Проснувшись, Эдуарда увидела перед собой сморщенное личико младенца, которого держала на руках сидевшая рядом Элена.
– Сыночек!.. Мама!.. – улыбнулась Эдуарда. – Спасибо тебе, что ты его принесла.
В глазах Элены проступили слезы, и Эдуарда сразу же заподозрила неладное:
– Мамочка, ты плачешь? Почему? Со мной что-то не так? Или… с тобой?
– Нет, доченька. С тобой, к счастью, все в порядке. А вот мой малыш… умер.
– Боже мой! Как же такое могло случиться? Мамочка, я не знаю, чем тебе помочь. Сыночек, помоги мне, подскажи, что я могу сделать для твоей бабушки!
Элена от этих слов заплакала навзрыд и вынуждена была уйти из палаты, оставив Эдуарду на попечение Сезара.
– Если бы такое случилось со мной, – сказала ему Эдуарда, – я бы сошла с ума, умерла от отчаяния, выбросилась бы из окна!
– Не надо так убиваться, – глухо промолвил Сезар. – Элена сильная, она справится с этим горем.
– А Атилиу? Он уже знает?
– С ним сейчас говорит доктор Моретти…Атилиу приехал в клинику с двумя букетами – для Элены и Эдуарды, но его встретил главврач клиники, считавший своим долгом лично сообщить отцу столь печальную новость.
– Крепитесь. Ваш ребенок сегодня умер. В этом нет нашей вины…
– Да вы просто что-то перепутали, – не поверил ему Атилиу. – Карточки, имена, младенцев… Это какое-то недоразумение. Вчера я видел своего сына. Он был здоров. Он не мог умереть!
– К сожалению, это факт, – вновь заговорил главврач. – Ребенок только выглядел здоровым. Вероятно, причина смерти в неправильном внутриутробном развитии жизненно важных органов: мозга, сердца, легких. Точно об этом можно будет сказать только после вскрытия.
Атилиу выслушал его, но продолжал твердить свое:
– Вы проверьте еще раз сопроводительные документы на того младенца, о котором говорите. Я уверен, мне сердце подсказывает, что умер не мой сын, а какой-то другой ребенок!
Сезар, стоявший рядом с Атилиу, при этих его словах покачнулся, у него все поплыло перед глазами.
– Вам пора отдохнуть, – обратился к нему главврач. – Вы уже вторые сутки на ногах.
– Нет, ничего, со мной все в порядке, – пробормотал Сезар.
Тем временем доктор Моретти ввел в кабинет главврача Элену, от которой требовалось согласие на вскрытие.
Увидев Атилиу, она бросилась к нему со слезами, и тогда он наконец понял, что действительно потерял сына.
Последовавшие слова утешения со стороны врачей не могли уменьшить горя несчастного отца. Он был подавлен и почти не слышал того, что ему говорили. Элена же перестала плакать и держалась мужественно, готовая вынести все, на что обрекла себя сама.
– Я осмотрел вашего сына, – сказал Моретти, обращаясь к Атилиу, – и пришел к выводу, что причина смерти – во внутреннем кровоизлиянии мозга. Это следствие неправильного формирования системы кровообращения. Такую патологию невозможно обнаружить ни во время беременности, ни в момент родов. Разумеется, это предварительное заключение.
Атилиу слушал его рассеянно, не вникая в суть услышанного. Какая разница теперь, от чего умер его единственный сын, которого он даже не успел подержать на руках!
– Вы настаиваете на вскрытии? – донесся до Атилиу голос главврача.
– Нет, – ответил он, желая поскорее закончить все формальности.
– Что ж, тогда доктор Моретти выпишет свидетельство о смерти, – подвел итог главврач.
Элена вернулась в свою палату вместе с Атилиу. Он сел рядом с ней, взял ее за руку.
– Я совершенно раздавлен. Такая пустота внутри. И горечь от собственного бессилия. А каково же тебе, матери, девять месяцев носившей под сердцем наше несчастное дитя! Бедная ты моя!
– Ничего, мы переживем наше горе вместе и все преодолеем, – твердо произнесла Элена.
– А что я скажу моей матери? Ведь она ждет меня у нас дома. Ждет хороших вестей о внуке!
– Не надо так убиваться, Атилиу, – продолжала сохранять выдержку Элена. – Я сейчас позвоню Виржинии, она поедет с тобой и поможет успокоить дону Филомену.
– Я поражаюсь твоей силе, твоей стойкости! – с восхищением произнес Атилиу. – Мне надо равняться на тебя. Прости, что оказался таким слабым.
– Ты не слабый, – возразила Элена. – Это просто – горе. Оно сильнее нас, но мы с ним справимся.
Позже, когда Атилиу уехал домой, она отправилась в больничную часовню и стала творить молитву:
– Пресвятая дева Мария, прости меня за то, что ради спокойствия и счастья дочери я обрекла на страдания моего мужа. Прости также за то, что я заставила Сезара нарушить клятву. Сейчас я уже не уверена в правильности своего поступка. Но обратной дороги нет, и я готова принять любое наказание, которого заслуживаю.
Ураган, бушевавший несколько дней, утих как раз в то утро, когда умер ребенок Эдуарды. Небо очистилось от туч, озарилось ясной синевой, и Марселу наконец смог вылететь в Рио.
Бранка, застигнутая ненастьем в Ангре, тоже получила возможность выбраться оттуда на вертолете. Но дорога ее так утомила, что она решила не ехать в клинику к Эдуарде.
– Надеюсь, внук меня простит, – сказала она Арналду. – У меня болит голова. К тому же мне там придется утешать Элену, а чем ее утешишь? Не надо было беременеть на старости лет! Это еще полбеды, что умер ребенок. А то ведь могла и сама помереть. Нет, природу не обманешь, она мудрее нас. Все следует делать в свое время. А Эдуарде я позже позвоню. Ты говоришь, она чувствует себя неплохо?
– Да, – подтвердил Арналду. – Так по крайней мере мне сказала по телефону Виржиния.
У Эдуарды, однако, было не все гладко. Когда ей принесли на кормление ребенка, то выяснилось, что у нее совсем нет молока. Медсестра Шика принялась массировать Эдуарде грудь, а младенец в это время плакал, и Элена предложила:
– Ты не против, если я его покормлю?
– Конечно, он ведь голодный, бедняжка, – одобрила ее идею Эдуарда.
В невероятном волнении Элена прижала собственного сына к груди, и он сам отыскал губками сосок. Элена замерла, боясь, что нахлынувшие на нее чувства смогут прорваться наружу. А испытывала она в тот момент счастье и горечь одновременно.
«Прости меня, сыночек, – мысленно обратилась она к малышу, жадно втягивающему в себя материнское молоко. – Прости, если можешь… Эдуарда будет тебе хорошей матерью. Вот о чем ты должен помнить. Люби ее так же, как смог бы полюбить меня…»
– Поразительно! У матери он так хорошо грудь не брал, – заметила Шика.
– Но ведь я ему – родная бабушка, – через силу улыбнулась Элена, а Эдуарда промолвила с некоторой грустью:
– Боюсь, нам теперь все время придется прибегать к твоей помощи.
– Я всегда готова помочь, – ответила на это Элена.
Марселу приехал в клинику прямо из аэропорта, уже зная о несчастье Элены. Это печальное известие поначалу его испугало: ведь смерть ходила рядом и с Марселинью, и выбирала жертву, наверное, вслепую! Но затем он, вполне в духе Бранки, подумал о том, что даже смерть действует в рамках справедливости, придерживаясь каких-то разумных правил. Ребенок Элены, зачатый ею в столь позднем возрасте, вероятно, был обречен на гибель. А Марселинью – сын молодых здоровых родителей – просто не мог умереть!
С такими мыслями Марселу и вошел в клинику, но тут его ждал удар: доктор Моретти рассказал ему об операции, через которую пришлось пройти Эдуарде.
Марселу, только что поверивший в справедливую закономерность всего происходящего, почувствовал себя жестоко обманутым и обиженным.
– Ну почему это случилось именно с Эдуардой?! Разве нельзя было ничего сделать? Ведь мы хотели иметь много детей!..
Моретти вновь стал объяснять ему, что жизнь Эдуарды висела на волоске и надо было ее спасать.
– Она ничего не знает, и вы ей об этом сейчас не говорите. Лучше порадуйтесь вашему сыну вместе с ней. Он у вас замечательный!
– Да-да, конечно, – вынужден был смириться с обстоятельствами Марселу. – Как вам кажется, он похож на меня?
– Элена считает, что мальчик похож на Эдуарду, но пока еще трудно разглядеть в нем черты матери или отца. Это выяснится лишь со временем.
Увидев жену и сына, Марселу вполне успокоился и даже возгордился.
– Невозможно привыкнуть к мысли, что я теперь – отец. Но это так. Вот он смотрит на меня, мой наследник! Я научу его всему, что знаю сам. Он станет моим главным помощником, а потом, когда я состарюсь, – возглавит нашу фамильную компанию.
– Это будет еще не скоро. Сначала он должен вырасти. А у меня почти нет молока, – посетовала Эдуарда.
– Ничего, мы найдем кормилицу, найдем хорошую няню.
– Найти хорошую няню трудно. Правда, мне согласилась помочь медсестра Шика. Она будет приходить к нам домой в первые две недели. И мама будет рядом со мной.
– Я сегодня же попрошу мою мать, чтобы она занялась поиском няни, – принял деловое решение Марселу.
Атилиу очень тяжело переживал потерю сына. Поначалу он вообще не мог ни на чем сосредоточиться, кроме своего горя, а затем постепенно стал вникать в работу, которая его в то время и спасала.
– Понимаешь, – говорил он Элене, – это не снимает боль, но помогает немного забыться.
У Элены сердце разрывалось при виде страданий мужа, которым она сама его подвергла. Особенно невыносимо ей становилось, когда Атилиу принимался винить себя в случившейся трагедии.
– Может, ты была права, говоря, что нам поздно думать о ребенке. Наверное, у тебя уже тогда были какие-то дурные предчувствия. А я не прислушался к твоим доводам, настоял на сохранении беременности.
– Нет, Атилиу, все было не так, ты ни в чем не виноват, – уверяла его Элена. – Никто из нас не мог предвидеть такого ужасного поворота.
Увидев ее искаженное болью лицо, он спохватывался:
– Прости, что я вообще говорю об этом и постоянно возвращаю тебя к той страшной ночи. Но мне трудно удерживать в себе такую тяжесть. Ты хотя бы отвлекаешься на ребенка Эдуарды. Я видел, как преображается твое лицо, когда ты кормишь Марселинью грудью. А я пока для него абсолютно бесполезен. Надеюсь, потом, когда он немного подрастет, мы станем с ним друзьями.
– Конечно, все будет именно так! Все должно быть так, как ты говоришь. Я сама об этом мечтаю.
– А я сегодня побродил по улицам и увидел множество детей, которые спят на асфальте, клянчат деньги. У них ничего нет, от них отказались и родители, и правительство. Они вообще никому не нужны! Вот мне и подумалось, что мы с тобой перед ними в долгу. Может, нам стоит взять ребенка из приюта? Грудного или чуть постарше. Как ты считаешь?
– Мне кажется, с этим надо подождать, – без колебаний ответила Элена. – Не стоит принимать поспешных решений. Мы все равно не сможем заменить одного ребенка другим.
– Да, но мы сможем заполнить образовавшуюся душевную пустоту. И сумеем отдать этому ребенку все то, что предназначалось для нашего сына. Надо, чтобы накопившиеся в нас доброта и любовь не пропали даром!
– Я понимаю тебя, Атилиу. Но не требуй от меня сейчас такого серьезного и ответственного поступка. Умоляю!
Орестес тоже ходил все эти дни как в воду опущенный и объяснял свое мрачное настроение сочувствием к несчастью Элены. Лидию это уязвило, в ней вспыхнула давняя ревность.
– Неужели ты до сих пор так любишь Элену, что даже рождение внука тебя не радует? По тому, как ты страдаешь, можно подумать, будто умер твой собственный ребенок!
– Перестань, ты же знаешь, что я люблю тебя, – вяло оправдывался Орестес. – Просто меня потрясла беда, случившаяся с Эленой.
– Нет, постой, – приглядевшись к нему повнимательнее, сказала однажды Лидия. – Я кое-что припомнила… Ты потерял покой еще до того, как родила Элена. Что-то у тебя тогда случилось. Ну-ка, выкладывай мне всю правду!
– Не могу… Ты будешь ругаться…
– Не беда, если и отругаю за дело. Но может, и не стану. Все будет зависеть от того, что ты мне расскажешь.
– Меня ограбили, Лидия! – отважился наконец признаться Орестес. – Напали у входа в банк и забрали портфель с пятью тысячами реалов. А мой шеф заставил меня написать расписку и дал неделю на то, чтобы вернуть деньги. Мне так стыдно! Это такой позор, такой позор!..
К его удивлению, Лидия не проронила ни слова. А что она могла сказать? Ругать, укорять Орестеса было бессмысленно, а хвалить – не за что. Лишь за обедом она подбадривающе взглянула на Орестеса, виновато улыбнулась Сандре и сказала:
– У меня есть новость. Правда, не особенно приятная: в Сан-Паулу мы не поедем.
– Но как же так, мама? – огорчилась Сандра. – Ты же обещала! И Нанду уже нас ждет.
– Не получится, дочка, – развела руками Лидия. – Мне нужно оплатить один счет, о котором я забыла. Пять тысяч реалов. Это как раз та сумма, какую мне удалось скопить. Так что на поездку денег не остается.
– Вот так всегда бывает, – грустно промолвила Сандра. – Выходит, что ни о чем нельзя мечтать. Я уже и девочкам в школе рассказала, как поеду в Сан-Паулу и что там увижу.
– Поедешь когда-нибудь, – сказала ей Лидия. – А хвастаться наперед действительно не стоит.
Орестес сидел пунцовый от стыда и не смел поднять глаза, чтобы нечаянно не встретиться взглядом с дочерью.
– Ну что ты пригорюнился? – обратилась к нему Лидия. – Слава Богу, пообедали, теперь можно и отправляться по делам. Собирайся. Поможешь мне оплатить тот самый счет, а то я боюсь одна выходить на улицу с такими деньгами.
В кабинет к бывшему шефу Орестес вошел вместе с Лидией, и она сама положила на стол деньги.
– Пересчитайте и верните расписку.
– Да вы присаживайтесь, пожалуйста, – проявил любезность шеф.
– Мы не намерены тут задерживаться, – строго взглянула на него Лидия. – Так что считайте быстрей.
Убедившись, что Орестес и его жена принесли всю украденную сумму, шеф предложил им выпить кофе, но Лидия произнесла требовательно:
– Верните расписку!
– Сейчас найду ее. Что вы так нервничаете?
– Если бы я нервничала, то давно бы вас застрелила, – пояснила ему Лидия. – А я спокойна. Пришла, отдала деньги и жду расписку.
– Вот она, не волнуйтесь. Горячая же у вас кровь! Сеньор Орестес, если вы хотите у нас работать…
– Ни за что на свете! – вмешалась Лидия. – Работать у вас он больше не будет. Пойдем отсюда, Орестес!
В окружении Элены был еще один человек, который в те дни страдал, может быть, глубже и острее всех. Этим человеком был, конечно же, Сезар.
После того как он по настоянию Элены подменил младенцев, у него все валилось из рук. Сезар не мог спать, есть, не мог даже работать.
Его коллега Анита, с которой у него продолжался вялотекущий роман, полагала, что Сезар впал в депрессию из-за большой, неискоренимой любви к Эдуарде. «Что же это за любовь такая, если он до сих пор не может смириться с тем, что пришлось удалить Эдуарде матку!» – думала горестно Анита, чьи шансы на взаимность Сезара теперь были близки к нулю.
Антенор и Мафалда придерживались иного мнения о причине угнетенного состояния сына. Они считали, что Сезар чувствует себя повинным в смерти ребенка Элены.
Ведь он принимал у нее роды, осматривал новорожденного, и не заметил никакой патологии, всего через несколько часов приведшей несчастного младенца к смерти.
– Анита сказала мне, что ты передал двух рожениц доктору Висенти, – осторожно подступила к сыну Мафалда. – Что с тобой происходит, сынок?
– Ничего особенного. Просто плохо себя чувствую. Врачи ведь тоже иногда болеют, мама!
Он не мог сказать отцу и матери, что болен не физически, а душевно. И вообще никому не мог рассказать о той страшной тайне, которая лежала на нем тяжким грузом, который угрожал окончательно уничтожить его.
Единственным человеком, который мог и должен был разделить с ним эту непосильную ношу, являлась Элена, и Сезар в конце концов пошел к ней.
Она испугалась, увидев его на пороге своего дома.
– Не надо было тебе приходить без звонка. Что подумает Атилиу? Как я объясню ему твое присутствие?
– Я больше не мог терпеть, – ответил ей Сезар. – Надо что-то делать!
– Что?
– Мы должны рассказать всем правду.
– Ты с ума сошел!
– Нет, пока еще не сошел, но скоро это может случиться, если мы ничего не изменим. Я не могу так жить. Чувствую себя подлецом, боюсь принимать роды и прикасаться к младенцам. К профессии своей стал питать отвращение…
– Я знаю, тебе очень тяжело. Но мне – еще тяжелее.
– Это был твой выбор. А я только пошел у тебя на поводу, о чем сейчас горько сожалею.
– Но ты ведь тоже это сделал во имя любви, – напомнила ему Элена.
– А я теперь вовсе не уверен, что Эдуарда одобрит наш поступок, когда узнает о подмене детей.
– Бог с тобой! Она ничего не должна узнать! Зайди к ней, посмотри, как она счастлива с ребенком, и ты успокоишься.
– А может, мне и к Атилиу зайти? Посмотреть, насколько счастлив он? – горько усмехнулся Сезар.
– В страданиях Атилиу виновата одна я. Это мой грех, а возможно, даже преступление. Но все можно пережить.
– Неужели ты ни в чем не раскаиваешься?
– Нет, – твердо ответила Элена, хотя на самом деле ее тоже терзали бесконечные сомнения и тяжесть вины не давала ей покоя.
– Это жестоко! – бросил ей обвинение Сезар. – Выходит, я тебя совсем не знал.
– Перестань! Не добивай меня! – взмолилась Элена. – Ты ведь был там и знаешь, почему я так поступила.
– Нет, я теперь уже ни в чем не уверен. У тебя мог быть и другой мотив. Ты ведь с самого начала не хотела этого ребенка, даже аборт собиралась делать. А потом решила родить не столько для себя, сколько для Атилиу. Когда же умер ребенок Эдуарды, у тебя появилась возможность избавиться от своего… Разве не так?
– Неужели ты думаешь, что я на такое способна?! – с изумлением и обидой спросила Элена.
– После всего случившегося я могу думать о тебе все что угодно, – с сожалением констатировал Сезар. – Ты права в одном: не надо было мне сюда приходить в расчете на твою поддержку!
Он ушел, а Элена почувствовала, что ее сердце и разум тоже могут не выдержать, если она не поделится с кем-нибудь своими переживаниями. Но кому возможно доверить такую чудовищную тайну?! Самые близкие – Эдуарда, Атилиу, даже Виржиния – исключаются. Обратиться за помощью к психоаналитику – значит подвергнуть огласке саму тайну. А прежде чем идти к священнику, надо глубоко и искренне раскаяться. Остаются только молитвы, но и они не приносят желанного облегчения душе.
Даже выплакаться как следует Элена не могла после расставания с Сезаром, потому что дома был Атилиу.
И тогда она тихо прошла в свою комнату, достала из шкафа старый дневник, который не вела уже много лет, и подробно изложила в нем события той роковой ночи, когда ей пришлось поменять своего живого младенца на умершего сына Эдуарды. Затем написала о своих нынешних страданиях и почувствовала, что ее измученной душе стало чуточку легче.