмехается:

— Вы слышали ее, — и они все удаляются.

Он тихо смеется, пока мы, держась за руки, идем по коридору. Он останавливается перед дверью, которую я не замечала раньше. Ее ручка скрыта за комнатным растением. Как только рука Гензеля приближается к ней, появляется вспышка голубого цвета.

Он самодовольно ухмыляется.

— Программное обеспечение, — произносит он гордо.

Мы проходим в частный коридор, который, как мне кажется, принадлежит ему, пока он осматривается вокруг.

— Сюда, — он кивает головой влево. Я следую за ним, и с облегчением обнаруживаю, что знакомая дверь в нескольких ярдах дальше.

Гензель снова обхватывает дверную ручку, и снова появляется голубой свет. Его глаза суровые, а рот изгибается в ироничной улыбке.

— Входи, — обращается он ко мне.

Шатаясь, он проходит в комнату и тут же падает на диван. Его глаза закрываются, а секундой позже кудрявый мужчина, в забавных подтяжках, входит в комнату.

Заметив меня, он подозрительно хмурится.

— Да?

— Что ты здесь делаешь, в этом? — спрашивает он, жестом указывая на мою повседневную одежду.

Я переминаюсь с ноги на ногу. Глаза Гензеля все еще закрыты, так что объясняться придется мне.

— Я увидела его на ринге. Он пьян, и, к тому же, я думаю, во время боя он получил удары по ребрам. Он отказался от скорой и доктора...

— Нет, — резко обрывает меня Рэймонд. — Он не захочет этого. Я знаю его десять лет, и никогда не видел рядом с ним доктора.

— Никогда? Почему нет? Он никогда не болеет?

Рэймонд качает головой.

— Он не подпускает, — он продолжает хмуриться, глядя на меня с явным подозрением. — Вы знаете друг друга? Мне кажется, что вы знакомы.

— Мы встречались прежде, — говорю я тихо. — Но он не знает, что я та самая девушка с понедельника.

Рэймонд постукивает пальцем по подбородку, явно что-то обдумывая, затем качает головой.

— Он очень редко пьет. Я помогу ему. Это моя работа, не твоя.

— Я могу помочь, — резко выпаливаю я. Мое сердце ускоряет бег от одной лишь мысли, что я буду далеко от Гензеля. — Я везла его так далеко, и не против помочь ему. Если ты не собираешься вызвать доктора или медсестру? У вас здесь есть кто-нибудь?

Рэймонд снова качает головой.

— Никаких докторов.

Боже, это странно.

— Ок, я знаю все основы. У вас есть аптечка?

Рэймонд сжимает губы.

— Я не уверен, как он отнесется к тому, если ты…

— Если я помогу ему?

Он кивает.

— Я подписала соглашение о неразглашении, помнишь?

Он медленно кивает, по-видимому, пытаясь разгадать какой-то скрытый мотив в моих действиях.

— Если ты уверена... — его рот превращается в тонкую линию, когда он протягивает мне визитную карточку. — Здесь мой номер. Позвони мне. Я был с ним на протяжении долгого времени.

— Я вижу, что ты заботишься о нем.

Но Рэймонд успокаивается, только после улыбки Гензеля, на вопрос о самочувствии «Эдгара».

— Она все еще здесь? — спрашивает он, тяжело моргая. Осмотрев комнату, и наткнувшись на меня взглядом, он едва заметно ухмыляется.

— Это Леа, — сообщает он Рэймонду.

— Ты не возражаешь, если она останется здесь?

Тряхнув головой, Гензель морщится.

— Я хочу, чтобы она была здесь, — шепчет он.

— Ладно, — Рэймонд хлопает себя по колену.

Наконец, он уходит, оставив нас вдвоем с Гензелем. Его глаза все еще закрыты, а я поддаюсь панике, пытаясь понять, что происходит с ним на самом деле. Рэймонд ничего не упомянул про аптечку. Она вообще здесь есть? Я несусь на кухню и проверяю несколько шкафчиков, обнаруживая полностью оснащенную кухню, но аптечки здесь нет. Я проверяю гостиную, ванную комнату, и их здесь целых три. Неприятный осадок колышется во мне, когда я думаю о них. Его сабы здесь приводили себя в порядок? Приводили в порядок его?

Я заглядываю в одну из них и возвращаюсь назад, туда, где Гензель сидит на диване. Он не двигается, пока я промываю рану на его голове, и даже не открывает глаза, когда я заглядываю ему под футболку, осматривая рану там.

Решив, что разберусь с этим в ванной, я глажу его щеку.

— Просыпайся... Эдгар?

Его веки дрожат.

— Ты можешь подняться? Я помогу тебе.

Я наклоняюсь так, чтоб мое плечо оказалось у него подмышкой, и подтягиваю его вверх, заставляя подняться на ноги. Обхватив его руками, веду через спальню. Он шагает, запинаясь, как будто каждый шаг дается ему с трудом. В ванной он долго смотрит в зеркало. Я пытаюсь догадаться по выражению его лица, о чем он думает, но оно лишено эмоций. Совершенно пустой взгляд.

Осмотревшись, ищу удобное место, но кожаные диваны жесткие и холодные, я хорошо помню это, а плисовые коврики, покрывающие пол, выглядят чистыми и мягкими.

Помогаю ему опуститься на пол. Его ноги скрещены, голова слегка наклонена, глаза закрыты.

— Эдгар? — его веки вздрагивают, но глаза все так же закрыты. Я касаюсь его колена. — Эй, эм, ты можешь помочь мне снять с тебя рубашку?

Он не двигается, так что я заглядываю в аптечку, чтоб достать острые ножницы. Прежде чем разрезать его футболку, я рассматриваю ее: белая, с темно-красными пятнами на спине. Разрезав ее сзади, стягиваю по его сильным, мощным рукам. Она падает на пол, а он, прежде чем снова закрыть глаза, всего одну секунду снова смотрит на меня.

Я осматриваю его, потрясенная количеством синяков.

— Сильнее. Делай это сильнее.

Мое горло словно перехватывает стальными обручами. Я боюсь смотреть ему в лицо, когда обнаруживаю новые ушибы. Приподняв его руку, нахожу сверху на боку явные разрывы, очень близко к грудной клетке. Они, по меньшей мере, три сантиметра в длину и... о Боже! ... совершенно открытые. Порывшись в аптечке, обнаруживаю аккуратно сложенный бинт. Разрезав его, прижимаю к ране, и достаю из аптечки дезинфицирующее средство. Следующие несколько минут, пока я обрабатываю его рану и взвешиваю, нуждается ли она в швах, Гензель сидит тихо и неподвижно, но явно пребывая где-то в другом месте.

Как только я заканчиваю, он заваливается на здоровый бок, опустив щеку на внутреннюю сторону бицепса. Свернувшись, таким образом, как, мне кажется, он всегда лежал, когда разговаривал со мной. Он даже не открывает глаза, прежде чем ему снова становится плохо.

— Дерьмо!

Я хватаю несколько полотенец, придерживая его голову.

— Шелли. Шелли, — стонет он, — Не оставляй меня, — его голос надламывается на ее имени. — Пожалуйста, не оставляй меня. Мне жаль. Мне очень жаль. Я буду хорошим.