Голубой вереск

Глава 14

Вздрогнув, Иэн проснулся от звука голосов и понял, что некоторое время спал. После ленча он присел в кресло перед камином в библиотеке, и, вероятно, его сморил сон — глубокий, без сновидений.

Через несколько секунд он вспомнил, что случилось и почему он здесь. Старею, поморщившись, подумал Иэн. Одна бессонная ночь — и он уже, как старик, дремлет у камина.

Он поспешно вскочил и пригладил волосы; в этот момент дверь открылась, и вошла Линетт, а следом за ней — герцог. Иэн не видел Линетт с утра, когда она достаточно холодным тоном сообщила ему, что они с Беатрис приглашены на ленч в замок Аркрэ.

Услышав эту новость, Иэн почувствовал облегчение. Он хотел быть с Мойдой, когда полиция привезет Хэмиша, и понимал, что Линетт — равнодушный и даже враждебный наблюдатель — будет здесь вообще ни к чему.

Глядя, как Линетт грациозно идет к нему по комнате, он был поражен ее красотой, как будто увидел впервые. И хотя ее идеальные черты и великолепный цвет лица не могли не вызвать его восхищения, Иэн знал, что для него это больше ничего не значит.

Как верно замечала его старая няня, когда в детстве люди хвалили его внешность, под кожей красота кончается. Он помнил, с каким шутливым видом она это говорила. Сейчас он был готов признать то, чего никогда не понимал в детстве, — что няня была права. Красота Линетт была именно такой — внешней, поверхностной.

Но он мог лишь корить себя за то, что не обнаружил этого раньше. Подобно девятнадцатилетнему юноше, он был сражен наповал ее красотой, и ему казалось, что он готов провести в ее обществе всю свою жизнь, слушая ее банальности и презирая ее за пустоголовость.

Чувствуя раскаяние и стыдясь своей глупости, Иэн поприветствовал Линетт с таким воодушевлением, которое, однако, было далеко от выражения его истинных чувств.

— Я все думал, когда ты вернешься, — сказал он. — Я скучал по тебе. Что ты делала? Хорошо ли провела время?

Линетт подошла к Иэну, но вместо того, чтобы посмотреть на него, повернулась к герцогу и жестом, который был одновременно элегантен и эффектен, произнесла:

— Скажи ему, Арчи!

Иэн выжидающе взглянул на своего кузена, но герцог, казалось, онемел и выглядел еще более смущенным и невзрачным, чем обычно. Он как будто уменьшился, голые колени под килтом плотно прижаты друг к другу. Арчи дергал себя за усы, а голубые, водянистые глаза словно вылезали из орбит, что, впрочем, случалось всегда, когда он бывал чем-то взволнован.

— В чем дело? — через некоторое время спросил Иэн.

Линетт торопливо вскрикнула:

— Арчи! Ты обещал!

Герцог с трудом обрел дар речи.

— Трудно об этом говорить, — пробормотал он.

— Так в чем же дело? — недоумевал Иэн.

Он посмотрел на Линетт, потом на герцога, потом снова на Линетт.

— Что случилось? — с опаской спросил он. — Неужели снова пропал твой голубой вереск?

Эти слова вызвали у герцога словоохотливость.

— С вереском все в порядке, — торопливо произнес он. — Успех! Несомненно. Замок осаждают фотографы. Мы с Линетт выскользнули через заднюю дверь.

— Зачем? — поинтересовался Иэн. — Я думал, тебе нравится подобное внимание.

— Линетт сказала… — начал было герцог, но сама Линетт перебила его.

— Арчи! Скажи ему! — нетерпеливо проговорила она.

Воодушевление герцога, столь очевидное, когда тот говорил о голубом вереске, казалось, вновь покинуло его. Он переминался с ноги на ногу, а затем, нещадно дернув себя за усы, выдавил:

— Видишь ли, старина. Прости, что так вышло.

Он резко замолчал.

— Что-то я вообще ничего не понимаю… — начал было Иэн, но к нему повернулась Линетт.

— Ну ладно, если этого не скажет Арчи, — заявила она, — значит, придется мне. Мы собираемся пожениться. Прости, Иэн, но я сильно сомневаюсь, что мы с тобой будем счастливы вместе.

На мгновение дар речи утратил и сам Иэн. Казалось, никакие слова не в состоянии выразить его чувства, его удивление. Затем он заметил в очаровательных глазах Линетт почти презрительное выражение и понял — она надеялась, что он почувствует себя обиженным, несчастным, задетым и расстроенным.

Он оскорбил ее, уязвил ее самолюбие, и она никогда не простит ему этого. С ее стороны это была месть, ведь он пренебрегал ею, предпочел ее обществу общество Мойды и детей. Но Иэн знал и то, что Линетт никогда бы не объявила ему о своей помолвке с герцогом, не найди тот свой драгоценный горшочек с голубым вереском.

Для тщеславной Линетт этого было более чем достаточно — известность, всеобщее внимание и мысль о том, что голубой вереск принесет своей владелице кучу денег, а заодно и титул герцогини. И все же она была так красива, что было трудно представить ее женой Арчи, пусть он и герцог.

На мгновение Иэн подумал, а не расстроить ли ему этот брак. Он вспомнил, как губы Линетт трепетали под его поцелуями, как она прижималась к нему, как у нее учащалось дыхание. Он мог поклясться, что она по-своему любила его, но одной любви ей было недостаточно. Ей хотелось намного большего, чем Иэн мог предложить ей.

«Нет! Не делай этого! Ты не можешь вот так себя продать!» — хотелось выкрикнуть ему. Но он знал, как глупо прозвучат его слова и как мало они подействуют. Линетт решила стать герцогиней, и она, несомненно, добьется успеха. Из нее получится невероятно красивая герцогиня.

— Будет хорошо смотреться в тиаре, — неожиданно заявил герцог.

Он как будто прочитал мысли Иэна.

— Ты абсолютно прав, — согласился Иэн.

— Я знаю, что дурно поступила с тобой, — мягко произнесла Линетт, — но ты должен меня простить. И мы все равно обязаны остаться друзьями. Обещай, что ты и дальше будешь помогать Арчи и заботиться о нем.

Иэну хотелось захлопать в ладоши. Линетт говорила правильные вещи, как примерная герлскаут. У нее это хорошо получалось, подумал он. Она будет замечательно открывать и закрывать благотворительные ярмарки — в такой же чудесной манере — и завоюет всеобщее расположение своей неподдельной искренностью.

И хотя Иэн знал — она играет роль, ему захотелось подыграть ей.

— Конечно, мы всегда будет друзьями, — сказал он. — Надеюсь, вы с Арчи будете счастливы вместе.

Традиционным жестом Линетт сняла со среднего пальца правой руки кольцо — голубовато-белый бриллиант, — подаренное Иэном к помолвке. Она бы надела его на нужный палец чуть позже, после официального объявления о помолвке.

— Как жаль расставаться с ним, Иэн, — пробормотала она; несомненно, эти слова ее были искренни.

— Можешь оставить себе, — торопливо ответил Иэн. — Пусть это будет моим первым подарком к твоей помолвке.

Глаза Линетт засияли.

— Правда? — спросила она. — Спасибо, дорогой, ты всегда такой щедрый.

Встав на цыпочки, она поцеловала его в щеку. Иэн почувствовал тепло ее нежных губ. Он почувствовал, что для него этот поцелуй значит не больше, чем если бы его поцеловала старая миссис Маккэй.

— Не обижайся, Арчи, что я поцеловала Иэна, — застенчиво обратилась Линетт к герцогу. — Это всего лишь знак благодарности за то, что Иэн так добр ко мне и к тебе — к нам обоим.

— Рад, что все в порядке, — сказал герцог.

Арчи постепенно перестал нервничать и даже стал казаться выше ростом. Уверенности в себе у него явно прибавилось.

— Думаю, нам нужно это событие отпраздновать, — сказал Иэн. — Кстати, где мама?

— Она осталась в деревне. За ней приедет машина. Она хотела позвонить… — Линетт заколебалась.

— …родственникам и сообщить им новость, — с усмешкой закончил фразу Иэн.

— Верно, но как ты догадался? — спросила Линетт.

— Я очень давно знаю свою мать, — ответил он.

Дверь открылась, и в ожидании дальнейших распоряжений вошел дворецкий.

— Бутылку шампанского, пожалуйста, — сказал Иэн.

— Слушаюсь, сэр.

Дверь вновь закрылась, и Линетт протянула руки герцогу:

— Дорогой Арчи, Иэн был так добр, и мы можем прямо сейчас объявить о нашей помолвке — если хочешь, завтра. Более того, мне в голову пришла замечательная мысль. Подружки невесты будут одеты в голубые платья — под цвет твоего вереска, и они могут нести букеты белых орхидей и белый вереск — на счастье. Это будет сенсация, правда?

— Отличная идея, — одобрил герцог. — Об этом будут долго говорить.

— Я так и подумала, — сказала Линетт. — Причем не только о голубом вереске, но, конечно же, и о нас — очень, очень долго. О ведь что касается прессы, важна каждая мельчайшая деталь.

— Полезная вещь пресса, — заметил герцог.

Иэн с трудом подавил желание громко расхохотаться. Как они подходят друг другу! Оба необычайные эгоисты, оба не способны думать о чем-либо, кроме себя… а он, наконец, свободен!

Эта мысль осветила его разум, подобно ослепительной вспышке, сверкая там, где раньше была лишь тьма. Он был свободен — свободен, чтобы поведать Мойде о своей любви; свободен искать единственную женщину, которая значит для него больше, чем кто-либо значил за всю его жизнь.

Мойда! Он хотел пойти к ней прямо сейчас, не теряя времени, разрушить стоявшие между ними преграды, однако понимал, что из вежливости должен выпить за здоровье Арчи и Линетт.

Иэн нетерпеливо взглянул на дверь. Шампанское все никак не несли. Он неосознанно нахмурился и тут же понял, что Линетт заметила его выражение лица и истолковала по-своему. Она нежно дотронулась до его руки.

— Я знаю, что ты думаешь, — тихо проговорила она. — Поверь, я сама не рада, что мне пришлось тебя обидеть. Если бы я смогла выйти замуж за вас обоих — я была бы самой счастливой женщиной во всем мире.

— Не думай об этом, — сказал ей Иэн. Он знал, что она искренне считала его уязвленным, но не желающим подавать виду.

Принесли шампанское, и необходимость в словах отпала сама собой. С громким хлопком бутылка была открыта, стаканы наполнены и поставлены на серебряный поднос.

— Спасибо, больше ничего не нужно, — сказал Иэн дворецкому.

— Простите, сэр, но вы видели записку на вашем столе? — спросил дворецкий. — Я принес ее немного раньше, но вы спали.

— Записку? — удивился Иэн. — От кого?

— От мисс Макдональд, сэр.

— Она передала через вас записку для меня? — поинтересовался Иэн.

— Да, сэр. Перед тем, как уехать. Я сразу же ее принес, но не хотел вас будить.

— Мисс Макдональд уехала? — спросила Линетт. — И дети тоже?

— Да, мисс. Они собирались сесть в Броре на дневной поезд.

— Это и впрямь замечательная новость! — воскликнула Линетт. — Теперь комнаты свободны, и мы можем пригласить Фезерстоунхогсов. Твоя мать хотела позвать их, но не знала, где их разместить.

Она обращалась к Иэну, но после того, как дворецкий сообщил об отъезде Мойды, он не слышал ни единого слова Линетт.

Иэн быстро подошел к большому письменному столу возле окна. Поверх стопки прочих писем и бумаг лежала записка. Ему никогда не доводилось видеть почерк Мойды, но Иэн чувствовал, что узнал его — он был такой индивидуальный, не похожий на почерки других.

Не обращая внимания на болтовню Линетт, Иэн разорвал конверт. Внутри было письмо и еще один конверт, поблекший и пожелтевший от времени. С неведомой ему доселе опаской Иэн прочитал записку Мойды.

Сегодня я уезжаю и забираю с собой детей. Из прилагающегося здесь письма вы поймете, как я ошибалась. Я нашла это письмо в Библии вашего двоюродного деда.

Прошу простить меня за все, что я сказала и сделала, и, если можно, забыть.

Спасибо за вашу доброту прошлой ночью. Хэмиш ничуть не пострадал после своих приключений.

Искренне ваша,

Мойда Макдональд.

Иэн прочел письмо дважды; затем посмотрел на старый конверт и вынул оттуда письмо. Вначале он взглянул на дату. Письмо было написано в 1890 году его дедом Ангусом Маккрэгганом своему брату Дункану. Вначале там говорилось о его помолвке с Элизабет, дочерью герцога Аркрэ, затем Ангус писал, что перед тем, как жениться, хочет сообщить брату то, о чем не осмеливался рассказать кому-либо из родственников. Он просил Дункана о помощи, если вдруг с ним что-то случится.

Затем Ангус Маккрэгган писал о своей любви к Уле Хольм. Он рассказал, как однажды встретил ее случайно, затем преднамеренно, как он умолял ее убежать с ним и как она в конце концов согласилась. Он не единожды просил ее стать его женой. Он любил ее так, как невозможно любить кого-либо другого, и до самой его смерти она будет занимать главное место в его сердце.

Ангус верил: останься она в живых — и он убедил-таки бы ее выйти за него замуж. Но она отказывалась даже тогда, когда ожидала ребенка. Она ясно осознавала разницу в их социальном положении, и хотя Ангус сделал все, чтобы заставить ее изменить свое мнение, Ула была непреклонна.

Она была готова выносить его сына, но не собиралась брать его фамилию и не хотела, чтобы он представил ее своим друзьям и родственникам.

Мы были счастливы так, что невозможно описать словами, писал Ангус Маккрэгган, и потому, что я так горячо ее любил, для меня немыслимо жить в одиночестве наедине с моими воспоминаниями.

Затем Ангус писал о том, что предпринял для сына Малкольма. Его воспитают добрые люди, и будет сделано все необходимое, чтобы он был счастлив и получил достойное образование.

Если вдруг со мной что-нибудь случится, я обращаюсь к тебе, Дункан, чтобы ты выполнил это священное обязательство. Малкольма нужно обеспечивать, но таково было желание Улы, что ребенок не должен знать, кто его отец, и я обязываю тебя уважать ее желание. Сам я буду выполнять все, что она мне поручила.

Это было длинное письмо. Иэн медленно прочитал его, затем положил обратно в конверт и вновь взял письмо Мойды. Неудивительно, что это явилось для нее шоком, подумал он. По крайней мере это было достоверным доказательством того, что он, Иэн, — законный наследник на титул главы клана и на замок Скейг. И все же он пожалел о том, что не сам нашел это письмо; он смог бы подготовить ее к краху ее идей относительно несправедливости и предательства.

Интересно, почему же двоюродный дед Дункан никогда не говорил с ним об этом? Наверняка старик ждал подходящего случая; верил, что когда война закончится, внук вновь приедет в Скейг. Типично в его духе, подумал Иэн, — положить письмо в фамильную Библию, а не среди документов.

В этот момент куда важнее не беспокоиться из-за письма, а найти Мойду. Вдруг Иэн осознал присутствие в комнате Линетт и герцога и понял, что они здесь не к месту.

— Мне нужно идти, — сказал он. — Когда мама вернется, скажите ей, что, если я не приеду к ужину или даже задержусь до утра, пусть она не беспокоится.

— Куда ты собрался? — удивленно спросила Линетт.

Иэн посмотрел на нее, и внезапно на его лице появилась хитрая улыбка.

— Это мне скажет джентльмен в билетной кассе, — ответил Иэн, и прежде чем Линетт получила возможность выразить еще большее удивление, вышел из комнаты. Ему хватило нескольких минут, чтобы собрать чемодан и подогнать машину к центральному входу. Некоторое время назад с моря принесло легкий туман, но сейчас, когда Иэн отъезжал от замка, выглянуло солнце, и освещенные его лучами вершины предстали пред ним во всей своей красе, словно он увидел их впервые.

Наверно, это потому, что сердце его пело, подумал Иэн, пело от радости и счастья, от того, что он был свободен отправиться на поиски Мойды и сказать ей о своей любви.

Как Иэн и надеялся, клерк в билетной кассе Броры запомнил симпатичную черноволосую девушку, которая взяла на дневной поезд один взрослый билет и два детских.

— В Эдинбург, сэр, — вот куда они поехали.

— Так я и думал. Большое вам спасибо.

— Им, конечно же, придется делать пересадку в Инвернессе, — крикнул ему вслед клерк, но Иэн уже спешил к своей машине.

Он Бел автомобиль на большой скорости, но все же осторожно и умело, избегая ненужного риска.

По пути Иэн подумал, что ему следовало это предвидеть — даже не найдя письма, написанного его дедом, Мойда могла решить покинуть замок. Он знал, что ее враждебность к нему испарилась — можно было догадаться, что она сочтет невозможным оставаться в Скейге, когда она больше не чувствовала себя борцом за справедливость.

Сейчас он корил себя за то, что упустил ее из виду; но когда дворецкий сказал ему, что ленч готов, он попросил, чтобы Мойду и детей позвали поесть вместе с ним. Однако девушка ответила, что они уже поели и теперь отдыхают.

Ему хотелось увидеть Мойду, поговорить с ней, предложить погулять вместе после обеда, но он подумал, что с его стороны эгоистично беспокоить ее. Ведь после бессонной, беспокойной ночи Мойде нужно как следует выспаться.

Но вышло так, что, пока он спал, Мойда и дети покинули замок, а у него не было и малейшего представления об их намерениях. Сейчас, сидя за рулем своей большой и быстрой машины, Иэн чувствовал себя отдохнувшим и бодрым.

Один раз он сделал остановку; пока машину заправляли бензином, он купил в местном кафе сандвич и кружку пива. В восемь часов он остановился возле телефона-автомата и позвонил в Глазго Долли Дарэм, в театр «Империя». Иэн рассчитал время с необычайной точностью. Долли была в театре, у себя в гримерной.

— Слушаю. Кто это? — Голос актрисы был глубоким и сердечным. Даже на расстоянии Иэн ощутил жизнерадостность этой женщины.

— Это Иэн Маккрэгган, — ответил он. — Вы меня помните?

— Еще бы вас не помнить, после того как в прессе наши имена оказались рядом, — рассмеялась она. — А как там Мойда?

— Из-за нее я и звоню, — ответил Иэн. — Сегодня она уехала из замка в Эдинбург и забрала с собой детей. Я не представляю даже, куда именно она собралась.

— Правда, что ли, уехала? — спросила Долли, и Иэн услышал в ее голосе любопытство.

— Послушайте, мисс Дарэм — или мне следует называть вас миссис Макдональд, — я люблю Мойду и хочу попросить ее стать моей женой.

— Молодец! — воскликнула Долли, а затем, тихо, уже не сценическим, а обычным своим голосом добавила: — Я рада. Очень, очень рада за вас. Вы мне понравились, и когда Мойда была здесь, мне показалось, что она как-то изменилась. Не то чтобы я заметила что-то конкретное, но теперь я знаю — это из-за того, что она влюблена. Заботься о ней и сделай ее счастливой. Она этого достойна.

— Знаю, — ответил Иэн, — и обещаю, что главным в моей жизни всегда будет забота о Мойде. — Он на мгновение замолчал, а затем добавил: — Но я ее потерял. Где же можно ее найти?

— Я дам вам ее адрес в Эдинбурге, — сказала Долли Дарэм. — 93, Кинг-Джордж-стрит, но если с ней дети, она туда не пойдет. Это студенческое общежитие, с детьми туда не берут.

— Значит, она остановилась в гостинице? — с замиранием сердца спросил Иэн. В Эдинбурге множество гостиниц.

— Лично я полагаю, что она отправится в Замок, — решила Долли Дарэм. — Тамошняя смотрительница — ее подруга. Если Мойда встревожена или у нее неприятности, она идет к миссис Кэмпбелл. В любом случае подруга наверняка знает, где Мойда.

— Спасибо, — сказал Иэн. — Огромное вам спасибо. Пожелайте мне удачи!

— Какие могут быть вопросы, голубчик. Желаю всего, что вы сами себе желаете, — ответила Долли, вновь возвращаясь к своему сценическому образу, но Иэн знал, что ее слова искренни, а сердце у нее золотое.

Он поспешил к машине. Замок Холируд — вероятно, это и вправду самое подходяще место для их встречи, где они дадут друг другу клятву верности. Иэну казалось, что не было ничего невероятного в том, что дочь Мердо Макдональда воспитывалась в замке Холируд.

В течение столетий эта твердыня являла собой воплощение духа Шотландии. Изменяясь со временем, несмотря на свою древность, сейчас это был дворец, достойный молодой, прекрасной королевы.

Полный воспоминаний, замок этот мог служить стандартом и образцом молодости страны. Дворец, в котором на протяжении столетий обитали любовь и красота, в котором слышались смех и слезы, счастье и печаль, дворец, готовый к завтрашнему дню, открытый будущему, хотя и хранящий прошлое.

Пересекая Фирт-оф-Форт на пароме, Иэн ощутил прилив бодрости. Сквозь дымку виднелся островок Инчгэрайр, где один из его предков помогал владельцу строить крепость для защиты от захватнических набегов английских пиратов. Принц Чарльз во время Дунбарской кампании посещал этот остров и осматривал его оборонительные сооружения, но со временем крепость разрушилась, а обломки были использованы при строительстве моста через Форт — инженерного чуда современности.

Проехав пару миль по дороге, Иэн увидел крыши и шпили Эдинбурга, а высоко над ними — стены замка, залитые лунным светом. Город под звездным небом был так красив и величествен, что Иэн внезапно почувствовал гордость за то, что он шотландец и сейчас находится в столице своей родной страны.

Затем он подъехал через старую часть города к замку. Проехав через огромные чугунные ворота Кэнонгейта, Иэн оказался у боковой двери. Выйдя из машины, он почувствовал, что, вопреки своим ожиданиям, ничуть не устал, проведя несколько часов за рулем, ведя машину на бешеной скорости. Наоборот, его охватило возбуждение и радостное волнение.

Неожиданно Иэн ощутил, что перестал быть опытным, умудренным жизнью человеком. Он больше никакой не дипломат, не бригадир, ни глава дюжины международных миссий. Он был обыкновенный влюбленный мужчина, что ищет единственную в мире женщину, которую хочет сделать своей женой.

Миссис Кэмпбелл оказалась полной, улыбающейся и седой.

— Да, Мойда Макдональд здесь, — ответила она на вопрос Иэна. — Она рассказала мне, как вам пришлось поволноваться прошлой ночью, когда искали Хэмиша. Дети только что улеглись в кровать, надеюсь, уже заснули. А Мойда пошла в королевские покои.

— С ней все в порядке? — Этот вопрос сам сорвался с губ Иэна.

Миссис Кэмпбелл с серьезным видом кивнула:

— Когда она сюда приехала, то была очень бледная и печальная. Очень беспокоилась из-за того, что уже поздно, а ей с детьми некуда деться. Я ей сказала: «Завтра утром что-нибудь придумаем, а пока оставайся у меня. Может, здесь и не слишком уютно, но по крайней мере тепло и есть крыша над головой».

— Спасибо за вашу доброту, — улыбнулся Иэн.

— Я пойду и скажу ей, что вы здесь, — сказала миссис Кэмпбелл, и Иэн догадался, что смотрительница поняла причину его визита.

— Одну минутку! — воскликнул Иэн, когда она уже выходила из комнаты. — Можно я найду ее сам?

Миссис Кэмпбелл с удивлением посмотрела на него:

— Вы же не будете ее расстраивать? Мне кажется, она уже и так страдает.

— Обещаю, что не буду. Просто мне ужасно интересно посмотреть на ее выражение лица, когда она меня увидит. — Иэн надеялся по глазам Мойды прочесть, любит она его или нет. Ее взгляд скажет ему больше всяких слов.

Иэн чувствовал, что просто не имеет права быть неискренним или в очередной раз обмануться, поверив в любовь только потому, что прекрасные губы прошептали ему эти слова. Линетт говорила, что любит его, но разве то была настоящая любовь? Он верил ей, забыв о том, что слова далеко не всегда способны передать то, что у человека на сердце.

Любовь — что это значит? Такое маленькое слово — или такое огромное — в зависимости от того, какой смысл в него вкладывать.

«Я люблю тебя» — что еще более значительное могут сказать друг другу мужчина и женщина? И оно же могло значить не больше, чем бокал шампанского, который дарит мимолетную радость.

На этот раз он должен знать правду. И если Мойда не любит его так, как любит ее он, их счастье обречено с самого начала. Иэн в который раз в душе проклинал свое богатство и положение в обществе. Они смущали его еще в школьные годы и были не столь полезны, сколько обременительны. Деньги, титулы, владения — что они в действительности значат? Что еще имеет значение, если мужчина и женщина любят друг друга, а их чувства — это часть божественного замысла. Нет, он должен знать правду о себе и о Мойде. Иэн чувствовал, как в карманах пальто невольно сжимаются и разжимаются его кулаки. Миссис Кэмпбелл улыбалась ему.

— Вы найдете Мойду в апартаментах королевы Марии, — сказала она. — Смотрите, я покажу вам, как вам туда добраться.

Она указала на старый план в рамке, что висел тут же в зале на стене. Иэн проследил за ее пальцем, пока она указывала ему путь.

— Спасибо. Уверен, что сумею найти, — наконец сказал он.

— Да благословит Господь вас обоих, — тихо пробормотала миссис Кэмпбелл.

Иэн вышел из уютной, светлой гостиной в коридоры, ведущие к центру здания.

Иэн быстро нашел чугунную лестницу, что вела в исторические апартаменты, и, пройдя через картинную галерею с портретами ста одиннадцати шотландских королей и увешанные гобеленами королевские апартаменты с позолоченными лепными потолками, подошел к лестничной площадке, что вела на третий этаж, где хранились воспоминания об утонченной красоте знаменитой шотландской королевы.

Тогда здесь, под окнами, пылали факелы и дикие северные голоса приветствовали девятнадцатилетнюю вдову. Сами комнаты, украшенные геральдическими знаками, с вышитыми накидками на креслах, казалось, были переполнены бурными страстями прошлого. Но все же в Холируде обитали не только предательство, горечь и насилие. Ощущались здесь и мужество, и надежда, и любовь. Для Иэна же — он быстро шагал через пустые комнаты, в которые через незашторенные окна лился лунный свет, — атмосфера дворца была наполнена любовью — юной, пылкой любовью тех, кто еще ни разу не разочаровывался, страстной и волнующей любовью тех, кого еще ни разу не предавали.

Если он никогда не знал этого раньше, сейчас понимал, что любовь — она вечная и неиссякающая, часть божественного провидения. Любовь в Холируде пережила смертные сердца, создавшие его, и продолжала жить.

Наконец Иэн нашел то, что искал. Мойда была в спальне королевы. Она застыла в оконной нише под старым потемневшим зеркалом, в котором когда-то отражалась красота Марии Стюарт. Но глаза ее были закрыты, а губы беззвучно шевелились в молитве.

Оттого, что любовь наделила Иэна небывалой интуицией и пониманием, он знал, чего просила Мойда. Она молила Бога, чтобы тот позволил ей встретить пустое, одинокое будущее с таким же мужеством, как и несчастная королева четыре века назад.

Комната была освещена, и на мгновение он молча остановился в дверях, глядя на девушку. Он увидел печальный изгиб ее нежных губ и крепко сжатые в молитве пальцы. Как будто почувствовав его присутствие, Мойда открыла глаза.

На секунду Иэну показалось, что выражение ее лица не изменилось; затем ее шею и подбородок залил румянец, потом щеки и лоб. Одной рукой Мойда схватилась за сердце, а другой потянулась к стулу, как будто она боялась потерять равновесие.

— Ты! — Она едва прошептала это слово, но теперь глаза ее расширились и засияли, а губы приоткрылись, и Иэн понял — как будто божественный голос сообщил ему это, — что она любит его.

— Почему ты здесь?

Вопрос не имел значения; самое главное — ее лицо озарилось счастьем. Его нетрудно было распознать, а румянец придал ей еще большую красоту.

— Почему ты сбежала?

Иэн хотел, не теряя времени на разговоры, заключить ее в объятия. И в то же время он наслаждался этим волшебным моментом — их глаза встретились, и он увидел, что она дрожит.

— Мне пришлось уехать, — тихо проговорила она. — Я чувствовала стыд и унижение. Я ведь была уверена, что мы имеем право вселиться в Скейг. Вы же верите мне, правда?

— Верю, — ответил он. — И у тебя действительно есть право жить там — абсолютное, несомненное право.

— Нет! Разве ты не читал письмо — то, которое я тебе оставила?

— Я прочитал его, — сказал Иэн. — И я рад, что ты его нашла. Но Скейг отныне твой, и не потому, что он принадлежит мне, а потому, что теперь я могу подарить его тебе, Хэмишу и Кэти… а также нашим будущим детям…

Его голос звучал негромко, но глубоко. Иэн медленно подошел к Мойде, взял ее руки и поднес их к своим губам.

— Мойда, я люблю тебя, — нежно произнес он. — Думаю, что ты уже это знаешь. Я люблю тебя и свободен сказать тебе об этом. Ничто не помешает нам быть вместе. Дорогая, давай поскорее поженимся, вернемся в Скейг, и пусть он станет нашим общим домом — настоящим домом, — где не имеет значения ничего, кроме любви.

Он ощутил, как задрожали ее пальцы в его руке. Мойда внимательно смотрела ему в глаза, слушая, что он говорит, словно пыталась убедиться, что это не сон, удивительный, невероятный сон, который прервется, стоит только открыть глаза.

— Я люблю тебя, — повторил Иэн. Он обнял Мойду и крепко прижал ее к себе. — Разве ты не собираешься ответить мне? — спросил он. — Разве ты не скажешь, что я не ошибся, что я нашел то, что искал, и что мы с тобой созданы друг для друга? Мойда! Я должен знать правду!

Затем ее напряжение исчезло, она вскрикнула и уткнулась головой в его плечо.

— Я боюсь, — прошептала она, — боюсь, что это сон. Ты и вправду говоришь, что любишь меня?

Он взял ее за подбородок и поднял ее лицо к своему.

— Мне повторить? — спросил он, но прежде чем она ответила, он накрыл ее губы своим ртом. Это был долгий поцелуй, которым, казалось, он вытянул всю ее душу и подчинил себе.

Они стояли прижавшись друг к другу. Казалось, они прошли через глубокие воды, чтобы друг друга найти. Затем Иэн еще крепче обнял возлюбленную, а ее руки обвили его за шею. Его поцелуи становились все более страстными и требовательными. Они оба ощущали, как пламя в их сердцах с каждым мгновением разгорается все сильнее. Оно бушевало, поглощая все их несчастья и унижения, и сияло — сияло счастливым, ослепительным светом.

Они были единым целым, мужчина и женщина, что соединились навеки в момент, выбранный для них рукой провидения. Через некоторое время Мойда пошевелилась в объятиях Иэна и заглянула ему в глаза. Ее собственные сияли, а лицо лучилось безграничным счастьем.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я люблю тебя, дорогой, всем сердцем.

На этот раз Иэн знал, что это правда. Он нашел свой голубой вереск, который столь многие ищут, но мало кто находит.