В доме Бранки стояла предпраздничная суматоха, в которую невольно втянулась даже Милена, мечтавшая провести рождественскую ночь с Нанду, а вовсе не с родителями. Но пока было неясно, сможет ли он выбраться в Рио, и потому Милена занялась украшением дома гирляндами и шарами. Чуть позже к этому занятию подключился Леу, а потом и пришедшая в гости Лаура.
– Жаль, что Рождество – семейный праздник, – сказала она. – Я бы охотно провела его вместе с вами. Здесь так красиво!
– Это мы с Миленой постарались! – гордо сообщил Леу.
– Вспомнили детство?
– Да, что-то вроде этого, – ответила Милена. – Хотя у меня к семейным праздникам двойственное отношение, и воспоминания на сей счет имеются разные. Например, когда мне было пять лет и в канун Рождества я что-то натворила, Бранка сказала, что я не получу подарка. А я уже тогда была смелой и ответила: «Санта-Клаус все равно принесет!» И знаете, что мне пришлось от нее услышать? «Санта-Клауса не существует, дурочка!»
– Детям нельзя такого говорить, – осуждающе покачала головой Лаура, а Леу добавил:
– Тем более что Санта-Клаус существует! Милена тем временем напряглась, огляделась по сторонам и громко позвала:
– Бранка, выходи, прятаться бессмысленно! Из-за приоткрытой двери действительно показалась Бранка, и Милена встретила ее нелицеприятной шуткой:
– Тебе никогда не совершить преступления, потому что ты злоупотребляешь духами и тебя сразу по ним вычислят! Войдет сыщик в гостиную, принюхается и – посадит тебя за решетку.
– А я в таком случае воспользуюсь твоими духами. И тогда посадят тебя, – парировала Бранка.
– Иногда тебе в голову приходят замечательные мысли! – съязвила Милена, но последнее слово и на сей раз осталось не за ней.
– Исключительно с твоей подачи, дорогая! – насмешливо произнесла Бранка и тотчас же сменила тон. – Значит, я травмировала тебя в пятилетнем возрасте, сказав, что Санта-Клауса на самом деле не существует? Так вот, тебе еще повезло. А я узнала об этом как только родилась!
– Неужели?! – с издевкой спросила Милена.
– Да. Потому что иногда у нас в доме не было и куска хлеба. И мне было все равно – Рождество, Пасха или Новый год!
– Ты была бедненькой-бедненькой, и оттого стала жестокой, – резюмировала Милена.
– Жестокость – это по твоей части. Потому что тебя ничем не проймешь, – обиделась Бранка и обратилась к Лауре: – Дорогая, ты не проводишь меня к бассейну? Мне давно хотелось с тобой поговорить.
Оставшись наедине с сестрой, Леонарду укорил ее:
– Ну зачем ты так?.. Считаешь, что мама все это выдумала?
– Нет. Но она бравирует своим безрадостным детством, размахивает им как знаменем!
– А я думаю, это хорошо, что мама не стыдится своего прошлого.
– Ты удивительный человек, Леу, – изумилась Милена. – Даже змею готов пожалеть! Она кусает тебя, отравляет ядом, а ты поглаживаешь ее и говоришь: «Какая красивая змейка!» Мне жаль тебя. Ведь Бранка способна на любое злодейство, и ты знаешь это не хуже меня.
Все уже было готово к приему гостей, а Нанду так и не позвонил, и настроение у Милены совсем испортилось. Неужели его не отпустили с работы? Но какие могут быть полеты в Рождество? А что, если он попал в какую-то аварию? Ведь уже должен был позвонить, хотя бы из Сан-Паулу!
Тоскуя и тревожась о любимом, Милена надела вечернее платье без рукавов и с глубоким декольте, обнажившее все татуировки. Встав перед зеркалом, прочитала заветное имя на запястьях и на плече… Однако на душе от этого не полегчало.
«Вот возьму и выйду в этом платье к гостям! – решила она, протестуя против неведомых ей обстоятельств, задержавших Нанду не то в Сан-Паулу, не то по дороге в Рио. – И пусть все увидят, кого я люблю и по кому страдаю!»
Но ей не понадобилось демонстрировать свои чувства перед всеми – для этого оказалось достаточно и одной Бранки, увидевшей татуировки.
– Какой позор! Какое раболепие! И перед кем?! – в глубочайшем потрясении восклицала Бранка, а потом потребовала от Милены немедленно свести татуировки.
– Это невозможно удалить, – рассмеялась та, довольная произведенным эффектом.
– Я найду способ! – пригрозила Бранка. – Выжгу огнем или вырежу ножом! Не остановлюсь ни перед чем, даже если мне придется содрать с тебя всю кожу!
Милена вновь расхохоталась, и Бранке пришло в голову, что дочка над ней просто издевается.
– Ты вздумала меня позлить? Написала это фломастером?
Милену такой поворот развеселил еще больше.
– Ты почти угадала! Может, попробуешь смыть? – дерзко предложила она.
И Бранка, плохо владевшая собой, поддалась на эту провокацию – стала изо всех сил тереть салфеткой запястье Милены.
Та завизжала, попыталась увернуться:
– Больно же! Перестань! Я пошутила.
Но Бранку уже ничто не могло остановить. Она всем телом навалилась на дочь и больно елозила салфеткой теперь по ее плечу. Так дерзкая шутка Милены закончилась примитивной дракой.
С трудом вырвавшись из цепких рук матери, Милена убежала в свою комнату и заперлась там.
Но когда в дверь постучался Леу и сообщил о звонке Нанду, она тотчас же уехала в Нитерой.
Бранка не стала омрачать праздник ни себе, ни гостям, и на расспросы об отсутствующей Милене отвечала неопределенно:
– Умчалась куда-то. Возможно, к Лауре.
И даже Арналду не рассказала о татуировках и о ссоре с дочерью. Правда, не удержалась от звонка Олаву, чтобы расспросить его о Фернанду.
– Не знаешь, тот вертолетчик все еще в Сан-Паулу?
– Да. Но должен огорчить тебя: после Нового года мы переведем его обратно в Рио, так как из-за кризиса нам пришлось свернуть свою базу в Сан-Паулу, – ответил Олаву.
– Час от часу не легче! Лучше бы я тебе и не звонила сейчас, – расстроилась Бранка. – Хотя это, в общем, мало что меняет: Милена все равно побежит за ним, куда бы ты его ни перевел. Ладно, прости. Ко мне уже идут гости. Поздравляю тебя и Розу с Рождеством!
Гостей на сей раз было немного – только самые близкие родственники. Присутствие Атилиу и Марселу значительно подняло Бранке настроение, за столом она смеялась, шутила и провозглашала здравицы за каждого из присутствующих.
Элена же всеми своими помыслами была с Марселинью, дремавшим под присмотром няни в соседней комнате, и только ждала момента, когда можно будет пойти туда и взять на руки своего дорогого сыночка.
Такой момент вскоре наступил, и Элена даже ухитрилась покормить малыша грудью.
– Зачем нужна бутылочка, если есть материнское молоко, – сказала она Лизе, и та с ней согласилась. – Оно скоро пропадет, потому что я теперь кормлю Марселинью не часто.
Обнаружив отсутствие Элены, Бранка тоже проследовала в комнату Марселинью.
– Я так и знала, что найду тебя здесь, – сказала она весело, приветливо, словно и не заметив, что Элена застегивает блузку у себя на груди. – Пойдем к столу! Надо выпить за Рождество, полночь ведь близится!
И лишь выйдя вместе с Эленой в коридор, все же не удержалась от замечания:
– Не думала, что ты еще кормишь грудью!
– Да я и не кормлю, – спокойным тоном ответила Элена. – Но когда выпадает редкая возможность, делаю это с огромным удовольствием, скрывать не стану.
– Ты забываешь о муже, Элена.
– Нет, не забываю. Но Марселинью сейчас нуждается во мне гораздо больше, чем кто бы то ни было.
– Заблуждаешься, Марселинью никто не нужен. Он живет в своем мире, перед ним открывается двадцать первый век! – с чрезмерным и оттого фальшивым пафосом произнесла Бранка. – Так что оставь мальчика в покое. Подумай лучше о себе и о муже. Ох, Элена, когда ты научишься быть счастливой?
Она очень старалась, чтобы ее настоятельная просьба походила на дружеское пожелание и добрый совет, но Элена прекрасно знала, что на самом деле скрывается за внешней доброжелательностью Бранки. И подтверждение этому получила уже на следующий день, когда Эдуарда рассказала ей о своей утренней ссоре с Марселу.
– Я не стал затевать столь неприятный разговор при гостях, – начал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Но сейчас мы можем объясниться без свидетелей. Твоя мать не разрешила няне покормить Марселинью из бутылочки.
– Я знаю, – ответила Эдуарда. – Но мама же была рядом с ним. Почему бы ей и не покормить?
– Потому что мы и с ней, и с тобой обо всем договорились!
– Мы договаривались, что я не буду звать маму к нам специально для кормления. И я этого не делаю.
– Ты нарочно изображаешь из себя дурочку? Я в принципе не хочу, чтобы Элена нянчилась с Марселинью! А она буквально преследует нас.
– Ты лучше вспомни, кто тебе рассказал о том, что мама кормила вчера Марселинью, – посоветовала Эдуарда. – И подумай, с чьего голоса ты поешь!
– С тобой невозможно разговаривать. Ты становишься несносной! – раздраженно бросил Марселу и удалился в свой кабинет.
Милена возвращалась из Нитероя счастливой и умиротворенной. Впервые в жизни она поняла суть той особой прелести, которая заключена в семейных праздниках. Это же так здорово, когда близкие, родные люди собираются за общим столом и, отбросив на время повседневные тяготы, просто радуются друг другу! И между ними возникает такая теплая, искренняя задушевность, какой Милена не испытывала прежде, но в ту рождественскую ночь она распространялась и на нее, не связанную с семьей Нанду кровным родством. Милене было внове ощущать себя там родной и любимой дочерью. Это было и приятно, и странно, так как Лидия не расточала по отношению к ней ласк и комплиментов, как это делает Бранка, желая выказать кому-то свою симпатию.
Но сдержанность и даже скупость Лидии в проявлении чувств стократ компенсировалась искренностью, проступавшей в ее взгляде, жестах, улыбке.
Как она обрадовалась приезду Милены! А потом встревожилась, узнав, что Милена не собирается встречать Рождество вместе с родителями:
– Они же расстроятся. Не следует обижать их, тем более – в такой праздник. Мне бы не хотелось, чтобы из-за Нанду ты опять поссорилась со своей семьей.
Когда же Милена сказала, что уже и так поссорилась, Лидия не стала больше говорить на эту тему и постаралась сделать все, чтобы гостья чувствовала себя как дома.
Лишь перед возвращением Милены домой осторожно, мягко попросила ее помириться с матерью.
И теперь Милена пыталась выполнить ее просьбу.
– Ты прости меня, пожалуйста, – повинилась она перед Бранкой. – Я вчера тебе надерзила.
– К твоим дерзостям я давно привыкла, – усталым голосом ответила Бранка. – Но добровольно поставить на себе эти клейма, словно ты животное, принадлежащее какому-то хозяину!..
– Да это всего лишь неловкая шутка. Я обманула тебя. Татуировки выполнены хной и скоро сотрутся.
– Слава Богу, хоть так, – с некоторым облегчением вымолвила Бранка. – А до той поры, пока они сотрутся, ты будешь ходить с этими позорными клеймами? Представь, я даже не осмелилась рассказать о твоей выходке отцу, потому что мне стыдно. Стыдно!
Милена подумала, что помириться с Бранкой будет нелегко, и грустно покачала головой:
– Если бы здесь было написано имя Франку или какого-то другого миллионера, ты бы не стыдилась. Наоборот, хвасталась бы перед подругами: «Надо же, как она его любит! Вы только посмотрите!» И те подпевали бы тебе в угоду: «Ой, какая прелесть!»
– Ты неисправима, – констатировала Бранка. – Я все думаю, где допустила ошибку, воспитывая тебя? Наверное, мы слишком много тебе давали всего, что пожелаешь, и поэтому ты сейчас не ценишь ни мать, ни семью.
– Я очень ценю семью, – возразила Милена. – Может, по этой причине я и поехала на Рождество к Нанду. У него настоящая семья, потому что там все искренне любят друг друга! У них была всего одна бутылка шампанского, причем не самого лучшего. Но более вкусного шампанского я никогда не пробовала! И кстати, это мать Нанду попросила меня с тобой помириться.
– Очень мило с ее стороны!
– Ты напрасно иронизируешь. Лидия искренне желает мне добра. И я благодарна ей. Ты знаешь, что это Рождество было самым лучшим во всей моей жизни?
– Что ж, ты, кажется, сделала выбор, – суровым, непреклонным тоном произнесла Бранка. – Жаль только, что тебе не удастся исполнить просьбу своей благодетельницы, так как я отказываюсь от дальнейшего участия в твоей судьбе. Живи как хочешь и на меня не рассчитывай. Даже если ты будешь тонуть, я не брошу тебе спасательного круга. Просто буду стоять и смотреть, как ты уходишь под воду. Не сомневайся, у меня хватит выдержки. Так что – с Рождеством тебя, моя дорогая дочка!
Ночью Элене снился кошмар: мертвый ребенок Эдуарды звал ее к себе, но когда она подошла к нему, то увидела, что это Марселинью… Тоже мертвый.
От собственного крика Элена проснулась, и вместе с ней проснулся Атилиу.
– Тебе опять приснился кошмар?
– Да. Прости, я не хотела тебя разбудить.
– О чем ты говоришь?! Разве дело в моем сне? Меня беспокоит, что наше общее горе не только не отпускает тебя, но, похоже, завладевает тобой еще больше. С каждым днем ты становишься все напряженнее, все глубже уходишь в себя. Я понимаю, что мать чувствует боль гораздо острее, нежели отец, но как-то же надо выбираться из этого состояния! Давай отправимся в поездку прямо сегодня. Куда бы ты хотела поехать?
– Прости, Атилиу, у меня очень болит голова, – ушла от дальнейшего разговора Элена.
А утром, когда она попыталась встать с постели, у нее случился обморок.
Атилиу удалось привести ее в чувство, но он на всякий случай вызвал врача, и тот пришел к выводу, что обморок Элены – это результат нервного перенапряжения.
– Разумеется, ей нужно пройти дополнительное обследование, – сказал он Атилиу. – Но лучше всего было бы увезти ее на пару недель из Рио. В другой обстановке она сможет гораздо быстрее отвлечься от своего горя.
Когда Атилиу заговорил с Эленой о путешествии, она разрыдалась и стала просить у него прощения.
– Это я во всем виновата! Прости меня, если можешь.
– Господь с тобой! О чем ты говоришь? – попытался успокоить ее Атилиу.
– Я виновата в том, что ты лишился ребенка!
– Никто в этом не виноват. Перестань себя казнить. Давай поедем в Италию, где нам было так хорошо! Хочешь?
– Мое единственное желание: уснуть и проснуться через две тысячи лет, чтобы ничего больше не помнить!
Поссорившись с женой, Марселу около суток с ней не разговаривал и маялся, не зная, чем себя занять. Поскольку шли праздничные дни и не надо было ехать в офис, а оставаться дома просто невмоготу, он отправился за утешением к матери.
А Бранка, сознавая, что сама же спровоцировала эту ссору, попыталась помирить супругов.
– Позвони Эдуарде, скажи, пусть берет Марселинью и тоже едет к нам, – посоветовала она сыну.
Марселу усомнился в том, что жена его послушается, и тогда Бранка выразилась пожестче:
– А ты прикажи ей! Эдуарда создана для того, чтобы ею кто-то командовал: сама она не может принять ни одного решения.
Марселу так и поступил, как ему советовала мать, но Эдуарда этот приказ проигнорировала, сказав, что Марселинью сейчас спит и она не станет его будить.
– Ну, если ты будешь таким рохлей, то скоро останешься и без жены, и без ребенка! – бросила в сердцах Бранка.
Получив неожиданную оплеуху от матери, Марселу совсем сник и от нечего делать увязался за Миленой и Леонарду, направлявшимися в гости к Лауре.
Разумеется, для Лауры его появление стало бесценным подарком, и она тотчас же взяла Марселу в оборот.
– Теперь у меня не осталось никаких сомнений, что Санта-Клаус действительно существует, – сказала она, обольстительно улыбаясь и одаривая Марселу нежным проникновенным взглядом. – Накануне Рождества я кое-что у него попросила, и вот он явил чудо – послал мне тебя!
– Марселу! Очень рада тебя видеть, – подступила к гостю Мег. – А почему Эдуарда не пришла?
– Ей захотелось остаться дома с Марселинью.
– Правильно, жена так и должна поступать. Ее место – дома, с ребенком! – не преминула вставить Лаура. Мег укоризненно посмотрела на дочь, но та и бровью не повела, продолжив: – А мужу сам Бог велел навестить старых добрых друзей и хорошенько поразвлечься. Правда, Марселу?
– Да я уже, в общем, отвык от развлечений…
– Ничего, это нетрудно вспомнить и тем более – восстановить.
– Ты лучше предложи Марселу что-нибудь поесть, – одернула дочку Мег.
– Хорошо, с этого мы и начнем! – не растерялась Лаура и повела гостя к столу. – Чего тебе положить?
– А что тут самое вкусное?
– Разве ты не знаешь? – озорно сверкнула глазами Лаура. – Самое вкусное здесь – это я!
– Ладно, перестань! – смутился Марселу. – Твои шутки неуместны.
– Почему? Меня многие находят весьма аппетитной. Да ты и сам придерживаешься такого же мнения, только не хочешь высказывать его вслух. Я ведь очень хорошо изучила твои вкусы!
– Знаешь, я, пожалуй, не стану есть, – глухо произнес Марселу. – А лучше выпью чего-нибудь покрепче!..
Отказавшись поехать к родителям Марселу, Эдуарда в какой-то момент засомневалась в правильности своего решения. Ведь ей следовало бы не обострять конфликт, а, наоборот, попытаться его уладить. И спустя некоторое время она сама позвонила Бранке.
– Марселинью уже проснулся, так что я, в общем, могу и приехать к вам…
– Конечно, приезжай! И внука обязательно привези! – бодрым голосом отозвалась Бранка. – Вот только Марселу здесь нет. Он ушел к Мег, там сегодня будет много гостей.
– Ну тогда мне лучше остаться дома, – сказала Эдуарда и положила трубку.
«Он ушел не к Мег, а к Лауре! – думала она, сгорая от ревности и обиды. – И Бранка сообщила мне это с огромным удовольствием! Она же ведь могла и не говорить, где находится Марселу. Пусть бы он сам потом рассказал, если бы захотел или счел нужным. Не исключено, что Бранка сама его туда отправила. А он и обрадовался возможности услужить мамочке и повидать Лауру!»
Настроение Эдуарды испортилось настолько, что она решила поделиться своей печалью с Эленой. Но к телефону подошел Атилиу и сказал, что у Элены был приступ и она плохо себя чувствует.
– Почему вы мне сразу же не позвонили?!
– Не хотели тебя беспокоить. Уже все позади. Доктор сказал, что это обычное переутомление.
– Я сейчас приеду к вам вместе с Марселинью. Он действует на маму лучше всяких лекарств.
И Марселинью в самом деле чудесным образом восстановил здоровье Элены. Уже к вечеру она опять была полна сил и не спускала с рук свое любимое дитя.
Но Атилиу знал, что это лишь временное улучшение, и уже не просто предлагал Элене поехать в Италию, а настаивал на этом. Неожиданную союзницу он нашел и в лице Эдуарды: она сказала, что справится с ребенком сама, будет прикармливать его из бутылочки, а Элене просто необходимо отдохнуть.
Под их напором Элена вынуждена была в конце концов уступить, и Эдуарда стала собираться домой.
Но тут неожиданно ворвался сильно подвыпивший Марселу и с криком: «Верни моего сына!» попытался выхватить ребенка из рук Эдуарды.
Она же, крепко прижав к себе Марселинью, гневно бросила в лицо мужу:
– Отойди! Ты никогда не брал его на руки трезвым, так неужели я дам тебе его сейчас?!
Атилиу встал между ней и Марселу, но тот, войдя в раж, даже не заметил, как буквально повторил слова Лауры:
– Жена должна сидеть дома, с ребенком! Ты слышишь меня, Эдуарда? Твое место – дома!
– А где был ты, пока я сидела дома, с ребенком? – резонно спросила она, уязвив Марселу в больное место.
– Это не твое дело! – не нашел он ничего лучшего для ответа.
– Объясни это сначала своей матери, а то она поспешила меня «обрадовать», что ты веселился с Лаурой, как в холостые времена!
– Как в старые добрые времена! – поправил ее Марселу, и Эдуарда окончательно вышла из себя:
– Тогда – разводись со мной и возвращайся к этим «старым добрым временам» на законном основании!
– Эдуарда, Марселу! Успокойтесь! Хватит вам ругаться, – не выдержала Элена и тем самым вызвала огонь на себя.
– А вы переселили их сюда и еще хотите, чтоб я не ругался? – подступил к Элене Марселу, и Атилиу вновь вынужден был вмешаться:
– Я не позволю тебе оскорблять ни Элену, ни Эдуарду. Они этого не заслужили.
– Я никого не оскорбляю. Просто хочу забрать домой жену и сына. А Эдуарде следует наконец сделать выбор между мужем и матерью.
После такого выпада Марселу тотчас же последовал и соответствующий ответ Эдуарды:
– Мне приходится выбирать между твоей и моей матерью. И я, конечно же, выбираю мою…
Их пререкания и взаимные упреки продолжались еще долго, однако накал страстей постепенно ослабевал. В конечном итоге Марселу попросил у хозяев прощения за свое бурное вторжение и увез-таки Эдуарду и Марселинью домой.