Жестокий ангел

Ниси попыталась обнять мужа, приласкаться к нему, обещая ночь, полную нежности и любви. Но Родригу, который чувствовал себя героем, устояв перед соблазнявшей его Паулой, не собирался сдаваться Ниси, которая ничуть его не волновала. И он еще раз резко приказал ей отправляться домой.

Несчастная Ниси, глотая слезы, спустилась вниз как побитая собачонка, села снова в машину и почувствовала, что победа осталась за соперницей.

То же самое почувствовала и Паула, которая видела, что Родригу не оставил ночевать и приехавшую Ниси тоже. И тут же решила еще раз попытать удачи. Родригу наговорил ей много неприятного, но Паула была не из тех, кто из-за обиды отказывается от намеченной цели. Куда лучше добиться ее, а потом отомстить. И она вновь постучалась в номер к Родригу. Тот с раздражением открыл дверь, но, увидев не Ниси, а Паулу, невольно расплылся в улыбке. И хотя лицо его тут же стало суровым, Паула вздохнула с облегчением.

— Нет смысла выгонять меня, — предупредила она, проскальзывая в номер, — я все равно не уйду.

Родригу, вздохнув, нехотя ответил:

— Не будь так уверена в себе. Не думай, что все будет по-твоему.

— Это ты мне уже говорил. И даже говорил, что я очень доступная женщина.

— Так оно и есть, — подтвердил Родригу, и глаза его слегка затуманились от подступившего желания.

— Ну так и воспользуйся моей доступностью, любовь моя, воспользуйся ею.

Пухлый пунцовый рот Паулы приоткрылся, гибкие смуглые руки легли Родригу на плечи, он почувствовал прижавшиеся к нему бедра и готов был уже впиться в этот дразнящий рот, в податливое шелковистое тело, как вдруг раздался оглушительный стук в дверь.

— Родригу, Родригу, — раздался мужской голос, — это я, Тадеу, мы еще не обсудили с тобой программу на завтра.

— Черт побери, — выдохнул Родригу и, оттолкнув Паулу, пошел открывать дверь.

На другой день к вечеру совещание окончилось, и все разъехались по домам. Как ни боролась Паула за свое •счастье, удача все-таки оказалась не на ее стороне. Возвращалась она домой взвинченная, в страшном раздражении, но и дома ее не ожидало ничего хорошего. Именно в этот день и разразился страшный скандал, грозивший уничтожить ее отца, Руя Новаэса. Уничтожить или упечь за решетку, что для банкира было одинаково гибельно. Конраду, воспользовавшись документами, предоставленными ему Фреду, опубликовал

в своей газете статью, вскрывающую махинации Новаэса с детским питанием: подкупив городских чиновников, он снабжал городские школы завтраками по завышенным ценам. Скандал грозил быть грандиозным.

Новаэс рвал и метал. Он искал виновника утечки информации, и искал недолго. Сопоставив все факты, он быстренько вычислил Терезу и пришел в страшную ярость.

— Предательница! — орал он на нее. — Вон из моего дома! Чтобы духу твоего не было! Я тебя уничтожу!

Перепуганная Тереза и впрямь опрометью бросилась бежать от разъяренного мужа. Его она боялась смертельно, так что, вернувшись домой, Паула нашла опустевший дом и отца, мрачного, как грозовая туча. Она не слишком была привязана к матери, но своим изворотливым, как у отца, умом мгновенно сообразила, как невыгодно им обоим ее отсутствие.

— Ты перевел на мать чуть ли не все свое состояние. Теперь она может этим воспользоваться против тебя же, — заявила она отцу.

— Эта мокрая курица? — пренебрежительно бросил он. — Да никогда в жизни.

— У мокрых куриц бывают толковые советчики. И чем дольше она будет где-то шататься, тем больше шансов, что они у нее появятся. Надо ее отыскать, и немедленно!

— Я не думал, что она действительно убежит, - буркнул Руй. — Она оказалась еще дурнее, чем есть на самом деле.

Он и сам понимал, что дочь права, и уже думал, как вернуть домой Терезу. Тереза сразу же побежала к Фреду, надеясь, что он ее приютит у себя. Но Фреду популярно объяснил, что никак не может поселить у себя замужнюю женщину, что таким образом они вдвоем окажутся в эпицентре скандала, тем более что в статье речь идет и о ней, так как фактическим владельцем фабрики детского питания является именно она, Тереза Новаэс.

Тереза перепугалась еще больше. Подписывая бумаги, она просто-напросто подчинялась мужу, которого смертельно боялась. Она ни разу не задумалась о последствиях, к каким это может привести. И сейчас, в сущности, она боялась совсем не тюрьмы или штрафов, она боялась общественного мнения, которое свяжет ее в одно целое с человеком, которого она не любила и с которым старалась не иметь ничего общего. Но теперь ее сочтут такой же мошенницей, как Руй. Эта мысль ее больно ранила.

- Посоветуй, Фреду, что же мне делать? — попросила она. — Не ночевать же мне на улице.

— Если хочешь раз и навсегда отделаться от мужа, я советую тебе поселиться у матери. Пусть все, наконец, узнают, что ты дочь Апаресиды.

— Нет! Нет! Что ты! — испуганно отказалась Тереза. — Никто не должен знать, что я дочь негритянки.

Элена, увидев, в каком состоянии находится Тереза, увела ее к себе и предложила пожить некоторое время у нее. Тереза приняла ее предложение со слезами благодарности.

Элена рассказала Терезе, желая ее утешить, что и у них под кровом нет ни покоя, ни мира. Тетя с матушкой без конца воюют с Горети. А у Горети свои несчастья — на днях Симони вернулась из коллежа вся в слезах. Эстела Медейрус со своей подругой пришли к ней в коллеж и устроили там скандал. Эстела обвиняла ее в пристрастии к старикам и обозвала извращенкой и шлюхой.

Тереза только головой покачивала, слушая Элену, — чужие несчастья не утешали ее, слишком горьки были собственные. Вернувшись домой после поездки, Тадеу, наконец, решил поговорить с Эстелой. Решился, но, разумеется, не стал говорить сразу. Однако разговор этот, как видно, стал неизбежностью, потому что днем к нему в кабинет вбежала разъяренная Горети, рассказала, что случилось в его отсутствие в коллеже у Симони, и заявила:

— Если ты не расскажешь Эстеле, что у тебя есть дочь, то я это сделаю сама!

Целый день Тадеу собирался с духом. Он очень любил Эстелу, но не знал, чего от нее можно ждать, ведь она стала такой нервной после смерти отца, так переживает из-за своих братьев. Но и мучить ее неизвестностью он тоже не собирался. И за Симони ему было больно и обидно. Вечером, как только они остались наедине, Тадеу осторожно начал:

— Знаешь, Эстела, мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— О чем? — тут же гневно вскинулась она. — Что ты бросаешь меня и женишься на своей нимфетке?!

— Я никак не могу на ней жениться, — смиренно возразил Тадеу, — ведь она — моя дочь.

Эстела на миг замерла — чего-чего, а такого поворота она не ожидала.

— Ты хочешь сказать, что Горети была твоей женой? — растерянно спросила она.

— Нет, но какое-то время мы с ней жили вместе, она работала медсестрой, а я в лаборатории. Но я не любил ее и дал ей денег на аборт.

И тут Эстела яростно набросилась на мужа. Она ругала его, но совсем не за то, в чем винил себя сам Тадеу, — ругала за подлую дурацкую скрытность, которая выставила ее в глазах всех полной дурой и идиоткой, из-за чего она опозорила и себя, и его, и ни в чем не повинную Симони!

Долго бушевала Эстела, не в силах примириться с тем, как подставил ее Тадеу, выставив на посмешище, заставив ревновать.

Тадеу смиренно и покорно пережидал, когда кончится семейная буря. Он все время повторял: «Я ведь так люблю тебя, Эстела. Прости меня». И Эстела понемногу успокоилась.

— Собирайся, мы едем к Горети, — скомандовала она. — Я хочу покончить с этой безобразной историей!

Вздохнув, Тадеу поднялся. Он не знал, что скажет Горети Эстела, но не сомневался, что жена его — благородная женщина.

Тадеу не ошибся. В доме Горети смущенная Эстела попросила прощения и у матери, и у дочери.

- Мне так стыдно, — сказала она, — поверьте, мной владели совсем другие чувства. Мне бы очень хотелось помочь Симони получить хорошее образование.

Горети была растрогана искренностью Эстелы — не всякая женщина поступила бы так на ее месте. Но одалживаться она тоже не любила, поэтому ответила сдержанно:

— Благодарю вас за вашу доброту, но ведь до сих пор я как-то справлялась.

— Прошу вас, не отказывайтесь, я от чистого сердца, — настаивала Эстела. — А вы очень красивая и мужественная женщина.

Тадеу, слушая их, чувствовал себя счастливым, впервые за много лет все тайные беспокойства оставили его. Он не ошибся в выборе, его Эстела была достойна любви.

Глава 19

По возвращении из поездки смятение Родригу только усилилось. Он злился на Ниси, злился на себя. Паула раздражала его теперь куда меньше. Она виделась ему соблазнительной, влюбленной, но ее предательство было слишком живо у него в памяти и пока мешало поддаться ее чарам. Но он чувствовал, что слабеет, и поэтому злился в первую очередь на Ниси, которая не сумела влюбить его в себя, оградить от искушения вновь очертя голову броситься к Пауле.

Приехав из Рио, Родригу даже не пошел домой повидаться с Ниси, а отправился прямо в офис. Он хотел наказать жену, дать ей почувствовать, что он ею недоволен. Но мало-помалу его охватило раскаяние. Он знал, что несправедлив к ней, что она по-настоящему ему предана, что сейчас она очень страдает. В общем, он сменил гнев на милость и решил пораньше уйти с работы, чтобы вечер провести с женой.

Паула, которая очень внимательно следила за Родригу, мгновенно уловила перемену в его настроении. И когда тот уже уходил, внезапно закатила глаза, приложила руку к сердцу, дыхание у нее стало прерывистым, и она потеряла сознание.

Перепуганный Родригу бросился к ней, потом к телефону, чтобы вызвать «скорую помощь». Потом он позвонил Ниси, сказал, что поедет вместе с Паулой в больницу, так как ей стало плохо, очевидно, из-за беременности.

Ниси мгновенно поняла, что не может оставаться в бездействии. Она была в курсе перемен в доме Новаэса в связи со скандалом, поднятым газетами. Знала, где находится Тереза, и позвонила ей, сообщив, что Паула в больнице, предложила поехать туда вместе. Тереза, разумеется, согласилась. Она беспокоилась о здоровье дочери и ни в чем не могла отказать Ниси.

Когда они приехали в больницу, Паула уже пришла в себя. В приемной сидели Руй и Родригу, а Паула истерически кричала на врачей, запрещая подходить к ней и прикасаться.

— Успокой свою дочь, — буркнул Новаэс Терезе.

Тереза, прекрасно понимая причину истерики Паулы, подошла к ней, ласково поцеловала и стала уговаривать.

— Тебе вредно волноваться, девочка, сейчас мы поедем домой, к тебе придет наш домашний доктор и сразу поймет, в чем тут дело.

Паула мгновенно сообразила, что мать предлагает ей самый достойный выход из создавшейся ситуации, и с плачем прижалась к ней, изображая маленькую испуганную девочку.

— Ты можешь вернуться домой, Тереза, — процедил сквозь зубы Руй, — ты нужна нашей дочери.

Он был рад, что легко и бесхлопотно заполучил обратно Терезу, которую так неосмотрительно выгнал из дома. Тереза снова почувствовала себя в западне, но что она могла поделать? Ей было очень жаль Паулу, она не могла ее оставить.

Ниси внимательно наблюдала за всеми участниками больничной сцены — она видела, что они разыгрывают какую-то комедию, и, возможно, не улавливая всех оттенков и нюансов, поняла главное: Паула не беременна. Это открытие принесло ей большое облегчение.

Руй со свойственной ему грубостью заявил врачам, что они ни черта в своем ремесле не смыслят и поэтому он немедленно забирает дочь домой. Посадил Паулу с Терезой в машину и уехал.

Родригу с Ниси тоже поехали домой, и дорогой Ниси поделилась с мужем своим открытием.

— Паула не беременна, — сказала она, — я уверена в этом.

— Ты что, врач? — злобно огрызнулся Родригу.

— Я не врач, но и не полная дура, — парировала Ниси. — Если бы она была беременна, она беспокоилась бы за ребенка и просила у врачей совета и помощи. Она сама бы хотела, чтобы ее осмотрели, а не устраивала истерики.

Как ни неприятно было это сознавать Родригу, похоже, Ниси была права. Во всяком случае, зная коварство Паулы, она вполне была способна и на такое, и ему тем более сделалось обидно, что любая баба может оставить его в дураках, и он только наорал на Ниси.

Когда они подъехали к дому, разобиженная, расстроенная Ниси заявила, что у нее урок с Клотильдой и отправилась к ней.

Она хотела посоветоваться, что ей делать дальше, как себя вести, как поступить. Клотильда вызывала у нее доверие, и вдобавок она знала, что прилично, а что нет. Клотильда симпатизировала Ниси и жалела ее. Она видела, как та страдает и мучается, и от души хотела помочь.

— Почему бы тебе самой не поговорить с обманщицей? — предложила она после некоторого раздумья. — Мне кажется, ты должна сорвать с нее маску.

— Что ж, прекрасная мысль, — обрадовалась Ниси.

Ниси, поблагодарив Клотильду, отправилась в особняк Новаэсов, решив ковать железо, пока горячо. Когда Ниси появилась в холле особняка, поднялась по лестнице и решительно направилась к спальням, Тереза преградила ей дорогу.

— Пусти! Ты же знаешь, что я могу сделать, — угрожающе произнесла Ниси, и Тереза отступила.

Руй тут же стал спрашивать Терезу, чем ей грозила Ниси, но Тереза постаралась переключить его внимание на Паула.

- Мы должны обезопасить нашу девочку от этой свирепой тигрицы, — сказала она.

Руй не сомневался, кто из двух враждующих соперниц тигрица, и лишь хмыкнул. Паула только что призналась ему, что не беременна, и это его обрадовало. Но, разумеется, он всегда был готов постоять за свою дочь и стал прислушиваться к тому, что происходило в спальне.

К своему изумлению, Ниси обнаружила возле томно лежащей на постели Паулы сидящего Родригу. Это зрелище переполнило чашу ее терпения.

— А ну вылезай из постели, лживая тварь! — закричала она. — И тебе здесь тоже делать нечего! — рявкнула она на Родригу.

Не ожидавшая такого сюрприза Паула занервничала.

— Я не обязан... — начал было Родригу.

— Обязан, — оборвала его Ниси, — ты мой муж, а эта дрянь дурит тебе голову, притворяясь беременной!

Родригу открыл было рот, чтобы защитить Паулу, но тут порога прогремел голос Новаэса:

— Хотел бы я знать, что делает в спальне моей дочери эта шлюха?

Такого уже не мог стерпеть и Родригу, с Новаэсом у него были свои и давние счеты.

— Придержи язык! — повысил он голос. – Она моя жена, и я требую к ней уважения.

Родригу взял Ниси под руку и повел ее к двери. Ниси выступала гордо, как королева. Из очередного раунда она все-таки вышла победительницей.

— Что ты наделал, папа? — зарыдала Паула. - Если бы не ты, они бы сейчас поссорились. Еще немного, и Родригу был бы мой...

Но Ниси недолго чувствовала себя королевой-победительницей. Перед большим новосельем Эстела устроила маленькое, для своих, и пригласила на него семейство Горети. Ей хотелось загладить все ссоры, все распри, — в новом особняке все должны были быть счастливы. Аугусту, который работал теперь у Америку, привез их. Хозяева отправились наверх в гостиную, а он вниз, на кухню навестить своих старинных знакомых. Тут Тиана и познакомила его с садовником Медейрусов Жозиасом. Тот, между прочим, стал жаловаться,

что Ниси его недолюбливает. Аугусту захотелось загладить вполне возможную резкость Ниси, ведь характерец у его дочки был не дай Боже! — и он пригласил Жозиаса к себе в гости на следующий день, желая расположить его и смягчить.

Когда Алзира увидела, какого гостя привел Аугусту, ей стало плохо. Сердце ее не выдержало, она почувствовала, что теряет сознание, но все-таки кое-как справилась с собой, накрыла на стол, подала обед, а сама сидела бледная, не в силах проглотить ни куска, пока мужчины ели и болтали о всяческой ерунде.

Разумеется, Аугусту не мог не заметить поведения жены и решил спросить ее, что с ней такое происходит, но только после того, как проводит после обеда Жозиаса. Когда они шли с Жозиасом, то повстречали Бруну, который с удивлением отметил, что Аугусту водит дружбу с тем самым человеком, который пытался отнять у него камеру.

«Ну и тип, — подумал про себя Бруну, — просто мурашки по коже бегут».

Однако когда Аугусту вернулся домой, Алзиры там не было. Ни слова не сказав, она куда-то исчезла, и Аугусту забеспокоился еще больше.

Алзира тем временем побежала к Горети. Гнал ее смертный ужас, и она торопилась к ней затем, чтобы попросить взаймы денег. Она надумала уехать куда-нибудь далеко.

Выслушав ее план, Горети его не одобрила.

— Это не решение твоих проблем, — сказала она. — И я тебе не дам никаких денег. Ты должна все рассказать Аугусту и Ниси. Только так ты обретешь покой и возможность жить по-человечески.

— Какой же будет у меня покой, если я собственными руками разрушу всю свою жизнь, — заплакала Алзира.

— Я уверена, твои близкие поймут тебя, — настаивала Горети. — Не стоит думать о них так плохо, как ты думаешь. Бери пример с Тадеу. Сколько у нас было неприятностей, пока он молчал. А как только поговорил с Эстелой, все наладилось. Эстела даже приглашает Симони в гости.

Она долго уговаривала Алзиру, и, наконец, та решилась. Позвонила Аугусту и Ниси и пригласила их к Горети.

В ее небольшой уютной гостиной Ниси и узнала правду о себе и своей судьбе.

— Вашего садовника, лысого соглядатая, зовут не Жозиас, а Жетулиу, и он твой отец, Ниси, а я твоя мать, — начала Алзира.

Ниси побледнела и взялась за сердце, умоляюще глядя на Аугусту. Аугусту обнял ее и, хотя сам был потрясен не меньше дочери, тихо сказал:

— Погоди, не волнуйся, дочка, давай дослушаем все до конца. Почему же ты не сказала нам сразу правду, Алзира?

— Я не могла... Я боюсь его, боюсь тебя, Аугусту, и тебя, Ниси, тоже боюсь... Жетулиу страшный человек, настоящий убийца. Его посадили в тюрьму на двадцать лет. Когда мы с ним встретились, мне было всего-навсего пятнадцать, он запугал меня, заставил работать проституткой, красть, а потом он убил человека, долго скрывался, но его все-таки поймали... Я тогда была беременна, и он хотел все свалить на меня... Но я ему не поддалась, и его посадили на двадцать лет. Я отдала тебя в сиротский приют, Ниси,

потому что боялась, как бы он не нашел меня и что-нибудь с нами не сделал. Я и сейчас этого боюсь. Прости меня, Ниси...

Ниси сидела как каменная. Ей было трудно смириться с такой жуткой, с такой чудовищной правдой. Она еще помнила свои приютские беды, помнила и суровость матери впоследствии и не могла, не хотела ее простить...

Не мог справиться с шоком и Аугусту. Ему показалось, что всю прожитую им с женой жизнь вмиг разметала и разнесла буря и теперь он стоит на пепелище, а рядом с ним эта чужая сгорбившаяся женщина.

Алзира поняла, что осталась один на один со своей беспросветной бедой, и заплакала еще горше. Но все-таки, как ни странно, Горети оказалась права, ей все равно стало легче. Мало-помалу слезы высохли, и она гордо выпрямилась — если близкие способны винить ее за то страшное несчастье, в какое она попала совсем несмышленой девчонкой, ее, которая потом была и преданной женой, и хорошей матерью, то это их проблемы. По большому счету, она с лихвой расплатилась за все свои грехи, и теперь ей не в чем было

себя винить. И если Жетулиу расправится с ней, то умирать ей будет легко, она оставит за плечами честно прожитую жизнь.

Нанесенные раны затягиваются не быстро. Рана, нанесенная Алзирой мужу и дочери, была слишком глубока, чтобы они сразу могли от нее оправиться и увидеть за своей болью ее боль. Пока каждый справлялся со своей. И еще недавно близкие люди разошлись как чужие. Ниси попыталась поговорить с Жозиасом, ей казалось, что, побеседовав с ним, она обретет в нем близкого человека и избавится от своего страха перед ним.

— Выходит, Алзира никогда обо мне не рассказывала? — недовольно спросил он.

— Она даже не рассказывала, что она -— моя настоящая мать, — подтвердила Ниси. — А ты, почему ты не взял меня из приюта?

Жозиас издевательски поглядел на нее.

— А ты хотела, чтобы я с орущим младенцем на руках бегал от полиции? Скажи спасибо, что я двадцать лет тебя не трогал, а теперь если ты не отвалишь мне кучу денег, машину и пистолет, то эта сука, твоя мать, мне за все заплатит!

Ошеломленная услышанным, Ниси уже не хотела больше никаких разговоров, она вышла, глотая слезы, и вернулась в особняк Жордан.

— Я тебя понимаю, мамочка, — прошептала она и с рыданием приникла к Алзире.

— Мы вдвоем, мы с ним справимся, дочка. Вот увидишь, мы справимся, — шептала ей в ответ Алзира. А Ниси рыдала безудержно, чувствуя, что уже никогда, никогда ей не выбраться из этой ямы.

Дурные вести разносятся быстро. Скоро уже все жители квартала знали историю несчастной Алзиры. Но осуждали скорее Аугусту за то, что тот не спешит вернуть жену в дом. Соседи любили ее, уважали. А если натерпелась она смолоду горя, то пожалеть ее нужно, а не судить.

Но Аугусту трудно было смириться с тем, что у его жены, с которой он столько лет прожил душа в душу, оказалось такое постыдное прошлое. Может быть, знай об этом он один, он бы и не стал обращать на это внимание, но теперь, когда о нем знали буквально все, ему казалось, что он должен реагировать как-то особенно, должен осуждать Алзиру, хотя бы ради детей.

В сердце его не было осуждения, а одна только боль и страдание, он проводил ночи без сна, не зная, на что решиться.

Наконец, Ниси, не в силах больше мучиться, пришла к отцу и сказала:

— Идем, папа, и заберем маму домой.

— Но ведь есть же какие-то правила, принципы, порядок, — попытался возразить Аугусту.

— Только один порядок, только один принцип, только одно правило — любовь, — ответила Ниси.

И Аугусту, понурившись, побрел за ней к дому Горети.

— Пойдем домой, Алзира, что-то ты загостилась, — сказал он жене, торопливо вытиравшей набегающие на глаза слезы.

— Да, да, загостилась, — согласно кивнула она и пошла к двери, даже позабыв попрощаться с Горети.

у Горети смотрела им вслед с понимающей, полной сочувствия улыбкой — им придется нелегко, этим троим, но все-таки они поняли: невозможно не быть вместе.

Глава 20

Эстела спешила с большим новосельем, его нужно было отпраздновать до Рождества. Рождество — семейный праздник, все встречают его дома. Посоветовавшись с Родригу, она решила не приглашать Новаэсов. Может быть, она и пригласила бы их, несмотря на скандал, но Паула опять разозлила Родригу.

Стоило ему прийти в офис, как она ему заявила:

— Ну и женушку ты себе подобрал: отец — преступник, мать — шлюха. Не советую тебе иметь от нее наследников, все пороки передаются с генами.

— Генетикой занялась, — не остался в долгу Родригу, — тогда понятно, в кого ты такая бесстыжая. Спасибо, что напомнила, теперь я уж точно буду держаться от тебя, и от твоего потомства подальше.

Паула криво усмехнулась, она не ожидала, что сказанное тут же обратится против нее. Много обид она простила Родригу, но больше спускать не собиралась. На новоселье она решила устроить Родригу Медейрусу большой скандал. И будто почувствовав это, Родригу отказался приглашать своего компаньона и его официально представителя.

Но Новаэсам бесстыдства и в самом деле было не занимать. Они явились без приглашения.

Растерянная Эстела замялась на секунду.

— Мы, кажется, вас... — начала она.

— Что, прогонишь? — с веселой свирепостью осведомился Руй, и, разумеется, она провела его в гостиную.

Нарядная, убранная цветами гостиная располагала к веселью и приятным разговорам. Клотильда, сидевшая в уголке, с тихим вздохом вспоминала былое. А Элизинья, утешаясь, все прикладывалась и прикладывалась к аперитивам, которыми обносили гостей. Клотильда с беспокойством посматривала на сестру. В последнее время та стала злоупотреблять спиртными напитками и зачастую в конце вечера выкидывала что-то такое, о чем Клотильда на следующий день не могла вспомнить без ужаса. «Что за вечеринка без безумства?»

— заявляла в ответ на упреки Элизинья. Похоже, и сегодня будет безумство, и не одно. Зато кто радовал Клотильду, так это ее ученица. Ниси держалась раскованно и непринужденно, смотрела на всех с милой любезной улыбкой, которая очень ее украшала.

Она была изящно одета, и на шее у нее, привлекая всеобщее внимание, сияло удивительной красоты колье. Выдержала Ниси и труднейший экзамен: к ней подошла Паула, чье присутствие уже само по себе было вызовом для бедной Ниси, — и с небрежным видом одобрила колье.

— Недурная штучка.

- Фамильная, — сияя улыбкой, ответила Ниси, — муж подарил.

Клотильда присудила высший балл своей ученице и внутренне зааплодировала: «Молодец! Поставила выскочку на место!»

Паула тоже поняла, что сопернице за эти несколько дней удалось укрепить свои позиции, и она поклялась, что немедленно ее уничтожит. В запасе у нее была козырная карта: смерть Эдуарду, в которой она безусловно считала повинной Ниси, и она приготовилась пустить ее в ход.

Подозвав к себе Сокорру, она шепнула:

— Как только придет Рикарду, я уведу его и Ниси наверх, спустя три минуты ты скажешь Родригу, что его зовет жена.

Сокорру закивала. По природе своей она была страшной интриганкой и, почувствовав атмосферу скандала, которая благодаря Пауле уже витала в воздухе, готова была делать что угодно. К тому же Паула всегда щедро благодарила ее за услуги.

Все пошло по задуманному, Паула увела Рикарду и Ниси наверх, в спальню, и заявила, что хочет поговорить о смерти сеньора Эдуарду. Ниси побледнела, но Рикарду, сжав кулаки, процедил сквозь зубы:

— Да, мы виноваты все втроем! Но говорить тут больше не о чем! И если ты произнесешь хотя бы слово, то всерьез пожалеешь об этом! Посмей только испортить нам праздник!

Лицо его выразило такую ненависть, что Паула невольно оробела. Злобное и испуганное выражение очень испортило ее хорошенькое личико, и вошедший Родригу сразу отметил, как подурнела Паула и как похорошела Ниси.

— Ты звала меня? — спросил он, обращаясь к жене. - Что у вас тут происходит?

Если бы не уроки Клотильды, Ниси непременно бы растерялась, ведь она не звала Родригу, и в его появлении снова был виден злобный умысел Паулы. Но Клотильда учила ее всегда сохранять самообладание, не говорить лишнего и стараться все повернуть в наиболее благоприятную для себя сторону.

— Звала, — сказала она нежно, — и вот видишь, позвала еще и Паулу, и Рикарду. Я хочу сказать, что очень люблю тебя и если что-то делала, плохое или хорошее, то делала ради тебя. И еще мне кажется, что наше новоселье — это прощание с прошлым, и у каждого из нас есть возможность начать новую и очень счастливую жизнь.

— Молодец, Ниси, я тоже так думаю, — поддержал невестку Рикарду.

Разозленная Паула вылетела, хлопнув дверью.

— Не зря я не хотел приглашать их, — сухо сказал Родригу, — ты сделала благородный жест, Ниси, но эта порода не понимает благородства.

Услышав такую похвалу из уст мужа, Ниси почувствовала себя на седьмом небе, а ей-то казалось, что она навсегда останется парией.

Втроем они спустились вниз — грозовые тучи скандала рассеялись, в зале сияли лишь праздничные огни. Ниси хотелось петь, танцевать. Родригу подхватил ее, и они накружились по залу в вальсе.

Бруну с удовольствием снял на видеокамеру, как танцует с мужем счастливая Ниси. Снял ее и еще раз, улыбающуюся, с затрудненным дыханием после быстрого танца. Ниси отмахнулась от Бруну и побежала в сад. Она была так счастлива, что ей хотелось летать или плакать. Значит, надо было немного успокоиться, подышать свежим прохладным воздухом. Быстрыми шагами шла она шла по аллее, вдыхая полной грудью ночную свежесть, и вдруг из кустов отделилась тень.

- Гуляешь, дочка? — спросил Жетулиу, преграждая ей дорогу.

Ниси остановилась как вкопанная и молчала, не зная, что ответить.

— А когда денежки будешь платить? Ты же мне обещала? — Тон его был вкрадчивым, но за вкрадчивостью таилась угроза.

Ниси никак не могла найти, что сказать.

— Ну давай, снимай свои цацки, — добродушно предложил Жетулиу, берясь за колье, — денег, как я понимаю, тебе пока в руки не дают. Так с паршивой овцы хоть шерсти клок.

После того как ему не удалось заполучить в свои руки пленку, благодаря которой он мог бы шантажировать Ниси и доить из нее денежки, он все искал способ, как бы до нее добраться. Колье было не лучшим товаром, но, похоже, ничего другого ему с нее не слупить. Не помирать же ему в садовниках. Работа тяжелая, заниматься ею здоровье не позволяет!

Жетулиу вцепился в колье мертвой хваткой, Ниси тоже. Для нее в этом колье сосредоточилась вся ее счастливая, благополучная жизнь.

— Не отдашь — пришью Алзиру, — пригрозил Жетулиу и нажал на горло Ниси так, что она поняла: его угроза не пустые слова. Руки ее разжались сами собой. Жетулиу снял колье и растворился в потемках. Что она скажет Родригу? Как выйдет теперь из темноты на свет?

С заднего хода пробралась Ниси к себе в спальню и стала приводить себя в порядок. Увидев на шее красное пятно, тщательно его запудрила и спустилась вниз. Она искала Клотильду, чтобы поделиться с ней своей бедой и попросить совета.

Клотильда по-прежнему сидела в уголке на кресле и наблюдала, как Элизинья отплясывает с официантом. Лицо ее было спокойным, разве что чуть-чуть грустным. Зато сердце разрывалось — сестра гибла, а она ничем не могла ей помочь. Горевала она и из-за Фреду, она видела, как он пригласил на танец Горети, а та отказала ему и, отыскав взглядом встревоженного Америку, успокоила кивком головы. Горети была достойной женщиной, в высшей степени достойной, и Клотильда жалела, что Фреду лишился ее. Грустно ей было

и оттого, что Америку, которого она очень ценила и уважала, польстился на молодость. Их брак был бы гораздо благопристойнее.

От горестных мыслей Клотильду отвлекла своей бедой Ниси.

— Я знаю ювелира, который делал для жены Эдуарду это колье, — сказала Клотильда. — Возьми у Бруну пленку, и завтра мы с тобой пойдем к нему. И еще попроси в ближайшие дни от имени своего отца расчет, он больше здесь не появится.

Глаза Ниси наполнились слезами, и Клотильда погрозила ей пальцем.

— Самообладание и еще раз самообладание. Держи себя в руках, девочка!

Ниси так хотелось броситься на шею этой немолодой красивой женщине и расцеловать ее, потому что на душе у нее опять затеплилась надежда.

Родригу подошел к ним и мгновенно заметил отсутствие колье, и на его вопросительный взгляд Ниси спокойно ответила:

- Я сняла его, мне стало так душно.

Родригу ласково улыбнулся. Ниси вздохнула с облегчением, ей показалось, что беда на какое-то время отступила.

Но она бы так не думала, если бы видела Сокорру, которая что-то торопливо шептала на ухо Пауле, а Паула при каждом ее слове расцветала.

Судьба подарила Пауле нежданный подарок, в запасе у нее появилась еще одна козырная карта, и она собиралась очень скоро пустить ее в ход. Скоро-прескоро, на Рождество. Это будет ее рождественский сюрприз Ниси. Вечер подходил к концу, гости разъезжались, поблагодарив от души хозяев за веселый, приятный праздников. Эстела сияла — новоселье удалось на славу. Паула очень ласково простилась с Ниси — так усыпляет бдительность жертвы змея, чтобы потом вернее ужалить.

Проводив гостей, хозяева пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по спальням, раздумывая каждый о своем. •

Ниси окликнула Эстелу:

— Можно тебя на минутку? Наш садовник попросил, чтобы ему дали расчет. Рождество он собирается встречать уже где-то в другом месте, — сообщила она.

Эстела не стала жаловаться, что ей трудно будет найти нового садовника, не стала расспрашивать о причине его внезапного ухода.

— Я думаю, что тебе так лучше, — только и сказала она. — Мне кажется, что он поступает как благородный человек.

Ниси молча кивнула. Благодаря поддержке Клотильды и исчезновению с ее горизонта Жетулиу ее жизнь могла еще как-то наладиться, и с надеждой на это она отправилась спать.

Родригу, который за этот вечер немало выпил, уже храпел.

Долго не мог уснуть Рикарду, он думал о Вивиане. Он заметил, что она неравнодушна к Фреду. Заметил, что Фреду к ней равнодушен. Фреду был по-прежнему занят одной Горети. Значит, ему, Рикарду, нужно набраться терпения и ждать. Рано или поздно Вивиана ответит на его чувство, оценит его преданность. Но ждать он не умел, не любил... Интересно, почему она всегда влюбляется в старикашек? Сразу видно, девчонка ничего не смыслит в любви. Неужели не понимает, что он даст сто очков вперед любому Фреду? Обнять

бы ее покрепче, прижать к себе, чтоб почувствовала, как ей будет сладко. А когда почувствует, они уже навсегда останутся вместе, в этом он не сомневался. Ровесники ведь лучше понимают друг друга, это любому ясно. В общем, нужно постараться, чтобы она оценила, какой он ас в любовной науке, а там все пойдет как по маслу...

Мечтая об объятиях Вивианы, Рикарду наконец заснул и видел во сне, что она согласилась и уже ложится с ним в постель.

Долго не спала и Тиана. Сладко похрапывала Сокорру, а она все сидела на кровати, глубоко и тревожно задумавшись. Жозиас сказал ей, что уезжает, но не предлагал ехать вместе с ним. Не пообещал написать, когда устроится на новом месте. Говорил так, будто они чужие люди и он ничем ей не обязан. Тиана понимала его желание уехать из этих мест — здесь ему не начать новой жизни, потому что помнится старая. Потому что ни жене, ни дочери нет до него дела, потому что для обеих он бельмо на глазу. Но ведь у

Тианы с ним все по-другому. Ей никакого нет дела до его прошлого, за двадцать лет он превратился в совсем другого человека, и этого человека она полюбила... Неужели и этот предаст ее? И что же с ней будет, если из ее жизни уйдет надежда на прочное счастье?..

Глава 21

На следующее утро Паула, едва увидев Родригу офисе, тут же осведомилась о судьбе колье. Недовольный Родригу даже не стал отвечать на вопросы настырной Паулы, сочтя совершенно неуместным ее любопытством.

— Имей в виду, что у Ниси его нет! — заявила разозленная красотка. — Попроси надеть его на Рождество, и ты увидишь, как она будет тебе врать, краснеть, бледнеть и вертеться!

Родригу и виду не подал, что отравленная стрела попала в цель, но про себя решил, что непременно попросит Ниси надеть колье сегодня же вечером.

Весь день он невольно дергался, а Паула с удовлетворением наблюдала, как действует ее яд. Она не сомневалась, что теперь уж точно одолеет соперницу. А если при помощи папочки сумеет отыскать и колье, то тогда наверняка воцарится на месте с позором выгнанной Ниси.

Вечером Родригу попросил жену надеть колье.

— Ты такая в нем красавица, — сказал он. — И мы вместе подберем тебе платье для Рождества. Я хочу, чтобы ты была самая нарядная, самая красивая.

Как была бы счастлива Ниси, услышав эти слова ещё вчера, но сегодня они впивались в нее как шипы. Однако самообладание и еще раз самообладание.

— К сожалению, я не смогу порадовать тебя, Родригу, — спокойно сказала она. — У меня нет колье.

Родригу побледнел: вот оно, начинается. По крайней мере, Ниси не изворачивалась и не лгала. Для Родригу это было очень важно. Паула опять судила по себе.

— А где же оно? — спросил он нервно.

— У ювелира. Отдала переделать замок, но в мастерской перед Рождеством так много заказов, что я разрешила не торопиться, — все с тем же спокойствием ответила Ниси.

— А что случилось с замком? — продолжал свои расспросы Родригу, не зная, верить жене или не верить.

Ниси подошла к нему, обвила шею руками и, проникновенно глядя в глаза, тихо сказала:

- Прости меня! Я вчера тебя обманула. Когда я пришла из сада без колье, я его потеряла. Но мне было страшно сказать тебе правду и омрачить такой счастливый вечер. Я надеялась, что оно найдется. И сегодня утром отец принес мне его, я обронила колье в аллее. Замок оказался в неисправности, и я сразу же отнесла его ювелиру. Разве можно сорить нашей фамильной драгоценностью?

Родригу ничего не оставалось, как поцеловать свою жену и обругать про себя Паулу, которая всегда во всем подозревала одни только пакости.

А Ниси мысленно перекрестилась, благодаря Бога за то, что ювелир согласился сделать копию, разумеется, не из настоящих камней, того самого ожерелья, которое с таким тщанием и любовью делал когда-то его отец.

— Знаешь, мой отец больше не будет работать у нас садовником, — добавила Ниси, — он хочет уехать и начать новую жизнь.

— Что ж, мне кажется, это разумно, — одобрил и это решение Родригу, и Ниси вздохнула с облегчением.

Хозяева не общаются со слугами и мало что о них знают, но Ниси прекрасно знала всех, кто работал в доме. Она не сомневалась, что Сокорру шпионит за ней и передаст все Пауле, и поэтому еще утром надавала ей пощечин и выгнала бы, но где и как можно найти порядочную служанку, да еще так быстро? А Тиану она попросила сообщать ей все вести, которые будут у нее о Жозиасе. Тиана в ответ только вздохнула: ни на какие вести от него она не надеялась.

Грозовые тучи как собрались, так и рассеялись, и Ниси с легким сердцем принялась готовиться к Рождеству. Она хотела пригласить на праздник Клотильду, но та, поблагодарив, отказалась — ее уже пригласила к себе Горети.

У Горети на сердце скребли кошки. Она сделала все, чтобы было хорошо Симони, и вот благодарная дочка завела роман с Олавинью, препротивным мерзким типом, ходит с ним по ресторанам и на все просьбы одуматься твердит, что любит его и готова хоть завтра выйти замуж. А такой и не женится. Собьет несовершеннолетнюю с толку и был таков!

Сама Горети тосковала по Фреду, хоть и держалась стойко, не нарушая даже в мыслях обещания, данного Америку. А когда к ней пришла Вивиана и заговорила о Фреду, Горети в сердцах ответила:

— Я ведь замужем. Если хочешь, займись им! Желаю удачи!

Разве могла она думать, что Вивиана передаст ее слова Фреду? А та передала, и он обиделся до глубины души.

— Значит, ты «подарила» меня Вивиане на Рождество? — горько сказал он ей. — Ты забыла, что я не вещь? Мои чувства нельзя передарить подруге. Теперь я тебя понял, Горети, и ухожу навсегда из твоей жизни. Ты считаешь вещами всех: себя, меня, свою дочь. Твое право. Но меня не надо передаривать. Я могу уйти сам!

Оставшись одна, Горети впервые за много дней заплакала, она поняла, что все в своей жизни сделала неправильно и вот осталась теперь на пепелище...

Фреду не захотел оставаться на Рождество в городе и уехал к себе на ферму. Вивиана напросилась ехать с ним вместе, ей, видите ли, нужно отдохнуть, подышать деревенским воздухом. Насмешливо поглядев на нее, он не отказал. «Чем скорее девчонка излечится от своей дури, тем лучше», — решил он про себя.

И вот они на ферме — уютный дом, чудесный сад, поля, рощи.

Счастливая Вивиана обошла в саду все уголочки, восхищаясь цветами, деревьями, ей чудилось, что она в раю.

Вечером, сидя на веранде и глядя на падающие звезды, она загадала желание.

— Я пожелала тебя, — сказала она Фреду, и глаза ее в полутьме влажно заблестели. — Перестань только обращаться со мной как пожилой дядюшка.

— Я и есть пожилой дядюшка, — устало ответил Фреду. — Ты росла без отца и поэтому тянешься к пожилым мужчинам. Найди себе молодого человека, по-настоящему полюбить можно только сверстника.

Он едва успел договорить, как вдруг почувствовал влажные горячие губы Вивианы. Он не противился и даже ответил поцелуем на поцелуй. Но потом отстранил ее от себя и сказал все тем же усталым голосом:

— Ты хорошо целуешься, девочка. Можешь разогреть меня, раскрутить, и мы даже ляжем с тобой в постель. Но это не любовь, поверь мне. Ничего похожего на любовь у нас с тобой не будет.

— Почему? — нетерпеливо спросила Вивиана.

— Потому что любовь и постель — разные вещи. Потому что у меня было много женщин, но любил я только двух. А в один прекрасный день бросил жену и приехал сюда, чтобы жить в одиночестве и покое.

— Но хотя бы для одной женщины у тебя осталось в сердце место?

—Нет!

Ответ прозвучал так резко, что осеклась и Вивиана. Столько боли и одиночества было в этом усталом мужчине, что ей захотелось согреть его, оживить. Бог с ним, пусть он ее не любит, но хоть погреется возле ее любви или не любви, а готовности любить...

Так что волей-неволей, но Горети все-таки сделала рождественский подарок, только, похоже, не Вивиане, а Фреду.

* * *

Не обошлось без сюрприза и Рождество в доме Медейрусов. Паула, почувствовав, что Ниси как-то сумела выпутаться из истории с колье, попросила отца вплотную заняться поисками.

— Подними на ноги всех скупщиков краденого! — распорядилась она. — Колье должно быть у нас в руках.

Руй не возражал. Ради своей любимой доченьки он был готов на все.

А Родригу Паула заявила:

— Даже если ты видел у Ниси колье, оно не настоящее. Настоящее она отдала своему отцу, вору и убийце, с которым находится в сговоре.

И удивительное дело — Родригу каким-то шестым чувством уловил, что на этот раз Паула не врет. В рождественский вечер он все присматривался к Ниси, но она была весела и, как ему показалось, слишком уж весела, и он сдержался. А на следующий день устроил скандал. Грандиозный. И упомянул все — и отца-убийцу, и фальшивое колье, и черта, и дьявола!

Ниси похолодела. Она сразу поняла, откуда Родригу узнал правду — только от Паулы. А Паула от Сокорру. И пожалела, что сразу же не выгнала эту мерзавку вон. И еще она должна стоять до конца, и в ответ обрушила на Родригу град упреков. Она обвинила его в низости, в бабьей готовности собирать самые грязные сплетни, неумении постоять за собственную честь и честь своей жены.

- Да, на бедных людях немало грязи, но они стараются отмыть ее, — кричала она. — А вы только на вид чистенькие! Вы постоянно мараетесь сами и других втаптываете в грязь! Больше ни дня не останусь в этом вертепе, среди подозрений, клеветы, наветов. Ухожу от тебя! И не думай, что в родительский дом, а то опять обвинишь меня в сговоре. Я уеду в Европу! В Париж!

Слушая Ниси, Родригу невольно почувствовал себя виноватым.

А Ниси и сама не ожидала от себя такой прыти, но раз уж объявила, что едет в Париж, то решила выполнить обещанное.

Она позвонила Клотильде, своей верной палочке-выручалочке, и та выручила ее и на этот раз — дала парижский адрес, пообещала, что ее встретят и о ней позаботятся. Ниси заказала билет на самолет, собрала вещи и, забрав колье, которое, к счастью, успел сделать ювелир, отбыла во Францию.

На душе у нее было смутно, но она чувствовала, что другого выхода у нее нет. Она не знала, чего ей ждать от Родригу, и старалась подготовить себя к самому худшему.

Родригу клял свою вспыльчивость, проклинал Паулу, которая всегда делала одни гадости, и собрался ехать вслед за Ниси. Но родные отговорили его — Ниси нужно хоть немного отдохнуть, прийти в себя, опомниться.

— И ты тоже должен наконец понять, чего хочешь и для себя, и для нее, —твердо сказала Эстела. — Жить так, как живете вы, невыносимо.

Родригу покорился и остался в Сан-Паулу, дожидаясь вестей от Ниси. Паула торжествовала.

Первые дни в Париже прошли для Ниси будто во сне. Все вокруг было неожиданным, интересным. Она смотрела во все глаза и удивлялась как ребенок чудесным причудливым зданиям, скульптурам, дворцам, аркам. Удивлялась и цветам, и деревьям, совсем непохожим на те, к которым привыкла.

Друзья Клотильды отнеслась к ней необыкновенно тепло и внимательно, поселили в уютном пансионе, где хозяйка говорила по-испански, каждый день звонили ей, приглашая то на обед, то на ужин.

Вскоре на их адрес пришла для Ниси телеграмма, и они любезно передали ее, надеясь на хорошие новости. Ниси прочитала телеграмму и пришла в отчаяние. «Между ними все кончено. Родригу» — вот какая весть донеслась до нее из-за океана. Все кончено было и для Ниси.

Она накинула плащ и пошла бродить по городу. Ей было все равно, куда идти, что делать. Значит, вот каким оказался Родригу — бездушным, бессердечным. Мертвые камни оказались для него дороже живой, любящей женщины.

Правильно говорила ей мама: «Не уживется кошка с собакой, а богатый с бедной». Или, может быть, ему все еще дорога Паула и он воспользовался предлогом, чтобы вернуться к ней?

Впрочем, что гадать? Ясно одно: с ней, с Ниси, все кончено. Она может отправляться на все четыре стороны. До нее больше нет никому никакого дела.

Ниси зябко поежилась. Она и представить себе не могла, что бывают страны, где зимой так холодно. Витрины, украшенные елочками, игрушками, мишурой, канифолью, не радовали ее. Уютные кафе манили огоньками и теплом, но она проходила мимо. Пария, отверженная — ей нигде не было места. Она ничего для себя не хотела и брела куда глаза глядят, заледенев и душевно, и физически, не чувствуя уже ни холода, ни боли.

Когда Ниси не вернулась ночевать, хозяйка забеспокоилась: молодая женщина была не из тех, кто пускается в ночные парижские авантюры. Однако вполне возможно, ее оставили ночевать у себя друзья, которые так ее опекают.

Но когда друзья утром позвонили и позвали к телефону свою подопечную, хозяйка встревожилась всерьез. Она сообщила, что Ниси не ночевала. Друзья, посоветовавшись, решили позвонить сначала Клотильде и выяснить, возможно, Ниси срочно вызвали телеграммой домой. И она, не сумев никого предупредить, улетела. А если нет, то не следует ли им обратиться в полицию и начать розыски?

Клотильда крайне удивилась парижскому звонку, обещала перезвонить через час и отправилась в офис к Родригу. Родригу с недоумением сказал, что слыхом не слыхал ни о какой телеграмме, однако Клотильда заметила, что глаза Паулы, напряженно прислушивавшейся к разговору, радостно сверкали.

«Что ж, понятно, — сообразила она, — очередная гадкая интрига». И не желая иметь возле себя злобного соглядатая, увела Родригу из кабинета.

Родригу страшно разволновался. Винил во всем себя, готов был немедленно лететь в Париж.

— Так и поступим, — решила Клотильда. — Я лечу с вами. Уверена, что мой французский пригодится. И еще я знаю, что очень нужна Ниси.

Она словно бы удочерила эту своенравную, темпераментную девочку, которая по неопытности могла попасть в какие угодно переделки и которой так нужны сильные хорошие добросовестные руки, чтобы она не оступилась и прошла по жизни достойно.

— Собирайтесь, Родригу, заказывайте билеты, а я пока позвоню друзьям и попрошу их обратиться в полицию. Будем надеяться, что ничего совсем уж дурного с Ниси не случилось, и мы успеем вовремя.

Ниси снились странные приятные сны — то она плыла по бескрайнему океану, волны укачивали ее, а чудесные голоса пели, обещая неземное блаженство. Потом ей вдруг стало больно. Огромный зверь впился в нее зубами и тащил из убаюкивающей теплой воды, а она изо всех сил сопротивлялась. Она даже начала плакать и звать на помощь. Тогда над ней склонился Родригу и тихо сказал:

— Все хорошо, любовь моя, все хорошо. Мы больше с тобой никогда не расстанемся. Никогда, поверь, никогда. Прости меня. Я виноват перед тобой.

И Ниси не захотелось просыпаться, такой это был хороший, утешительный сон. Но где-то глубоко-глубоко внутри она знала, что это всего только сон, и стоит открыть глаза, как Родригу исчезнет, а она этого не хотела. И Родригу все еще был возле нее и тихо шептал нежные слова.

Прошло несколько дней, прежде чем Ниси окончательно пришла в себя и убедилась, что Родригу сидит с ней рядом, а она лежит в постели у себя в пансионе.

- Ты очень сильно простудилась, едва не замерзла на набережной Сены, сидела у самой воды, — объяснил Родригу. — но теперь все хорошо, и мы скоро с тобой полетим домой.

- А как же телеграмма? — вспомнила Ниси. — Почему ты мне послал ее?

— Я не посылал никакой телеграммы. Это все происки Паулы. Она вытребовала у Олавинью парижский адрес друзей Клотильды и послала тебе эту гадость. Но теперь ты в безопасности — я обещаю, что мы больше никогда не пустим ее на порог.

Слова Родригу музыкой звучали в ушах Ниси. Она не могла поверить, что действительность оказалась счастливее и удивительнее ее снов.

Вскоре пришла навестить ее и Клотильда, как всегда сдержанная и спокойная, только глаза ее при взгляде на Ниси ласково светились.

— Ну что ж, девочка, считай, что поездка в Париж принесла тебе счастье, — сказала она. — Еще день-два, и вы с Родригу вернетесь в Сан-Паулу, а я задержусь здесь на недельку-другую — я так соскучилась по своим друзьям.

Глава 22

Еще несколько дней после перелета из Европы в родной Сан-Паулу Ниси лежала в постели. Сказалась перемена во времени и слабость после болезни. Родригу не отходил от нее, и если у них так и не было пока медового месяца, то эти несколько дней были медовыми.

— Я хочу от тебя сына, — прошептал ей Родригу в минуту любовного экстаза, и Ниси едва не расплакалась от счастья, мысленно пообещав подарить ему самого замечательного малыша.

С этого дня, а вернее ночи, она стала мечтать о сыне, который будет куда счастливее их, потому что вырастет в спокойствии и достатке, под опекой заботливых родителей, получит хорошее образование и немалое состояние.

Пауле окончательно отказали от дома, их охраннику было приказано не пропускать ее в особняк ни под каким видом. Сокорру тоже уволили, и Ниси вздохнула с облегчением. Наконец-то она почувствовала, что означает, когда твой дом становится для тебя надежной крепостью. Поправившись, Ниси сразу же отправилась навестить родителей.

Алзира нашла, что дочка очень похорошела за время своего путешествия.

— Скорее, за время, которое отлеживалась дома, — рассмеялась Ниси, вспоминая, как хорошо им было с Родригу.

- А у меня одни неприятности, — вздохнула Алзира. — Трудно стало с отцом уживаться. Никак он о моем прошлом не позабудет. Не дает оно ему покоя, подтачивает, будто червяк дерево. Бывают дни, он и слова мне не говорит.

— Потерпи, мамочка, папа у нас добрый, попереживает и разговорится, — принялась утешать ее Ниси. — Видишь, чего я только не натерпелась, а все-таки дождалась от Родригу и любви и ласки. А вас с отцом связывает столько прожитых вместе лет, куда они денутся? Вот увидишь, скоро и он опять станет прежним.

- Хорошо бы так, дочка. Я тоже на это надеюсь. Этой надеждой и живу.

Ниси стала расспрашивать, как дела у Луиса-Карлуса. Сколько они с братом не виделись! Она очень по нему соскучилась.

— Новостей у нас много, — обрадовалась Алзира возможности рассказать о том, что у нее наболело. — Новости всякие, и хорошие, и дурные. Луис-Карлус-то ведь ушел от сеньора Америку, и я очень за него переживала: как он будет жить, чем на жизнь зарабатывать? А ушел он из-за Лижии. По-прежнему влюблен в нее по уши, а она ни тпру, ни ну.

— Она хорошая, — вступилась Ниси за Лижию, вспомнив свой грешок перед ней, — я бы очень хотела, чтобы у нее с братом была настоящая любовь. И брат, и она заслужили счастье.

— Кто с этим спорит? — согласилась Алзира. — Короче, твой брат ушел потому, что решил завести собственное дело, а не быть мальчиком на побегушках в чужой лавочке. И мне кажется, сеньору Америку это понравилось. Во всяком случае, он на Луиса-Карлуса зла не держит из-за того, что тот ушел. В общем, Луис и Жулиу на месте бывшего гаража организовали «Автоцентр», напечатали на компьютере рекламу, приложили расценки услуг, еще какие-то бумажки и разослали по газетам. И что ты думаешь? Заказов — хоть отбавляй!

Руки у обоих золотые, моторы знают как свои пять пальцев. Так что вдвоем у них дело пошло куда шустрей.

— А как Жулиу? — поинтересовалась Ниси.

Алзира зорко взглянула на дочь — интересно, как она отнесется к очередной новости? Ведь выросли вместе, может, и чувства какие сохранились? Кто его там знает. Но сказать сказала.

— У Жулиу роман, — перешла она на шепот. — Ты Элену знаешь, племянницу Клотильды? Так вот, он пригласил ее к нам на Новый год. Мы ведь всегда вместе его встречаем, ты знаешь. Ну а потом она у него и осталась. Парня теперь не узнать, не ходит — летает, и в руках все горит. Она мне нравится, положительная девушка, ничего не скажешь.

Ниси часто видела Элену, когда бывала у Клотильды, и симпатизировала ей. А что у Жулиу золотое сердце — это она знала доподлинно, так что, если у них дело пошло на лад, она была этому только рада. До сих пор у нее сохранилось чувство вины перед Жулиу, ей порой казалось, что она ему испортила жизнь. А если он, наконец, нашел себе девушку по душе, так дай им Бог счастья.

- Ты очень меня порадовала, мамочка, — сказала Ниси. - При случае скажи ему, что я очень за него рада.

- Вот и хорошо, — одобрила дочь Алзира, — а я боялась, вдруг ты ревновать начнешь. Мало ли что в жизни бывает.

— Бывает, да не со мной, — засмеялась Ниси.

Рассказала Алзира новости и про Апаресиду. Тереза захотела отправить мать в деревню, подальше от Руя.

— Тереза боится, что он узнает правду. Но Бруну воспротивился, запретил матери трогать старушку. Так что они по-прежнему соседи.

- А о Жозиасе у тебя новостей нет? — шепотом спросила Ниси.

- Нет, дай Бог, чтобы больше никогда и не было, — тоже шепотом ответила Алзира. — А то, как я подумаю, что он вновь появится, так меня в жар бросает и сердце болит….

Паула и Бруну ссорились.

— С этого момента ты мертв не только для отца, прокричала она. — Для меня ты тоже мертвец!

И лицо ее было таким страшным, глаза так горели, что Бруну невольно содрогнулся. Ему показалось, что его сестра по-настоящему сошла с ума. А ему-то хотелось поделиться с ней радостью, сказать, что его трехминутный фильм — съемки на ралли — получил первый приз на конкурсе любительских видеофильмов. А теперь нашлась фирма и предложила ему снять небольшой сюжет для рекламы и обещала заплатить хорошие деньги. Сказать, что он становится на ноги. Что доволен своей жизнью. Хотел и ей предложить подумать

о своей. Поискать дело, которым она хотела бы всерьез заняться... Но что толку от его желаний? Паула ничего не слышит. Она больна.

Дорогой Паула рвала и метала. Из-за этого ублюдка она лишится колье и последней возможности взять реванш. Ну что ж, придется посоветоваться с отцом и как-то надавить на этого негодяя!

— Папа! Давай подумаем, — начала она с порога.

— Давай, дочка, — отозвался Новаэс, протягивая ей кожаный футляр.

Паула рассеянно взяла его, открыла и замерла — на черном бархате горело и переливалось колье, то самое, желанное, долгожданное. Она смотрела на него как громом пораженная и молчала.

— Оно великолепно, правда? — наконец спросила Паула.

— Я видал работу и получше, — снисходительно отозвался Руй, — но камни и в самом деле прекрасные.

— Ценность этого колье не в его цене, а в том, что оно для меня означает. Это крах Ниси. Мой удар будет смертельным! — Глаза Паулы горели едва ли не ярче драгоценных камней.

— Вот теперь и подумаем, дочка, как и где должен быть нанесен твой смертельный удар. Это дорогое колье, а то, что оно — фамильная драгоценность, делает его еще дороже, поэтому мы не можем продать его жалкой кучке зрителей. Мы должны осрамить Ниси публично, перед широкой аудиторией. И эта возможность тебе очень скоро представится. Вот увидишь.

— Только не говори маме, что это колье у нас, — попросила Паула.

— Я давно уже ничего не говорю твоей маме, — насмешливо отозвался Руй, и оба понимающе улыбнулись.

Сокорру, которая по-прежнему навещала Тиану, буквально на следующий же день принесла известие, что в доме Медейрусов готовится званый обед в честь Ниси, на котором она будет представлена всему клану, начиная от дядюшки Конраду и кончая провинциальными тетушками.

- На ловца и зверь бежит, — засмеялся Руй, когда Паула сообщила ему об этом, и подмигнул дочери.

- Но мне туда путь закрыт, — нервно проговорила она.

- А ты что-нибудь придумай, устрой небольшой маскарад. Разве ты не актриса? — подначил ее Новаэс.

- Отличная идея, — тут же загорелась Паула. — Я даже знаю, что мне сыграть. Спасибо, что надоумил, папочка! — И, поцеловав отца, упорхнула.

Рун, оставшись в кабинете один, довольно потер руки. Всем этим делом он занимался не только из любви к дочери. Хотя и из любви тоже. Но здесь были задействованы и деловые интересы. Сейчас, когда его репутация как делового человека и банкира находилась в опасности, он хотел, чтобы пятно легло и на его компаньонов. Эти компаньоны были нужны ему, он был в них заинтересован. Поэтому он хотел, чтобы они стали менее разборчивыми в средствах, почувствовав себя уязвимыми. Хотел, чтобы деловые связи, которые

вот-вот могли порваться, были подкреплены семейными узами. Тогда его не так-то легко было бы потопить. «Флотилию топить трудней, чем одинокий корабль, даже пиратский-распиратский», - повторил он свое любимое присловье и от души пожелал дочери удачи.

Ниси все пыталась добиться хоть каких-то известий о Жозиасе. Каждый день она спрашивала Тиану, но та с каждым днем все надрывнее отвечала, что никаких новостей нет.

Тиана нервничала и чувствовала, что она на грани срыва. Она не могла крикнуть Ниси, чтобы та перестала мучить ее, что она сама сходит с ума из-за предательства этого человека, что он стал кошмаром и наваждением ее жизни. Но Ниси была хозяйкой, и Тиана опять и опять отвечала ей: «Нет, нет и нет!» — и чувствовалось, что она долго не выдержит этой муки.

Желая хоть как-то себя обезопасить, Ниси поехала к матери и попросила погадать ей на картах.

Алзира раскинула карты и долго вглядывалась в них.

— Ох, доченька, — со вздохом начала она, — грозит тебе серьезная беда...

— Родригу меня бросит? — быстро спросила Ниси.

— Похоже, что нет. Он всерьез полюбит тебя, но вроде бы слишком поздно, а пока тебе предстоят многие испытания, так что готовься к ним.

А как к ним готовиться? Вот если бы тут была Клотильда, она бы помогла ей, хоть подсказала что-нибудь. Но Клотильда была далеко, в прекрасном и холодном Париже, о котором Ниси теперь вспоминала с нежностью.

И раз Клотильды не было рядом, она решила посоветоваться с Бруну.

Бруну ее ничем не обрадовал.

— Мне кажется, Паула что-то задумала против тебя, — сказал он. — Она на днях приходила ко мне и требовала пленку с вашим новосельем. Мне кажется, все вертится вокруг колье.

Вот они, вести, что пришли совсем с другой стороны.

— Я и сама так думаю, — со слезами в голосе призналась Ниси.

— А почему бы тебе не сказать все как есть Родригу? Ведь это самый простой, самый лучший, самый беспроигрышный выход?

- Не могу! — зарыдала Ниси. — Не могу признаться, что его обманула. Я так хорошо все придумала! Вышло так красиво, все получились такие добрые, благородные. Он так страдал, что заподозрил меня по навету Паулы. А теперь, значит, надо признать, что она была права?

- Но ведь она, правда, права, — меланхолично заметил Бруну, — и если при всех докажет свою правоту, тебе будет хуже.

— А знаешь, что мне сказал Родригу? — всхлипывая, продолжала настаивать на своем Ниси. — Что он чувствует себя сильнее и лучше оттого, что у него жена, которая не лжет!

— Вот и не лги,— так же меланхолично буркнул Бруну.

Но Ниси только плакала, не в силах набраться мужества и разом покончить с тем, что ее так мучило. Бруно смотрел на нее с сочувствием, жалея, что ей придется испить чашу позора до конца.

Глава 23

Обходя особняк, Эстела каждый раз с удовлетворением отмечала, что поступила правильно, купив его и оставив старый, где гнездились несчастья. Вот и у Родригу стала налаживаться семейная жизнь. Сейчас они решили представить Ниси своей родне, и поэтому у Эстелы был хлопот полон рот: что ни говори, а званый обед — дело нешуточное. Домашние хлопоты отвлекали ее от невеселых мыслей. Своей семейной жизнью Эстела была прежнему не слишком довольна.

Поначалу она всем сердцем приняла Симони, хотела помочь девочке, и расположить ее к себе. Но Симони оказалась трудным орешком и мало-помалу начала раздражать Эстелу: девица не шла на контакт, держалась дерзко и подчас вызывающе. Поведение ее беспокоило и Тадеу, и Горети, и они виделись все чаще и чаще, обсуждая, чем и как помочь дочери.

Эстела тоже вносила посильную лепту, разделяя заботы Тадеу, например, разрешила молодежи пользоваться их бассейном. Но когда увидела, как полуголые Олавинью и Симони взасос целуются на краю бассейна, выразила естественное недовольство.

— Ой, а я думала, что вы современнее моей мамаши, — разочарованно воскликнула Симони, ничуть не смущаясь.

— Нет, я такая же старомодная, — ответила Эстела и больше уже не приглашала молодых людей купаться.

Она не хотела, чтобы Горети потом обвинила ее в потворстве разнузданным инстинктам. С этой молодой девицей в любую минуту могло случиться что угодно, и Эстела не хотела за это отвечать. Естественно, когда Симони перестали приглашать, она окрысилась на Эстелу.

Но мало того, что Эстела не могла наладить отношения с Симони, она вновь стала бояться потерять Тадеу.

Эту вполне справедливую мысль подкинула ей не кто иной, как ее лучшая подруга Марилу.

— Знаешь, — заявила она в один прекрасный день, — я вижу, что Тадеу очень часто заходит к Горети. Муж с женой ведь не связаны на всю жизнь, а родителям от детей никуда не деться. Может, у этих двоих все еще наладится. Меня бы это очень устроило. Папа себя прекрасно чувствует. Зачем ему теперь этот хомут на шее? И ему, и всей нашей семье? Только лишние заботы и о нем, и о чужом ребенке. А у нас и своих забот с Лижией хватает.

Услышав такое, Эстела онемела.

— А я? — наконец выговорила она. — Ты же говоришь о Тадеу, о моем муже? Что же, ты хочешь разрушить мою семейную жизнь?

Марилу спохватилась и покраснела. Занятая своим раздражением против Горети, она как-то совсем упустила из виду Эстелу.

Эстела смертельно обиделась на подругу и уже не могла спокойно, как прежде, относиться к визитам Тадеу в особняк Жордан. Если раньше ей все казалось, что муж готов бросить ее ради нимфетки, то теперь она стала бояться, что он вернется к своей старой пассии.

Вечерами она требовала от мужа пламенных доказательств его любви, на что усталый Тадеу не всегда был способен, и тогда Эстела еще больше укреплялась в своих подозрениях.

Бедный Тадеу уж и не знал, что ему делать. Он очень любил жену, но считал, что она сходит с ума от безделья. Но и сказать ей об этом прямо в лицо не мог — выходила и грубо, и обидно. Поэтому он маялся и помалкивал, пока Эстела подозревала его в тайных умыслах и ревновала. Выхода из этого порочного круга Тадеу не видел и очень страдал.

А ему так хотелось домашнего покоя и уюта. Тревог и волнений ему хватало и с дочерью, которую он и Горети не знали, как отвадить от Олавинью. Горети уже и по щекам ее отхлестала, но когда взбучки излечивали от любви?.. А работа? Сколько у него там тревог и переживаний! Дела фирмы шли очень неважно. То, что они по милости Рикарду оказались компаньонами Новаэса, очень их подкосило. Многие их клиенты не хотели иметь дело с банкиром с подмоченной репутацией. Но пока их вывозили таинственные контакты

Сиру с заграницей. Он получал там выгодные кредиты, сбывал товар по хорошим ценам, и фирма как-то держалась. Однако, учитывая их положение на внутреннем рынке, Тадеу чувствовал, что они могут каждую минуту обанкротиться. Но и этого он не мог объяснить Эстеле — она бы смертельно перепугалась, начала нервничать, а нервные срывы Эстелы — небольшая помощь делу. Он вспоминал о них с ужасом. Вот и выходило, что в голове у Эстелы была только любовь да романы, а Тадеу было не до романов, у него и без них

хватало забот.

Однако он надеялся, что Эстела как-то образумится, успокоится и рано или поздно перестанет его ревновать. Главной его заботой была все-таки не Эстела, а Симони.

Девчонка совсем от рук отбилась, и что с ней делать, они с Горети ума не могли приложить.

Опять стал возникать вариант отправить ее доучиться за границу. Но поразмыслив, они опять от него отказались; если уж она на глазах творит такое, то, оставшись без присмотра, и вовсе пустится во все тяжкие.

Горсти даже к Луису-Карлусу ходила, просила его поговорить с непутевой. Он всегда как-то умел на нее воздействовать. Недаром они даже встречались какое-то время. Но Луис-Карлус только плечами пожал.

- Да мы все по очереди с ней говорили, — сказал он. - И я, и Ниси, и мама. Даже Вивиана. Нет ни одного человека, которому бы нравился Олавинью, но ей на это плевать. Мне-то кажется, что и ей он не слишком нравится, а гуляет она с ним только для того, чтобы всех разозлить.

После разговора с Луисом-Карлусом Горети ушла совсем расстроенная. Если он прав, то положение было совсем безнадежным. Одно дело— юная безрассудная любовь, она опасна, может иметь нежелательные последствия, но все-таки это любовь. Переживая ее, человек созревает, мужает, меняется. Он открывает для себя мир, открывает другого человека. Но если это не любовь, а бунт против близких, против тех самых людей, которые и могут и стремятся помочь, то как тут отыскать путь к сердцу? Как вернуть с опасного

и разрушительного пути?..

Олавинью получил письмо от Симони. «Увези меня! Увези хоть на несколько дней!» — писала она ему.

«Ага, наконец-то решилась», — самодовольно подумал он и потер руки.

Нельзя сказать, что он был влюблен в Симони без памяти, но она ему нравилась, и еще ему нравилось, как все прыгают вокруг них из-за того, что они крутят любовь. Он любил быть в центре внимания и считал, что для этого все средства хороши.

Так что, когда Руй Новаэс определил его в политические лидеры, он не ошибся — Олавинью был самом подходящей для этого кандидатурой. Другое дело, что ему еще предстояло поднабраться и нахальства, и бесстыдства, без которых немыслим ни один настоящий политик. Но он успешно набирался и того, и другого. Руй поручил ему узнать код, чтобы подобраться и вкладам его отца.

О деньгах мужа тосковала и Элизинья. Ей нестерпимо было думать, что она влачит жалкое существование, когда где-то в банке гниют миллионы, которым уж она-то нашла бы достойное применение.

Но Олавинью предпочитал как компаньона не мать, а Руя, поскольку тот посулил ему политическую карьеру. Расчет Олавинью был несложен. Он умел прекрасно подделывать подпись отца и очень похоже имитировал его голос.

Оставалось только найти слова, которые служили ключом к секретному счету. И теперь он с утра до ночи рылся в бумагах отца, пытаясь найти хоть что-то похожее.

Фреду, который как-то застал его за этим занятием, высмеял племянника.

— Перестань идиотничать! Получить деньги с такого счета может только тот, кто его положил! Компьютер банка сличает голос клиента с голосом, записанным в его памяти.

— Но голоса у нас один в один. Мама мне не раз это говорила, — упрямо заявил Олавинью.

— А секретные слова? Ты знаешь хоть одно из них? Они служат кодом, чтобы банк убедился, что никто не принуждает клиента снимать деньги и никто не подделывается под его голос. Если уж твоя матушка не в курсе, тебе и подавно их не найти.

Но Фреду только раззадорил Олавинью, он решил отыскать тот код, во что бы то ни стало. Письмо Симони подсказало ему, что для него настала полоса удач. Раз уж девушка, которая так долго его мурыжила, наконец, решилась, значит, и в остальном ему открыли зеленый свет.

Олавинью мгновенно прикинул, в какой мотель он повезет Симони, и ответил ей запиской, что готов увезти ее хоть на край света, назначив час и место, куда подъедет за ней на машине.

Симони ждала его на условленном углу и быстренько села в машину. Но когда он потянулся к ней с поцелуем, отодвинулась.

— Ну что, на край света? — спросил он.

— Нет, в «Синюю кошку», — ответила она.

Олавинью присвистнул, в этом баре они обычно и сидели. Похоже, он поторопился с выводами. Но спорить не стал. С несовершеннолетними дело иметь опасно. Когда они уже сидели у стойки и пропустили по пиву, Олавинью сказал:

— А я-то думал, что ты созрела и приняла вполне самостоятельное решение.

— Решение-то я приняла давно, вот только осуществить его никак не могу. А может, нам поступить как в «Ромео и Джульетте»? Ты меня убьешь понарошку, а они соединятся.

У Олавинью отвисла челюсть от изумления.

— Кто? С кем? — Он ничего не понимал.

— Отец с матерью, — пояснила Симони. — Мне кажется очень неправильным, что они не вместе.

— Ну, знаешь! — только и нашел, что сказать Олавинью. — А я, к примеру, у тебя на каких ролях?

— С тех пор как мы с тобой стали встречаться, тоже видятся гораздо чаще, сидят вместе, обсуждают поведение. Я думаю, что за это время у них опять появилось очень много общего и пора переходить к следующему этапу.

— Ну, дела! Ну, у тебя и фантазии! Ну у тебя и закидоны! — крутил головой Олавинью. — Ты мне скажи прямо, ты в своем уме или как?

Симони обиженно посмотрела на него.

- Я к тебе обращаюсь как к другу. Советуюсь. Прошу помочь. А ты? Понимаешь, я уверена, что они созданы друг для друга. Ребенок рождается только от большой любви. И то, что они не вместе, просто недоразумение. Поэтому я и хочу им помочь. Они оба меня очень любят, и нам всем втроем будет просто отлично! Теперь понял? — Глаза Симони радостно светились, и она с надеждой смотрела на Олавинью. — Ну что, будешь помогать?

— Нет уж, уволь. — Олавинью потянулся. — Вот если бы ты хотела со мной переспать, то я всегда к твоим услугам. А то, что ты несешь, просто бред какой-то. Они все взрослые люди и прекрасно без тебя разберутся.

- Эх ты! Я с тобой поделилась своей тайной! Сказала тебе самое главное! Доверилась! Правильно мне все говорили, что не стоит с тобой связываться! — Голос Симони звенел от обиды и негодования.

— Кто это «все»? — недовольно стал выяснять Олавинью. — И почему не стоит? Я тебе сказал, в чем ты можешь на меня рассчитывать.

Но Симони уже вскочила и убежала. Ничего, она еще найдет способ добиться своего, она же знает, что папе с мамой будет очень хорошо вместе, а заодно и ей, Симони.

Они снимут новую квартиру, мама умеет так красиво и удобно все устроить. Симони будет помогать ей. А в конце недели они будут все вместе ездить на уик-энды, как все ее подруги. Купаться, загорать на пляже. Плавать все вместе. Они с папой могут поиграть и в теннис, как Сандра. А может, даже покататься на лошадях, как Анжела. А то мама все работает да работает, все шьет да шьет. Надо же им и пожить когда-нибудь.

Симони брела по улице, погрузившись в свои девчоночьи мечты, строя рай для себя и для своих близких. Лучезарный, недостижимый и поэтому особенно желанный. В этом раю все были довольны и счастливы — мать, которая все последнее время только и знала, что кричала на нее и даже надавала оплеух, отец, который не кричал, но был таким усталым и таким печальным, и она, Симони, которой совсем не нравился самодовольный Олавинью и которая мечтала о прекрасной вечной любви. Любви, что соединяет людей навсегда

и делает их детей счастливыми.

Дерзкая, неуживчивая Симони — взрослые считали ее такой бесстыжей, такой циничной, а она была просто маленькой девочкой, которой недоставало родительского тепла. Она шла по шумной улице и счастливо улыбалась своим мечтам.

Глава 24

Несмотря на мучившие ее страхи и опасения, Ниси с искренней радостью ждала семейного торжества. Ей казалось, что, войдя в клан Медейрусов как его полноправный член, она станет совсем иной, станет настоящей дамой, и Родригу уже не будет вспоминать, что когда-то была у них в доме служанкой. Тем более что и дом тот канул в прошлое, дом, где, вполне возможно, она не всегда вела себя благородно и достойно. Зато теперь, в новом доме, наконец, став по-настоящему женой Родригу, она больше не уронит себя

и всегда будет настоящей леди.

Так обещала себе Ниси, помогая Эстеле готовиться к празднику.

В отсутствие Клотильды наставницей Ниси по части хорошего тона стала Эстела, и невестка охотно слушалась и повиновалась золовке. Эстела объяснила Ниси, что ни угощение, ни убранство не должны поражать роскошью.

В меню следует избегать новомодных блюд, заморских деликатесов, экзотических фруктов — словом, всего того, чем обычно поражают воображение гостей из деловых кругов, будущих клиентов или партнеров. Родственники этого не оценят, они сочтут подобные изыски свидетельством легковесного следования моде, упрекнут за транжирство и при случае откажут в кредите. Блюда должны быть традиционными, но тщательно и отменно приготовленными. Во всем должна чувствоваться солидность, основательность. Потому что если

столу не будет отдано должного, если на нем не будет дорогих вин, мясных и рыбных перемен, то это расценят как скупость, что тоже не к лицу солидному торговому дому. Поэтому Эстела наняла специально для этого обеда повара — знатока бразильской кухни и нескольких официанток, чтобы прислуживали за обедом.

Затем они с Ниси тщательно проследили за уборкой, украсили комнаты цветами, покурили душистыми свечками. В доме сияло все — полы, зеркала, стекла, полированная мебель.

И так же скромно, достойно, но богато должны выглядеть и мы с тобой, — прибавила Эстела. — Никаких легкомысленных туалетов, скромные закрытые платья, но роскошные драгоценности.

— Ты, конечно, наденешь твое колье, — прибавил Родригу, прислушивавшийся к их разговору.

— Конечно, надену, — откликнулась Ниси, а про себя тяжело вздохнула.

Все дни перед празднеством она старалась не выходить из дома, потому что только в нем чувствовала себя в безопасности — ведь Пауле вход в него был закрыт. За хозяйственными хлопотами и заботами время пробежало быстро, и вот уже две хозяйки, постарше и помоложе, обе гладко причесанные, в глухих платьях, сияя драгоценностями в ушах и на шее, ласково улыбались входящим гостям.

Старушки в черных платьях обнимали и целовали их, седые сухонькие сеньоры с улыбкой кивали, похлопывая по руке, а иногда и целовали в щечку.

Эстела называла фамилии своих родственников Ниси и шепотом рассказывала, сколько у кого имении, фирм и доходных домов. Тут были и судовладельцы, и помещики, и скромные рантье, живущие на доходы от ценных бумаг.

Ниси заметила, что самые богатые выглядели нарочито скромно, а те, что победнее, наоборот, прифрантились. Теперь она поняла, почему они с Эстелой оделись скромно, они тоже считались и были богатыми.

Приехал и дядюшка Конраду, вальяжный, в отлично сшитом костюме. Он считался среди родни столичной штучкой, принадлежал к журналистской элите, и ему было позволено не следовать законам, а устанавливать их.

И старушки, и старички, и сам сеньор Конраду обласкали Ниси, нашли, что она прехорошенькая, прекрасно воспитана, достойно держится, с чем и поздравили Родригу.

Все шло как нельзя более чинно и благопристойно. Гостей уже начали обносить аперитивами, как вдруг среди официанток Ниси заметила Паулу. Да, сомнений быть не могло, это была Паула, только в парике и почти до неузнаваемости накрашенная.

Сердце Ниси упало. Какой скандал грозит ей среди этого великосветского общества? Какое разоблачение? Она торопливо вышла вслед за официанткой, схватила ее в коридоре за плечо и свистящим шепотом приказала:

— Немедленно убирайся отсюда! Немедленно! Иначе я устрою скандал, а не ты!

— А это ты видела? — насмешливо спросила Паула, доставая из-под фартучка футляр с колье. — Сейчас я при всех передам его Родригу. Скажу, что отец прислал к семейному празднику семейную драгоценность.

О-о, если бы эту драгоценность принес во время обеда посыльный, если бы эти же самые слова он произнес во всеуслышание, и Родригу, вынув колье из футляра, недоуменно уставился на жену, то тогда... тогда Ниси была бы погублена. Ей нечего было бы сказать всем этим видевшим ее впервые людям, которые переводили бы с любопытством глаза с Родригу на нее и с нее на Родригу, ожидая объяснений. Тогда бы она, наверное, разрыдалась, стала бы что-то бормотать, и Родригу не простил бы ей ни лжи, ни скандала...

Но сейчас... Паулу погубило тщеславное желание восторжествовать над соперницей. Да, это погубило ее, потому что Ниси мгновенно сдернула у нее с шеи колье, спрятала его за лифчик и зашипела:

- Воронка! Ты украла мое колье! Ты пробралась в спальню, чтобы украсть его!.

Такой быстрой перемены ролей Паула не ожидала — теперь она оказалась в самом невыгодном положении: переодетая, тайком пробравшаяся в дом, где ей запрещено появляться, с настоящим колье в руках — колье, о пропаже которого здесь никто не знает, она и впрямь походила на воровку, и если ее поймают с поличным, то оправдаться ей будет невозможно.

А Ниси, заглянув 6 гостиную, уже ласково звала:

— Родригу! Можно тебя на минуточку?

Паула с ненавистью взглянула на соперницу, которая победила ее и на этот раз. Взглянула и бросилась к выходу. Нет, она не хотела такого публичного скандала. Репутация Новаэсов была бы погублена окончательно.

Ниси, держась за сердце, смотрела ей вслед. Она снова надела колье, проследила, чтобы Паула вышла из дома, и даже послала мальчика, чтобы он проверил, где эта официантка сядет в машину и куда поедет. И только убедившись, что Паула уехала, вернулась в гостиную. Она извинилась перед гостями, сказав, что одной из официанток стало плохо и ей пришлось отправить ее домой, и вечер продолжался дальше — все такой же чинный и размеренный.

Однако Ниси теперь знала, что колье у Паулы, и понимала, что объяснения с Родригу ей не избежать. Тем не менее, пережитый ужас, как оказалось, очень хорошо подготовил ее к разговору. Теперь она была готова к чему угодно, лишь бы навсегда избавиться от позора, которого чудом избежала сегодня, но который, если она и дальше будет молчать, обрушится на нее в любую секунду.

Решившись открыть всю правду Родригу, она повеселела и была весь вечер такой очаровательной, что старички и старушки вновь и вновь хвалили ее и восхищались.

Обед прошел как нельзя лучше. Были одобрены и меню, и повар. За десертом обсуждались городские сплетни. И Ниси со странным, звенящим счастьем в душе думала, что вот-вот, какой-то час или два назад, она могла бы стать героиней самой громкой, самой потрясающей городской сплетни.

После прохладительного гости вышли подышать свежим воздухом в сад. И Ниси вновь с облегчением подумала, что гнетущему ее кошмару очень скоро настанет конец. Что и сад будет снова для нее просто садом, а не опасной ловушкой, откуда она всегда может вернуться ограбленной. И еще она подумала, что фамильное колье, конечно, очень дорогая цена, но оно — цена ее свободы от страшного призрака.

Новый садовник ухаживал за садом лучше лысого крепыша, цветы словно бы в благодарность за заботу стали наряднее и пышнее, и старушки давали друг другу советы, как подрезать розы и что делать, чтобы они достояли в вазах. В старинных богатых семьях женщины очень ценят хозяйственность.

Эти женщины оценили распорядительность Ниси относительно заболевшей служанки. И если говорить честно, то хозяйственность они ценили даже больше денег. Денег у них было достаточно, нужны были молодые, крепкие руки, которые разумно и бережливо распоряжались бы ими. Похоже, что молоденькая жена Родригу была и разумной, и бережливой, и старушки с ласковым одобрением смотрели на нее.

— Ты была выше всех похвал, — сказал Ниси Родригу в спальне, обнимая ее. — Тебе сделал комплимент даже сам дядюшка Конраду!

В устах Родригу это была наивысшая похвала. И тут Ниси вдруг разрыдалась. Она плакала так безудержно, так безутешно, что Родригу растерялся. Он пытался что-то сказать, о чем-то спросить, но понял, что ему неподвластен этот безудержный поток слез.

— Эта официантка... это была Паула... она принесла настоящее колье... — И слово за слово Ниси рассказала ошеломленному Родригу все, что было, и все, что она пережила. — Я не могла сказать тебе правды! Неужели я должна была сказать, что отец у меня преступник и грозит убить мою мать? Ты и так плохо относился ко мне и стал бы относиться еще хуже, — всхлипывала Ниси. — Ты согласен, что у меня не было другого выхода? И тебе не нужна была никакая правда, ты просто хотел от меня избавиться...

Родригу молчал. Он даже не сердился на Ниси, скорее сочувствовал ей, жалел, но ситуация, что ни говори, была крайне нелепая. Фамильное колье теперь находилось в руках Руя Новаэса и Паулы, и его нужно как-то выручать.

— А почему ты не сказала, что отец потребовал с тебя денег? Я бы выплатил ему нужную сумму. — Родригу пытался как-то уладить эту нелепость задним числом, забывая, что ее просто так уже никак не уладишь.

— Тогда бы он навсегда остался около нас. Постоянно тянул бы с меня деньги, и рано или поздно ты возненавидел меня за транжирство и выгнал. Нет, не думай, что я делала что-то специально. Я бы отдала деньги, но у меня их не было. Я же никогда у тебя не просила денег. Никогда. Ты же знаешь.

Да, Родригу знал это и только сейчас оценил бескорыстие Ниси.

— Ты меня прощаешь? — со слезами в голосе спросила Ниси.

— Прощаю, да, — рассеянно ответил Родригу, — только я никак не пойму, как же нам получить колье обратно.

— Этого я тоже не знаю, — жалобно сказала Ниси. — Руй, очевидно, выкупил его у скупщиков краденого. А захотят ли они продать его тебе обратно, я не знаю.

— Да-а, — задумчиво протянул Родригу, — глупейшая, нелепейшая история. Ну, давай ложиться спать. Утро вечера мудренее.

И они легли спать. Родригу уснул довольно скоро, а Ниси не спалось. Казалось, все обошлось для нее как нельзя лучше. Она чувствовала, что Родригу на нее не сердится, он не разозлился, не разорался, как раньше, не собрался ее выгнать или развестись, просто между ними, так недавно ставшими близкими, пролегла какая-то тень отчуждения.

Родригу теперь как будто смирился с тем, что она навсегда останется рядом с ним, но, смирившись, отошел на шаг, потому что она опять что-то сделала не так, как следует, сделала что-то плохо и причинила, ему боль. Про себя Ниси знала, что повинна и в еще одной, гораздо более серьезной боли, и заранее прощала Родригу, если он сочтет ее недостойной себя. Прощала, но не собиралась сдаваться.

«Жизнь идет дальше, — шептала она. — Я же не знала, что это может так страшно кончиться. Я этого не хотела. Совсем не хотела. Но счастье в том, что жизнь идет дальше. Ты просил, чтобы я родила тебе сына, и я рожу его тебе, Родригу. Я, а не обманщица Паула...»

Глава 25

Возвращаясь домой, Паула плакала от унижения и злости. Но гордость не позволила ей признаться, что соперница сумела справиться с ее главным козырем. Собственно, хорошенько поразмыслив, она решила, что одержана если не победа, то полупобеда, потому что она внесла в душу Ниси смятение, наверняка вынудила ее во всем признаться, а значит, испортила отношения с Родригу.

Если же Ниси ни в чем не призналась, то Паула сама выведет ее на чистую воду — колье-то по-прежнему у нее в руках. Дорогой у нее в голове мелькнул и еще один коварный замысел, и, приехав домой, она объявила отцу:

— Почти победа! Но необходимо закрепить наши позиции. — И она изложила ему свой план, который, разумеется, не могла осуществить без его помощи.

Руй одобрил хитроумие своей дочери, немедленно позвонил верной Доре и дал ей необходимые распоряжения. После этого они пили с Паулой шампанское, празднуя близкую и счастливую развязку.

Одной Терезе не понравилось, что ее дочь побывала в доме Медейрусов под видом официантки. Ей виделось в этом поступке что-то низкопробное, недостойное, авантюрное, но в ее собственном доме с ее мнением не считались.

На следующее утро в офисе, к большому удивлению Паулы, Родригу сам начал разговор о колье.

— Ниси мне все рассказала. Я нахожу недостойной ту выходку, которую ты себе позволила. Поблагодари мою жену, что она избавила тебя от публичного позора. Ты опозорила себя той личиной, которую надела на себя. Авантюризм никогда не поощрялся в порядочном обществе.

— Ты решил прочитать мне мораль? Мне? — с возмущением пошла в атаку Паула.

— Да, тебе, — прервал ее Родригу. — Ты явилась в мой дом, чтобы опорочить Ниси в глазах моей семьи. Для низкой цели ты избрала и низкие средства!

— Ты ошибаешься, Родригу! Все, что я делала, я делала ради нашего с тобой ребенка! — взволнованно заговорила Паула. — Я хочу, чтобы у него был отец. Да, я хотела опорочить Ниси, но только потому, что порок течет в ее жилах, она впитала его с молоком матери! Не может быть твоей женой воровка и убийца! Она убила твоего отца, подстроив все так, чтобы он застал меня и Рикарду. Сеньор Эдуарду увидел нас, и сердце его не выдержало. А теперь, теперь она убила твоего ребенка! Вчера она устроила мне такое,

что у меня началось кровотечение, и я... я... — Паула побледнела, стала сползать со стула, и Дора тут же побежала к телефону.

Родригу вопросительно смотрел на Рикарду.

- Наш отец умер из-за этого? — спросил он.

— Он умер из-за своей болезни, — нехотя ответил Рикарду. — Но я думаю, что мы все приложили руку к его смерти.

- Нет, ты отвечай на вопрос! — сжав зубы, требовал бледный, как полотно Родригу. — Ниси, ты и Паула имели отношение к удару, который послужил причиной его смерти?

— Так вышло, но это была чистая случайность, — так же нехотя проговорил Рикарду. — Никто из нас не хотел попасться ему на глаза, ты сам понимаешь. И Ниси это тоже близко не надо было. Если она чего-то и хотела, то только довести до твоего сведения наши отношения с Паулой, вот и все.

Паула едва слышно застонала.

— Черт возьми! Да где же медицинская помощь? — нервно воскликнул Родригу.

— Здесь, — откликнулся, входя, дюжий молодец в белом халате. Он попросил очистить помещение. Родригу и Рикарду вышли. На этот раз все обошлось без истерик, испуганная Паула, казалось, была счастлива, что ее забирают в больницу.

Мрачно глядя на суетящуюся Дору, на врача, на Паулу, Рикарду сказал:

— Поверь моему слову, брат, это очередная инсценировка! Паула не ждет никакого ребенка, она просто копает под Ниси.

— Я не верю, больше я никому не верю, — вдруг истерически закричал Родригу, — все убийцы! Одни убийцы! Каждый норовит убить другого! Сначала вы втроем убили отца, а теперь стараетесь добить и меня! Но я вам не дамся! — Речь у Родригу стала сбивчивой, глаза лихорадочно горели, он что-то бормотал себе под нос. Похоже, что и ему тоже был нужен врач.

Рикарду с сожалением и сочувствием смотрел на брата.

А тот вдруг, наступая на него, с ненавистью выговорил:

— Я не хочу иметь дело ни с кем из вас, убийц! Ни одного из вас я не пущу на порог! Не являйся домой, слышишь? Я никого из вас не пущу!

Родригу торопливо выбежал из приемной, и внизу за ним хлопнула дверь.

«Что ж, надо дать ему успокоиться, — решил Рикарду. — Да и себе заодно».

И он тоже вышел, решив пропустить в баре пару рюмочек спиртного: сейчас оно ему было просто необходимо.

Родригу поехал домой и заявил ничего не подозревавшей Ниси:

— Уезжай, уезжай сейчас же! Я не знаю, плохая ты или хорошая, права или не права, убийца или не убийца, но я больше не могу жить в этом аду! — И он опять повторил ту же фразу, что сказал Рикарду: — Вы убили отца и теперь добиваете меня! Но я вам не дамся! Никого из вас я не пущу на порог! Убирайся! Немедленно убирайся.

Ниси поняла, что у Родригу нервный срыв, интриги Паулы довели его до крайности. Она подошла к нему, желая обнять, успокоить, но он истерически замахал на нее руками:

- Не смей! Не приближайся ко мне! Не подходи! Вы все хотите довести меня до сумасшедшего дома! Собирай немедленно вещи и уезжай. Вместе нам не жить! Я больше не выдержу этого кошмара!

Ниси ощутила почти физически, что, если она попробует сейчас возражать, объяснять или на чем-то настаивать, Родригу сделает что-то непоправимое: выбросится из окна, накинется на нее с кулаками. Нервный стресс, в котором он находился, явно требовал медицинского вмешательства.

Ничего больше не пытаясь сделать, Ниси молча принялась собирать вещи. Паула все-таки добилась своего, она одержала победу, но пиррову, разрушительную.

— Надеюсь, что, когда я вернусь, я тебя не застану, — с этими словами Родригу вышел. Ему хотелось одного — напиться до бесчувствия, и он собирался это сделать немедленно.

Родригу ушел, и Ниси заплакала. Нервы у нее были на пределе. Столько времени она боролась за свое счастье. Казалось бы, преодолела все. Добилась, принц ее мечты женился на ней. Добилась его нежности, его внимания. Ее одобрили его родственники. Он захотел от нее ребенка. Но, видно, оттого, что она постоянно навязывала ему свою волю, преследовала его, вынуждала любить себя, ее счастье оказалось непрочным. Принц не выдержал. Больше она не собиралась бороться.

Ниси напугало состояние Родригу, ей захотелось помочь ему.

Она пошла к Эстеле и рассказала ей обо всем.

— Помоги ему, — просила Ниси, — он в таком ужасном состоянии. Может, ему стоит обратиться к психотерапевту? Боюсь, что он сам не справится.

— Ну, если так, поживи пока у родителей, — ответила обеспокоенная Эстела, — я уверена, все уладится, у Родригу стресс, срыв, но очень скоро вы помиритесь, я чувствую, ты нужна ему, так что наберись терпения, мы будем помогать друг другу.

Ниси молча кивала. Хотя ни на что уже не надеялась. У нее просто не было сил. Надеяться опять и опять? В Париже она уже попрощалась с Родригу. Потом оказалась на вершине блаженства и теперь хотела только покоя, а безнадежность — это самый глубокий покой.

Когда Ниси с вещами появилась в родительском доме, Алзира всплеснула руками.

— Ну вот! А я что тебе говорила! — Как все родители, она стремилась всегда, быть правой и знать все наперед. — Ничего хорошего нечего было и ждать. Не живут кошки с собаками, бедные с богатыми, — повторила она свое любимое присловье.

Аугусту молча обнял Ниси, и она заплакала, уткнувшись ему в плечо.

Алзира подошла к ним и обняла обоих. Так они и стояли втроем, обнявшись. Близкие люди, которых не разлучить никаким бедам.

Когда Вивиана пришла в офис, Рикарду был уже изрядно пьян.

— Сегодня тут вряд ли можно будет работать, — с пьяной усмешкой сказал он. — Тут, знаешь ли, кипят страсти, сегодня тут не до работы ...

Вивиана вопросительно посмотрела на него. Рикарду стал рассказывать и про свой роман с Паулой, и про Ниси, и про скандал, который полыхал сегодня, и про Родригу, который кричал им: «Убийцы!»

Он говорил, и ему становилось легче, слишком долго носил он в себе эту тяжесть. Он был рад, что все рассказал Вивиане, потому что не хотел таиться перед ней, притворяться. Он хотел, чтобы она его полюбила его, и полюбила таким, каким он был. Наверное, и она не была ангелом, тоже переживала тяжелые времена, тоже видела в жизни разное, значит, не должна только судить его, наверное, она знает, как важно, чтобы человека простили...

Рассказав все, он потянулся к ней словно собака к хозяину, чтобы его погладили и приласкали. Но Вивиана, именно потому что немало натерпелась в жизни от людской непорядочности, бессовестности, безответственности, вовсе не была склонна умиляться дурным поступкам только из-за того, что в них покаялись

— Прискорбная история, — сухо сказала она, отодвигаясь. — Причем ты и Паула выглядите в ней крайне неприглядно, а Ниси, скорее, просто жертва.

— Что же, ты разделяешь мнение Родригу? Считаешь, что я убийца? — обиженно спросил Рикарду.

— Нет, я считаю, что ты пьяница, а с пьяницами всегда опасно иметь дело, — резко ответила Вивиана, отталкивая Рикарду, который пытался ее обнять.

— Вот не думал, что полюблю черную девушку, - бормотал Рикарду, уже теряя контроль над собой, чувствуя, что волна желания несет его и он хочет, чтобы чудесная, любимая, восхитительная Вивиана ответила на его желание и ощутила, как сладко, как замечательно им будет вместе.

Уже не слушая и не слыша ее слов и криков, не чувствуя ее кулачков, ее ногтей, он впивался со стоном в желанную нежную плоть, добирался до нее сквозь мешающую одежду...

На вопли Вивианы прибежал охранник и с трудом отодрал от нее пьяного Рикарду, который бессмысленно уставился на него, не в силах преодолеть гипноз собственной грезы.

— Грязное животное! — передернувшись, бросила Вивиана, приводя свое платье в порядок. — Имей в виду, что я этого так не оставлю! У меня есть свидетель. И я подам в полицию заявление о попытке изнасилования.

Рикарду, наконец, пришел в себя, но уразуметь, что все-таки произошло, он так и не смог — ведь он так любил Вивиану и хотел и для нее, и для себя только хорошего...

Наутро в семействе Медейрусов настало горькое похмелье. Родригу проснулся один в своей спальне. Ему было плохо, тоскливо, неуютно. Голова болела, на душе было тягостно. Но о Ниси он и подумать не мог, потому что вместе с ней в его жизнь вновь ворвалась бы Паула и старые бури опять бы обрушились на него. При одной только мысли о череде скандалов он заскрежетал зубами. Так он и лежал, спрятав голову под подушку, и вдруг перед его мысленным взором возникла Лижия — спокойная, рассудительная, уравновешенная

Лижия. Она возникала словно манящий оазис среди взбаламученной самумом, и Родригу потянулся к телефону.

Похмелье Рикарду было горше. Когда он пришел на фирму, Сиру сообщил ему, что он уволен, что Вивиана подала заявление о попытке изнасилования и что ему придется отвечать по закону.

Сиру не сказал, что он разрешил охраннику дать подать показания в пользу Вивианы, согласовав это решение с их таинственным покровителем, благодаря которому их фирма держалась на плаву. Они решили, что Рикарду необходимо как следует проучить. В последнее время он сделался совершенно безответственным человеком. И если он не одумается, то в его руки крайне опасно будет отдавать дела фирмы — он загубит их, как загубил уже свою долю акций, отдав ее Рую Новаэсу.

Но для Рикарду главным ударом было не увольнение, а отношение к нему Вивианы. Он не мог пережить, что останется в ее глазах белым хозяином-насильником.

Глава 26

Паула лежала в реанимации. На этот раз Руй позаботился, чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно происходящей трагедии. Но, похоже, что именно эта трагедия мало кого волновала.

Лежа в небольшом боксе стерильной белизны, Паула раздумывала о том, что она немногого достигла из того, к чему стремилась. Ей удалось уничтожить Ниси, но вернуть Родригу она так и не смогла. Он даже не посмотрел в ее сторону, когда она изображала приступ. Ни разу не появился в больнице, не осведомился о здоровье по телефону, не прислал цветов. Вдобавок она теперь потеряла как бы и то главное, что должно было так или иначе связывать их, — воображаемого ребенка. Так что ей было о чем подумать. Она

хотела понять, как же ей действовать дальше.

Отец всегда ей советовал одно: «Стратегия должна быть лисья — злость и хитрость». Злости ей было не занимать, но Родригу злостью не привлечешь. Сейчас ей в первую очередь нужна была информация, где Ниси и чем занят Родригу.

Единственный человек, который мог сообщить ей это, была ее мамаша. Паула позвонила Терезе. Но никто не поднял трубку.

Для Терезы настали трудные дни. Ей грозил судебный процесс, хотя всем вокруг, в том числе и ее обвинителям, было ясно, что она не имеет никакого отношения ни к финансовым, ни ко всем прочим махинациям. Однако юридическим лицом была она, бумаги подписывала тоже она и, значит, должна была отвечать. Тереза нервничала, советовалась с мужем, но он отсылал ее к их семейному адвокату, а тому приказывал искать всевозможные зацепки и отговорки и тянуть, как можно дольше тянуть все процедуры.

Нервы Терезы не выдерживали. Она чувствовала себя жалкой уткой в силках, билась в них и не могла высвободиться. Наконец она решила обратиться к Бруну, сын был единственным, кто понимал ее и мог помочь. Ему одному она доверяла полностью, все остальные только так или иначе использовали ее.

Но советы Бруну не порадовали Терезу — сын пытался убедить ее, что ей пришло время расстаться с Руем Новаэсом. Он недоумевал, как она может считать своим мужем человека, который не только столкнул ее в яму, но и не хочет подать руку помощи, вынуждая расплачиваться за совершенные им самим грехи.

Бруну считал, что уж коль скоро Руй перевел на имя Терезы немалую часть своего состояния, она и должна стать настоящей владелицей, найти себе хорошего юриста, надежного управляющего и вести дела самостоятельно, перестав быть жалким придатком. Из несчастной марионетки она должна была наконец превратиться в человека. А первым шагом на этом пути должно было стать признание матери. Недостойно жить, стыдясь той, кто произвел тебя на свет.

Таково было понимание ситуации Бруну, и он готов был всячески помогать Терезе. Честность и достоинство — таким был его девиз. Собственно, именно этому и учила его Тереза, и на словах она была согласна с сыном, а вот на деле… Руй так запугал ее, что у нее недоставало мужества не только на самостоятельное управление делами, но даже на разговор с ним об этом.

—Я возьму это на себя, пойдем к отцу вместе, - пообещал сын.

И на следующий день Бруну с Терезой появились в банке Новаэса.

Увидев перед собой сына, Руй удивленно вскинулся: этому-то что здесь нужно?

— Я хочу знать, какие компании записаны на имя, — решительно начала разговор Тереза.

— Это еще зачем? — издевательски протянул Руй.

— Мама хочет забрать то, что ей принадлежит по закону, — спокойно пояснил Бруну.

— Сбрендила, что ли, Тереза? А ну говори, кто тебя с этим подослал? Твой бывший любовник Фреду? Ты что, не знаешь, что ты без меня пустое место? — орал разъяренный банкир.

— Мама прекрасно справится со всеми делами, — холодно заявил Бруну. — Но если ты будешь продолжать разговор в таком тоне, то мы пришлем к тебе адвоката. С согласия мамы отныне ее дела веду я, и ты обязан считаться с нами. Когда я тебе понадоблюсь, ты найдешь меня у бабушки, сеньоры Апаресиды.

— Апаресиды? У старухи негритянки? — переспросил Руй. — Ты хочешь сказать, что она твоя мать, Тереза?

— Да, она моя мать, — ответила Тереза, набравшись мужества.

— Ах ты, сука! Я тебя вытащил из нищеты! Сделал своей женой! А ты всю свою жизнь мне врала? — орал Новаэс. — Значит, выходит, ты дочь негритянки? А этот щенок разевает пасть на чужое добро! А ну убирайтесь отсюда, черное отродье! Чтобы ноги вашей не было в моем доме!

— В дальнейшем мы будем общаться через адвоката, — спокойно сказал Бруну, — терпеть твои оскорбления мы не намерены.

Жена с сыном вышли, а Новаэс некоторое время еще в ярости по кабинету.

Теперь, по-моему, тебе имеет смысл подать на развод, — сказал Бруну матери, когда они сидели за столом на кухне Апаресиды. — После чего ты вступишь во владение имуществом, адвокат посоветует тебе, как ликвидировать дело с детским питанием, и ты почувствуешь себя человеком.

— Наверное, ты прав, сынок, — отвечала Тереза подавленно, — но мне так трудно дается каждый шаг, хоть я и понимаю, что ведет он к свободе. Но я боюсь свободы, сынок. И мне страшно, что будет с Паулой.

Она сидела сгорбившись, словно ожидала удара.

— Нашла чего бояться! — рассмеялся Бруну. — Я, например, счастлив, что у меня такая любящая бабушка.

— Ты снова прав, сынок, — согласилась Тереза, но голос ее звучал печально. — Поживем вместе, посмотрим, что нас ждет впереди.

Они собирались пообедать, когда прибежала Алзира и сказала, что Ниси только что говорила с Эстелой и у Медейрусов все ужасно: Рикарду творит неведомо что!

Под предлогом, что он хочет повидаться с больной Паулой, он прошел к ней в палату и едва не задушил ее. Если бы не охранники, неизвестно, чем бы все кончилось. Мало того, он ничуть не сожалел о своем поступке и заявил, что сделал то, что хотел бы сделать любой член их семьи.

Тереза хоть и знала, что дочь у нее не сахар, но это ее дочь — родная кровиночка. Она страшно перепугалась за Паулу и тут же стала звонить в больницу. И вздохнула с облегчением, узнав, что дочка себя прекрасно чувствует, но хочет узнать все, что можно, о Родригу.

После работы Родригу отправился в магазин Америку, чтобы повидаться с Лижией. Лижия была на месте. Увидев ее чистое спокойное лицо, Родригу искренне обрадовался: с ней он был гарантирован от любых скандалов.

Ясные глаза, чистый лоб — лицо Лижии дышало приветливостью и добротой. Как же он мог пренебречь ее спокойной и чистой привязанностью? Кажется, он даже обидел ее, пригласив подружкой Ниси на их венчание?

Теперь Родригу сожалел и об этом, и о многом другом. Он видел, что глаза Лижии радостно заискрились ему навстречу, но свет их мгновенно потух. Непросто налаживать то, что однажды уже было оборвано...

Родригу церемонно поздоровался с девушкой и спросил:

— Ты сегодня вечером занята?

И Лижия, которая собиралась встретиться, как обычно, с Луисом-Карлусом и хотела сказать об этом Родригу, причинившему ей столько обид и боли, вдруг, сама не ведая почему, ответила:

— Нет, сегодня я не занята.

Америку с удивлением взглянул на внучку. Ему нравился Луис-Карлус, хороший, надежный парень, не чета этому безответственному типу. Он совсем не хотел, чтобы девочка снова мучилась, когда Родригу вновь начнет выкидывать свои фокусы. А что он начнет их выкидывать, Америку не сомневался — он был уже немолод, немало повидал на своем веку и разбирался в людях.

Поэтому и хотел как-то оберечь внучку и образумить ее.

- По-моему, ты все же собиралась куда-то сегодня вечером, — попытался он осторожно напомнить ей о встрече. — Или, может, собиралась позвонить.

- Конечно, позвоню, спасибо, дедушка. — Лижия улыбнулась своей очаровательной открытой улыбкой. — Прости, Родригу. — И она ушла в заднюю комнату к телефону.

Америку некоторое время занимал Родригу разговорами, вглядевшись в него получше, лишний раз убедился в своей правоте: парень явно пил, вон какие круги под глазами! Нет, его внучке нужен другой, попроще и ненадежнее.

Лижия вернулась и, сказав деду, чтобы к ужину ее не ждали, ушла с Родригу. Америку, недовольно покачивая головой, смотрел им вслед.

Родригу пригласил Лижию поужинать в небольшой ресторан по соседству и там за бокалом вина стал просить у нее прощения:

— Я был так несправедлив к тебе. Поверил тогда недоразумению на гонках. Луис-Карлус потом мне все объяснил. Ты единственная из женщин, которая не врет и не лукавит. Мне очень жаль, если я обидел тебя.

Лижия молча слушала. То, что Луис-Карлус сказал Родригу правду, растрогало ее. Она всегда знала, что он честный и порядочный человек, и сейчас лишний раз убедилась в этом. А что касается Родригу, то он по старой памяти еще имел власть над ее таким своенравным и послушным сердцем, но, начав извиняться, словно перебрал и вновь оживил все обиды, напомнил о стольких ее бессонных ночах, что невольно вооружил против себя, укрепил, утвердил ее в принятом решении.

— Хочешь, будем встречаться с тобой? У нас все будет по-новому, — говорил Родригу.

— Это невозможно, — не без грусти ответила Лижия. — Я встречаюсь с Луисом-Карлусом, хотя не люблю его. А ты готов сейчас встречаться с кем угодно. Я бы тебе посоветовала встречаться с психотерапевтом.

Родригу не ожидал от кроткой Лижии такой решительности. Да, видно, обиды глубоко ранят сердце, давая желание ранить в ответ. Он не мог не признать и правоту Лижии — он действительно искал у нее исцеления от ран, которые нанесли ему две другие женщины, и, возможно, не смел просить ее об этом...

Ужинали невесело. Прощаясь, Родригу попросил о новой встрече, но Лижия ответила неопределенно. Дома Родригу узнал о досадном случае с Рикарду и вдруг почувствовал нестерпимую жалость к Пауле — такой хрупкой, такой маленькой среди белизны больницы, настрадавшейся, едва избежавшей смерти...

Он поднял трубку и позвонил Новаэсу.

— Мне бы хотелось принести извинения от всей нашей семьи за случившееся. Действия моего брата отнюдь не отражают наши чувства. Мы все потрясены тем, что он допустил...

— Я тоже потрясен, молодой человек, — произнес Новаэс разбитым голосом, — сегодня я потерял внука... Что касается ваших чувств, юноша, то вы можете завтра же передать их сами Пауле. Моя дочь в очень тяжелом состоянии, но вы способны совершить чудо!..

Слушая разбитый, почти что старческий голос всегда бодрого и напористого Новаэса, Родригу поверил в то, что Паула и он потеряли сына, что во всем виновата Ниси, что Паула может умереть и он даже не сможет проститься с ней, и ему стало нестерпимо жалко и ее, и себя, и особенно своего нерожденного, погибшего ребенка.

Когда он повесил трубку, в груди его клокотало глухое рыдание.

После того как Руй так безобразно наорал на Терезу, он еще и запер двери своего дома, причем запер вполне реально, сменив замки. Тереза убедилась в этом, когда пришла за какими-то своими вещами и поняла, что ни один из ключей не действует. И вот только тогда Тереза поняла, что разрыв ее с мужем произошел, и произошел окончательно. Она никогда не была самостоятельной, самодостаточной женщиной, и открывшаяся перед ней перспектива одиночества крайне угнетала ее. Невольно она винила сына за максимализм,

считала, что не надо было уж так торопиться с признаниями.

— Ты не торопилась с ними лет двадцать с лишним и добилась только одного: возможности остаток дней провести за решеткой. Отец и пальцем не шевельнул, чтобы спасти тебя, — жестко сказал Бруну, уставший оправдываться перед матерью.

Тереза заплакала. Но мало-помалу, вглядываясь в свое такое для нее безнадежное и безрадостное положение, она стала приходить к выводу, что сын прав. Что единственный для нее способ выжить — это узнать, чем она владеет, и стать настоящей владелицей этого имущества. Она знала, что Руй не отдаст ей так легко то, переписал на нее, чтобы скрыть свои махинации. Но другого выхода у нее не было. И лучше было хорошенько подготовиться к бракоразводному процессу, чем позволить себе плыть по течению и дождаться,

что ее обвинят в мошеннических операциях по части сбыта детского питания.

Все обдумав, Тереза сказала сыну, что постарается забрать из сейфа те бумаги, которые подписывала. Сказала, что если не может проникнуть к себе домой, то в офис Руя пройдет беспрепятственно, так как ее прекрасно знает охрана. Код сейфа ей тоже известен, так как иногда сама клала туда подписанные документы. Теперь она сожалела, что никогда не интересовалась их содержанием. Впрочем, Руй и не позволял ей читать их. Он подключил жену к своим делам, полагаясь на ее полную покорность. Бруну не только одобрил

ее решение, он почувствовал гордость за свою мать, которая наконец-то готова была сбросить унизительную рабскую покорность.

Тереза решила, что ей лучше поторопиться: на днях возвращалась из больницы Паула. Ее маневр, похоже, все-таки удался, так как Родригу, по слухам, потеплел к ней. Терезе хотелось, чтобы дочь взглянула на нее наконец, другими глазами — не как на выгнанную за провинность служанку, перед которой заперли дверь, а как на полноправного члена семьи, который имеет право и на иную жизнь, и на собственное мнение. Ей хотелось, чтобы Паула поняла, что инициатива разрыва с мужем принадлежит ей.

Торопился выяснить отношения с банкиром Новаэсом и Рикарду. Он, любимчик семьи, богатый наследник, баловень женщин, оказался вдруг нищим безработным, которому грозила тюрьма. Отсутствие средств не давало возможности нанять себе даже адвоката. Его загнали в угол и не дали возможности защищаться.

При этом Рикарду нисколько не злился на Вивиану. Наоборот, он высоко оценил присущее ей чувство собственного достоинства. Встретился с ней и попросил прощения. Ему было нестерпимо думать, что он, который относится к ней с таким теплом, навсегда останется в ее глазах врагом и обидчиком.

— Заявления я назад не заберу, — отчужденно заявила Вивиана.

— Я не прошу тебя забирать заявление, — смиренно проговорил Рикарду, — а прошу простить меня. По-человечески простить. Мне очень стыдно, что я так поступил. Поверь, это все потому, что я очень люблю, очень хочу тебя. А в пьяном виде все тормоза летят к черту! Мне казалось, что, как только ты ощутишь пыл моей любви, ты ответишь мне. Я был не прав, прости меня. Поверь, что мой поступок совсем не отсутствие уважения к тебе или цинизм. Мне казалось, что мы станем ближе. Мне бы хотелось быть возле тебя

и заботиться о тебе.

Слушая Рикарду, Вивиана верила ему, она имела случай убедиться в его искренности. Тем более что она знала его и по работе в обществе помощи бедным. Но потрясение было так велико, так велик был пережитый ею страх, что ей не хотелось ничего понимать, хотелось только поставить преграду между собой и этим слишком уж импульсивным молодым человеком. В своей жизни она перенесла много обид и никому спускать больше не собиралась.