Желанная и вероломная

Глава 1

Сентябрь 1862 года

Шарпсбург, Мэриленд

В голове Дэниела после ранения реальные события перемежались видениями прошлого.

Вот его овеянный славой кавалерийский эскадрон — ребята как на подбор, все красавцы, в лучах летнего солнца поблескивают сабли, на шляпах задорно вздрагивают плюмажи, словно знамена рыцарей давних времен. По правде говоря, они и есть рыцари, последние рыцари своего века, бьющиеся за честь, славу и любовь — суть духовного мира людей…

Да, такими они и были. Когда-то, но не теперь. Любовь, быть может, еще не утратила своей ценности, но он слишком долго сражался на войне, чтобы продолжать верить в воинскую славу. К тому же вблизи он и его кавалеристы не были такими уже блестящими. Потрепанные мундиры, стоптанные сапоги… Конечно, когда на полном скаку его ребята разом выхватывали сабли и с устрашающим криком неслись вперед, они еще вселяли во врага суеверный ужас. Всадники смерти, вестники судьбы.

И все же… Коня своего Дэниел потерял, даже не успев скрестить сабли с синебрюхими!

Скакуна разнесло в клочья разорвавшимся прямо за его спиной артиллерийским снарядом. За несколько коротких мгновений, балансируя между жизнью и смертью. Камерон понял, что значит возноситься на небо. Медленно, без боли. А потом он хлопнулся на твердую землю и на него тут же обрушилась жгучая боль, пронзая все его тело насквозь. Дальше — полная темнота.

И вот реальность сменилась видениями прошлого.

Сначала он еще слышал зловещий свист артиллерийских снарядов, видел вспышки на фоне синего летнего неба. Еще улавливал цоканье копыт, бряцание стальных клинков, предсмертные крики людей. Потом все как будто ветром сдуло.

Осталось только ощущение легкого дуновения ветра, тянувшего с реки Джеме. Жужжат пчелы. Он лежит па травянистом склоне реки, неподалеку от Камерон-холла, его родного дома, и смотрит в синее небо над головой. Со стороны коптильни доносится мелодичный негритянский спиричуэл: густой мужской баритон красиво оттеняют высокие женские голоса. Ему не надо открывать глаза, чтобы увидеть коптильню, дом, реку, причалы и суденышки, которые приплыли сюда, чтобы забрать урожай и свезти его на базар. Ему не нужно открывать глаза, чтобы увидеть в саду ярко-красные розы, которыми с обеих сторон обсажена дорожка, ведущая к широкому крыльцу с крытой галереей и колоннами.

Впрочем, пора вставать. Вот и Криста с Джессом уже поднимаются за ним по склону. Папа ждет всех их ужинать.

Джесс, как всегда, поддразнивает сестру, а Криста смеется.

И наверняка оба сейчас станут подшучивать над его мечтательностью. Криста совсем еще девчонка, но уже умеет вести хозяйство; Джесс собирается поступить в Уэст-Пойнт, получить хорошее медицинское образование и по назначению уехать на Запад. Тогда как он сам…

— Опять мечтаешь, Дэниел? — Старший брат опускается на траву рядом с младшим, по другую сторону садится сестра, глаза которой синевой не уступают небу.

— Ну и что в этом плохого?

— Ничего, конечно! — отзывается Джесс, самый Серьезный человек в семье: спокойный, решительный и упорный. Разница в возрасте между братьями не так уж велика, поэтому они всегда оставались друзьями. Конечно, не обходилось и без драк, но если кто-нибудь нелестно отзывался об одном из Камеронов, другой тотчас вставал на его защиту. А уж за мисс Кристу оба брата готовы были головы сложить в случае чего — пусть даже дома они нередко ей досаждали.

— О чем же ты мечтаешь? — спрашивает Криста и заливается смехом, таким же привычным, как плеск воды в реке или шорох ветерка в листве.

— Уверен, что о лошадях, — отозвался Джесс и шутливо надвинул на лоб брата шляпу.

Дэниел улыбнулся:

— Что ж, Криста станет самой красивой леди и самой искусной хозяйкой в стране, ты самым знаменитым врачом, ну а я, наверное, искусным наездником.

— Лучшим, черт возьми, наездником по эту сторону Миссисипи! — подхватил Джесс.

Камерон-младший вскочил на ноги и взмахнул воображаемой саблей:

— И лучшим кавалеристом! И буду лучше всех владеть холодным оружием, как любой из рыцарей короля Артура!

— И спасать прекрасных дам, попавших в беду, — рассмеявшись, воскликнула Криста и захлопала в ладоши.

— О чем ты? — удивился Дэниел.

— О прекрасных дамах. И юных девах, попавших в беду.

Похоже, все знаменитые рыцари только этим и занимались.

— Да нет, они бились с драконами.

— Или с индейцами, — криво усмехнувшись, добавил Джесс.

— И правда, прекрасных дам всегда приходится спасать от индейцев и драконов, — подхватила Криста.

— Не торопи его, — рассудительно произнес Камерон-старший. — Прекрасные дамы, как правило, начинают интересоваться рыцарями раньше, чем рыцари ими. Он скоро дозреет. А теперь пора ужинать.

В небе разорвался еще один снаряд. Образ Джесса исчез, смех Кристы растаял в зловещем свисте.

Дэниел снова лежит в грязи у какой-то фермы в Мэриленде, на земле, взрытой копытами и залитой кровью убитых и раненых.

Со времени того разговора в детстве он кое-что узнал о спасении прекрасных дам. С драконами, правда, он так и не повстречался, зато с индейцами Запада повоевать пришлось.

Но он прежде и представить не мог, что будет сражаться с соотечественниками! С янки — парнями, что бок о бок ходили с ним в атаку на Западе.

И с собственным братом…

Уж лучше бы он бился с драконами!

Сейчас он истекает кровью, да еще открылась старая рана( Может быть, он умирает?

Дэниел попробовал шевельнуться. Неужели ребята вот так взяли и бросили его здесь? Нет, они наверняка решили, что он убит.

А он ранен, истекает кровью. Конечно, кто-нибудь в конце концов наткнется на него, но он ведь может запросто умереть, пока кто-нибудь поможет ему.

Он с трудом открыл глаза и, осторожно поднявшись, огляделся вокруг.

В отдалении виднелся побеленный известью фермерский дом, у парадного входа в который росло множество цветов. На старом дубе висели качели.

Откуда-то издалека еще доносились звуки битвы. Его рота ушла дальше. Сражение переместилось в другое место. Вокруг лежали убитые — парни в сером и, парни в синем.

Он попытался подползти к дому.

Попытка унесла последние силы. Перед глазами все поплыло. Снова стало темно.

Когда он опять открыл глаза, ему показалось, что он умер и, как ни странно, оказался на небесах, потому что склонившаяся над ним не могла иметь никакого отношения к аду.

Она была прекрасна. Ясные серые глаза, золотисто-каштановые, как осенняя листва, волосы. А еще классический овал лица, полные, четко очерченные губы цвета темной розы, изящный прямой носик. Он вдохнул тонкий запах ее тела, как аромат розы.

И вновь потянуло летним ветерком. «Ну вот, значит, снова видение», — с тревогой подумал он.

Но нет, она была вполне реальной — просто ангел во плоти, протянувший к нему руку.

Ее прохладные пальцы осторожно скользнули по его лицу.

Девушка опустилась на землю подле. Так бы глядел и глядел на нее, но глаза почему-то все время слипались.

Красавица осторожно ощупала раненого, потом положила его голову себе на колени.

— Ты дышишь! — прошептала она.

Он попытался привстать, чтобы увидеть ее огромные серо-голубые встревоженные глаза.

Девушка заговорила, и ее мелодичный грудной голос стал для него настоящей музыкой.

Наверное, все-таки он умирал, потому что, даже закрыв глаза, видел ее лицо в лучах заходящего солнца.

— Жив? — спросила девушка.

«Да», — хотел ответить он, но лишь беззвучно пошевелил губами.

— Мэм! — окликнул ее кто-то. — Снова начинается обстрел. Вам лучше вернуться в дом.

— Но, сэр, здесь…

— Всего лишь убитый мятежник, леди! Мертвый офицер конфедератов, от руки которого, возможно, погибло большинство янки.

В общем, он настоящий убийца! Вернитесь в дом, мэм!

Янки! Пусть они считают, что он мертв. Правда, жить ему, вероятно, осталось всего несколько мгновений, так какая разница? Взор раненого вновь затуманился.

Ему захотелось еще разок увидеть эти серо-голубые глаза: экзотические, немного раскосые. И лицо цвета слоновой кости, с нежным румянцем на щеках. И губы…

— Мэм? Боже, Келли?! Келли Майклсон! Господи, да вернитесь же скорее в дом!

— Эрик? — Келли судорожно вздохнула. — Господи, вот уж никак не ожидала увидеть здесь кого-нибудь из знакомых.

Этот человек…

— Этот человек — мертвый мятежник!

Пехотинец-янки сплюнул в сторону, целясь в ногу Дэниела, но промахнулся.

«Бедолага! Нет, парни, не победить вам в этой войне, если даже плевком попасть в цель вы не способны, — подумал Дэниел. — К тому же плюнул в мертвого! Моли Бога, чтобы я не выжил и не встретился с тобой в бою!»

— Келли! Я никогда не простил бы себе, случись что с вами. Грегори перевернулся бы в могиле! Прошу вас, вернитесь в дом и не тратьте время на какого-то мятежника. Просто не верю, что вы к нему прикасались!

Он с трудом поднял ресницы и встретился с ней взглядом.

Заглянул в эти чарующие серые глаза, тронутые серебром под темно-каштановыми ресницами.

Она вскочила, и он головой ударился о землю. Больно! В глазах потемнело, и Дэниел в отчаянии протянул К ней руки.

Черная туфелька девушки легонько ударила его по пальцам…

Ушел его ангел милосердия.

«Ей просто напомнили, что это мятежник», — с горечью подумал он.

Может, оно и к лучшему. По лужайке проходил отряд янки, и ему не хотелось, чтобы его подобрали и переправили в лагерь военнопленных.

Лучше уж пусть сочтут убитым.

Дэниел снова потерял сознание.

Вокруг опять стали рваться снаряды. Откуда-то появились кавалеристы и едва не растоптали его копытами.

В короткие моменты затишья противники торопливо подбирали своих раненых.

Ну а убитые могли подождать.

Последнее, что видел Дэниел, была яркая вспышка в небе.

Он надолго погрузился во тьму.

Когда Камерон снова открыл глаза, вокруг стояла тишина, мирно чирикала какая-то птаха.

Он жив! И может двигаться — он несколько раз сжал кулаки. Потом вытянул ноги, закрыл глаза и отдышался.

Похоже, он в состоянии глотать, открывать глаза, шевелить пальцами и даже ногами.

Безумно хотелось пить. Голова все еще раскалывалась, но уже не так. Он приподнялся, потер шею и медленно повертел головой.

Уже сидя, Дэниел огляделся, Повсюду лежало множество трупов. В сером и синем.

Он посмотрел на дом. Надо двигаться туда.

Бой закончился, но чистой победы не одержала ни та ни другая сторона. И его парни, наверное, погибли, или им пришлось отступить. Иначе они вернулись бы за ним.

Он потер виски, потом умудрился подняться на ноги.

Теперь, покачиваясь, Дэниел озирался по сторонам, и ему казалось, что он остался один в целом мире.

Один в мире мертвых.

Взглянув на дом. Камерон вспомнил девушку с серебристо-серыми глазами и волосами, похожими на солнечный закат.

Нет, он не один.

Его ангел-янки находится где-то совсем близко, в этом доме.

Милая красавица, которая так нежно держала на коленях его голову, пока ей не напомнили, что он враг.

Наверное, скоро появится патруль янки, чтобы подобрать раненых и похоронить убитых. А если удастся, то и схватить какого-нибудь отставшего от своих мятежника, чтобы упрятать его в лагерь для военнопленных.

Дэниел сжал кулаки. Ну нет, он не собирается попадать в плен к янки!

Камерон снова бросил взгляд в сторону дома, и его губы медленно сложились в улыбку — мечтательную, печальную и в то же время решительную.

— Что ж, ангелок, — тихо прошептал он, — похоже, мы скоро встретимся.

Почти бесшумно и очень осторожно раненый начал двигаться к цели. Согнувшись в три погибели, он приблизился к входу.

Вполне возможно, что она держит в доме заряженный дробовик, да к тому же, судя по подслушанному им разговору, явно на стороне синебрюхих.

Пожалуй, разумнее проникнуть в дом с черного хода. Надо явиться совершенно неожиданно и, пока она не опомнилась, дать понять, что он должен остаться в живых.

Он потрогал голову и поморщился. Может, боль усилилась оттого, что она поднялась и он стукнулся головой о землю? Да еще пнула его ножкой…

А казалась настоящим ангелом!

Он криво усмехнулся. Ничего, на ближайшее время ангел убережет его от знакомства с адом.

Глава 2

Отгремела барабанная дробь, отзвучал пронзительный сигнал трубы. Сражение закончилось.

Остался лишь едкий запах пороха и дыма да тела тех, кто никогда с войны не вернется.

Келли Майклсон два дня просидела в подвале своего Дома, прислушиваясь к зловещим отголоскам битвы.

Правда, она было выбралась из подвала, когда наступило затишье, но оказалось, бой стих временно, и ей пришлось вернуться.

А предостерег ее Эрик Дабни. Надо же, просто удивительно! Родом из небольшого городка примерно в двадцати милях севернее, на свадьбе он был шафером Грегори. Совсем еще мальчик, он выучился на военного, а когда Линкольн призвал к оружию, Эрика по его просьбе направили в кавалерию.

«Здесь полегла кавалерия Союза, — печально подумала она. — И кавалерия конфедератов тоже». А ей оставалось только сидеть и ждать.

Она была бессильна чем-либо помочь парням, оставшимся на лужайке перед ее домом. Ребятам в сером, ребятам в синем.

Теперь сражение закончилось.

Выбравшись наконец из подвала, она прежде всего обратила внимание на густую, тяжелую пелену порохового дыма. Затем прошла через гостиную к входной двери. Сердце ее мучительно сжалось: вокруг лежало множество трупов.

Пороховой дым ел глаза, но она не уходила. Странно было ощущать себя центром жуткой картины кровавой бойни. Голубое легкое платье с кружевным лифом и высоким воротом, белоснежная нижняя юбка девушки казались такими неуместными среди кровавой грязи во дворе. Даже каштановые волосы, казалось, слишком уж блестят.

Чудом уцелевшие большие качели на ветвях старого дуба покачивались в сером тумане, как будто их толкал какой-то призрак.

Сам же дуб был изрешечен пулями.

Келли спустилась с крыльца, и на глаза ее навернулись слезы: лужайка была сплошь завалена трупами. Девушка в ужасе подобрала юбки и круто повернула назад. Вдруг кто-то резко схватил ее за подол.

Она в страхе обернулась и подняла руку. Молоденький конфедерат, видимо, замахнулся да так и умер.

На нем, словно в прощальном объятии, лежал другой солдат — в синем.

Оба были очень-очень молоды. Неужели теперь, связанные кровью и смертью, они еще не примирились?

Где же, интересно, тот, голову которого она держала на коленях? Келли окинула двор взглядом. Ей вспомнилось его лицо, в ее охватила дрожь. Лицо было красивое, несмотря на покрывавшие его грязь и черную копоть… черные как смоль, густые, изогнутые дугой брови, волевые черты лица. Даже смерть не смогла омрачить его благородную мужскую красоту.

Возможно, тот красивый офицер-кавалерист теперь лежит под трупом поверженного врага, как и эти двое солдат у ее ног.

— О Боже! — прошептала Келли, присела на корточки и трясущимися руками осторожно закрыла глаза убитым. Как ей хотелось прочесть молитву, но слова не шли в голову.

Девушка выпрямилась и обвела взглядом поля, на которых некогда росла высокая, чуть ли не до неба, кукуруза. Урожай был полностью сжат пулями, снарядами и картечью.

Услышав цоканье копыт, она испуганно оглянулась. Из тумана появился всадник. Кто выиграл сражение? Кто теперь явился сюда?

Вслед за первым подъехали остальные. Янки.

Кавалерист поздоровался и представился ей:

— Капитан Трент Джонстон из армии Потомака, мисс. Как вы себя чувствуете?

Она покачала головой. Неужели кто-то среди этой жестокой бойни может чувствовать себя хорошо?!

— Со мной все в порядке, капитан.

— Кто-нибудь еще есть в доме? — спросил он.

Она покачала головой:

— Нет, я живу одна. Есть еще трое братьев, но все они на Западе.

— В армии Союза? — строго произнес Джонстон.

Губы Келли сами собой сложились в кривую усмешку. Может быть, так всегда и спрашивают? Многие солдаты с недоверием относятся к лояльности жителей Мэриленда. Среди них очень сильны симпатии к южанам. В Балтиморе даже были беспорядки, когда по их территории проезжал Линкольн, направляясь к месту своей инаугурации. И все же возмутительно, что капитан ставит под сомнение ее лояльность, когда она только что вылезла из подвала, а отец и муж ее лежат на семейном кладбище за фермой, вниз по течению ручья.

— Да, капитан. Мои братья в армии Союза. Они сами попросились на Запад, потому что не захотели биться со своими соотечественниками.

Капитан прищурился, слегка привстал в стременах и скомандовал:

— Дженкинс, Стюард, осмотрите этот участок. Вдруг кто-нибудь из наших жив?

Всадники спешились и стали торопливо оглядывать тела павших.

Келли окинула Трента Джонстона внимательным взглядом.

Он был не стар, но время, а может быть, война проложили глубокие скорбные морщины на его лице. Выцветшие глаза, когда-то, по всей вероятности, были синими. Теперь же они как будто затуманились пороховым дымом.

— Сражение выиграли северяне? — спросила Келли.

— Да, мисс, — сверху вниз взглянул Джонстон. — Говорят, на победу претендуют обе стороны. Но генерал Роберт Ли оттянул свои войска назад, так что, осмелюсь утверждать, северяне выиграли. Хотя, учитывая наши потери, я лично не вполне в этом уверен.

Иисусе Христе, в жизни не видывал столько убитых!

Он оглянулся на солдат, которые все еще бродили среди трупов, разбросанных по двору, внимательно осматривая каждый. Келли с яростью сжала кулаки. Господи, она бы никогда не смогла так тщательно осматривать убитых. Все эти колотые и рваные раны от клинков, мин, снарядов и картечи…

Живых не было. Никто не двигался. Единственным признаком жизни было назойливое жужжание мириад мух.

— Смотрите внимательнее, не дышит ли кто-нибудь из наших! — приказал капитан Джонстон.

— А что, если выжил парень в сером? — тихо спросила Келли.

Кто-то из солдат — то ли Дженкинс, то ли Стюард — мрачно отозвался в ответ:

— Конечно, мисс, о нем мы тоже позаботимся, уж будьте уверены. У меня у самого родня на вражеской стороне, — сказал он, понизив голос и взглянув в сторону непримиримого капитана. — Мы ведь подберем и мятежников, не так ли, капитан?

— Да, конечно, — кивнул тот и пристально посмотрел на девушку. — Вы и правда за северян, мисс?

— Да, я на их стороне, — с вызовом ответила Келли, скрипнув зубами. Разве при виде этих солдат, врагов при жизни и побратимов, которые трогательно обнимали друг друга после смерти, можно оставаться равнодушной?! — Сэр, — обратилась она к Джонстону, вспомнив про Эрика. — Здесь в разгар битвы проезжал мой знакомый офицер — капитан Эрик Дабни. Вы его не видели? Он… остался в живых?

Капитан покачал головой:

— Пока не видел, мэм, но к вечеру — вполне возможно. Я ему передам, что вы о нем беспокоитесь.

— Спасибо.

Капитан прикоснулся пальцами к полям шляпы.

— Мы скоро вернемся с похоронной командой, мисс. Стюард, Дженкинс, по коням!

Еще раз козырнув ей, Джонстон повернул коня, и уже скоро весь отряд скрылся в сером тумане.

Келли закрыла глаза. Она вдруг почувствовала себя очень одинокой среди всех этих мертвецов, лежащих во дворе. Скорее бы их похоронили! Наверняка погребут где-нибудь поблизости, в братской могиле.

А где-то там далеко-далеко жена, мать, любимая или просто подружка будут оплакивать павшего в сражении воина. И помолятся за упокой его души, и поставят камень в его память, и положат цветы…

Вот так и она приносит цветы к каменному памятнику, воздвигнутому рядом с могилой матери. Тело Грегори ей возвратили в гробу. Келли встречала его на железно-дорожной станции — отрешенная, онемевшая от горя, одетая в траур. Отца же убили под Шайлохом, она получила лишь письмо от его командира: «Уважаемая госпожа Майклсон, с прискорбием извещаю…»

И ей еще повезло! В основном жены узнавали о том, что стали вдовами, прочитав имена мужей в списках, которые вывешивались в ближайшем городке или перепечатывались в местных газетах.

Девушка повернула к дому, стараясь побыстрее пройти мимо трупов. И тут она впервые обратила внимание, что фасад весь выщерблен пулями, оконные стекла разбиты, а слева от крыльца в каменном фундаменте строения застрял неразорвавшийся снаряд.

Нет, этого сражения ей никогда не забыть!

Она вошла в гостиную. Под ногами хрустнуло битое стекло.

Кругом темнота, в углах сгустились тени — надо поскорее зажечь газовые лампы.

Не успела она сделать и нескольких шагов, как онемела от ужаса. Дыхание перехватило, и девушка впилась зубами в сжатые кулаки, пытаясь побороть охватившую ее панику.

Она была не одна в доме!

Кто-то проник на кухню через черный ход.

В конце коридора она увидела темный силуэт. Высокий человек в шляпе с плюмажем, лихо сдвинутой набок. В темноте разглядеть лицо было невозможно, но мундир она разглядела.

Он был серого цвета с золотой отделкой. «Кавалерийская форма южан», — тотчас сообразила она.

Боже, этого ей только не хватало! Она не раз слышала о том, что случается с женщинами, когда они попадают в руки солдат оккупационной армии.

«Только без паники», — решила Келли.

— Не кричи! — хриплым голосом предупредил он, прежде чем она успела издать какой-либо звук.

Келли круто развернулась и бросилась к двери. Но едва она прикоснулась к дверной ручке, как кавалерист-южанин схватил ее за локоть.

— Черт побери, не надо этого делать, мэм! Я не намерен сидеть в лагере для военнопленных! — Характерная для южан протяжность придавала глубокому, сочному баритону чуть ли не мелодичное звучание. Однако в нем сквозили и дерзкая властность, и даже безжалостность.

А лицо…

Подумать только! Тот самый солдат, к которому она прикасалась на поле боя! Тот самый, в котором тогда теплилась жизнь.

Он так и сверлил ее взглядом своих темно-синих глаз из-под надменно вздернутых очень черных бровей, проникая в самую душу.

— Нет! — крикнула Келли, выходя из оцепенения, и вцепилась в руку, ухватившую ее за локоть. Пальцы вмиг погрузились во что-то теплое и липкое. Кровь! — Отпусти меня! — потребовала девушка.

Черт возьми, она сумеет за себя постоять! Ее так просто не запугаешь. Ведь она жила здесь одна с самого начала войны. Но никогда в жизни ей еще не было так страшно: солдат глядел на нее так, будто решил с ней посчитаться.

— Отпусти! — повторила она.

Раненый и так был очень высокого роста, а каблуки сапог делали его просто гигантом. Плотно сжав губы, он упрямо вздернул квадратный подбородок.

— Мисс, не надо…

— Нет! — Келли наконец вырвалась и снова метнулась к двери. — Капитан Джонстон! — крикнула она.

— Не кричите! Черт побери, я ничего вам не сделаю! — Он развернул ее лицом к себе, прислонив спиной к дверному косяку, и моментально прикрыл ей рот ладонью.

Она была вынуждена смотреть в его невероятно синие глаза и красивое мужественно-благородное лицо.

— Послушайте меня, мэм. Я не хочу… — Он вдруг замолчал и медленно втянул в себя воздух. — Я не хочу…

Он поморщился и закрыл глаза. Увидев, что он едва держится на ногах, Келли вдруг расхрабрилась, сбросила с себя его руку и изо всех сил толкнула в грудь!

— Прочь с дороги, мятежник! — прошипела она сквозь зубы.

Он опустился на колени, а потом и вовсе повалился на пол.

И остался неподвижно лежать у двери. Она, оцепенев, глядела на него какое-то время, потом пнула ногой.

Южанин не шевельнулся.

Неужели умер?

Надо распахнуть дверь и еще раз позвать капитана Джонстона. Впрочем, он наверняка уже далеко отсюда. А этот мятежник больше не представляет никакой опасности.

Шляпа свалилась у него с головы, и, наклонившись, она увидела густые, кудрявые, черные как смоль волосы. В чертах его красивого лица чувствовался характер.

«Он враг», — напомнила себе Келли и неожиданно для самой себя пригладила выбившуюся прядь волос у него на виске.

«Господи! Вот куда его ранило».

Бок мужчины тоже был весь в крови: по серой шерстяной ткани мундира расплылось алое пятно. Келли поднялась, двинулась на кухню и, смочив полотенце холодной водой, вернулась в гостиную. Обтерев ему лоб, она решила, что рана у виска не опасна.

А вот кровь, сочившаяся сквозь серое сукно, ее обеспокоила. Она расстегнула мундир и осторожно высвободила из-под ремня рубаху. Какое совершенное тело — плоский живот, рельефная грудь, бронзовая от загара! Он был очень горячим на ощупь. Жаль, что на войне погибают такие вот красавцы — смелые, обходительные, в расцвете сил. И не важно, янки или конфедераты.

«Не такие уж, правда, обходительные», — хмыкнула она про себя и снова взялась за полотенце. На боку оказалась еще одна — старая — рана, нанесенная саблей или штыком. Она открылась, и теперь он истекал кровью.

Келли стянул» рану полотенцем я прошептала:

— Надеюсь, ты будешь жить, мятежник. — Девушка ничуть не сомневалась, что капитан Джонстон спас бы даже южанина. Правда, все без исключения — янки и конфедераты — до смерти боялись попасть в лагерь для военнопленных.

Что ж, это не ее дело. Этот солдат забрался к ней в дом. Не все ли ей равно, что с ним потом случится?

Она закусила губу. Судя по знакам различия, он полковник кавалерии в армии конфедератов. Причем одет по всей форме — серый мундир с золотистым кантом. Видимо, из состоятельной семьи.

Из небольшого кожаного бумажника раненого Келли торопливо достала лежащие там бумаги: несколько писем и старое удостоверение, выданное на имя полковника Дэниела Камерона, армия Западной Виргинии, генералом Дж.Э.Б. Стюартом.

Дэниел Камерон. Значит, вот как его зовут! Она вздрогнула, решив, что лучше бы, пожалуй, ей этого не знать.

Враг должен оставаться безымянным, так его проще ненавидеть. На войне как на войне.

Внезапно послышалось цоканье копыт, и Келли, на секунду испытав облегчение, поспешно сунула удостоверение в бумажник. Оставалось лишь позвать капитана Джонстона и сбыть раненого с рук.

Девушка решительно поглядела вниз, и вдруг окровавленные пальцы вцепились в подол ее юбки, синие как небо глаза сверкнули угрозой.

Камерон пришел в себя.

Вмиг отбросив всякое великодушие, Келли в страхе отшатнулась.

— Отпусти меня! — воскликнула она.

— Ни за что на свете, ангелок. Ни за что на свете! — Губы конфедерата скривились в жуткой ухмылке.

Глава 3

Стало ясно, что солдаты в дом не войдут, ибо топот копыт постепенно замер вдали.

Значит, надо позвать их, и как можно быстрее.

— Нет! — пронзительно вскрикнула Келли и рванулась к двери. Она уже было распахнула ее, но тут крепкая мужская рука обхватила ее за талию.

Она взвизгнула.

— Не ори! — грубо приказал он и развернул ее лицом к себе.

Она снова попыталась извернуться и, распаляясь все сильнее, стала колотить его кулаками в грудь. Однако на сей раз он крепко обхватил ее руками, и они оба рухнули на пол. К ее ужасу. Камерон вдруг оказался сверху. Теряя голову от страха, она яростно молотила в его спину.

— Мэм, черт бы вас побрал, я изо всех сил стараюсь не сделать вам больно. Неужели вы, янки, не можете понять этого своей тупой башкой? И вообще нехорошо шарить по карманам умершего, пока труп еще не остыл!

Да, на снисхождение ей рассчитывать нечего, если понадобится, он будет вынужден обойтись с ней жестоко.

— Я пыталась помочь вам…

— Понятно. Точно так же, как тогда, когда сбросили мою голову с колен и оставили меня умирать?

— Я решила, что вы умерли!

— Нет, вы поняли, что я мятежник!

— Но вы же враг, — раздраженно огрызнулась она. — Впрочем, из благородных и галантных рыцарей. И ваше поведение, очевидно, является примером хваленой южной галантности, — язвительно заявила она.

— Должен сказать, дорогая моя, что я сейчас проявляю гораздо больше благородства, чем хотелось бы. Начнем с того, что, когда я лежал, истекая кровью, ты, дорогая моя сердобольная и воспитанная янки, еще более усугубила мое тяжелое состояние, пнув меня в голову!

— Я не пинала! — возмутилась она.

— Пнула! И удалилась, оставив несчастного умирать. А это, глупец, принял было тебя за ангела! — Полковник внезапно поморщился. И похоже, отнюдь не от боли. Судя по страдальческому выражению его лица, он подумал о погибших солдатах, тела которых вповалку лежали на лужайке. — Не надейся, я больше не потеряю сознания.

— Я закричу! — пригрозила она, но не успела выполнить угрозу, поскольку он мгновенно зажал ей рот рукой.

И тут в дверь постучали.

Келли, явно торжествуя, выразительно взглянула на южанина.

— Мисс, это капитан Джонстон. Мы пришли забрать трупы.

Девушка в бешенстве извивалась в руках Дэниела, пытаясь укусить его за пальцы.

К ее ужасу, он вдруг извлек из-за голенища нож и, приставив острое как бритва лезвие к горлу, прошипел:

— Не ори!

Она почему-то перестала бояться, а он неожиданно вскочил и поставил ее на ноги. Затем подтолкнул девушку к двери; острие ножа ощутимо щекотало ей поясницу.

— Скажи ему, мол, все в порядке, н поблагодари.

Келли не двинулась с места.

— Делай что говорят!

— А ты заколи меня! Ну же! — сердито прошипела она в ответ.

— Не испытывай мое терпение! — прикрикнул он, открыл дверь и встал в тени у нее за спиной, не отводя от нее лезвия ножа.

На пороге стоял капитан Джонстон. Она было раскрыла рот, чтобы сообщить про мятежника. Но…

Впоследствии она так и не смогла разобраться, почему не выдала сто капитану. Может быть, в этом был виноват сам капитан Джонстон? Она была уверена, что, по его убеждению, хорош только тот враг, который мертв.

— Да, капитан Джонстон, — отозвалась Келли. Ей не хотелось выглядывать во двор и вновь смотреть на мертвецов.

— Мы скоро уйдем, мэм. Не нужна ли вам какая-нибудь помощь?

Острие ножа так и впилось ей в поясницу.

— Нет, капитан , мне хочется побыть одной.

Джонстон кивнул.

— Если заметите здесь кого-нибудь незнакомого, известите меня. Свои ли, враги или раненые . Я буду неподалеку. Мы стоим ниже по течению Антьетамы, там, где в нее впадает небольшой ручеек.

— Понятно. Спасибо большое, — кивнула Келли.

Когда Джонстон повернул коня, она еле удержалась, чтобы не окликнуть его.

Дверь с грохотом захлопнулась. Камерон обхватил Келли руками и вместе с ней опустился на пол.

— Неплохо получилось, — хмыкнул он.

— Чертовски хорошо получилось, — ледяным тоном подтвердила она. — Но если вы еще раз вынете нож, я заору как резаная!

— Леди, не испытывайте судьбу, — мрачно посоветовал он.

— Разве у меня есть выбор, если я волей этой самой судьбы оказалась в компании столь благородного и галантного рыцаря?

— Мне надо вернуться в расположение войск генерала Стюарта!

— Ну а пока можете до смерти истечь кровью, полковник, — сладким голоском пропела она.

— Вы так думаете?

На крыльце снова послышались чьи-то шаги. Он тотчас зажал ей рот рукой. Задыхаясь, она попыталась вырваться, но он был силен, как Атлант, несмотря на то что минуту назад чуть не умер у нее в гостиной.

Казалось, он держит ее в своих руках целую вечность, а ведь до сих пор ни один мужчина, кроме Грегори, не прижимал ее к себе так крепко и так долго. Ей отчаянно хотелось вырваться, но она никогда еще не чувствовала себя такой защищенной. Келли закрыла глаза и то ли впала в какое-то оцепенение, то ли задремала. Может быть, она теряет сознание от удушья? Когда в дверь снова постучали, она испугалась до смерти.

Он поднялся с пола, подняв ее вместе с собой.

Осторожно отнял руку от ее рта, потом повернул лицом к двери и распахнул дверь.

На пороге опять стоял Джонстон.

— Мы закончили здесь, мэм.

Она выглянула наружу. Трупы были убраны. Все. Она чуть не лишилась чувств. Все эти несчастные молодые парни…

— Мисс? С вами все в порядке?

Она кивнула.

В горле у нее пересохло, и она с трудом перевела дыхание. Все-таки неплохой человек этот Джонстон. Конечно, только для своих.

— Да, все в порядке… Спасибо, капитан.

— Ну ладно, будьте осторожны. Если потребуется помощь…

— Нет, нет, спасибо.

— Ох, простите, чуть не забыл: капитан Дабни жив и здоров.

Его, правда, ранило в руку, но, по словам военного хирурга, рана не опасна. Капитан шлет вам привет и тревожится за вас, но я взял на себя смелость сообщить ему, что с вами все в порядке.

— Спасибо. Очень рада за капитана Дабни.

Джонстон отсалютовал и удалился. Она видела, как он сел в седло, взмахнул рукой и что-то громко крикнул. Отряд всадников, сопровождавших фургоны, двинулся с места.

Губы Келли тронула улыбка: на сей раз мятежник обошелся без ножа в течение всего разговора.

Она закрыла дверь и наткнулась на колючий взгляд Камерона.

— Отлично, — одобрил он. — Вы все сделали, как надо.

— Просто потому, полковник, что вы умеете весьма галантно обращаться с женщинами, — сладким голоском поддела его Келли.

— А вы, мэм, воплощение доброты и человеколюбия, — усмехнулся он.

— Полковник…

— Кто такой капитан Дабни?

Она удивленно вскинула брови и ледяным тоном ответила:

— друг.

— Друг или любовник?

В мгновение ока рука Келли взметнулась в воздух. Он перехватил ее прежде, чем она коснулась его щеки.

— Пусть даже сейчас война, сэр, но как вы смеете?

— Да я должен знать, не может ли этот самый капитан неожиданно нагрянуть сюда!

— Что ж, предоставляю вам возможность теряться в догадках, сэр, — презрительно хмыкнула она в ответ.

— Ну, мэм, вы заткнете за пояс любого. Какая ярость!

Просто воплощенная невинность! — усмехнулся он.

— Воплощенная невинность?! Смею вас заверить, сэр, что я столь же опасна, как и любой солдат, с которым вам пришлось встретиться на поле боя! И еще, полковник: я была бы вам весьма признательна, если бы вы закрыли дверь с той стороны.

— Не могу, мэм. — Подняв с пола свою шляпу, он водрузил ее на голову. Похоже, к своей шляпе он испытывал особую привязанность.

— Почему это?

— Я истекаю кровью.

— Вы полагаете, мне есть до этого дело? — сердито спросила она. — В последнее время на принадлежащей мне земле то и дело истекают кровью и умирают солдаты.

— Следует простить нас за то, что мы умираем. Мы делаем это не нарочно, — сухо перебил он.

Келли пропустила мимо ушей его саркастическое высказывание.

— Вы меня оскорбляете, вторгаетесь в мои частные владения…

— Это я-то вторгаюсь? — сердито оборвал ее он. — Леди, если вы думаете, что сильно пострадали, то посмотрели бы, во что превращена Виргиния! Ваша армия разорила ее до нитки. На многие мили пустырь, ни одной лошади, ни одной коровы, дети голодают! А вы еще говорите о каких-то вторжениях!

Заметив неприкрытое страдание в его глазах, она несколько сбавила тон:

— Я лгала из-за вас, полковник. Уберегла вас от лагеря для военнопленных, а теперь вы пойдете и убьете еще дюжину солдат Союза. Возможно даже, убьете кого-нибудь из моих близких…

Дэниел прислонился к двери, словно почувствовал вдруг смертельную усталость.

— Не исключено, что я убью и кого-нибудь из своих родственников, — тихо проговорил он. — Весьма сожалею, но вы должны мне помочь. Я не намерен умирать от кровотечения в ваших частных владениях!

Он вдруг схватил ее за руку и, втащив на кухню, стал над раковиной накачивать воду. Келли стиснула зубы, достала чистое полотенце, смочила его и приложила к ране на боку.

— Придержите пока! — приказала она.

Он подчинился, а девушка, порывшись в шкафу, нашла чистые простыни и разорвала их н» длинные полосы.

— Задерите рубаху! — скомандовала она.

Он подчинился.

Ей снова стало неловко от вынужденного прикосновения к его бронзовому от загара торсу.

— Похоже, что рану вам зашивали не слишком умелые руки, — проговорила она, обматывая его бинтом. — А вы еще смеете убивать наших хирургов-янки!

Камерон вдруг вцепился в ее руку, и Келли, охнув от боли, вопросительно уставилась на него.

— Меня зашивал хирург-янки, мисс звездно-полосатая.

Причем хирург первоклассный. Просто он не предполагал, что я, не долечившись до конца, вновь сяду на коня. Он-то выполнил свою работу превосходно — лучше некуда!

Келли в крайнем удивлении воззрилась на него.

— Ушам своим не верю, полковник. Вы хорошо отзываетесь о северянине?! С чего бы ему было так стараться для вас?

— Просто он мой брат, — теряя терпение, отозвался Дэниел. — Вы закончили?

— Ваш брат? — озадаченно воскликнула Келли.

— Именно, — сердито отрезал он. Ему не хотелось распространяться о семье.

Ей, пожалуй, не стоило так удивляться. Ее собственные братья попросились на западный фронт, чтобы не пришлось стрелять в своих друзей или соседей из Виргинии. Часть населения штата Мэриленд была на стороне южан, тогда как другая часть сочувствовала северянам.

— Так вы закончили? — рявкнул он.

Келли отмахнулась:

— Я сделала все, что в моих силах. А теперь прошу вас уйти.

Камерон одернул задранную рубаху и, поморщившись, заправил ее в бриджи. Потом, давя сапогами битое стекло, отошел к входной двери, распахнул ее и окинул взглядом двор. Он простоял так довольно долго, и одному Богу известно, какие ужасы войны вновь переживал.

Наконец он закрыл дверь и снова приблизился к ней.

Она настороженно отступила в сторону, но он, по-видимому, не имел намерения прикасаться к ней.

— У вас не найдется чего-нибудь поесть? — спросил Дэниел.

Келли не могла бы объяснить, почему вдруг занервничала.

Ведь страха больше не было несмотря на его угрозы, она не верила, что он может причинить ей зло. Возможно, хваленое благородство южан вовсе не пустой звук.

В общем, девушка не боялась, но все острее ощущала, что рядом мужчина. Не враг, не мятежник, просто мужчина. Ее не оставляли равнодушной ни его рост, ни запах, ни голос, ни даже то, как он сидел, вытянув длинные ноги.

— Послушайте, я сделала все, что могла…

— Еще бы! Нет ничего лучше, чем хорошенько пнуть человека в голову. Я, несомненно, ваш должник до конца своих дней.

— Я вас не пинала?

— Позвольте возразить, дорогая моя. Я на себе испытал нежное прикосновение вашей изящной ножки.

— Но это нечаянно!

— Значит, вы проявили милосердие к своему врагу, а?

— Я, черт возьми, проявила к вам достаточно милосердия!

Он чуть сдвинул на затылок свою шляпу и с любопытством посмотрел на девушку из-под набрякших век.

— Но ведь я враг?

Она ухватилась за спинку стула. Да как он смеет говорить ей такие вещи!

— Да, да, вы враг! И я вам ничем не обязана! Я и без того сделала больше, чем следовало, для очистки совести.

— Зачем вы солгали ради меня? — спросил он тихо.

Словно теплая волна пробежала по ее спине.

— Не понимаю, почему вы так удивляетесь. Ведь у вас в. руках был нож…

— Вы, черт возьми, ничуть не сомневались, что я им никогда не воспользуюсь! А в последний раз я вам и вовсе не угрожал.

— Какая разница? — нахмурилась Келли. — А теперь не будете ли вы так любезны просто уйти?

Он низко надвинул на лоб шляпу и ответил ей не сразу.

— Я умираю с голоду. Мне надо выспаться и поесть, тем более что янки будут целую ночь прочесывать всю округу.

Келли на минуту задержалась у раковины. Недовольно надув губки, она взяла с полки над раковиной спички, зажгла лампу и поставила ее на стол. Потом двинулась в кладовку, и он сразу же насторожился;

— Куда вы?

— За едой, мятежник, если это единственная возможность выставить вас отсюда.

Девушка спустилась в кладовку и взяла треть головки сыра и копченую ветчину. Поднимаясь вверх по лестнице, она вздрогнула, увидев, что он поджидает ее наверху.

— Если бы я захотела выдать вас, полковник Камерон, то сделала бы это, едва здесь появился капитан Джонстон, — заявила она.

Он вздернул черную как смоль бровь.

— Ого! Вы знаете мое имя? Ах да, конечно! Вы же шарили по моим карманам.

— Нет, не шарила.

— Неужели? — Камерон с деланным удивлением выгнул брови. — Что вы там искали?

Келли покраснела от стыда, хотя, по правде говоря, имела полное право поинтересоваться личностью человека, который вторгся в ее дом.

— Я думала, вы умерли, и решила на всякий случай узнать ваше имя.

— Вот как? — пробормотал он и посторонился, пропуская ее. И едва Келли положила еду на стол, набросился на сыр.

— Ну и ну! Неужели в Виргинии не прививают хороших манер? — усмехнулась она. — Не учат есть деликатно, как подобает джентльмену?

Он взглянул на нее так, что и пламя могло бы обратиться в лед, а Келли как ни в чем не бывало продолжала резать ветчину, — Полковник Камерон, у меня и хлеб есть. Если вы в состоянии подождать…

— Нет, я не в состоянии ждать, но хлеб мне тоже нужен.

Хлеб был вчерашний, но Камерон, похоже, не заметил этого. Как ни странно, ей стало жаль его. Видимо, он и его люди давно уже не ели досыта. В одном он был прав: военные действия велись преимущественно в долине реки Шенандоа и на землях Виргинии. И если Север уступал Югу в военном гении своих генералов, то конфедератам грозила гибель от голода.

На войне как на войне, вспомнила Келли. И наверное, именно поэтому Ли решил для разнообразия переместить военные действия на территорию северян.

И все же несмотря на то что солдаты-южане давненько находятся на скудном рационе, им удается не давать спуску северянам. Нет, она не должна испытывать к этому человеку никакой жалости.

— Что пожелаете выпить, полковник? — спросила Келли с явным раздражением.

— Пожалуй, виски. И кофе. И то и другое выпью с удовольствием.

— Не сомневаюсь.

Келли достала из шкафа бутылку виски и поставила перед ним на стол.

— Бокал вам явно не потребуется! — сказала она, зажгла конфорку и отмерила кофе в кофейник.

Он, не сводя с нее глаз, подвинул к ней тарелку, предварительно наполнив едой.

— Садитесь. — Камерон ногой выдвинул стул. — Думаю, Вы тоже проголодались.

Келли села за стол, но к нище не притронулась.

— В чем дело? Противно сидеть за одним столом с мятежником?

Девушка покачала головой:

— Я пока не могу есть. — И никакого сарказма в ее тоне не было. Оба разом вспомнили о сражении.

— Глотните, — предложил Камерон. — Поможет вам забыться. Мне не раз помогало.

Келли покачала головой.

— Выпейте залпом. Ну! — скомандовал он.

К своему удивлению, она подчинилась. Виски обожгло горло. Она закашлялась и сделала еще глоток. Стало теплее и легче на душе.

Но этот его взгляд! Завораживающие глаза Дэниела казались то холодными, как лед, то горячими, как синее пламя. Более того, он словно видел ее насквозь.

— Думаю… думаю, что кофе уже готов, — пробормотала девушка и встала, чтобы разлить напиток. Дэниел добавил в чашки виски.

— Расслабьтесь, мисс…

— Какая разница, как меня зовут?

— Какая разница, назовете вы свое имя или нет? — парировал он.

— Келли, Келли Майклсон.

— Расслабьтесь, мисс Майклсон.

— Миссис Майклсон. И как же я расслаблюсь, когда враг расселся у меня на кухне?

— Вот оно что!

— Да.

— Я уйду на рассвете. Но в любом случае нам придется провести вместе целый вечер. А потом я должен немного поспать. Скажите, а где мистер Майклсон?

— За домом, — коротко ответила Келли, но не увидела в глазах мужчины ни страха, ни тревоги.

— Спит вечным сном?

— Да.

— Где он погиб?

— В одной перестрелке в Теннесси.

— Когда?

— Чуть больше года тому назад.

— Ну что ж, миссис Майклсон, я никогда не бывал в Теннесси, так что не мог убить вашего мужа.

— А я и не говорю, что это сделали вы.

— Вот как? Значит, вы просто ненавидите всех солдат-конфедератов?

Келли чуть не поперхнулась кофе и вскочила на ноги.

— Я никого не ненавижу! Но вы враг. И больше не можете здесь находиться.

— Я вынужден.

Девушка тотчас направилась в гостиную. А он допил кофе и поставил чашку. Потом пошел следом за ней.

— Надеюсь, вы не собираетесь покидать дом, миссис Майклсон?

— Откровенно говоря, собираюсь. Раз не желаете вы.

— Вам не удастся.

— Почему это?

— Я вам не позволю.

— Но ведь я вас не выдала…

— Ну и что, можете выдать потом. Я действительно сожалею, но отпустить вас не могу.

Она раздраженно выругалась. Он поднял брови и рассмеялся. И сразу же стал очень милым. Врагу явно не откажешь в обаянии.

Он прислонился к стене возле разбитого окна с некогда элегантными шторами.

— Что за неподходящие выражения для такой утонченной и благовоспитанной янки! Притом красавицы! Впрочем, вы становитесь еще красивее, когда ругаетесь столь неподобающим леди образом!

Келли схватила со стола статуэтку Пана[2] и с размаху запустила в обидчика.

Все равно в доме все разбито и порушено.

Камерон ловко увернулся и рассмеялся.

— Но утром чтобы и духу вашего здесь не было! — воскликнула она. — Иначе я сама вас пристрелю!

— Лихо, — пробормотал он, с одобрением поглядывая на нес. — Но вы сама себя обманываете. Если бы вы хотели меня убить, то могли бы еще на лужайке немного напрячься и прикончить меня окончательно. Скажите, неужели вы на самом деле решились бы застрелить меня?

— Да. И прошу вас утром уйти.

— Само собой, уйду. Обещаю. И вы вместе со мной.

— О чем вы?!

Синие глаза сверкнули, как лезвие бритвы.

— Вы пойдете со мной, миссис Майклсон, и проведете меня через линию фронта в Виргинию.

— Да вы совсем спятили! Я никуда не пойду. Ни за что на свете! Вас досыта накормили, вы как следует выспитесь, но будь я проклята, если вы меня найдете, когда проснетесь…

— Будь я проклят, если вас здесь не окажется! — И Камерон резким движением сорвал золотой шнур с кисточкой, с помощью которого раздвигались шторы. В мгновение ока он обмотал декоративный шнур вокруг ее талии и привязал к себе.

— Что, черт возьми, вы затеяли, полковник? — возмутилась Келли, вырываясь изо всех сил.

Но все ее усилия были напрасны. Он сгреб ее в охапку и понес на руках вверх по лестнице.

— Я иду спать. Мне надо хорошенько выспаться. И хотите вы или нет, миссис Майклсон, но вам придется спать рядом со мной. — Синие глаза снова обожгли ее дьявольским огнем. — Рядом со мной, миссис Майклсон. Я так решил, мой ангелок.

— Ну уж нет, сукин ты сын! — крикнула разъяренная Келли. И попыталась ударить его. Он только крепче прижал ее к себе.

С Келли на руках он спокойно поднялся по лестнице, не обращая внимания на мелькавшие в воздухе кулаки.

— Янки, — прошептал он, — обещаю тебе незабываемую ночь.

— Ах ты мерз… — начала было Келли.

Он дал ей увесистый шлепок и снова обжег ее синим взглядом.

— Незабываемую ночь! Я тебе обещаю!

Глава 4

Тьма, сгустившаяся наверху, пугала Келли, но, казалось, ничуть не смущала ее своенравного рыцаря. Он на мгновение передохнул и решительно направился к ближайшей двери. Тяжело дыша, вконец измученная Келли искренне изумилась: откуда только у него силы взялись! Он внес ее в спальню.

— Что сказал бы на это ваш генерал Ли? — съязвила она.

К Ли, генералу южан, и на Севере относились с неизменным уважением. Еще до отделения южных штатов и создания Конфедерации, когда он был полковником армии США, Линкольн однажды предложил ему командовать союзными войсками. Но симпатии Ли принадлежали его родному штату, и как только Виргиния отделилась от Союза, Роберт Ли встал на сторону мятежников. Его по-прежнему уважали за гуманность и высокую порядочность. Поэтому язвительное замечание, отпущенное мятежнику, должно было ударить по его самолюбию больнее, чем ее кулачки.

— Не исключено, что вам предоставится возможность лично спросить у него об этом, миссис Майклсон, — ответил Дэниел Камерон с южной протяжностью, которая звучала в темноте удивительно интимно.

Ей почему-то снова стало не по себе. Странно, что она не боится — ведь вражеский солдат затащил ее в спальню. Смутное беспокойство вызывал только тот факт, что она испытывает не столько страх, сколько приятное возбуждение. И непонятно было, хотелось ли ей заставить его расплатиться сполна, или же по причине своего затянувшегося одиночества девушку будоражила сама мысль о том, чтобы помериться с ним силами.

— Это твоя спальня? — неожиданно спросил он.

Она насторожилась:

— Какая разница?

— Никакой. Просто хочу, чтобы тебе было удобно.

— Удобно?! — воскликнула хозяйка. — Как может быть удобно, когда зажимают в тиски против собственной воли? И еще неизвестно, какие страдания меня ждут впереди.

В темноте вдруг раздался смех, и девушка смутилась: а не слишком ли она драматизирует ситуацию? Секунду спустя тиски разжались, и он положил ее на кровать. Нельзя сказать, что это было сделано с нежностью, но и небрежным обращение с ней тоже не назовешь. Должно быть, Камерон прихватил с собой спичечный коробок, потому что мгновение спустя вспыхнула спичка, и он, разглядев на комоде лампу, зажег ее Затем обвел взглядом белые, вышитые гладью занавески на окнах, плетеный коврик на полу из ясеневых досок, комод полированного красного дерева, шкаф, умывальник и, наконец, кровать с изголовьем и изножьем резного дерева, покрытую белым кружевным покрывалом. Какая уютная комната — теплая, светлая, с камином, облицованным метлахской плиткой, и двумя креслами-качалками перед ним, на которых лежали теплые шерстяные пледы. Как ни странно, эта комната не пострадала от обстрела.

Белоснежные занавески чуть шевелились от ночного ветерка.

Интересно, подумалось ей, удивился ли этому обстоятельству вражеский полковник, осматривая комнату. Но его проницательные синие глаза не выдавали мыслей.

При свете лампы Келли заметила, как побледнело его красивое лицо. Удивительно, что он вообще еще держится на ногах!

Дэниел стал отстегивать ножны. Она снова встревожилась.

С трудом справившись с комом в горле, она решила защищать свою честь до последнего.

Бросив ножны м саблю на кресло, он на минутку присел.

Потом пристально посмотрел на нее.

Келли стиснула зубы. Похоже, он решил расположиться здесь.

Ну что ж, пусть. Но она здесь не останется.

Она вскочила, моля Бога помочь ей выбраться из дома, пока мятежник без сил.

Но не успела девушка добежать до двери, как Дэниел преградил ей путь, и она с размаху влетела в его объятия.

Она подняла голову, и взгляды их встретились.

— Ты никуда не пойдешь, янки, — насмешливо сказал он. — Извини.

— Отпустите! Вы не имеете права меня удерживать!

— Но я вынужден.

— А где же ваша хваленая гуманность, где же честь южанина? Вы обязаны…

— Одна из моих обязанностей — остаться в живых, миссис Майклсон.

— Но нельзя же оставаться здесь, в моей спальне?! Со мной??

Его брови взметнулись вверх, надежные, сильные руки ослабили хватку. Она всем телом ощущала его тепло. Он улыбнулся своей чудесной, неотразимой улыбкой. Наверное, раньше на балах немало девичьих сердец таяло от этой улыбки.

Теперь в ней сквозила горечь. Перед Келли стоял закаленный в боях солдат — враг, который участвовал, возможно, в каждом сражении на восточном фронте. Ее негодование, как видно, его немало позабавило.

— Право, миссис Майклсон, вы меня удивляете! Чего вы так испугались? Неужели меня?

— Как бы не так! Вы ведь всего лишь грубый и, надо добавить, довольно грязный солдат армии мятежников. Я ни капельки вас не боюсь!

— Вот как? Неужели в шкафу спрятался какой-нибудь янки, готовый прийти к вам на помощь?

Она не поняла, поддразнивает ли он ее или действительно подозревает в коварных замыслах.

— Может быть, в шкафу и в самом деле сидит янки, — торопливо кивнула она, — и вам лучше оставить меня в покое и улепетывать отсюда без оглядки.

— Гм-м… мне, по-видимому, следует опасаться капитана Эрика Дабни, не так ли?

— Да, и поскорее уносить ноги.

Он рассмеялся:

— Так, значит, капитан Дабни весь вечер коротал время в шкафу? Он еще терпел, пока вы ужинали с мятежником, но теперь, когда вам угрожает реальная опасность, доблестный защитник придет к вам на помощь.

— Возможно.

Камерон коснулся ее щеки. Прикосновение было нежным, как шепот. Теплая волна всколыхнулась во всем ее теле.

— Прекрасная дама, попавшая в беду… — пробормотал он.

— О чем вы?

— Так, ни о чем. — Он снова улыбнулся, заглянув ей в глаза. — Если бы в вашем шкафу сидел я, миссис Майклсон, то уже давно бы выскочил оттуда. И приставил нож к горлу любого, кто вздумал бы приблизиться к вам. По правде говоря, я сомневаюсь, что капитан Дабни находится где-нибудь поблизости. Зато не сомневаюсь, что вы побаиваетесь меня.

— Ни капельки! — поспешно воскликнула она. Но она боялась. Причем не столько его непочтительности — хотя этого тоже было хоть отбавляй, — сколько нежных прикосновений.

— Ни капельки? — насмешливо переспросил он.

Она попыталась вырваться.

— Неужели совсем ни капельки? — повторил он и тихо рассмеялся.

Она подняла голову и взглянула ему в глаза. Сердце ее бешено колотилось, и он наверняка чувствовал это.

— А на шее у вас, миссис Майклсон, бешено пульсирует жилка. Причем уже давно. Когда-то, в незапамятные времена, меня, конечно, учили хорошим манерам. Моя мать, женщина добропорядочная и милая, прививала нам, троим уважение к другим людям. Но с той поры как будто прошла целая вечность.

Война ведь такая страшная штука! — Дэниел по-прежнему не выпускал Келли из своих объятий. — Все еще страшно? — спросил вдруг он, сверкнув глазами.

Неожиданно для самой себя она вдруг выпалила:

— Чтобы я испугалась такого хулигана?! Не дождешься!

Он снова рассмеялся. И не успела она глазом моргнуть, как Камерон, взяв ее за плечи, развернул спиной к себе.

— Не беспокойтесь, миссис Майклсон. У меня по отношению к вам нет абсолютно никаких грешных намерений.

Девушка встрепенулась:

— Я и не думала, что вы…

— Еще как думали! А теперь досадуете, потому что ошиблись.

— Уверяю вас, я…

— Досадуете, досадуете? Ладно, успокойтесь. Вы красивы — слов нет. И я, само собой, очарован вами и уверен, стоит вам только пожелать, не устоит и святой.

— Как вы смеете!.. — возмутилась Келли, на он тут же перебил ее:

— Я просто стараюсь вас успокоить.

— Черт вас возьми! — негодующе выкрикнула она.

Камерон, казалось, совсем развеселился:

— Миссис Майклсон, вам следовало бы сражаться на поле боя. Уж вы бы не отступили!

— Да, я не отступаю, не проигрываю сражений и никогда-никогда не сдаюсь… — начала она.

Но тут Дэниел снова не слишком учтиво толкнул ее в спину.

Она хлопнулась на кровать, но сразу же настороженно обернулась'.

— Я не причиню вам зла и не намерен пугать вас.

— Правда? — прищурив глаза, саркастически воскликнула Келли.

— Правда. — Уперевшись руками в постель по обе стороны от нее, он наклонился ниже. — Хотя, не скрою, мне очень хотелось бы овладеть тобой. — Его низкий, хрипловатый голос задел глубинные струны ее души. Она вся вспыхнула и вздрогнула всем телом. — Мне надо поспать, — продолжил он, — а поскольку ты янки, я тебе не доверяю. Поэтому ты останешься со мной.

С этими словами он выпрямился и снял ремень. Глаза девушки тревожно округлились, она чуть не закричала, подумав, что он собирается отхлестать ее, но Камерон неожиданно навалился на нее, предостерегающе приложил палец к губам:

— Миссис Майклсон, хотите верьте, хотите — нет, в душе мятежника еще сохранилось понятие о чести. Я не намерен пугать вас или причинять вам боль. Но нельзя же позволить вам бродить без присмотра, пока я сплю.

По-видимому, она онемела от неожиданности.

— Вы меня поняли? — спросил он уже мягче.

Она кивнула, ибо в любом случае он найдет способ заставить ее понять.

— Вот и хорошо, — прошептал полковник и, к ее ужасу, затянул ременную петлю сначала на ее руке, потом на своей, взглядом предостерегая от необдуманных действий.

Потом он вытянулся на кровати рядом с хозяйкой.

Некоторое время Келли лежала не двигаясь, прислушиваясь к ровному стуку его сердца и бешеному биению собственного.

Прошло несколько секунд, потом минута. Он не двигался, она тоже не шевелилась.

Камерон моментально заснул!

Какой же силой воли надо обладать, чтобы поддразнивать се, не подавая виду, что сам с ног валишься!

На миг Келли показалось, что он умер и она теперь лежит в постели с мертвецом. Но потом, присмотревшись, увидела, как ритмично вздымается его грудная клетка.

Она зажмурилась, стараясь перевести дух. Лучше бы он умер, потому что, судя по всему, это единственная возможность от него избавиться. Пусть даже полковник никогда не участвовал в боях в Теннесси или под Шайлохом, он должен остаться для нее одним из безымянных, безликих солдат в сером — ее врагом.

Если он снова потеряет сознание, ей надо, не тратя времени, избавиться от него. Должно быть, где-нибудь поблизости еще остались солдаты-янки.

Перед глазами ее вновь всплыла страшная картина побоища.

Она тотчас повернула голову и взглянула на мятежника, лицо которого она успела так хорошо изучить.

На лбу его выступила испарина; лицо поражало мертвенной бледностью. Рана у него, видимо, гораздо серьезнее, чем ей казалось, а сам он не желал признаться. Если его отправят в лагерь для военнопленных, он наверняка там умрет.

«Это меня не касается», — приструнила себя Келли. Она была преданной сторонницей Союза и, видит Бог, искренне считала, что сделала правильный выбор. Причем отнюдь не под влиянием отца, братьев или своего мужа. В штате Мэриленд люди сильно расходились во взглядах на войну, рабство, права штатов.

Часть войск Мэриленда сражалась на стороне южан, другая — на стороне северян. Штат от Союза не отделился, но, пожалуй, здесь, как нигде, была велика вероятность, что отец с сыном или брат с братом окажутся по разные стороны линии фронта и будут вынуждены держать друг друга на мушке.

Она взвесила все услышанное от отца, братьев, своего мужа и в конце концов решила, что, поскольку все они одна нация, следует сохранить Союз. Многие из ее соседей владели рабами и пользовались подневольным трудом, но она уговорила Грегори освободить пятерых своих негров. Хотя рабы в стране содержались в приличных условиях — не хуже, чем любимые собаки или породистые лошади хозяина, — Келли понимала, что чувствует каждый невольник.

Относительно войны она разделяла мнения и взгляды самых близких ей людей: южане несут с собой разрушения, они убили отца и Грегори, лежавший сейчас рядом с ней конфедерат не кто иной, как враг. А до конца войны еще очень далеко.

Келли страдальчески поморщилась, вспомнив мужа. Даже сейчас, по прошествии довольно длительного времени, она гнала от себя мысли о его смерти.

Итак, полковник Дэниел Камерон… Надо как-то высвободить запястье. Келли стиснула зубы и осторожно, а потом смелее потянула за ремень. Но развязать узел не смогла и в сердцах выругалась.

Полковник Камерон даже не пошевелился.

Еле сдерживая слезы, она продолжала сражаться с ремнем, но чем больше старалась, тем туже затягивалась петля.

Она попыталась спустить петлю с руки. Безрезультатно.

Тогда Келли села, несмотря на то что его рука тотчас потянулась за ней, и, обламывая ногти, набросилась на ремень. Слезы отчаяния жгли глаза. Он знал, что делал. И узлы умел затягивать на совесть.

Измученная, несчастная, Келли снова упала на постель. Надо бы подкрутить фитиль у лампы. К ночи похолодало, а камин не зажжен.

И тут она вспомнила о сабле южанина.

Оружие лежало на одном из кресел-качалок возле камина.

Если бы дотянуться, она могла бы разрезать ремень.

Девушка улеглась плашмя и, протянув руку, дотронулась до кресла. Но, к сожалению, лишь кончиками пальцев. Закусив губу, она попыталась сдвинуть с места своего захватчика.

После нескольких попыток он, похоже, подвинулся — совсем немного, — но и этого было достаточно. Несколько секунд спустя Келли обхватила эфес сабли. Она чуть не охнула, ощутив всю тяжесть оружия, и все же, стиснув зубы, продолжила свое дело. Неожиданно клинок выскользнул из ножен и с немыслимым грохотом упал на плетеный коврик возле кровати.

Грохот разбудил усталого мятежника. Бледный, с искаженным от ярости лицом Камерон испепелял ее взглядом. С быстротой молнии Дэниел перегнулся через нее и ловко подхватил саблю.

Казалось, еще секунда — и он тут же располосует ее саблей.

Отбросив клинок в сторону, он пронзил ее холодным и острым взглядом.

— Хотела убить меня? — прошипел он.

— Нет!

— Ах да, понимаю: пинать меня ты не собиралась, твоя нога сама ударила меня в голову; убивать не собиралась — сабля сама прыгнула в твою руку…

— Я только хотела высвободиться! — воскликнула девушка.

— На войне все средства хороши, — хрипло пробормотал он.

— Освободи меня!

— Нет. Не сегодня! — Он рывком придвинул ее к себе. — Прошу вас, миссис Майклсон, — шепнул он ей на ухо, — попытайтесь заснуть. Утром и вам, н мне все покажется не таким уж мрачным.

Положив девушку на бок, он обхватил ее сильной рукой и закинул сверху свою ногу. Теперь исключалась всякая надежда на освобождение.

Не в состоянии шевельнуться, она едва осмеливалась дышать, ощущая все его тело.

Впрочем, спустя некоторое время она поступила так, как он велел, — заснула.

Жарко. Стоит лето, и они снова лежат на зеленом склоне у реки — Джесс, Криста и он. Он чувствует горячие солнечные лучи на щеке и молит, чтобы потянуло прохладой. Но ветра не было.

Понятно почему: уже грохочут пушки. Оглушительный рев снарядов со всех сторон.

А вот они с Джессом уезжают из Харперс-Ферри. Оба еще я синих мундирах после схватки у пожарки. Он слышит слова старины Джона Брауна: «…кровь… эта земля примет очищение кровью…»

Дэниел переводит взгляд с усталого лица брата на свои руки, лежащие на луке седла.

Руки почему-то все крови.

Снова канонада.

Он опять в Камерон-холле. Молча стоит возле могилы родителей на кладбище, крепко обнимая Джесса. Слова не нужны.

Раскол, разодравший страну на части, разделил и их.

Его брат уезжает не Север. взмывают в воздух и гаснут ракеты.

Он слышит плач. Плачет Криста. Плачет Кирнан. Джесс уходит на войну.

Дэниел, беспокойно вздрогнув, перевернулся на другой бок.

Вот он скачет верхом в составе легендарного кавалерийского эскадрона генерала Джеймса Стюарта, Джеба. Оба без передышки участвуют в боях, кружат по тылам врага, собирают разведданные, жизненно важные для Джексона и Ли.

Однажды Дэниел в часть не вернулся. Его тяжело ранили, когда генерал союзной армии Маклеллан предпринял неудачную атаку на полуостров. Камерону-младшему удалось избежать заключения в лагерь для военнопленных только благодаря помощи брата. Джесс сам зашил его рану и отвез домой.

Дэниел снова заворочался во сне.

Жарко, очень жарко. Он снова в Камерон-холле, смотрит на реку Джеме. Услышав плач ребенка, он улыбается. Война сеет смерть и, как ни странно, приносит жизнь. У Джесса родился сын, замечательный парень. Крошечный такой.

Джесс пробыл с сынишкой совсем недолго. Войска Маклеллана отступили, и Камерону-старшему пришлось ретироваться из родного дома.

Братья распрощались; Дэниел тоже Вернулся в свою часть.

С войсками генерала Томаса Джексона Каменная Стена он сражался в составе армии генерала Ли, который подготовил дерзкое вторжение на Север. Южане овладели Харперс-Ферри, который теперь на территории Западной Виргинии, и взяли в плен тысячи солдат-северян. Потом практически без сна, полуголодные, они скакали много миль, чтобы воссоединиться с Ли в небольшом городке Шарпсбург, штат Мэриленд. Дэниел своими глазами видел почти все сражение, видел так называемую Кровавую аллею — глубокую ложбину между сельскохозяйственными угодьями, где окопались их войска. И где они старались удержаться, пока не попали под шквальный огонь союзной артиллерии. После сражения тела на этой аллее лежали штабелями.

Он снова беспокойно дернулся и взглянул вверх. Она там! Там! Его ангел. Прекрасный ангел со сказочно красивыми серо-голубыми глазами и роскошными золотисто-каштановыми волосами.

Вот она склонилась над ним. От нее так сладко пахнет. Как от летней розы. Должно быть, она пришла из прошлого, из тех прекрасных, неспешно текущих дней у реки. Из Камерон-холла с его широким крыльцом и белыми колоннами. Ласковый ветерок играет ее волосами. Он видит, как она в шляпке с большими полями и белых перчатках качается на качелях. Ангел! Смех ее звучит как музыка.

Да, пусть она будет там. Дома, где тихо шепчут что-то воды реки, где зеленая трава сливается с голубым небом и прозрачной водой. Где стрит во всем величии гостеприимный Камерон-холл. Она бежит среди деревьев. Он слышит ее смех — нежный, звонкий, как перезвон колоколов в марте. Она останавливается у дуба, оглядывается и снова смеется. Он наконец догоняет ее на склоне у реки, и они смеются вместе, скатываясь по омытой дождем траве к водному потоку. Он смотрит ей в глаза. Такие загадочные — серые с темно-синим вокруг. Он прикасается к ее щеке и обнимает своего ангела.

Ангел! Ангел возмездия, размахивающий мечом.

Видения вдруг смешались. Ему жарко, невыносимо жарко!

Но она еще там.

И что-то ему говорит. Он изо всех сил напрягает слух.

— ..Вы должны мне помочь. Помогите мне освободиться от ремня. Полковник, если я не оботру вас холодной водой, вы сгорите от лихорадки. Неужели вы не понимаете?!

Камерон-холл исчез. Дэниел взмок от пота, и его бьет крупяная дрожь. Лампа освещает уютную комнату. Он лежит на белой простыне, и уже не ангел, а сероглазая ведьма-янки наклоняется над ним.

Правда, сейчас в серо-голубых глазах сострадание. Но еще недавно она собиралась зарубить его саблей. Ему показалось, что смерть бродит где-то рядом.

— Полковник, послушайте меня, — умоляющим голосом сказала она.

— Не могу, — прошептал он.

— Прошу вас, не надо умирать у меня на руках.

Он с трудом улыбнулся. Какой нежный голос! Мелодичный. Такой и должен быть у ангела.

— Ты меня выдашь. — Он, видимо, шевелил губами, потому что она, наклонившись, прислушалась.

— Полковник, вам придется довериться мне. Надо обтереть вас холодной водой. Клянусь, я не брошу вас в таком состоянии!»

Он попытался собраться с силами и как-то умудрился обхватить пальцами ее руку. Их взгляды встретились.

— Клянешься честью? — прервал он ее.

— Что? — не поняла Келли.

— Честью клянешься?

— Ах вот оно что!

Она помедлила. Взор его снова затуманился, похоже, ом терял сознание.

— Клянусь честью, полковник! Я вас не покину, только освободите меня.

— Пока я жив, — произнес Камерон.

— Не надо…

— Пока я жив!

— Ладно, будь по-вашему. Клянусь честью, я останусь с вами. Пока вы живы, — проговорила она.

У него дрожали руки. От слабости он едва мог шевелить пальцами, но все-таки нащупал петлю и начал возиться с ней.

Сил не было. Пришлось взяться за ремень зубами и напрячь последние силы. Теперь она свободна.

В мгновение ока Келли вскочила на ноги. Последней мыслью «Дэниела было: она солгала и тотчас покинет его.

Но это уже не имело значения. Комната закружилась м поплыла перед глазами.

Снова загрохотала артиллерия. Он был на линии огня. И весь горел в огне.

Похоже, прошла целая вечность, прежде чем он ощутил прикосновение влажного полотенца.

Камерон облегченно вздохнул.

Прохлада коснулась его лба и переместилась к плечам. Лихорадка уже отступила. Вконец ослабевший Дэниел просто наслаждался прохладой. Неужели он все-таки умер и по случайности попал в рай? И то правда: сколько можно дразнить смерть?

А может, янки уже упрятали его в тюрьму? И лечат его сейчас, чтобы потом окончательно доконать какой-нибудь изощренной пыткой?

Камерон вновь ощутил легкое прикосновение полотенца.

Он открыл глаза и чуть не вскрикнул от удивления.

Миссис Келли Майклсон все еще была с ним. Он лежал на спине, без рубахи, и она водила смоченным в холодной воде полотенцем по его обнаженной груди.

Почувствовав на себе его взгляд, она вздрогнула.

— Ты все еще здесь, — выговорил он слабым голосом.

— Я дала вам честное слово, — отозвалась она, на мгновение замерев.

Он собрался с силами и схватил ее за руку.

— Ты сдержала слово, данное мятежнику? — удивился он.

— Мое слово, сэр, свято и не имеет значения, кому оно дано.

По лицу Дэниела медленно расплылась улыбка.

— Благодарю вас, миссис Майклсон. Вы, возможно, спасли мне жизнь.

Она встала, и он с сожалением выпустил ее руку.

— Что значит «возможно»?! Нет ни малейшего сомнения в том, что я спасла вам жизнь! Вы сгорали от жара. Но теперь, кажется, лихорадка вас отпустила. Сейчас я дам вам попить, потом принесу что-нибудь поесть, а как только снова стемнеет, вы уйдете…

Келли налила большой стакан воды из кувшина, стоявшего на столике у кровати. Дэниелу вдруг показалось, что вкуснее он ничего в жизни не пробовал. Боже, как же хорошо!

Она взяла у него пустой стакан.

— Теперь, полковник, отдохните, а я принесу вам супа. Но предупреждаю, хотя я сдержала свое слово, это ничего не меняет, вы мой враг. И я хочу, чтобы вы ушли.

«Так, значит, битва возобновилась», — подумал Камерон.

В ее глазах появился серебристый блеск — прекрасный, завораживающий, но предупреждающий о том, что с ней придется считаться.

Он нахмурился и снова поймал ее за руку.

— Ты, кажется, сказала «когда снова стемнеет»?

— Да, полковник. Вы то приходили в себя, то вновь теряли сознание в течение почти сорока восьми часов.

Двое суток! Он потерял целых два дня!

А она не побежала к янки, хотя поблизости наверняка стоит немало частей северян.

Из-за того, что дала слово?

Один раз, очнувшись, он подумал, что она намеревается зарубить его саблей… И вот надо же… Благодаря ей он остался жив, но она по-прежнему считает его врагом.

— Мне надо встать, — сказал он и решительно взялся за край простыни.

— Нет! — встревоженно воскликнула она. — Подождите, полковник! — Она смущенно потупила взор.

— Но почему?

— Потому что под простыней на вас ничего нет.

Дэниел, утратив дар речи, ошеломленно взглянул ей в глаза.

— Видите ли, полковник, — вздохнула Келли, — мне пришлось охлаждать все ваше тело. Иначе вы бы не справились с лихорадкой.

— Значит, вы раздели меня догола?

— Ведите себя прилично, полковник, — надменно подняв брови, проговорила она ледяным тоном. — У меня просто не было выбора.

— А что с моей одеждой?

— Ваш мундир был в грязи и крови. — Она усмехнулась. — Я его сожгла. Примите мои соболезнования, но поверьте, его нельзя было спасти.

— Нельзя спасти?!

— Так же, как и ваше безнадежное «правое дело», полковник Камерон.

— Наше безнадежное «правое дело»? Пока что, кажется, мятежники держат за глотку вас, янки.

— Но вам не суждено победить.

— Лично мне, мэм, суждено, — хмыкнул он.

— В таком случае слава Богу, что исход войны не зависит от одного человека.

Келли говорила весьма убедительно. «Может быть, она права и я действительно веду себя неприлично?» — подумал Камерон.

Он улыбнулся, представив, как сейчас схватит девушку в охапку и повалит рядом с собой: не стоит раздевать догола мужчину, который так долго пробыл на войне.

Но он, конечно, не сделает этого. Да и, по правде говоря, совсем не уверен, что у него хватило бы сил повалить ее на постель.

— Что с вами, полковник? — деланно встревожилась вдруг Келли. — Что-то вы побледнели. — Прекрасные серые глаза сияли самодовольством.

— Я чувствую себя прекрасно, миссис Майклсон, и если уж на то пошло, меня удивляет, что столь рафинированная леди способна проявить такую доброту и раздеть мятежника донага.

Как вам, наверное, было страшно! Какой опасности вы себя подвергли!

Девушка опустила глаза, но если он надеялся заставить ее покраснеть, то ему это не удалось.

— Полковник, по-моему, под мундиром — синим или серым — все мужчины одинаковы. Я вовсе не испытывала страха.

И надо признаться. Камерон, вы совсем не показались мне… опасным. — Она тотчас круто развернулась и направилась к лестнице.

Дэниел блаженно улыбнулся и закрыл глаза. Он потерял целых два дня и не знал, где ему теперь разыскивать своих людей и генерала Стюарта.

Впервые с начала войны он решил предоставить себе небольшой отпуск по ранению. Видимо, ему придется переходить через линию фронта. Кавалерийский эскадрон, наверное, поджидает его где-нибудь в Виргинии.

А сейчас неплохо бы доказать миссис Майклсон, что он может быть опасен, когда захочет. Чертовски опасен!

Дэниел поднялся с кровати и обмотал вокруг пояса простыню. Затем прислушался к своему организму: жизненная энергия медленно возвращалась. Он размял руки, плечи. Теперь стало ясно, что как бы ни был слаб, он не рухнет на пол после первого шага.

Волоча за собой конец простыни, как шлейф подвенечного платья, полковник стал осторожно спускаться по лестнице.

Пора снова предстать пред ясные очи своего ангела-врага.

Значит, она считает, что все мужчины одинаковы?

Она жаждет битвы? Ну так дождется.

И скоро узнает, что на самом деле мужчины очень сильно отличаются друг от друга.

Глава 5

Келли совсем не была уверена в том, что ей удалось обмануть своего незваного гостя, притворившись спокойной и равнодушной. Пока она добралась до кухни, ладони у нее взмокли, а сердце бешено колотилось в груди. Помешивая мясо, тушившееся на плите, она чуть не обожглась.

Да простит ее Господь, но куда легче было управляться с ним, пока он находился в забытьи. По правде говоря, ей даже нравилось ухаживать за ним.

Сначала было непросто. Но каким бы самоуверенным и дерзким ни был этот мятежник, она не желала ему смерти, потому что он каким-то непостижимым образом внушал ей жажду жизни. К тому же полковник был очень красив.

Впрочем, Келли об этом не думала. Как только он освободил ее, она, орудуя ножницами, содрала с него грязную, окровавленную одежду. Потом без устали бегала вверх-вниз по лестнице, поднося холодную воду. Раскрыв все окна, чтобы было прохладнее, девушка то и дело обтирала раненого.

Где-то после полудня она поняла, что его удалось спасти.

Он еще не открывал глаз, и не говорил, и вообще не подавал никаких признаков жизни, но сжигавший его жар пошел на убыль. Дыхание стало ровнее, сон спокойнее.

Только тогда она осмелилась окинуть внимательным взглядом человека, за которым так долго ухаживала. Какая рельефная грудь, какой мощный торс! Густые, черные, как на голове, волосы на груди превращались в едва заметную поросль на животе.

Она крутыми завитками опускалась к чреслам и переходила в буйные темные заросли, на фоне которых возлежал его фаллос.

Казалось, тот жил собственной жизнью — кровеносные сосуды напряженно пульсировали, и даже в спокойном состоянии он путал и искушал одновременно. Ей едва удалось подавить непреодолимое желание прикоснуться. Слава Богу, что он спит, потому что она, наверное, покраснела до самых мочек. Келли даже попыталась перевернуть раненого, чтобы не смущать себя зрелищем его анатомических особенностей, но вдруг загляделась на его мускулистую спину и маленькие ягодицы. Да, сложен Камерон был прекрасно — поджарое, гибкое и красивое, как у дикого зверя, тело просто завораживало.

«Но он вовсе не зверь, — напомнила она себе. — Он вражеский солдат».

Впрочем, пока мужчина лежал без сознания, ей и в голову не приходило размышлять о том, кто он такой и почему она с таким упорством борется за его жизнь. Ветер сменил направление, и Келли вдруг уловила запах смерти, который все еще витал над полем сражения.

Девушка тотчас захлопнула окно и набросила на Дэниела простыню, потом закрыла глаза и затихла. На нее нахлынули воспоминания. Когда-то не так уж давно она любила и была любима. Оба поначалу обменивались робкими, торопливыми поцелуями в поле, затем уже горячо целовались в темноте амбара. Они, само собой, не переходили рамки дозволенного, а когда настала первая брачная ночь, их действиями управляла сама любовь. В первый раз все произошло довольно неуклюже, но любовь помогла им посмеяться над собой, и в последующие дни и ночи стало ясно, что юмор — прекрасная основа супружеских отношений. Келли научилась дорожить поцелуями своего молодого мужа, радоваться его ласкам ч возбуждаться в его объятиях.

И вот теперь Грегори Майклсон лежит на кладбище. Вес смертная душа его, несомненно, вознеслась на небеса, а бренное тело стало пищей ненасытных червей. Когда его останки прислали домой в армейском казенном гробу, Келли будто застыла.

Сердце ее словно окаменело — казалось, она никогда больше не полюбит.

С тех пор она ни разу не влюблялась. Какие бы солдаты ни проходили через эти места, каких бы друзей ни привозили с собой ее братья, в сердце девушки ни разу не шевельнулось ничего похожего на теплое чувство.

«Сердце мое не растаяло и сейчас», — убеждала она себя.

Но он разбудил иные чувства. Увидев полковника впервые, она нашла его привлекательным. Как только ее пронзили его поразительно синие глаза, в душе что-то шевельнулось, и девушка вмиг замерла от страха, осознав, что он ее возбуждает!

Если бы он умер, она бы не вынесла. И совсем не потому, что боялась остаться привязанной к трупу, а потому, что это был он.

И теперь, ухаживая за ним, она понимала, что ее чувства к нему становятся все сильнее. Ей хотелось позабыть о войне, хотелось вернуться в прошлое. Хорошо бы он был Грегори и можно было бы почувствовать тепло его тела, ощутить возбуждение, которое отмело бы за ненадобностью все разумные доводы.

Глядя невидящими глазами в горшок с мясом, девушка снова задумалась. Идет война. Молодой светловолосый фермер из Мэриленда, за которого Келли вышла замуж, похоронен на кладбище за фермой, а она осталась вдовой. Вдовой уважаемой, высоконравственной. Ей должно быть стыдно, что у нее так трепещет сердце, что не те мысли лезут ей в голову…

Сегодня он уйдет.

— Пахнет вкусно!

Вздрогнув от неожиданности, девушка оглянулась. В дверях, прислонившись к косяку, стоял Камерон.

В сравнении с его загорелым торсом простыня казалась невероятно белой. Его нагота завораживала, даже когда он был без сознания, теперь же, выставив напоказ мощную мускулатуру и рельефный живот, он выглядел просто вызывающе.

— Что это вам взбрело в голову? — воскликнула Келли.

Ей хотелось, чтобы в ее словах слышался праведный гнев, но голос предательски дрогнул.

Он, простодушно улыбаясь, поднял руки вверх.

— О чем вы?

— Полковник Камерон, — холодно проговорила она, презрительно прищурившись, — вы ведь, кажется, из приличной семьи. А также, вполне возможно, учились в лучших учебных заведениях и вас воспитывали как джентльмена. Что в таком случае вы, обернувшись простыней, делаете у меня на кухне?

— Если вам угодно, миссис Майклсон, простыню я могу сбросить, — задорно блеснул он синими глазищами.

— И это говорит тот, кто остался в живых и ходит по земле только благодаря моим заботам?! — возмутилась она.

Он пожал плечами, прошлепал через всю кухню и остановился у плиты, втягивая носом аппетитный запах.

— Миссис Майклсон, насколько я понял, вы относитесь ко мне чуть ли не как к двухлетнему мальчонке. И кроме того, вы изволили сжечь мою военную форму, что является сущим произволом. Но, как вы только что изволили напомнить, я должен быть благодарен вам за ваше милосердие Что же мне в таком случае надеть, подскажите?

— Лучше бы вы оставались в постели, отдыхали и набирались сил, с тем чтобы сегодня вечером уйти, — без тени смущения ответила она.

Он хотел было снять шляпу и раскланяться, но вовремя опомнился.

— Ну ладно, мундир можно заменить, но мне так нравилась моя шляпа! Неужели так уж необходимо было жечь и ее?

— Да, — отозвалась Келли.

— Жаль.

— Ничего, в шкафу наверху есть брюки и рубашки. Может быть, они не вашего размера, но, не сомневаюсь, вы , выйдете из положения.

— Вы предлагаете мне надеть военную форму Союза?

Она пожала плечами:

— Дареному коню в зубы не смотрят, полковник.

— Я не намерен уходить отсюда в военной форме янки, миссис Майклсон.

— По всей видимости, когда-то и вы носили синий мундир, полковник. Ведь ваш брат — военный врач в армии янки, и потому не исключено, что до отделения южных штатов и начала войны вы оба состояли на военной службе в армии США. Думаю, ничего с вами не сделается, если вы снова наденете синюю форму.

— Благодарю покорно, предпочитаю оставаться в простыне.

Камерон стоял так близко от нее, что ей вдруг захотелось завизжать. Нет, ему никогда не удастся ее смутить. Понятно, он бросает ей вызов — абсолютно во всем к тому же, — но она не собирается сдаваться. Еще неизвестно, чья возьмет.

Келли мило улыбнулась и помешала тушеное мясо, умудрившись при этом немного отодвинуться от Камерона.

— Значит, вы намерены пробираться через линию фронта в простыне, полковник?

— Лучше в простыне, чем в мундире янки, миссис Майклсон. — Он взял у нее из рук большую ложку и попробовал соус.

Потом медленно перевел взгляд на нее:

— Пальчики оближешь, миссис Майклсон! Благодарю судьбу, что оставила меня умирать именно здесь, на пороге вашего дома.

— Судьба судьбой, — пробормотала Келли, отбирая у него ложку, — а теперь, будьте любезны, пойдите и оденьтесь.

Камерон не сводил с нее глаз, и взгляд Келли обжигал его жарким пламенем.

— По правде говоря, Келли, я просто не могу показываться в форме янки. Я не шпион, и не хватало еще, чтобы меня поймали и повесили как шпиона! Я не горю желанием погибнуть в бою, но исполняя свой долг — это, во всяком случае, достойная смерть. Если уж мне суждено быть повешенным, то по крайней мере за наше «правое дело».

— Ясно, — отозвалась девушка.

А она и не подумала об этом. Схватив Камерона как мятежника, янки его не повесят, а, вероятнее всего, отправят в лагерь для военнопленных. Со шпионами же в военное время расправляются круто. В Вашингтоне, например, бросили в тюрьму даже Роуз Гринхау, которая считалась признанной красавицей столичного общества. Поговаривали, что и ей не избежать казни.

Келли, впрочем, очень надеялась, что бедняжку минует подобная участь.

— Надеюсь, вы проявили ко мне такое милосердие не только для того, чтобы перед виселицей я предстал здоровым?

— Никакого особого милосердия я не проявляла.

— Значит, вы с самого начала действительно рассчитывали на то, что меня повесят?

— Нет, сэр, отнюдь, — раздраженно отозвалась она и, взмахнув ложкой, приблизилась к нему. — Полковник…

— Позвольте, миссис Майклсон. — Он отобрал у нее ложку. — Я еще в себя не пришел от того, что на меня бросались с саблями, обстреливали артиллерией, палили из ружей, а тут еще вы — с суповой ложкой!

Она сердито ругнулась вполголоса.

— Полковник, ваша мать, наверное, пришла бы в ужас, увидев своего сыночка, опоясанного простыней, на кухне у молодой женщины!

— Моя мать, мам, была мудрой и здравомыслящей леди и наверняка отнеслась бы к этому нормально. Впрочем, она была бы вам благодарна за спасение моей жизни и, уверен, не стала бы даже спрашивать, почему я нахожусь здесь без одежды.

— Полковник, я сейчас же вышвырну вас вон! — предупредила она.

— Хотите бросить меня, голого, на съедение волкам?!

— Не забывайте, что я янки. И с этими волками из одной стаи, — Нет, — тихо сказал он, — я же забываю.

Келли посмотрела на него в упор, и странная дрожь охватила все ее тело. С чего, откуда в ней этот непонятный страх, похожий на предчувствие?

— Что ж, — тихо произнесла она, отступая, — вашу военную форму уже не вернешь. Я ее сожгла. Придется вам подыскать что-нибудь. По-моему, там есть и цивильное. — Она окинула его взглядом. — Мой муж, возможно, был пониже ростом, но… — она замолчала и пожала плечами, — но брюки отца, пожалуй, вам подойдут. А в сундуке в конце коридора лежат рубашки моих братьев.

— Если я правильно понял, обедать мне будет позволено только одетым? — Дэниел говорил шутливым тоном, поддразнивая ее, и не будь он нагим, манеры его вполне приличествовали бы виргннскому джентльмену, каковым он наверняка и слыл в свое время.

— Именно, — улыбнулась девушка.

Он низко поклонился:

— В таком случае я оденусь настолько прилично, насколько мне это удастся.

Дэниел удалился, волоча за собой конец простыни. Она посмотрела ему вслед и закусила губу, чтобы не разреветься.

Проклятая война! Все у нее украла. А теперь вот привела на порог дома врага, но опять-таки лишает ненависти к нему.

Досадуя, она снова повернулась к плите. Пока он отсутствовал, она накрыла на стол. Может, она малость спятила, но ей почему-то стало до смешного важно вести себя так, словно в жизни ничего не менялось и все шло своим чередом.

Разумеется, все было не так. Ближе к вечеру возле дома снова появилась специальная команда, собиравшая убитых.

Сержант, которому она, нервничая, предложила ковш воды, был бледен как бумага. Он рассказал ей о том, как мятежники окопались во рву и долго удерживали позицию, но в конце концов нью-йоркский отряд прорвал их оборону и перестрелял всех до одного.

Лощина теперь стала называться Кровавой аллеей.

Потери в одном этом бою составили пятьдесят тысяч человек. За один только день крови здесь пролилось больше, чем в любом другом сражении этой войны.

Нет, не может все идти своим чередом. Пока тела убитых валяются по полям, где урожай кукурузы срезан пулями под корень, а земля пропиталась кровью солдат двух великих армий, все вокруг ужасно.

Нормальная жизнь — как бы не так! Из двадцати цыплят у нее осталось всего три. Двух коз убило, а три просто пропали.

Каким-то чудом уцелела, избежав пуль и конфискации, ее лошадь, но дойной коровы она лишилась давным-давно, как и нескольких десятков мешков пшеницы. Огород был вытоптан полностью. Да уж, «ничего не изменилось»!

Тем не менее кое-что она способна сделать, как в мирные времена. Например, как ни в чем не бывало накрыть стол словно на обычный семейный ужин. Она зажгла свечу в подсвечнике и достала английский сервиз и столовое серебро — приданое своей матери, а также скатерть и салфетки ирландского полотна. Порывшись в кладовой, извлекла на свет бутылку выдержанного вина и только было собралась разлить вино в хрустальные бокалы, как на кухне появился полковник Дэниел Камерон собственной персоной.

Он надел отцовскую рабочую рубаху и голубые хлопковые брюки, разыскал где-то свои сапоги до колен. В таком наряде мужчина должен был преобразиться в паренька с фермы, однако почему-то напоминал пирата — дерзкого, опасного и несколько загадочного.

— Вас удовлетворяет мой вид, миссис Майклсон? — вежливо осведомился он.

— Вполне, — ответила она. Сняв фартук, она кивнула на стул:

— Садитесь, полковник.

— Благодарю, миссис Майклсон, — отозвался он, тотчас выдвинул стул для нее и стоя подождал, когда она сядет. Келли же сначала выложила тушеное мясо на сервировочное блюдо.

Камерон взял в руки выставленную ею бутылку вина. — Какая неожиданность, миссис Майклсон: французское бургундское урожая 1855 года!

Он умело откупорил бутылку, привычно понюхал пробку н со знанием дела наполнил бокалы. Неторопливо пригубив вино улыбнулся:

— Отменное вино, миссис Майклсон. Должен признаться, Я не смел и надеяться встретить подобное гостеприимство на Севере.

Улыбка, появившаяся было на губах Келли, исчезла.

— Зачем вы без конца напоминаете мне о том, кто вы? — с раздражением спросила она.

— Может быть, мне стоит отведать яства, прежде чем я еще раз напомню об этом, потому что, судя по запаху, мясо обещает доставить еще большее удовольствие, чем вино, — отозвался он с улыбкой.

Келли печально взглянула на Камерона:

— У вас несомненный дар красноречия, полковник.

— К несчастью, что в моих мыслях, то и на словах, миссис Майклсон.

Взяв тарелку, он наполнил ее, поставил перед ней и только потом сам принялся за еду. «Он очень голоден», — подумала Келли, а Камерон вдруг перестал есть, заметив, что она еще не притронулась к пище.

— Извините. Боюсь, что за последнее время я приобрел отвратительные манеры.

Келли покачала головой. За последние двое суток он обходился одной водой. Она лихорадочно соображала, что бы ему ответить.

— Моя мама, сэр, вырастила троих сыновей, и ее бы очень обрадовал отменный аппетит оправившегося от болезни мужчины.

Она замерла, почувствовав, как он накрыл ее руку своей.

Теплое, интимное прикосновение, от которого по спине у нее мурашки пробежали.

— Ах, Келли, если бы все янки были такими обходительными, как ты, войны наверное бы не случилось.

Ей вдруг стало трудно дышать. Она торопливо высвободила свою руку.

— Ну вот, опять напоминаете, что вы враг. Если вы даже во время ужина не забываете об этом, значит, вам действительно лучше есть в одиночестве.

Он задумчиво покачал головой:

— Забывать опасно.

— Что вы имеете в виду?

Он пожал плечами:

— Известно ли вам, миссис Майклсон, что солдаты вражеских армий торгуют друг с другом? Время от времени случается, что войска мятежников стоят лагерем по одну сторону реки, а союзные войска — по другую. И всю ночь по реке туда-сюда курсируют лодки, груженные табаком и кофе, причем нередко между солдатами завязывается тесная дружба.

В хрипловатом голосе Дэниела сквозила горечь. Келли снова покачала головой:

— Всего лишь проявление человеческих чувств среди безумия, в которое нас ввергли. Почему это вас так беспокоит?

— Сейчас узнаете почему. В одну такую ночь мой молодой солдатик очень подружился с пареньком из Иллинойса, а на следующий день столкнулся с ним лицом к лицу на поле боя.

— И что же?

— Он не сразу нажал на спусковой крючок, а друг его не задумался. Мой солдат погиб, миссис Майклсон.

Келли вздернула подбородок и опустила глаза.

— Со мной вы никогда не встретитесь на поле брани, полковник. Поэтому… — Она замолчала, а он вдруг насторожился, прислушиваясь. Келли не сразу поняла, в чем дело, но вот послышался топот копыт. Кто-то подъезжал к парадному крыльцу.

Камерой тотчас вскочил на ноги, изготовившись к бою. Да, так просто он не сдастся и будет биться до самого конца.

— Только не вздумайте снова угрожать мне ножом! — предупредила его Келли, когда он потянулся к ней. Дэниел тем не менее в мгновение ока обогнул стол и схватил ее за руку.

— Келли…

— Отпустите меня!

— Не могу…

— Я хранила молчание целых двое суток. Я не сказала ни слова, даже когда сегодня утром сюда приходил солдат!..

— Что?! — удивленно воскликнул он.

— Солдаты рыщут по всей округе, полковник. Если бы я захотела, то давно бы уже выдала вас.

Он неохотно высвободил ее руку. Келли прошла через гостиную к входной двери и, распахнув ее, замерла от неожиданности.

— Эрик! — воскликнула она, узнав капитана Дабни, друга Грегори.

— Келли!

Девушка в полном замешательстве глядела на мужчину, стоявшего на пороге ее дома. Он был молод — немного за двадцать, среднего роста и обычного телосложения, кареглазый, с копной каштановых волос. Лицо его украшали небольшие усики и ухоженная бородка. В общем, весьма привлекательный, если бы не его непомерное тщеславие. Грегори как-то раз поведал ей, что Эрик часами вертится перед зеркалом, приводя себя в порядок.

Понятно, что Дабни, беспокоясь о ней, выбрал время навестить ее.

Но сейчас ей ни о ком думать не хотелось, тем более не хотелось никого видеть.

— Келли! — повторил он.

— Эрик! — отозвалась она и замолчала.

Он явно ожидал большего. Надо бы, наверное, пригласить его в дом.

— Должен был собственными глазами убедиться, что с тобой все в порядке. Теперь, когда нет Грегори, я чувствую особую ответственность за тебя, — выпалил он и закашлялся от смущения. — У меня, кстати, есть время, чтобы выпить чашечку кофе.

— Да, да, входи, конечно! — нарочито громко воскликнула она, надеясь, что мятежник услышит. У нее не было выбора.

Обстоятельства вынуждали ее пригласить старого знакомого: ей показалось даже, что он ее в чем-то подозревает. Следовало бы, наверное, обнять его, выказать свою радость, а уж никак не оставлять друга на пороге.

Что она делает? В ее доме враг. Надо сообщить об этом сию же минуту!

Но нет! Она уже давно приняла решение — возможно, даже с самого начала, — что не выдаст этого южанина, каким бы странным ни казался ее поступок.

К тому же вряд ли Эрику удалось бы справиться с Камероном, несмотря на рану последнего. Дэниел обладал недюжинной силой и мастерски владел любым оружием. Эти качества и помогли ему выжить. Он опасный противник. Такой будет сражаться до последнего.

В общем, следует проявить осторожность. Ради Эрика.

— Я все время беспокоился о тебе, — сказал Дабни, приблизившись к ней. — Я представил себе, что произойдет, если нас выбьют отсюда и здесь появятся мятежники. Одинокая женщина… — Он тронул девушку за подбородок и, притянув к себе, дружески обнял. — Ах, Келли, не дай Бог с тобой что-нибудь случилось бы…

Интересно, видит ли их Камерон? Они стоят в дверном проеме… Но какое ей дело до того, что незваный гость смотрит, как ее обнимает другой?!

Они враги, и Дэниел перед ней в долгу за ее молчание и за то, что она его выходила.

И все же Келли стало не по себе. Она высвободилась из объятий Дабни и чуть отстранилась.

— Со мной ничего не случилось, Эрик. И я благодарю Бога за то, что ты остался в живых.

— Я тоже благодарю Бога, — пробормотал он. — Но мне во что бы то ни стало надо вернуться с войны живым. Вернуться сюда, к тебе, Келли…

— Эрик, уверяю тебя, не стоит обо мне так беспокоиться! — с горячностью заверила она.

— Забота о тебе — мой священный долг, — отозвался он.

Потрепав ее по руке, он прошел в дом. У нее екнуло сердце.

Что будет, когда он войдет на кухню? Как объяснит она то, что на столе стоят две тарелки, два бокала?

А за столом сидит мятежник?

— Грегори был мне больше чем друг, — сообщил ей капитан по пути на кухню. — Мы с ним были как братья. Есть, конечно, и еще причина…

Она почти не слышала, что он говорит, потому что все ее мысли занимало одно: что будет, когда он увидит накрытый стол?

Она чуть дыша вошла на кухню. Однако ей не пришлось ничего объяснять. Дэниел исчез, а вместе с ним и вторая тарелка и бокал с вином.

— Келли, я тебя люблю. Очень!

— О чем ты?

Эрик вдруг резко обернулся, и ей пришлось отступить к кухонной двери.

— Я понимаю, что сейчас не время…

— Да, Эрик, сейчас не до того! — воскликнула она.

Куда, интересно, подевался Камерон? А вдруг откуда-нибудь наблюдает за ними?

Дабни придвинулся ближе, погладил ее по щеке, и все чувства вмиг отразились на его лице.

— Келли, я понимаю, что Грегори погиб совсем недавно.

Но в нашем несчастном, измученном войной мире время исчисляется по-другому. Мы оба любили его. Кто лучше меня сможет позаботиться о тебе и кто станет так же сильно любить тебя, когда его не стало? Келли…

— Я не готова говорить об этом, Эрик. Я… Хочешь кофе?

Садись за стол, я сейчас налью тебе чашечку. — Она торопливо скользнула мимо и поставила перед ним кофе. — У меня есть тушеное мясо, хочешь?

— Я не голоден, спасибо.

— Знаю я эти скудные армейские рационы! Может быть, все-таки отведаешь?

Он покачал головой и уселся за стол. На тот самый стул, на котором совсем недавно сидел Дэниел.

— Келли, я пришел, чтобы увидеть тебя.

Она глубоко вздохнула и села напротив.

— Я ценю твою преданность, Эрик, но со мной асе в порядке, спасибо.

Потянувшись через стол, он взял ее руку в свою.

— Келли…

Она тотчас высвободилась.

— Эрик, — начала она, опустив глаза и пытаясь как можно мягче остановить его излияния. На какое-то мгновение она даже забыла, что где-то неподалеку находится Дэниел Камерон. — Выслушай меня, пожалуйста. Все так неожиданно! Я пока и думать не могу ни о ком, кроме Грегори. Пойми меня. — Она взглянула ему в глаза и улыбнулась своей милой улыбкой, оставляя ему надежду на будущее. — Дай мне время. Я буду молиться, чтобы ты вернулся целым и невредимым.

Не сводя с нее глаз, Дабни одним глотком осушил чашку.

Кофе был очень горячий. Дай Бог, чтобы ом не обжегся!

— Вспоминай обо мне, ангел, — горестно сказал он, вставая из-за стола. — Прошу тебя. Ах, Келли. Келли… Я буду любить тебя до конца своих дней.

Девушка растерялась. Ей хотелось подарить ему что-нибудь на память, просто в знак дружбы. Она и не подозревала, что он испытывает к ней такие чувства, и сама никогда не задумывалась о своем к нему отношении. Он для нее всегда был другом Грегори, а значит, и ее другом.

Если бы не война, ни один мужчина не осмелился бы вести себя с ней подобным образом. Она бы все еще носила траур, спасаясь под черными одеждами от чувств и страстей.

Дабни уходит туда, где свистят пули, сверкают сабли и грохочет артиллерия. Его могут убить в любую минуту.

Келли заставила себя улыбнуться.

— Эрик, ты мне небезразличен, сам знаешь. Но пока мое сердце все еще принадлежит мужу, — прошептала она.

— Скажи мне, что я могу вернуться сюда, — попросил он.

— Эрик, я буду молиться о том, чтобы ты вернулся, — отозвалась она, имея в виду, что желает ему вернуться живым с войны.

Но он понял ее слова по-своему.

Глаза у него вспыхнули, лицо осветила самодовольная улыбка.

Келли, вздохнув, хотела было объяснить, что он не правильно ее понял, но не решилась. Кто знает, что будет завтра?

Он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

— В таком случае до свидания, Келли. До встречи после войны, — процитировал он слова песенки, которая с каждым днем завоевывала все большую популярность.

Девушка кивнула:

— До свидания, Эрик. Береги себя.

Она проводила его до входной двери и остановилась на пороге.

Дабни неожиданно притянул ее к себе и поцеловал самым, по его мнению, страстным поцелуем. Для Келли же он был полной неожиданностью. Эрик не был дерзок, не пытался раздвинуть языком ее губы, ему, видимо, хотелось только крепко обнять ее. Потом он так же неожиданно отпустил девушку. Обернувшись на пороге, капитан отсалютовал и, прошептав ее имя, поспешно зашагал по дорожке к своему коню.

— О Господи! — вздохнула Келли и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной, не зная, смеяться ей или плакать.

Потом бросилась на кухню.

— Дэниел? — позвала она вполголоса. Никто не отозвался.

Она торопливо вернулась в гостиную.

— Дэниел?!

Ответа не было. Подхватив юбки, она взбежала вверх по лестнице. Дверь в ее спальню была распахнута настежь.

— Дэниел?..

Молчание. Она присела на краешек кровати, потом рухнула навзничь.

— Слава Богу? Как видно, он ушел к себе на Юг!

Но тут дверь спальни тихо скрипнула, и Келли, вскочив на ноги, уставилась в угол.

Там, улыбаясь, стоял Дэниел Камерон.

— Нет, ангелок! И не надейся! — Глаза его горели насмешливым огнем. — Так, значит, он будет любить тебя до конца своих дней?

— Заткнись, будь любезен, — огрызнулась она. — Что за невоспитанность! По всей видимости, ты подслушал разговор от первого слова до последнего?

— Я не мог лишить себя такого удовольствия, — ответил он, глядя на нее сверху вниз. Потом наклонился и, подхватив на руки, поставил перед собой. — Значит, «до встречи после войны»? — улыбнулся он.

— Прошу тебя, уходи!

Камерон улыбнулся еще шире. Пламя его глаз прожигало ее до самого сердца. Он наклонился к ней, и пламя тоже приблизилось.

И жгло еще жарче, проникая все глубже и глубже.

— Не жди его, ангелок. Если он так неумело делает это…

— Что он делает неумело? Что вообще он должен делать, полковник Камерон? — возмущенно спросила она.

— Сейчас покажу.

В душе ее теперь пылало адское пламя.

Дэниел крепко обнял ее, и в том, что это страсть, сомневаться не приходилось.

Глава 6

От неожиданности Келли обмерла и тут же ощутила, что тает в его объятиях.

Похоже, он отлично знал, как следует обнимать женщину, чтобы сладкая истома разлилась по всему ее телу. Он обнимал ее так крепко и так нежно, что она чувствовала себя под надежной защитой. Сердце ее бешено колотилось, она задыхалась…

И все же ей было удивительно уютно в его объятиях. Какие сильные и надежные руки! А она так долго была одна.

Взгляд его тоже стал своего рода прикосновением. Пронзительно синие глаза словно прожигали насквозь. Она снова почувствовала, как согревается и пылает под взглядом этого человека.

Дэниел не сводил с нее глаз, и по его лицу медленно расплывалась улыбка. Потом он наклонился и стал ее целовать.

Почувствовав его настойчивые губы, она вдруг испытала всплеск незнакомых ей ощущений. Он целовал ее так, будто давным-давно собирался сделать это, будто именно этого прикосновения к ее губам только и ждал. Она подчинилась и не протестовала, но, надо отдать ему должное, он знал, как следует целовать женщину.

Он вмиг разбудил ее чувства, медленно раскрывая губы и уверенно погружая язык все глубже и глубже. Это был всего лишь поцелуй, однако именно в нем заключалась подлинная магия: он заставил ее желать большего, гораздо большего. Настойчивые прикосновения языка приводили ее в состояние сладостного восторга.

Дэниел оторвался от ее губ, но девушка потянулась к нему, требуя продолжения, и он снова прильнул к ее губам — жадно, настойчиво погружая ее в водоворот своего желания.

Затем коснулся ее щеки, и Келли вздрогнула, ощутив, как нарастает его желание.

Как же с ним хорошо! Она никогда еще не пылала такой страстью, даже к Грегори.

Грегори!

Ей и в голову не приходило, что она может испытать влечение к другому мужчине, пока в ее жизни не появился нежданно-негаданно этот мятежник. Подумать только, ведь всего несколько минут назад, оказавшись в объятиях Эрика, она ровным счетом ничего не почувствовала, кроме неловкости и желания поскорее высвободиться!

А к мятежнику ее влекло, и влекло безумно. Ей нравилось его лицо, огонь в глазах и голос. А как прекрасно его тело — ведь когда человек нагой, на нем нет ни синего мундира, ни серого…

«Нет! — пронеслось у нее в голове. — Это человек в сером мундире, независимо от того, одет ли он или без одежды. Сердце его принадлежит „правому делу“, и я не в силах что-либо изменить».

Значит, она — вдова, которая предает свои убеждения.

— Не надо, прошу вас, не надо!

Ей удалось наконец высвободиться. Он не удерживал ее насильно, он просто крепко, обнимал. Не скрывая своего желания, но не принуждая.

Оторвавшись от ее губ. Камерон встретился с ней взглядом.

Он ждал, когда она заговорит.

Келли тряхнула головой, с ужасом почувствовав, что глаза ее застилают слезы.

— Не надо, прошу вас. Я не могу! Не должна, — только и выдавила она. — Вы должны уйти.

— Келли…

— Прошу вас! — воскликнула она, попятившись. — Уходите!

Она повернулась и, выбежав из комнаты, скатилась вниз по лестнице. Но даже этого ей показалось мало. Она выскочила из дома и, хлопнув дверью, прислонилась к ней спиной, глубоко вдыхая ночной воздух.

О чем она думает? Отец погиб. Погиб и ее самый близкий друг и любовник — ее муж. Оба они пали от руки мятежников.

Двор ее дома усеян трупами, а она начисто забыла обо всем, стоило этому южанину к ней прикоснуться.

Слава Богу, что сейчас ночь. Тьма и прохлада помогут ей погасить неуемный жар плоти. Сегодня он уйдет, и она забудет его.

Девушка закрыла глаза. До Виргинии рукой подать. Она не сомневалась, что он уйдет, ибо хочешь не хочешь, а он был одним из пресловутых виргинских рыцарей.

Неожиданно ее внимание привлек какой-то звук. Келли испуганно вздрогнула. Широко раскрыв глаза, она застыла в ожидании. Тихо. Потом послышался топот конских копыт.

— Капитан! — услышала она чей-то голос. — Разбейте лагерь милей южнее, возле старого сада. Выставьте по два сторожевых поста на отряд, сэр!

— Будет сделано, сэр! — раздалось в ответ, и топот копыт стал удаляться.

Слава Богу, на сей раз никто не зашел к ней в дом.

Но они намерены расположиться совсем рядом! В перелеске и на полях. Выставят караулы. На них так легко наткнуться!

— Нет! — прошептала она и быстро прикрыла рот рукой.

Глаза снова защипало от слез.

Девушка решительно распахнула дверь.

Камерон стоял в гостиной, пристегивая ножны. Когда она вошла, он, выхватив саблю, пронзил ее своим синим взглядом.

Напряженным, острым, словно лезвие.

Келли остановилась у двери, переводя дыхание и не спуская глаз с оружия.

— Черт возьми, Келли! — досадливо бросил он, привычным движением возвратив саблю в ножны. Уперев руки в бока, усмехнулся и покачал головой. — У меня, конечно, были кое-какие мысли, но протыкать тебя саблей не входило в мои намерения, — хмыкнул он.

Она не проронила ни слова.

— Я ухожу, Келли, — очень тихо произнес он.

Она упрямо замотала головой:

— Ты… ты не можешь.

Камерон прищурился:

— Почему это?

— Потому что повсюду кишмя кишат янки.

Он пожал плечами:

— Я без труда обойду их стороной.

— Сегодня их столько, что никому не удастся проскочить незамеченным.

Дэниел улыбнулся:

— Значит, ты не хочешь, чтобы меня взяли в плен?

— Ты ведь еще не поправился, глупец!

— Но теперь мне стало значительно лучше.

Девушка насторожилась. Черт бы его побрал! Она всего лишь беспокоится за его жизнь! Расправив плечи, Келли вздернула подбородок.

— Если бы ты как следует долечился в первый раз, то, уверена, рана не открылась бы снова и не вызвала эту ужасную лихорадку. Но если тебе не терпится уйти отсюда сегодня, то скатертью дорога! Вполне вероятно, что тебя подстрелят в темноте. Или, в худшем случае, возьмут в плен.

— Ты, конечно, наслышана об условиях содержания военнопленных в тюрьмах янки, чтобы не сомневаться в том, что я там умру? — осведомился он.

На условия содержания военнопленных жаловались обе воюющие стороны. На Севере условия были ужасными. Келли знала об этом из газетных статей. Что бы там ни думал о янки Дэниел, но и на Севере многие возмущались бесчеловечным обращением с военнопленными.

На Юге условия были еще хуже. И девушка была убеждена, что в этом нет злого умысла. Половина солдат армии конфедератов ходила чуть ли не босиком, военная форма износилась почти до лохмотьев. Армейские пайки были настолько мизерными, что солдаты в прямом смысле голодали. Чем в таких обстоятельствах могли они поделиться со своими врагами — военнопленными?

Авраам Линкольн не раз терпел поражения от руки талантливых южных генералов, но он был прекрасным стратегом и знал, что делает. Его армия, уступая в умении, брала численностью. Когда гибли его солдаты, он знал, что может их заменить.

А также накормить.

Безжалостная рука северной блокады все сильнее сжималась на горле Юга. Война, опустошив плантации Юга, набросила на конфедератов петлю голода. И если не хватало еды для своих солдат, то как они могли накормить чужих?

До северян доходили страшные рассказы о том, как голодают попавшие в плен солдаты Союза в лагерях южан. Но на каждого борца за улучшение условий находился какой-нибудь обиженный, который утверждал, что в тюрьмах не обязаны нянчиться с военнопленными. Среди лояльных должностных лиц всегда находился какой-нибудь жестокий начальник, который в грош не ставил человеческую жизнь. Учитывая все эти обстоятельства, любой солдат — будь то северянин или южанин — пуще смерти боялся плена.

Келли стиснула зубы. Какое ей дело до того, что случится с этим проклятым мятежником?!

Она вновь отошла от двери.

— Можете остаться, полковник, если пожелаете.

Ее озадачила и насторожила мечтательная улыбка, тронувшая его губы, и совсем потрясло участившееся биение собственного сердца.

Он сделал шаг и остановился перед ней, слегка коснувшись ее подбородка.

— Я не могу остаться, Келли, потому что не смогу ничего гарантировать или обещать.

Упрямо выпятив нижнюю губу, она усилием воли заставила себя замереть, хотя готова была отшатнуться от страха.

— Оставайтесь, полковник. Я сама могу дать гарантию.

Камерон вскинул брови, и ей показалось, что в глазах его мелькнул озорной огонек. Оттолкнув его руку, она скользнула мимо, к камину.

— Вы быстро поправились, полковник, — сказала она. — Многие — пожалуй, большинство — наверняка умерли бы от такой раны. А если не от раны, то погибли бы от лихорадки. Вам чудом удалось выжить. Но до каких пор вы будете испытывать судьбу, сэр? — спросила девушка, поворачиваясь к нему.

— Я должен вернуться в строй, миссис Майклсон, — отозвался он.

— Нет, полковник, вам надо вернуться домой. Отдохнуть.

И как следует подлечиться.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что меня некем заменить.

— Сэр…

— У нас не хватает людей, — пояснил он. — Я всякий раз должен возвращаться в строй. И сейчас тоже.

— Но вы еще так слабы! И потом, если вы умрете, то все равно не вернетесь, — заметила она резонно.

— Вы правы, — согласился он.

В глазах Келли вспыхнул огонек надежды.

— А ваш брат?

— Что мой брат? — нахмурившись, подозрительно спросил Дэниел.

— Я могла бы попытаться разыскать вашего брата. Возможно…

— Нет!

— Но если он хирург в армии Союза…

— Нет, черт возьми! Я вполне здоров. О Господи, я ни за что не допущу, чтобы Джесс снова рисковал из-за меня! Понятно?

Келли еще не видела его в такой ярости. Непонятно почему, на глаза ее снова навернулись слезы. Она выбивается из сил, чтобы помочь врагу, а этот проклятый враг и пальцем не желает пошевелить, чтобы помочь ей!

«Пусть уходит, — сердито подумала она. — Пусть уходит И попадает в руки северян».

— Делайте что хотите, полковник. Я умываю руки.

— Ага, значит, теперь вам безразлично, схватят меня или нет?!

Она снова резко обернулась:

— В данный момент, полковник, я бы сама надела на вас наручники!

Он холодно усмехнулся:

— Никогда. Уж вам-то, черт возьми, мадам, хорошо известно, что» как бы я ни был слаб, всегда могу помериться силами с одним-двумя, а то и с тремя янки. И думаю, миссис Майклсон, одна из причин, по которой вы так упорно старались выставить вон вашего наглого капитана-янки — того самого, который будет любить вас до конца своих дней, — последние слова он произнес каким-то странным тоном, не то с горечью, не то с насмешкой, — заключается в том, что вы отлично понимаете: ему со мной не тягаться!

— Какая самонадеянность! — воскликнула Келли. — Скажите спасибо за то, что я не напустила на вас всю армию северян!

— Армии северян поблизости больше нет.

— Ну, здесь еще осталось довольно много солдат.

— Скажите уж честно, что вы испугались за жизнь своего приятеля, — поддразнил ее он.

— Просто я не желаю, чтобы в моем доме валялись трупы, — отрезала она.

— Ах, это преданное, доброе сердечко! — съязвил он.

— Он мог бы заколоть вас на месте.

— Вряд ли.

— Надо же! Как вы гордитесь своей удалью, сэр!

— Я уже давно ничем не горжусь, миссис Майклсон. Я слишком долго был на войне и участвовал чуть ли не в каждой битве. И даже когда был тяжело ранен, то, прежде чем потерять сознание, уложил немало врагов, — устало проговорил он. — И вовсе не горжусь этим, я сыт по горло, миссис Майклсон. Но я остался жив, я офицер, и я нужен своей армии. Маловероятно, чтобы кто-то смог одолеть меня в одиночку. Да вы и сами знаете. Не выдав мятежника, вы спасли жизнь своему приятелю.

— Вы не просто самоуверенны, вы невыносимы, — отозвалась Келли, не желая продолжать этот разговор. — Делайте что хотите! — заявила она. — Видимо, мне придется дрожать от страха за всю армию северян, как только вы выйдете за порог этого дома.

Она снова направилась на кухню.

Не успела она дойти до двери, как на ее плечо опустилась тяжелая рука и он развернул ее лицом к себе.

— Так хочешь ты, чтобы я ушел, или не хочешь? — Глаза Камерона потемнели, цвет их стал почти кобальтовым.

Девушка вырвалась из его рук.

— Да… Нет… Нет, не хочу. Я устала от смерти и боли. И видит Бог, не хочу, чтобы ваша смерть была на моей совести!

— А как насчет тех, кого я могу убить впоследствии? — спросил он.

Келли тяжело вздохнула, глядя ему в глаза, как громом пораженная его вопросом. Боже милостивый, кто придумал этот кошмар, называемый войной!

— Значит; жизнь одного мятежника сейчас вам дороже жизней десятков янки, а? — тихо проговорил он.

Келли нервно сглотнула, не отводя глаз от его стального взгляда.

— Делайте что хотите, полковник, — повторила она.

Он покачал головой.

— Нет, я хочу поступить так, как хочется тебе, — настойчиво повторил он.

Черт бы его побрал! Он опять стоял слишком близко. И, вспомнив о недавнем поцелуе, она пришла в смятение. Ей не хотелось привязываться к нему, и уж конечно, не хотелось снова — очутиться в его объятиях и испытать неожиданное всепоглощающее желание, горячей волной вздымавшееся в ней. Но больше всего она боялась в него влюбиться.

— Что вы имеете в виду? — нахмурившись, спросила она.

— Я хочу, чтобы ты сама сделала выбор, сама решила, остаться мне или уйти. Не забудь, что с обеих сторон потери исчисляются тысячами. А до конца войны погибнут еще тысячи, десятки тысяч!

— Прекратите! — в ужасе воскликнула она, напуганная решимостью, сквозившей в его взгляде.

Камерон снова приблизился к ней. Ей следовало бы пуститься наутек, но она словно приросла к месту. Приподняв ладонью ее подбородок, он поймал встревоженный взгляд.

— Выбор за тобой.

Боже, как близко он стоит! Так близко, что хочется забыть обо всем на свете.

Она отступила и выпалила:

— Я не хочу, чтобы ты умер.

— У тебя в доме?

— При чем тут мой дом?! — Потеряв терпение, она выругалась, изо всех сил сжав кулаки. — Потому что ты больше не незнакомец. Не просто один из многих.

Не отводя от нее взгляда, он ждал, что она скажет дальше.

— Ладно, потому что ты мне небезразличен, — призналась она, но как только он шагнул к ней, выбросила вперед руку, преградив ему путь. — Я не хочу твоей смерти и не хочу, чтобы ты приближался ко мне. Понимаешь?

Он задумчиво улыбнулся, как будто удивляясь превратностям судьбы.

— Да, пожалуй, понимаю.

К ее удивлению, он направился в кухню. Спустя мгновение оттуда раздалось звяканье посуды.

Дэниел мыл тарелки, не обращая внимания на то, что она, стоя в дверях, наблюдала за ним.

— Вы… наелись? — спросила Келли.

— Да, спасибо, наелся, — отозвался Камерон. — Кстати, не забыть бы, что моя тарелка так и осталась стоять на полу. — Он очень сноровисто управлялся с посудой.

— Судя по всему, вам приходилось помогать по хозяйству, — удивилась она.

Он взглянул в ее сторону, но ничего не сказал.

— Наверное, вы выросли в большой семье. Пожалуй, на плантации. И могу поклясться, у вас было немало рабов…

— Должен вас разочаровать, — прервал ее Дэниел. — В семье я младший. Рабами владеет Джесс, мой старший братянки. Вернее, владел, — поправился он.

— Значит, у вас на плантации больше нет рабов?

— Это плантация Джесса — по крайней мере главная усадьба. Но негры там все еще есть, большая часть их осталась. Просто они больше не рабы.

— Джесс освободил их?

— Мы освободили их, все трое. Джесс тогда пришел домой на побывку, и, учитывая, что сам он янки и в тот момент пребывание его в Виргинии было весьма нежелательным, мы решили урегулировать семейные дела. Но не спешите хвалить нас, миссис Майклсон. Ничего особенного не произошло. Мы освободили своих людей, потому что могли себе позволить платить им за работу. Впрочем, неизвестно еще, что будет с освобожденными неграми к концу войны. Дальнейшая судьба некоторых из них вызывает беспокойство.

— Интересно, почему?

— Почему? — повторил он н усмехнулся. — Не буду приуменьшать значение того, что сделал ваш мистер Линкольн.

Как ни странно, я даже в чем-то восхищаюсь им. Вполне допускаю, что отмена рабства — н решимость Юга во что бы то ни стало сохранить этот институт — является главной причиной того, что мы с такой яростью ринулись отстаивать права штатов.

Но Линкольн, начиная войну, основной целью ставил сохранение Союза. Возможно, в результате этой войны будут освобождены сотни тысяч рабов. А что потом? Разве Север примет их с распростертыми объятиями? Например, штат Нью-Йорк — наряду с многими тысячами иммигрантов, которые, судя по всему, намерены заполонить всю страну? Неизвестно. Зато известно другое: мои люди, независимо от того, освобождены они или нет, имеют работу, пищу и крышу над головой. Жизнь человека — черного или белого — в моем доме ценилась всегда. Надеюсь лишь, что после окончания войны на Севере они по-прежнему будут иметь право на достойную человеческую жизнь.

— За свободу не жаль заплатить любую цену, — отозвалась Келли.

— Что ж, дай Бог, чтобы так оно и было, миссис Майклсон. Сам я не вполне в этом уверен. Ведь голод может оказаться хуже рабства.

Девушка покачала головой:

— Вы сказали, что восхищаетесь Линкольном. А он утверждает, что владеть другим человеком — несправедливо.

Камерон опустил глаза. Келли показалось, что его губы тронула едва заметная усмешка.

— Неужели он говорил такое?

— Ну, может быть, не совсем так, но смысл такой. Право же, полковник…

— Келли, — сказал он, заглядывая ей в глаза. — У меня не было намерения поднимать тебя на смех, более того, мне импонирует твоя страстная убежденность. Видит Бог, я был бы счастлив, если бы все было так же просто для меня! Многие пытались запретить рабство. Вон Томас Джефферсон даже написал «Декларацию независимости». А ведь он владел рабами!

Нет, все не так просто, ведь в основе нашего хозяйства лежит труд невольников. Некоторые утверждают, что даже в Библии рабство не порицается. Но я не Господь Бог, я не знаю!

— И поэтому стали мятежником!

— Я виргинец. А Виргиния предпочла отделиться от Союза.

— А как же ваш брат?..

— Брат поступил так, как ему подсказывала совесть.

— Значит, он ваш враг?

— Он мой брат, и я люблю его.

— Но вы сражаетесь против него.

— Господи, да что же это такое! — воскликнул Дэниел. — Не я начал эту войну! Мне вообще нет до нее дела, я желаю лишь, чтобы она поскорее кончилась и Камерон-холл после нашествия обеих армий остался стоять на своем месте. И все же человек должен выполнять свое предназначение и поступать так, как подсказывает ему сердце! Виргиния отделилась от Союза, а присяга обязывает меня хранить верность штату. Я служу под знаменами Роберта Ли, человека высокой морали, который свято соблюдает кодекс чести. И для меня, офицера-кавалериста, в свою очередь, это должно быть превыше всего. Не могу же я уйти с фронта потому лишь, что устал от войны. Я такой, как есть, Келли. Мятежник. Твой враг. — Камерон вздохнул, глядя в ее широко раскрытые глаза. — Пропади все пропадом! — буркнул он и потянулся за бутылкой виски.

Дэниел вновь подошел к Келли. В походке и выражении лица чувствовалась такая решимость, что девушка испуганно отпрянула. Но он горько усмехнулся:

— Я не трону вас, миссис Майклсон. Но если, как вы говорите, вокруг расположились янки, я воспользуюсь вашим гостеприимством и переночую здесь. А поскольку вы запрещаете приближаться к вам, то я запрусь в какой-нибудь комнате. И чтобы не лежать всю ночь без сна и думать, где вы и что делаете, я забираю с собой бутылку виски!

Дэниел отвесил Келли низкий поклон и стал подниматься вверх по лестнице.

Услышав, как он громко хлопнул дверью, Келли испуганно вздрогнула.

Мятежник остался в ее доме на ночь.

Глава 7

Большую часть ночи Дэниел провел у окна, глядя в темноту.

Он чувствовал себя хорошо, даже слишком, и потому решил занять смежную со спальней хозяйки комнату.

Там, судя по меблировке, явно жил мужчина. Кровать со спинками из полированного дуба, массивный письменный стол, вместительный гардероб и поодаль матросский сундучок — все свидетельствовало об этом. Камерон уже побывал тут, когда разыскивал одежду, но на обстановку не обратил внимания. Может быть, хозяином комнаты был один из братьев Келли? Или это личные апартаменты ее отца?

Сидя в темноте на подоконнике, Дэниел снова глотнул из бутылки и огляделся. Над письменным столом висит изображение породистой лошади, на столе лежит старинный компас, а вон там болтается сабля времен Войны за независимость. Очевидно, эта реликвия передавалась из поколения в поколение. На дне одного из ящиков гардероба лежала колода карт — он обнаружил ее под брюками, которые позаимствовал. Похоже, карты кто-то припрятал: видимо, хозяин комнаты был не прочь поиграть в азартные игры.

Пожалуй, он бы нашел с ним общий язык. Их объединила бы общая страсть к лошадям. Кроме того, Дэниел тоже частенько играл в карты, почитал своих предков и… по-видимому, им обоим была небезразлична миссис Майклсон.

Дэниел выругался вполголоса и вновь глотнул из бутылки. Ну что в ней такого особенного? Она, несомненно, красива, но вокруг него увивалось немало красавиц, он даже раза два был влюблен.

И почему так получается? Почему она вызывала в нем страстное желание? Видимо, во всем виновата война. Целыми сутками на воде н сухарях. Целыми сутками в седле, в компании таких же, как он сам.

И все-таки, все-таки…

Келли ни на одну из его женщин не похожа. В глазах ее читается житейский опыт — она ведь была замужней женщиной, — а еще в них светится чистота и невинность. В ней нечто большее, чем просто прелестные губки и шелковистая кожа, в ней таится какой-то скрытый огонь, некий соблазн…

«Проклятие! Что в таком случае я здесь делаю?» — спросил он себя, вглядываясь в темноту за окном. Надо было давно уйти к своим. Сколько же человек они потеряли в битве у реки Антьетамы? Джеб Стюарт, друзья и командиры, наверное, сейчас оплакивают его гибель.

Камерон поработал затекшей рукой, потом снова выглянул из окна. Нет, ему нельзя терять бдительность. Кто, черт возьми, знает, что у нее на уме? Вполне вероятно, что он ей небезразличен, и все же вдруг она каким-то образом подала знак этому капитану-янки? Понятно, ей не хотелось стать свидетельницей убийства в своем доме. Однако не исключено, что она намекнула Дабни на присутствие здесь мятежника.

А вдруг янки в данный момент окружают дом.

Нет, никакого знака она этому парню не подавала. Она была слишком встревожена его непрошеными признаниями.

— «Я буду любить тебя до конца своих дней!» — вслух повторил Дэниел, поднося ко рту бутылку виски. — Да, миссис Майклсон, я очень хорошо понимаю страдания этого бедолаги.

Мне жаль его, мэм, и жаль вашего молодого мужа, — пробормотал он и снова выглянул в окно. Нет, сегодня никто не явится по его душу. Надо немного поспать., Сняв с себя рубаху, он тщательно осмотрел рану на боку. Кровотечение прекратилось. Голова не болела, лихорадка прошла.

— Ну, Джесс, она, пожалуй, справилась не хуже тебя! — кивнул он бутылке виски, которую поставил на стол. — К тому же намного привлекательнее.

Она хочет, чтобы он ушел.

Она хочет его.

Взъерошив волосы, он заметался по комнате из угла в угол.

В том-то и проблема! Келли к нему неравнодушна, она хочет его. Вся эта удивительная нега, сокрытая в ней, ждет его, его!

Он своими глазами видел, как вела она себя с Дабни, как разговаривала с ним. Она ему ничего не обещала.

Да, странно в жизни получается: она боится влюбиться, а ее к нему влечет. И когда она рядом, он, уж будьте уверены, чувствует силу этого влечения. Проклятие! Долгой же ему покажется ночь!

Камерон откинул край покрывала, простыню и лег на постель. Глядя в потолок, попытался убедить себя, что нуждается В отдыхе, ведь совсем недавно его трепала жестокая лихорадка.

Но он чувствовал себя здоровым. И готовым к активной жизни: ходить, бегать… заниматься любовью.

Он застонал, перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой. Все могло бы быть так просто! Главное — забыть, что они враги, и поддаться искушению.

Но разве он забыл? Она вдова, и вдова респектабельная, и потому не может допустить, чтобы ее тик целовали.

Существуют определенные нормы поведения…

Да ведь сейчас война, какие нормы!

Она просила его не прикасаться к ней.

Значит, он так и сделает.

«Спи. Янки сегодня не придут. Она вернула тебе жизнь, вернула здоровье. Укрыла тебя от врага, накормила и дала одежду. И она полюбила тебя».

Дэниел вскочил и, сделав большой глоток из бутылки, снова повалился на постель.

«Надо заснуть, полковник», — приказал он себе.

Но сон не шел. Дэниелу привиделся родной дом. Теперь там живет Кирнан, жена Джесса, с новорожденным малышом, его племянником. Дэниел улыбнулся, вспомнив о крупном крепыше, характер у которого был под стать любому Камерону всех предыдущих поколений.

Улыбка его погасла. Вот где будущее — в их детях. Что останется от Юга после такой жуткой войны, конца которой пока не видно? Что унаследуют их дети?

Он протянул руку, словно хотел прикоснуться к чему-то неосязаемому. Они жили в совершенно особом мире — он, Джесс и Криста, основу его составлял Камерон-холл. С ним связано все самое лучшее в жизни: все эти неспешные дни у реки, все мечты в тени старых, мшистых деревьев под синим небом, по которому плывут пушистые облака. Возможно, это привилегированный мир и в один прекрасный миг привилегий не станет. Что ж, не стоит сокрушаться. За годы войны он очень повзрослел.

Но лишиться Камерон-холла?.. Нет, этого ему не пережить.

Камерон-холл… Криста… Джесс — его брат, его враг.

Когда Джесс стал на сторону Союза, Дэниел понял его.

Просто знал своего брата лучше, чем кто-либо другой в целом мире. Первый Камерон, приехавший в Америку, бросил на родине огромные земельные угодья и целое состояние.

Плюнул на вес богатства, чтобы испытать свои силы на новых, неосвоенных землях. Более века тому назад прадед Дэниела, преодолев немалые трудности и лишения, добился успеха в новых колониях, несмотря на то что был английским лордом. Их так учили: каковы бы ни были обстоятельства, человек должен следовать своим убеждениям и поступать так, как подсказывает сердце.

По мнению Дэниела, сердце Джесса подсказало ему неверный путь. Тем не менее он понял брата и не стал уговаривать его изменить своим убеждениям.

Страшно было отпускать его тогда, еще в 1861 году, когда Виргиния приняла решение отделиться от Союза Старший сын, наследник, он все же ушел.

Они не виделись с братом до тех пор, пока в начале лета Маклеллан не предпринял наступление на полуострове.

По лицу Дэниела медленно расплылась улыбка. В тот день его тяжело ранило в бою. Джесс, рискуя жизнью, привез его в Камерон-холл, прихватив по дороге Кирнан, которая пыталась добраться до своего дома. Тогда янки — друзья Камерона-старшего делали вид, что не замечают Дэниела, а весь кавалерийский эскадрон конфедератов притворился, что не видит Джесса.

Кирнан и Джесс поженились, у них родился ребенок, а Дэниел быстро оправился после ранения. В те дни им почти удалось вернуть былое очарование дома. Они играли с малышом, валялись на траве, прислушиваясь к шепоту воды в реке, и наслаждались лучами летнего солнца и легким ветерком с реки.

А потом Джесс уехал: в этой войне никакая армия не могла обойтись без хорошего врача и умелого хирурга.

На старом кладбище, где похоронены их далекие предки, они с ним молча обнялись. Тишину нарушали лишь всхлипывания Кирнан. Она давно поняла, что любит Джесса гораздо больше, чем какое-то «правое дело».

Сейчас Кирнан жила в Камерон-холле вместе с Кристой, сынишкой и своими юными родственниками. Большинство рабов — пусть и свободных — осталось на плантации. К ним хорошо относились. Так что пока дом оставался прежним и приятно было о нем помечтать.

Дэниел перевернулся на другой бок, надеясь, что сон сморит-таки его.

Но не тут-то было! Ему не давала покоя мысль о женщине-янки, с которой они сейчас находились под одной крышей Если уж Кирнан вышла замуж за Джесса в разгар военных действий, то теперь возможны всякие чудеса.

Хорошо бы еще разок прикоснуться к ангелочку с серо-голубыми глазами и золотисто-каштановыми волосами… Она так близко, всего в двух шагах по коридору.

Но она просила его к ней не прикасаться.

Правда, уже после того, как он притронулся к ней, почувствовал, как она задрожала, ощутил волнующие изгибы ее тела, познал вкус губ и уловил желание.

Он вскочил с постели и, сердито ругнувшись, отхлебнул виски. Черт возьми! Прикончить всю бутылку? Надо что-то делать, ведь он солдат!

Дэниел взглянул на свою саблю, лежавшую поодаль, осушил содержимое бутылки. Потом лег и наконец заснул.

Его разбудил страшный грохот. Камерон, вздрогнув, вскочил и настороженно прислушался. Он был совершенно трезв, хотя голова слегка кружилась.

Все стихло. Дэниел подозрительно прищурился, сообразив, что звук исходил из комнаты слева.

Из спальни Келли. Он пошарил рукой по бедру в поисках «кольта», но, не найдя его, пересек комнату и вытащил из ножен саблю. Бесшумно подошел к двери, повернул дверную ручку и, выйдя вон, двинулся по коридору.

Дверь в комнату Келли была закрыта. Стиснув зубы. Камерон помедлил, потом одним рывком распахнул дверь.

Раздалось испуганное «Ох!», и только.

В комнате никого, кроме Келли, не было.

Принимать гостей она явно не собиралась. В огромных серебрящихся от испуга глазах на побледневшем лице отражалось смятение. Ко лбу и щекам прилипли влажные пряди золотисто-каштановых волос, на влажной коже блестели капельки воды.

Девушка сидела в большой лохани, прижав колени к груди, но низкий деревянный бортик едва ли скрывал ее от постороннего взгляда.

Чрезвычайно изощренная пытка! Ибо Дэниел видел ее почти всю. Длинную шею, словно выточенную из слоновой кости — ни у одной женщины в мире не было такой красивой, такой изящной шеи! — плавную линию плеч и ямочки над ключицами. Чудесные ямочки, соблазнительные, так и напрашивающиеся на поцелуй. А под ними белела грудь — полная, завораживающая, дразнящая…

Надо бы уйти. И поскорее.

Но тут она облизнула пересохшие губы, и то ли от вида ее раскрасневшихся губ, то ли от промелькнувшего язычка весь его самоконтроль вмиг улетучился, растаяв во влажном пару, поднимавшемся от воды.

— Что… что вы здесь делаете? — С трудом произнесла она хриплым шепотом.

Он еле совладал с собой, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Я услышал грохот.

— Я уронила чайник. — Она как будто оправдывалась, а он тем временем скользил по ее телу: обворожительные губы… мягкий переход к округлостям грудей.

С трудом оторвавшись от созерцания совершенства, Дэниел снова взглянул ей в глаза.

— Мне показалось, что на дом напали.

Она вдруг усмехнулась:

— Попятно. Значит, приготовились защищаться, полковник? Уж не собираетесь ли вы меня проткнуть насквозь? Не с этой ли целью поднята ваша сабля, полковник? — Она вдруг покраснела, осознав, что слова звучат весьма двусмысленно.

Ее хрипловатый голос приятно возбуждал, отчего горячая волна, прокатившись по всему его телу, сосредоточилась где-то в паху. Даже если бы прежде он еще не испытывал страстного желания, то его, несомненно, вызвал бы ее полушепот.

— Причинить вам зло?! Ни за что на свете, — галантно откликнулся Камерон. Но если бы он действительно хотел проявить галантность, то немедленно повернулся бы и вышел из комнаты. Однако ноги его словно налились свинцом и приросли к полу.

— Вы помешали мне принять ванну.

— Я спешил сюда, чтобы защитить вас.

— Мне ничто не угрожает.

— Откуда же я знал!

— Беру свои слова назад! — воскликнула она. — По-видимому, мне действительно угрожает серьезная опасность.

— Вы сами виноваты, миссис Майклсон, ибо, боюсь, неудачно выбрали место для купания, — с притворным сочувствием проговорил он.

— Черт возьми! Можно было бы искупаться на кухне, но поскольку в доме мужчина, я из осторожности не стала так делать. Сначала притащила наверх лохань, потом ведрами натаскала воды и… — Она замолчала и взглянула на него с возмущением:

— Вот он — тут как тут! Вбегает с саблей наголо и нарушает мое уединение! — Глаза ее метали молнии, и она стала еще красивее.

— Я не имел намерения нарушать ваше уединение, я только…

— Хотели меня защитить, разумеется.

— Я сейчас уйду, — произнес он.

— Давно пора.

Но он не двинулся с мест».

«Уходи, чего ты медлишь? Уходи!» — твердила Келли про себя.

Дэниел так и ел ее глазами: вот он остановился на губах, потом скользнул ниже. И под его взглядом по телу девушки разливалась сладкая истома. Как будто не взгляд, а какое-то чувственное прикосновение ласкало ее плечи, шею. В ней все сильнее пылало желание — животная страсть мужчины разжигала в ней ответный огонь.

Нехорошо это, ведь она вдова! Она любила мужа и чтит его память. Нельзя было пускать мужчину в своя дом. Нельзя было позволять ему ласкать ее взглядом.

Но воспоминания о прошлом поблекли, а правила хорошего тона давно утратили свою актуальность.

«Скажи ему, чтобы уходил!» — приказала себе Келли.

Но… лишь посмотрела ему в глаза, потом невольно скользнула взглядом вниз и задержалась на рельефных мускулах груди, которые сейчас перекатывалась при каждом его вздохе. Потом ее внимание привлекли завитки темных волос на груди; хотелось потрогать, почувствовать их упругость. А эта бронзовая кожа! Наверное, загорел где-нибудь у речки во время привала между боями. Но напоминания о войне сейчас стали для нее пустым звуком.

Пусть даже он враг, она его любит.

И хочет его. Пусть бы он подошел ближе, прикоснулся к ней.

— Выйди отсюда, — с трудом выдохнула Келли, а в глазах ее читалось другое.

— Сейчас, — ответил Дэниел, но не ушел, а, опустив саблю, направился к ней.

Он подходил все ближе и ближе, пока не оказался совсем рядом.

И тут он озорно улыбнулся и ухватился за край лохани.

— Мне нравится, когда мои женщины меня очень хотят, — медленно проговорил он с южной протяжностью, обжигая ее синим взглядом.

— Но я совсем не хочу вас, полковник, — отозвалась Келли.

Какая ложь! За всю свою жизнь она никогда еще не испытывала такого сильного желания. В горле у нее снова пересохло, вдруг налились груди, набухли и затвердели соски. А лоно… не стоит и говорить!

Его улыбка расплылась еще шире.

— Мне нравится, когда мои женщины очень, очень меня хотят. Мне нравится, когда они меня страстно желают. Мне нравится…

Она прикрыла руками предательски набухшие соски и с вызовом вздернула подбородок:

— Но, полковник, я не вхожу в число ваших женщин. Не забывайте, что я враг.

— Как можно забыть об этом, Келли? И как приятно сразиться с таким врагом, — прошептал он.

— Но силы у нас не равные.

— Видимо, выяснить это мы сможем только в бою. — Камерон присел на корточки и пристально взглянул ей в глаза:

— Вы единственная из янки, кто, несомненно, способен одержать надо мной победу, миссис Майклсон, потому что я не могу уйти из этой комнаты, не избавившись от этого дьявольского наваждения! Подумать только, — хмыкнул он, — еще вчера я насмехался над тем бедолагой янки! А ведь сам буду хотеть тебя до конца своих дней.

Он, конечно, не думал, что слова эти заставят ее вдруг ощутить всю полноту своей к нему страсти и побудят прикоснуться к нему, погладить плечо, отдаться, наконец…

— Келли! — ласково прошептал он, поднявшись на ноги и склонившись над ней.

— Не забудьте, — заставила она себя повторить еще раз, — что я ваш враг. Отвратительный, страшный…

— Только не отвратительный!

Девушка сжалась в комок, обхватив колени руками. Настоящая буря чувств всколыхнулась в ней, когда он, медленно обойдя вокруг лохани, остановился у нее за спиной. Еще миг — и он прикоснется к ней, а потом… По спине у нее пробежали мурашки.

— Право же, вам лучше уйти, — еле слышно прошептала она.

— Да, — отозвался он, но даже с места не двинулся. — Я все понимаю, но, видит Бог, Келли, мы оба знаем, что я не могу.

Она уже готова была закричать, не выдержав напряженного ожидания и душевного смятения, как вдруг ощутила его губы на своей шее. Чувственный жар охватил ее так внезапно, что она задрожала.

— Ox! — Келли чуть не соскользнула под воду, но он моментально подхватил ее на руки. И девушка, сдавшись, прильнула к нему. Темные завитки на его груди, вид которых и раньше завораживал ее, теперь вызвали в ней совершенно незнакомые ощущения. Дэниел замер на мгновение и впился ей в губы поцелуем.

Его жадные влажные поцелуи вызывали восторг и были такими нежными, что она замирала от счастья. Губы Камерона зажигали и возбуждали, она от них слабела, но не могла насытиться. Теперь он с полным правом мог причислить ее к «своим женщинам»: она его страстно хотела.

Келли обняла Камерона за шею, и он, приблизившись к постели, положил девушку на простыню и распустил ей волосы.

Полюбовался красотой разметавшихся огненных прядей, потом взглянул ей в глаза.

И прочел восторженное удивление.

Дэниел снова поцеловал ее, на сей раз неторопливо и очень нежно, сдерживая страстное нетерпение: горячий, влажный рот ласково вбирал в себя ее губы, язык пробовал их на вкус, нежно покусывали зубы.

Рука мужчины скользнула вверх к влекущей женской груди.

Он приподнял ее на ладони и, оторвавшись на миг, снова поглядел в глаза и скользнул взглядом ниже. Вот на соске капелька воды, он слизнул ее и вобрал в рот затвердевший бугорок, дразня, покусывая, лаская его и смакуя ощущения. Она вскрикнула от неожиданности. Любовник запустил пальцы в ее волосы. уст ее вырвалось его имя.

Келли еще никогда в жизни не испытывала такого непреодолимого желания. Каждой клеточкой своего тела она ощущала его. Взъерошив волосы у него на голове, девушка провела рукой по шее и скользнула пальцами по спине. К этой коже и этим мускулам она прикасалась и раньше, когда обтирала его во время лихорадки.

Теперь же ее прикосновение усиливало любовный жар.

— Даже если сгинут все армии, — прошептал он, — я, пожалуй, не буду сожалеть об этом вторжении на Север.

Келли облизала пересохшие губы, и он тотчас нежно овладел ее губами. Потом губами же исследовал ее шею, задержался на ямочке над ключицей и спустился в ложбинку между грудей.

Оставляя за собой раскаленную дорожку, он наконец добрался до пупка. Острота ощущений, которые он будил, пугала, но сопротивляться не было сил.

Язык мужчины танцевал уже на животе, лаская, пробуя, а она лишь играла его густой, черной как смоль шевелюрой. Нет, сдерживать его бесполезно. Да и зачем?

Дэниел, поцеловав ее бедро, спустился ниже. Неужели он намерен?..

Она замерла в ожидании. Слова протеста, рвавшиеся с ее губ, так и остались невысказанными. Но, наверное, даже тело ее покраснело от смущения. Ожидание превратилось в сладкую агонию. Чувство было слишком интимным, слишком острым и исходило из самых глубин ее существа…

Он покрыл поцелуями ее всю, побывав везде, кроме лона…

Внезапно Дэниел оторвался от нее, и ей стало холодно и очень одиноко. О, как он ей нужен! Страсть достигла такого накала, что Келли обмякла и замерла в мучительном экстазе, ожидая его прикосновения.

Что же теперь? Они зашли слишком далеко, и Келли не осмеливалась встретиться с ним взглядом.

Камерон опустил голову и поцеловал ее в колено. Потом влажная дорожка его поцелуев пролегла по внутренней стороне бедра.

Все выше и выше… Она вся дрожала, извиваясь и желая дать выход страсти. Когда наконец его губы достигли бархатистых лепестков ее лона, она вскрикнула от восторга и на миг лишилась чувств.

Все вокруг завертелось, с губ ее срывались какие-то звуки, а в голове стучало: что она наделала, что позволила?

Должно быть, она вся залилась краской.

— О нет! — прошептала Келли, но Дэниел только тихо рассмеялся.

Он глядел на нее темно-синими, как кобальт, глазами, и огонь в его взгляде был красноречивее всяких слов: он все так же сильно хочет ее и останавливаться на полпути не намерен.

Язык Дэниела решительно вторгся в ее рот, и он овладел ею.

Достигнув вершины блаженства, она и не мечтала о повторении. Он тем не менее и не думал останавливаться: не отрывая взгляда от ее серебристых глаз, он все глубже и глубже вторгался в нее, всем существом сливаясь с нею. Казалось, уже предел, он не сможет продвинуться дальше, ей больше нечего отдать!..

Но экстатическая пляска все продолжалась.

И Келли поняла, что может отдавать себя беспредельно.

Движения его обрели ритм. Она, судорожно глотнув воздух, осознала, что двигается в унисон с ним, желая снова испытать это таинственное чудо. Он закрыл глаза и еще крепче сжал ее в объятиях. Потом, перестав сдерживать себя, обрушился на нее всей своей страстью, которую так долго и терпеливо сдерживал.

Ее словно подхватил ураган — дикий, безжалостный, яростный, все сметающий на пути. Келли слилась с любимым, крепко обхватив его руками. Он приподнял ее бедра, и она инстинктивно сомкнула ноги у него за спиной. На глазах тотчас выступили слезы сладкой боли и наслаждения.

И тут вдруг все разом исчезло. Она умерла.

Нет, она жива. Осторожно открыв глаза, Келли убедилась: да, жива. Тело ее, влажное от пота, все еще крепко прижималось к его телу, он все еще заполняет ее собой. Правда, весь как-то обмяк и отяжелел.

Заснул, слава Богу.

Утолив свою страсть, Келли вдруг осознала, что натворила.

Она занималась любовью с незнакомцем. С врагом!

Девушка приглушенно вскрикнула, на глаза навернулись слезы стыда. Она предала все, чем дорожила, предала свою единственную любовь!

Но она хотела Дэниела! Она его полюбила. Причем сильнее, чем осмеливалась признать.

Камерон неожиданно осторожно провел пальцем по ее губам, и она ощутила необходимое тепло и сочувствие. Боже, она только что осуждала себя за постыдный поступок и вот — снова его хочет!.

Сейчас он казался таким умиротворенным. И никакого самодовольства или триумфа во взгляде. Наоборот, искреннее беспокойство.

Дэниел беспокоился о ней. Она отдала ему так много! Отдалась безоговорочно. Однако, пока он лежал рядом, утомленный и пораженный своей страстью, которая была бы более уместна неопытному юнцу, вдруг начала отдаляться.

Нет, нельзя позволить ей отдалиться! Ни за что! Особенно сейчас, когда он ее обнимает, когда ощущает под своими пальцами шелк ее волос. Сейчас, когда его глаза насладились красотой ее тела, когда он испытал сладость близости с ней, познал, полюбил ее. Он не переставал поражаться грации ее движений и всему, что она заставила проявиться в нем самом. Ее влажные полуоткрытые губы снова звали его в мир страстного наслаждения, в тот мир, который, как он только что с удивлением обнаружил, ему прежде не довелось узнать как следует.

Девушка попыталась отвернуться, но он ее удержал.

— Я ошеломлен, Келли. А у тебя сейчас такой вид, будто ты только вышла из боя.

Она на мгновение прикрыла глаза.

— Я проиграла сражение, — прошептала она.

— Ошибаешься, ангелочек. Сражение выиграно. И Севером, и Югом.

Девушка была явно расстроена, и он ее понимал. В этом мире желание мужчины — закон, и совсем другое дело — желание женщины. Ее безжалостно осудит общество, добропорядочные матроны будут перешептываться за ее спиной, причем каждая из них станет клятвенно утверждать, что уж ее-то дочь никогда бы не вела себя так дерзко и вызывающе. По неписаным законам общества — независимо от того, богата женщина или нет, — мужчина должен охотиться на нее.

Дэниел давным-давно послал мораль общества ко всем чертям. Но Келли — женщина, и кроме того, у Келли были и другие причины сожалеть о случившемся.

Камерон ей враг. Один на тех, от рук которых погиб ее муж.

Главное — найти теперь слова утешения, убедить, что их близость является чем-то исключительным. «В этом не может быть ничего предосудительного, потому что я люблю ее», — подумал Дэниел, сам себе удивляясь.

Долгими одинокими ночами, которые ожидали его впереди, — он будет вспоминать милые черты ее лица и прикосновения, от которых бросало в дрожь. Он будет вспоминать ее сильный характер, прямоту, преданность своему делу — пусть даже, с его точки зрения, оно не правое. Он будет вспоминать, как она любила его, понимая, что — да! — и он ее любит. Во всяком случае, сейчас он ей не признается. Келли еще оплакивает своего мужа ж живет в эпицентре боевых действий. Лучше просто обнять бедняжку.

— Я сдала все позиции, — вдруг с горечью выдохнула она.

Дэниел, перехватив ее взгляд, улыбнулся ей самой нежной улыбкой.

— Нет, ангелок. Это я сдал все позиции.

Она вся задрожала, и он помедлил, прежде чем что-либо добавить.

Келли взглянула на него с удивлением и благодарностью. Потом вдруг отстранялась и села. В глазах появился серебристый блеск, И она, решительно тряхнув головой, уселась на его бедра.

— Хочешь сразиться еще разок? — тихо шепнула она.

Дэниел радостно улыбнулся:

— Принимаю бой, ямки. Открывай огонь! — Он обнял се, подмяв под себя. Пламя, которое только-только стало остывать, вспыхнуло с новой силой.

«Пусть весь мир летит ко всем чертям!» — подумал Дэниел. Пусть он совсем потеряет голову от ее мускусного запаха, ее вкуса и прикосновений, он в восторге от такой перспективы!

Он влюбился!

В янки.

Какая странная война!

И какое странное, очень странное сражение.

Глава 8

— Мы прозвали его Красоткой. Разумеется, мы всеми силами стараемся, чтобы это не дошло до ушей высокого начальства. Как-никак мы люди военные. Но прозвище Красотка так к нему и пристало.

— Он и в самом деле такой красивый мужчина? — рассмеявшись, спросила Келли.

Снова стемнело. Весь день до наступления сумерек они провели в постели, и только тут Келли вспомнила о том, что не покормила своих подопечных. Дэниел тотчас вызвался ей помочь.

Камерон вновь удивил девушку, без труда справляясь со всем, что бы ему ни поручалось. А работал он умело — разумно отмерял овес для Хола, ее единственной лошади, кормил цыплят. «Конечно, плантация — всего лишь очень большая ферма, — напомнила себе Келли, — но ведь Дэниел вырос в аристократической семье. Надо же, справляется с такой легкостью!»

Босиком, в отцовских брюках и фланелевой рубахе, он выглядел обычным деревенским парнем. На фоне заходящего солнца, сидя на жердочке вокруг загона для скота, он болтал ногами и казался совсем юным. Морщинки вокруг глаз разгладились, он покусывал сухую травинку и развлекал ее рассказами о самых знаменитых военачальниках южан.

— Красив? — переспросил Дэниел и рассмеялся. Речь шла о генерале Джеймсе Брауне Стюарте, или Джебе, как его обычно называли. Келли удивило, что Камерон называет своего непосредственного командира старой Красоткой. — Значит, хочешь знать, красавец ли он? Он, несомненно, галантен. И любит красиво одеваться. Личность яркая и, конечно, храбрый солдат, а Флора наверняка считает его красивым.

— Флора?

— Его жена, — усмехнулся Дэниел. — Прозвище он получил еще в Уэст-Пойнте. Скорее всего это была шутка, и его однокурсники отнюдь не считали его красавцем.

— А сам ты как думаешь?

— Ну, он мой командир.

— Однако ты отзываешься о нем без должного почтения.

— Я как будто знаю его всю жизнь, — признался Дэниел. — Джеб чуть старше меня, он учился вместе с Джессом, но мы, виргинцы, всем скопом получили назначение на Запад. — Он снова пожал плечами, как бы не желая больше говорить о прошлом. — Мы с Красоткой друзья, оба прирожденные кавалеристы и отлично сработались. По правде говоря, я его очень уважаю, потому что считаю самым талантливым командиром, самым смелым, самым отважным.

— Вот это похвала! — со смехом зааплодировала Келли и тут же повернулась, чтобы добавить корма цыплятам. Господи, как все страшно! Он говорил о людях, из-за которых терпела одно за другим поражения армия Союза, а она то и дело смеялась. Ей даже захотелось познакомиться с Красоткой — Стюартом.

— Но однажды янки под командованием Поупа удалось захватить в качестве трофея его великолепную накидку и шляпу с плюмажем, — продолжал Дэниел, лукаво улыбаясь.

— Ну и что?

— Пришлось нам преследовать отряд Поупа до тех пор, пока не отобрали назад его накидку и шляпу.

— Не верю!

— Но это правда, ей-богу! Видишь ли, — добавил он серьезно, — мы самые смелые, храбрые, отважные, и ничто на свете не остановит кавалерию южан!

Правдивость этого заявления — увы! — слишком часто подтверждалась. Кавалерии северян приходилось прилагать немало усилий, чтобы соперничать с ними, потому что мужчины на Юге с малых лет умели держаться в седле, охотиться и как своя пять пальцев знали все холмы, долины и леса родного края.

— Мы — глаза и уши генерала Ли… — продолжил Камерон, но вдруг замолк, вглядываясь в темноту.

— Что такое?

— Ничего, — ответил он мгновение спустя. — Так, послышалось. — Он снова повернулся к Келли:

— На войне без кавалерийской разведки не обойтись. Однажды северяне захватили секретный приказ генерала Ли о некоей боевой операции, и только благодаря нашей разведке удалось своевременно предотвратить несчастье.

— Говоришь, планы Ли попали в руки янки? — удивилась Келли. — Странно. Что ж, одно очко в нашу пользу.

Дэниел согласно кивнул.

— Секретный приказ номер сто девяносто один, — пояснил он. — В нем сообщалось о том, что войскам Джексона приказано захватить Харперс-Ферри. Кто-то проявил беспечность и утратил бдительность. Приказ отпечатали в семи экземплярах, один из которых нашли северяне. В траве, на месте нашего бывшего лагеря возле Фредериксберга, штат Мэриленд. Представь себе: в него кто-то завернул три сигары! Такой вот неожиданный подарок янки и удар для нас! Но Маклеллан немного замешкался, и Джексону удалось-таки захватить Харперс-Феррн и принять бой. Предупредить генерала Ли о случившемся удалось только благодаря тому, что мы произвели разведку и собрали нужные сведения.

— Но вы не выиграли «сражение, — напомнила Келли.

— Ты так считаешь?

Девушка пожала плечами:

— Конечно, ведь солдаты Союза сумели сорвать ваше наступление.

— Сомневаюсь. Сомневаюсь, что солдаты Союза смогли бы удержать меня здесь, — задумчиво проговорил он. Оторвав от нее взгляд, он огляделся вокруг. — Возможно, мы не победили, не удержали плацдарм. Но вряд ли все-таки победили северяне.

Келли не хотелось вспоминать о последствиях битвы. Трупы со двора уже убрали. По правде говоря, жаль было тратить время, отпущенное им судьбой, на воспоминания. Ей очень хотелось, чтобы Камерон задержался. Он еще не окреп, убеждала она себя, а вся округа так и кишит янки.

Он, конечно, не дастся им в руки, будет сопротивляться. И скорее умрет, чем сдастся без боя.

Она улыбнулась, прогоняя невеселые мысли.

— Так, значит, все южане — джентльмены, прирожденные наездники, — хмыкнула Келли. — Имей в виду, северяне им в атом не уступят.

— Но мы очень хорошие наездники! — усмехнулся он.

— Думаю, и северяне тоже.

— С нами невозможно тягаться.

— Да, от скромности ты не умрешь!

— Узнаю добропорядочную миссис Майклсон, — хмыкнул он в ответ.

Смутившаяся Келли бросила цыплятам лишнюю пригоршню зерна.

— Да, я очень добропорядочная женщина, и не стоит забывать об этом, — сказала она, не осмеливаясь взглянуть ему в глада, чтобы не увидеть на его губах лукавой улыбки.

Возможно, когда-то она действительно была добропорядочной, но Дэниел се изменил. Необратимо. Он теперь знал ее лучше, чем любой из живущих на земле мужчин… и умерших тоже. Он освободил ее от старых эмоций и обогатил новыми — она испытала экстаз и сладкое мучение.

Келли все-таки встретилась с ним взглядом. В его глазах снова горел синий огонь. Огонь, который неизменно находил в вей отклик, стоило только ему взглянуть на нее. Огонь, который будил мучительное сладкое томление и, казалось, обжигал ее кожу множеством маленьких угольков.

От этого огня ей следует держаться подальше.

— Расскажи лучше еще что-нибудь об этих известных — печально известных! — людях в сером, — попросила она. — Расскажи о Ли. Он действительно такой гениальный, как о нем говорят?

Дэниел усмехнулся.

— Гениальнее нет на свете, — отозвался он и, спрыгнул с жердочки, навалился на калитку. — Представь себе, Келли, у него был прекрасный дом в Арлингтоне. Дом и по сей день там, в Вашингтоне, округ Колумбия, на высоком холме, откуда открывается вид на Потомак. Причем не просто дом его жены. Ведь она…

— Правнучка Марты Вашингтон и Джорджа Вашингтона, — тихо продолжила Келли. Дэниел удивленно приподнял брови. — Я слышала, — кивнула девушка, — о вашем генерале Ли ходят легенды, он так же популярен здесь, как и на Юге. Многие искренне считают, что если бы он командовал северянами, то война бы давно уже закончилась. Говорят, он блестящий полководец и прекрасный человек.

Дэниел задумчиво улыбнулся:

— Да, верно. Порой, когда кажется, что войне не будет конца, я думаю о Мастере Ли, как мы его иногда называем, о его жене Мэри, об их доме.

— А что Мэри Ли? — осторожно поинтересовалась Келли.

Дэниел грустно усмехнулся:

— Мэри Ли любит своего мужа. И свято верит в правильность всех его решений.

— Но ведь это она потеряла дом, — сказала Келли. — Он все время в походе, на войне.

— Гоняет янки, — хмыкнул Камерон. Келли бросила на него испепеляющий взгляд. Он тихо рассмеялся и приблизился к ней. — И делает это мастерски.

— Неужели?

— Да. Как н все южане. Сама посуди: я всего лишь осторожно приближаюсь к тебе, а ты уже готова удрать.

Сердце у нее бешено забилось. Да, она действительно попятилась. Просто не в состоянии вынести восторженный трепет, который охватывает се всякий раз, когда он смотрит на нее. Да, надо научиться держать себя в руках, чтобы вновь обрести чувство собственного достоинства и, да простит ее Господь, свои моральные принципы.

— Я вовсе не пытаюсь удрать, — торопливо возразила она.

— В таком случае стой спокойно.

— Но сдаваться я не намерена!

Камерон медленно приближался. Она выронила из рук ведерко с кормом для цыплят и метнулась к загону для скота, не спуская с него глаз.

— Какой смысл сражаться, если война уже проиграна? — спросил он.

— Вы не правы, сэр. Война не проиграна. Проигрывать сражение за сражением — это еще не значит проиграть войну!

— А если измотать силы противника?

— Только не такого непреклонного.

Камерон помедлил с минуту и вновь скривил губы в улыбке:

— Вам когда-нибудь приходилось заниматься любовью в стоге сена, миссис Майклсон?

Девушка онемела от неожиданности, хотя должна бы уже привыкнуть к его фокусам.

Он не стал ждать ответа, а приблизился к ней вплотную.

Келли, не выдержав, тихо охнула и, скользнув в калитку, оказалась за оградой.

— Полковник, вы слишком форсируете события! — воскликнула она. — Думаю, нам не помешало бы проявить немного сдержанности…

— С вами трудно не согласиться, миссис Майклсон, — вежливо отозвался он. Но тут же, едва коснувшись ограды, легко преодолел ее и оказался рядом с ней.

— Дэниел Камерон…

— Значит, ты никогда не занималась любовью на сене?

Она снова попятилась.

— Думаю, вряд ли прилично…

— Ах, Келли, Келли, это нельзя считать чем-то приличным или неприличным. А запах сена так приятен…

— Сено колется и забивается в волосы.

Он рассмеялся. Даже в темноте было видно, как поблескивают его синие глаза.

— Подойди сюда, женщина! — скомандовал он. Потом, схватив ее за руку, притянул к себе.

Девушка вмиг растаяла. Неужели она полюбила? Так быстро и так легко? А может быть, во всем виновата война?

— Что ты себе позволяешь, мятежник? — ледяным тоном осведомилась она, высвобождаясь, сделала шаг назад, но тут же споткнулась и хлопнулась именно туда, где он хотел ее видеть, — в стог сена.

Он немедленно бросился в сено рядом с ней, обнял ее и с наслаждением глубоко вдохнул.

— Изумительный аромат, такая свежесть…

— Только поосторожнее, а то вляпаешься в коровью лепешку, — остудила его Келли.

Он тихо рассмеялся хрипловатым завораживающим смехом и прикоснулся к ней губами. Под простеньким голубым хлопковым платьем с лифом на пуговках и широкой пышной юбкой, как оказалось, ничего не было.

Пуговки одна за другой расстегнулись. Она почувствовала, как его рука ухватилась за подол…

Лиф распахнулся, обнажив груди, юбка задралась до бедер, и он навалился на нее всем телом. Келли уже задыхалась от страсти, а он все целовал и целовал, и его пальцы прогуливались по ее бедрам — поглаживали, прикасались, исследовали.

Наконец, уткнувшись ей в грудь. Камерон рывком вторгся в ее плоть.

Она судорожно глотнула воздух и почувствовала запах сена — сладкий и возбуждающий, как запах самой земли. Терпкий запах мужчины, смешавшись с ним, вызвал у нее прилив острого, безудержного желания.

На сей раз он был уже не тем нежным любовником, что прошлой ночью. Теперь в каждом его прикосновении чувствовалась животная страсть под стать будоражащему запаху земли в ночном воздухе. На сей раз его губы не дразнили и не упрашивали, а требовали немедленного ответа, не допуская никаких отсрочек.

Такой же требовательностью отличалось и все его поведение — он не пытался соблазнить и не домогался ответной реакции, а скорее провоцировал ее. Однако именно так, как ей хотелось. Она уже не чувствовала, как колется сено. Дэниел ускорил ритм, и Келли почувствовала, что бушевавшая в ее теле страсть достигла предела. Сначала наступила кромешная тьма, потом ее охватило ни с чем не сравнимое чувство блаженства. Она не могла бы объяснить, откуда возник этот горячий нектар, заполнивший все ее существо, — то ли из ее, то ли из его тела, и что за звуки слышались ей — то ли это вскрикивала она, то ли он лепетал что-то бессвязное…

Они долго лежали молча, и лишь спустя некоторое время Келли почувствовала, как колется сено. Она удивленно покачала головой, а он вдруг наклонился к ней с озорной улыбкой.

— Миссис Майклсон, в ваших волосах застряла травинка!

— Ах ты, бессовестный! — рассмеявшись, воскликнула девушка и оттолкнула любимого. Оба с хохотом стали барахтаться в стогу. Наконец ей удалось вырваться, и она, вскрикнув, съехала с двухфутовой высоты на землю. Сверху тут же свесилась голова Камерона. Весело поблескивали синие глаза.

— Так вам и надо, миссис Майклсон! Теперь сами убедились, что случается с непослушными янки? Смею доложить…

Смех вдруг оборвался, и он, не договорив, замолчал. Потом, протянув ей руку, сказал:

— Келли, держись. Залезай обратно.

Он явно оберегал ее от чего-то страшного у нее за спиной.

Она это сразу поняла, но, подобно супруге Лота, поддалась искушению и оглянулась.

В сарае было темно. По углам лежали густые тени, поскольку свет луны был слишком слаб, чтобы бороться с ночным мраком.

И все же Келли разглядела человека. Истошный крик застрял у нее в горле.

Мертвец лежал, привалившись к стене и прижав руку к животу. Глаза его были открыты, рот сложился в букву «о»« как будто он все еще удивлялся своей безвременной кончине. Совсем еще молоденький солдат в таком знакомом синем мундире.

— Келли!

Но девушка не могла двинуться с места. Подхватив любимую на руки, Дэниел втащил ее наверх и крепко обнял.

Затем, пристроив голову у себя на груди, стал качать, как ребенка, вполголоса успокаивая. Келли даже не слышала, что именно он говорил.

Ведь она уже видела столько трупов, почему же вид еще одного привел ее в шок?

Может быть, в том и дело: она уже видела слишком много трупов. Но ни один из них не выглядел таким несчастным. Бедняга, как видно, заполз сюда умирать. От трупа еще не пахло, значит, парень умер совсем недавно. Он прятался здесь — слабый, испуганный, а она не раз заходила сюда за последние три дня, чтобы покормить животных, и не заметила его…

Они с Дэниелом занимались здесь любовью, и все это время .солдатик глядел на них открытыми мертвыми глазами!

— О Боже, — прошептала она, спрятав лицо на груди Камерона, и снова задрожала.

— Келли, успокойся. Для него все уже позади. Келли, посмотри на меня, прошу.

Она попыталась подчиниться, но глаза се застилали слезы.

Девушка вдруг почувствовала себя виноватой.

Последние несколько дней она ухаживала за солдатом вражеской армии, она желала врага, занималась с ним любовью. А тем временем парнишка-северянин лежал здесь, умирая.

Вскочив на ноги, она попыталась привести себя в порядок.

— Прости меня. Господи, как я могла…

— Келли, перестань! — Он тоже, поднявшись на ноги, спокойно застегивал ремень на брюках.

Она в отчаянии затрясла головой, ей вдруг захотелось спрятаться куда-нибудь от ненависти, от войны, от чувств» вины и от любви.

— Нет, Дэниел! — Она попятилась от него, но он схватил ее за плечи и легонько встряхнул.

— Келли, мы не сделали ничего плохого. Разве мы виноваты, что остались живы и радуемся жизни?

— Я чувствую себя виноватой не за то, что живу! — возразила она. — Я чувствую себя виноватой…

— За то, что любишь? — прервал он ее. Она попыталась вырваться из его рук, но он крепко прижал ее к себе. — Келли, ведь это не мы его убили…

Она снова вырвалась из его рук.

— Но ты мог бы его убить! Мог бы застрелить его. А я, возможно, по небрежности позволила ему умереть.

— Келли, я в него не стрелял. Я упал замертво на твоем дворе. А его не спасли бы никакие твои усилия.

— Откуда ты знаешь?

— Он ранен в живот.

— Но он не сразу умер. И лежал здесь…

— Без сознания, — заверил он девушку, подходя ближе.

— Нет! — вскрикнула она. — Не подходи. Ты враг. Не трогай меня, не прикасайся ко мне…

Но он не послушался и снова обнял ее, хотя она сердито колошматила его кулаками в спину, пока не обессилела. Из глаз ее снова покатились слезы.

Камерон больше ничего не говорил, только молча держал ее в объятиях. Гладил по голове и баюкал, пока дрожь не унялась.

Девушка смутно чувствовала, что он поднялся и собирается отнести ее в дом.

— Дэниел, нельзя оставлять его здесь, — сказала она.

— Да, бросать его нельзя, — согласился он, усадил ее на сено и заглянул в глаза:

— С тобой все в порядке?

Келли кивнула. Но на самом деле ее то знобило, то бросало в жар. То ей казалось, что весь ужас войны обрушился на нее, то ее охватывало полное безразличие и она переставала вообще что-либо чувствовать.

Но она кивнула еще раз, чтобы Камерон поверил.

Оставив ее на сене, он спустился вниз и стал разыскивать лопату.

Потом ушел и долго не возвращался. А Келли вдруг осенило, что она осталась в сарае один на один с трупом молодого солдатика, мертвые глаза которого, казалось, все еще наблюдают за ней. Обмирая от страха, девушка спрыгнула вниз и опрометью бросилась прочь.

У входа она столкнулась с возвращавшимся Дэниелом, вернее, он поймал ее, схватив за плечи.

— Я выкопал могилу на вашем семейном кладбище. Ты, возможно, захочешь отослать родным его вещи, я их соберу.

Вполне вероятно, что его семья позже пришлет кого-нибудь за телом. А пока… пока мы просто закопаем его, чтобы он покоился с миром.

Девушка кивнула и, как бы ища защиты, инстинктивно прижалась к Камерону.

— Келли, мне надо его перенести, — осторожно напомнил ей Дэниел.

Сообразив наконец, о чем он говорит, девушка тихонько побрела к кладбищу. Вот каменные памятники на могилах ее отца, матери и Грегори. Чуть подальше похоронены ее дед и бабушка, а также тетя Сара, умершая в шестилетнем возрасте.

Мгновение спустя появился Дэниел. Он завернул труп в старую попону и очень бережно, словно живого, опустил в готовую могилу.

По телу наблюдавшей за ним Келли пробежала дрожь. Бедный паренек погиб так далеко от дома! Некому его оплакать, некому прочесть молитву.

Но она ошиблась. Дэниел, засыпав могилу землей, поставил крест и, к ее удивлению, начал:

— Господи, прими душу раба твоего Бенджамина Геста, артиллериста. Как храбрый, мужественный воин, он отдал жизнь, выполняя свой долг. Будь к нему милостив. Господи, ведь он был еще совсем ребенком. И дай силу его родным и близким перенести утрату.

Отступив от могилы. Камерон сложил перепачканные землей руки на груди, склонил голову и постоял так несколько мгновений. Потом снова взглянул на Келли.

Глаза ее были полны слез.

— Спасибо, — выдохнула она.

— Не стоит, это такая малость!

— Но ты узнал его имя!

— Я осмотрел рюкзак с личными вещами. Там лежит письмо, адресованное матери. Может быть, перешлешь его?

Девушка кивнула.

— А сейчас возвращайся домой и ложись в постель.

— А ты?

Он пожал плечами:

— Я весь в грязи, мне надо помыться.

Келли внезапно почувствовала такую жуткую усталость, что, казалось, еще минута — и она упадет как подкошенная.

Девушка как сомнамбула вернулась в дом, поднялась по лестнице и вошла к себе в комнату. Ей вдруг нестерпимо захотелось помыться, благо вода здесь уже была. Надев ночную рубашку, Келли взглянула на себя в зеркало. Какое ханжество — она вся в белом, символизирующем невинность!.. Девушка забралась в постель и закрыла глаза. Пролежав долгое время без сна, она уставилась в потолок и застыла в ожидании.

Когда? Когда же он придет? Но время шло, а Дэниела все не было. У нее защемило сердце.

Распахнув дверь, Келли услышала какую-то возню в гостиной, торопливо спустилась вниз и увидела, что он разжег камин.

— Дэниел, — окликнула она.

— Тебе надо поспать, — сказал он, взглянув ей в глаза.

— Я не хочу спать одна.

Дэниел понимающе улыбнулся, — подхватил любимую на руки И понес наверх.

Она успокоилась в объятиях Дэниела, и пока он ее гладил по голове, закрыла глаза и заснула.

Всю ночь Келли чувствовала себя в тепле и безопасности от всех демонов войны. Даже сквозь сон она ощущала его сильные, надежные руки.

И пусть он ее враг — ей еще никогда и ни с кем не было так спокойно.

Глава 9

Проснувшись наутро, Келли обнаружила, что она лежит одна.

Впрочем, постель рядом с ней еще не остыла. Она провела по простыне рукой и мечтательно закрыла глаза.

Как хорошо было лежать у него на груди и прислушиваться к ровному дыханию. Когда он уйдет, ей будет, пожалуй, тяжелее, чем сразу после гибели Грегори. Придется снова в одиночестве играть свою горькую роль.

Ему еще рано уходить. Он еще не окреп, чтобы пускаться в трудный и опасный путь через линию фронта и неприятельские оборонительные рубежи.

Но в душе Келли понимала, что все напрасно. Он, конечно же, уйдет.

Но может быть, останется хотя бы на ночь?

Соскользнув с постели, она выглянула в окно, выходившее на птичий двор. Дэниел был там — чинил сломанную петлю на воротах, периодически пытаясь надвинуть на лоб невидимую шляпу, чтобы прикрыть глаза от лучей восходящего солнца. Келли улыбнулась и досадливо прикусила губу. Не слишком ли она увлеклась, сжигая столь милую его сердцу шляпу? Ведь даже Красотка Стюарт погнался за армией Поупа только для того, чтобы вернуть себе свою шляпу и накидку. Судя по всему. Камерон тоже очень дорожил своим головным убором.

Словно почувствовав ее взгляд, Дэниел Посмотрел наверх.

— Доброе утро!

— Доброе утро!

— Ворота в полном порядке. Я заменил разбитые планки, а вот с дырками от пуль едва ли справлюсь…

Келли только руками развела.

— Бог с ними, — сказала она. — Лучше давай позавтракаем.

— Кофе уже готов, — отозвался Дэниел. — Я сейчас приду.

У Келли екнуло сердце. Он уходит. И пытается хоть как-то расплатиться за то, что она для него сделала.

Девушка быстро надела платье в голубую клеточку с застежкой до горла. День, правда, обещает быть жарким, но в платье с длинным рукавом ей удобнее, проще держать дистанцию и сохранять достоинство, которое, видит Бог, ей очень понадобится, чтобы отпустить его.

Одевшись, она критически взглянула на себя в зеркало, собрала волосы в строгий пучок на затылке и заколола шпильками.

Главное сейчас — придать себе самый респектабельный вид.

Он пробыл здесь так недолго! Меньше недели. Почему же ей кажется, что вся ее жизнь изменилась и такой, как прежде, уже не будет?

Внизу громко хлопнула дверь черного хода. Келли торопливо сбежала вниз по лестнице. Он уже копошился на кухне и, как только она вошла, предложил ей кофе. В глазах его застыла печаль. Сама того не желая, она даже обрадовалась: он расколол ее мир надвое, заставив по-другому взглянуть на врага. Да, они представители одного народа, и можно любить и страдать, несмотря на разницу в убеждениях.

— Келли…

— Ты сегодня уходишь, — прошептала она.

— Да, вечером.

Она кивнула, отхлебнув кофе.

— Вчера вечером, когда мы обнаружили тело того парнишки… — Он поежился. — Келли, к тому времени мое имя уже внесли в списки пропавших без вести. Не хочу, чтобы эта весть дошла до Виргинии: сестра и невестка просто умрут от горя.

— А брат?

— Возможно, Джесс узнает позже, — сказал Дэниел и задумчиво склонил голову набок. — Хотя, с другой стороны, не исключено, что ему уже сообщили.

— Понятно, — кивнула Келли, — ведь они с Красоткой вместе учились.

— Вот именно, — улыбнулся Дэниел. — Нельзя же позволить, чтобы все они оплакивали меня или мучились, теряясь в догадках!

— Понятно.

— Я попытался тут кое-что сделать по хозяйству…

— Ты мне ничем не обязан.

— Разве что жизнью, — бросил он небрежно и, поставив кружку на стол, за считанные секунды разрушил все барьеры, которые она постаралась воздвигнуть, чтобы сохранить видимость самообладания. Вытащив шпильки, Дэниел распустил ее волосы и, глядя на золотисто-каштановое великолепие, произнес:

— То, что я сделал, не имеет никакого отношения к долгу перед тобой, янки. Это имеет отношение к моему нежеланию уходить от тебя.

Она все еще надеялась сохранить дистанцию, стараясь не реагировать на прикосновения.

— Значит, долг зовет?

— Боже мой, что ты так мучаешься? — воскликнул он, неожиданно рассердившись. Схватив любимую за плечи, он довольно ощутимо встряхнул ее. Она же все еще силилась сохранить спокойствие, в то время как сердце ее бешено колотилось. — Я отдал бы все, лишь бы забыть о войне и остаться здесь с тобой.

Я сыт по горло трупами, кровью, босоногими героями в лохмотьях вместо мундиров. Я устал от костров на привалах, и приказов, и попыток научиться новым, более изощренным способам убивать. Я бы отдал все…

Келли молча глядела ему в глаза, н его гнев постепенно утих. Он покачал головой.

— Но я должен вернуться. Я не могу тебе объяснить, за что воюю. Я воюю за речку, за стены и колонны своего дома, за те жаркие летние дни, когда с полей и из дома доносятся песни.

За шуршание шелка, за своеобразную речь южан. Возможно, я .воюю за отечество, обреченное на гибель, но это мое отечество, и, плохое оно или хорошее, я должен защищать его до последнего вздоха.

Протянув руку, Келли погладила его по щеке. Он тотчас впился в ее губы поцелуем.

Все ее благие намерения рухнули, теперь ее сердце отдано ему.

— Но ты дождешься темноты? — прошептала она.

Глаза его вспыхнули диким пламенем, и, подхватив на руки, он понес ее вверх по лестнице.

Девушка уронила голову ему на грудь.

— Я знаю, что тебе пора Но мне не хотелось отпускать тебя, не побыв с тобой еще один, последний разок.

— Я бы так просто не ушел, — хрипло выдохнул он.

Не успел он переступить порог спальни, как громкий стук в дверь грубо нарушил интимную обстановку.

Дэниел насторожился, а Келли постаралась скрыть охватившую ее панику.

— Отпусти меня. Скорее!

Выглянув из окна в конце коридора, она попыталась разглядеть незваного гостя, но мешал карниз.

Стук повторился. Дэниел тотчас скрылся в комнате брата Келли, Джошуа. По всей видимости, пошел за саблей.

— Фрау Майклсон!

Услышав низкий голос с заметным акцентом, она с облегчением вздохнула. Камерой вернулся и вопросительно взглянул на нее, сжав в руке саблю.

— Вес в порядке, — торопливо произнесла Келли.

— Кто это? — спросил Дэниел.

— Всего-навсего Руди Вайс…

— Что значит «всего-навсего Руди Вайс»?

Ох уж этот его менторский тон! За это девушка его убить была готова.

— Мой сосед, — сдержавшись, ответила она. — Баптист, член немецкого братства. Ты наверняка видел их маленькую белую молельню, которая оказалась в самом центре сражения.

— Значит, он может быть как яростным сторонником янки, так и сторонником южан. Ну и кого же он поддерживает?

— Ни тех ни других! — досадливо всплеснула руками девушка. — На их молельне нет даже колокольни, потому что баптисты упростили культовые обряды. Они против войны, не хотят никому причинять вреда. И очень набожны. Я, конечно, не уверена, что Руди одобряет мой образ жизни, но он очень добр и знает, что я живу одна. Видимо, пришел, чтобы узнать, все ли у меня в порядке.

— Фрау Майклсон! — Беспокойство в голосе гостя усилилось.

Келли круто повернулась, не обращая внимания на суровый взгляд Дэниела, и торопливо распахнула дверь.

Руди Вайс, седой, почти столетний старец с окладистой бородой, был тем не менее высок, подвижен и держался с большим достоинством. В его выцветших старческих глазах светилась тревога. Увидев ее живой и здоровой, он сразу же улыбнулся:

— Значит, у вас все в порядке? А я уж начал беспокоиться: в округе солдат полным-полно.

— Да, герр Вайс. Солдат хватает.

— Вы не заболели?

— Нет, нет. Я здорова.

— И никто вас не беспокоил? Если вам страшно, мы позаботимся, чтобы вы не оставались одна.

— Нет, благодарю вас, — торопливо отозвалась Келли и тотчас перевела разговор:

— А ваша жена и все остальные — они не пострадали?

— Нет, с нами все в порядке. — Старик, похоже, и не думал уходить. — У вас, кажется, гостит друг?

Келли замерла. А Вайс, разведя руками, пояснил:

— Карл, мой старший сын, видел какого-то мужчину, что кормил ваших цыплят.

Девушка тяжело вздохнула, не зная, что ответить. Но Дэниел уже спешил ей на помощь — сглаживая неловкость, он протянул Руди руку:

— Дэниел Камерон, мистер Вайс. Друг Келли.

Руди кивнул с серьезным видом, окинув Дэниела оценивающим взглядом.

— В таком случае, мистер Камерон, не задержитесь ли вы еще на минутку? У меня есть новости. На Севере серьезные события.

— Война… — начала было Келли.

— Война, само собой, идет своим чередом, — сказал Руди, доставая из кармана газету и протягивая ее девушке. — Я обычно не вмешиваюсь в чужие дела, — пояснил он Дэниелу, — но моя супруга послала меня сообщить обо всем Келли, поскольку она живет одна.

— Ну, что там? — Девушка заглянула Дэниелу через плечо, поскольку он сразу же отобрал газету и стал читать про себя.

— Президент Линкольн издал манифест об освобождении рабов, — тщательно подбирая слова, произнес Руди Вайс.

— Манифест об освобождении?! — удивилась Келли.

— Черт возьми, он все-таки решился! — воскликнул Дэниел и, невесело рассмеявшись, обернулся к любимой:

— Манифестом освобождаются рабы в мятежных штатах на Юге, а не на Севере и не в приграничных штатах! Какой хитрый ход! Ты понимаешь?

Келли недоумевала, не вполне понимая, о чем идет речь.

Дэниел отдал ей газету и с отсутствующим взглядом уселся в ближайшее кресло.

Девушка вопросительно взглянула на Руди Вайса, который застрял на пороге.

— Ваш друг Дэниел Камерон, он все понимает, — тихо сказал Руди. — Рабов освобождают с третьего января будущего года. Рабов «в штатах, поднявших мятеж».

Герр Камерон понимает, что южане не признают законным манифест какого-то Линкольна на территории своей Конфедерации. А вот рабы захотят освободиться. И начнут убегать.

Большинство двинется на Север в поисках пищи, работы и настоящей свободы. Многие впадут в отчаяние. Именно поэтому моя супруга так беспокоится за вас, Келли. Вам надо поостеречься, когда эти люди будут проходить по нашим местам. Я, в свою очередь, считаю, что вам следует опасаться и солдат. Есть люди хорошие, есть плохие, и это не зависит ни от цвета кожи, ни от цвета их мундиров.

Келли кивнула и нервно облизала пересохшие губы. Дэниел обменялся взглядом с Руди и подошел к двери.

— Вы тоже будьте осторожны, герр Камерон, — многозначительно произнес Вайс.

«А ведь Руди, черт возьми, отлично знает, что Дэниел мятежник, — подумала Келли. — Знает, но не придает этому значения. Для него друг есть друг». Причем Вайс считал нужным этого друга предупредить, поэтому он, уже собираясь уходить, обернулся и бросил через плечо:

— Южнее, на кукурузном поле, все еще стоят лагерем солдаты. Похоже, они следят за всеми дорогами. — Он поглядел на небо, потом перевел взгляд на Келли и Дэниела и печально покачал головой. — В воздухе по-прежнему витает запах смерти, а вода в ручье побурела от крови. Грустная это штука, война!

Очень грустная.

И он двинулся но тропке через поле.

Камерон некоторое время глядел ему вслед, потом скомкал в кулаке газету, — Хитрый ход! Черт побери, очень хитрый! Ваш мистер Линкольн не дурак, Келли. — Он вдруг в ярости швырнул скомканную газету.

— Ты-то ведь уже освободил своих рабов! — воскликнула, широко раскрыв глаза от удивления, Келли. — Если Юг не признает полномочия Линкольна, то какая разница, издан этот манифест или нет?

— Я тебе скажу, какая разница! — сердито отозвался Дэниел. — Рабы побегут десятками, сотнями, а может быть, тысячами! Причем некоторые из них будут опасны. Но и это не самое главное, разве ты не видишь.?

Удивленная и обиженная гневом любимого, Келли возмутилась:

— Да! Да, вижу! Линкольн освободил множество людей, скинув оковы рабства!

— Для победы в Гражданской войне он сделал больше, чем любой из его генералов! — сердито оборвал ее Дэниел. — Неужели не понимаешь? Теперь Европа ни за что не признает Конфедерацию. А Англия?! Англия, которая закупала у нас хлопок тюками, но всегда воротила свой аристократический нос от наших так называемых институтов, — ведь она теперь наверняка будет на стороне Линкольна! Нам больше неоткуда ждать помощи. Черт возьми, я всегда говорил, что этот человек, к сожалению, очень умен.

У Келли, до которой мало-помалу доходил смысл сказанного Дэниелом, тревожно забилось сердце. Конфедерация надеялась на финансовую помощь Европы, на признание. И правительству мятежников, судя по всему, почти удалось его получить.

Но Линкольн расстроил все планы, сыграв на том, что англичане презирают рабовладение. Получается, что президент боролся отнюдь не за сохранение Союза, а преследовал гуманную цель освобождения невольников. Война приобрела другой антураж. И в связи с этим повсюду, несомненно, разгорятся страсти.

Дэниел невесело рассмеялся:

— Заметь, Келли, что в Мэриленде рабов не освобождают.

Президент Линкольн не рискнул затронуть интересы приграничных штатов. Невероятно ловкий ход! Я уже слышу звон погребального колокола!

Камерон взглянул на нее так, словно она сама звонила в этот самый колокол. У нее вдруг перехватило дыхание. Он бросал ей вызов, обвинил ее — и ждал еще какой-то реакции?!

— Что ты хочешь? — воскликнула она. — Я противница рабства. И если Линкольн поставит Юг на колени и положит конец войне с помощью этого манифеста, то я буду только рада!

Дэниел разразился нескончаемой бранью.

— Хочешь знать, Келли, что он в конечном счете сделает в Мэриленде? Он позаботится о том, чтобы и здесь освободили рабов, но при этом предусмотрит какую-то компенсацию рабовладельцам.

— Значит, он не глуп!

— Конечно! — Он оборвал фразу на полуслове. — Я все забываю, что ты — это «они», враги. Как я мог?!

— Да! — с вызовом воскликнула она. — Я твой враг. Ты сам мне как-то говорил, что не следует забывать об этом. Помнишь, у тебя погиб солдат из-за того, что замешкался, не решаясь выстрелить в своего друга? Твердите свой собственный урок, полковник!

Камерон угрожающе шагнул к ней, и она, судорожно глотнув, попятилась.

Он остановился.

— Пропади все пропадом! — в гневе выкрикнул он и, повернувшись, направился к лестнице. — Значит, мы враги до гробовой доски, мадам, — добавил он яростно. — Я постараюсь как можно скорее покинуть ваш дом!

Келли смотрела ему вслед, задыхаясь от ярости. Но как только он скрылся за дверью, гнев ее начал стихать.

Вот тебе и любовь! Вот тебе и неуемное влечение, вот тебе и страсть! И вкрадчивый шепот о том, что он не сможет уйти, не простившись с ней…

Пусть идет ко всем чертям, подсказывала гордость. Пусть убирается! Если он хочет видеть в ней врага, что ж, она не станет извиняться за то, что у северян после поражений, унижений, бесчисленных потерь появился наконец про» блеск надежды. 0»(а-то как раз искренне считала дело северян правым.

Дэниел и сам понимал всю порочность института рабства.

Ни один человек не имеет права владеть другим человеком — ни черным, ни белым. К тому же Камерон сам освободил своих рабов. И сейчас он разозлился из-за того, что Линкольн не такой уж простачок, каким его хотели представить политические противники. Провинциальный стряпчий из Иллинойса, возможно, окажется одним из самых великих людей своего времени.

Вбежав в комнату, Дэниел с размаху запустил подушку через всю комнату, следом за ней вторую…

Затем сел на пол и взъерошил волосы.

Черт бы побрал Келли! Черт бы ее побрал!

Вернее, черт бы побрал Линкольна. И эту проклятую войну.

Если бы миссис Майклсон родилась на Юге, она, возможно, поддержала бы другую сторону. Впрочем, она ему никогда те лгала, не притворялась, что сочувствует южанам, и даже не пыталась отстаивать свои убеждения. Она просто отказывалась сдавать позиции.

Камерон вдруг насторожился: снаружи как будто послышался какой-то звук. Поднявшись на ноги, он выглянул в окно.

Должно быть, Келли выскочила из дома, рассердившись на него.

«Надо немедленно уходить», — решил он, взял саблю, прикрепил ножны. Сердце невыносимо заныло.

Он любит ее. Любит красоту ее серо-голубых глаз, золотистое пламя волос, любит ее голос. И ее горячее сердце.

Но последние полчаса еще раз подтвердили, что они враги.

Дав волю своему раздражению, он сам лишил их обоих возможности нежно попрощаться друг с другом.

«Не тяни время, уходи! — пульсировало у него в висках. — Уходи».

Но уже спускаясь по лестнице, он ясно понял, что так просто он не уйдет.

Келли долго ждала в гостиной, сжав кулаки и вытянув руки по швам. Прошла уже целая вечность, а Дэниел все не появлялся. В глазах ее стояли слезы.

Теперь Келли понимала его, возможно, лучше, чем он сам себя. Насколько девушка знала Дэниела — а, видит Бог, она узнала его достаточно хорошо, — Камерон и сам скоро все поймет. Но он ни за что не признает — даже сейчас, — что его драгоценная Конфедерация может все-таки проиграть войну.

Девушка облизала губы, утерла щипавшие глаза слезы и через черный ход вышла из дома.

Ноги сами несли ее вперед. Миновав скотный двор, она уныло побрела на семейное кладбище. Сорвала по дороге полевой цветок, положила его на свежую могилу молодого солдатика-янки. Затем окинула взглядом памятники отцу и Грегори, и на сердце у нее стало еще тяжелее. Сколько? Сколько еще людей погибнет в этом ужасном противостоянии? Сколькими жизнями придется еще заплатить, скольким еще глупцам мужчинам не терпится пролить свою кровь?

Келли присела на могилку мужа и, закрыв глаза, задумалась. Казалось, все, что происходило с ними когда-то, было в другом мире. Он погиб совсем недавно, но с тех пор прошла уже целая вечность. Грегори, обнимая ее, обещал, что через несколько недель он вернется, потому что война закончится. Он был так уверен в победе! Этим недоумкам мятежникам надо просто хорошенько дать коленом под зад, и они уберутся восвояси.

Но все кончилось плачевно: одинокая и потерянная, она спустя некоторое время встречала гроб с его телом на железнодорожной станции.

За этот день Келли стала старше на несколько лет.

Девушка вздрогнула и насторожилась, услышав какой-то шорох возле дома. Прикрыв рукой глаза от солнца, она поглядела в сторону дома. Никого.

Вздохнув, она провела пальчиком по камню на могиле мужа. И тут вдруг раздался тихий голос Дэниела:

«Ax, он умер, госпожа,

Он — холодный прах;

В головах зеленый дерн,

Камешек в ногах».

[3]

Келли задумчиво вытерла о подол перепачканные в земле руки, тронутая неподдельной печалью Дэниела.

Казалось, он оплакивает смерть ее мужа так же искренне, как оплакивал смерть паренька, который умер от ран.

— Извини меня, Келли.

Она не поняла, извиняется ли он за свою вспышку во время их ссоры или сожалеет, что погиб Грегори.

По всей видимости, он собрался уходить. Он, конечно же, был в брюках ее отца и хлопковой рубахе, но на ногах снова красовались высокие кавалерийские сапоги, а на боку висела сабля.

Из-под черных как смоль волос на нее смотрели полные нежности глаза.

— Шекспир, — тихо пробормотала она.

— «Гамлет», — уточнил он.

— Слова Офелии.

— Да.

— Для мятежника ты довольно хорошо начитан, — попыталась пошутить девушка.

— Еще как, — улыбнулся он.

Они глядели друг на друга через могилу Грегори; налетевший ветер шевельнул подол ее платья, заиграл золотисто-каштановыми волосами. Над головой синело небо, в воздухе разливалась приятная прохлада.

Запах смерти исчез. Пахло полевыми цветами.

День был чудесный. Весьма подходящий для прощания.

Келли не могла вымолвить ни слова, но когда Дэниел, перешагнув через могилу Грегори, обнял ее, она порывисто припала к его груди. Поцелуй длился долго. Страстный, полный мучительной нежности, он, казалось, продолжался целую вечность.

Оторвавшись от нее, Дэниел встретился с ней взглядом словно моля вымолвить хоть слово.

Но увы… Может быть, просто не находилось подходящих слов. Да и что тут скажешь, ему пора уходить.

Может быть, он вернется, а может быть, и нет.

Он коснулся ее щеки.

— Я, помнится, как-то высмеял того, кто поклялся любит» тебя до конца дней. Теперь я не вижу в этом ничего смешного, потому что и сам буду вечно любить тебя.

Келли часто заморгала, чтобы унять навернувшиеся слезы.

И тем не менее между ними выросла стена отчуждения.

— Но я навсегда останусь твоим врагом, — тихо произнесла она.

— А я — твоим.

— Еще слишком светло, — кивнула она на лужайку перед домом.

— Да, сумерки еще не сгустились. Черт возьми, Келли, я не могу ждать наступления темноты. Видит Бог, я изо всех сил стараюсь вести себя как подобает джентльмену.

Он крепко прижал ее к себе. Девушка замерла. Нет, она не имеет права умолять его остаться. Надо его отпустить! Нельзя ни упрашивать его, ни соблазнять, потому что он прав: они должны расстаться. «Господи! Дай мне силы!»

— Ах, Келли, — пробормотал он и двинулся прочь.

Камерон уже скрылся за углом дома, а она все смотрела ему вслед и не могла поверить, что он с такой легкостью покинул ее Да, ему пора, но нельзя же так сразу! Надо бы побыть вместе, попрощаться как следует…

Что уж теперь говорить о силе воли и проклятой гордости!

Она должна сказать, что любит его.

— Дэниел! — окликнула его Келли и рванулась следом.» Он уже маячил где-то вдали, когда неожиданно чьи-то грубые руки схватили ее и потянули назад.

До смерти перепугавшись, она резко обернулась, судорожно хватая ртом воздух.

Глаза у нее округлились от ужаса, изо рта, казалось, вот-вот вырвется громкий крик.

Та же грубая рука зажала ей рот, и она лишь бессильно скрипнула зубами.

Знакомый хриплый голос прошипел ей на ухо:

— Значит, пригрела врага на своей груди, Келли Майклсон? Милуешься прямо у могилы Грегори? Предательница, чертовка!

Он помедлил, потому что от злости ему не хватало слов.

— Шлюха! Ты за это еще поплатишься! Потому что сама Приведешь своего любовника прямо ко мне, Келли, и сама обезоружишь, а не то я убью его у тебя на глазах.

Глава 10

— Эрик!

Келли попыталась вырваться, но он держал ее крепко, несмотря на то что весь так и дрожал от злости. Она дико озиралась вокруг, пытаясь сообразить, как ему удалось незаметно подойти к дому.

Впрочем, все очень просто. По всей видимости, он проезжал неподалеку от дома и услышал, как они спорили. Дэниел, который обычно был таким осторожным, утратил бдительность после ухода Руди Вайса. И потом во время спора они уже не обращали внимания на то, что творится вокруг.

Оказалось, Эрик не один: трое его людей окружили дом со всех сторон.

Оставив коней за пригорком, северяне подобрались к дому поближе, она вышла, а Дэниел находился наверху.

«Но почему они не схватили его сразу? — удивлялась она. — Почему не набросились с саблями или не попытались пристрелить?»

Она хотела было криком предупредить Дэниела, но Эрик грубо тряхнул ее.

— Нет, Келли, не вынуждай меня стрелять, он нужен мне живой.

— Почему же вы его не схватили?

Эрик замялся и злобно стиснул зубы.

— Потому что с ним его проклятая сабля!

— Но ведь вас четверо!

Дабни отвел взгляд в сторону.

— Похоже, ты не знаешь, что за гостя ублажала в своем доме. Это же Дэниел Камерон!

— Я знаю.

— Не сомневаюсь. Уверен также, что ты еще много чего о нем знаешь.

Несмотря на все усилия не реагировать, она густо покраснела. Капитан еще крепче сжал ее руку.

Встретившись ним взглядом, Келли увидела в его глазах неприкрытую ненависть. Теперь он явно с удовольствием стер бы ее с лица земли.

Девушка вздернула подбородок. Надо выиграть время, чтобы Дэниел успел уйти! Эрик, однако, все понял. Летели секунды, минуты… Ей стало страшно.

— Верни его, — приказал Эрик, сверля ее взглядом.

Келли покачала головой:

— Не могу. Он ушел. Ты все видел своими глазами.

— Да, я видел каждый миг прощания… Мерзкая шлюха! — вполголоса добавил он.

Ярость придала Келли силу, и она с размаху закатила ему пощечину. Один из солдат Дабни охнул от неожиданности.

Эрик схватил ее за волосы и потянул, да так сильно, что она тихо вскрикнула — главное, чтобы не услышал Дэниел.

Правда, теперь он уже, наверное, ушел далеко.

Эрик тем временем притянул ее к себе и горячо зашептал на ухо:

— Ты вернешь его сию же минуту. Скажешь ему что-нибудь, сама придумаешь что. Уговори его не уходить до сумерек. Можешь пообещать ему… — Он еще больше понизил голос и пояснил, что именно.

Келли, кипя от ярости, попыталась вырваться и ударить его, но не смогла.

— Мерзавец! — процедила она сквозь зубы. — Подумать только — и ты был другом Грегори!..

— Подумать только — ты была его женой! — усмехнулся он.

— Однако ты бы не стал возражать, если бы я выбрала тебя, не так ли?

— Капитан, — прервал их перепалку молодой солдат, — полковник Камерон почти перешел кукурузное поле!

— Беги за ним скорее и верни домой.

— Зачем, черт возьми, мне это делать?

— Потому что иначе я его убью. Я не стану нарываться на его саблю, а просто-напросто пристрелю.

Келли судорожно глотнула. Эрик, похоже, не шутил.

— Ты его боишься, — пробормотала она. — Боишься его сабли. Вы, все четверо, испугались одного конфедерата…

— Смотря какой конфедерат, мэм, — отозвался подчиненный Эрика; он нервно откашлялся и поглядел на командира. — Мы не хотим убивать его, мэм. Надо просто взять его в плен. А тогда он останется жив.

— Но если ты не вернешь его, Келли, он умрет, — ? — зловеще произнес Эрик.

К ее удивлению, капитан ее отпустил и теперь смотрел ей в глаза жестким непрощающим взглядом.

— Предположим, я смогу его вернуть и привести сюда, что дальше? — спросила девушка. — Ведь сабля-то у него все равно останется.

— Уверен, тебе нетрудно будет снять ее, Келли. Думаю, ты без труда снимешь с него что угодно. Мне крупно повезло.

— Не знала, что ты такой жалкий трус, Эрик, — ледяным тоном отозвалась она.

— А я не знал, что ты такая жалкая потаскуха. Правда, это к делу не относится, во всем виновата война.

— Разве мало вокруг смертей? Пусть себе идет.

— Слушай, не тяни время. Он может уйти слишком далеко, и мне тогда придется рисковать жизнью своих лучших снайперов, чтобы пристрелить его. Он не просто враг, Келли, он один из самых опасных врагов.

Девушка все не двигалась с места, раздумывая. Они охотились на Дэниела, а поскольку он был слишком занят ею, им удалось подобраться незамеченными.

Если она откажется вернуть Камерона, они подстрелят его в поле.

— Если он так опасен, то пусть уходит, — ответила она.

Эрик, злобно прищурившись, скривил свой рот в недоброй ухмылке:

— Если я его возьму в плен, меня, возможно, ждет повышение, миссис Майклсон. Черт бы тебя побрал! Ты хоть представляешь себе, сколько янки он уничтожил? Или тебе уже все равно? Может, для тебя больше не имеют значения ни твой отец, ни твой муж?

— Мой муж убит и похоронен. И ничто не сможет вернуть его к жизни.

— Ну хватит! Решайся. Считаю до трех, и если на счет «три» ты не кинешься в поле, я его убью. Осыплю поле таким градом пуль, что на нем ни одной травинки не останется! Поняла?

— Убери руки, — холодно бросила она Дабни.

Он сразу же ее отпустил.

— Бегите, миссис Майклсон, — прошипел он ей на ухо. — Да поторапливайтесь, пока он еще не слишком далеко!

Келли отступила, не сводя глаз с Эрика. Она никогда не простит ему такое, потому что ее не простит Дэниел. Но времени на размышление не было. Как только Эрик скомандовал, она побежала.

Камерон шел быстро, но осторожно.

Во всей округе на полях не осталось почти ни одного растения — все было скошено до основания ураганным артиллерийским и ружейным огнем обеих сторон. И все же Дэниел отыскал небольшой островок кукурузы и сейчас двигался под ее прикрытием. Конечно, было бы разумнее дождаться темноты, но тогда ему захотелось бы проститься с Келли как следует.

Вернее, так, чтобы она не сумела его забыть. И сколько бы ни продолжалась война, что бы за это время ни произошло, кто бы ни появился в ее жизни, она не смогла бы полюбить снова, потому что чувствовала бы на себе печать его любви. А потом он бы вернулся к ней.

Ах, какой он глупец! Разве можно такое гарантировать, пока идет эта проклятая кровавая бойня? А когда война закончится, что он сможет ей предложить? Опустошенную землю? Нет, Господь не допустит, чтобы Камерон-холл разрушили! А что, если они навсегда останутся врагами? Какие чувства будут испытывать друг к другу победитель и побежденный?

Камерон на мгновение остановился и закрыл глаза, превозмогая захлестнувшую его боль.

Он ее любит! Любит сильнее, чем ему казалось. Какая мука!

Ему захотелось вернуться хотя бы на часок, чтобы только обнять ее, обнять еще разок!

И куда он так заторопился? Впрочем, с каждым часом, проведенным вместе, расставаться становилось все труднее.

— Дэниел!..

— Келли?!

Он еще не видел ее, но побежал назад, продираясь сквозь заросли кукурузы.

Вот она снова его окликнула. Он остановился.

— Я здесь, Келли?

Она показалась футах в двадцати от него.

Волосы ее растрепались и блестели на солнце, широко раскрытые глаза издалека казались темными. Огромные, умоляющие, прекрасные, влекущие глаза…

Грудь ее высоко вздымалась — она задыхалась от бега, и ему показалось, что воздух вокруг наэлектризован, как во время грозы.

— Дэниел! — страстным шепотом произнесла она и бросилась к нему.

Он вполголоса произнес ее имя и тоже бросился к йен навстречу, раздвигая стебли. Тихо шуршали зеленые листья, в воздухе пахло осенью. Так сладко, так возбуждающе!

Подхватив ее на руки, он закружился на месте. Когда он остановился, она медленно опустилась на землю.

— Дэниел, не уходи! — прошептала она.

— Так надо.

— Не сейчас.

— Келли, мам будет еще тяжелее расстаться.

— Нет! Нет! — Девушка приподнялась на цыпочки и, обняв его за шею, потянулась, чтобы поцеловать. Камерон почувствовал, как она напряжена, и ему даже показалось, что он ощутил соленый привкус ее слез.

Отстранившись от любимой, он заглянул ей в блестящие серебристые глаза.

— Мне надо идти, — повторил Дэниел.

— Когда стемнеет, милый, когда стемнеет. Прощу тебя, давай вернемся!

Сердце у него гулко забилось. Конечно, значительно удобнее уходить в темноте. И лучше уж уйти, когда оба они успокоятся и к тому же не нужно будет пробираться через поля при свете дня.

Не сводя с него глаз, она прильнула к веку. Он ощутил податливость ее полной груди и жар ее бедер и закрыл глаза, охваченный неодолимым желанием еще раз увидеть ее золотистые волосы на белой подушке — как волшебный огонь, разжигающий их чувства.

— Келли! — Он коснулся губами ее шеи. — Боже мой, мне надо идти!

Девушка отстранилась и поглядела ему в глаза. Господи, он никогда еще не видывал такого таинства, такого соблазна!

— Дэниел, побудь еще немного. Давай вернемся. Подари мне эти несколько часов до наступления темноты. Ради Бога, пойдем со мной, — молила она, взяв его за руку.

— До наступления темноты, Келли, — согласился он. — Больше не могу.

— Мне больше и не нужно, — прошептала девушка, глядя ему в глаза.

Не выпуская его руки, она повернулась, и они пошли по направлению к дому.

Во дворе Камерон остановился. Келли отпустила его руку и вопросительно-умоляюще взглянула на него.

Волосы ее так и пылали под лучами солнца.

— Все в порядке. Идем.

Дэниел шагнул вперед, не сомневаясь ни в чем, потому что верил ей.

Они быстро пересекли лужайку и вошли в дом. Не успела за ними закрыться дверь, как он обнял ее и притянул к себе, обвел кончиком языка искушающий овал ее губ, снова ощутил их сладость.

Странно, почему она так напряжена в его объятиях? Он заглянул ей в глаза.

— Келли, поверь, я очень сожалею. Извини за все, что я наговорил, за то, что разозлился на тебя. Извини.

Девушка покачала головой:

— Это… это не имеет значения.

— Имеет. Я ощутил обиду в твоем поцелуе.

Келли снова покачала головой и, казалось, очень расстроилась.

— Нет.

— В таком случае иди сюда, — сказал, он и стал снова целовать ее, вкладывая в поцелуи всю свою страсть, всю нежность и желание.

Она вдруг снова напряглась. Камерон недоуменно отстранился и заглянул ей в глаза. Глаза были полны слез и от этого вовсе отливали серебром.

— Келли, мне не стоило возвращаться.

— Нет, я очень хотела, чтобы ты вернулся.

— Но…

— Не здесь, Дэниел. Не у двери. И не с саблей на боку — она нас разъединяет.

Боже, какая она податливая, какая женственная… Голос ее дрожал, руки тоже. Она была так красива!

— Келли… — пробормотал он, целуя ее в висок, потом в пульсирующую жилку на шее. Пальцы его подобрались к застежке на ее платье. Она застенчиво уклонилась, щеки ее пылали. Казалось, девушка как будто боялась, что кто-то увидит их интимные ласки.

Он тихо рассмеялся:

— Келли…

— Пойдем со мной, Дэниел, — прошептала она. В глазах ее застыла мольба, сладкий серебристый соблазн.

— Я пойду за тобой хоть на край света! — воскликнул он, подхватив ее на руки. Она обняла его за шею, не отрывая от него серебристо-серых глаз.

Они добрались до спальни. Келли облизала пересохшие губы и опустила ноги на пол. Положив ладони ему на грудь, торопливо поцеловала его и отступила назад.

Озадаченный ее поведением, он протянул к ней руку, но девушка с робкой и какой-то жалобной улыбкой попросила:

— Давай сюда саблю, Дэниел.

Затем отстегнула ножны и чуть не согнулась под тяжестью оружия. Камерон подхватил клинок, и Келли, улыбнувшись, направилась к кровати.

Сев на краешек постели, она вдруг откинулась на спину.

Волосы ее рассыпались и запылали золотистым пламенем на белоснежном покрывале.

У Камерона вдруг перехватило дыхание.

Келли встретилась с ним взглядом и обвела губы кончиком языка.

— Дэниел, оставь саблю, прошу тебя. — Она зазывно провела рукой по покрывалу рядом с собой. — Иди скорее ко мне.

Цирцея над морем, наверное, не пела так сладко, заманивая моряков.

А в эту Цирцею он был влюблен.

Положив саблю на кресло возле камина. Камерон приблизился к кровати. Чуть помедлив, расстегнул единственную пуговицу на рубахе и сдернул ее через голову.

Потом улыбнулся и проговорил одними губами:

— Я люблю тебя, ангелок.

Он хотел было примоститься рядом с Келли, как вдруг услышал за спиной чьи-то шаги. Мгновенно насторожившись, он резко обернулся.

И получил сокрушительный удар кулаком в челюсть.

В глазах у него потемнело, тем не менее синие мундиры янки он распознал безошибочно. Северяне! В комнате были враги.

Но куда сильнее, чем удар в челюсть, его поразило другое. Келли! Она предала его! Умышленно привела сюда и соблазнила, как последнего идиота, и он, разрази его гром, поддался ее чарам!

— Шлюха! — взревел Камерон, и тут перед ним вновь мелькнул кулак человека в синем. — Ну уж нет! — крикнул Дэниел и заорал так громко и так грозно, что Келли, соскочив с кровати, прижалась к стене и завопила от ужаса.

Мужчины-северяне, заслышав боевой клич мятежников, разом побелели от страха.

Дэниел, поигрывая бицепсами, двигался по комнате с ловкостью танцора. Подчиненные Эрика по очереди наваливались на южанина, и он одного за другим укладывал их отработанными меткими ударами: одному заехал кулаком в челюсть, другого пнул в пах.

— Будь ты проклят! — услышала Келли голос Дабни.

Еще один глухой звук, и Эрик покатился по полу, прижимая руку к окровавленной челюсти. Он вытащил пистолет.

— Нет! — взвизгнула девушка.

Но ее никто не слушал. Противникам Камерона наконец удалось броситься на него всем скопом, и пока Дэниел расправлялся с двумя нападавшими, третий ударил его пистолетом по затылку. Схватившись за голову. Камерон рухнул на колени.

Эрик тотчас, зайдя со спины, приставил к голове отбивавшегося пистолет. Послышался звук взводимого курка.

— Не шевелиться! — предупредил капитан.

Келли молилась, затаив дыхание.

Дэниел, скрипнув зубами, зажмурился, а когда открыл глаза, они были не того синего цвета, который поражал девушку.

Нет, в них пылала черная ненависть.

Один из людей Эрика завернул ему руки за спину, надел наручники. Келли болезненно поморщилась, услышав лязг металла.

Затем, схватив Камерона за плечи, Эрик резко рванул его К себе. Келли до сих пор не замечала, что Дэниел такой высокий. Он почти на целый дюйм возвышался над Дабни и его солдатами.

— Как тебе нравятся оковы, приятель? — издевательски спросил Эрик. — Ведь именно это ваши южане надевают на своих рабов. Не жмут, а?

Камерон неожиданно развернулся и пнул мучителя в живот.

Откинувшись назад, Эрик схватился за живот и грязно выругался.

Дэниел, воспользовавшись замешательством, подошел к Келли. Она видела капельки пота на груди, слышала его учащенное дыхание и поежилась под его колючим ледяным взглядом.

— Дэниел, — прошептала она, вздрогнув.

— Стальные кандалы меня не удержат. И тюремные решетки тоже. Обещаю тебе, я вернусь. Вернусь, чтобы посчитаться с тобой.

— Заткнись, мятежник! — вдруг ожил Эрик. — Она поступила, как подобает добропорядочной янки. Молодец, Келли! Хорошая работа!

Ей хотелось орать, визжать, рвать волосы у себя на голове. Понятно, что Дэниел поверит самому худшему — поверит, что она давно замышляла предательство. «Я спасала твою жизнь, глупец!» — хотелось крикнуть ей, но сейчас любые оправдания были бы неуместны. Тем более в присутствии Дабни и трех солдат.

Во рту у нее пересохло и, заметив презрительную ухмылку на его лице, она решила было объясниться:

— Дэниел, я не…

— Бедняжка янки, — прервал ее Эрик. — Лакомый кусочек, правда, южанин? У нас на Севере свое оружие. А она вообще смертельное оружие, не так ли, парень?

— Я вам не парень, — решительно заявил Камерон и улыбнулся Келли. Да так, что у той мурашки по спине побежали. — Я вернусь, Келли. И тебе негде будет спрятаться. Поверь мне, я вернусь. Обещаю.

— Ну хватит! — грубо оборвал Дабни. — Уведите его, капрал Смитерс!

Нерасторопный Смитерс замешкался. Дэниел усмехнулся.

Они все еще боятся его сапог.

Келли не сдвинулась с места, готовая сквозь землю провалиться. Она чувствовала запах любимого, слышала биение его сердца.

И снова поймала на себе его взгляд.

Эрик тотчас со всей силы ударил Дэниела пистолетом по затылку. Не издав ни звука, неистовый мятежник наконец упал, и черные ресницы, опустившись на глаза, прикрыли рвущуюся из них холодную ненависть.