У него внутри переливалась боль. Словно надрывом на нити, изводя все внутри безумного вампира. Он проклинал эту боль, не испытывая ни малейшей радости от ее ощущения. Потому что эта боль ему не принадлежала. Она терзала его Элен.
И он сделал бы все, чтобы забрать у нее ощущение чужой муки, принять ее на себя. Но любимая не позволяла.
Потому, он молча разжал руки, давая Элен отойти. Разрешая помочь той, что рыдала над мертвым телом Теодоруса.
Пекло!
Макс никогда не стал бы по доброй воле помогать этому вампиру. И согласился на доводы Михаэля о договоре лишь из-за любимой. Ее он готов был защитить любой ценой и любыми уступками.
Максимилиан помнил пытки, которые пережил в руках помощника Теодоруса. И помнил, как отстраненно Тео наблюдал за развлечением колдуна, иногда присоединяясь.
Ни за что на свете, не забыл бы коробку с оторванной головой.
Этот вампир был глыбой, огромным куском холодного, безразличного ко всему, непоколебимого и жестокого камня.
Макс не верил, что хоть что-то, могло повлиять на Теодоруса. Не верил, что тот испытывал к этой девушке то, что неудержимым вулканом бушевало внутри него самого по отношению к Элен.
Но Тео пришел сюда, заключать союз с ними. Ради этого человека.
Это поколебало Макса. Заставило усомниться.
И Элен, та, кторая достаточно долго подчинялась Теодорусу, которая знала своего бывшего хозяина достаточно хорошо - верила в любовь Древнего к Лилиане.
А для безумца - такой веры было довольно.
Он расцепил пальцы и позволил своей любимой отойти, чтобы попытаться помочь незрячей. Готовый сделать что угодно, лишь бы Элен не терзалась так из-за чужой боли и тоски.
Не совсем понимая, что происходит, безумец сжимал свои руки, чтобы не пойти за нею. Не дать себе опять обнять Элен.
Защитить. Спрятать от всего мира.
И раздери его бес, если это чувство не было обоснованным! Терпеть секунду за секундой отсутствие ее около себя, и в итоге…
Он не имел понятия, каким чертовым способом сдержался,когда Сириной овладела богиня.
Так близко…
Пекло! Слишком близко от его Элен!
Это было чересчур для выдержки Макса. И являлось не тем, что он смог бы не заметить… Но Михаэлю было в тысячу раз хуже.
И потому Макс, даже сквозь свое безумие понимая, что не его любимая принимает на себя основной удар, вместе с Грегори, постарался не дать другу наделать глупостей…
Как бы сложно это ни было…
Макс и не представлял, что способен на такой контроль, черт возьми!
Но вероятней всего, что он и не смог бы сдержаться. Сам не смог бы. Элен помогла ему, ощущая, зная все, что взрывало тьмою разум ее любимого. И лишь потому, что он видел в ее сердце, как важно для нее сделать все, чтобы помочь той девушке, как ужасает ее подобная участь, Макс держался в стороне… Хоть и сам был готов признать, что выходило это у него паршиво.
Наверное, лишь раз за все свое существование он испытал облегчение, подобное тому, которое накрыло Макса, стоило его шершавым ладоням коснуться ее кожи. И предыдущий раз был лишь пару недель назад, в той треклятой больнице, когда безумец услышал звук ее глотка… С неистовой силой он прижимал любимую к себе.
Бес! Эта детка делала его жизнь перенасыщенной стрессами. Но он ни за что ни отказался бы от этого.
Даже сейчас, впечатывая Элен в себя, вампир не мог, просто не был в силах унять свое безумие. И ни каким образом не выходило у Макса, хоть немного ослабить захват. Пусть и был он настолько крепким, что Элен и дышала с трудом.
Он хотел бы… но не мог. Просто не мог разжать… Если она нуждалась в воздухе в этот момент, он готов был предоставить его ей лишь одним единственым методом.
Губы вампира накрыли ее рот.
Жадно. Жёстко.
Убеждаясь, уверяя себя что с ней ничего не случилось, и что целая, невридимая Элен снова в его руках.
Истощенная. Почти полностью лишенная силы, которую отдала в том странном ритуале, только что свершившимся в долине. Пекло! Это злило его.
- Ты хочешь убить меня, детка? - Макс с протяжным вздохом оторвался от любимых губ, прижимая ее к себе еще крепче, и уткнулся носом во впадинку над ключицей. - Эта попытка могла оказаться удачней, чем тот кинжал в поместье Аристарха, черт побери!
- Прости, - Элен вздохнула, с наслаждением прижимаясь к нему. Довольная, что они так близко. Но, все равно, не избавившись от того, что вызывало боль внутри нее. - Я не могла не помочь ей, М-а-кс, не могла, любимый…, - ее лицо было грустным, когда она продолжила. - А Сирине и Лилиане хуже, гораздо хуже чем мне. Я лишь связывала нас всех. Они же…, они были силой в этом всем.
Он понимал это. Но никакое понимание не могло унять бешенство безумной сущности от того, что его Элен была настолько измучена.
- Я знаю, детка, знаю…- его ладони обхватили ее лицо. Это он не мог не прикасаться к ней. Не мог не скользить грубыми, покрытыми шрамами пальцами по ее щекам, отводя волосы, обводя черты. Не касаться губами, в легких, почти нежных, поцелуях. - Но, раздери меня бес! Если ты еще раз так меня напугаешь, я кандалами прикую тебя к себе. И в этот раз, не освобожу.
- Кандалы…? - Элен лукаво вздернула бровь, облизывая губы, в попытке поймать его палец, которым Макс скользил по ее коже. Она пыталась отвлечь его. Помочь. - Мне нравится такая идея…
Ее губы обхватили кончик его большого пальца, и клыки легонько сжались на коже безумца.
Макс не выдержал. Зарычав, он снова впился в ее губы поцелуем.
Эта ласка не была страстью. Не только ею. Он просто дико, безумно, по-настоящему был рад, что она не пострадала. И ему требовались доказательства этого. Постоянно. Каждые несколько минут.
Макс не мог полагаться на веру в любом вопросе, касающемся Элен.
И только через пару минут, смог позволить отстраниться ей. На три миллиметра. Ровно на три. Большего, пока, Макс не пережил бы.
Паранойя не ушла. Лишь наростала от каждой минуты счастья, эйфории, которые он испытывал, держа Элен в своих объятиях.
Еще раз глубоко вдохнув, так, чтобы ее аромат переполнил его легкие, Максимилиан, наконец-то, смог осмотреться.
Картина ночной равнины не радовала своим видом. Каждый из мужчин, едва не до боли, сжимал свою любимую в объятиях. И безумный вампир не мог не понять их.
Сирина, и та, человек, Лилиана, которую так крепко обнимал Теодорус, были без сознания. И если со смертной вопросов не возникало, то видеть в беспямятстве вампира… Бес! Это не было тем, что доводилось часто наблюдать Максу. Даже за все свое существование в доме Аристарха, он такого не встречал.
Пекло! И представить казалось сложным, что же могло вызвать подобное…
Михаэль был целиком сосредоточен на Рине.
Макс отвернулся от друга, зная, что если помощь будет нужна, тот не побрезгует взять ее любым способом и всмотрелся в лицо того, кого столетиями считал врагом.
Честно признавая, что поражен.
Безумец ошибся в оценке отношения этого Древнего к хрупкой смертной… Достаточно сильной и отчаянно, однако, чтобы призвать Кали…
На вечно безразличном, холодном лице Теодоруса было написано отчаяние.
Неприкрытая боль. Дикая, неконтролируемая агония.
Сложно было не понять таких эмоций его нового союзника.
Максимилиан имел некотрое представление о том, как именно пытал Тео. И получил он его из первых рук. Сам безумец, при всей своей любви к чужой боли, никогда не смог бы применить эти пытки. Неконтролируемое безумие не позволяло ему использовать такие методы.
В любимых забавах Теодоруса надо было оставаться отстраненным, холодным. Сдержанным до самого апофеоза. Не поддаваться соблазну крови или быстрой расправы. Эти пытки испивали их жертву до конца…
И знать, что твоя любимая, весь смысл твоего существования сейчас проживает все, что ты творил… Пекло!
Руки Максимилиана, мимовольно, крепче сжались на теле Элен. Так, что у нее вырвался удивленный ойк.
- Прости, - он поцеловал ее скулу, и сам не понимая, с каким благоговением прикоснулся к кожи Элен. - Прости.
Макс не мог не смотреть на Тео. Сейчас, он сочувствовал тому, кого почти триста лет ненавидел.
Грегори, подобно ему самому, крепко обнимал Каталину. Та была невридимой. Но столь же сильно истощена, как и Элен. Это бросалось в глаза и на расстоянии.
Им всем стоило подумать. Серьезно поразмыслить над тем, что только что произошло.
Очевидно, что никто из них непланировал подобного, отправляясь на эту равнину, чтобы заключить договор.
Но было ли это случайностью? Простым совпадением?
Пекло! Макс не привык думать над тайными планами неизвестных врагов, или двуличием возможных союзников. Это не было его стезей, бес раздери! Этим занимался Михаэль. Но сейчас, другу, определенно было не до этого. Грегори, так же, не казался в состоянии подумать о случившимся. Слишком мало времени прошло с момента обращения Каталины. И он целиком был поглощен ее состоянием.
Теодорус…
Макс покачал головой, целуя волосы любимой, которая безмолвно опиралась на него.
Нет, он верил Тео. Уже верил. Нельзя было так играть. Не в этом. Не пожертвовал бы он этой девушкой ради того, чтобы ослабить их…
Но и на Древнего не преходилось рассчитывать.
Дьявол. Ему не нравилось быть тем, кто думает. Но не похоже, чтобы Максимилиану оставили иной выход.
Понимая, что сейчас не в том состоянии разума, чтобы четко анализировать и размышлять, Максимилиан кивнул Грегу.
- Нам надо вернуться в замок.
Друг хмыкнул, очевидно, соглашаясь с этим.
Макс повернулся к Теодорусу, даже не представляя, как добиться его внимания. Лично он - убил бы любого, кто посмел бы обратиться к нему в подобный момент.
Но до того, как Макс сказал хоть слово, Элен повернулась в его руках, и тихо обратилась к Теодорусу.
- Пойдем с нами, Теодорус, - в тиши ночи, тихий голос разносился хорошо. Только слышал ли его тот, кому Элен говорила?- Я попробую найти ее силу, ее сознание, когда немного отдохну. Может это как-то поможет…
Казалось, Древний не уловил обращенного к нему вопроса.
Во всяком случае, Макс был уверен в этом, пока хриплый, сломленны голос не задал вопрос в ответ.
- Ты сейчас не ощущаешь ее? - он не поднял голову от лица Лилианы, гладя ладонью неподвижные черты, не прерываясь, даже спрашивая это. Но Макс ощутил, как сжалось сердце Элен от этого вопроса.
- Нет, прости…- Элен крепче вжалась в его тело. Испытывая отчаяние от своей неспособности помочь сейчас этой девушке.
- Спасибо за предложение, - Тео криво улыбнулся. Но это больше напоминало гримасу боли, чем хоть какое-то проявление благодарности или веселья. - Я подумаю об этом. Но не сейчас…Позже… Возможно… Вы знаете, где меня найти, - коротко бросил Древний, и растворился в тьме без продолжения разговора.
Макс выругался, раздраженный подобным прощанием. Но… какие уж тут претензии? Он подхватил на руки Элен, не обращая внимание на ее сопротивление, и крепко-крепко прижал к свое груди. Пытаясь забрать часть боли от чужого страдания.
- Пошли, - коротко бросил он Грегори.
И они все исчезли, оставляя на равнине лишь ветер, разносящий над камнями прах Стефана.
Впервые за все свое существование он понял, отчего Макс поступает так.
Дьявол!
Только сейчас, разум, понемногу, возвращался к Мастеру, давая осознание того, что именно Михаэль едва не совершил.
Он готов был выступить против богини.
Черт! Он выступил против нее, потеряв всякий контроль. И это в тот момент, когда в руках всемогущей мучительницы была Сирина…
Михаэль коснулся разума любимой, проверяя ее состояние, немного успокоился, ощущая, что обморок уже перешел в сон. И материализовался в их покоях, все еще пытаясь совладать с самим с собой.
Но бешенство, бушующая ярость его мечущейся тьмы не желали уступать контролю и разуму.
Видеть Сирину во власти Кали, не ощущать ее в своем сознании, не чувствовать сущность своей любимой - Михаэль еще не ведал подобной пытки.
Он всегда был сильнее. Никто не мог победить Мастера. Никому и никогда не удавалось сломить его. Но там, на этой треклятой, чертовой равнине…
Ад! Он умирал. Каждую секунду, каждый проклятый миг вонзался в его разум, в его сердце, в саму сущность вампира, заставляя бесноваться тьму.
И только когда Рина снова была в его руках, когда он прижал ее к себе, Михаэль осознал, что и его самого наказала Кали.
За самоуверенность. За надменность. За спесь.
За то, что Мастер всегда считал себя почти равным забытым силам, едва не насмехаясь над их могуществом.
Ему наглядно показали, что и на его силу найдется управа. И против него - есть, что поставить.
Защищая девушку, которая стольким жертвовала ради Теодоруса, Михаэль думал о Сирине. О том, что он сам мало чем отличается от Древнего, просто не так далеко прошел еще по этому пути. Мастера вполне могла однажды постичь подобная участь. И на месте той слепой могла оказаться его любимая…
Сирина была всем для него. Пусть и немало времени понадобилось Михаэлю, чтобы осознать это.
Теперь, он был совершенно уверен в том, вся вселенная не стоила и секунды ее огорчения. И уж тем более, ничто на земле, даже сам Михаэль, не стоило муки Рины.
И то, что Кали так поступила, показала это ему… имело какой-то подтекст.
Но Михаэль не был сейчас в состоянии осознать глубинный смысл поступка богини.
Он не мог размышлять. Не мог просчитать вероятные причины, даже приблизительно. Просто знал, доверял своему чутью. Ощущал.
Но не мог осмыслить.
Потом, позже. Когда он будет уверен, что с ней ничего не случилось.
А пока…, что ж, он никогда не думал, что дойдет до подобного, но готов был на время позволить Максимилиану управлять ситуацией.
Потому что все, чего в данную минуту хотел вампир - это заботиться о Сирине.
Его тьма заклубилась, пытаясь вырваться, смести все, что встретится на ее пути. Разрушить хоть что-нибудь, лишь бы дать выход этой ярости от собственной беспомощности, от бессилия, от того, что не смог защитить ее.
И в этот момент, словно почувствовав это, будто поняв, как он близок к срыву, Рина пришла в себя.
Ее сознание потянулось к нему.
Михаэль замер посреди комнаты, с ней на руках. Наслаждаясь. Почти ошарашенный пониманием того, насколько неполной была без Сирины, его сущность.
- Это стоило того, любимый, - пальцы Рины коснулись его груди, там, где билось сердце.
Она мягко провела по его коже ладонью, забираясь под ткань, будто старалась подобной лаской утихомирить зверя, беснующегося у него внутри.
И это срабатывало, черт побери!
Под ее руками, под этим нежным касанием, его тьма остановилась, отбрасывая злость, полностью переключаясь только на Сирину. Стремясь к ней.
- Я верю, малыш, - он опустил ее на подушки постели, помог сесть. Нахмурился, понимая, что Рина почти не в состоянии пошевелиться сама. - Но ни за что, ни ради кого в этом проклятом мире, не захотел бы пережить этого еще раз, - Михаэль резко выдохнул, пытаясь быстрее взять себя в руки. - И откуда, разрази все гром, ты вообще узнала об этом ритуале?
Вероятно, в его голосе звучала раздраженная претензия, но Мастер знал, что Сирина ощущала его любовь, его тревогу, и никогда за это на него не обидится.
- Ты даже не представляешь, сколько всего собрано в твоей библиотеке, - чуть насмешливо прошептала Сирина, целуя его ладонь, которой мужчина обнял ее щеку. - Неужели ты никогда не читал своих собственных книг? - зеленые глаза блеснули озорством.
Это было хорошо. Даже богине не удалось сломить его Рину.
Ледяные тиски опасения немного ослабли, позволяя Михаэлю вздохнуть полной грудью.
Он скрыл это. Отгородил свой страх за здравие разума любимой после такого потрясения.
Не потому, что это имело бы значение. Отнюдь. И стань она совершенно безумной, он все так же любил бы Сирину. Но Мастер не хотел сообщать ей, что подобный вариант был вполне вероятным. Не хотел пугать. Берег ее покой.
- Меня интересовало только то, что я мог использовать, а ритуалы колдунов, определенно, не моя стихия - вампир безразлично пожал плечами, - за все остальные находки, стоит сказать спасибо Кирину, - он нахмурился. - Хотя, не думаю, что благодарен ему за этот вечер, черт возьми!
Ее губы дрогнули в слабом подобии беззвучного смеха от столь явного раздражения Михаэля.
Но ему было не до этого.
Дьявол! Да что же с ней? Куда делась вся сила Рины?! Его почти пугало подобное физическое истощение. Да ведь она же бессмертна! Такого просто не должно было быть.
Обхватив рукой ее затылок, он понял, что и голову ей держать сложно. Но Рина, с раздражающим упорством, не желала ложиться. Даже когда Михаэль надавил, поглаживая открытой ладонью шею, она несогласно посмотрела на него своими изумрудными глазами, и тяжело глотнула, закусывая губу.
- Не надо, Михаэль, я хочу подумать, понять то, что узнала, что произошло…, а едва лягу - просто усну, - она едва-едва покачала головой, оказывая ему сопротивление.
Мастер не считал, что ей стоило думать сейчас. Если Рина нуждалась в отдыхе - она получит его. Все остальное несущественно.
Потому его сознание потянулось к ней, доминируя, преобладая, погружая Рину в сон.
Они подумают, обязательно обдумают каждую секунду произошедшего, каждую деталь. Но потом.
А сначала, он обеспечит ей полный покой, и сделает все, чтобы восстановить ее силы.
И у Михаэля имелась идея, как это сделать.
Здесь, вполне, обойдутся несколько суток без них. А смена обстановки и отсутствие проблем, покой разума, который Мастер обеспечит любимой, помогут Сирине быстрее прийти в норму.
Довольный таким решением, он вытянулся на кровати, вдоль ее тела, подпирая голову одной рукой, а другой - обнял уснувшую девушку.
Мастер не собирался отдыхать. Знал, что еще очень долго не сможет закрыть глаза, упуская любимую из своего поля зрения.
Очень давно Михаэль обещал показать Рине Париж. Похоже, пришло время исполнить обещанное.
Всего три часа назад они покинули эту комнату, а ему казалось, что прошло столетие.
Слишком много вместилось в этот промежуток времени. Столько, сколько не случалось с Древним и за тысячу лет, что он уже прожил.
Глядя в ее неподвижные бледные черты, словно отлитые из белого воска, Теодорус проклинал себя за то, что не прислушался к предупреждению Лилии, за то, что отправился на ту чертову равнину.
Ненавидел себя за то, что не растерзал Стефа тогда, когда мог это сделать, и за то, что поддаваясь беспечности Древнего, привыкшего к своей власти и силе, не уничтожил свое создание, едва ощутил, что то - выжило.
Но больше всего, Тео ненавидел себя за то, кем он был.
За те муки и пытки, совершенные им, которые теперь переживала его Лилия.
Так, будто перетекал в пространстве, он подошел к кровати.
Ни один жест, ни одно движение мышц не выдавало того, что Теодорус испытывал.
Вампир делал все, чтобы не совершить ни единого лишнего шага или вдоха.
Он не знал, ощущала ли Лилиана хоть что-то, происходящее в реальном мире или была целиком погружена богиней в иллюзорный ужас его пыток, но не собирался усиливать меру ее страданий своими неосторожными или резкими движением.
Он замер у ложа, зная, что должен сделать, но не имел сил для этого.
Будь его воля, Теодорус сжал бы на ней свои руки так крепко, что никакая сила в мире, никакая стихия не вырвала Лилиану у него.
Однако не мог позволить себе ничего подобного.
Не мог даже коснуться своими губами ее кожи.
Боялся.
Да, испытывал дикий, первобытный ужас при мысли, что она чувствует сейчас.
Ибо Кали была права, никто, лучше самого Тео не ведал, как именно он любил мучить свои жертвы…
Вместо того, чтобы сделать то, что ему так хотелось - Древний осторожно опустил Лили на постель. Так, что каждое его прикосновение и движение не всколыхнуло бы и перышка на поверхности воды.
И выпрямился, глядя на нее.
Если бы Теодорус не слышал стука сердца, он решил бы - что Лилиана мертва. Не мог живой человек, которым она все еще была, оставаться настолько неподвижным и безмолвным. Настолько, что и дыхания не было слышно.
Но Лилия дышала. Ее сердце билось. И от этого стука его собственное сердце - останавливалось.
Сердцебиение его любимой не было ровным.
Оно то частило, словно бы Лилия бежала с неистовой силой, то замирало, пропуская удары, обрушивая на Древнего минуты безмолвия, которые крушили его внутренности и кости, подобно весу многотонных обломков камнепада в горах.
О да… Теодорус знал, что было причиной такого поведения ее сердца.
Знал.
И проклинал себя за это…
Его тьма бушевала и металась внутри, но даже ярость не могла заставить дрогнуть Тео.
Он не был уверен, поможет ли подобная сдержанность, но комфорт Лилианы был важнее всего во вселенной.
Вампир укрыл ее, боясь даже снять грязную, пропитанную кровью, одежду. Опасаясь лишний раз задеть кожу, не имея уверенности, что вся она - не является сейчас оголенными нервами, взрывающимися болью от малейшего прикосновения…
А после, так крепко сжал пальцы, что ногти врезались в плоть ладоней, оставляя на костях кистей глубокие борозды.
Не было более невыносимой пытки, чем знать, что сейчас происходит.
Знать, и быть виновным в этом.
Знать, и не иметь никакой возможности коснуться Лилианы, уберечь ее от этого.
Одеяло мягко легло поверх груди Лили, и Тео отошел от кровати.
Каждый шаг, каждое действие были регулируемы настолько, что ни один из роботов, выдуманных человеком, не смог бы быть более механичным, чем он в этот момент. У вампира была задача, требующего немедленного исполнения.
Он должен был позаботиться о ней. Нуждался в этом больше, чем в крови, чем хоть в чем-нибудь во вселенной.
У Лилианы была разодрана шея. Ее руки представляли собой кровавое месиво. И в зияющих ранках правой ладони сверкали обломки алмаза.
Это не могло не причинять дополнительной муки.
Теодорусу потребовалось лишь пара мгновений, чтобы вернуться назад с чистой тканью и горячей водой.
И пусть внутри его сущность взрывалась, беснуясь, пальцы Древнего были почти невесомыми, материальными лишь настолько, чтобы иметь способ обмыть кожу любимой, избавить ее плоть от этих острых, режущих обломков.
Что ж, древний жрец не обманул его, предрекая в алмазе спасение. Лилиана вложила всю свою силу, всю силу камня, который Тео подарил ей, чтобы призвать Кали. И богиня вернула ему жизнь…
На кой черт?! Такой ценой?!! И даже лишила его возможности ощущать любимую, разделить эту муку с ней!
Пальцы вампира замерли, сжимаясь от гнева и злобы. Но уже через секунду Тео подавил это все.
Он не имел никакого права на гнев. Ни малейшего.
Древний вынул последний кусочек камня и осторожно, бережно обмыл кровь с безвольной руки Лили.
Аккуратно отложил грязную, мокрую салфетку.
И встал, подходя к окну, шторы на котором его Лилия не любила задергивать ночью.
Теодорус уперся в стену руками, не замечая, как пальцы крошат камень. Прижал лоб к стеклу. И попытался сделать вдох.
Его глаза застилала черная пелена ярости. Вампир хотел бы сорвать свой гнев, разгромить все, что попалось бы под руку, разрушить все, что встретилось бы на пути у его тьмы.
Но он никогда не сделает этого. Ничто не нарушить покой и тишину дома. Он укутает их, скроет так, что ни единый звук не ворвется под покров этой тьмы. Воздух не шелохнется в этой комнате.
Тео будет оберегать ее. Потому что гнев и бессильная злоба ничего не даст.
Только он сам виноват во всем.
Так же плавно, беззвучно Древний оттолкнулся от стены и вернулся к кровати. Опустился на пол. Уперся головой в матрас возле ее руки. Не касаясь, нет. Пусть это было единственным, чего безумно жаждало все в нем.
И вслушиваясь в прерывистые, неровные удары любимого сердца, начал вспоминать то, что заставляло ее пульс нестись галопом.
Было время, когда ему нравилось загонять своих жертв, подобно дичи. Давать им ложную надежду, а потом обрушиваться с неба, показывая, сколь они беспомощны и беззащитны перед тем, кто имеет такую силу…
Было время, когда его узники мечтали о пытках раскаленным железом, столь любимым инквизицией, ибо те муки, были несоизмеримо легче того, что творил Древний…
Он не был достоин такой жертвы, разрази все гром! Не заслуживал мук Лили!
И ненавидел весь мир, за то, что она терзалась сейчас из-за него!
Но она,… Лилиана, заслуживала то, что хотела иметь…, пусть он предпочел бы умереть, чем ей - платить такую цену за это…