Желанная и вероломная

Интерлюдия ДЭНИЕЛ

4 июля 1863 года

Окрестности Шарпсбурга, Мэриленд

Он долгие месяцы ждал этой встречи, мечтал о ней, представлял во сне и слышал ее голос даже сквозь грохот артиллерийского обстрела, но ему почему-то не верилось, что она такая красивая.

И все-таки так оно и было.

Дэниел издали наблюдал, как она предлагает офицеру воду.

Смотрел, как она двигается, прислушивался к мелодичному звучанию ее голоса. При этом он непроизвольно сжимал кулаки и чувствовал, как в душе вздымается горячая волна ненависти и обиды. Он должен ненавидеть ее. Она, словно оружием, воспользовалась своей красотой, своим нежным голосом, огненной копной золотисто-каштановых волос. Она его предала.

И все же она очаровательна! Не оставляет равнодушным ни одного мужчину из тех, кто проходил мимо. И с губ их срывалось слово, которое при виде ее когда-то пришло в голову и ему.

Ангел. Только Создатель небесный мог сотворить это лицо, придумать такой цвет волос, такую форму и оттенок глаз…

Небесное создание!

И при этом соблазнительница, породить которую мог только дьявол, напомнил себе Камерон, с трудом глотая комок, стоявший в горле. При взгляде на нее, пожалуй, забудешь, как нежно уговаривала и заманивала она его в ловушку.

Забудешь про наручники, про тюрьму, про мерзкую сырость Олд-Кэпитол, про страдания и унижения.

Дэниел, спешившись у ворот, стал наблюдать.

Черт бы ее побрал! Может быть, предательство является ее ремеслом? Может, на ее пути попадались и другие солдаты, и она, соблазнив их, потом выдавала янки?

Боже, как он устал! Но сейчас даже усталость не усмирит бушевавшую в нем ярость. Лучше бы она превратилась в иссохшую старуху! А то стоит здесь, одетая в это простенькое платьице, которое лишь подчеркивает совершенство ее фигуры, ее красоту, ее женственность… Его ангел. Их ангел.

Помнит ли она его? Наверняка помнит, нечего даже сомневаться.

Когда, напившись воды, отошел последний из кавалеристов, К колодцу подошел Дэниел.

— Ничего себе, ангел милосердия! Наверняка не обошлось без доброй дозы мышьяка в колодце?!

Келли словно к месту приросла. Ветерок шевелил ее волосы, и в лучах предзакатного солнца они горели темным пламенем.

Она подняла свои огромные глаза и встретилась с ним взглядом.

Неужели она не испугалась? Кажется, нет. Камерон даже испытал некоторое разочарование. Если она и страшилась его мести, то искусно скрыла это. Она стояла спокойно, словно фарфоровая статуэтка, лишь щеки чуть тронуло розовым, а прекрасные губы заалели, как летняя роза.

Неожиданно он улыбнулся. Судя по всему, Келли съежилась от страха. И как всегда, была готова к баталии.

— Привет, ангелок, — процедил Дэниел сквозь зубы.

В ответ — молчание. Гордое молчание. Однако он заметил, как взволнованно вздымается ее грудь, как бешено бьется жилка у нее на шее. Интересно, почему? Может, она наконец испугалась? Может, его ангел понял наконец, что человек, которого ее стараниями упекли в ад, возвратился, преисполненный жаждой справедливой мести?

Жаркая волна прокатилась по всему его телу, отозвавшись мучительной болью где-то в паху. Что ж, вот он и вернулся.

Предстал перед ней, как и мечтал. Похоже, он и выжил-то только ради этого. У него буквально зачесались руки. Ведь он хотел задушить ее!

Он хотел… ее. Хотел отчаянно, яростно. Вот, сейчас… схватить, крепко прижать к себе и почувствовать нежность ее плоти.

Пусть она выкрикнет его имя, что бы ни побудило ее к этому — гнев, отчаяние, любовь или ненависть.

Дэниел хотел мести, но больше всего хотел утолить жар, который сжигал его, и жажду, что мучила его и день и ночь — в бою ли, в седле, в редкие моменты затишья или даже среди оглушительной канонады и криков умирающих…

— Язык проглотила? — хмыкнул он. Черт возьми, как трудно говорить! Губы его скривились в горькой усмешке. — Очень странно. Разве ты меня не ждала?

Камерон не осмеливался прикоснуться к ней. Пока. Он просто взял из ее рук ковш, зачерпнул из ведра воды и стал пить.

Вода была холодная, свежая. Но она не загасила огонь, снедавший его изнутри.

Она наверняка исподтишка наблюдала за ним: жилка на нежной шее забилась еще сильнее;

— Странно, что вода не отравлена. Может быть, в ней есть хотя бы битое стекло? — буркнул он и приблизился к ней.

Его голос — хрипловатый, низкий, напряженный — дрожал от избытка эмоций.

— Вы словно привидение увидели, миссис Майклсон. Ах да, вы, должно быть, надеялись, что я к этому времени уже стал привидением, давным-давно пав на поле брани и обратившись в пыль? Нет, ангелок, как видишь, я здесь. — Он на мгновение умолк, затем снова саркастически улыбнулся. — Черт возьми, Келли, ты все так же красива! Надо бы просто-напросто тебя задушить — вцепиться в это красивое горло и задушить. Но ведь даже если тебя не будет, ты по-прежнему будешь мучить меня!

Келли наконец овладела собой, гордо расправила плечи, вздернула подбородок и заговорила тихим голосом, всем своим видом давая понять, что обращать внимание на колкости ниже ее достоинства.

— Полковник, пейте и, будьте любезны, езжайте своей дорогой. Это территория Союза, и ваше присутствие здесь нежелательно.

Женщина тихонько оттолкнула его и, высоко подняв голову, двинулась к дому.

— Келли! — В голосе его звучала ярость, впрочем, в том, как он произнес се имя, ей почудилось вновь проснувшееся желание.

Она бросилась бежать.

— Келли! — снова крикнул он. Горечь, копившаяся в нем в течение целого года, наконец прорвалась. Дэниел бросился за ней.

Женщина хлопнула дверью у него перед самым носом и закрыла ее на засов. Он навалился плечом и забарабанил по ней кулаками.

Наконец послышался треск ломаемой древесины.

— Прочь, Дэниел! Возвращайся к своим солдатам, к своей армии — на свой Юг!

Он все-таки вышиб дверь и теперь стоял на пороге, пристально глядя ей в глаза.

— Вот как? Разве нет поблизости доблестных солдат-янки, которые пришли бы к тебе на помощь, как только ты снова заманишь меня в постель?

Схватив со стола кофейную чашку, она запустила ею в обидчика.

— Убирайся!

— Убирайся? Как грубо, миссис Майклсон! Ведь я так долго ждал этого момента. Бессонными ночами мечтал о том, чтобы вернуться. Глупец! Да, урок не пошел мне на пользу!

Он сорвал с головы шляпу и швырнул ее на кухонный стол.

— Ну что ж, вот я и вернулся, ангелок. И горю нетерпением продолжить с того, на чем мы остановились. Давай-ка припомним, где это было… Кажется, твоей спальне?

А-а, вспомнил: в твоей постели! Припомни, где именно находились действующие лица?

— Вон из моего дома! — возмущенно оборвала его Келли.

— Ни за что, — произнес он, горько усмехнувшись. — Ни за что, мадам, и не мечтайте!

Полковник решительно шагнул вперед.

— Не смей! — предупредила она.

Ее слова лишь подлили масла в огонь, бушевавший в нем.

Боже милосердный! Куда подевалось все, чему его учили? Где его сдержанность, умение прощать, где его милосердие?

Вдруг вспомнился холодок, пробежавший по его спине, когда его схватили янки. А он так ее любил… И, черт возьми, так ей верил!

— Ну уж нет, пусть хотя бы это вторжение на Север будет успешным!

Камерон стал медленно приближаться к ней, всем видом выдавая свои намерения. А может, она все поняла по холодному блеску синих глаз…

Келли повалила стул, преградив ему дорогу.

Ну, этим его не остановишь, особенно сейчас!

— Не смей, черт бы тебя побрал! — крикнула она задыхаясь.

Он уже готов был отказаться от задуманного, как вдруг заметил серебристую негу в ее глазах и услышал мягкий голосок, в котором сквозили мольба и соблазн.

— Ты должен меня выслушать… — начала она.

«Соблазняет, — насторожился он. — Да, так оно и есть — соблазняет!»

— Выслушать?! — воскликнул он гневно. — У меня нет времени на пустую болтовню, Келли. Я тебя уже послушался однажды…

— Дэниел, не подходи. Ты должен…

— Да, должен закончить начатое. Возможно, после этого я снова смогу спокойно спать.

Камерон схватил ее за локоть, опалив своим синим взглядом.

— Дэниел, посторонись — прошипела она сквозь зубы и рванулась прочь.

Он бросился за ней.

Келли попыталась остановить его, с размаху швырнув вазу, но Камерон увернулся, и ваза разбилась о стену. Тут уж в него полетели ботинок, книга, газета, но тщетно…

Вот и лестница! Взбежав по ступеням, она едва успела перевести дух, как мужчина поймал ее за волосы. Теперь мститель был одержим одним-единственным желанием — обладать ею.

Он тотчас подхватил Колли на руки и шагнул к спальне, куда она однажды так коварно его заманила.

— Давай закончим начатое. Договорились, ангелок?

— Отпусти меня! — закричала Келли, вырываясь, как дикая кошка, и изо всех сил молотя кулаками по его груди.

— Отпустить? — взревел он, не узнавая собственного голоса. Ну уж нет, на сей раз он ее не отпустит! — Помнится, я как-то пытался уйти. Из уважения к нашим убеждениям, к тому, что для нас свято. Но ты помчалась за мной, ангелок, умоляя, чтобы я остался. Помните, миссис Майклсон?

Сделав еще шаг, он отнюдь не бережно швырнул ее на кровать. Она тут же приподнялась и, гордо задрав подбородок, стала следить за его дальнейшими действиями.

— Не надо! — приказала она. — Даже не думай…

Но он вдруг оседлал ее и, ухмыляясь во весь рот, свирепо сверкнул глазами.

Она попыталась ударить его по щеке, но он, содрав горчичного цвета перчатку, перехватил ее руку.

— О чем, по-твоему, я думаю, Келли? — спросил он.

— Не знаю. А о чем? — Глаза ее настороженно вспыхнули.

— Все вышло бы по-другому, если бы янки не использовали тебя в качестве своего орудия, — пробормотал он. — Неужели ты не помнишь, как хорошо нам было вместе? Здесь, именно здесь! Мне сразу же понравилась твоя спальня: и мебель темного дерева, и белизна оконных занавесок и постельного белья. И мне понравилась ты… Никогда не забуду твои волосы: они как солнечные лучи сверкали на подушке — мягкие, душистые, такие соблазнительные… блестящие как шелк.

Я вспоминал тебя, находясь среди военнопленных, я вспоминал тебя, когда замышлял побег. Я мечтал о твоих поцелуях, Келли.

У тебя такие чувственные губы!.. Точеная шея и красивая грудь…

Я без конца вспоминал твое тело и хотел тебя, как еще никогда и никого не хотел. Ведь когда ты прикасалась ко мне, я словно бы умирал и возносился на небеса. Черт побери! Я тебя любил.

Среди этого хаоса ты стала для меня островком мира и покоя. И я верил тебе — подумать только! — рядом с тобой я вдруг вновь Ощутил, что жизнь прекрасна. Глупец!

— Дэниел…

— Оставь! — бросил он резка. — Оставив, молчи. И не говори, что ни в чем не виновата. Я скажу, о чем я думал все эти месяцы. Я думал, что ты предательница и заслуживаешь кары, уготованной каждому предателю. Мне хотелось задушить тебя. — Он провел тыльной стороной ладони по ее шее. Она затаив дыхание смотрела своими серебристо-серыми глазами. Большими. Чистыми.

И по-прежнему прекрасными. Глаза ангела… — Но я никогда не смог бы этого сделать, не смог бы обезобразить твою красоту. И тогда я решил тебя пристрелить. Долгими ночами я обдумывал различные способы расправы с тобой за предательство, Келли. Но знаешь, о чем я думал чаще всего? — Он приблизил к ней злое, обиженное лицо.

— О чем? — прошептала она.

— О том, как бы снова увидеть тебя на этой кровати. Я вспоминал твое тело и твою улыбку, когда ты щедро мне себя отдавала. Все — сердце, душу, тело. Знаешь, твои глаза в такие моменты становятся серебристыми…

Он осторожно прикоснулся к ней: надо закончить начатое.

— Мне захотелось узнать, какая ты теперь, когда я ненавижу тебя так же сильно, как раньше любил.

Она наконец опомнилась и попыталась залепить ему пощечину, но он перехватил ее руку.

— В таком случае можешь ненавидеть меня сколько угодно, болван! Можешь не давать мне возможности объясниться, можешь не оставлять меня в покое, не прощать, не проявлять сострадания…

— Проявлять сострадание?! Уж лучше сразу застрелиться, мадам! — с горечью воскликнул Дэниел.

— Самодовольный мерзавец! Ненавидь меня, а я буду тебя презирать. Как был моим врагом, так врагом и остался! Ты сейчас на территории Союза! И пропади все пропадом, если ты дождешься от меня другого отношения!

Злость прибавила ей сил, и она умудрилась вывернуться, но ненадолго. Камерон столько времени не мог понять, что же он хочет, а вот теперь он знал точно.

Он хочет получить какое-нибудь доказательство ее невиновности, хочет, чтобы она умоляла, доказывая это. Ему так хотелось снова верить ей!

«Черт бы тебя побрал», — сердито подумал Дэниел, схватил ее и снова водворил на место. Она вырывалась как могла, но он придавил се всем телом и, почувствовав податливость ее бедер, не мог совладать со своей страстью. Он ощущал ее горячее дыхание, слышал, как бьется ее сердце. Жар ее тела ничуть не уступал его всепоглощающему огню.

Значит, она тоже сгорает от страсти!

— Ну, Келли, сегодня ты от меня не уйдешь. И тем более не предашь.

— Я не буду твоей!

— Будешь!

— Только с помощью насилия, — презрительно бросила она.

— Сомневаюсь.

— Не обольщайся!

— Я ждал этого долгими холодными ночами и получу тебя.

— Как бы не так! — крикнула она. — Ты не ударишь и не принудишь меня силой, потому что когда-то клялся в этом. Не такой ты человек, Дэниел, уж я-то тебя знаю…Нет, она не знает: он уже не такой, ом и сам себя теперь не знает.

— Черт побери, ты меня совсем не знаешь! Да и не знала никогда.

Камерон впился в ее губы. Жадно, страстно, обжигая тем неутоленным желанием, которое мучило его бесконечно долгие месяцы. Он целовал ее неожиданно грубо, горя нетерпением раскрыть языком ее нежные губы.

Она сопротивлялась, как могла. Сопротивлялась его прикосновению, вторжению его языка, его грубости и ярости. В конце концов она сдалась.

Его поцелуи сразу стали нежнее, руки скользнули вниз, жаждая коснуться ее плоти. Женщина тотчас вся затрепетала.

— Келли! — горячо выдохнул Дэниел.

Она взглянула ему в глаза. Неужели она просит пощады?

Неужели ей хочется лишь, чтобы он освободил ее? Неужели она была и остается всего лишь хорошей актрисой? Может, она шпионит для янки и не ограничилась его пленением, а сделала для них и кое-что поважнее?

— Черт побери, я не позволю тебе сломить меня! — прорычал он, вцепившись ей в предплечья.

И в этот момент по комнате разнесся громкий сердитый крик.

Ребенок?!

Он насторожился:

— Что это?

— Это… это Джард. — Келли выскользнула из-под него, и он даже не попытался ей воспрепятствовать.

— Ребенок, — выдохнул он.

— Да, ребенок! — Соскочив с кровати, Келли исчезла в коридоре.

Проследовав за ней по пятам, он увидел, что она взяла на руки какого-то малыша. Дэниел сразу же определил, что это ее ребенок.

Скольких же мужчин она предала? Например, тот вот, капитан янки, который схватил его после «представления»

Келли?.. А сколько было еще — друзей, врагов?

Камерон пересек комнату.

Женщина, прижав кроху к груди, в страхе уставилась на мятежника. Впервые в ее взгляде читался неподдельный испуг.

— Дай мне его, Келли! — скомандовал он тоном, не терпящим возражений, и протянул руки к малышу.

Ей не хотелось отдавать ему ребенка, он чувствовал это, но, чтобы не испугать малютку, она подчинилась.

Дэниел завороженно наблюдал, как замелькали в воздухе крошечные кулачки и ножки. Какой красивый малыш! Какой удивительный! Он само совершенство. А какой крикун! Крик его, пожалуй, перекроет даже боевой клич мятежников!

В душе Дэниела что-то дрогнуло, и тотчас его охватило непреодолимое желание защитить новую жизнь. Ему вдруг стало жарко, он взглянул в маленькое личико. Личико своего сына. «Я люблю тебя, — произнес он про себя, расчувствовавшись. — Мы с тобой еще не встречались. Ты — просто чудо! И нет ни малейшего сомнения, что ты — Камерон, мой мальчик».

Дэниел пристально посмотрел на Келли. Неужели будет отрицать этот факт? Она наверняка не предпринимала никаких попыток сообщить ему о ребенке. В противном случае давно бы знала, что он сбежал из тюрьмы.

— Это мой ребенок! — выдавил он хрипло и стал спускаться вниз.

Догнав его у лестницы, она впервые за все их знакомство начала умолять. В глазах Келли стояли слезы, отчего казалось, будто из-под ресниц струится серебро.

— Что ты делаешь? Немедленно отдай его мне! Он плачет, потому что хочет есть. Дэниел, прошу тебя! Ты соображаешь, что делаешь?

— Это мой сын!

— Откуда тебе знать…

— Еще бы мне не знать! А ты будешь дурой, если станешь отрицать.

— Дэниел, верни мне ребенка!

— Его место в Камерон-холле.

Келли от удивления даже рот раскрыла. Она еще никогда не видела Дэниела таким ошарашенным.

— Но ему едва исполнилось два месяца! Ты не умеешь заботиться о нем, Дэниел. — Из ее глаз покатились слезы. — Он плачет от голода, верни его, пожалуйста.

Губы его скривились в язвительной ухмылке.

— Ты ведь даже не собиралась сообщать мне о нем?

Она покачала головой:

— Нет, собиралась.

Наверное, она лжет. По-прежнему такая красивая! И он все еще любит ее. Нет, ненавидит… Он и сам не знал теперь, что чувствует.

— Когда же, позволь узнать? — заорал он что было мочи.

— Ты слова не дал мне вымолвить. Явился сюда со своими обвинениями…

— Ты знала, что я вернусь! Или, может быть, рассчитывала, что я сгнию в лагере для военнопленных?

— Черт побери, Дэниел, я не позволю тебе отобрать моего сына!

— Моего сына. И он будет носить мое имя, — сказал новоиспеченный папаша, именно сейчас осознав, что обязательно заберет ребенка. С Келли или без нее.

— Но как ты его вырастишь? — крикнула она в отчаянии.»

Конечно, матерью своему сыну он стать не сможет, и тем не менее Джард поедет с ним в Камерон-холл.

Остановившись, он с улыбкой оглянулся через плечо:

— Очень просто — найду ему кормилицу, И часа не пройдет.

— Ты не посмеешь!.. — еле слышно произнесла она.

— Он Камерон, Келли. И сегодня же уедет на Юг.

— Ты не посмеешь его отобрать. Он мой!

— И мой тоже. Зачатый при весьма печальных обстоятельствах. А теперь едет домой. Это вопрос решенный.

— Но он дома!

— Нет, его дом на Юге, на реке Джеме.

— Я привлеку тебя к ответственности через суд! — пригрозила она.

— Закона больше нет, Келли, — устало отозвался Дэниел; — Есть только война.

Она шла за ним следом. Неужели не понимает, что он ждет ее решения? Ждет ее следующего шага, когда она, презрев свою гордость, будет умолять взять ее с собой?

Вот она, та сладкая месть, о которой он мечтал темными ночами!

Странно, конечно, что он совсем не чувствует того сладостного удовлетворения, которое ему представлялось.

— Я его не отдам! — заорала Келли и замолотила кулаками по спине Дэниела.

Он круто развернулся. Взгляд синих глаз стал беспощадно холодным.

— В таком случае собирайся. Придется тебе ехать на Юг, Келли. Потому что мой сын едет именно туда!

Она отступила на шаг, совершенно ошеломленная холодностью его тона.

— Что ты сказал?

— Если не хочешь потерять сына, собирайся. Даю тебе десять минут на размышление. Кто знает, может быть, Мид на сей раз решится на погоню, хотя у бедного дядюшки Эйба едва ли найдется хоть кто-то, способный преследовать Ли. В общем, я ждать не буду: если едешь, собирайся.

Келли не ответила, она лихорадочно размышляла. Выбора у нее нет, а есть единственный вариант решения. Губы женщины задрожали, она в отчаянии взмолилась:

— Дэниел, дай мне хотя бы покормить ребенка. — Голос ее звенел от напряжения. — Прошу тебя!

— Даю тебе десять минут на сборы, — предупредил он, отдавая ей малыша, — и жду тебя вместе с сыном. В любом случае Джард едет со мной.

— Но ведь мы с тобой враги!

— Злейшие враги, — вежливо кивнул он.

— А вдруг я снова предам тебя за время пути?

«Она еще мне и угрожает! — поразился Дэниел. — Дерзит. Противоречит. Нет, я никогда больше не попадусь на ее уловки! Никогда».

— Я позабочусь о том, чтобы лишить тебя такой возможности, — зловеще пообещал он.

Женщина взглянула на него, стараясь сдержать свой гнев, потом повернулась и с Джардом на руках торопливо взлетела вверх по лестнице.

Дэниел проводил ее взглядом.

Руки его почему-то дрожали. Да, среди кровавого ужаса и безумия вдруг появилось нечто нежное и чудесное — ребенок.

После предательства Келли он почти год вынашивал планы мщения, ярость и горечь.

Тогда как она вынашивала Джарда.

Надо же, как екает его сердце при взгляде на эту кроху! До сих пор он даже не подозревал о его существовании и вдруг полюбил. Сразу же. Безоглядно. Сын стал для него важнее всего на свете.

Дэниел устало прислонился к стене, уставившись в одну точку.

Он любит своего сына, своего Джарда. Он любит его с той же страстью, с какой ненавидит мать ребенка.

Так ненавидит или любит? Он теперь и сам не знал ответа.

Скорее бы во всем разобраться!

Путь до дома может оказаться нелегким. Особенно если в дорогу пускаются янки и мятежник. И ребенок, рожденный в порыве страсти двух непримиримых врагов.