Гони из сердца месть

Глава восьмая Приз курильщику трубки

Гай лежал на кровати, закинув руки за голову. Рядом, уткнувшись носом ему в подмышку, лежала женщина. Стэйси. Руки затекли, Гаю хотелось поменять позу, но он не решался потревожить Стэйси. Как не решался он сделать и другое — убрать ее из своей жизни.

С одной стороны, она ему совсем ни к чему — у него есть жена, он любит Рамону и будет любить ее всегда. Даже странно думать об этом иначе.

С другой стороны, Рамона не хочет его, но Гай ничуть не сомневался: она его любит.

От нелепости сделанного вывода он неожиданно фыркнул, плечо дернулось само собой, голова Стэйси выпала из уютной норки.

Молодая женщина не проснулась, но недовольно засопела и снова попыталась пристроиться на прежнее место. Не удалось, потому что Гай опустил затекшую руку.

Со Стэйси он познакомился весной, когда отправился в Лондон потешить свое честолюбие. Впрочем, это было его любимым занятием в течение всей жизни, Гай ни от кого не скрывал его, а от себя в первую очередь. Он давно понял одну важную, как он считал, истину: для того чтобы быть довольным жизнью, надо дробить цели. Не стоит ставить перед собой одну глобальную задачу и идти к ней, упираясь всеми четырьмя лапами, как говорил его отец, легкий человек, самый настоящий француз по духу. Он гордился собой и, отправляя сына учиться в Англию, смеялся:

— Сынок, я уверен, эти скучные англичане тебя не изменят. Даже если бы меня окунули в холодную воду пролива и протащили по ней до самой Англии, я выпил бы нашего прекрасного вина на их берегу и крикнул: «Да здравствуют легкомысленные французы!» Это для того, чтобы задурить им голову и притупить их бдительность. — Он подмигнул сыну. — Они так думают с нас, ну и пускай себе думают, но мы-то знаем, что на самом деле англичане легкомысленные.

— Почему, папа? — Сын с интересом взглянул на отца.

Отец приставил руку лодочкой к губам и тихо, будто не хотел, чтобы их кто-то услышал, признался:

— Потому что они в это верят. А доверчивые — всегда легкомысленные.

Итак, дробить цель, объяснял себе Гай, означает ставить перед собой цели помельче — достигнуть их проще, но каждую победу принимать, как настоящую. А победа, как известно, греет сердце, позволяет самому себе, а стало быть, и окружающим, относиться к тебе как к победителю. Победы нужны каждый день.

— Где их столько взять? — обычно спрашивала Рамона, прерывая стройное течение его мыслей.

— Очень просто. Надо превратить в победы даже свои поражения.

Рамона качала головой.

— Только французы способны рассуждать так легкомысленно, Гай.

Он, следуя своему принципу превращать поражения в победы, не настаивал, чтобы Рамона придерживалась столь позитивного взгляда на жизнь.

Теперь же Гай думал: а может быть, зря. Иначе сейчас со мной рядом лежала бы не эта куколка, а любимая жена — Рамона.

Весной они совсем перестали понимать друг друга. Гай не поверил бы, если бы кто-то сказал ему, что сдержанная Рамона способна перебить всю столовую посуду в крошку — да-да, в крошку, она еще каблуком ботинка давила крупные осколки японского фарфора, причем с такой яростью, словно это гусеницы-плодожорки, которых она собирала в саду с любимой яблони сорта грэнни-смит.

А в чем причина такого гнева? В пустяке. Он пригласил ее поехать с ним в Англию на чемпионат мира по курению трубок.

— Я не хочу видеть сборище идиотов! — кричала Рамона, и на ее шее некрасиво вздулись жилы.

— Ты считаешь, что замужем за идиотом? А как назвать ту женщину, у которой муж идиот? — пытался Гай перевести все в шутку.

Но Рамона не слушала, она выплескивала накопившее внутри негодование:

— Вот если бы женщины собрались на всемирную сходку по закручиванию волос на бигуди, что кричали бы мужские газеты?

— Но ведь и у вас бывают сходки — парикмахерские, кулинарные, показы одежды…

— Разве ты не знаешь, что все это устраиваете вы! Причем себе в угоду! Показ нижнего белья! Кто его организует? Кто на нем присутствует? Мужчины!

— Но среди участников нашего трубочного конкурса должны быть и дамы. В нас нет никакого мужского шовинизма. Мы открыты для всех… Я видел список участников. Ты могла бы…

— Нет, не могла бы! Поезжай куда хочешь! Я больше не могу тебя выносить! Я больше не могу никого выносить!..

Каждую фразу Рамона завершала грохотом тарелки, осколки вылетали в открытое окно кухни, и Гай радовался, что оно выходит в сад, а не на соседний дом. Даже в подобной ужасной ситуации он нашел то, чему можно порадоваться, и за это искренне похвалил себя.

Рамона рыдала весь вечер, Гай пытался отпоить ее любимой минеральной водой «перье», потом красным бордо, но Рамона рыдала так безутешно, будто не собиралась когда-нибудь остановиться. Тогда он принес стаканчик текилы. Рамона выпила ее и заснула.

Гай уехал, поскольку уже внес довольно приличную сумму за участие в чемпионате. Рамона не провожала его.

В Лондоне, в холле дорогого отеля, Гай увидел молодую женщину и не поверил своим глазам. Она стояла возле высокого стрельчатого окна, на ней был брючный костюм цвета мокрого асфальта. Такой костюм был у Рамоны, она купила его в Париже. Женщина была такого же роста, как Рамона, и светлые волосы до плеч, как у нее.

На долю секунды Гай самодовольно допустил, что жена решила устроить ему сюрприз и приехать. Он уже приготовился кинуться к ней, но… остановил себя.

Да, Рамона могла так поступить, удивить его, но… давно. Кстати, после того как они поженились, поначалу Гай тушевался от ее непредсказуемости, он списывал ее неожиданные поступки на мексиканскую кровь, которой пусть в Рамоне и немного, но даже незначительная ее доля стоит многих литров чистой европейской крови.

Однажды она потрясла его — села на свой МЭК и укатила к Фрэнку! Как он тогда метался по городу! А когда она вернулась, между ними произошла бурная сцена. Рамона кричала, что ей душно сидеть в четырех стенах, что Фрэнку понадобился механик. Выяснение отношений конечно же закончилось постелью. А ведь тогда у них уже был Патрик…

Женщина отвернулась от окна, и Гай испытал легкое разочарование — у нее светлые глаза, а не карие, как у Рамоны, и рыжеватые брови, а не черные, как у его жены. Но тут же улыбка расползлась по лицу Гая, он ничего не мог с собой поделать. Он шагнул к незнакомке и сказал:

— Какая неожиданность, вы так похожи на мою жену!

Она засмеялась.

— Странно слышать такое признание. Обычно мужчины под пыткой не признаются в том, что женаты.

— О, смотря что вы называете пыткой. Бывает сладкая пытка, под которой вообще забываешь, кто ты такой и как тебя зовут…

— Но вас зовут Гай Гарнье. — Стэйси Вулфенсон, а это была она, улыбнулась.

— Верно.

— Я должна вас отметить в списке.

Стэйси была не участницей чемпионата, а всего-навсего сотрудницей оргкомитета. Она направилась к столу, а Гай не отрываясь смотрел ей вслед. Прямая спина, тонкая талия, аккуратные бедра, как раз такие, как у Рамоны… Он почувствовал нестерпимое желание, Рамона ведь давно не подпускала его к себе.

— Вы не участвуете в чемпионате? — спросил он хрипловатым голосом, хотя ответ уже знал.

— Нет, меня наняли поработать. — Она подняла голову и посмотрела на него, улыбаясь.

Кажется, она умеет читать по лицу, подумал Гай. Или по телу? Он выдвинул правую ногу вперед, одергивая спереди пиджак.

— Но вы, надеюсь, поклонница трубок?

— Я люблю разные… трубки.

Незнакомка окинула его взглядом, и Гай едва не расхохотался. Костюм его жены, фигура его жены, даже овал лица Рамоны. Но взгляд… Взгляд опытной женщины. У Рамоны, которая старше ее лет на двадцать, куда невиннее.

— Я тоже, — сказал Гай. — Вы станете за меня болеть?

— Хотите получить приз?

— Да кто же не хочет?

— Вы получите свой приз, непременно. — Она вплотную подошла к нему. — Я обещаю…

Сейчас Гай лежал в постели со Стэйси. Получение приза растянулось — и даже слегка надоело.

Это началось в Лондоне, потом прервалось на время поездки Гая домой, где он снова убедился, что с Рамоной не все в порядке. Он собирался застать дома сына, пригласить его в Париж в конце лета — Гай хотел приобщить его к винному делу уже в этом сезоне. Но Патрика дома не оказалось.

— Он уехал? — изумился Гай. — А как же виноградники?

— Ему лучше в омут головой, чем сидеть со мной дома, — бросила Рамона. — Он улетел на Сейшелы.

— Вы поссорились?

— Нет. Я вообще ни с кем и никогда не ссорюсь. Разве ты не знаешь?

Вспоминая эту фразу, Гай вдруг понял то, на что его навел Уильям: гораздо легче жить в ладу с собой тем людям, которые умеют ссориться. Они избавляются от внутреннего напряжения в стычке с другими. Конечно, они сбрасывают свое напряжение на других, но зато освобождаются сами. Уж лучше бы Рамона ссорилась, думал Гай.

Он посмотрел на часы, которые лежали на тумбочке возле кровати. В Сакраменто сейчас глубокая ночь. Может быть, он дозвонится до Рамоны?

Гай тихо выбрался из постели, прикрыв Стэйси невесомым пуховым одеялом, и пошел в гостиную. Он снял трубку, долго нажимал на клавиши, пока наконец не услышал длинные гудки, щелчок и ровный голос Рамоны: «Вы позвонили… Оставьте… Вам перезвонят…»

Это он слышал уже сто раз. Гай опустил трубку на рычаг и медленно подошел к окну.

Окно выходило на улицу Жака Оффенбаха. Короткая улочка, всего три дома. Номер его дома — один. Лучи мощного прожектора освещали глубокий котлован, на этом месте недавно стоял старый дом, его разрушили, над котлованом высился кран, стрела которого в отблесках света напоминала Гаю уменьшенную копию Эйфелевой башни. Ему вспомнилось, как в самый первый приезд в Париж, он повел Рамону в свою любимую кондитерскую, окна которой выходили на эту башню.

А если у Рамоны кто-то есть? И она отправила его подальше от себя, чтобы он не мешал ей? Гай почувствовал, что на этот раз ему трудно будет свое поражение превратить в победу.

Он вернулся в спальню, поднял с пола клетчатые «боксеры», натянул на себя и босиком пошел в кухню.

Эта старая небольшая квартира в шестнадцатом, достаточно дорогом, округе Парижа досталась ему от Поля, младшего брата отца, который грезил собственным сыном, но этой мечте не суждено было осуществиться. Он слишком любил балет, полынную водку — абсент, а также художников с Монмартра. Этот дом вообще не совсем обычный — на его фасаде висит мемориальная доска с именем какого-то славянского писателя. Очень часто сюда приходят люди фотографироваться на фоне дома. Гай всякий раз давал себе слово выяснить, в чем тут дело, — не далее как вчера, возвращаясь, он увидел такую пару. Говорят, человек, который жил на пятом этаже целых тридцать лет, писал о любви.

— Но что славянин понимает в любви? — вопрошал Поль и хохотал так, что толстые стены содрогались.

Гай включил чайник. Надо выпить чаю и все обдумать.

Внезапно ему стало нехорошо, лоб покрылся испариной. А что, если… если Рамона узнала о Стэйси?

Брось, да как она могла?! — одернул он себя.

Неважно как. Неисповедимы пути Господни. А если она тоже кого-то себе нашла? — снова вернулась к нему ужасающая мысль. Она молодая женщина, она… Он едва не задохнулся, представив себе, что его Рамона сейчас лежит в чужой постели. С чужим мужчиной. Как Стэйси в его постели. Они похожи, и какой же банальный поступок он совершил — заместил любимую жену похожей на нее женщиной.

Вместо того чтобы вернуть ее — от себя самой — к нему.

Это надо прекратить. Немедленно. И забыть об этом. Гай умел забывать — вычеркнуть из памяти, сказать себе: этого никогда не было. Вот и все.

Он кинулся в спальню, сдернул со Стэйси одеяло.

— Вставай быстро, детка. У тебя восемь секунд.

— Мы что, нанимаемся по контракту в армию? — проворчала она, пытаясь снова натянуть на себя одеяло.

— Нет, мы прерываем контракт.

— Прерываем? — Она нахмурилась. Потом ее брови расправились, а на губах заиграла улыбка. — Ловлю на слове. Та сторона, которая прерывает контракт, платит неустойку.

— Сколько? — спросил Гай, не желая тянуть время.

Стэйси сказала. Да, разумная женщина, даже слишком. Он, конечно, поставит ей партию бордо, как она хочет.

— Прошлого урожая, — быстро уточнил Гай. То был неудачный год, но англичане переживут.

— Согласна.

— Еще одно: мы никогда не встречались, мы вообще незнакомы. Ты меня поняла?

— Чудесно! — Она воздела руки к потолку.

Гай смутился.

— Тебе… тебе это было так неприятно? — Мужское самолюбие заставило его задать этот вопрос.

— О нет.

— Тогда — почему?

— Потому что у нас есть шанс познакомиться в будущем!

Гай чуть не застонал. Если он считает, что научился жить в ладу с собой и с жизнью, тогда что можно сказать об этой женщине?

— У нас не будет такого шанса.

Она улыбнулась, разрешая ему оставить за собой последнее слово.

Утром Гай собирался купить билет и лететь в Калифорнию.