Для кого-то Новый Год — это ожидание чуда, подарки, праздник, семейные посиделки или весёлый кутёж в клубе. Для меня в принципе любой праздник представляет собой нечто среднее между каторгой и нескончаемым раздражением на всё вообще и на грёбанный мир в частности. А уж в Новый Год…
В Новый год девизом всего дня становится расхожее выражение «У меня такое праздничное настроение, что хоть ёлку наряжай, хоть на гирлянде вешайся». И последнее, кстати, было куда как предпочтительней. Именно по этой и ещё нескольким ну очень важным причинам (одна из которых отсутствующая как факт личная жизнь) тридцать первого декабря моя фамилия значится первой в списке провинившихся сотрудников отправленных на дежурство.
На сутки. С любящими выпить санитарами, хлипкой щеколдой на двери в подсобку, где храниться спирт и привычными чудесами, чудесатыми личностями и прочей, незабываемой атмосферой последнего декабрьского дня.
Кстати, о, не побоюсь этого слова, неординарных личностях. Кто-нибудь мне подскажет, какого ёжика хмурая святая троица вечных штрафников нашего морга катит в сторону кладовой неопознанный труп, наспех накрытый телогрейками? Да с такими серьёзными намерениями, что даже меня не заметили.
Меня. Сидящую на стуле, закинув ноги на свободный стол в прозекторской, читающую Стивена Кинга и подвывающую незабываемому Профессору Лебединскому и его бессмертному треку «Я убью тебя лодочник». Я, конечно, не Анджелина Джоли и даже не Памела Андерсон…
Но всё-таки, трудно не заметить внимательный, цепкий взгляд хмурого патологоанатома, от удивления даже не сразу сообразившего, что ответить на такой финт ушами.
— Стоп машина, товарищи, — лениво протянула, пристроив вместо закладки чистую бирку и грохнув книгой об стол. Троица дружно подпрыгнула от неожиданности, судорожно сглатывая и пытаясь закрыть собою труп. — Ниндзя из вас так себе, если честно. Посему сёгун в моём скромном лице требует чёткого ответа на поставленный вопрос. Что за неучтёнка в час пополуночи и какого самурая вы её поперёк природе, планировке и здравому смыслу в кладовку запихать пытаетесь?
— Евгения Сергеевна…
— А, да, — покаянно вздохнула и мило улыбнулась, с размаху приложившись кулаком об столешницу так, что брякнул лоток с инструментами. — Кому из вас, внебрачные сыны выхухоли и утконоса, за такую шикарную мыслю дать Нобелевку посмертно путём харакири?
Воцарившееся молчание нарушало лишь обиженное пыхтение санитаров и всё тот же хриплый, проржавевший напрочь голос Профессора Лебединского, выводившего неизменное «Я убью тебя лодочник!». Хмурые лица пойманных с поличным парней отражали жуткую в своей бессмысленности работу мысли. Я ехидно выгнула бровь, подперев щёку кулаком и ожидая хоть какой-нибудь реакции.
Мысленно делая ставки, что на этот раз попробуют мне скормить в качестве оправданий. Серьёзно, по-моему, мне пора заводить отдельный гроссбух для того, что бы тщательно конспектировать все их фразы, нелепые объяснения и то, что данные служители Гиппократа гордо именовали серьёзными причинами для собственных действий. С логикой у ребят проблемы были регулярные. А вот фантазия зашкаливала, да…
И как тут отказаться от удовольствия послушать очередную затейливую попытку выдать свои косяки за правильно выполненные инструкции и ценные указания руководства? Я едва удержалась от подбадривания и всё же сумела не ляпнуть азартное «Ну народ, жги!». Зато состроила предельно серьёзное выражение лица, суровое, ехидное и полагающееся ситуации. И приготовилась.
Хотя всё равно не смогла удержаться от жеста «рука-лицо», когда один из этих здоровых лбов, Жора Сметанников, потёр затылок и выдал невинным тоном:
— Ну так это… Новый год же!
— И-и-и? — я вновь подпёрла щёку кулаком, непринуждённо заметив. — Семё-ё-ён, а Семён! Я понимаю, что жизнь без девушки всё же не совсем жизнь для здорового мужика, но если ты будешь и дальше так трепетно облапывать несчастного жмурика, я прям задумаюсь на тему нездоровой психологической атмосферы в нашем коллективе!
Нелестный эпитет в собственный адрес, в исполнении угрюмого брюнета под два метра ростом, я привычно пропустила мимо ушей. Всё равно ничего принципиально нового для себя не услышала, а разнообразием в использовании обсценной лексики парни не отличались от слова совсем.
Впрочем, как и в придумывании отговорок и причин для собственного совершенно неэтичного поведения. Потому как не выдержав моего крайне заинтересованного взгляда и мерного постукивания ногтей по металлу, провинившееся уныло скривились.
И таки зажгли! В смысле выдали мне истинную причину собственного крайне загадочного поведения!
— Да мля, Сергеевна! Ну спирт же стынет! Там соседи давно поляну накрыли, а тут какой-то тухляк, да ещё и пьянь подзаборная, явно! — третий участник заговора, Данил Шугуров, так отчаянно жестикулировал, что только чудом не врезал по морде собственным товарищам.
— Шугуров, а скажи мне, красавец, ты, когда курсы патологоанатомов окончить успел? А я не в курсе? — скептично смерив санитаров хмурым взглядом, я откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. — И с какого пьяного ёжика именно вы решаете, что делать с поступившим телом? Я прям так и вижу, как наш сиятельный Захарыч награждает вас… — выдержав паузу, мило улыбнулась. — Очередным ночным дежурством в моей скромной компании. Я таки понять не могу, неужели в вас корчатся остатки мазохизма, раз за разом толкающие в мои дружеские и нежные объятия?
— Сергеевна! — дружно вспылили друзья по несчастью, но, наткнувшись на мой сузившийся от недовольства взгляд, имели совесть покраснеть. Чуть-чуть, почти незаметно.
Но на фоне стерильной белизны местных стен смотрелось просто потрясающе. А если ещё вспомнить о том, что не смотря на свою грозную комплекцию, мою невыразительную хрупкость и вообще принадлежность к слабому полу, именно я сейчас загоняю в угол троих амбалов…
Ну надо ли уточнять, почему я люблю свою работу чуть больше, чем положено истинному ценителю трупов?
Прескверное настроение, сдобренное небольшой порцией зловредности и притеснения местных галёрных рабов, незаметно поднялось до отметки «приемлемо». И прикинув, что до конца смены ещё почти семь часов, а самые жаркие времена начнутся в период с трёх до семи утра, я всё же сжалилась. Ехидно фыркнув, кивнула головой в сторону выхода:
— Ладно, шпроты, овощ вам в помощь. В смысле, хрен с вами. Брысь отсюда и я постараюсь сделать вид, что это не ваши обнаглевшие рожи пьянствовали всю ночь напролёт, — санитары дружно обрадовались, разулыбались и даже попытались навострить лыжи в сторону небольшой служебки, используемой соседями в качестве комнаты отдыха и откуда уже часа так два как гремели стаканы. Но моё покашливание остановило их на полпути. — Но-но, господа камикадзе. Шо за скорость? А как же вернуть контрабанду на место? И обеспечить бедному, скромному патологоанатому счастливые несколько часов в обществе новенького?
Какими глазами на меня глянули — любо дорого посмотреть было. А уж с какими лицами они возвращали каталку на её законное место, пододвинув поближе ко мне — это вообще только на холстах изображать, да в музее хранить. В музее имени пресвятого Зигмунда Фрейда и великого Карла Юнга, как ярчайшую иллюстрацию к практике психоанализа. Потому как на, извиняюсь, лицах данных индивидов отражалось всё, что они обо мне думали…
В не самых лестных эпитетах и не самых приятных диагнозах. Что, впрочем, меня давно уже не удивляло и даже (о, ужас) не обижало. Сначала практика, а потом и работа в морге сделали своё чёрное дело, атрофировав и без того не шибко развитую чувствительность по отношению к общественному мнению.
Ведь как ни крути, это мнение тех, кого не спрашивали. А если и спросили, то исключительно из уважения к чужим тараканам и нелюбви к молчанию, да.
Наконец троица прогарцевала в сторону заждавшегося их застолья, громко жалуясь на судьбу вообще и на мою чёрствость в частности. Им шумно посочувствовали и налили штрафную за опоздание. Что, по всей видимости, не только примерило санитаров с моей скромной персоной, но и заметно повысило настроение. Да так стремительно, что я не успела подготовить всё необходимое для работы, как по моргу покатились завывания, отдалённо напоминающие пение.
Очень кривое пение в исполнении в зюзю пьяных волков, которым медведь уши оттоптал с чувством, толком и расстановкой. Я аж зубами скрипнула на особо душещипательной ноте и, дабы не трепать себе дальше нервы и терпение, сделала музыку погромче. Нытьё Киркорова про любовь и прочее непотребство, конечно, не самый удачный вариант, но всяко лучше, чем песни на гитаре аля три аккорда во дворе! Да ещё с оттенком блатного жаргона и армейской жизни.
Даже стесняюсь спросить, где ж они такого непотребства нахватать успели? Но уточнять не пойду, ибо как гласит одно умное правило хорошо там, где нас нет. А если я там буду, то гитару придётся снимать с головы самого выдающегося солиста…
И не факт, что только оттуда.
Позлорадствовав ещё пару минут, припоминая прочитанный не так давно на какой-то ляд «Молот Ведьм», я всё же поднялась с места, потягиваясь и разминая спину. Эффектно хрустнула пальцами, и, окинув оценивающим взглядом накрытый простынёй труп, занялась делом.
Сменить халат на рабочую робу дело пяти минут. Спрятав волосы под шапочку, я прихватила фартук и вернулась в зал, бросив пока не нужную часть одежды на жёсткий стул. После чего сдёрнула покрывало со стола, на который мне любезно (ах, как это было мило-то с их стороны!) мне перенесли тело. И замерла от удивления, глупо хлопая глазами.
Что бы придя в себя через секунду, удивлённо протянуть, почесав бровь:
— Это в каких дворах и у каких заборов валяются такие интересные экземпляры? И самое главное, почему я опять не в курсе?! Прям мировой заговор какой-то, против бедного, скромного патологоанатома… То бишь меня! Красавец, ну как тебя угораздило-то?!
Вопрос остался без ответа. Впрочем, если бы конкретно этот мужчина, слегка мёртвый и слегка холодный, что-нибудь высказал в ответ на мои стенания, я бы заработала что-то посерьёзнее, чем банальную обиду на мировую несправедливость. Но такой подарок в адрес собственного начальства и таких «любимых» санитаров я из чистой природной вредности себе позволить не могу!
— Так, ладно, — вздохнув, хмыкнула и принялась за работу. — Закрываем рот, прекращаем капать слюной на пол и сожалеть о несбыточном… И начнём с того, что разденем тебя, жмурик мой новоявленный. Вот как тебя угораздило-то, красавец? Что ж ты не пьёшь дорогой виски в кампании какой-нибудь сногсшибательной блондинки? И объясни мне недалёкой, где ж ты умудрился встретить такого невиданного для элиты зверя, как гопникус обыкновеникус?
Болтая ни о чём и обо всём, я проверила карманы, даже не удивившись, когда они оказались пусты. Куртки или пальто у парня не наблюдалось в принципе, а значит, надежда на наличие документов сдохла в тот самый момент, когда я без зазрения совести залезла в задние карманы тёмных джинсов. Отсутствие часов, драгоценностей и ещё каких-то отличительных признаков, вкупе с небольшой раной на голове, прямо-таки кричало о том, что этот красавец попался обычной и тривиальной гопоте. Может прикурить не дал, может ещё чем не понравился…
Факт есть факт. Парня саданули по башке, обчистили и оставили в сугробе. Типичная история с не самым счастливым концом. Что почему-то очень меня расстроило, невзирая на то, что это далеко не первый случай в моей практике.
Вот ещё бы понять, а с какого пьяного ёжика-то во мне вдруг всколыхнулся невиданный зверь по имени человеколюбие?
Неопределённо хмыкнув, я стянула с парня обувь и взялась за ножницы, намереваясь срезать и убрать мешающую и ненужную бедняге одежду. Попутно непроизвольно, вот совершенно случайно, оценивая обнажавшееся под моими руками тело. А оценить, надо признать, было что.
Высокий рост, широкая грудная клетка, шикарные плечи, в меру накаченный пресс. Добавим сюда тёмные волосы (ну и что, что слиплись от крови?), волевой подбородок, мягкие черты лица и длинные сильные пальцы рук. Про то, что было ниже пояса я вообще молчу, потому что даже в таком, очень даже неживом состоянии, парень производил неизгладимое впечатление и в который раз созвал тонны проклятий на голову чёртовых гопников.
Ну на кой чёрт они позарились на такую симпатяшку-то? Других пьяниц не хватило или вечер не задался с самого утра? А мне теперь что, сидеть и думать о том, что некрофилия это уже перебор для отличного резюме и явный намёк на принудительный визит к мозголому?!
Однако пострадать на тему собственной протекающей крыши мне не дали из человеческой подлости, по моему личному мнению. В небезызвестной подсобке что-то грохнуло, разбилось под дружный страдальческий вздох, а затем раздался зычный вопль того самого Шугурова, свежеиспечённого выпускника ускоренных курсов патологоанатомов:
— Атас! Захарыч идёт!
Я только брови иронично вскинула, подойдя к двери и с любопытством наблюдая за начавшейся паникой. Спиртное прятали, еду запихивали в холодильники, в пустые отделения, где не было тел. Девушек в спешном порядке засовывали в шкафы или душевые, полагавшиеся уставшим работникам после смены. А сами санитары наматывали круги по коридору, в попытке срочно протрезветь и отыскать хоть что-то, способное привести их в состояние близкое к адекватному.
Что, как по мне, было делом заранее обречённым на провал. Тем более, кого они обмануть-то пытаются? Заведующего морга? Одессита по национальности и еврея по происхождению? Да Ивар Захариевич Блюменкранц, что б ему икалось по памяти, сам кого хочешь вокруг пальца обведёт. А уж просечь всю тонкость устроенной показательной рабочей активности ему определённо труда не составит.
— Таки не понял, это шо за невиданный энтузиазм да поперёк всей логики и смыслу? — Захарыч стряхнул с шапки снег и оценил заинтересованную суету в коридоре намётанным взглядом. — И я таки невиданно счастлив, что вы рады меня видеть… Но не надейтесь, шо вам сия благодать на лицах, халатах и полу сойдёт с рук и совести. Женечка, приятно рад вас видеть в целости, сохранности и весёлости. А теперь простите, заберу подарок своей супруги из кабинета… И сделаю пометочку в блокноте. Шугуров, ну поимейте совесть, не спите хотя бы при мне и дышите перегаром в сторону!
Фыркнув и помахав любимому начальству ручкой, я вернулась к трупу, убирая остатки одежды в пакет. Через пять минут тревога миновала, Захарыч покинул здание, и пьянка потекла по новому кругу. Хотя девицы явно были недовольны едой из холодильников морга, но тут уж ничего не поделаешь. Выбирать-то не из чего! Ну а я…
Я вытащила из рюкзака бутерброд с сыром, откусила приличный кусок, прожевала и поставила на стол ещё один лоток с инструментами. Примостила на этажерке рядом с заспиртованной рукой свой нехитрый перекус и стала надевать фартук. Странный звук за спиной меня даже не насторожил, учитывая, какие страсти кипели дальше по коридору. Я только глаза к потолку возвела, закусив бутер и завязывая лямки за спиной.
Только когда рядом грохнулся тот самый лоток с инструментами, я чертыхнулась и громко гаркнула:
— Вам что, подсобки мало, мать вашу идрит да на визит к проктологу?!
И резко развернулась, дабы дать по ушам тому клиническому идиоту, который решил выползти из своего убежища. Вот только вместо привычных уже рож с не очень активным процессом мысли, на меня смотрел труп.
Милый такой, умильно моргающий, недоумённо пялившийся на всё вокруг труп. Тот самый, который я только что чуть слюной не закапала и едва не вскрыла. Тот самый, который, мать вашу, должен был быть мёртв! Да…
Да ни хрена ж себе одуванчики, на конопляных полях, млять!
Труп, который вовсе и не труп даже, моргнул ещё раз и попытался что-то сказать. Вышло у него так себе, зато способность говорить вернулась ко мне. И надо признать говорила я вдумчиво, долго, красиво и не повторилась ни разу, чем особо гордилась минут так пять! Пока не сообразила, что бывшему теперь уже клиенту моего морга требуется, как минимум оказать первую помощь, а как максимум дать ему одежду.
Как оказалось, в сидячем положении тело было очень ничего. А когда двигалось так и вовсе, вызывало неконтролируемый приступ умиления. Который душил на корню любые мысли о том, что я едва не вскрыла живого человека. У меня, конечно, цинизм зашкаливает, вместе с отсутствующей совестью, но реальное убийство это всё-таки не по мне. Хотя…
Ещё раз скользнув оценивающим взглядом по внезапно ожившему мертвецу, я поймала себя на мысли, что убийство всё же могу совершить. Например, тех самых умников, которые доставили сюда парня, не удосужившись проверить у него наличие пульса! Нет, я знаю, что такое переохлаждение организма, когда все показатели снижаются до минимума. Ну а если я об этом знаю, а я ни разу не фельдшер скорой и даже не санитар, а целый, обаятельный и смертоносно привлекательный патологоанатом…
Какого чёртова суккулента это не знает бригада?!
— Я их убью, — мрачно оповестила слишком живучего пациента, прожевав бутерброд и отложив его остатки на стол. Сердце заполошно билось, грозя выскочить из груди, и я в кои-то веки порадовалась своему умению держать себя в руках. — Я найду библию дьявола, найму группу сатанистов и, наступив на горло собственным принципам, устрою им такую обструкцию, что кошмары будут мучить и в следующей жизни! Мать вашу, ну как так?! Не, я всякое тут повидать успела, но охрененно красивый труп, который вдруг оживает посреди процедуры вскрытия… Это даже для меня перебор!
Глубоко вздохнув, я опёрлась задом на стол и потёрла лоб, стягивая уже ненужную шапочку с головы. После чего угрюмо поинтересовалась у ничего непонимающе и осоловело хлопающего глазами жмурика:
— Ну? И как тебя звать, жертва несостоявшегося экзорцизма?
Счастливый и живой жмурик потёр лоб, болезненно скривился, задев рукой рану, и выдал какую-то тарабарщину. Певуче так, красиво, но совершенно, просто абсолютно непонятно для меня. Чем и вызвал отдающей истерикой смешок и жуткое, просто непреодолимое желание побиться головой о ближайшую относительно твёрдую поверхность.
И кого я успела так прогневить-то, да в обход инстинкта самосохранения и здравого смысла?!
Поток тарабарщины повторился вновь. Правда, звучал помедленнее и с нотками недоумения. С трудом, но мой бьющийся в неком подобии самокритики мозг опознал один из восточных языков. И пусть легче от этого не стало, зато появилась хоть какая-то определённость. Во всяком случае, мне вполне может повезти и этого несостоявшегося мертвеца уже ищут со всеми собаками, полицейскими и дипломатическими штучками.
Ну хотя бы надеяться на это можно ведь, да?
Ещё одна фраза на неизвестном мне языке отдавала уже не откровенным непониманием, а лёгкой паникой. Парень всё сильнее тёр лоб, вновь и вновь задевая рану и, когда эти почёсывания привели к закономерному результату, и кровь потекла по его лицу, я всё же не выдержала.
— Чувак, я в курсе, что морг не самое приятное место для того, что б очнуться, но давай такую идиотскую попытку суицида, как зачесать себя насмерть оставим для заядлых любителей экстрима, — судорожно вздохнув и кое-как успокоившись, я отлипла от стола и подошла к хмурящемуся парню, шлёпнув его по рукам. — Я сказала, руки от башки убрал, а то отпилю за ненадобностью!
К моему вящему удивлению меня послушались. Руки чинно сложили на коленях… После чего, новоявленный пациент доктора Хариной сообразил запоздало, что пребывает, собственно говоря, в чём его мать родила. В смысле, голый, абсолютно и непогрешимо. И я даже боюсь представить, какие мысли забродили в его раненной голове, но парень смутился, ровно настолько, насколько вообще можно смутиться перед ехидно усмехающейся девушкой, сосредоточенно осматривающей твою голову.
Хотя надо признать румянец ему шёл, да. Но вот руками прикрывать самое ценное было совсем не обязательно, всё равно я успела не только осмотреть, но ещё и пощупать, пока остатки одежды убирать изволила. Да и потом, что там может удивить патологоанатома-то?
— Ну что могу сказать, Жмурик, — задумчиво протянула, успев не только осмотреть, но и обработать пострадавшую часть головы. — Тебе несказанно повезло. Повреждений особых нет, только кожу рассекло, вот и залило тебя кровушкой… — заметив, как пациент пытается закинуть ногу на ногу и при этом скрыть свою наготу, беззлобно фыркнула. — А какого хера ты, извиняюсь, прикрылся так скромно? Поверь, тут и не такие экземпляры побывать успели, так что ничего принципиально нового я не увижу. Ыть, парень, ну краснеть-то так зачем?!
На меня глянули исподлобья недовольно и что-то пробормотали. Естественно на всё той же непонятной тарабарщине. Радовало, что русский этот кадр явно знает и, о чудо, прекрасно понимает. Уже плюс и значительно упрощает общение. Осталось всего ничего, выяснить на каком языке он болтает и что мне с ним теперь делать.
Не в морге же оставлять, в самом-то деле?
Нет, это конечно дельная мысль, подпитывающая мою общую нелюбовь к такого рода сюрпризам. Однако глядя в недоумённые, незамутнённые и даже местами невинные (ох и мечтательница я, оказывается) глаза парня я остро ощущала всю несправедливость этого мира и работу так осточертевшего мне закона подлости.
Потому что, не смотря на всю свою чёрствость, стервозность и прочие прелести колючего характера, я не могла оставить бедолагу тут. Вот не могла и всё! Прям печаль-беда, огорчение какое-то, а не спокойное дежурство в новогоднюю ночь. И да будет проклят инстинкт сострадания к ближнему своему, проявившийся так ярко, так некстати и ну абсолютно не вовремя!
Пнув себя мысленно ещё пару раз, я вздохнула и похлопала несчастного жмурика по плечу, заявив, прежде, чем скрыться в раздевалке:
— Не хмурьтесь, милейший. Вам вообще-то просто несказанно повезло! Да-да, и нечего пытаться продырявить мою скромную персону скептическим взглядом!
Найти запасной комплект рабочей формы оказалось делом пяти минут. Как вариант, можно было попробовать запихнуть красавца в шмотки одного из сменщиков, но судя по комплекции в лежачем и сидячем положении, они на него банально не налезут. Измельчали нынче, патологоанатомы-то. Поэтому страдалец был награждён моей фирменной улыбкой, от которой предсказуемо поёжился и комплектом из штанов и рубахи, весёлого болотного оттенка.
Учитывая, что в одну только рубашку можно было смело засунуть пять таких девушек, как я, для всех сотрудников морга до сих пор остаётся загадкой, для кого ж заказывали такую одёжку.
Гримаса чужого недовольства увяла под моим скептичным взглядом. Скрестив руки на груди, я вновь пристроилась на краю письменного стола и даже чинно прикрыла глаза ладошкой, продолжая болтать:
— А знаешь, почему тебе повезло, Жмурик? А потому, что я мизантроп, хамло, рабовладелец и гадкое, чёрное пятно на общей праздничной атмосфере. Говоря проще, если б моя повышенная ядовитость не гарантировала мне дежурства в ночь с тридцать первого на первое, валяться бы тебе в подсобке. А учитывая, что отопление клятвенно обещали и клятвенно же не сделали ещё года два назад в той части морга… — тут я сощурилась и убрала ладонь, глядя на закончившего одеваться парня. — К утру ты бы был вполне себе самым настоящим трупом. Так что цени, на какие же гигантские жертвы я пошла, оставив сменщиков без дополнительной работы… Ну и без освежителя воздуха аля «Очень гниющий труп».
Парень скептично фыркнул, одним взглядом умудрившись передать всё, что он думает по поводу моих слов. Думал он, конечно, вполне лестно, но в подобный исход не поверил. А зря…
Я вот тоже не верила в страшилки про живые трупы! Теперь стою с одним посреди прозекторской и отчаянно пытаюсь понять, что теперь делать и как теперь быть. То, что при этом я умудряюсь ещё и болтать, сдабривая речь ехидством, иронией и сарказмом, так это всего лишь издержки характера. Ну и отходняк после такой-то встряски, конечно же.
— Так, посмеялись, погрустили, даже поплакали, — вздохнув, я уже куда более серьёзно глянула на мертвеца и полюбопытствовала, склонив голову набок. — Русский язык понимаешь?
Жмурик кивнул, вновь нахмурившись и переступив босыми ногами по холодному кафелю. Ух ты ж, мать моя краса необъятная! Только ты, Женёк могла притащить тряпки, но забыть про обувь!
Хлопнув себя по лбу, я вновь сбегала в раздевалку и притащила оттуда тапочки. Милые такие, пушистые, в виде кроликов. История о том, как они здесь оказались, была полна обсценной лексики и извращённых подробностей, поэтому на очень подозрительный взгляд незнакомца я только невинно похлопала глазами.
И промолчала, в кои-то веки. Только затылок почесала, вновь устраиваясь на краю стола и скрестив руки на груди. По радио начали крутить очередную подборку праздничных песен и я, машинально морщась, переключила на остановленный плейлист и нажала на повтор. «Я убью тебя лодочник» сегодня точно была хитом ночи и отлично поднимала настроение.
— Что понимаешь, это вот прям гора с плеч, — вздохнула и потёрла подбородок. — А теперь надо узнать, на каком же таком наречии ты изъясняться изволишь. Что язык восточный, это я даже к гадалке не пойду. Всё равно опять объявит нечистой силой, и изгнать попытается. Только вот… Какой из?
Жмурик только вздохнул и вновь пробормотал что-то себе под нос. Судя по голосу, явно не моей красотой неземной восхищался и точно не за спасение благодарил. Вот после такого и начинаешь задумываться, а стоит ли помогать коллегам по цеху из соседнего зала и подменять их по доброте душевной?
— Ла-а-адно, пойдём методом исключения, — поведя носом, я громко чихнула и зажевала оставшийся кусок бутерброда. — Японский?
Отрицательное мотание головой и скептичный взгляд.
— Ну да, на ниндзя ты тож не похож, а уж сёгун из тебя, как из меня балерина. Чисто теоретически, умирающего лебедя сыграть смогу, — весело фыркнула, показательно разведя руки в сторону, — а вот на практике вряд ли. Лады, едем дальше. Китайский?
Парень страдальчески вздохнул и покачал головой.
— Да ладно?! А так сразу и не скажешь, что нет, — хмыкнув, доела собственный ночной перекус и сощурилась, припоминая какие ещё из восточных языков могут быть достаточно распространенны. И популярны, да. Особенно среди красивых, милых и не совсем мёртвых мальчиков богатого происхождения. — Ну хорошо… Да быть того не может… Корейский?
Жмурик утвердительно кивнул головой и облегчённо выдохнул, заговорив так быстро, что через две минуты у меня начала болеть голова, а глаза медленно, но верно сползали к переносице. Я, конечно, человек начитанный, с широким кругозором и умением заболтать собеседника до полубессознательного состояния…
Но даже мой мозг не был способен обработать такой стремительный поток информации. И это не беря в расчёт тот незначительный факт, что в корейском, я как свинья в апельсинах! Оценить-то оценю, но ни хрена лысого не пойму!
— Стоп машина! — подняла руки вверх, останавливая бесконечный поток слов и мимоходом глянув на наручные часы. Оживший мертвец послушно замолчал, недоумённо на меня поглядывая. А я прикидывала, убьют меня или не бьют за звонок в три часа утра, попутно ехидно заметив. — То, что я угадала, на каком языке ты изъясняешься, милейший, ещё не значит, что я в нём хоть что-то понимаю. А теперь изволь заткнуться на пару минут и дать бедной, ошарашенной и испуганной даме прийти в себя… И выяснить, нет ли у одной отмороженной личности нужного разговорника. Вот кто бы мне сказал, что я в новогоднюю ночь вдруг пожелаю получить русско-корейский разговорник — в жизни бы не поверила! Но поди ты…
Жестом указав парню, что бы уселся на стул, благо оный рядом под ногами вертелся, я вытащила телефон и, помедлив немного, набрала нужный номер. Ответили, конечно, далеко не сразу…
Зато когда кое-кто ледяной всё же дополз до брошенного на полу мобильника (а то я не знаю, чем они занимались, ага), мне довелось услышать тихий, хриплый со сна и прохладный голос:
— Три часа ночи, Харон. Если это не вопрос жизни и смерти, можно его отложить как-нибудь? Хотя бы до завтра?
— Отмороженаня моя, когда звоню я — это всегда вопрос жизни и смерти, — ехидно фыркнула, игнорируя возмущённое ворчание Верещагина на заднем фоне и демонстрируя кулак Жмурику, решившему куда-то слинять. — Хотя в моём случае, конечно же, ближе второй вариант.
Закрыв ладонью динамик, тихо, но внушительно прошипела:
— Сидеть, боятся и не двигаться с места. Я всё понимаю, естественные надобности оправить не мешает, себя на прочность испытать, мир окружающий познать… Но будь лаской, мертвюга ты мой озадаченный, не делай лишние телодвижения без моего ведома!
Мертвюга недовольно поморщился, но остался на месте. Чем значительно облегчил жизнь мне и гуляющим санитарам. По моргу и так баек ходит больше, чем про местные кладбища, сатанистов и готов вместе взятых, вряд ли стоит добавлять ещё одну в эту тёмную коллекцию!
— Тебе привет передают, — напомнила о себе Эльза, сцеживая зевок.
— Передай ему, что скальпелем я работаю быстрее, чем он мозгами, — в том, что это был именно «привет» я искренне сомневалась. Скорее уж некто злопамятный и нервный пообещал помочь мне с переходом в иной мир в самые кратчайшие сроки. И это приятно грело мою чёрную душу. — А вообще-то, я по делу звоню.
— Угу, — подруга хмыкнула. — И что это за дело могло заставить тебя отвлечься от любимых жмуриков в самый разгар ночной смены?
Задумчиво глянула на одного такого вот «любимого» жмурика. Нет, не спорю, красив, хорош и притягателен. Но настолько болтлив, что я уже в тайне начинаю жалеть о том, что он оказался жив. Не поймите меня неправильно, ценнее человеческой жизни нет, и не будет…
Но не тогда, когда привычную тишину морга нарушает незнакомая, непонятная и окрашенная разнообразными эмоциями корейская трескотня. Если поначалу это звучит необычно и даже приятно, то через пять минут интенсивного воздействия на мозг возникают ну очень нехорошие мысли членовредительского характера. Или неприличного…
Так, Харина, а тебя, куда занести-то умудрилось?!
— Да вообще-то самое обычное, — непонятно откуда взявшееся смущение, вынудило отвести взгляд от Жмурика и вспомнить, на кой чёрт я вообще разбудила Эльзу.
А эта зараза отмороженная, словно хищник почуяла слабину и заинтересованно поинтересовалась, зевнув и тихо хохотнув:
— И какое же?
Я только глаза возвела к потолку, присушиваясь к приглушённой возне и прекрасно зная, что она означает. И хотя подругу я обожала, её парня уважала за настойчивость, а личную жизнь считала чем-то священным и неприкосновенным… Ничто из вышеперечисленного не помешало мне с ехидством протянуть:
— Так, ваша ледяная светлость, а давайте вы разврату предадитесь чуть позже? Ну буквально минут через двадцать, а то и меньше? Я конечно не против секса по телефону, но я всё-таки человек живой… И некрофилией всё-таки не увлекаюсь!
Тирада была невинной, шутка вполне пристойной… Но реакция была невероятной! В трубке ухохатывалась Эльза, где-то там же громко возмущался Верещагин. А мой бедный Жмурик смотрел на меня такими глазами, что я даже чуть-чуть посочувствовала несчастному. Ровно настолько, насколько он пожалел меня, болтая почти без умолку на этом непонятном корейском!
То есть, фактически жалко парня мне не было, совершенно. Увы, мстительность во мне была куда сильнее сочувствия к ближнему своему. Особенно, когда этот ближний так тщательно, хоть и неосознанно, выносил мне мозг!
— Жень, что случилось-то? — Эльза наконец проснулась и перешла сразу к делу.
— Обломала, да? — пакостно захихикала, довольно и широко улыбаясь. Даже расслабилась немного, чувствуя себя намного увереннее и глядя в завтрашний день если не с оптимизмом, то хотя бы без жажды прибить кого-то под ближайшей осиной. — Если что, у меня есть телефон знакомого стоматолога. Сделает хорошую скидку…
— Харон.
Я вздохнула, недовольно сморщив нос. Вот умеет подруга назвать меня по прозвищу так, что желание и дальше действовать на нервы окружающим как-то резко сходило на нет. И вроде бы настрой-то есть и сказать что тоже знаю.
Но язык уже не поворачивается, прижатый выбравшейся из нычки совестью. Так что тихо хмыкнув, я сдалась:
— Ладно, ладно. Эльза, солнце моё льдистое… У тебя случаем нет русско-корейского разговорника?
На пару минут моё обожаемое снежное величество умолкла, после чего удивлённо переспросила:
— Чего-чего?
Не выдержав, тихо захихикала, зажав себе рот ладонью. Как говорится, могу, умею, практикую… И без лишнего труда ставлю в тупик даже очень близкого мне человека. Хорошо ещё, что привычная к этому Эльза в себя приходила куда быстрее, чем простые смертные.
Усмехнувшись собственным мыслям, я терпеливо повторила, стараясь удержать от смешка:
— Разговорник. С корейского на русский или с русского на корейский. Мне без разницы, в общем-то.
— Зачем?
— Ну… — тут я окинула внимательным взглядом замершего как таракан под тапком Жмурика и попыталась придумать более правдоподобную причину, чем оживший труп. Но ляпнула первое, что пришло в голову. — Я хочу посмотреть дораму без перевода с оригинальными субтитрами?
Прозвучавший в голосе Эльзы скептицизм убедил меня в том, что сходу врать и импровизировать, это не моё, ну вот вообще не моё:
— Ты сейчас меня спрашиваешь или всё-таки утверждаешь?
И словно этого было мало, где-то там, в их уютном гнёздышке, ржал как конь один наглый байкер. Я на эти звуки только сощурилась зло, обещая себе обязательно припомнить этой занозе в энном месте у каждой порядочной девушки все его подколы, если он попробует хотя бы заикнуться об этом!
— Судя по всему, утверждаю, — тяжело вздохнув, я всё же повторила свой вопрос, ощущая острую необходимость в данной книге. Потому как осмелевший Жмурик по ходу дела вставлял ремарки и комментарии. И я своей печёнкой чую, что нет в них никакого уважения к несчастному патологоанатому. — Так у тебя есть такая полезная и крайне необходимая мне книжица?
— Есть только одна. Очень рыжая и очень разговорчивая. Но она тоже не обрадуется звонку в три утра. А ваши дебаты — это не то, что может выдержать нервная система. Даже такая тренированная, как у Полонского, — Эльза едва слышно фыркнула, явно в красках и иллюстрациях представляя себе эту эпичную встречу.
— А чего-нибудь попроще нет? — мой страдальческий стон подругу не впечатлил, судя по скептичному хмыканью. Поэтому чертыхнувшись, я стукнула кулаком по столешнице. — Ну твою ж дивизию да на Майдан! Эльз, а если всё-таки подумать?
— Даже если поискать, — вздохнула та в ответ. — Извини, Харон, но я как-то не задавалась целью поехать на чужбину. Да и потом, английский — это универсальный язык, известный в большинстве стран.
— Угу, только американцев в своих владениях я чёт не наблюдаю, да… Ладно, — я вздохнула, признавая поражение. — Будем работать с тем, что есть.
— В смысле смотреть дораму с русским переводом или английскими субтитрами?
— Ну… — я попыталась уйти от ответа, скептично заметив. — Можно сказать и так. Тем более, что это, похоже, единственный вариант, ага… Ну если, конечно, в мои родные пенаты не привезут внезапно скоропостижно скончавшегося переводчика из посольства Южной Кореи! Я-то уже не удивлюсь, но даже для новогодней ночи это будет уже перебор… Дедушка Мороз явно меня не любит. Я просила всего лишь избавить от лишних оленей в собственной жизни…
— А он? — Эльза засмеялась, но кроме искреннего веселья подруги я прекрасно слышала шум возни, затеянной этой парочкой. Похоже, кто-то отправился от шока и продолжил нехорошие поползновения в сторону её ледяной светлости!
— А он, зараза такая, подогнал левую контрабанду в ночную смену в Новый Год и именно в моё дежурство, — моё недовольное ворчание не снискало ни сочувствия, ни хотя бы жалости из женской солидарности.
А тут ещё и из коридора послышался жуткий, зловещий смех, скрип каталок и завывания на манер Кентервильского привидения. Писк испуганных девчонок, звон разбитой посуды, тихое ойканье…
Вот зуб даю, санитара ближайшего, что эти идиоты устроили заезд на каталках, не вписались в поворот и что-то грохнули от всей широты души своей!
Явственно скрипнув зубами, я переключила трек и кровожадно улыбнулась, прижав телефон плечом к уху и потирая руки в предвкушении веселья:
— Ладно, придётся самой разбираться. Судя по звукам, у вас там намечается внеплановый доступ к царскому телу, так что я прощаюсь… И иду бить морду санитарам.
И не дожидаясь ответа повесила трубку, бросив телефон на стол. Размяла пальцы, повела плечами и зычно гаркнула, рванув в сторону выхода и отмахнувшись от поднявшегося, было, с места Жмурика:
— Стоять — бояться, упасть — отжаться! Ну что, утки мои нелетучие… Кому, мать вашу, так захотелось стать научным пособием коллег из зала напротив?!
Внеплановый разгон весёлой компании занял минут десять. Пришлось потрудиться, вправляя то, что некоторые называют мозгами, на место и протрезвляя принудительными способами вконец оборзевших коллег. Эффект, конечно, получался временный, но мне бы до семи утра продержаться, а там их чудеса будут уже не моей проблемой и точно не моей головной болью.
Высказав по второму кругу всё, что думаю, я сдула с носа прядь волос и вернулась к заждавшемуся меня мертвецу. Чувствовала я себя значительно спокойнее, увереннее и даже веселее. Нервозность почти прошла, шок от внезапно восставшего мертвеца отступил на второй план. И к компании Жмурика я присоединилась, мурлыча себе под нос имперский марш из легендарной саги.
Пристроившись на излюбленном месте возле стола для вскрытия, я пробарабанила пальцами по металлической поверхности каталки незатейливую дробь. Недовольно поморщилась, цокнула языком и ехидно так осведомилась, выразительно глядя на хмурого парня:
— Ну что, спящая красавица? И что мне прикажешь с тобой делать-то, а?
Правда, ответить бедолага ничего не успел… Звук сирен чётко напомнил мне о том, что новогодняя ночь без аврала — это, то же самое, что еврей без выгоды.
Вещь чисто физически невозможная!