Жаркое соперничество

ЖАРКОЕ

СОПЕРНИЧЕСТВО

Рейчел Рид

Heated Rivalry

Rachel Reid

Перевод: Alex_Nero

Редактор: ElCorte

Аннотация

Ничто не помешает Шейну Холландеру играть в хоккей — во всяком случае точно не сексуальный соперник, которого он так обожает ненавидеть.

Звезда НХЛ Шейн Холландер не только потрясающе талантлив. У него безупречная репутация, он живет хоккеем. Теперь, став капитаном «Монреаль Вояджерс», он ничему и никому не позволит поставить это под угрозу, особенно капитану команды соперников, мечты и фантазии о горячем теле которого не дают заснуть по ночам.

Капитан «Бостонских медведей» Илья Розанов — полная противоположность Шейну. Самопровозглашенный король льда, он столь же дерзок, сколь и талантлив. Никто не может бросить ему вызов — кроме самого Шейна. Они сделали карьеру на своем легендарном соперничестве, но вне льда между ними летят искры страсти. Когда Илье становится недостаточно редких свиданий тайком, он понимает, что должен уйти. Ибо риск слишком велик.

Но их взаимное влечение только усиливается, и они отчаянно пытаются скрыть свои отношения от посторонних глаз. Если правда всплывет, это грозит погубить их обоих, но грядет момент, когда потребность друг в друге сравняется с амбициями на льду, вынуждая их сделать выбор.

Пролог

Октябрь 2016 года — Монреаль

Шейн Холландер был близок к тому, чтобы окончательно слететь с катушек, чего никогда ранее не позволял себе.

Он едва выдержал два периода и двенадцать минут третьего в одном из самых разочаровывающих хоккейных матчей за всю свою карьеру. То, что должно было стать триумфальной победой «Монреаль вояджерс» на домашнем льду над их извечными соперниками, «Бостонскими медведями», превратилось в изнурительное унижение. Разрыв увеличился до 4:1 в пользу «Бостона», а табло показывало менее восьми минут до финального свистка. У Шейна было не менее пяти прекрасных голевых моментов. Он делал, казалось, заведомо результативные броски. Но промахивался. И «Медведи» воспользовались ошибками «Вояджеров» сполна.

Один человек преуспел в этом больше всех. Самый ненавистный человек для «Монреаля» — Илья Розанов. В последние шесть сезонов Холландер и Розанов стали настоящим олицетворением почти столетнего соперничества между командами НХЛ «Монреаль» и «Бостон». Их острую вражду ощутил бы даже слепой, не говоря уж о болельщиках с самых дальних и дешевых мест.

Холландер занял позицию внутри центрального круга, стоя лицом к Розанову. Судья готовился объявить вбрасывание после второго гола этого русского.

— Отличный вечер, правда? — весело спросил Розанов.

Его ореховые глаза задорно блестели, впрочем, как и всегда, когда он говорил гадости.

— Иди нахуй, — прорычал Холландер.

— Думаю, у меня еще есть время сделать хет-трик (англ. hat-trick — буквально: трюк, связанный со шляпой — позитивное достижение в ряде видов спорта и игр, связанное с числом три, т. е. в хоккее означает три шайбы, заброшенные одним игроком в течение матча — прим. пер.), — размышлял вслух Розанов, его английский был едва понятен из-за чудовищного акцента и капы во рту. — Мне стоит сделать это сейчас или подождать до последней минуты? Так ведь будет увлекательнее, да?

Холландер скрипнул зубами, прикусывая свою капу, но не ответил.

— Заткнись, Розанов, — вмешался судья. — Последнее предупреждение.

Розанов подчинился, но нашел еще более эффективный способ поддеть Холландера: подмигнул.

А потом выиграл вбрасывание.

***

— Блядь! — Жан-Жак Буазиу, огромный, как скала, франко-гаитянского происхождения защитник «Вояджеров», ударил клюшкой в стену раздевалки.

— Полегче, Джей-Джей, — осадил его Шейн, но в его словах не было реальной угрозы.

Чтобы дать понять всем, что у него нет настроения драться или даже спорить с кем бы то ни было, он уселся напротив своего шкафчика. На скамейке рядом с ним, как всегда, оказался Хейден Пайк, напарник Шейна по левому флангу.

— Ты в порядке? — тихо спросил он.

— Разумеется, — ответил Шейн.

Он откинул голову, прислонившись затылком к прохладной стене, и закрыл глаза.

Слово «активные» применительно к монреальским хоккейным болельщикам стало бы серьезным преуменьшением. Монреаль любил «Вояджеров» до абсурда. Играть на их домашней арене гостям было вдвойне сложно, ибо приходилось не только противостоять одной из лучших команд, но и столкнуться с самыми громкими болельщиками во всей лиге. И столь же яростно фанаты давали понять любимой команде, насколько ею разочарованы.

Но не в этот раз. Болельщики «Монреаля» были на редкость расстроены по-настоящему и почти молчали. Тишина же печалила Шейна Холландера больше любых звуков негодования.

— Знаешь, чем бы я от души насладился? — продолжил Хейден. — Помнишь фильм «Судная ночь»? Где в течение одной ночи можно нарушать любые законы без последствий?

— Что-то припоминаю, — ответил Шейн.

— Чувак, будь такое в реале, я бы замочил нахуй Розанова. Без шуток.

Шейн все-таки рассмеялся. Он не мог отрицать, что по крайней мере набить морду этому самодовольному русскому было довольно заманчиво.

В раздевалку вошел их тренер и с удивительным спокойствием высказал свое разочарование. Это было начало регулярного сезона, и первый в нем матч против «Бостона». В большинстве встреч они играли отлично. Это был просто сбой. Нужно было двигаться дальше.

Вскоре пробил час предстать перед прессой. Шейн предпочел бы отдать себя на растерзание стае голодных волков, но знал, что встречи с репортерами не избежать. После каждой игры они хотели комментариев именно от него, что уж говорить о матче, в котором он пересекался с самим Розановым.

Шейн стянул через голову влажный от пота свитер, чтобы в объектив камер попала спортивная майка с логотипом CCM (канадский бренд хоккейной экипировки — прим. пер.). Это было частью его контракта.

Его окружили журналисты с микрофонами в руках в сопровождении телеоператоров.

— Привет, ребята, — устало поздоровался Шейн.

Они задавали свои скучные вопросы, а он давал на них не менее скучные ответы. Что он вообще мог сказать? Они проиграли. Завершился хоккейный матч, одна из команд проиграла, и этой командой стала его команда.

— Хотите узнать, что о Вас только что сказал Розанов? — злорадно спросил один из репортеров.

— Что-то хорошее, я полагаю.

— Он сказал, что хотел бы, чтобы Вы играли сегодня.

Толпа репортеров замерла в немом ожидании. Шейн фыркнул и покачал головой.

— Ну, нам предстоит матч в Бостоне через три недели. Можете передать ему, что я непременно буду на этой игре.

Репортеры засмеялись, очевидно, радуясь, что им удалось запечатлеть заочный обмен колкостями между Холландером и Розановым.

Спустя час, приняв душ и переодевшись в пустой раздевалке, Шейн поехал домой. Но не в свой пентхаус в Вестмаунте, а в место, о котором никто не знал — маленький кондоминиум в Плато (Плато Мон-Руаяль — студенческий район в Монреале с кварталами малоэтажных жилых домов — прим. пер.).Шейн ночевал там всего несколько раз в году, когда хотел быть уверенным в полной приватности.

Он припарковался на крошечной стоянке за трехэтажным зданием, вошел через заднюю дверь и быстро поднялся по лестнице на верхний этаж. Он знал, что остальные этажи были безлюдны, поскольку тоже принадлежали ему. Нижний арендовал бутик элитной кухонной утвари, который закрылся до утра несколькими часами ранее.

Апартаменты на третьем этаже выглядели так, как им и следовало: с отделкой и наполнением, спроектированными профессиональным дизайнером для последующей продажи. Как, собственно, и аналогичные этажом ниже. Если Шейн вообще будет заинтересован продавать их. Что, как беспрестанно твердил себе, он непременно сделает. И скоро.

Твердил уже более трех лет.

Он подошел к холодильнику из нержавеющей стали и достал одну из пяти бутылок пива — больше внутри совершенно нового агрегата не было ничего. Открутив пробку, он уселся на черный кожаный диван в гостиной.

Он сидел в тишине, стараясь не обращать внимания на то, как урчало в животе. Подобное всегда повторялось в такие вечера, как этот. Шейн быстро допил пиво, надеясь, что хотя бы алкоголь поможет заглушить разочарование в себе. Отвращение к собственной слабости. Нужно было притупить это чувство, потому что он знал… Знал, что не сделает абсолютно ничего, чтобы исправить ситуацию. Он и так пытался уже более шести лет.

Стук в дверь раздался лишь спустя сорок минут. Их хватило, чтобы Шейн почти убедил себя уйти. Покончить с этой глупостью. Но, конечно же, он этого не сделал. И раздайся этот стук даже через несколько часов, он все равно лежал бы на диване и ждал его.

Он открыл дверь.

— Какого хуя ты так долго? — раздраженно поинтересовался он.

— Мы праздновали. Большая победа сегодня, понимаешь? — Шейн отступил на шаг, впуская в апартаменты высокого ухмыляющегося русского. — Я сбежал, как только смог, — продолжил Розанов, сменив тон на менее саркастичный. — Не хотел привлекать внимание, правильно, да?

— Разумеется.

Это было последнее, что Шейн успел произнести, прежде чем Розанов заткнул ему рот поцелуем. Шейн схватил его обеими руками за кожаную куртку и притянул ближе, неистово целуя, пока не закончился воздух.

— Сколько у тебя времени? — быстро спросил он, когда они наконец оторвались друг от друга, чтобы отдышаться.

— Часа два, может быть.

— Блядь.

Он снова поцеловал Розанова, грубо и жадно. Боже, как же Шейну этого не хватало. И как по-крупному он проебался. Дерьмо.

— Ты на вкус как пиво, — хмыкнул Розанов.

— А ты на вкус как отвратительная жвачка, которую жуешь.

— Это чтобы я не курил!

— Заткнись уже.

Они не могли отцепиться друг от друга, пока не добрались до спальни, где Шейн грубо толкнул его к стене и продолжил целовать. Он чувствовал знакомый танец языка у себя рту и сам скользил языком по зубам Розанова, которые чинили и вставляли бог знает сколько раз.

Он многого хотел этим вечером, но на многое у них не было времени. Розанов схватил его и швырнул на кровать, Шейн наблюдал, как тот сбросил на пол куртку и стянул футболку через голову. Золотая цепочка на шее съехала, блестящее распятие покоилось на левой ключице, чуть выше знаменитой (и столь же нелепой) татуировки с изображением рычащего медведя гризли (Я перекрыл ей тату «За Россию», когда стал играть за «Медведей») на груди. Шейн собирался посмеяться над этим позже. А тогда ему оставалось лишь наблюдать, как Розанов раздевался, с запозданием осознавая, что самому следовало сделать то же самое.

Они оба сняли с себя все, Розанов навалился на Шейна, целуя его и спускаясь рукой, чтобы обхватить уже прилично набухший член. Шейн выгнулся навстречу его прикосновениям, издавая пошлые, постыдные звуки.

— Не волнуйся, Холландер, — сказал Розанов, касаясь губами его уха, — я буду ебать тебя так, как ты хочешь, да?

— Да, — выдохнул Шейн, испытывая облегчение с изрядной долей стыда.

Розанов скользил по его телу, целуя, посасывая, облизывая, пока не добрался до члена. Дальше он не стал дразнить и взял его в рот. Шейн мысленно возрадовался, что они были совершенно одни в здании, потому что его стон эхом отразился от стен скудно обставленной комнаты. Он приподнялся на локтях, чтобы наблюдать за происходящим. На мгновение ему захотелось вытянуться на матрасе, закрыть глаза и представить, что на месте Ильи Розанова был кто-то другой, делая ему так приятно. Но больше всего ему хотелось видеть именно его.

Розанов был потрясающим мужчиной. Светло-каштановые кудри всегда находились в легком беспорядке, ореховые глаза под темными густыми бровями смотрели с задором. Точеную челюсть и подбородок с ямочкой покрывала короткая щетина. Улыбался он слегка криво и будто с ленцой, сверкая неестественно белыми зубами, потому что большинство из них были вставными. Не единожды сломанный нос только придавал ему еще более брутальный вид. А кожа была слишком загорелой для русского, живущего в Бостоне, а не где-нибудь во Флориде.

Шейн, блядь, ненавидел его. Но Розанов действительно хорошо сосал член, и по какой-то причине охотно делал это. Как бы Шейн в душе не бесился, он прилагал все усилия, оберегая то, чему даже не мог дать названия. И собирался оберегать, пока Розанов тоже будет заинтересован в этом. Как бы то ни было, они пришли к тому, что имели, и даже это далось им с трудом. Возможно, семью годами ранее, когда все только закрутилось, они не могли даже предположить, во что выльется их знаменитое соперничество. Возможно, им следовало наконец остановиться. Но, несмотря на всю неправильность происходящего, Шейну было комфортно. Было знакомо и привычно. В конце концов, они оба соблюдали максимальную осторожность.

Они же изредка трахались, только и всего.

Розанов ублажал член Шейна своим талантливым ртом, а тот достал из тумбочки смазку и бросил ее на кровать. Розанов, не отрываясь от своего занятия, взял флакон и выдавил немного жидкости на пальцы, собираясь растянуть Шейна.

Для самого Шейна это никогда не было любимой частью процесса, в такие моменты он чувствовал себя чертовски уязвимым. Он в принципе чувствовал себя слабым и жалким на каждом таком свидании, но всегда ощущал это наиболее остро, когда Розанов вводил в него пальцы. В итоге подготовка занимала обычно немало времени. Розанов же, напротив, всегда выглядел совершенно непринужденно. У него хорошо получалось, и он это знал. Он выпустил изо рта член Шейна, на прощание лизнув головку, от чего тот вздрогнул всем телом.

— Расслабься, да? Времени не так много, но достаточно.

Шейн сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Он так ненавидел этот голос на льду и в телевизионных интервью, где Розанов издевался над ним самым несносным, язвительным тоном. Но наедине, в этой постели, он говорил терпеливо и нежно, мягким обволакивающим голосом, а его акцент, казалось, придавал своеобразный шарм английским словам.

Розанов раскрывал его сильными пальцами, впиваясь поцелуями во внутреннюю поверхность бедер. Шейн наконец полностью расслабился и молча протянул ему презерватив, перевернулся и встал на колени, опираясь руками на матрас. Он не мог смотреть в лицо Розанову. Не в тот вечер. Не после столь унизительного проигрыша.

Розанов, казалось, все понимал. Он вошел в него осторожно, не грубо, как частенько бывало в прошлом. Медленно и плавно. Шейн ощущал большие ладони на бедрах и талии, которыми Розанов удерживал его, проникая внутрь. Он даже почувствовал, как мозолистые пальцы нежно поглаживали поясницу.

— Вот. Это то, чего ты хотел, да?

— Да.

Он не солгал. Это было то, чего он всегда хотел.

Розанов начал двигаться, Шейн тихо застонал. Прошло совсем немного времени, прежде чем он сдался, принялся стонать во весь голос и, задыхаясь, просить еще.

— Блядь, Холландер. Тебе это нравится.

Вместо ответа Шейн покраснел, вернее, он был уверен, что покраснел. Но он не мог отрицать очевидного.

Розанов жестко трахал его, с силой надавливая между лопаток и прижимая к матрасу. Они оба стонали и матерились во всю мощь легких, не будь Шейн уверен, что в здании никого, кроме них не оставалось, он бы забеспокоился. Но здесь он чувствовал себя в безопасности, поэтому позволил себе не сдерживаться. Он вскрикивал при каждом толчке и, кажется, несколько раз произнес фамилию Розанова.

Шейн очень надеялся, что их никто не услышит.

Когда Розанов потянулся и заключил член Шейна в свою скользкую ладонь, тот отчаянно захотел кончить и выгнулся навстречу. Именно в такие моменты он постоянно вспоминал, почему не мог отказаться от этого. Потому что это было слишком хорошо.

— Хочу, чтобы ты кончил первым, Холландер.

Холландер собирался исполнить его желание. И сделал это. Он ударил кулаком по матрасу, громко выругался и извергся в кулак Розанова. Тот набрал скорость позади него, с каждым толчком усиливая волны оргазма Шейна. И как раз, когда Шейну стало слишком тяжело, Розанов затих, вскрикнул и запульсировал внутри него.

Они улеглись на спины рядом друг с другом, и Шейн почувствовал, как к нему стали подкрадываться знакомые последствия в виде стыда и чувства вины.

— Ну, хоть в чем-то ты сегодня выиграл, — нарушил тишину Розанов.

— Боже. Отъебись. — Шейн поднял руку, собираясь спихнуть его с кровати, но Розанов схватил его за запястье и потянул на себя, перевернув и уложив себе на грудь. Они встретились взглядами, и игривая улыбка на губах Розанова сразу померкла. У Шейна внезапно перехватило дыхание. — Какая же дебильная татуировка, — скороговоркой произнес он, пытаясь отвлечься от всего, что, блядь, происходило.

— О, — отозвался Розанов, несносная улыбочка вернулась на его лицо. — Он скучал по тебе. — Шейн фыркнул. — Скучал, — настаивал Розанов. — Поцелуй его.

Шейн закатил глаза, но все же склонил голову к груди Розанова. Но вместо того, чтобы прижаться губами к татуировке, он слегка прикусил сосок и потянул.

— Блядь, — простонал Розанов сквозь зубы.

В качестве извинения, а вдобавок будучи уверенным, что это еще больше его заведет, Шейн облизал круговыми движениями чувствительный узелок плоти. Розанов запустил пальцы ему в волосы и поцеловал в губы. После долгого, неожиданно и странно нежного поцелуя Шейн поднял голову и увидел, что Розанов снова смотрел на него слишком серьезно. Он погладил его по волосам, Шейн нервно сглотнул, но ничего не сказал. Оставалось только надеяться, что страх, который он испытывал, не отразился у него на лице.

— Ты очень красивый, — неожиданно и очень спокойно сказал Розанов.

Шейн не знал, как реагировать. Они не говорили друг другу ничего особенного. Такого уж точно.

— Самый сексуальный мужчина в НХЛ, по версии Cosmopolitan, — отшутился он.

Это был единственный способ, которым он умел разговаривать с Розановым, не считая выкрикиваний ругательств в его адрес.

— Они идиоты, — возмутился Розанов. Волшебство момента мгновенно испарилось. — Они поставили меня на пятое место. Пятое!

— Я бы сказал, это они еще расщедрились.

Розанов перекатился, придавив Шейна к матрасу. Тот поднял на него взгляд и рассмеялся.

— Мне пора, — сообщил Розанов, в его голосе прозвучало неподдельное сожаление. — Сначала приму душ, а потом мне нужно вернуться в отель.

— Я знаю.

Они вместе забрались в душ, где Шейн опустился на колени, потому что не мог отпустить Розанова, не попробовав его на вкус. Розанов пробормотал нечто одобрительное, возвышаясь над ним в просторной душевой кабине. Он обхватил его голову своими сильными руками, запутавшись длинными пальцами во влажных волосах. Шейн поднял глаза, Розанов смотрел на него с этой чертовой кривоватой улыбкой. Шейн тут же закрыл глаза и почувствовал, как загорелись щеки. К его стыду, член тоже стал твердеть.

Как будто недостаточно было того, что его трахали и сосали ему член, так ему еще самому нравилось держать член во рту. Вот же сукин сын, Шейн постоянно испытывал к нему желание... Возможно, все было не так просто… Но об этом Шейн не хотел думать.

Он подвел Розанова к самой грани, а затем отстранился, приняв освобождение мужчины на подбородок, губы и, возможно, на шею. Доказательства оргазма Розанова были быстро смыты в канализацию, и Шейн присел на корточки у стены душевой. Он провел ладонями по лицу и подтянул колени. Розанов что-то пыхтел по-русски.

— Черт, — Розанов, все еще стоял, прислонившись затылком к плитке напротив Шейна. — Ты практиковался в этом, Холландер?

— Нет, — проворчал Шейн.

— Нет? Приберег это для меня?

Шейн ничего не ответил, что было равносильно подтверждению. Розанов рассмеялся.

— Тебе нужно трахаться, Холландер. Дрочить в ожидании ебли по-быстрому раз в пару месяцев — это не здорово.

— Я не жду, — ответил Шейн.

Это была не совсем ложь. Он явно не был натуралом, но секс с женщинами его не отталкивал. Просто с ними он даже отдаленно не чувствовал то же, что с мужчинами.

Вернее, с одним конкретным мужчиной.

Но с женщинами было безопасно, легко и так доступно. Возможно, продолжив попытки, он найдет ту, с которой захочет провести больше, чем одну ночь. С которой сможет в итоге положить конец... как бы это ни называлось.

Розанов выключил воду и протянул ему руку. Шейн закатил глаза и принял ее, позволив поднять себя на ноги. Они стояли лицом к лицу, он завороженно наблюдал, как капли воды, падали с волос Розанова на плечи и стекали к пупку. Тот положил ладонь ему на щеку и заставил посмотреть на себя. Шейн удивился нежности в его взгляде. Розанов слегка улыбнулся, а затем поцеловал его.

— Я тебя испортил, — посетовал он, когда они оторвались друг от друга. — Больше никто не подойдет.

— Господи, да отвали ты.

— У тебя такой рот.

— Не говори так.

— Мне больше нравилось, когда он заглатывал мой член.

— Черт возьми, Розанов.

Шейн толкнул мужчину к стене душевой и агрессивно поцеловал. Так было всегда. Толкались, материли друг друга, боролись за контроль, пока один или сразу оба не сдавались и не позволяли себе то, чего так жаждали.

— Мне действительно пора, — сказал Розанов, задевая зубами челюсть Шейна.

— Я знаю.

— Мне жаль.

— Почему? Мне пофиг. Мы же все успели, так?

Розанов перестал его целовать и задумчиво посмотрел в глаза.

— Думаю, да.

Они вышли из душа и быстро оделись. Шейн снял с кровати простыню и загрузил ее в стиральную машину. Он должен был позаботится о том, чтобы все осталось таким же безупречным, как и до их встречи.

— Значит, через три недели, — уточнил Розанов, стоя у двери перед уходом.

— Ага.

Он кивнул, и Шейн подумал, что на этом все, но Розанов усмехнулся и добавил:

— Это был я сегодня вечером?

— Что значит был ты?

— Отвлекал тебя. Сегодня на льду.

Шейну потребовалось мгновение, чтобы понять, на что тот намекал.

— Ебать. Ты…

Губы Розанова расплылись в улыбке.

— Совсем не мог играть, думая о моем члене, да?

— Доброй ночи, Розанов.

Выходя за дверь, Розанов на прощание поцеловал его, оставив в ярости и одновременно со странным чувством облегчения. На самом деле они же не переваривали друг друга. И то, что Розанов напомнил ему об этом, оказалось весьма кстати.

Шейн достал из холодильника бутылку пива и уселся на диван, собираясь дождаться окончания стирки. Было уже поздно, он здорово устал, но спать здесь не собирался. Ему действительно стоило поговорить с риелтором о продаже этого здания. Он продаст его, и после матча в Бостоне останется в своем чертовом гостиничном номере, а не будет тайком пробираться ночью в пентхаус Розанова. Он покончит с этим и продолжит жить дальше.

Обмозговывая этот план, он заметил, что проводил кончиками пальцев по губам. Их все еще покалывало от воспоминаний об ощущении губ другого мужчины. И тогда Шейн в очередной раз убедился, что строить планы, как положить всему этому конец, было бессмысленно. Пока ему предлагают это, он не сможет отказаться.

Часть первая

Глава первая

Декабрь 2008 года — Реджайна

Илья Розанов шагал, поеживаясь от холода, через парковку отеля к автобусу команды. Как и большинство его товарищей по команде, он впервые оказался в Северной Америке. Вопреки ожиданиям, он не чувствовал себя не в своей тарелке. Саскачеван (провинция на юге центральной части Канады — прим. пер.) — это не Нью-Йорк. Здесь не было ничего примечательного, зато в избытке присутствовали холод и хоккей, две вещи, так хорошо ему знакомые.

До Рождества оставалось два дня, а для лучших в мире хоккеистов-подростков Рождество означало чемпионат мира по хоккею среди юниоров. Для Ильи это был шанс наконец-то воочию увидеть Шейна Холландера.

О семнадцатилетнем канадском феномене говорили много. Илье уже надоело слышать это имя, вызвавшее такой ажиотаж в хоккейном мире. Даже до далекой Москвы долетали отголоски этой шумихи. И Илья, и Холландер могли участвовать в драфте НХЛ (ежегодное мероприятие, проводимое в Национальной хоккейной лиге, заключающееся в передаче прав на молодых хоккеистов, удовлетворяющих определённым критериям отбора, профессиональным клубам Лиги. Драфт НХЛ проводится один раз в год, обычно в течение двух-трёх недель после завершения предыдущего сезона. Проходит за семь раундов. — прим. пер.) в июне этого года, и уже сейчас поговаривали, что обоим им светило стать выбранными под первым и вторым номерами. Насчет того, кто именно окажется первым, а кто вторым, мнения разнились.

Илья знал ответ.

Он никогда не встречался с Шейном Холландером. Никогда не играл против него. Но уже был полон решимости его уничтожить.

Для начала он приведет Россию к золотой медали здесь, в родной стране Холландера. Затем их команда вернется в чемпионском титуле в Москву. А потом, несомненно, его выберут первым на драфте. Это был год Ильи Розанова. С двенадцати лет от него ждали, что 2009 станет годом его взлета на мировой арене. И никакие канадские претенденты не могли этому помешать.

Сборная России прибыла на каток незадолго до завершения тренировки канадцев. Илья вместе со своими товарищами по команде наблюдал за происходящим на льду. На тренировочных майках не было имен, поэтому он не успел как-то выделить Холландера до того, как помощник тренера велел ему тащить задницу в раздевалку. Расписание на тренировочном катке было очень плотным.

Они вышли на лед, как только его закончили обрабатывать замбони (ледовый комбайн, используется для восстановления льда на катках. Существует одноименная фирма-производитель, названная в честь изобретателя данной машины, но в настоящее время любой ледовый комбайн часто называют «замбони», независимо от марки — прим. пер.). Каток был маленьким и каким-то унылым. Матчи чемпионата должны были проходить на большой арене в центре города. На трибунах небольшими группами сидело человек тридцать, наблюдавших за тренировкой русской команды. Без сомнения, среди них было несколько «разведчиков», помимо немногочисленных членов семей игроков, которые смогли приехать из России, а также компании местных хоккейных фанатов.

В середине тренировки Илья заметил молодого человека в кепке и куртке с эмблемами канадской сборной, сидевшего в одном из первых рядов над скамейкой штрафников. Рядом с ним сидели мужчина и женщина, похоже, его родители. Издалека было трудно рассмотреть, но Илья предположил, что это Холландер. Вроде его мать была японкой. Или нет, но какого-то азиатского происхождения. Илья точно помнил, что где-то читал об этом...

— Соизволишь присоединиться к нам, Розанов? — прокричал тренер по-русски с противоположной стороны катка.

Илья повернулся и смутился, увидев, что остальные члены команды собрались вокруг тренера. Ему не нравилось, что Холландер — если это действительно был он — наблюдал за ними. Хотя, может, и нравилось. Вдруг Холландер нервничал из-за того, что им предстояло встретиться на турнире. Может быть, он чувствовал угрозу.

И ведь следовало.

После тренировки Илья быстро принял душ и оделся. Он вернулся на каток, чтобы из-за стекла посмотреть на трибуны. Холландера и его родителей уже не было. Тренироваться на лед вышла словацкая команда. Илья пожал плечами и направился к торговому автомату. Он купил себе бутылку колы и подумал, не выскользнуть ли ему на улицу покурить перед автобусом. Застегнув до самого подбородка молнию своей куртки с надписью Team Russia, он прошмыгнул в боковую дверь. На улице было чертовски холодно. Он прижался к стене кирпичного здания, засунул колу в карман и достал сигареты с зажигалкой.

— Здесь нельзя курить, — послышался чей-то голос.

Илье потребовалась пара секунд, чтобы мысленно перевести фразу. Он повернулся и увидел человека, в котором теперь точно узнал Шейна Холландера. У того был очень выразительный взгляд. Некоторые черты явно достались ему от матери — черные волосы и очень темные глаза, но его отец был англо-европейского происхождения, поэтому Холландера трудно было принять за азиата. А его кожа… она была безупречна. Возмутительно безупречна. Гладкая, загорелая, с россыпью темных веснушек на носу и скулах — самой яркой его чертой.

— Что? — спросил Илья.

Ему показалось, что даже это короткое слово прозвучало по-идиотски из-за его акцента.

— Место для курения находится вон там.

Холландер указал на дальний угол парковки, рядом с большим снежным валом от снегоочистителя. Там было очень ветрено. Илья прислонился к стене и прикурил сигарету. Что за ебаная страна. Мало того, что невозможно было курить ни в одном помещении, так он еще и должен перелезать через сугроб, блядь?

— Я удивлен, что ты куришь, — не унимался Холландер.

— Окей, — только и додумался сказать Илья, выдохнув длинную струю дыма.

Наступило неловкое молчание, а затем Холландер предпринял еще одну попытку завязать разговор.

— Я хотел бы с тобой познакомиться, — он протянул руку. — Шейн Холландер.

Илья уставился на него, с удивлением почувствовав, как слегка задрожали губы.

— Да, — ответил он, и держа сигарету в зубах, пожал Холландеру руку.

— За тобой очень интересно наблюдать.

— Я знаю.

Если Холландер ожидал ответа на любезность, то ему пришлось бы ждать до второго пришествия. Илья больше ничего не сказал, и тот сменил тему.

— Твои родители здесь с тобой?

— Нет.

— О, это, наверно, тяжело. Рождество и все такое.

Илья немного помялся, пытаясь перевести в уме сразу так много слов, но потом сообразил с ответом:

— Все в порядке.

Холландер засунул руки в карманы куртки.

— Холодно, да?

— Да.

Они синхронно прислонились к стене, бок о бок. Илья прижался затылком к кирпичу и искоса посмотрел на Холландера, который был ниже его на добрых четыре дюйма. На него было довольно увлекательно смотреть. Его щеки порозовели от холода, а при каждом выдохе образовывались белые облачка морозного пара.

— В следующем году чемпионат будет проходить в Оттаве. В моем родном городе, — сообщил он.

Илья докурил и бросил окурок на снег. Он решил сделать над собой усилие, раз уж этот парень, похоже, был так решительно настроен пообщаться.

— Оттава — это более увлекательно?

Холландер рассмеялся.

— Чем здесь? Не знаю. Немного. Там так же холодно.

— А твои родители здесь?

— Ты про чемпионат? Да. Они здесь. Они всегда стараются приехать на мои матчи, где бы мы ни играли.

— Здорово.

— Да. Я знаю. Они замечательные. — Илья не знал, как это прокомментировать, поэтому промолчал. — Я, наверное, пойду. Они меня ждут, — Холландер отошел от стены и повернулся лицом к Илье. Тот, как назло, не мог оторвать взгляд от этих блядских веснушек. Холландер снова протянул руку. — Удачи на турнире.

Илья пожал ее и усмехнулся.

— Ты не будешь таким дружелюбным, когда мы вас победим.

— Этого не случится.

Илья знал, что Холландер искренне верил в это. Что получит золотую медаль и станет первым номером драфта НХЛ, потому что он — ебаный принц хоккея. Возможно, он ожидал, что Илья тоже пожелает ему удачи, но тот просто опустил руку, повернулся и отправился обратно на каток.

***

В машине Шейн рассказал родителям, что разговаривал с Ильей Розановым.

— Какой он из себя? — спросила мама.

— Козел, — ответил Шейн.

***

После завершения финальной игры турнира канадской команде пришлось пережить еще одно унижение. Рассредоточившись после суматохи ликования, русские выстроились в ряд, чтобы игроки команд могли пожать друг другу руки — отдать дань уважения спортивному мастерству соперника. У Шейна на душе кошки скребли.

Во-первых, русская команда играла грязно. Он ненавидел играть против них.

А, во-вторых, Илья Розанов был охуительно хорош. Даже разрушительно. И на протяжении всего турнира СМИ прилагали немало усилий, чтобы раздуть шумиху из их личного соперничества. Шейн старался не обращать внимания на статьи и репортажи в прессе, но не исключал, что отчасти та разжигала пламя его ненависти. Когда настала его очередь подойти к Розанову для рукопожатия, вокруг них замелькали вспышки фотокамер. Он постарался смотреть ему прямо в глаза, коротко произнося:

— Поздравляю.

Розанов с ухмылкой ответил:

— Увидимся на драфте.

На шею Шейну повесили серебряную медаль, которая с тем же успехом могла быть и дохлой крысой. Он с достоинством вытерпел исполнение российского гимна, сдерживая обидные слезы, после чего ему наконец разрешили покинуть лед.

Все должно было пройти не так. Он должен был привести свою команду к золоту на домашнем чемпионате. Этого ждала буквально вся страна. Все надежды Канады были возложены на его семнадцатилетние плечи, а он всех подвел.

Каждый раз, когда он оказывался один на один на льду с Розановым, тот смотрел ему прямо в глаза и ухмылялся. Шейна было нелегко пронять, но эта чертова ухмылка выводила его из равновесия.

Возможно, дело было в том, что, всю жизнь играя на голову выше других, Шейн наконец встретил себе равного.

Он был почти уверен, что именно в том.

Глава вторая

Июнь 2009 года — Лос-Анджелес

— Шейн, не могли бы Вы подвинуться немного ближе к Илье, пожалуйста?

Шейн почувствовал, как они с Ильей Розановым слегка соприкоснулись руками, когда тот подошел к нему по просьбе фотографа.

— Отлично. Хорошо, улыбайтесь, мальчики.

Шейна ослепили вспышки фотокамер. Он стоял вплотную к Розанову, который, казалось, подрос еще на пару дюймов с января. Справа от Розанова стоял просто огромный американский защитник по фамилии Салливан, которого «Финикс» выбрал третьим по счету.

Розанов был задрафтован первым.

Последние шесть месяцев с момента завершения чемпионата среди юниоров Шейн немного... помешался... на Илье Розанове. У них было много общего в плане карьеры. Они оба были капитанами своих команд и оба привели их к чемпионским титулам в этом сезоне. Оба были признаны лучшими игроками своих лиг и оба стали лидерами по количеству набранных очков. Разница между ними заключалась лишь в том, что у Шейна была серебряная медаль юниорского чемпионата, а у Розанова — золотая.

И вот теперь Шейн снова занял второе место. Хотя до их встречи всю жизнь занимал только первые.

Этот чертов парень.

Не все, однако, было так плохо. Шейна задрафтовала «Монреаль вояджерс», которая не только была самой легендарной командой лиги, но и базировалась всего в часе езды от его родного города Оттавы. Шейну, свободно владевшему французским и английским и всегда с большим уважением относившемуся к «Вояджерам», несмотря на то, что вырос болельщиком «Оттавы», это очень подходило. И тем не менее. То, что его выбрали вторым, было обидно.

Драматизма событию добавлял тот факт, что Розанов был задрафтован заклятыми соперниками «Монреаля» — «Бостонскими медведями». Шейн знал, что отныне его карьера будет неразрывно связана с карьерой Розанова. Если бы одного из них задрафтовала команда из Западной конференции (Западная конференция была создана в 1974 году, когда НХЛ была разделена на 2 конференции и 4 дивизиона — прим. пер.), возможно, это соперничество сгинуло бы в зародыше. Но теперь оно определенно набирало обороты.

Впрочем, это отнюдь не означало, что он не мог быть вежливым с Розановым здесь и сейчас.

— Поздравляю, — сказал он, повернувшись для рукопожатия, когда фотосессия завершилась.

Розанов с улыбкой ответил «Спасибо», и в этой улыбке угадывалась изрядная доля самодовольства. Он не поздравил Шейна в ответ. Вместо этого он похлопал его, блядь, по плечу, словно утешая ребенка, не пробившегося в какую-нибудь детскую лигу. Шейн отшатнулся от этого прикосновения и уже собирался сказать что-то далеко не столь вежливое, как «поздравляю», но их обоих мгновенно растащили в разные стороны репортеры для интервью.

Шейн больше не видел Розанова, пока не вернулся в отель. В холле было полно атлетически сложенных молодых парней в костюмах, но даже в этой толпе Розанов выделялся. Он был одним из самых высоких, а в шикарном цвета морской волны костюме, подчеркивающем фигуру, выглядел как модель из журнала GQ.

Шейн чувствовал себя недоростком. В прошлом месяце ему исполнилось восемнадцать, но ему казалось, что он по-прежнему оставался ребенком.

Розанову тоже исполнилось восемнадцать. Только на прошлой неделе. Шейн знал об этом, потому что был едва ли не одержим им.

Той ночью в своем отдельном номере (номер безумно гордых сыном родителей располагался в другом конце коридора) он не мог уснуть.

Это был поистине изнурительный день, и да, его задрафтовали в НХЛ. Он наконец добился того, к чему планомерно и целеустремленно двигался всю свою жизнь. И то, что его выбрали под вторым номером, вовсе не было поводом для расстройства.

Он и не расстраивался. Просто... что-то не давало покоя.

Он со вздохом перекатился и встал с постели. Надев тренировочные штаны и кроссовки, он направился в тренажерный зал отеля с надеждой, что физические упражнения помогут отвлечься от раздумий.

В спортзале было пусто. Шейн встал на одну из двух беговых дорожек и побежал в легком темпе. Он не стал надевать наушники и просто погрузился в шум тренажера, не заметив сразу, как в зал вошел кто-то еще. Он понял, что больше не один, только когда на беговую дорожку рядом с ним встал мужчина.

Илья Розанов коротко кивнул ему и, повернувшись лицом к белой стене в передней части зала, побежал.

Шейн старался не замечать его присутствия. В этом не было ничего странного: возможно, у него тоже были проблемы со сном. А может, он всегда посещал спортзал после полуночи. Или с ним сыграл злую шутку джетлаг. А еще...

Розанов увеличил скорость на своей дорожке. На Шейна он вообще не смотрел. Поскольку Шейн был честолюбив и склонен к соперничеству, он тоже увеличил скорость... чуть больше, чем Розанов.

Через минуту Розанов повторил свое действие, подняв своеобразную планку и молча ожидая, когда Шейн отреагирует. Шейн оглянулся и увидел легкую ухмылку на его губах. Он покачал головой, с трудом сдерживая собственную улыбку, и прибавил скорость.

Они продолжали ускоряться в негласной борьбе, пока оба не достигли пределов возможностей своих тренажеров. От слишком продолжительного бега в спринтерском темпе у Шейна горело все тело. Но он не хотел ни останавливаться, ни даже замедляться, пока этого не сделает Розанов. Тот же курил, блядь. Шейн способен был надрать ему задницу.

Но Розанов не проявлял никаких признаков усталости.

Они продержались в том же темпе еще минуту или две, и наконец Шейн хлопнул рукой по кнопке аварийной остановки и сошел с дорожки. Он прислонился к стене, пытаясь отдышаться, а затем сполз вниз и плюхнулся задницей на пол. Розанов наконец остановил свой аппарат и, склонившись, ухватился за поручни.

— Блядь, — прохрипел Шейн.

Розанов рассмеялся и тоже уселся на пол в углу у стены, повернувшись лицом к нему. Серая футболка без рукавов насквозь пропиталась потом. Они оба сидели, вытянув ноги перед собой; кроссовки Розанова почти касались подошвами лодыжки Шейна.

Розанов провел ладонью по влажным волосам, что заинтересовало Шейна больше, чем следовало. Он был таким... мужественным. У самого Шейна было детское лицо, он не мог похвастаться таким высоким ростом, не мог отрастить бороду и почти не имел волос на груди. Розанов был его ровесником, но выглядел так, словно перешагнул некую магическую черту и стал взрослым.

Шейн быстро перевел взгляд на пол и понадеялся, что на раскрасневшемся от физических нагрузок лице не отобразилось смущение.

— Ну и ебучий денек выдался, да? — сказал Розанов.

— Да. Точно.

— Все, о чем ты мечтал?

Шейн посмотрел ему прямо в глаза.

— Почти.

Розанов усмехнулся в ответ.

— Извини, что испортил твой важный день.

— Отвали.

— В Монреале хорошо, да?

— Да.

— А Бостон хороший?

— Конечно. Да. Я был там всего пару раз, но это хороший город.

Розанов кивнул. Они помолчали с минуту, затем он пошевелил ступней, коснувшись подошвой кроссовка лодыжки Шейна.

— Хей. Мы будем часто видеться.

Шейну потребовалась еще минута, чтобы ответить.

— О. Да. Монреаль и Бостон часто играют друг против друга.

— Должно быть интересно.

Розанов присосался к своей бутылке с водой. Шейн завороженно смотрел, как он делал глоток за глотком. Смотрел, разумеется, только потому, что забыл захватить на тренировку собственную бутылку. И только когда кадык Розанова перестал двигаться, а губы влажно заблестели, он понял, что залип. У него слегка дрогнули губы, а Розанов протянул ему бутылку.

— О. Я в порядке. Спасибо.

Шейн взял ее. Ему очень хотелось пить. Отказываться было бы глупо. Кончики их пальцев на миг соприкоснулись. Шейн поднес бутылку к губам и сделал большой глоток. Розанов наблюдал за ним.

И Шейн впервые почувствовал это. Воздух вокруг словно сгустился. Все внутри гудело, он был на взводе, словно перед прыжком с парашютом.

Он не знал, почувствовал ли что-нибудь подобное Розанов. Но в тот момент он захотел... он не мог даже самому себе объяснить, чего именно.

Он передал бутылку с водой обратно, и готов был поклясться, что на этот раз Розанов специально задел пальцами его запястье. Казалось, это мгновение длилось целую вечность, а не какую-то там жалкую секунду.

Шейн хотел, чтобы Розанов снова прикоснулся к нему.

Хотел сам прикоснуться к нему в ответ.

Может быть, Шейн хотел его поцеловать.

Он вскочил на ноги.

— Пойду спать. Думаю... еще увидимся, да?

Розанов посмотрел на него с пола.

— Ты еще увидишь много меня.

Шейн кивнул и едва ли не бегом покинул зал. Оказавшись в номере, он позволил себе психануть.

Что за хуйня со мной творится?

Он никогда... Господи, у него была девушка. Он не был...

Ага, девушка. Которая, как ты надеешься, первой решится порвать с тобой. Она даже не приехала на драфт.

Справедливости ради, последнее было правдой. Но она только что вышла на новую летнюю работу...

И ты не вспоминал о ней весь день до этого момента. Ты даже не позвонил ей.

Да, все так и было. Возможно, у них не складывалось, но она же была не единственной девушкой, с которой он когда-либо... кое-что делал.

У тебя стояк. От того, что ты посидел на полу спортзала рядом с другим мужчиной.

Ладно, этого он не мог объяснить.

Но мог пойти в душ, подрочить, пытаясь думать о своей, мать ее, девушке или о любой другой девушке. О чем угодно, кроме этих влажных губ, темной щетины и ореховых глаз...

На всю жизнь Шейн Холландер запомнил, что завершил знаменательный день драфта НХЛ тем, что безуспешно заставлял себя не думать об Илье Розанове.

Глава третья

Декабрь 2009 года — Оттава

Илья смотрел, как красные светящиеся цифры на часах в его гостиничном номере, мигнув, изменились с 11:56 на 11:57 (время в 12-часовом формате, т.е. 23:57 — прим. пер.).

В номере было абсолютно темно. Его сосед в другом номере вместе с половиной команды смотрел по телевизору американские новогодние передачи.

Илья тоже там был. Смотрел выступление Black Eyed Peas, ел чипсы и шутил с товарищами по команде.

А потом ему захотелось побыть одному.

11:58.

Даже не зная, что Оттава — родной город Шейна Холландера, трудно было не догадаться. Здесь царил самый настоящий его культ. Его веснушчатое лицо мелькало повсюду: в газетах, на телевидении, в автобусах, на рекламных баннерах и даже на стенах зданий.

Конечно же, откуда Холландеру быть родом, как не из столицы Канады. И конечно же, город был таким же идеальным и скучным, как и он сам.

Их команды еще не играли друг против друга и, скорее всего, не встретятся до матча за золотые медали. Станет шокирующим расстройством, если в финал не попадут Канада и Россия.

11:59.

Будущим летом Илье предстоял переезд в Бостон. В Америку. Он никогда не покидал Россию больше, чем на пару недель. Он начнет свою карьеру в НХЛ. Он станет богатым и знаменитым. Он будет сам по себе, вдали от семьи.

Полночь.

— С Новым годом, — пробормотал он себе под нос.

Он сел на кровати и достал из тумбочки упаковку никотиновой жвачки. Закинув одну подушечку в рот, он нахмурился, разжевывая ее. Он слышал грохот фейерверков, доносившийся с улицы, и радостные возгласы товарищей по команде из соседних номеров.

Он хотел настоящую сигарету. Он хотел кого-нибудь трахнуть.

Он хотел спуститься в тренажерный зал отеля и обнаружить там Шейна Холландера на беговой дорожке.

Но Шейн Холландер не жил в этом отеле. Шейн Холландер, вероятно, встречал Новый год с друзьями и семьей в своем идеальном родном городе, который так сильно, невообразимо сильно любил его.

В тот вечер в тренажерном зале отеля в Лос-Анджелесе, шесть месяцев назад, Илья едва не облажался. Возможно, ему удалось замаскировать это свойственными ему дерзостью и обаянием, но он был чертовски близок к тому, чтобы начать флиртовать с Холландером. А может, просто прижать его к стене и зацеловать до умопомрачения.

Мало того, что-то ему подсказывало, что Холландеру это понравилось бы.

Если только Илья обладал хотя бы минимальными навыками читать людей — а он точно обладал — Холландер наверняка ответил бы на его поцелуй.

И, господи, эта мысль не давала ему покоя со дня драфта.

С тех пор Илья перетрахал, по его приблизительным подсчетам, десятки женщин. И у него не было ни малейших причин зацикливаться на своем заклятом сопернике. Или на его веснушках. Или на его темных глазах. Или на том, как розовели его щеки от физических нагрузок.

Блядь. Как бы то ни было. Россия не уступила еще ни в одном матче на этом турнире. Канада тоже. Только одна команда останется непобедимой после финала. У Ильи были дела поважнее, чем веснушки и вежливые канадские мальчики.

***

Шейн не мог нарадоваться, что второй и последний в его карьере чемпионат мира среди юниоров проходил в родном городе. Рождество он провел с семьей, а Новый год — с товарищами по команде в отеле. Его родители, как обычно, присутствовали на всех матчах, а сам он смог повидаться со многими друзьями.

Весь турнир он пребывал в прекрасном настроении и демонстрировал превосходное мастерство на льду.

И вот наступила ночь перед матчем за золотые медали, в котором Канада второй год подряд будет противостоять России.

И Шейну предстояло встретиться лицом к лицу с Ильей Розановым.

Он ни разу не видел его на протяжении всего турнира. Канадская и российская команды тренировались на разных катках и жили в разных отелях. Впервые они должны были пересечься в финальном матче.

Но Шейн смотрел все игры, в которых участвовала Россия. Он внимательно изучал видеозаписи с Розановым. И на этот раз собирался надрать ему задницу.

Он уже почти забыл ощущение, когда Розанов скользнул пальцами по его запястью, передавая бутылку с водой в спортзале отеля полгода назад. Он почти не думал о его раскрасневшейся коже и о том, как влажные локоны спадали на его ореховые глаза.

Это был... просто адреналин. Последствие глупого состязания, после которого они расселись на полу, выбившись из сил от неистового спринта на беговых дорожках. Это был сбой в мозге, переполненном эмоциями после дня драфта, прошедшего как на американских горках. Шейн был уставшим и растерянным, и мозг просто превратил все это в нечто нелепое.

В общем после той ночи Шейн вернулся к обычной жизни. Ну, не считая того, что расстался со своей девушкой. Но он уже давно об этом подумывал.

Изменилось и еще кое-что: Шейн стал обращать внимание на мужчин. Не на товарищей по команде, друзей или кого-то еще из своего круга общения. Просто... к примеру, на парня из «Старбакса» в аэропорту. Или на парня, которого увидел несколько недель назад в бакалейной лавке в Кингстоне.

Или на чувака из сериала «Огни ночной пятницы».

И ведь не то, чтобы ему не нравились девушки. А он, в свою очередь, нравился им чрезвычайно, они буквально не давали ему прохода, особенно теперь, когда ему светило в скором будущем стать суперзвездой-миллионером. Так что, да, он встречался с девушками. Со многими.

Ладно, всего с двумя. Если считать с тех пор, как расстался со своей бывшей.

Не сказать, что они трахались на всю катушку. Но секс был.

С июля у него точно отсосали две разные девушки. И он наслаждался этим. Откинув голову. И закрыв глаза.

И совсем-совсем не думал о влажных губах Ильи Розанова и его кривоватой улыбке.

***

— Тебе не надоело второе место? — ухмыльнулся Розанов.

— Я выиграю золото, — прорычал Шейн.

— В слове команда нет буквы «я», верно?

— Она есть в словах «отсоси, блядь».

Розанов приподнял бровь, когда они наклонились, приготовившись к вбрасыванию.

— В слове «серебряная» тоже есть, — глумился он.

Шейн технично выиграл вбрасывание. И красиво забил гол сорок секунд спустя.

Он выложился по полной, и его команда триумфально победила в том матче.

***

При всей своей надменности и задиристости Илья относился к хоккею очень серьезно. И ненавидел проигрывать.

Но в этот раз он проиграл. И вернется в Россию с серебряной медалью. Он не гордился этим.

Он вообще не хотел возвращаться в Россию. Он хотел остаться в Северной Америке и открыть новую страницу своей жизни. Он не желал слушать, как его отец, который, скорее всего, даже не посмотрел ни одной игры, шеймит его за то, что он не привез домой золото. Он не хотел больше жить с отцом и от кого бы то ни было зависеть. Он хотел стать богатым, знаменитым, всеми любимым и иметь огромный гараж, полный спортивных машин. Хотел одеваться в дорогую одежду, трахать роскошных женщин и посещать самые крутые тусовки. Хотел, чтобы с него сняли бремя обязательств перед семьей и страной. Он хотел быть самим собой.

На льду, в очереди на рукопожатие по завершении матча, Холландер посмотрел ему в глаза. Это длилось всего секунду, но Илье показалось, что время остановилось, окружающий мир застыл, и все звуки затихли. Влажная от пота ладонь Холландера обхватила такую же влажную ладонь Ильи, и, когда их взгляды встретились, тот слегка сжал его пальцы.

Этот взгляд и этот жест сказали Илье очень многое.

Я знаю.

На вершине должен стоять только один из нас, но мы всегда будем там вместе. Мы будем подниматься до тех пор, пока не станем недосягаемы ни для кого, но всегда бок о бок.

В глазах Холландера не было и намека на сочувствие, но не было и злорадства. И когда Илья пожал руку последнему канадцу в шеренге, он уже улыбался про себя. Ведь скоро начнется настоящая битва между ним и Шейном Холландером.

И он не мог, блядь, этого дождаться.

Глава четвертая

Июль 2010 года — Торонто

Шейн подписал выгодный контракт с CCM, одной из крупнейших компаний по производству хоккейной экипировки. Он несказанно обрадовался этому, поскольку даже не сыграл еще ни в одном матче в НХЛ.

И только потом он узнал, что CCM подписала контракт с Розановым тоже.

А вскоре пиарщики бренда решили запустить рекламную кампанию с ними обоими. Вместе.

Так Шейн оказался в одну из июльских сред на ярко освещенном, почти пустом катке в пригороде Торонто. Через месяц с небольшим ему предстояло отправиться в тренировочный лагерь. Он не видел Розанова со времен финала юниорского чемпионата в начале января.

По периметру льда были установлены прожекторы, создающие очень эффектное освещение. Все действие должно было делиться на два этапа: сначала им предстояла фотосессия, как по отдельности, так и вместе, а затем предлагалось прокатиться на коньках по арене и сделать несколько зрелищных бросков клюшкой для телерекламы.

Шейн уже потихоньку начинал привыкать к фотосессиям, да и в принципе находиться постоянно под прицелом объективов камер. Но происходящее выглядело куда более масштабным мероприятием, чем те, к которым он привык. Казалось, он снимался в самом настоящем фильме.

В главной роли.

Он сделал пару кругов на льду в ожидании, пока техническая команда завершит установку оборудования. Одет он был с ног до головы в экипировку CCM, включая, разумеется, черный свитер с логотипом на всю грудь вместо эмблемы команды. На спине красовались его фамилия и номер — 24.

Шейну сделали макияж перед фотосессией, и это ощущалось странно. Вообще-то ему не следовало потеть, поэтому он решил больше не кататься, а подождать, сидя на скамейке, пока техники закончат возиться с освещением.

Через несколько минут он безошибочно почувствовал присутствие Розанова. Повернувшись, он увидел его, огромного, красивого и тоже с макияжем.

— Такая милашка, — поддразнил Розанов. — Как куколка.

— Тебя тоже накрасили.

Розанов облокотился на спинку скамейки и усмехнулся.

— Да, но я не милашка.

Шейн закатил глаза. Его уже несколько раз называли «милым пареньком», и он это просто ненавидел. Он должен был взбеситься и в этот раз.

Даже с макияжем, тщательно уложенными волосами и при столь шикарном освещении Розанов не выглядел «милым парнем». Он выглядел сногсшибательно. Шейн в очередной раз поразился тому, насколько он был мужественным. Это даже раздражало. Точеная челюсть, короткая щетина на щеках — полная противоположность Шейну с его мальчишеским, веснушчатым лицом. А глаза Розанова… они словно искрились... чем-то. Шейн не мог представить ни одного драгоценного камня, который сочетал бы столько оттенков золотого и зеленого.

Фотосессия заняла гораздо больше времени, чем он ожидал. В основном они просто стояли на льду, держа клюшки с логотипами CCM в разных положениях. Несколько раз их просили встать рядом, но в большинстве случаев фотографировали по одному.

Завершающим этапом стал снимок, на котором от них требовалось изобразить противоборство, склонившись над шайбой. Сохранять эту позу, когда их лица разделял буквально дюйм, глядя друг другу в глаза, пришлось, казалось, целую вечность.

— Постарайтесь не смеяться, ребята, — попросил фотограф. — Знаю, что это будет непросто.

Шейн беспокоился вовсе не об этом. Ему нужно было как-то расфокусировать взгляд, чтобы черты Розанова расплылись, лишь бы не пялиться на его губы.

— Шейн, по возможности сделай чуть более серьезный вид.

Шейн моргнул и постарался смотреть на Розанова, как во время настоящей игры. Но в реальных матчах такие моменты длились от силы пару секунд. Он ощущал неловкость.

У Розанова дрогнули губы, через мгновение он фыркнул и стал смеяться. Шейн тоже не выдержал и расхохотался.

— Еще несколько секунд, ребята. Пожалуйста.

— Извините, — промямлил Шейн, пытаясь изобразить свирепый оскал.

Но все было бесполезно. Стоило ему посмотреть на Розанова, как оба тут же взрывались смехом.

— Ладно, нам хватит и этого. Давайте сделаем перерыв, а потом приступим к видеосъемке.

— Это твоя вина, — сказал Шейн, когда они подкатились к скамейке.

Розанов покачал головой.

— Это твое лицо виновато. Рассмешил меня.

Шейн толкнул его плечом.

Съемки на видео прошли гораздо легче. Они оба надели шлемы, брендированные CCM, и катались около часа, демонстрируя себя, — возможно, выпендриваясь немного больше, чем требовалось. Шейну очень захотелось поскорее увидеть готовый ролик. С музыкой и закадровым голосом тот наверняка должен был получиться крутым.

Режиссер поблагодарил их обоих, и они поспешили в грязную раздевалку принять душ и переодеться.

Шейн быстро разделся и отправился в душ, который, как и на большинстве катков, был общим: по обе стороны располагались ряды душевых леек друг напротив друга. Он надеялся, если поторопится, успеть сполоснуться до прихода Розанова.

Разумеется, ему не повезло.

Он только успел намочить волосы, когда Розанов вошел в душевую и выбрал место прямо напротив него. Взгляд Шейна остановился на большой татуировке медведя слева на его груди. Рисунок был совершенно нелепым. Он также заметил золотое распятие, которое, по всей видимости, парень никогда не снимал. Цепочка поблескивала на мощной шее Розанова, крест лежал в ложбинке вежду внушительными грудными мышцами.

Шейн быстро перевел взгляд на пол. За свою жизнь он принимал душ рядом с сотнями парней в таких же душевых. Это было просто частью спортивного процесса. Он никогда раньше не разглядывал никого из своих товарищей по команде. Это и в голову не приходило.

Он снова поднял взгляд и увидел, что Розанов повернулся к нему спиной. Оставалось только беспомощно смотреть на обнаженные, бугрящиеся мускулы. Его взгляд прошелся по широким плечам Розанова, по мышцам спины, спустился к узкой талии и...

У Шейна загорелись щеки. Он не мог... зачем ему понадобилось разглядывать задницу другого парня? Это было странно.

Но задница, что греха таить, оказалась поистине впечатляющей. Не то чтобы он сравнивал ее с другими. Но она была просто... идеальной. И пока Розанов умывался, водя ладонями по лицу, его ягодичные мышцы напрягались. Шейн застыл на месте.

И понял, что возбудился. Заметно возбудился. В душе. С Розановым.

Он успел только с ужасом посмотреть на свой поднимающийся член, как Розанов обернулся.

Он посмотрел на промежность Шейна и приподнял бровь.

— Отъебись, — проворчал Шейн. — Ничего особенного.

— Тебе нравится то, что ты видишь, Холландер?

— Нет. Это не... Я думал о другом.

Шейну захотелось провалиться сквозь землю. Он знал, что его лепет звучал абсолютно неубедительно.

— О чем-то другом?

Шейну следовало просто выйти из душевой. Он уже помылся. Это была настоящая пытка.

Но Розанов улыбался ему так, что это способствовало лишь... осложнению его ситуации. А сам Шейн, похоже, не мог даже пошевелиться. Розанов дразнил его, но не издевался.

И уходить не собирался тоже.

Как бы Шейн ни заставлял себя хотя бы отвести взгляд от Розанова, все равно продолжал завороженно смотреть. Тот же, казалось, просто с любопытством разглядывал его и, возможно, наслаждался производимым собой эффектом.

Еще одна чертова хуйня, которой ты меня терзаешь, — подумал Шейн.

Он был так поглощен тревожными метаниями, что не сразу заметил, как член Розанова тоже стал набухать. Ухмылка исчезла с его лица. Он смотрел так выразительно, гораздо выразительнее, чем во время их фотосессии.

Шейну нужно было срочно убираться оттуда. Это уже не лезло ни в какие ворота. Он совершенно не мог позволить себе... как бы это ни называлось.

Но Розанов, погладив свой рельефный пресс, обхватил член и сделал несколько медленных, уверенных движений ладонью.

Шейн шумно выдохнул. Достаточно шумно, чтобы звук льющейся воды не смог это заглушить.

— О чем ты думал? — тихо и вкрадчиво спросил Розанов.

Шейн сглотнул. В горле пересохло.

— О тебе, — так же тихо признался он.

Услышав это, Розанов ухмыльнулся и еще пару раз вздрочнул.

— Хочешь потрогать меня, Холландер?

На самом деле Шейн просто хотел посмотреть, как Розанов дрочит. Но что-то пошло не так...

— Не здесь, — выпалил он. — Вдруг кто-то зайдет.

Розанов кивнул и отпустил свой член. Он повернулся и перекрыл воду. Шейн с колотящимся сердцем ждал, пока он выйдет из душевой, прежде чем выключить воду у себя. Какого черта творилось? Не думал же Розанов, что они с Шейном... что они...

Святое дерьмо. Следовало валить подальше и как можно скорее. Шейн подумал, не проще ли будет проломить покрытую кафелем стену душевой и таким образом сбежать. Да что угодно было бы предпочтительнее, чем снова столкнуться с Розановым.

Он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Он мог это сделать. Он мог серьезно поговорить с Розановым и положить всему этому конец. Исполнившись решимости, он плотно обернул полотенце вокруг талии и вернулся в раздевалку.

Розанов был уже наполовину одет и с обнаженным торсом сидел на одной из скамеек.

— Слушай, — начал Шейн, уставившись в пол, — это было... мы можем просто сделать вид, что ничего не было, окей?

— Ты этого хочешь?

Шейну следовало отвечать намного быстрее.

— Да. То есть... да. Конечно.

Розанов поднялся и пересек помещение, оказавшись прямо перед ним.

— Ты плохой лжец. — Шейн нахмурился. — Какой у тебя номер в отеле? — спросил Розанов.

— Четырнадцать десять, — на сей раз Шейн ответил слишком быстро.

Розанов улыбнулся уголками губ.

— Если я постучусь в дверь номера 1410 сегодня вечером... может быть, около девяти?

Шейн старался говорить ровно.

— Я могу не запирать дверь.

Розанов улыбнулся шире.

— Я могу постучать.

***

Шейн, чертыхаясь, мерил шагами гостиничный номер

Он перебирал в уме возможные варианты. Он мог бы уйти. Просто пошататься где-нибудь пару часов, чтобы находиться подальше оттуда, когда Розанов постучит. Это было бы самым разумным решением.

Он мог остаться, но просто проигнорировать стук Розанова. В этом могло быть даже что-то приятное. Малость поставить его на место.

Он мог бы открыть дверь, когда тот постучит, пригласить его войти и поговорить с ним обо всем этом нелепом... недоразумении. А потом они могли бы навсегда разойтись в разные стороны.

Или... он мог открыть дверь и провести вечер, исследуя тело Розанова своим ртом.

От одной мысли об этом Шейна накрыло волной жара. Он ведь не мог этого хотеть, правда же?

Не испытывая особой уверенности, он остановился на третьем варианте: просто поговорить с Розановым. Им следовало как можно скорее оставить это позади, чтобы не возникло никаких проблем с началом сезона. Он навел порядок в номере, и без того идеально прибранном. Он сменил рубашку на более нарядную без всякой на то причины. Он почистил зубы, воспользовался зубной нитью и ополоснул рот. Потому что, разговаривать с Розановым, имея неприятный запах изо рта, было бы невежливо.

Он немного поправил волосы. Перевел телефон на беззвучный режим.

Решил включить телевизор, чтобы не выглядело, будто он тупо сидел в тишине и смотрел на дверь.

Он переключил телевизор на спортивный канал, где транслировался бейсбольный матч и убавил звук. Погасил верхний свет и зажег прикроватные лампы. И посмотрелся в зеркало. Опять.

Стук в дверь раздался в 9:07. Шейн заглянул в глазок с целью убедиться, что Розанов не устроил над ним какой-нибудь пранк.

За дверью стоял просто Розанов. Один.

Шейн выключил телевизор, оставлять его работающим вдруг показалось глупо. Он открыл дверь и впустил Розанова.

Розанов выглядел так, словно тоже приложил немного усилий, заботясь о своем внешнем виде. На нем была черная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, открывающая взор на поблескивающую золотую цепочку. Он уложил волосы, обычно представлявшие собой беспорядочные кудри, хотя один локон все же выбился из прически и очаровательно спадал на лоб.

— Я думал, ты зассышь, — в своей раздражающе прямолинейной манере заявил Розанов.

— Нет, — сказал Шейн. — В смысле, я просто хочу поговорить. О... ну, ты понимаешь.

— Я понимаю. Да.

— М-м… может хочешь... присесть?

Розанов сделал шаг навстречу ему.

— Не очень.

Он оказался так близко, что Шейн почувствовал жар его тела. А может, ему это показалось.

— Не думаю, что это хорошая идея, — слабо сопротивлялся он.

— Что? — Розанов поддел костяшками пальцев подбородок Шейна и приподнял его голову. — Это?

Он прильнул к губам Шейна, и того моментально захлестнула паника. Шейн округлил глаза, плотно сжал губы. Но Розанов упорствовал. Шейн почувствовал, как кончиком языка тот обводил контур его губ, стремясь проникнуть внутрь. Когда Розанов запустил в его волосы свои длинные пальцы, Шейн сдался. Он приоткрыл губы и опустил веки, а Розанов углубил поцелуй, проталкивая язык внутрь.

Шейн никогда не целовался с мужчинами и какой-то частью своего плавящегося мозга задавался вопросом, целовался ли когда-нибудь Розанов. Похоже, тот знал, что делает.

Шейн чувствовал себя как на иголках. Казалось, колокольчики его тревоги могли поднять на уши весь отель. Будь проблема только в том, что он целовался с мужчиной, он, пожалуй, сумел бы взять себя в руки. Но целоваться именно с этим мужчиной было так абсурдно и неправильно...

Однако его член, похоже, имел собственное мнение, что особенно проявилось, когда Розанов просунул колено между его ног и потерся бедром о возбужденную плоть. Шейн застонал, а Розанов, воспользовавшись этим, еще больше запрокинул его голову и жестко обрушился на открытый рот.

Шейн не знал, что делать. Он нерешительно провел ладонями по груди Розанова и услышал тихий стон, задев пальцами соски. Этот звук лишил его остатков самоконтроля.

Он ответил на поцелуй Розанова грубо и неистово, желая большего, но не зная, чего именно. Розанов прижал его спиной к стене и принялся расстегивать пуговицы на его рубашке. Разобравшись с последней, он схватил Шейна за руку и прижал ее к своей промежности. И, о, боги, тот нащупал твердый член Ильи Розанова через ткань джинсов и мгновенно ощутил, что его собственный член налился кровью еще больше, несмотря на внутреннюю борьбу Шейна с самим собой. У него в голове оформилась наконец первая четкая мысль — он хотел, чтобы джинсовая преграда исчезла. Он хотел увидеть член Розанова, подержать его в руках и почувствовать, как тот прижимается к нему, что было странно. Он не должен был этого хотеть. Он не должен был хотеть ничего из этого.

И что же...

Шейн расстегнул ширинку Розанова и просунул ладонь в джинсы. Стоило ему обхватить толстый и гладкий ствол, Розанов резко вдохнул и перестал его целовать. Шейн стал двигать рукой под мягкой тканью. Оба посмотрели вниз — Шейн увидел, как кончик члена Розанова высунулся из-под резинки трусов. У него внезапно возникло дикое, непреодолимое желание поцеловать его. Прижать кончик языка к отверстию на головке и попробовать его на вкус.

Блядь. Это было реально по-гейски.

Однако Розанов не выглядел обеспокоенным. Напротив, он скинул рубашку и потянулся к лицу Шейна. Тот поднял взгляд — Розанов смотрел на него потемневшими глазами, приоткрыв рот. Его губы припухли, а в выражении лица читалось откровенное желание.

Он провел подушечкой большого пальца по губам Шейна, после чего осторожно просунул его внутрь. Шейн закрыл глаза и втянул палец в рот, принявшись играть с ним языком. Он был потрясен тем, как непринужденно это делал, и тем, как ему нравились собственные ощущения. Розанов вздрогнул, а Шейн почувствовал легкое головокружение. Он не был уверен, что долго продержится на ногах и гадал, позволит ли ему Розанов... захочет ли он этого...

Он выпустил изо рта его большой палец и медленно опустился на колени.

— Блядь, — выдохнул Розанов. — Шейн знал, что назад пути не будет, но они, вероятно, уже перешли некую черту, и он мог взять то, что хотел. Дрожащими руками он стянул с Розанова джинсы с трусами и приблизился ртом к его толстому, твердому члену. Глубоко вдохнув, он медленно и очень осторожно лизнул головку. — Да, Холландер... — прошипел Розанов.

На вкус он был как... кожа. Шейн неуверенно скользил языком по разгоряченной плоти, совершенно не представляя, что делать дальше. Но он любил быть превосходным во всем. В подобных вещах он никогда не был принимающей стороной, поэтому попытался подражать действиям девушек, которые делали ему минет. Он взял поглубже. Это ощущалось так странно, мощный член Розанова полностью заполнял рот. Шейн замер на мгновение, подумав, как нелепо, должно быть, выглядел со стороны.

Но выражение лица Розанова опровергало эту мысль. Он поддерживал голову Шейна за подбородок своей большой ладонью и смотрел на него сверху вниз. Пробормотав что-то по-русски, он добавил:

— Ты бы видел себя.

У Шейна вспыхнули щеки. На миг он представил, что их позиции поменялись местами. Как бы выглядел Розанов, стоящий на коленях с его членом во рту? Сможет ли Шейн когда-нибудь это узнать?

Он непроизвольно застонал, что заставило Розанова вздрогнуть. Тот провел большим пальцем по его скуле, и Шейн, закрыв глаза, начал двигать головой. Он сосал и облизывал член, постепенно привыкая к ощущению его во рту. Мысли метались, как бешеный маятник. Беспокойство о технике минета сменялось беспокойством о том, что именно все это значило. Но тут Розанов снова запустил пальцы в его волосы, и Шейн вспомнил, что неоднократно фантазировал именно об этом перед сном и считал это охуительно горячим, даже если потом стыдился своих фантазий.

Выдохнув через нос, он плотнее обхватил член Розанова и слегка наклонил голову, отдаваясь ощущению скольжения твердой плоти по языку. Он был уверен, что ужасно лажал, и его опасения подтвердились, когда Розанов вдруг закричал:

— Стоп! Стоп! Стоп!

Шейн быстро отстранился и уставился на Розанова, который скорчил гримасу, зажмурив глаза.

— Прости, — сказал он. — Я не... Я никогда...

Розанов рассмеялся.

— Все в порядке. Было... — Он взмахнул рукой, будто пытаясь поймать, как ускользнувший воздушный шарик, подходящее слово на английском. — Это было... слишком…

— О.

Правда? Шейну казалось, что он толком и не успел ничего сделать.

— Просто... ох... очень...

Грубо? Интенсивно? Неумело? На ум приходило несколько слов, но Шейн не хотел гадать, что чувствовал Розанов.

— Очень много, — закончил тот. А затем разочарованно замычал. — Нет. Я не могу подобрать слово.

Шейн поднялся с колен, потому что ему казалось глупым оставаться на полу, раз он не собирался продолжать. Встав, он с любопытством посмотрел на Розанова.

— Ты... думал об этом?

Розанов криво усмехнулся и пожал плечами.

— Я люблю неприятности.

Шейн рассмеялся.

— Что ж, думаю, мы оба их нашли.

— Ты этого не делал, — уверенно заявил Розанов. — С мужчиной.

— Нет. А ты?

Розанов внимательно посмотрел на него и спустя несколько секунд молчания кивнул. Предположительно, он размышлял, можно ли доверять Шейну, а в итоге, должно быть, понял, что для любых выводов уже слишком поздно.

— В России. Сын моего тренера.

Шейн прыснул.

— Твою мать. Ты реально любишь неприятности! Он был в команде?

— Нет. Не хоккеист.

— Кто-нибудь... узнал?

Розанов покачал головой.

— Он бы никогда не рассказал. Я бы никогда не рассказал. Это было безопасно.

— Безопасно, — повторил себе под нос Шейн.

Как-то слабо верилось, что это безопасно.

— Просто дурачились. Ничего серьезного. Было... как это?

— Любопытно?

Розанов улыбнулся.

— Да. Любопытно. И ты делаешь меня любопытным.

— О.

Он наклонился и выдохнул Шейну прямо в ухо на своем английском с ужасным акцентом:

— А я делаю тебя любопытным?

Розанов вызывал у Шейна множество чувств: замешательство, ярость, ужас, возбуждение и, да, что скрывать, любопытство.

— Это же очевидно, — немного раздраженно ответил он.

— Тебе понравилось сосать мой член?

— Ах, значит эти слова на английском ты знаешь?

Розанов лизнул Шейна за ухом, от чего тот невольно вздохнул.

— Тебе понравилось? — продолжал спрашивать Розанов.

Рот наполнился слюной. Шейн проглотил ее вместе с чувством собственного достоинства.

— Да.

— Хочешь, я лягу на кровать и позволю тебе сделать это еще раз?

— Позволишь?

Розанов хихикнул, уткнувшись ему в шею.

— Я хороший мальчик.

Шейн толкнул его, Розанов попятился назад, поддерживая джинсы, и со смехом плюхнулся спиной на кровать.

Теперь, когда между ними появилось некоторое расстояние, Шейн мог оценить все великолепие его обнаженного тела. Розанову, похоже, нравилось это внимание, он вытянул свои мускулистые руки над головой, ухмыляясь и демонстрируя великолепный торс. Его грудь покрывали темно-каштановые волосы, такие же спускались дорожкой от пупка к подрагивающему члену, все еще блестящему от слюны Шейна.

Розанов сел и стянул с себя джинсы, сняв также ботинки с носками. Шейн отметил, как красиво напряглись мышцы его пресса, когда он садился, и перевел взгляд на его мощные, натренированные бедра.

Он снова почувствовал себя недоростком. Почти мальчишкой. Вспомнив, что сам был по-прежнему одет, он засомневался, стоило ли это менять.

Розанов принял решение за него.

— Это немного... нечестно.

Он взмахнул рукой, указывая поочередно на себя и на Шейна.

— Ты хочешь, чтобы я...

— Да-да. Дай мне увидеть тебя.

— Ты уже видел меня. В душе.

— Я хочу посмотреть получше.

Шейн быстро снял с себя одежду. Находиться голым в присутствии других парней было для него не в новинку, но именно в этом сценарии не было ничего знакомого. Он на мгновение замер, засунув палец под резинку трусов, после чего снял их, изо всех сил стараясь не покраснеть, и остался стоять, раскинув руки. Ну как, пойдет?

Розанов усмехнулся и провел ладонью по груди.

— Так гладко.

— Это...

— Как у пловца.

— Я не... это так от природы, понимаешь?

— Да. Иди сюда. — Розанов похлопал по матрасу рядом с собой. Шейн выдохнул и забрался на кровать. Он лег на спину рядом с ним, не зная, что делать дальше. — Чего ты хочешь? — спросил Розанов.

— Я не знаю.

— Нет? — удивился он и, потянувшись к Шейну, поцеловал его. — Ничего?

— Я...

— Как насчет... — Розанов прижал ладонь к твердому члену Шейна и нежно обхватил его пальцами. — Нравится? — Шейн кивнул. Для Ильи Розанова — парня, хоккеиста, его соперника — было шокирующе нормально держать в ладони член Шейна. — Расслабься, — посоветовал Розанов и снова поцеловал его.

Его ладонь аккуратно, без смазки, поглаживала ствол Шейна, отчего тот поплыл. Вкрадчивые слова Розанова с акцентом, его нежные руки и уверенные поцелуи — все это действовало как единое целое.

От невероятных ощущений и усиливающегося возбуждения закружилась голова. Шейн слегка надавил на плечо Розанова, заставив откинуться на спину. Прежде чем тот успел что-то возразить, Шейн скользнул вниз по его торсу и снова взял в рот член. Он не был уверен в своих силах, но знал, чего хотел. Он хотел, чтобы Розанов кончил. Хотел, чтобы тот рассыпался на части под его натиском.

Он расслабил челюсти и взял глубоко, как только мог. Опасаясь случайно задеть зубами нежную плоть, он слишком широко открыл рот, поэтому орудовал в основном языком. Это было довольно слюняво, но его подбадривали поощрительные звуки, которые издавал Розанов. Взглянув на него, Шейн увидел, что тот приподнялся на локтях и с очевидным интересом наблюдал за тем, как он делал свой первый в жизни минет.

Шейн обхватил ладонью основание его члена и стал поддрачивать, одновременно насаживаясь ртом. Розанов выгнулся и застонал, Шейн удвоил темп и усилия.

— Холландер... блядь.

Розанов перешел на русский, Шейн не понял, что он сказал, но решил, что, наверное, стоило отстраниться. Он не был уверен, что готов принять сперму в рот.

Отстранился он как раз вовремя. Розанов схватился за свой член и стал грубо дрочить, пока густая белая жидкость не выстрелила на живот.

Шейн ошеломленно смотрел на это. Это было самое горячее, что он когда-либо видел.

Розанов откинулся на кровать, тяжело дыша.

— Неплохо, Холландер, — похвалил он. Шейн по-прежнему завороженно смотрел на его живот. Его собственный член был твердым, как камень. Он думал о том, как будет дрочить себе, пока не обкончает Розанова. О том, как Розанов возьмет у него в рот... — Окей. Ну что ж. Гуд найт, — с этими словами Розанов поднялся.

У Шейна отвалилась челюсть, он едва не впал в ярость, но вовремя заметил игривую, кривую ухмылку на его лице.

— Уебок.

— Тебе что-то нужно? — невинно спросил Розанов. Шейн бросил на него свирепый взгляд. Розанов усмехнулся, схватил с тумбочки несколько салфеток и вытер живот. — Ложись, — скомандовал он. Шейн так и сделал. Розанов забрался на него и поцеловал. — Ты считаешь меня мудаком.

— Ты и есть мудак.

— Я бы тебя так не бросил.

— Нет?

Он снова поцеловал его.

— Нет. — Пока они целовались, он протянул руку и обхватил член Шейна. Тот резко выдохнул ему в рот. — Давай я покажу тебе, — пробормотал Розанов, — как это делается.

Он целовал тело Шейна, это было так приятно, что тот моментально забыл о подколах, которые готовы были сорваться с языка. Добравшись до члена, Розанов долго и лениво облизывал его всей поверхностью языка, словно блядский рожок мороженого или что-то в этом роде.

— Господи! — дернулся Шейн.

Розанов лизал и посасывал головку, лаская языком отверстие и подталкивая тем самым Шейна к опасной черте. Тот вцепился в покрывало и попытался сохранить неподвижность. Розанов был потрясающе хорош в этом деле. Сколько же раз, блядь, он проделывал это с сыном своего тренера? Возможно, Шейну следовало быть внимательным к его действиям — может быть, что-то мотать на ус, — но мозг попросту расплавился.

Шейн потянулся вниз, к золотисто-коричневым кудрям Розанова. Провел пальцами по щетине на его щеке, по твердой линии челюсти. В прошлом Шейн с удовольствием наблюдал, как ему отсасывали довольно горячие девушки, но происходящее не шло ни в какое сравнение с тем, что он когда-либо испытывал. Боже, смотреть, как этот большой, красивый мужчина, который точно знал, что делать языком, губами и, даже, блядь, зубами, орудовал над ним так, словно за это полагалась золотая медаль...

— О, господи. Розанов! Я сейчас... — Он ожидал, что Розанов отстранится, но вместо этого тот вобрал член еще глубже, и Шейн опустошил себя ему в рот. Из его уст тотчас же полилась потоком бессмыслица. — Вот дерьмо. Прости меня. Боже мой. Мне так жаль. Блядь. Вау. Господи.

Розанов, ничуть не торопясь, отстранился, вытер рот тыльной стороной ладони и рассмеялся над лепетом Шейна.

— Жаль? Почему жаль?

Шейн подавил истерический смех.

— Я не знаю! Я просто... Я не ожидал, что ты...

Розанов пожал плечами, словно Шейн благодарил его за почтовую доставку.

— Я не против.

Шейн почувствовал стыд. Он даже не попытался... как следует довести до финала Розанова. Этот парень был полон решимости превзойти его в каждом аспекте.

Розанов сидел на краю кровати спиной к нему, разрабатывая шею и лениво потирая челюсть. Шейн приподнялся и свесил ноги с противоположного края. Упираясь обеими руками в матрас, он уставился в пол. Изнутри снова поднималась паника.

Розанов шумно выдохнул, и это по какой-то причине рассмешило Шейна. До него постепенно доходила вся абсурдность ситуации.

— Ты смеешься.

— Да, просто... все это немного ебануто.

— Я хочу сигарету, — отозвался Розанов.

— В отеле нельзя курить.

— Я знаю. Тупая страна. — он вздохнул. — Неважно. «Медведи» сказали мне бросить. Я стараюсь не курить.

— О. Это хорошо. Курение вредно для тебя.

— Правда? — Шейн готов был поклясться, что слышал, как Розанов закатил глаза.

— Хм, в общем... начал он, сидя по-прежнему спиной к нему. — Это не выходит за пределы этого номера, договорились?

— Ты думаешь, я расскажу людям?

Шейн искренне сомневался в этом.

— Нет.

— Нет.

Он почувствовал, как скрипнул матрас, когда Розанов вставал.

У Шейна возникло глупое иррациональное желание попросить его остаться. Он невольно представил, как засыпает в его объятиях. Что за хуйня? Произошедшее между ними было, прежде всего, огромной ошибкой. Если уж говорить о случайном трахе, то Шейн, как бы ни старался, не мог выбрать менее подходящего партнера. Но бог с ним с этим, все равно не было никаких причин притворяться перед собой, что случилось что-то отличное от простого быстрого перепихона без обязательств. Да и зачем было Шейну притворяться?

Он и не делал этого. Он лишь хотел, чтобы Розанов поскорее убрался из его номера. Хотел забыть о том, что все это вообще произошло. И вовсе не хотел схватить его за руку. Затащить обратно на кровать. Проделать все то, что они недавно проделали, еще два, а лучше три раза.

Одевшись полностью, Розанов одарил его одной из своих игривых, кривых улыбок. Сам Шейн успел надеть только трусы.

— Завтра у меня ранний рейс.

Возможно, в словах Розанова прозвучала нотка сожаления. А может, Шейну это просто показалось.

— Хорошо.

Розанов кивнул.

— Увидимся.

— Да, — неловко ответил Шейн. — Увидимся уже на льду, я думаю.

— Да. — Он хотел поцеловать его еще раз, будучи уверенным, что больше такой возможности никогда не представится. Но Розанов уже открывал дверь. — До свидания, Холландер.

— Пока, — прошептал Шейн в закрытую дверь.

Глава пятая

Сентябрь 2010 года — Монреаль

Шейн любил порядок во всем.

Каждое утро он просыпался ровно в шесть и сразу же отправлялся на десятикилометровую пробежку. Затем он возвращался в свои (новые) апартаменты, где выполнял серию подтягиваний, отжиманий и упражнений на пресс. В финале он делал растяжку, после чего завтракал смузи и бейглом за просмотром «SportsCenter» (американская ежедневная спортивная новостная телевизионная программа — прим. пер). Позавтракав, он принимал душ.

Остальная часть дня зависела от того, что было запланировано. Крайне редко бывали дни, когда он ничего не планировал.

Он прошел свой первый тренировочный лагерь в НХЛ и получил место в составе «Монреаль Вояджерс» на сезон 2010-2011. Это не стало сюрпризом, но он все равно чертовски собой гордился. На следующий день стартовали предсезонные матчи. Город Монреаль уже тепло принял его. Он был в восторге.

По телевизору ведущие программы «SportsCenter» заговорили об Илье Розанове.

Шейн не видел его и не разговаривал с ним с момента их... встречи... в номере отеля в Торонто больше двух месяцев назад. Хотелось бы ему сказать, что он и не вспоминал об Илье, но это было бесконечно далеко от истины.

Внезапно на экране появился Розанов собственной персоной. Шейн почувствовал, как загорелось лицо, что было нелепо, ведь он был один и не находился под прицелом этих сверкающих ореховых глаз, не млел от игривой кривоватой улыбки.

Он завороженно смотрел в телевизор, но не слышал ни слова из интервью. Опомнился он только, когда Розанов без тени иронии заявил:

— В этом сезоне «Медведи» будут счастливы со мной. Я забью пятьдесят голов.

— Пятьдесят голов? — переспросил ошеломленный интервьюер.

— Ты что, блядь, издеваешься? — обратился Шейн к телевизору.

— Да. К концу февраля, — подтвердил Розанов.

Шейн фыркнул. Он был потрясен дерзостью и самоуверенностью этого парня. Тот обещал еще до начала сезона, что забьет в нем пятьдесят голов, даже не имея представления о том, сколько времени на льду получит в «Медведях»? Будучи девятнадцатилетним новичком?

Шейн и сам намеревался забить как минимум столько же, но он, конечно, даже не помышлял об этом трепаться. Господи, докатись он до такого, что подумали бы о нем его новые товарищи по команде? Что он мелкий нахальный засранец, вот что. А если после этого Шейн облажался бы, то выглядел бы настоящим идиотом, блядь.

А вот Розанову напротив, хватило смелости или наглости спокойно объявить о своем намерении сделать то, что удавалось, может быть, четырем или пяти новичкам. За всю историю. За всю, мать ее, историю!

Абсурдно. Возмутительно.

— Является ли одной из Ваших целей превзойти Шейна Холландера в первом для вас обоих сезоне? — спросил интервьюер.

— Кого?

Сука. Блядь. Розанов.

Розанов посмотрел прямо в объектив камеры. Шейн застыл. Он тебя не видит, тупица.

Увидев, как Розанов подмигнул, он недобро прищурился. Он собирался заставить этого ублюдка заткнуть свой поганый рот, когда их команды наконец встретятся.

***

Такая возможность представилась через месяц.

Шейну показалась явно излишней шумиха, которая поднялась перед их с Розановым встречей на льду. Им обоим было всего по девятнадцать, а их карьера в НХЛ началась всего несколько недель назад. Он не мог взять в толк, чего такого феерического все от них ожидали.

«Монреаль» принимал «Бостон». Днем перед матчем Шейн встретился с родителями за обедом. Они и так посещали каждую его домашнюю игру, но в этот раз приехали из Оттавы немного раньше, потому что знали, как он нервничал.

— Лига всегда ищет маркетинговые ходы, Шейн, — сказал его отец. — Это обычный матч, как и любой другой.

— Я знаю.

Шейн поковырялся в своей порции пасты. Он не мог даже представить, что скажут родители, узнай они истинную причину его тревожности из-за встречи с Розановым. С психологическим давлением он мог справиться. Он жил хоккеем и был очень хорош в нем. Обычно он с нетерпением ждал возможности проявить себя в состязании с соперниками.

Ты сам виноват в том, что все так усложнилось, правда, Холландер?

— Драпо играет сегодня? — спросила мать Шейна. — В прошлом матче он подкачал на левом фланге. У него была травма?

— Он в порядке, — ответил Шейн, слегка улыбнувшись.

Юна Холландер занимала одно из первых мест в рядах самых ярых и осведомленных хоккейных фанатов. Ее родители эмигрировали из Японии, но сама она родилась и выросла в Монреале. И была вдвойне счастлива, что сына задрафтовали ее любимые «Вояджеры».

Шейн был единственным ребенком Юны и Дэвида Холландеров, и они всячески поддерживали его, стараясь изо всех сил. Шейн любил их и знал, как ему повезло. Без них он бы точно не достиг таких вершин.

Знал он и то, что родители большинства парней в лиге не могли посещать каждую домашнюю игру, поэтому вдвойне радовался, что его родные жили так близко. Подростком он играл в Кингстоне, который находился достаточно близко к Оттаве, соответственно и там он видел родителей на большинстве матчей. Он никогда не чувствовал потребности как-то дистанцироваться от них. Может, потому что был единственным ребенком, а может, потому что знал, сколько времени, денег и сил отдали родители, чтобы он оказался на своем нынешнем пьедестале.

К тому же они ему нравились. Они были прикольными.

— Тебе нужна лампа рядом с диваном в тех апартаментах, — совершенно неожиданно заявила мама.

— Что?

— В гостиной. Там слишком темно. Хочешь, возьми ту, что у нас дома в кладовке. Нам она не нужна.

— Все в порядке, мам. Оставьте себе. Я сам куплю.

— Юна! Ему не нужно наше старое барахло! Он миллионер!

— Это хорошая лампа! — возразила она. — Таких красивых вещей больше не делают.

— Если у тебя достаточно денег, сделают, что угодно, — парировал папа.

— Можем вместе купить новую, когда приедете в следующий раз, мама.

Это предложение, похоже, ее обрадовало.

— Ты уже обзавелся друзьями? — спросила она.

— Один парень. Хейден. Ты знаешь...

— Хейден Пайк. Новичок. Левый нападающий. Играл в Квебекской лиге за «Драммондвилль», — перечисляла она. — Да.

— Да. Как-то вечером он заходил посмотреть мое жилище перед тем, как мы пошли потусоваться с другими ребятами.

— Кажется, он хороший парень, — сказала мама. — Я видела его интервью.

— Он классный. Да все парни оказались замечательными, если честно.

Папа рассмеялся.

— Ну конечно! Им чертовски повезло, что у них есть ты.

Шейн закатил глаза.

— Я просто один из парней в команде.

Его родители переглянулись, но ничего не сказали. Шейн тоже не стал ничего комментировать. Он знал, как они им гордились.

— Ладно, — продолжил папа, — о чем мы говорили? О Розанове? Мы ведь не беспокоимся о Розанове, верно?

— Он играет грязно, — прорычала мама.

— Он играет хорошо, прежде всего.

Шейн вздохнул.

— Не так хорошо, как ты. Ни по каким критериям, — твердо заявила мама.

— Он крупнее меня.

— Ты быстрее его.

— Может быть.

— И ты лидер. Замечательный молодой человек. А Розанов — придурок.

Шейн рассмеялся.

— Да. Я знаю.

У него лучше, чем у меня, получается делать минет. Эта мысль пулей пронеслась в мозгу Шейна, он быстро схватился за стакан с водой, чуть не опрокинув его. Его мать подозрительно прищурилась.

— Что с тобой, Шейн? Обычно ты так не нервничаешь.

— Ничего! Я просто хочу победить сегодня. Вот и все.

Похоже, выбор такого ответа оказался правильным решением, потому что она улыбнулась.

— Ты победишь. К черту Илью Розанова, так? Это может стать твоим девизом на сегодня.

Или не может.

Шейн вымученно улыбнулся.

— Конечно. К черту его.

***

— Ладно, хуй с ними, — выругался тренер ЛеКлер. — Розанов, выходи на вбрасывание против Холландера. Давайте дадим им то, что они хотят.

Розанов перепрыгнул через борт и покатился к кругу. Впервые в рамках НХЛ он оказался на льду вместе с Холландером.

— Шейн Холландер, — надменно поприветствовал он соперника.

— Розанов.

Илья слегка изогнул губы в пренебрежительной улыбке. Лицо Холландера ожесточилось, он едва заметно покачал головой.

Толпа была неебически шумной. Весь этот город был сумасшедшим.

— Ты разочаруешь их, Холландер?

— Нет.

Они склонились перед вбрасыванием.

Илья пожалел, что ему мешала капа, будь иначе, он с удовольствием изобразил бы что-нибудь отвлекающее и эротичное своим языком.

Вероятно, ему следовало больше сосредоточиться на шайбе и меньше пытаться задеть Холландера, потому что он проиграл их первое вбрасывание. И этого уже не отыграть назад.

***

Илья хмурился, глядя в потолок своего номера в монреальском отеле. Он был зол на себя — не на команду, только на себя — за проигрыш в первом матче с Холландером.

Он не знал, как справиться с гневом. В этот далеко не самый подходящий момент зазвонил телефон.

Беспокоил Илью его долбаный брат Андрей.

— Что случилось? — вместо приветствия спросил Илья.

Было маловероятно, что Андрей звонил просто поболтать.

— Ты сегодня играл?

— Да, — натянуто ответил Илья.

Несколько его товарищей по команде были из Чехии, их семьи на родине следили за каждой игрой по интернету.

— И как? Вы выиграли?

— Что ты хочешь? — Андрей молчал. У Ильи заныло сердце. — Папа...

— Нормально. А что с ним должно быть?

Илья сжал челюсти. Брат мог сколько угодно притворяться, что с их отцом все в порядке, но с каждым днем становилось все очевиднее, что это было не так. Илья решил пока не обращать внимания на ложь Андрея.

— Значит, тебе нужны деньги? — спросил он.

Это была едва ли не единственная возможная причина звонка брата.

— Ну... немного. Где-то... тысяч двадцать.

— Двадцать тысяч?! Долларов?

Андрей рассмеялся.

— Ну не рублей же. Конечно, долларов.

— Нахуя столько, блядь?

— На жизнь, — уклончиво ответил брат. — Ты же знаешь, каково здесь.

Илья также знал, каков его брат. Тот либо собирался поиграть на форексе с предсказуемо плачевным результатом, либо уже это сделал и прогорел. Возможно, просадил деньги в казино или у букмекеров. Или натворил что-то еще, так подобающее полицейскому.

— Я дал тебе десять тысяч два месяца назад. Где, блядь, они?

— Потратил на жизнь, Илья. Я же говорил.

— На жизнь. Точно.

— Как будто ты не можешь себе этого позволить. Я знаю, какой у тебя был подписной бонус.

— Не сомневаюсь, что знаешь.

Это было, пожалуй, единственным в карьере Ильи, за чем Андрей потрудился проследить.

— Я бы не попросил, если бы это не было так важно, Илья.

Илья закатил глаза. Он мог сказать «нет». Ему следовало сказать «нет». Он ни черта не был должен своему брату-мудаку.

Но если он откажет, следующим позвонит отец и прогонит телегу о семье, о том, что нужно быть хорошим сыном. И как бы Илья ни ненавидел Андрея, тот все равно оставался его братом.

Но это, блядь, было в последний раз.

— Я вышлю деньги. Но больше не проси.

— Можешь отправить сейчас? Сколько там у вас времени?

— Что? Нет! Ты охуел в конец, я отправлю завтра. Я иду спать.

— Отлично. Тогда спокойной ночи.

— Пока.

Андрей завершил разговор. Илья швырнул телефон на кровать.

Он включил телевизор, на экране конечно же отобразилось лицо Шейна ебаного Холландера. Весь потный, раскрасневшийся и счастливый. Отвечал на вопросы на идеальном, сука, французском. Илья не мог произнести даже элементарного предложения на английском, не напоминая собой какого-нибудь мультяшного злодея. Он ненавидел свой дурацкий акцент. Ненавидел свою ублюдочную семью.

Шейн Холландер говорил по-французски, часто и глубоко дыша, улыбаясь и обливаясь потом, с торчащими во все стороны волосами. Его щеки были розовыми, а губы — сочными и влажными. Он выглядел неебически гордым собой.

Илья твердил себе, что неприятное, ноющее чувство в животе вызвано просто досадой, но с ужасом начинал понимать, что за этим скрывалось нечто гораздо-гораздо худшее.

Глава шестая

Январь 2011 года — Нашвилл

Илья в третий раз приложил ключ-карту к замку, после чего дверь его гостиничного номера наконец-то открылась. Оказавшись внутри, он завалился на двуспальную кровать, вытянув руки над головой, приятно разгоряченный напитками, которые употреблял за ужином с командой «всех звезд».

Вопреки ожиданиям он не оказался в одной команде с Холландером, хотя они и выступали в одной конференции. В этом году лига решила все изменить, объединив игроков из Северной Америки в одну команду, а из Европы — в другую. Ни для кого не было секретом, почему. Лига не могла насытиться соперничеством Розанова и Холландера.

Илья был близок к выполнению своего обещания забить пятьдесят голов к концу февраля. На его счету уже было тридцать восемь.

Холландер забил сорок один.

Ебаный Холландер.

Илья заметил его вечером в холле, но на этом все и закончилось. Они не сказали друг другу ни слова. Он даже не удостоил Илью приветственного кивка.

Стало интересно, чем Холландер занимался.

А еще тусовались ли в баре отеля симпатичные девушки.

Холландер оставался в своем номере? Лежал на кровати?

Интересно ли ему было, чем занят Илья?

Почему Шейна Холландера было так трудно расшевелить? Они побаловались однажды. Несколько месяцев назад. Очевидно, это была ошибка. Огромная и наиглупейшая. Или, по крайней мере, что-то, о чем следовало забыть. Ничего особенного.

На льду было достаточно легко сосредоточиться на игре. Илье вообще-то нравилось играть против Холландера. Он никогда бы не сказал ему об этом, но Холландер был охуенно хорош. Он бросал Илье вызов, к чему тот не привык. Илье нравилось отбирать у него шайбу. Нравилось впечатывать его в борта. Нравилось кататься вокруг него. Нравилось грубить ему, потому что глаза Холландера становились злыми, а розовые губы кривились в очаровательной попытке огрызнуться. Он напоминал сердитого котенка.

Ладно. Сосредоточиться на игре на самом деле было нелегко.

И после игры тоже... и все дни между играми... когда приходилось смотреть, как Холландер раздает интервью, демонстрируя прекрасные манеры и сверкая открытой мальчишеской улыбкой. Просматривая видеозаписи матчей «Вояджеров» против других команд, Илья отмечал, с какой безупречной, расчетливой грацией он двигался. На пресс-конференциях он с легкостью переходил с безупречного английского на столь же безупречный французский. А как он старался доставить наслаждение Илье своим горячим ртом тогда, в гостиничном номере в Торонто...

У него даже не было номера телефона Холландера.

Но им предстояло встретиться на следующий день.

***

Шейну следовало ожидать чего-нибудь в таком духе.

Утром в субботу, в день проведения Суперскиллз (различные конкурсы мастерства, проводимые перед Матчем всех звёзд НХЛ. На скорость, точность, силу броска, соревнование вратарей, исполнение буллитов — прим. пер.), ему позвонил кто-то из PR-службы НХЛ и сообщил, что на вторую половину дня назначена короткая пресс-конференция. Ровно в два часа. Участниками будут только он... и Илья Розанов.

— Почему? — спросил Шейн.

— Это ваш первый Матч всех звезд (ежегодная товарищеская игра сильнейших действующих хоккеистов НХЛ — прим. пер.)! Вы оба выступили в сезоне легендарно для новичков! И, кроме того, прессе нравится идея свести вас вместе.

Шейн, судя по ощущениям, слегка покраснел.

И вот теперь он сидел за высоким столом и обводил взглядом помещение, полное репортеров и камер. Эта было хорошо знакомо и не вызывало у него никакого напряжения. А вот крупный мужчина рядом с ним — тот сидел настолько близко, что они почти касались локтями, — был единственным виновником сухости во рту и (вероятно) заметного заикания Шейна.

— Илья, — обратился к Розанову один из репортеров, — в начале сезона ты объявил, что до конца февраля забьешь пятьдесят голов. На данный момент ты забил тридцать восемь. Как думаешь, получится ли у тебя сдержать обещание?

Повисла пауза. Шейн предположил, что Розанов мысленно репетировал ответ на английском.

— Да, — наконец ответил он.

Когда стало ясно, что он не собирается ничего добавлять, в зале раздался смех.

— Шейн, в этом году ты забил уже сорок один гол. Как думаешь, тебе удастся обойти Розанова с его пятьюдесятью?

— На самом деле я не думаю о таких вещах, — осторожно ответил Шейн. — Это командный вид спорта, и я счастлив, когда у моей команды все получается. Я просто стараюсь внести свой вклад.

Розанов был в кепке и наклонил голову, чтобы репортеры не видели его реакции, но Шейн буквально почувствовал, как тот закатил глаза.

— Илья, каково это — играть в команде европейцев на этом Матче всех звезд?

— Хорошо. Отлично. В раздевалке больше смысла, чем обычно.

Снова последовал смех.

Шейн наблюдал за тем, как Розанов медленно потирал большим пальцем костяшку указательного. Возможно, он даже не осознавал, что делал это. У него были красивые ладони...

Вопросы продолжали сыпаться, все они были именно такими, каких ожидал Шейн. Он старался вежливо отвечать, но все равно то и дело косился на профиль Розанова, кудри которого выбились из-под бейсболки с символикой Матча всех звезд, а челюсти покрывала короткая щетина. На нем была футболка с V-образным вырезом, открывающая частичный обзор на блестящую золотую цепочку.

Шейн резко повернул голову обратно к репортерам.

Он сделал глоток воды и откинулся на спинку стула. Так ему было еще лучше видно Розанова, который сгорбился над столом. Мышцы его спины и плеч напрягались под тонкой тканью футболки.

— Шейн?

— Простите? — Шейн перевел взгляд вперед.

— Краткий вопрос от Toronto Star: хотел бы ты в будущем сыграть в команде всех звезд вместе с Ильей?

— О. Конечно. Да. Я имею в виду... — Он вздохнул. — Илья — великолепный хоккеист.

— Илья? Тот же вопрос.

— Если Холландер не против, чтобы мне быть центральным нападающим. Да.

Шейн демонстративно закатил глаза, и зал в очередной раз засмеялся. Он сложил руки перед собой на столе, склонившись над микрофоном в ожидании следующего вопроса. Розанов облокотился на стол. Его левый локоть почти касался правого локтя Шейна. Тот готов был поклясться, что между ними пробежала электрическая дуга. Казалось, даже волоски на руке встали дыбом.

— «Монреаль» и «Бостон» уже три сезона подряд не попадают в плей-офф. Даже на таком раннем этапе карьеры именно с вами связывают надежды на возвращение былого величия ваших команд. Чувствуете ли вы давление в связи с этим?

Шейн потер руку и нахмурил брови. Повернув голову, он увидел, что Илья смотрел прямо на него и, судя по выражению лица, надеялся, что Шейн сам ответит на этот вопрос. Розанов, вероятно, понял в лучшем случае половину слов. Шейн подумал, что вопрос был довольно глупым, если признаться честно.

— Хм, — начал он. — Я не могу говорить за Розанова и понятия не имею, как с этим обстоит в Бостоне, но знаю, что болельщики Монреаля обожают свою команду и определенно ждут, что мы вернемся в плей-офф и выиграем несколько кубков. И, знаете, я разделяю их ожидания. Так что... Думаю, честный ответ таков: я не чувствую никакого давления, кроме того, которое оказываю на себя сам.

Он надеялся, что его ответ удовлетворил репортеров. К сожалению, по крайней мере один из них не заметил, что Розанову явно не удалось понять суть вопроса.

— Илья?

— А, — откликнулся Розанов. — То, что сказал Холландер. Да.

Он одарил журналистов одной из своих фирменных игривых улыбок, и все снова засмеялись. Шейн посмотрел на него, Розанов поймал его взгляд и подмигнул. Шейн поджал губы, чтобы не улыбнуться в ответ.

Он почувствовал, как Розанов задел его ногу под столом. В случайном прикосновении не было никакого сексуального подтекста, но у Шейна все равно замерло сердце.

Пресс-конференция закончилась. Оба мужчины поднялись, а в зале царил хаос: десятки людей собирали записывающее оборудование. Шейн протянул Розанову ладонь, и тот пожал ее. Но, отпуская, медленно провел по ней пальцами.

— Увидимся позже, Холландер, — сказал он тоном, наводящим на размышления.

Шейн сглотнул.

— Да. Позже.

***

На льду Шейн постарался еще раз все осмыслить. Суперскиллз — конкурс мастерства среди звезд НХЛ проводился за день до Матча всех звезд, это был шанс для игроков показать себя и доказать, что они самые быстрые на коньках или самые меткие бомбардиры. Это был просто веселый вечер в непринужденной обстановке, никто не воспринимал его всерьез, но Шейн присутствовал там, черт возьми. Он был новичком, но уже звездой НХЛ. Он мог позволить себе хотя бы немного гордиться собой.

Все игроки обеих команд находились на льду, столпившись напротив своих скамеек. Некоторые стояли на коленях, ожидая, когда их вызовут. Другие общались с товарищами по команде. Лига не скрывала желания, чтобы Шейн с Розановым сошлись в одном из состязаний. Им оказалось соревнование по точности стрельбы.

Розанов начинал первым. В воротах были закреплены четыре пенопластовых мишени — по одной в каждом углу. Задача состояла в том, чтобы после запуска таймера как можно быстрее поразить все четыре бросками от синей линии. Рекорд лиги составлял около семи секунд.

Когда прозвучал свисток, Розанов не терял времени даром. Первыми двумя бросками он разнес обе верхние мишени, на третий раз промахнулся, а четвертым и пятым технично поразил две нижние.

Восемь секунд.

Шейн покачал головой, наблюдая, как он играл на публику. Он катался по льду, держа клюшку, как винтовку, и изображая, что стрелял в потолок.

Шейн выехал ему на смену, направившись к синей линии, Розанов остановился прямо у него на пути.

— Сожалею, Холландер.

— Думаешь, я не смогу побить твое время?

Розанов лишь подмигнул и слегка подтолкнул Шейна, когда тот объезжал его. Шейн услышал восторженную реакцию толпы.

Нахуй все. И нахуй его. Шейн мог это сделать. Блядь, да он мог сделать это даже с закрытыми глазами.

Прозвучал свисток, он просто нацелился на мишени. И с удовлетворением наблюдал, как каждая из них разлетелась на части от четырех идеальных бросков.

Шесть и семь десятых секунды.

Трибуны взвыли в экстазе. Шейн поднял руки над головой и куражился больше, чем следовало, но, блядь, это было приятно.

Возвращаясь к товарищам по команде, он ухмыльнулся Розанову. Тот уже не улыбался, но в его глазах было...

Шейн почувствовал, что краснеет, и отвел взгляд.

Теперь он мог просто расслабиться и получать удовольствие, наблюдая, как остальные соревнуются между собой. Хотел бы он сказать, что совершенно непреднамеренно медленно катился в сторону команды соперников, но это стало бы ложью. И, похоже, он оказался не единственным, кто совершал подобное путешествие.

Он небрежно прислонился к борту напротив скамейки запасных, делая вид, что увлеченно наблюдает за соревнованием игроков на сильнейший бросок, а не за человеком, который стоял в паре футов от него.

— Отличная работа, Холландер, — пробурчал Розанов.

— Спасибо.

— Повеселился прошлой ночью?

— Прошлой ночью?

— С твоими товарищами по команде. Поужинали где-нибудь? Напиться?

Шейн посмотрел вниз на лед.

— О. Да. Было весело. А как у вас?

— Много веселья. Никаких долбаных канадцев или американцев. Было идеально.

— Ах.

Он перевел взгляд на лицо Розанова. На Суперскиллз никто не надевал шлемов, поскольку формат соревнований исключал непосредственный физический контакт с соперниками. Шейн полюбовался профилем его точеной челюсти и мягкими завитками волос.

— Сегодня рано лягу спать. Думаю, — неожиданно сказал Розанов.

У Шейна пересохло во рту.

— О?

— Да.

Они молча стояли, наблюдая за происходящим на льду. Когда был побит очередной рекорд, заиграла громкая музыка, и трибуны взорвались ликованием.

Розанов придвинулся к Шейну. Обдав своим горячим дыханием его ухо, он негромко произнес:

— Двенадцать двадцать один.

Шейн вздрогнул, но не успел даже взять себя в руки, как Розанов уже отъехал. Оставалось лишь наблюдать, как он плавно катился по льду в сторону своей команды.

Шейн очень надеялся, что не покраснел.

— Какого хуя хотел Розанов? — спросил Лиам Кейси, защитник «Питтсбурга».

— Ничего особенного, — быстро ответил Шейн. — Просто опять наговорил дерьма, ну ты понимаешь.

— Этот чел — тот еще мудак, блядь.

— Да, — согласился он.

***

Илья ничуть не удивился, когда раздался стук.

Было поздно. Перевалило за полночь. Прошло уже почти два часа с тех пор, как он вернулся в номер.

Едва Илья успел открыть дверь, Холландер зашел внутрь. Он повернулся и защелкнул замок, как будто в любой момент мог ворваться кто-то из посторонних.

Вид у него был испуганный.

— Там что, призрак? — забавляясь, спросил Илья.

— Нет. Иди на хуй. Это чертовски опасно, блядь, и ты это знаешь.

— Правда? Мы ничего не делаем.

Холландер пристально посмотрел на него. В его темных глазах смешались гнев и похоть. Илья решил отбросить шутки.

— Ты все равно пришел, — заметил он.

— Да, — ответил Холландер, его голос звучал напряженно, он явно пытался держать себя в руках. — Твоя правда.

Илья кивнул, и в тот же момент Холландер, выругавшись себе под нос, набросился на него с поцелуем. Он схватил Илью за футболку и притянул ближе, сгребая ткань в кулак.

Когда их языки столкнулись, Илья застонал. Он грубо дернул Холландера за волосы на затылке, откидывая его голову, чтобы углубить поцелуй.

Наконец они оторвались друг от друга. Темные волосы Холландера беспорядочно торчали в разные стороны, он смотрел дикими глазами, безмолвно умоляя Илью взять инициативу, как тому показалось.

— На колени, — мягко приказал Илья.

Он хотел просто посмотреть, как Холландер отреагирует. Вопреки ожиданием, тот не послал его куда подальше. Илья затаил дыхание, наблюдая, как он медленно опускался на пол. Холландер поднял взгляд. Эти ониксовые глаза, всегда такие пронзительные, были затуманены желанием. Через секунду он уже припал губами к выпуклости на спортивных штанах Ильи.

— Господи, Холландер, — вздохнул тот, нежно потянув его за волосы.

Холландер прижимался горячими поцелуями к ткани, обтягивающей твердый член. Когда он просунул пальцы под резинку и спустил штаны вместе с трусами, у Ильи закружилась голова. Он практически перестал себя контролировать, что обычно не очень-то ему нравилось.

Холландер не колебался. Он лизнул член по всей длине, затем обхватил губами головку и вобрал ее в рот. Илья не смог даже сделать «умное» замечание. Он просто жадно глотал воздух и запрокидывал голову, совершенно ошеломленный напором Холландера. И, конечно же, из головы напрочь вылетели все слова на английском.

Холландер протянул руку и, раздвинув пальцы, поддел край футболки Ильи. Он задирал ее вверх, пока тот не понял намек и не стянул ее через голову. Илья аккуратно переступил через штаны с трусами, и положил ладонь на затылок Холландеру, который ни на секунду не выпустил его член изо рта. Он старался не надавливать слишком сильно. Это не имело ничего общего с контролем — Илья просто хотел прикоснуться к нему. Чтобы шелковистые пряди волос скользили между пальцами, пока Холландер предавался тому, чего так явно жаждал.

Холландер продолжал сосать его член, блуждая ладонями везде, до куда мог дотянуться. Он исследовал кончиками пальцев бедра, промежность и задницу. Любопытные прикосновения были настолько невесомыми, что Илье стало почти щекотно. Он задавался вопросом, как далеко готов был зайти Холландер. Занимался ли тот чем-нибудь с другим мужчиной после их последней встречи? Настойчивые, неумелые движения его рта и легкая дрожь в ладонях говорили, что нет.

Илья понял, что был, возможно, единственным, кто когда-либо видел его таким — единственным мужчиной во всем ебаном мире, который мог ощутить, как эти красивые розовые губы обхватывают член...

Илья выругался по-русски и отстранился. Он схватил Холландера за футболку, поднял на ноги и грубо поцеловал, прежде чем швырнуть на кровать. Он хотел знать, сколько тот готов был дать ему этим вечером.

Холландер смотрел шальными глазами, приоткрыв потемневшие, влажные губы. Его волосы были в полном беспорядке. Илья просто стоял и, не отрывая взгляд, смотрел, как он снимал кроссовки. Холландер тяжело дышал, будто не был одним из самых физически крепких людей на планете.

Илья прикусил губу, когда тот стягивал с себя футболку. Через несколько секунд он уже бросился на кровать и жадно поцеловал его, накрыв своим телом.

Илья всегда был таким. Он любил секс, а еще больше любил, когда это было опасно — когда он трахался с кем-то, с кем делать этого однозначно не следовало. Будь то сын тренера, девушка брата или сестра товарища по команде. Плохая идея — Илья не мог устоять.

А связаться с Шейном Холландером было очень плохой, блядь, идеей. Наихудшей. Неправильной во всех мыслимых отношениях. Двое мужчин. Двое игроков НХЛ, которым в недалеком будущем светило стать самыми яркими звездами лиги. Двое непримиримых соперников в противоборствующих командах, которые ненавидели друг друга почти сто лет.

К тому же сам Илья ненавидел этого парня. Ненавидел его смазливое личико, его идеальный, мать его, английский и идеальный, сука, французский, его любящих родителей, его вежливые манеры и его улыбку на миллион долларов. Ненавидел то, каким серьезным он был. Каким правильным. Холландер олицетворял все, чего лига хотела от своих звезд.

Илья целовал его тупой рот, глотал его идиотские рваные вздохи и чувствовал его раздражающие пальцы в своих волосах. Он отстранился, чтобы посмотреть на его отвратительное лицо с нелепыми веснушками.

Блядь.

Илья снова поцеловал его, чтобы не думать о нем. Он хотел его трахнуть. Господи, неужели Холландер позволит ему трахнуть себя?

Они неистово целовались, перекатываясь по кровати и попутно избавляясь от остатков одежды. Илья прошелся поцелуями по его телу и взял в рот член. Холландер резко дернулся, едва не столкнув его с кровати, но Илья удержался. Он жадно сосал и наслаждался бесстыжими звуками, которые тот не мог сдержать.

Погладив яйца Холландера, он прикоснулся пальцем к его плотно сжатому отверстию и стал ждать реакции. Холландер замер, Илья принялся легкими круговыми движениями обводить дырку — с безмолвным намеком.

Он почувствовал, как Холландер напрягся. И полностью затих. Илья оторвался от его рта и заглянул ему в глаза.

— Ты когда-нибудь... — начал он. Холландер покачал головой. — А ты бы хотел?

— Я не знаю.

— Ты боишься.

— Нет! Нет, я не боюсь.

— Это нормально бояться.

Холландер шумно выдохнул.