Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…
Тьфу ты! В смысле, утро, второе января, кухня, труп на кухне и я, во всей своей неповторимой мрачности и саркастичности. А, и писк тамагочи, да. Эта чёртова машинка, что б Шуту икалось в ближайшие несколько дней, пищала уже минут так пять. И я прекрасно знаю, что надо этой адской игрушке. Оно. Хочет. Жрать!
И в этом желании оно, увы, не одиноко. Потому как есть хотят все здесь присутствующие. Вот только по тому самому, непререкаемому и стабильно срабатывающему закону подлости, только тамогочи еду и получит. А всё почему?
А всё потому, что кто-то очень умный, очень неразговорчивый и очень по голове стукнутый решил изобразить небезызвестного миру Гордона Рамзи. И кактус бы ему в помощь, если бы это непотребство происходило где-нибудь за пределами моей бедной, одинокой, но бережно лелеемой кухни!
— Ну и как это понимать? — подперев щёку кулаком, я лениво и даже почти спокойно помешивала сахар в чае. Жмурик смущённо опустил голову, сложив руки на коленях. — Не, я обеими руками «за», что бы на моей кухне когда-нибудь готовил мне завтрак обалденный мужик, в одном фартуке. Но веришь, нет, Жмур, я вообще-то предпочитаю просыпаться самостоятельно, а не под корейские матерные вопли. И нет, я не знаю корейский! Но интонации были ну очень уж выразительные!
Парень тяжко, протяжно вздохнул, бросая на меня виноватые взгляды. И ненавязчиво так пододвинул поближе тарелку с наспех настроганными бутербродами. Их размеру и форме позавидовал бы Веник, съедающий даже то, что в принципе на съедобно: большие ломтики хлеба, колбасы и сыра. Всё это украшено кусочком помидора и листиком петрушки.
И я в упор не помню, откуда она у меня взяться-то могла. Петрушку я не очень люблю. Предпочитаю кинзу сушить, но если он добавил в бутерброды кинзу… А впрочем, почему бы и нет?
Стащив один из кособоких бутербродов, я откусила, прожевала, запила чаем и вздохнула:
— Ладно, будем считать, что сожжённую кастрюлю, разлитое по полу масло и рухнувшего на пол тебя, вместе с несчастным кактусом… Который мне, кстати, подарила близкая и любимая подруга! В общем, будем считать, это я тебе простила… Но ей богу, Жмур, на кухне, без моего ведома, не появляться! Это понятно, корейская ты чума рукодельная?
Труп вздохнул снова и согласно кивнул головой, взяв себе самый скромный, по его мнению, бутерброд и принялся жевать. Периодически кидая заинтересованные взгляды на надоедливо пищавший тамагочи. Я тоже посмотрела на эту игрушку, скептично разглядывая экранчик и продолжая жевать гигантскую композицию из еды.
— Определённо, подарок с подвывертом, — почесав бровь, взяла в руки адскую машинку и начала тыкать в кнопки, вспоминая тот далёкий, один-единственный раз, когда мне посчастливилось лицезреть такую штучку.
Память усиленно подводила, не желая подсказывать, что этому чудовищу надо, что с ним делать и слёзно умоляла выкинуть к чёрту такой заковыристый подарок. Вот только, может я и сволочь, да ещё и злопамятная, но обижать Лёшку не хотелось от слова совсем. Нашими отношениями, тёплыми, бережно лелеемыми и оберегаемыми, я дорожила куда больше, чем собственным терпением.
Поэтому продолжала сражаться с упрямой игрушкой, от усердия даже высунув кончик языка и прикусив его. Но тамагочи оказался с характером, на все мои действия отвечал отказом и в конце концов выдал что… Болен.
От же ж… Выкидыш сознания пьяного профессора философии! Как так-то?!
Тихо застонав, я бросила игрушку на стол и уткнулась лбом в скрещенные руки, про себя вспоминая пособие по аутопсии. Помогало так себе, поэтому дабы отвлечься от очередной неудачи постигшей меня с вредной техникой, я прикрыла глаза, пытаясь подумать о чём-нибудь приятном…
И вздрогнула от неожиданности, когда тёплые пальцы зарылись в наспех собранные в хвост волосы, разворошив и без того нескладную причёску. Они чутко прошлись в лёгкой ласке, помассировали затылок и погладили висок. Я удивлённо подняла голову, вперившись ошалелым взглядом в довольно улыбающегося Жмура.
А этот потенциальный камикадзе вдруг выдал, мягким, приятным голосом, на чистом русском хрипло:
— Спасибо.
— Эм… — слова застряли где-то в горле, а брови ушли на рандеву с волосами, выражая всю степень моего бескрайнего изумления.
Если не сказать охренения, причём такого, что ни в сказке сказать, ни пером написать… Разве что, матом сформулировать получится и то, не факт!
— Хорошего нового года, — Жмурик поднялся с места, продолжая ласково мне улыбаться, и вышел из кухни, прихватив с собой продолжавшего жалобно пищать тамагочи. Оставив меня в состоянии…
Да всё того же безмерного удивления, когда я, круглыми глазами, глядела вслед уходящему с кухни, из моей квартиры полуголому парню, в фартуке и чёртовых розовых тапочках-зайчиках. С моим, мать вашу, тамагочи!
— Кхм… — прокашлялась, качнувшись на табурете, и пробормотала. — Охренеть, какой пассаж… Вашу ж…
Грохот, звон разбитого стекла и острая боль в затылке выдернули меня из состояния дремоты и предложение, прозвучавшее в голове в полусне, я закончила уже вслух, хлопая глазами:
— М-м-мать! Вашу ж бога душу мать, привычно откликнулось эхо! — с трудом проморгавшись, я глубоко вздохнула, медленно выдохнула и горько посетовала, машинально поглаживая вцепившуюся в мою талию руку парня. — Жмур, я понять не могу, твоя ЧМТ что, воздушно-капельным путём передаётся или мне просто так дико везти начало и чёртова карма существует, мстя за все мои прошлые прегрешения? Если да, надо звякнуть Венику. У того точно есть полный список всех моих плохих поступков за ближайшие пару лет! Хоть выясню… С чего такие страсти начались-то!
Недо труп нахмурился, осторожно ощупывая пальцами мой ноющий затылок. После чего что-то пробормотал себе под нос и помог мне подняться на ноги с пола, аккуратно поддерживая под локоть и продолжая на чистом корейском объяснять мне, какая я неуклюжая. Во всяком случае, судя по интонациям, он явно не хвалебные оды в мою честь пел.
И да, я знаю, что надо ещё умудриться грохнуться с табуретки на пол, заснув посреди завтрака! Но что тут поделать? Могу, блин, умею и практикую, как говорит одна невыносимая рыжая личность!
Усадив меня на облюбованное собою место, Жмур ещё раз вдумчиво ощупал мою голову и, чему-то хмыкнув, принялся наводить порядок. В смысле, убирать осколки от кружки и вазочки, разбившихся в результате моего незапланированного полёта. При этом парень не переставал кидать на меня подозрительных взглядов.
Я только глаза к потолку возвела и недовольно протянула:
— Не надо, не надо на меня коситься так, товарищ бывший труп! Между прочим, моя голова будет покрепче твоей черепушки, проверенно плиткой на полу родного морга! А вот выспаться не мешает, да… — тут я скорбно вздохнула, с тоскою вспоминая о тёплой постели, горячих и страстных объятиях одеяла и по крайне мере четырёхчасовом сне. — Но кто-то с травмой головы и идеальным корейским не дал мне этого сделать. И да. Я сволочь. Я злопамятная сволочь. Всё ещё волнуешься за мою бедную голову или сетуешь, что меня не переклинило так же как тебя? Последнее, кстати, зря… Моя латынь ужаснее твоего корейского.
Моя тирада разбилась об непробиваемое спокойствие Жмурика и его же радостную, довольную улыбку. Он ею щеголял направо и налево, пока собирал осколки, вытирал пол и делал новую порцию чая. Поставив передо мною чашку, мой бедный труп пододвинул поближе сахарницу и вопросительно ткнул пальцем в продолжавший надрываться тамагочи.
— Что? — недоумённо нахмурилась, зло глядя на злосчастную игрушку. — Знаешь, что сделать, что бы она заткнулась? — Жмур кивнул и чему-то фыркнул, снисходительно на меня посматривая. — Ла-а-адно, раз ты такой умный, ты о нём и заботься. И смотри, Жмурик, если данное зверьё соизволит окочуриться… Аутопсию я буду проводить тебе, а не ему.
Очередная угроза прошла мимо ушей этого темноволосого чуда, даже не подумав хоть где-нибудь задержаться. Наоборот! Всю такую грозную и непреклонную меня, председателя жюри «Премии Дарвина», тиранку, деспотичную представительницу матриархата местного морга… В общем, ужас, летящий на крыльях ночи и повергающий весь город (точнее его мёртвую часть) в трепет и шок, одарили насмешливой и понимающей улыбкой, после чего переключили всё своё сиятельное внимание на кусок пластика, выдающий противный писк с завидной регулярностью.
Я на это только глазами похлопала, переживая приступ острого разочарования и когнитивного диссонанса одновременно. А потом плюнула, уставившись в окно и потягивая горячий чай. За одним припоминая, какие ж занятные перспективы вчера обрисовало мне моё же горячо и трепетно любимое начальство.
Звонок Ивару Захаровичу был поступком глупым. С точки зрения услышанных в мой адрес комплиментов и пожеланий, конечно же. А вот в качестве источника информации бесценный товарищ Блюменкранц был просто незаменимым, и не важно, в какой области обуревали сомнения его юных подопечных. Вот и я, покорно согласившись со всеми своими умственными и не очень характеристиками, всё-таки озадачила пожилого мужчину вопросом, мучившим меня в последние несколько дней точно.
На что любимый шеф повздыхал, сетуя на глупость, лень и девичью память некоторых бывших интернов. После чего всё-таки смилостивился и выдал мне пространную лекцию на полчаса, в общих чертах обрисовав все возможные последствия любой, даже самой лёгкой черепно-мозговой травмы. Из которой лично я выяснила для себя только две вещи.
Первая, преподаватели явно завышали мне оценки, порою ставя их за красивые глазки, мягкий характер, милое щебетание и прочую красоту. Во что, честно говоря, не верилось от слова совсем, особенно вчитываясь в характеристики с места учёбы. Как любит пошутить мой милый Эльзёныш, судя по ним, мне светила тюрьма строгого режима, а не медицинская академия. Вторая, это то, что нарушение функции речи после удара по голове, может быть как следствием небольшой гематомы, давящей на определённую часть мозга, как и простой психологией. И в первом и во втором случае лично я ничего сделать не могу…
Только обеспечить комфорт, присмотр и уход по мере своих скромных сил и возможностей. И да, убедиться, что подавать на меня в суд никто не собирается. Ивар Захариевич не смотря на все мои заверения и клятвенные обещания, что бью по голове я исключительно в целях самообороны и воспитания, так и не поверил в то, что травма не моих рук дело. Лишь отческим тоном пожурил за излишнюю эмоциональность и взрывной характер, попрощавшись со мною на этом и благополучно отключившись.
Я же ещё минут пять пялилась на телефон, не зная, обидеться на слова начальства или же всё же простить его, в виду почтенного возраста и прогрессирующего местами склероза. Не виновата ж я, что санитары всегда оказываются не в том месте, не в то время и совсем не в той компании!
Ну или просто мне «везёт» натыкаться на них, в те самые чудесные минуты, когда эта банда юных маргиналов готовит очередную пакость. А уж простить им подобное непотребство в нежно любимой прозекторской я могу исключительно посредствам тяжких, телесных повреждений…
И нет, это не моя вина, что Жорик получил перелом руки, Сёму контузило, а ещё парочку друзей обеспечило неприятными ощущениями всего организма в целом и в частностях. Я-то причём, если один не умеет правильно убегать, второй не научился уклоняться, а остальные пьют и жрут всё, что попадает в поле их видимости?!
Обиженно посопев пару минут, вновь переживая приступ острой мировой несправедливости, я допила залпом чай, принимая для себя тяжкое решение. И покосившись на увлечённого тыкающего в кнопки Жмурика, проворчала:
— Значит так, мой внезапно оживший пациент. Вскрытие показало… — Жмур вздрогнул и поднял на меня испуганный взгляд побитого оленёнка. Я аж подавилась воздухом на пару минут, после чего всё-таки продолжила говорить. — Ну прости, товарищ недо зомби, не умею я фильтровать собственную речь по одной простой причине — жалоб на неё от живых не поступало. Посему терпи Жмур, авось ожить умудришься! Ну так вот, вскрытие показало, что тебе, милый друг, предстоит долгая, счастливая жизнь здорового и полного сил человека… Но когда она наступит — я не имею ни малейшего представления, потому как моё непосредственное начальство сообщило следующую информацию: твой мозг не пострадал, но балакать на родном языке не позволяет. Боится он, понимаешь, Жмур? Боится, что тебе опять прилетит, стоит сболтнуть что-то на привычном русском.
Поставив кружку на стол, я почесала затылок и постучала пальцами по столу, добавив нерешительно:
— Ну или, как вариант, пока все последствия травмы не пройдут. Но сколько это займёт времени я, опять-таки, ни в зуб ногой. Всё, что я знаю, так это то, что терпеть тебе моё общество ещё несколько дней точно. А там, будем думать. Может меня осенит, может твои мозги на место встанут… А может переводчик сдастся и таки выдаст внятную речь, а не ту ахинею, которую он нёс… Но будем верить в лучше, готовясь к худшему…
На меня уставились недоумённым взглядом, одним движением бровей требуя пояснений по последнему заявлению. Я даже подивилась такой уникальной возможности, не говоря ни слова, поведать собеседнику всё, о чём думаешь и что знать хочешь. И хмыкнув, пояснила:
— В твоём случае, худшее, товарищ Жмур, это возвращение в морг. Но уже в качестве конкретного пациента, конкретного стола и к конкретному патологоанатому. И поверь, мой недо труп… Ты не захочешь знать, что за этим последует.
Молчание, повисшее на кухне, можно было пощупать руками. Я угрюмо разглядывала собственные ногти, размышляя о том, что при всей своей нелюбви к живым людям, я не имела ни малейшего желания вновь увидеть Жмура на секционном столе. Я вообще не люблю говорить об этом, но в глубине души, каждый раз, когда снимаю простынь с очередного клиента, подсознательно молюсь о том, что бы это не был кто-то из моих знакомых.
Привыкнуть к Смерти нельзя. С чужой можно просто научится сосуществовать, но с той, что может прийти по души близких, даже мимолётно прошедших через твою жизнь, я, увы, так и не научилась мириться. И почему-то остро не хотела, что бы едва знакомый, в общем-то, мужик, пусть и очень красивый, вновь прошёл через мои руки. Только уже в качестве привычного, мёртвого тела.
Вот уж не знаю, то ли выражение лица у меня было говорящее, то ли ещё что… Но внезапно парень отложил игрушку в сторону, встал. И обнял меня. Прижал к животу, поглаживая по голове, а я только глазами успевала удивлённо хлопать, открывая и закрывая рот. Совершенно не зная, как реагировать на его действия и что вообще сказать.
И надо ли что-то говорить?
— Так, лапы прочь от государственной собственности, — пихнула его кулаком в бок, отстраняясь и нехотя высвобождаясь от чужих объятий. Провела пальцами по волосам, фыркнула, сдувая непослушную прядь с носа, и глянула на часы. — Оу, эпическая богомышь… А время-то поджимает, товарищ Жмур и ещё как поджимает. Как любезно оповестило меня моё же горячо любимое руководство, ждёт меня подвиг немыслимый, в анналы истории войти грозящийся… — весело хохотнув от вида недоумения на лице парня, я всё же снизошла до пояснений. — Ночная смена меня ждёт, труп ты мой разговорчивый. А значит, в ближайшие несколько часов задача минимум — подготовить тебя к существованию на чужой территории в гордом одиночестве. Задача максимум — купить ещё и продуктов, а то мой холодильник богат всем чем угодно… Кроме продуктов. А голодная смерть это не круто для такого брутального типа, как ты.
Парень заинтересованно вскинул брови, хитро сощурившись и скрестив руки на груди. От такого пристального и даже оценивающего взгляда (прости меня, заведующий психоневрологическим отделением, не светит тебя увидеть меня в пациентах в ближайшее время, ох не светит, а жаль!) где-то внизу живота зашевелились глупые бабочки. Тут же павшие смертью храбрых от рук моих откормленных тараканов, шикарной породы и штучного экземпляру. Потому как, каким бы красивым не был сей бывший труп…
Но на его добродетель я покушаться не собиралась, не собираюсь и… Ладно, возможно, когда он наконец-то заговорит на родном русском, пусть даже не совсем литературном, я подумаю об этом ещё раз.
Вот только пока претендовать на данное симпатичное тело мне медицинская этика чуть-чуть не позволяет. А собственная совесть (откуда только взяться-то умудрилась?) и вовсе грозит всеми карами небесными на непутёвую голову бедного патологоанатома. Так что, сняв себя с табуретки, я утешающее похлопала Жмурика по плечу, доверительно сообщив:
— Да красивый ты, красивый. Не спорю! Поэтому, дабы ты по-прежнему радовал глаз окружающих своей красотой, придётся мне добраться до магазина. Ты, в отличие от меня, на фастфуде и прочем непотребстве вряд ли проживёшь.
И добавила, уже скрывшись в комнате себе под нос:
— Ну или проживёшь, но очень недолго. Гастрит это страшная штука, а язва желудка вообще кошмар. Если, конечно, говорить про заболевания, а не про характеристику одной милой девушки с очень отвратительным характером. Эх… Сам себя не похвалишь, ни одна зараза тёплого слова не скажет! Что за жизнь? Всё сама, всё сама…
И вздохнув прискорбно, я принялась собираться, попутно вспоминая, где ближайший магазин и собирался ли он работать в праздники.
Спустя два часа, один забег по магазинам, три ссоры с продавцами и пять взбудораженных мною лично и невольными помощниками очередей, я для себя уяснила одну вещь! Вот правду говорят же, хочешь жить — умей вертеться!
А хочешь жить хорошо — умей не только вертеться, но правильно и рационально распределять время, деньги и собственные возможности! И следуй своему плану, да. С чем, лично у меня, периодически возникают прямо-таки глобальные проблемы. И я осознала это как никогда чётко, стоило мне выйти-таки за пределы супермаркета, где удалось купить всё необходимое.
Что делает умный человек? Либо едет закупаться на машине, либо закупается в ближайшем магазине, дабы не тащится через полгорода с огромными мешками в руках. Что делает патологоанатом в моём лице? Морщится от вида полупустых полог местного продуктового, чешет затылок и пешком топает до крупного магазина самообслуживания в нескольких кварталах от собственного дома.
Итог был вполне предсказуем. Я успела сделать только три неловких шага, запнулась об торчавшую из сугроба арматуру и поскользнулась. Подошва любимых зимних ботинок предательски проехалась по скрытому снегом льду и я, всей Женей, от всей своей чёрной и мрачной души, грохнулась на землю, чувствительно приложившись копчиком и спиной. А что бы жизнь мёдом в принципе не показалась, ещё и ручки у пакетов оборвались, наглядно демонстрируя весь уровень моего везения на сегодняшний день.
Кажется, теперь я понимаю, что чувствовал бедный Кевин, когда по пути домой у него все покупки на землю высыпались. Это чувство мировой несправедливости, свалившейся на одного бедного человека, точно не делает тебя добрее, по отношению к окружающим. Тут не только дворника в непотребствах обвинишь сдуру, тут целый мировой заговор привидеться может!
— Вам помочь? — приятный мужской голос, с лёгкими нотками заинтересованности отвлёк меня от придумывания достойной кары для местных коммунальщиков.
Приоткрыв зажмуренные от боли глаза, я озадаченно мигнула, глядя на довольно милого парнишку, поглядывающего на меня с весёлой улыбкой на лице.
Приятное, округлое лицо, нос с горбинкой, голубые глаза и светлые волосы дополнялись чёрной короткой курткой, светлым джемпером и синими джинсами. Общая оценка — семь по десятибалльной шкале милости и четыре за ехидную улыбку, портившую всё впечатление.
Ну и светлые волосы. У меня лет так с десяти аллергия на блондинов. И да, я понимаю, что грести всех под одну гребёнку нехорошо, но что-то мне подсказывает, что тесное общение с мальчиком Веней привело к тому, что такой типаж мужчин меня почти не привлекал. Хотя…
— На мне три кредита, ипотека, двое детей на которые бывший муж не платит алименты и шикарный долг по кварплате, — приняв протянутую руку помощи, я с тяжким вздохом поднялась, стряхивая с руки и собственного тыла налипший снег. И поправив сбившуюся набок шапку, добавила, хмыкнув. — Если вы не подпольный миллионер, то вынуждена буду отказаться. Увы, на меньшее я не согласная!
К моему вящему удивлению, незнакомец не впечатлился. А в ответ на мою тираду только весело рассмеялся, подхватив на руки мои покупки и весело заметив:
— Это был самый оригинальный способ отшить и обнадёжить одновременно. По крайне мерее, мне так в первый раз отвечают, но должен признать, это было… Очаровательно. Я — Василий, а вас как звать, прекрасное видение?
— Сударь, как врач вынуждена заметить, в вас по ходу всё ещё изволит бродить суровый похмельный синдром, — машинально почесала бровь, не удержавшись от весёлой улыбки. — Потому что назвать меня прекрасным видением… Я, конечно, милая, да… Но исключительно после потребления энного количество водки. А лучше — спирту. Так у меня и характер мягче и последствия общения не так сильно на психику давят.
— Как ваш коллега, вынужден оспорить данное заявление, — Василий тихо посмеиваясь, склонил голову набок, лукаво прищурившись в ответ на моё неприкрытое удивление. — Увы, на дежурстве в травматологии пить нельзя, особенно в новогодние праздники. Уж больно нетривиальные случаи на производстве попадаются, пить банально некогда, не успеваем!
— Могу представить, — хмыкнула, согласно кивая головой. — Потому что те, кто не доехал до вас, добрались до нас. Женя, патологоанатом. И спасибо за помощь.
— Знал бы, что в нашем городоском морге такие симпатичные девушки, давно бы на экскурсию напросился, — широко улыбнувшись, парень перехватил поудобнее мои пакеты и кивнул головой. — Ну что ж, Евгения. Как благородный человек и человек разумный я не могу бросить вас в трудной жизненной ситуации… А как мужчины я просто права не имею оставить красивую девушку в беде и обязан таки не только продолжить наше знакомство, но и помочь вам добраться до дома. Вы же не против?
— Я-то нет… — озадаченно протянула, следуя за неожиданным рыцарем, решившим вдруг проявить несвойственное нашему веку благородство. — А вот кое-кто неучтённый очень даже… Вряд ли ему поможет заговорить внезапно наладившая личная жизнь у собственного спасителя…
— Вы что-то сказали? — Вася (имя прочно ассоциировалось с представителями тараканьих) обернулся, затормозив возле припаркованной у обочины девятки. Типичной такой отечественной машины, производства автомобильного завода ВАЗ и выглядевшей не настолько плохо, как могла бы.
Правда жуткий салатовый цвет вызывал нервный тик и нехорошие мысли о монтировке, припрятанной где-то в кладовке. Не люблю я такую яркую расцветку, всей душой не люблю. И не смотря на симпатичность травматолога, почему-то закрались в душу нехорошие подозрения о провальности возможного романа ещё до его начала.
Хотя я могу ошибаться, да. И это просто непривычность к такому мужскому вниманию заставляет меня искать во всём подвох. Даже в том, на какой машине ездит мой внезапный, непрошеный спаситель.
— Говорю, спасибо за помощь, — натянув на лицо самую приятную улыбок из тех, что были в моём арсенале, я уселась на переднее сиденье, благодарно кивнув галантному парню, открывшему мне дверь.
— Милая Евгения, простым спасибо, боюсь, вы не отделаетесь, — Василий, усевшись за руль, завёл мотор и выжидательно на меня уставился. — Боюсь, самое малое, что вы можете мне предложить, это согласиться на свидание. Так куда, говорите, вас отвезти?
— Врач сказал в морг, значит в морг, — машинально откликнулась, но, увидев лёгкое недоумение и смех в глазах собеседника, чертыхнулась и поправилась. — Уральская дом пять, если не затруднит, конечно. И насчёт свидания… А не торопитесь ли вы, сударь, расстаться с собственной нервной системой?
— Ради такой оригинальной девушки я готов пожертвовать не только своей, но и одолжить парочку клубков нервов у своих коллег из отделения нейрохирургии, — Вася ловко лавировал в редком потоке машин, попутно умудряясь одаривать меня шикарными улыбками и включив на всю катушку собственное обаяние.
Я даже поверила невольно в собственную привлекательность, весьма сомнительную к слову. Но почему-то весь такой очаровательный и привлекательный Вася на салатовой девятке в душе особого отклика не вызвал и мои тараканы, давно и прочно поселившиеся в голове, были преисполнены сомнений. И на свидание идти с травматологом не хотелось отчего-то от слова совсем.
Разве только в качестве попытки выяснить, что делать с травмой головы Жмурика. Думаю, совет профессионала явно лишним не будет. Ивар Захариевич, конечно, голова, но исключительно в плане патанатомии и судебной медицины.
Поймав себя на таких пространных рассуждениях, я беззвучно икнула и вытаращилась сама на себя в зеркало заднего вида. Похоже, что в моей квартире находится целых два потенциальных пациента травматологии! Хотя бы потому, что мне тут предлагают сходить в кои-то веки на свидание, а я, вместо того, что бы думать, что одеть и где провести приятный вечер с молодым человеком, сижу, мать твою волшебницу, и об ожившем трупе думаю!
Харон, ну ёмаё! Ты куда свои хвалёные мозги задевать успела, а?!
Терпеливый тара… В смысле, травматолог Вася, проявивший чудеса такта и терпения, аккуратно припарковался в моём родном дворе, тихо прокашлялся, отвлекая меня от горестных размышлений. И понимающе улыбаясь, осведомился:
— Ну так что? Я могу рассчитывать на свидание с таким обаятельным и привлекательным патологоанатомом?
— Ну… — всё ещё сомневаясь, я всё же кивнула головой, подумав, что хуже от этого точно не будет. — Можете. Правда, вряд ли в ближайшие два дня, у меня ночное дежурство намечается. Поэтому Василий, давайте-ка обменяемся телефонами и созвонимся. Согласны?
Вася был согласен. Тарака… Тьфу ты! Травматолог Василий был не просто согласен, он был обеими руками за, улыбаясь так счастливо, что я невольно усомнилась в его вменяемости, но не стала об этом сильно задумываться. Просто вбила новый контакт в телефон, подхватила пакеты и, попрощавшись с добрым парнем, поспешила скрыться в подъезде.
Личная жизнь, личной жизнью, но впереди меня ждал краткий инструктаж спящего красавца в корейском варианте долгая ночная смена, в компании обожаемых вечных штрафников всея морга. То ещё испытание для нервной системы и бедной психики. Будь она у меня менее пластичной, быть бы мне за решёткой, в темнице сырой. Будь они менее проворными, быть бы им в реанимации на ближайшие полгода минимум.
Ну могу же я хотя бы помечтать об этом?!
Открыв дверь, я сгрузила пакеты на тумбочку и, стягивая пуховик, деланно выдала, припоминая любимый фильм о вечном герое Готэма:
— Милый, я дома! Ах да, я ж не замужем…
Хмыкнув, разулась и, прихватив покупки, пошлёпала в сторону кухни, бросив замершему в дверях комнаты удивлённому и озадаченному Жмурику:
— За мной, недо зомби. Мозгов снова нет, зато есть краткий инструктаж по выживанию в отдельно взятой квартире. И в твоих же интересах прослушать его полностью. Потому что в противном случае…
Послушно шедший следом парень, моего воинственного замаха попавшим под руку половником не оценил. Он вообще смотрел на меня добродушно-снисходительно и едва заметно тепло улыбался порой, склонив голову набок и терпеливо ожидая обещанных ценных указаний. Пришлось опустить часть с запугиванием, посетовав на чужую чёрствость и не желание потешить моё больное самолюбие. И всё же снизойти до пояснений, показывая, где и что хранится на кухне, куда Жмуру точно лезть не рекомендуется, а куда может соваться с чистой совестью и спокойствием на душе.
А ещё детально продемонстрировала, как работает газовая плита, где у меня завалялся электрический чайник, куда можно воткнуть вилку от микроволновки и в каком ящике стола прячутся продукты быстрого приготовления. Стратегический запас на все случаи жизни, как говорится. Ну и выложила аптечку на самое видное место.
Запас медикаментов в ней, конечно, не радовал глаз медика своим разнообразием и представлял собой стандартный набор: успокоится, не обосраться, прости меня господи за язык мой скверный, и попытаться убить мигрень простым аспирином. Но даже такой минимум лучше, чем совсем ничего. Плюс тут есть бинт, зелёнка и перекись с линементом сентамецина. Моя душа была почти спокойна за жизнь и здоровье новоявленного квартиранта и ни капли не переживала о предстоящей ночёвке Жмура в гордом одиночестве в моей квартире.
Не уверена на сто процентов, но по крайне мере относительно готова морально к возможным последствиям. Главное, что б пожара не случилось. А то больно у меня соседи снизу ентиресные проживают, с пристрастиями к золотой лепнине и серебряному унитазу. И если я их затоплю, боюсь, придётся заняться подпольной торговлей органами или ещё какими-нибудь извращениями, дабы всё оплатить!
На работу мне нужно было к семи. Поэтому в полшестого я с руганью, красочными оборотами в адрес всех, кто успел мне насолить, носилась по комнате, стараясь ничего не забыть и одеться потеплее одновременно. Жмур только взглядом за мной следил, периодически отпуская комментарии. И я даже невольно радовалась тому факту, что корейский не знаю и понятия не имею, что там думает по поводу моих прыжков и скачков недавний труп. Но всё равно сделала мысленную пометку обязательно, потом припомнить и ехидное выражение глаз, и иронично вскинутые брови и пропитанные добродушным сарказмом слова.
И только стоя в коридоре и натягивая шапку, я запоздала вспомнила о самом главном. Похлопав себя по карманам и не найдя телефона, заглянула в комнату:
— Товарищ труп, ты моё бедное средство связи не видел? И кстати, у меня тут нарисовался профессиональный костолом… В смысле травматолог. Хочешь, приглашу его тебя посмотреть?
На меня посмотрели цепко, собранно, настороженно. Жмур рассеянно взъерошил волосы на затылке, нахмурившись и как-то даже… Заледенев, что ли. Я озадаченно мотнула головой и ущипнула себя за щёку, дабы удостовериться, что мне не показалось. Вот только этот пронизывающий взгляд прожжённого дельца, привыкшего воротить огромными деньгами (посчастливилось как-то познакомиться с такими личностями и да, это было в морге) испарился до того, как я успела озадачиться наконец-то вопросом, кто ж такой мой таинственный недо труп.
Вместо него, взгляда в смысле, на лице Жмура вновь было открытое, дружелюбное выражение и мягкая, ласковая улыбка, которая, по неведомой мне причине, казалась личной и предназначенной только для меня одной. Наверное, именно из-за неё я не стала задавать лишних вопросов и просто взяла протянутый мне телефон, настойчиво мигавший оповещениями.
— Знаешь, Жмур, — задумчиво протянула, проверив сообщения и список пропущенных. Среди них затесалось несколько сообщений от Эльзы, Веньки и даже Димыча. А ещё были завуалированные комплименты от Василия, приправленные порцией смайликов. — По ходу ты у меня, сам того не зная, стал талисманом на удачу… Иной причины, дабы пояснить, с чего бы у меня решила наладиться личная жизнь я просто не вижу. И насчёт травматолога всё-таки подумай, недо труп. В конце концов, я тот врач, который примет тебя в любом виде и в любом состоянии, исключая живое, конечно же. И травмы это всё-таки не мой профиль.
Оторвав взгляд от дисплея, дабы посмотреть на своего подопечного, я невольно вздрогнула, вдруг обнаружив его рядом с собой. Жмур стоял в нескольких сантиметрах от меня, засунув руки в карманы пижамных брюк и разглядывал меня так, словно увидел что-то действительно интересное. Но в ответ на мои невольно вскинутые брови, только снова чему-то улыбнулся и…
Чмокнул меня в лоб. После чего помахал рукой и кивнул в сторону двери. Я только головой покачала в ответ, в который раз не найдя что сказать на действия своего личного зомби. И лишь у самого выхода, чертыхнулась, обернувшись и бросив через плечо:
— Тамагочи на тебе. Учти, от сердца и печени отрываю. Не дай бог помрёт животинка… Ну ты понял, что будет, да?
Ехидное фырканье было всё, что послужило мне ответом. Я бы может потребовала чего-то более существенного, для подтверждения, но глянув на часы тихо ругнулась, выбегая из квартиры. До начала смены оставалось всего лишь пятнадцать минут. И дабы не слушать вдумчивый бубнёж нашей звезды всея морга мне следовало поторопиться, дабы быть в морге до того, как заметят моё вопиющее отсутствие.
Задача, я вам скажу, не для хвоста, определённо!